Глава 72

После окончания фотосессии Ника распрощалась с Оксаной и заглянула в кабинет, портрет остался в холле. Отец работал с документами. Все там было как всегда — заваленный бумагами итальянский стол, высокое представительское кресло для отца, низкие стулья для посетителей и пафос, пафос, пафос. Хрустальной люстре куда лучше подошел бы холл или театр, шикарный мраморный камин не топили даже в день установки.

Вероника вдруг подумала, что он может оказаться бутафорией. Она вдруг представила, как разжигает поленья, а дым идет внутрь, клубами поднимается к потолку, как завоет пожарная сигнализация, прежде чем залить водой ее саму, папины бумаги, ковры и дорогущую мебель. Она едва не расхохоталась.

— Забери портрет, пожалуйста. Не хочу, чтобы его увидела Лена.

— Это она?

— Что?

— Она заставила тебя стереть память о маме?

Он закатил глаза.

— Что ты такое несешь?

Вероника подошла к столу вплотную и, глядя папе в глаза, повторила вопрос:

— Так это была она?!

— Нет.

— Тогда кто?

— Занеси портрет, потом поговорим.

— С места не сдвинусь, пока ты мне не ответишь!

Отец снял трубку внутреннего телефона:

— Ольга? Да, послушайте, у нас в холле на диване стоит портрет, занесите его в кабинет. Да, сейчас.

Вероника ехидно усмехнулась.

— Я не понимаю, что ты хочешь от меня.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне о маме. О том, почему ты отказывался говорить о ней, почему в доме нет ни одной фотографии.

— Зачем?

Ника нехотя отступила от стола и села.

— Потому что у всех была мама. У всех, кроме меня.

— У тебя есть Лена.

— Да-а? И насколько она меня старше? Лет на десять?

— На пятнадцать.

— Невелика разница! Лена годится на роль старшей сестры, но никак не матери.

Раздался короткий стук в дверь. Домработница принесла портрет.

— Спасибо, поставь сюда.

Вероника кивнула на стул рядом с собой. Отец закатил глаза, Ольга с любопытством глянула сначала на него, потом на нее, поскольку других распоряжений не последовало, поставила портрет на стул и ушла.

— Знаешь, сколько я всего передумала? Я думала, что мама умерла в родах. Что это я убила ее.

— Н-да…я и подумать не мог, что ты вообразить себе такое.

— А еще я думала, что это ты убил ее.

Отец наклонился вперед, опираясь локтями на бумаги на столе, несколько секунд он молча смотрел, прежде чем уточнить:

— Даже так?

— Да. Я много чего передумала.

— Что ты хочешь?

— Услышать от тебя правду.

Отец встал с кресла и предложил выпить, она отказалась, напомнив, что пьет ноотропы. Тогда он плеснул себе, немного, на самое донышко.

— Мне нечего тебе рассказать, дочка. Правда, нечего. Мы хорошо жили с твоей мамой. Но случилась эта ужасная катастрофа. Они разбились все вместе — жена и теща с тестем.

— Я знаю, нашла могилы.

Он кивнул и отпил глоток.

— Они были хорошими людьми. Но они погибли. Их больше нет, а я решил жить дальше. Ты за это меня упрекаешь?

— Нет. Ты не прав. Она есть, — Вероника указала рукой на свой нос, потом на нос женщины на портрете. — У меня ее нос. Возможно, у моих детей будет такой же. Во мне половинка ее ДНК. Ты понимаешь?!

— Чего ты от меня хочешь?!

«Действительно чего?»

Ника посмотрела на портрет незнакомой женщины. Чего бы она хотела? Кто знает? Вероника не могла прочесть выражения ее лица. Понять маму уже не получится. Но кое-что сделать можно.

— Я имею право на память о матери.

— Я не возражаю. Ты хочешь повесить портрет в холле?

— Нет. В бывшей детской.

На папином лице отразилось явное облегчение. Ему не хотелось объясняться с Леной. Стало противно. Вероника поднялась со стула.

— Знаешь что, папа. Ты меня совсем не понимаешь. И никогда не понимал. Поэтому отстань от нас с Сашей.

— При чем тут он?

— Он не при чем. При чем ты.

Она взяла портрет и вышла из кабинета.

Загрузка...