Дорога сна

Глава XIV. Рискованный шаг

Не бывает чудес на свете,

Но так хочется в миг бессилья

Хоть мгновение верить в ветер,

Что удачу несёт на крыльях,

В то, что будут пути другие,

В крепость рук и солёность пота,

В то, что самые дорогие

Вскачь летят из-за поворота

Эрени Корали — Мне приснилась старая сказка

В последнее время на Леона Лебренна свалилось столько событий, что он совсем перестал понимать, что происходит в этих диких, забытых Богом краях. Прежде всего, он уже давно подозревал, что никакой он не Лебренн, что у него другая фамилия, которую он предпочёл забыть, как и многое другое, что связывало его с прежней жизнью. Известие о том, что Аврора стёрла ему память, вызвало у Леона меньше изумления, чем должно было. Он как будто уже знал это — то ли о чём-то смутно догадывался, то ли сохранил остатки воспоминаний о первой встрече с Авророй. К ней Леон не испытывал ни неприязни, ни страха — только восхищение её красотой и благодарность за участие в его судьбе, к которым примешивалась, пожалуй, толика жалости. Аврора была совсем не такой, как колдуньи из сказок, — не древней старухой, скрывающейся за личиной прекрасной девы, а всего лишь молодой женщиной, печальной и тревожной, запутавшихся в собственных страхах. Как ему хотелось позаботиться о ней и хоть ненадолго позволить ей забыть о своих переживаниях!

Способов это сделать Леон знал не так уж много и нынче утром снова воспользовался одним из них, самым древним и самым надёжным. Когда Аврора пересказала сон, где к ней явилась Люсиль де Труа и поведала о своей тяжёлой судьбе, Леон молча заключил возлюбленную в объятия и удерживал, слегка укачивая, пока она не выплакала все слёзы. Когда же она немного успокоилась, он стал целовать её всё более и более страстно, и вскоре повторилось произошедшее накануне днём. Авроре, похоже, понравилось даже больше, чем в первый раз, но она выглядела смущённой и заявила, что это нечестно — предаваться любви после той ужасной истории, что они узнали от Люсиль. Леон повторил свои слова о том, что Люсиль их соитие никак не навредит, а вот привести в порядок мысли и до конца расследовать её дело очень даже поможет, но Аврора только отмахнулась. Выбравшись из его постели, она поспешно оделась, ещё раз проговорила план, придуманный ими вчера, и покинула спальню, перед этим выглянув из-за двери и убедившись, что в коридоре никого нет.

Признаться, Леон не до конца поверил Авроре. В том, что она каким-то образом может заглядывать в сны других людей, не было сомнений: ей было известно слишком много вещей, о которых она никак не могла знать. Но что если Аврора приняла желаемое за действительное, и Люсиль в её сне была не настоящим призраком, а всего лишь плодом воображения? Леона не удивила история дяди, растлившего собственную племянницу: к сожалению, такое происходило часто и в домах крестьян, и в семьях аристократов. Такое могло быть, но было ли на самом деле? Жюль-Антуан де Труа был жесток, высокомерен и нелюдим, он пожелал сам наказать атамана разбойников, но действительно ли он совершил такие страшные грехи, как насилие, кровосмешение и убийство невинной девушки?

Как бы то ни было, их с Авророй уговор оставался в силе. Встав с постели через некоторое время после разговора с ней, Леон спустился к завтраку. Чувствовал он себя значительно лучше, и хотя левое плечо всё ещё ныло, голова больше не болела и не кружилась, синяк со скулы благополучно сошёл, да и слабости он не испытывал. Его выздоровление с радостью отметили и Бертран, и Гретхен, и Франсуа. Авроры за столом не было — сославшись на неважное самочувствие, она осталась в отведённой ей комнате, чтобы не пересекаться с де Труа, если он приедет в замок.

Леон, как и было уговорено, сказал, что вспомнил кое-что из разговоров разбойников, но дело это личное и касается только де Труа, поэтому хотелось бы встретиться с ним. Расторопная Гретхен через какого-то деревенского мальчишку передала Жюлю-Антуану новость, и он появился как раз к концу завтрака. Всё вышло как нельзя лучше — Бертран отправился в поездку по окрестностям, а Гретхен, Леон и де Труа (который весьма кстати прибыл со своими тремя слугами — Огюстом, Бернаром и Луи) неспешно зашагали в сторону рынка. Леон и Жюль-Антуан ехали верхом, остальные шли пешком.

На улице было свежо и морозно. Ветер дул очень слабо, земля была вся припорошена снегом, который, судя по всему, уже не собирался таять, укрыв поля и леса, землю и устилавшие её потемневшие листья. Он поскрипывал под ногами людей и копытами лошадей, на маленьких замёрзших лужицах хрустел тонкий ледок. Братья шли молча, с одинаково насупленными лицами, Луи, чьё лицо ещё больше раскраснелось от холода, пытался завязать разговор с Гретхен, бледные щёки которой наконец-то разрумянились, и та ему что-то живо отвечала. Когда они уже отошли от замка на значительное расстояние, Леон обернулся и увидел силуэт всадницы на лошади, стремительно пересекавший дорогу позади них. Аврора выждала, пока они отойдут подальше, и теперь мчалась в гостиницу.

Леон подъехал чуть ближе к де Труа и заметил, стараясь казаться как можно более спокойным:

— Как здоровье вашей служанки, Анны? Она, должно быть, ужасно переживает — как я понял, Люсиль была ей почти как дочь…

— Анна как раз отправилась на могилу Люсиль, — холодно ответил Жюль-Антуан. — Мы скоро уезжаем отсюда, и она хотела проститься с ней. Но я бы предпочёл не тратить времени на пустые разговоры. Вы зачем-то пригласили меня, сударь, и я хотел бы знать, зачем.

— Кажется, я знаю, кто именно убил вашу племянницу, — нарочито медленно произнёс Леон, оглядываясь по сторонам, затем понизил голос. — Конечно, меня неслабо ударил по голове кто-то из этих негодяев, да и до этого у меня были провалы в памяти, но это я вспомнил довольно ясно. Вспомнил, когда приходил в себя после болезни. Пока я был в плену у разбойников, они не больно-то держали языки за зубами. Может, думали, что живым мне не уйти, а может, просто оказались слишком глупы и не знали, что я слышу каждое их слово.

— Прошу вас, быстрее к сути! — поторопил его де Труа, и голос его задрожал.

— Я не всё помню из их разговора, но говорили двое: один плотный и коренастый, а у другого из-под платка торчала густая светлая борода, — оба этих разбойника были убиты при захвате шайки, Леон знал наверняка, так что уличить его во лжи они никак не могли. — Коренастый подсмеивался над светлобородым из-за его любви к женщинам: тот, мол, не пропускал ни одной юбки. И среди прочего он сказал: «Тебе нравятся рыженькие, не так ли?». А светлобородый зашипел и заругался на него. Похоже, он боялся, что Чёрный Жоффруа услышит. Может, атаман и правда не знал, что кто-то из его людей совершил насилие над вашей племянницей, а потом убил её. Если бы знал, возможно, он наказал бы их не менее жестоко, чем был наказан сам…

— Вы обвиняете меня в жестокости? — перебил его Жюль-Антуан. Глаза его заблестели ярче, ноздри раздулись, как у хищника, почуявшего добычу. — В том, что я совершил несправедливую казнь?

— Я ни в чём вас не обвиняю, — смиренно ответил Леон, внимательно наблюдая за собеседником. — Вы, должно быть, были не в себе от горя после гибели племянницы. Не знаю, что бы я делал на вашем месте — наверное, крушил бы всё, что попадётся под руку…

— Вы одинокий человек — без семьи, без друзей, — Жюль-Антуан нервно сглотнул, дёрнув кадыком. — Вам не понять.

— Возможно, — согласился Леон. — И Чёрный Жоффруа в любом случае заслужил наказание — за то, что разбойничал, грабил, а порой и убивал людей. Но по мне, неспроста разбойники упомянули рыжеволосых женщин. Может, бедная Люсиль была не единственной жертвой этого негодяя — были и другие рыжие, о которых мы никогда не узнаем… Хорошо лишь одно — он мёртв и больше никому не причинит вреда. Как вы считаете, господин де Труа, я прав?

— Я… Мне надо подумать, — он дёрнул головой. — Но даже если вы и правы, ваша правда не вернёт мне мою Люсиль. Позвольте, я покину вас, — и он тронул коня, отъехав чуть вперёд.

Леон в глубокой задумчивости следил за ним. Жюль-Антуан выглядел глубоко горюющим человеком, глаза его были полны боли — неужели он так искусно притворялся? Или Аврора ошибалась на его счёт, и сон с Люсиль был всего-навсего сном? До конца их поездки де Труа хранил молчание, ехал медленно, опустив голову на грудь и ни с кем не встречаясь глазами. В ответ на робкие вопросы Маргариты, пытавшейся разговорить его, он лишь фыркнул и пустил коня вперёд, отъехав ещё дальше.

И Гретхен, и слуги де Труа закупили необходимые припасы, и настало время возвращаться домой. Леон от всей души надеялся, что Аврора успела обыскать гостиничные номера, а может, даже нашла дневник Люсиль. Обратный путь обещал быть таким же неспешным, но беда пришла с самой неожиданной стороны — со стороны Маргариты. Краснолицый и беловолосый Луи, щедро наполнив корзину хлебом и сыром, пошептался с Гретхен насчёт того, какой сыр ей лучше выбрать, а потом спросил, чуть повысив голос:

— А что же ваша подруга, госпожа Лейтон? Не поехала с вами за покупками?

— Ох, ей с утра что-то нездоровилось, — махнула Гретхен свободной рукой, другой прижимая к боку корзину. Ей явно было тяжело, и Леон уже собирался предложить свою помощь, но тут она продолжила:

— Хотя ей вроде стало получше. Когда мы отъехали, я оглянулась и вижу — она скачет верхом, да так быстро! Мчалась в сторону гостиницы — наверное, собирать какие-то травы для своих целебных зелий, там как раз поле по пути… Помнится, какое-то время назад она собирала полынь.

Леон мысленно взвыл от досады и быстро опустил голову, ощутив, как вмиг ставший острым и пристальным взгляд Жюля-Антуана метнулся в его сторону. «Глупая женщина, кто её вообще за язык тянул? Он догадался, что дело нечисто, непременно догадался!».

— В гостиницу? — не то спросил, не то просто задумчиво протянул де Труа.

— Не в саму гостиницу, скорее, в её окрестности, — поправила Маргарита, явно ничего не заметившая. — Что ей делать в гостинице? Затею расследовать убийство бедняжки Люсиль она вроде бы оставила, да и преступники уже пойманы и наказаны…

— Пожалуй, нам пора, — холодным тоном произнёс Жюль-Антуан. — Благодарю вас за сведения, господин Лебренн, они оказались весьма… интересными, — показалось Леону или в голосе его прозвучала скрытая насмешка? — Прощайте, госпожа Маргарита, может, мы с вами ещё увидимся перед отъездом. Вы трое — за мной!

И развернув коня, он лёгкой рысью пустился прочь. Слуги, подхватив свёртки, корзины и короба, поспешили за ним, прокладывая путь через небольшую толпу местных, провожавших их удивлёнными взглядами. Леон не выдержал. Взмолившись, чтобы Аврора успела убраться из гостиницы до возвращения де Труа, он резко остановил кобылу, которую вёл в поводу, и обернулся к Гретхен.

— Зачем вы сказали ему, что Аврора поехала в гостиницу? — свистящим шёпотом вопросил он.

— Но разве это не так? — Маргарита уставилась на него удивлённо и с некоторой обидой. — Почему вы злитесь, Леон?

— Потому что Жюль-Антуан — последний человек на земле, который должен знать, что Аврора в гостинице. Я нарочно выманил его и его слуг сюда, чтобы она могла обыскать гостиничный номер!

— Но зачем? — серые глаза Гретхен распахнулись, через мгновение в них вспыхнуло понимание. — Вы что, подозреваете Жюля-Антуана в убийстве его племянницы? Но это же…

Леон ожидал, что она продолжит «Это же смешно!» или «Это же глупо!», засмеётся над ним или назовёт его глупцом, разозлится и прогонит его, захочет тотчас же вернуться домой… Чего он никак не ожидал, так это того, что с лица Гретхен разом сойдут все краски, губы её побелеют, глаза закатятся, и она без сознания рухнет ему на руки, выронив корзину с припасами.

У Леона не было времени подбирать раскатившуюся по земле провизию — он едва успел подхватить Маргариту. Она оказалась тяжелее, чем он думал, и он с трудом смог поднять её на руки. К счастью, местные торговцы и торговки поспешили на помощь — кто-то помог донести Гретхен до чьей-то телеги, кто-то принёс воды и стал брызгать ей в лицо, кто-то собрал купленные овощи, хлеб, сыр и прочее и запихнул их обратно в корзину. Леон тревожно вглядывался в лицо Гретхен, думая, уж не притворяется ли она и не состоит ли в сговоре с де Труа. А если она нарочно изобразила обморок, чтобы задержать его здесь? После всех пережитых потрясений он уже не знал, кому можно верить.

Но Маргарита и в самом деле была смертельно бледна, грудь её еле вздымалась, дыхание стало совсем поверхностным. Леон уже намеревался ослабить шнуровку, но одна из торговок сделала это за него, и он с облегчением вздохнул: не хотелось проделывать такие интимные вещи с возлюбленной своего друга, к тому же такого вспыльчивого друга. Кто знает, как отреагирует Бертран, узнав об этом! К счастью, ресницы Гретхен слегка затрепетали, лицо чуть порозовело, да и губы уже не были такими бледными. Вскоре она открыла глаза и села на телеге, со смущённым видом оглядываясь, плотнее запахнула подбитый мехом плащ, допила заботливо поданную кем-то из местных воду и слабым голосом проговорила, что она в порядке.

Через некоторое время, когда было ясно, что Гретхен окончательно пришла в себя, а торговцы разошлись по своим местам, Леон не без труда прицепил все покупки к седлу лошади и, сам поражаясь своей решительности, заявил, что они прямо сейчас едут в замок и как можно скорее. Маргарита не обиделась на его командный тон, а лишь кивнула и попыталась улыбнуться.

— Вы, наверное, считаете меня истеричной, чуть что лишающейся чувств, — произнесла она, — но клянусь вам, это вышло случайно для меня самой. Я никак не ожидала такого… меня так напугало ваше предположение, что Жюль-Антуан может оказаться убийцей! Я знала, он суровый и даже жестокий человек, но такого я не ожидала!

— Поедем скорее, — поторопил её Леон. — Мне надо узнать, вернулась ли Аврора, и если её ещё нет, мчаться в гостиницу.

— Чтобы вы не думали, что я такая уж слабая, — Гретхен потупилась и положила руку на живот — странно, Леон только сейчас заметил, насколько туго его обтягивает шерстяное платье. — Я жду ребёнка, отсюда моя слабость, бледность и обмороки.

— От Бертрана? — не подумав, брякнул Леон. Гретхен обожгла его таким взглядом, что он невольно отступил, испугавшись, что она сейчас вцепится ногтями ему в лицо.

— От кого же ещё, по-вашему, я могу ждать ребёнка? — голос её оставался тихим, но при этом приобрёл звенящие нотки. — Вы считаете меня изменщицей, гулящей, падшей женщиной? Такого вы обо мне мнения, сударь?

— Нет-нет, что вы! — вскинулся Леон. — Я и в мыслях не держал ничего такого! Просто… просто всё это так неожиданно… и я растерялся. Простите, если мои слова ранили вас, — он покаянно приложил руку к груди. — Я никоим образом не хотел задеть вас.

Гретхен с ледяным видом кивнула, показывая, что извинения приняты, и вздёрнула подбородок. Леон сел в седло, протянул ей руку, помогая взобраться на лошадь, и вскоре Маргарита устроилась позади него, крепко обхватив за пояс. Леон уже разворачивал нервно пофыркивавшую кобылу, направляя её прочь от рынка, когда сзади послышались торопливые шаги.

— Простите, сударь, но вы напомнили мне одного человека… — проговорил подошедший. Леон повернул голову и удивлённо уставился на него. Это был молодой, моложе его самого, мужчина высокого роста в сером камзоле. Его тёмно-русые волосы были собраны в хвост, глаза смотрели пытливо. Лицо незнакомца было приятным и открытым, но совершенно незнакомым Леону. Он равнодушно скользнул по высокому мужчине глазами, но тот явно его узнал и радостно воскликнул:

— Я не обманулся! Леон, это вы! Наконец-то мы вас нашли — после нескольких месяцев поисков!

— Простите, сударь, я вас не знаю, — с поднявшейся волной раздражения ответил Леон. — Или не помню, — добавил он через мгновение. — В любом случае я очень спешу — моя спутница не вполне здорова, и я должен отвезти её домой.

— Но как же так? — на лице незнакомца отразилось искреннее изумление. — Как вы можете меня не помнить? Я Рауль, граф де Ла Фер! Леон, постойте!

Но Леон пришпорил лошадь, и та рванулась вперёд, с усилием неся на себе двойную тяжесть. Всю дорогу до замка Железной Руки всадники молчали, и только во дворе Гретхен, разжав руки и спешившись, обернулась к своему спутнику.

— Кто был этот человек? Или вы его правда не знаете?

— Не знаю, — буркнул Леон, у которого в этот самый миг в глубине сознания всколыхнулось странное воспоминание: как будто он и впрямь где-то встречал этого мужчину… Он тряхнул головой, поёжился от холода и принялся помогать Гретхен снимать с седла многочисленные свёртки с провизией. Когда все они были отцеплены, и подоспевший Франсуа захлопотал, перенося их в замок, Леон обернулся к Маргарите — она была бледна, но держалась прямо.

— Если ни я, ни Аврора не вернёмся до приезда Бертрана, вы знаете, что сказать ему?

— Что Жюль-Антуан замешан в чём-то нехорошем, — кивнула она и плотно сжала губы.

— Скорее всего, — кивнул Леон. — И не впускайте его в замок — ни его, ни его слуг. Берегите себя и своё дитя, — он мотнул подбородком в сторону её живота. — А я поскакал спасать Аврору.

И он вновь пришпорил кобылицу, сорвался с места и помчался прочь под пропархивающим в воздухе снегом, оставляя чёткие следы подков на побелевшей влажной земле.

Аврора Лейтон никогда не ощущала в себе подобной решимости. Или её саму так изменили события прошедших недель, или Леон так подействовал на неё, вдохнув силу и уверенность, но она даже не сомневалась перед тем, как взяться за исполнение весьма рискованного плана. Одетая в костюм для верховой езды и закутанная в тёплый плащ, она подождала, пока Леон, Гретхен и Жюль-Антуан со слугами отдалятся на значительное расстояние от замка, потом быстро спустилась, прошла в конюшню, где оседлала своего верного Цезаря и вскоре уже неслась в сторону гостиницы. На пути она обернулась, пригляделась к маленьким фигуркам вдали, и ей показалось, что Гретхен, безошибочно узнаваемая по копне пышных белокурых волос, смотрит ей вслед, но времени приглядываться не было. В конце концов, самое важное то, что Жюль-Антуан как будто не заметил её отъезда.

Ворчливый седоусый хозяин гостиницы если и был удивлён, снова увидев на пороге госпожу Лейтон, никак не выказал своих чувств. Когда она без обиняков сказала, что хочет осмотреть номера, в которых остановились Жюль-Антуан де Труа и его ныне покойная племянница, он лишь бросил на неё хмурый взгляд из-под кустистых бровей, спокойно принял щедро протянутую горсть монет и, вытащив связку ключей, повёл посетительницу вверх по лестнице. Отперев дверь, он пробурчал, что будет внизу и предупредит её о возвращении господина де Труа, и что в комнатах никого нет — господин со слугами уехал на рынок, а старая Анна отправилась на кладбище, навестить могилу Люсиль перед отъездом.

Авроре это было как нельзя более на руку. Поблагодарив хозяина, она принялась одну за другой исследовать комнаты. В номерах слуг обстановку можно было назвать спартанской: вещей было совсем мало, многие уже уложены в короба, узлы и сундуки. В комнате Жюля-Антуана было примерно то же самое, разве что на столе лежало несколько книг философского содержания, на прикроватном столике стояла почти пустая бутылка, от которой сильно пахло вином, на подоконник были небрежно брошены перчатки. Комната Люсиль же и вовсе выглядела нежилой: кровать аккуратно застелена, на столе, стуле и подоконнике тонкий слой пыли, сундуков с вещами нет — видимо, все они стояли в комнате Анны. Аврора самым тщательным образом осмотрела комнату, заглянула под кровать, ощупала её, проверяя пространство между рамой и матрасом, открыла шкаф, даже простучала стены в поисках потайных панелей, хотя сомневалась, что в их забытой Богом гостинице могут иметься такие. Закончив, она с усталым видом опустилась на кровать и тяжело вздохнула, признавая своё поражение.

Дневника не было. Либо Жюль-Антуан обнаружил его раньше и уничтожил, либо же его и вовсе не было. Самое обидное, что этого следовало ожидать — в самом деле, с чего Аврора взяла, что Люсиль вообще вела дневник? Бедная девушка никогда не упоминала об этом! Аврора понимала, что её сон мог оказаться просто сном, вызванным непрестанными мыслями о Люсиль и подозрениями в адрес её дяди, что Жюль-Антуан ни в чём не виноват, но уж слишком ей хотелось верить в чудеса, в то, что душа девушки осталась где-то здесь, рядом с ними, и возможно если не спасти её, то хотя бы отомстить её убийце, и тогда душа эта упокоится с миром… Расстроенная, Аврора как раз размышляла, не осмотреть ли снова, ещё более внимательно, комнату дяди, как вдруг послышались быстрые громкие шаги, из коридора донёсся шум какой-то возни, дверь распахнулась, и внутрь заглянул хозяин, но он успел лишь кинуть на Аврору многозначительный испуганный взгляд, когда его оттеснил Жюль-Антуан, едва ли не вбежавший в номер.

— По какому праву вы впустили в комнату моей племянницы эту женщину? — грозно вопросил он. Хозяин попятился, пробормотал что-то неразборчивое себе в усы и поспешил к выходу — в лжи он был явно не силён.

— Мне необходимо было обыскать комнату Люсиль, — Аврора при появлении де Труа вскочила с места и едва сдержалась, чтобы опрометью не броситься к выходу. Решимость, охватившая её ранее, исчезла, на смену ей пришёл липкий леденящий страх.

— И что же, позвольте спросить, вы искали? — насмешливо поинтересовался де Труа.

— Её дневник, — ответила она, внимательно глядя ему в глаза. — У меня возникли подозрения, что Люсиль знала своего убийцу. В нашу последнюю встречу она упомянула, что записывает все свои секреты в дневник. Тогда я, помнится, посмеялась: какие секреты могут быть у столь юного и невинного создания? Но кажется, Люсиль была далеко не так проста…

Лицо Жюля-Антуана оставалось непроницаемым, но ей показалось в слабом сумрачном свете, падающем из окна, что черты его стали ещё более хищными, чем обычно.

— В жизни не слышал, чтобы Люсиль вела дневник, — фыркнул он. — Если у неё и были какие-то секреты, которые она не могла доверить даже мне, она наверняка делилась ими с Анной. С той бедной старой Анной, которую вы в прошлый раз довели до слёз своими расспросами!

— Я в любом случае причинила Анне меньше боли, чем тот, кто забрал её воспитанницу, — холодно ответила Аврора, направившись к двери. Проходя мимо де Труа, она вся внутренне сжалась, ожидая, что он набросится на неё, схватит за горло, начнёт душить, но он лишь посторонился, пропуская её. Уже у самой лестницы она обернулась и негромко произнесла:

— Кстати, я нашла дневник. Думаю, Леону Лебренну и Бертрану Железной Руке будет любопытно почитать секреты Люсиль.

Губы Жюля-Антуана дрогнули, а глаза вспыхнули ярче.

— Немедленно отдайте его мне! — хрипло выкрикнул он, вытянув руку, но Аврора развернулась и почти бегом кинулась вниз по лестнице.

— Вы не имеете права! Он принадлежит Люсиль! — продолжал кричать ей вслед де Труа, но она торопилась домой. Аврора понимала, что только что рискнула всем в попытке добиться правды, и кажется, риск оправдался. Дядя явно не знал, вела ли его племянница дневник, и почти выдал себя внезапным волнением. Конечно, волнение ещё не означало признания вины, но за этим непременно должно последовать что-то ещё. Итак, де Труа думает, что Люсиль вела дневник, в котором наверняка записывала все те гнусности, что он с ней творил; что Аврора нашла этот дневник и теперь собирается показать его остальным. Что он сделает? Трусливо сбежит, поджав хвост? Не похоже — не того склада человек. Он может быть самым отвратительным негодяем, насильником и убийцей, но трусом его назвать нельзя. Значит, он попробует отобрать дневник и заткнуть Авроре рот, пока она никому не рассказала о его содержании.

Аврора отъехала на некоторое расстояние от гостиницы и оглянулась, ожидая де Труа. Она была готова к тому, что он станет преследовать её, угрожать, пытаться отобрать дневник, и именно поэтому на седле её висел длинный пистолет. Она никогда не любила охоту, но стреляла довольно метко — в юности от скуки выучилась, используя в качестве мишеней пустые горшки, бутылки и яблоки. Если Жюль-Антуан будет угрожать ей оружием, она возьмётся за своё. В ушах Авроры вновь зазвучали слова Люсиль: «Я хочу, чтобы вы его убили!». Сейчас она, пожалуй, была даже рада, что всё обернулось именно так, что Жюль-Антуан застал её в номере, что сегодня всё так или иначе решится, страх сменился лихорадочным возбуждением, и сердце её сильно билось в груди.

Чего Аврора совершенно не ожидала, так это того, что де Труа поскачет за ней не один, а в сопровождении троих своих слуг, тоже конных. При виде четырёх быстро приближающихся фигур страх вновь охватил Аврору, и она тряхнула головой, отбрасывая его в сторону. Глядя на подъезжающих всадников, она судорожно размышляла: что делать дальше? До замка Бертрана слишком далеко, да и хозяина может там не оказаться, а Гретхен и Франсуа не смогут дать отпор четверым вооружённым людям. До своего замка ещё дальше, да и нельзя подставлять под удар Жана и Марию… Остаётся только как-то обогнуть де Труа с помощниками и скакать в гостиницу: там хозяин, наверняка имеющий в запасе хоть какое-то ружьё, там другие постояльцы, пусть их и немного, там помощь! Если они увидят, как Аврора мчится к ним, преследуемая Жюлем-Антуаном или кем-то из его людей, ему уже будет трудно отвертеться.

— У вас есть кое-что, что принадлежит мне, — поразительно, но его голос даже при таком бешеном сверкании глаз оставался холодным. — Отдайте это мне, и мы разойдёмся миром.

— Так же, как вы «разошлись миром» с бедной Люсиль? — крикнула Аврора и с досадой услышала, что голос её дрожит. Де Труа не успел ответить — из-за спины Авроры послышался стук копыт, вдали показался быстро приближающийся силуэт всадника, и вскоре к ним подлетел Леон на своей вороной кобылице. Она, утомлённая скачкой, шумно вздыхала и фыркала, бывший капитан тоже с трудом переводил дыхание, исподлобья бросая мрачные взгляды на де Труа. На миг он встретился глазами с Авророй и едва заметно кивнул ей. Это должно было успокоить её, но не успокоило, а сердце забилось ещё чаще.

— А, вот и господин Лебренн пожаловал! — де Труа оскалился, становясь ещё больше похожим на волка. — Признаюсь, вы весьма ловко выманили меня из гостиницы! Вся эта история с подслушанным разговором разбойников была ложью, так ведь? Вам нужно было, чтобы номер опустел, и мадам Лейтон могла сунуть туда свой очаровательный любопытный носик!

— Не говорите так! — Аврору передёрнуло от этих слов. — Вы жестокий и отвратительный человек! — у неё не осталось сил сдерживаться. — Я знаю, что вы сделали с вашей племянницей! Слышите, вы! — она обратилась к слугам, хмуро смотревшим на неё и Леона. — Он надругался над Люсиль, когда ей было шестнадцать, с тех пор постоянно насиловал её, а когда она попыталась кому-то рассказать, убил! Смотрите, кому вы служите — чудовищу в облике человека!

Она ожидала недоверия, изумления или гнева после этих слов, но мужчины смотрели на неё так же мрачно, а де Труа вдруг расхохотался неприятным сухим смехом, похожим на хруст сломанной ветки.

— Решили воззвать к их лучшим чувствам, госпожа Лейтон? Напрасно — в них нет никаких лучших чувств, уж я-то знаю! Не зря я подбирал слуг под стать себе!

— Она была красивая девчонка, — пробормотал Огюст, глядя в землю. — А у таких красивых девчонок всегда ветер в голове. Почём нам знать, может, она сама соблазнила дядю?

— Это нас не касается: что там между ними было! — подхватил Луи. — Господин де Труа платит исправно, и мы ему служим. А уж что там было с ним и бедняжкой Люсиль, не наше дело!

— И вам её нисколько ни жаль? — воскликнула Аврора. — Вы вините её в том, что она была красивой? А если бы это была ваша дочь или сестра? Если бы ваш господин надругался над ней — вы бы тоже так говорили?

— Уверен, эти люди из породы тех, что сами охотно надругаются над своей дочерью или сестрой, — негромко произнёс Леон, и обжигающие взгляды всех троих слуг при их полном молчании дали понять, что он полностью прав.

— Вы… вы… — Аврора задохнулась от возмущения. — Вы звери, вот кто вы! Вы не просто звери, вы мерзкие грязные свиньи! И господин де Труа худший из вас! Он обесчестил и убил свою племянницу, а вы взяли его сторону? Гореть вам в аду за это!

— Вы не понимаете! — хриплым, полным боли голосом проговорил Жюль-Антуан. — Никто никогда не сможет понять. Я любил Люсиль — да, не так, как дяде следует любить племянницу, но вы же видели её! Как она была красива! Ни один мужчина не сумел бы устоять перед ней. Да, я понимал, что совершаю грех, но это был сладостный грех. Вы не мужчина, вам не понять…

— Я мужчина, — зло перебил его Леон, — и во мне Люсиль не вызывала подобных чувств. Да, она была красива, добра и мила, но мне и в голову не пришло бы взять её силой. Как не пришло бы в голову сделать это со своей сестрой, племянницей или дочерью, будь она хоть первая красавица Франции.

— Не стройте из себя святошу! — заскрежетал зубами де Труа. — Вы не жили с Люсиль бок о бок, не видели, как она меняется, из девочки становясь женщиной, как у неё растёт грудь, как задирается юбка, когда она садится верхом. А её зад, похожий на аппетитную подрумяненную булочку, когда…

— Хватит! — с отвращением взвизгнула Аврора. — Вы грязное мерзкое чудовище, кровосмеситель, насильник и убийца, и вы поплатитесь за свои грехи!

— Довольно! — резким звенящим голосом прервал её Жюль-Антуан. — Отдайте дневник, и мы ещё можем уйти с миром. Без дневника вам всё равно никто не поверит.

— Да идите вы к чёрту! — взорвалась Аврора. — Я сейчас же скачу к Железной Руке и отдаю дневник ему, и пусть он высечет вас, оскопит и казнит, как вы хотели сделать с Чёрным…

Рука Жюля-Антуана дёрнулась к седлу, но Аврора была настороже, вскинула свой пистолет, и два выстрела прогремели одновременно. Лицо Авроры обдуло горячим ветром, с него сдуло прядь волос, но осознание, что смерть пронеслась так близко, дошло до неё с опозданием. Позади что-то глухо крикнул Леон, де Труа покачнулся, но удержался в седле, а вот лошадь Луи испугалась, с оглушительным ржанием взметнулась на дыбы, и краснолицый слуга с воплем полетел вниз. Бернар, соскочив с седла, кинулся к нему на помощь, а Огюст и де Труа рванулись вперёд. Леон выехал навстречу, закрывая собой Аврору, и крикнул через плечо: «Бегите!». Ей не оставалось ничего другого, кроме как развернуть Цезаря и последовать совету.

Она намеревалась объехать преследователей по широкому кругу и рвануться к гостинице, поэтому сначала помчалась к видневшемуся вдали лесу, а на полпути резко развернула коня и поскакала назад. Но де Труа разгадал её план и ринулся наперерез, а Леон не мог ему помешать — они с Огюстом сцепились и оба свалились с лошадей наземь. Аврора слышала хриплое дыхание Цезаря, чувствовала каждое движение его мускулов, мёртвой хваткой сжимала поводья и слышала, как рядом стучат копыта коня Жюля-Антуана, краем глаза видела, что всадник, пригнувшись к седлу, почти лёжа на нём, перезаряжает пистолет. Она резко дёрнула поводья, и Цезарь с громким ржанием повернул налево, налетев на коня де Труа. Тот каким-то чудом удержался в седле и вцепился в поводья, твёрдой рукой удерживая испуганного жеребца. Пистолет, однако, от удара вылетел из его руки, скрывшись где-то между кустов, то тут, то там встречавшихся на холме.

Лишившись оружия, де Труа не растерялся. Пока их лошади были ещё близко, он схватился одной рукой за поводья Цезаря, притягивая его голову к себе. Цезарь зафыркал, бешено замотал головой и высвободился, но Жюль-Антуан уже успел схватиться за луку седла Авроры и попытался сбросить её. Она вырвалась, сама не понимая как, соскочила на землю и пустилась прочь так быстро, как только могла. Сердце бешено колотилось, в висках стучало, в груди от холодного воздуха началось неприятное покалывание, перешедшее на шею и подбородок, дышать с каждым шагом становилось всё тяжелее, но она не могла остановиться. Гостиница стремительно приближалась, но и шаги за спиной становились всё громче…

Де Труа налетел на неё сзади, повалил на землю, рывком перевернул на спину. Пальцы его, скрюченные, как когти хищной птицы, впились ей в шею, дыхание с запахом вина ударило в лицо. Аврора даже закричать не могла — так сильно он сдавил ей горло. Она схватила его за руку, забила ногами по земле, пытаясь высвободиться.

— Где дневник? — прохрипел он, склоняясь над ней, но тут же как будто сам всё понял. — Его не было, да? Не было никакого дневника, это всё был обман, чтобы спровоцировать меня! — он коротко взвыл от досады.

— Все знают, — из последних сил выдохнула Аврора, отчаянно стараясь не потерять сознание. — Гретхен… Франсуа… Жан… Мария. Они… расскажут… Бертрану. Вас… поймают.

— Не поймают, если я подстрою всё так, как будто это Лебренн убил вас, а затем исчез, — он снова навис над ней. — В любом случае… это даст мне время скрыться.

Его руки сомкнулись на горле Авроры. Перед глазами заплясали цветные круги, в ушах зашумело, она рванулась, двинула коленом вверх и попала ему прямо в пах. Крючковатые пальцы разжались, де Труа с болезненным стоном сполз с неё, и когда зрение немного прояснилось, она увидела, что края его рубашки разошлись во время борьбы, а на смуглой груди виднеются уже зажившие, но глубокие царапины. «Люсиль поцарапала его — у неё была кровь под ногтями», — отстранённо подумала Аврора, откатилась от него, с трудом поднялась на ноги и, превозмогая боль, побрела к гостинице.

Где-то сбоку маячил неясный силуэт Цезаря, оглашавшего воздух тревожным ржанием. Надо добраться до него — там пистолет, который она после выстрела сунула в седельную сумку. Надо взять его и застрелить к чертям собачьим де Труа, а потом прийти на помощь Леону — вдали звенят шпаги, значит, он один сражается с тремя… Но тут звон шпаг утих, послышались быстрые шаги, и Аврора увидела, что к ней навстречу бежит Леон.

Он появился как раз вовремя, чтобы встать на пути Жюля-Антуана, — тот уже пришёл в себя и собрался вновь пуститься в погоню за Авророй. Выхватив шпагу, он яростно кинулся на Леона, к нему присоединились Огюст и Бернар, а Луи бросился преследовать Аврору, но он сильно хромал — видно, повредил ногу при падении с лошади. Она, почувствовав проблеск надежды, ускорила шаг. Цезарь был совсем близко — вот она добралась до него, ухватилась за седло, чтобы не упасть, прислонилась к тёплому дышащему боку, вытащила из сумки пистолет… Аврора всё хватала ртом воздух, пытаясь закричать, но лёгкие отказывались его пропускать, а горло слишком сильно болело. Дрожащими руками она кое-как перезарядила пистолет и вскинула его, пытаясь отогнать противную дымку перед глазами, но тут наперерез Луи кинулась какая-то тень.

Авроре на миг подумалось, что это Люсиль восстала из мёртвых, чтобы покарать своего мучителя, но эта девушка была светловолосой, а не рыжей, и явно крупнее Люсиль, хотя и невысокого роста. Одним точным пинком она подсекла Луи под здоровую ногу, а когда он повалился на землю, добавила коленкой по лицу. Слуга захрипел и обмяк, на белый снег из разбитого носа закапала кровь.

— Сударыня, вы целы? — кто-то подхватил Аврору и очень вовремя — от накатившей слабости она едва не упала. Бессильно опустившись на колени, она повернула голову и посмотрела на юношу… нет, на девушку, девушку в мужском костюме, девушку с пышными золотистыми кудрями, стянутыми лентой.

— Леон, — прошептала Аврора, поворачивая голову к месту схватки. На помощь Леону поспешили ещё двое молодых людей, один в кирпично-красном камзоле, другой в тёмно-сером. Красный с весёлым криком «Трое на одного! Стыдитесь, господа!» взял на себя Огюста, серый — Бернара, и вскоре оба слуги уже валялись на земле — явно не в обмороке, в отличие от Луи. Всё произошло так быстро, что Аврора не успела испытать ни страха, ни отвращения, хотя впервые при ней людей закалывали шпагой.

Оставались только Леон и Жюль-Антуан. Оба бились ожесточённо, не тратя времени на слова, только тяжело и хрипло дыша. Леону после недавнего ранения схватка давалась с трудом, он то и дело пошатывался и отступал, а де Труа шёл в атаку всё яростней, стремясь если не защитить свою жизнь, то хотя бы забрать жизнь противника. Аврора вскинула было пистолет, но тут же опустила его, в отчаянии закусив губу, — она боялась попасть в Леона. Нежданные спасители стояли с обнажёнными шпагами, в напряжении ожидая конца поединка, светловолосая девушка, расправившаяся с Луи, нервно заламывала руки, и тут Леон, качнувшись назад, избежал укола шпаги, а следующим неуловимым движением вонзил свой клинок в живот де Труа. Тот упал на колени с мучительным стоном, не вызвавшим, впрочем, у Авроры никакой жалости, и шпага Леона рассекла ему горло.

По телу Жюля-Антуана прошло несколько волн судорог, но вскоре он затих, хотя кровь продолжала струёй течь из его шеи. Леон же, отойдя на несколько шагов, рухнул на колени рядом с убитым, и, выронив шпагу, вскинул глаза на подступивших к нему молодых людей.

— Анжелика? — слабо проговорил он, и его помутневший взгляд остановился на светловолосой девушке.