Дознание Феррари (сборник)

© ЭИ «@элита» 2014

Кто стрелял в «Бирюзе»?

Говорят, понедельник – день тяжёлый. Не знаю, не знаю… Может быть.

Но сегодня утро выдалось солнечным. Небо ясное-ясное! Майский воздух, освежённый коротким ночным дождём, удивительно душистый от расцветающей сирени…

Я живу неподалёку от райотдела полиции, в самом центре города, в новом девятиэтажном доме. Но там сейчас духота. А здесь, на улице…

И до чего же хорошо на душе, когда вот такое чудесное утро! Можно не спеша пройтись по бульвару, затенённому большими старыми липами, посидеть в укромном уголке на скамейке и помечтать о чём-нибудь заветном, пусть, может, и несбыточном…

Передо мной, дробно стуча по асфальту каблучками белых туфелек, идёт светловолосая стройная женщина.

Идёт быстро, даже торопливо, головы не повернёт. Наверное, опаздывает на работу. Быть может, вечером она не станет так спешить. А вечер, конечно, тоже по-своему хорош. Особенно когда падёт тишина, и город расцветится сияньем радужных огней. Но воздух и зелень будут уже не те: цветочный аромат заглушат прогорклые запахи отработанных за день солярки и бензина, а сажа и пыль затуманят наряд затихающих улиц.

Нет, утро есть утро! И думается лучше. Недаром говорится, что утро вечера мудренее. Вот и ко мне сейчас приходит мысль о том, что не настолько уж я закостенел на своей следственной работе, как полагает моя соседка по квартире Леночка, если вдруг вспоминаю её гибкую фигуру, мягкий овал лица и большие нелепые глаза.

Я сворачиваю с подсохшей дорожки бульвара к зарослям сирени и опускаюсь на сверкающую жёлтым глянцем недавно выкрашенную скамейку. Лёгкий ветерок чуть колышет верхушки деревьев и кустарника, над головой громко чирикают воробьи…

Лена – учительница, ведёт в школе уроки русского языка и литературы. Я люблю слушать её. Голос у неё мягкий, приятный. К тому же она очень красива. Вместе со своей приветливой мамашей, Екатериной Ивановной, она занимает две смежные комнаты. Я – одну, с изолированным входом. Так уж получилось, что однокомнатных квартир райотделу не выделили, и меня просто-напросто «подселили». И ничего хорошего из этого, по-моему, не выйдет. Елена, судя по всему, не прочь завести со мной роман. А у меня он уже был, да лишь оставил в сердце боль. И я теперь не так наивен, чтобы таять от улыбок хорошеньких девушек, поэтому в обращении с Еленой, наверное, и впрямь суховат. Только что же вдруг сегодня её образ словно застыл перед глазами?..

Поднимаюсь со скамейки, направляюсь к выходу. Блондинка исчезла из виду. А я всё иду и иду не спеша. Время в запасе есть. Да и служба моя такая, что особой торопливости не терпит, требует внутреннего спокойствия и уверенности. А сегодня утро такое замечательное! Может, и день весь будет таким же?

Я покидаю бульвар, пересекаю по белым полоскам перехода залитую солнцем площадь и вскоре оказываюсь в вестибюле райотдела. На часах без четверти девять. Заглядываю в комнату дежурного, а там кроме помощника – молодого сержанта Кандаурова – никого больше нет, хотя обычно в это время здесь толкутся ребята из уголовного розыска. Значит, ничего существенного за воскресенье не произошло.

Подхожу к столу сержанта, громко здороваюсь и спрашиваю:

– Как дела? Где дежурный?

Он поднимает на меня припухшие от бессонной ночи глаза, устало говорит:

– Здравия желаю, товарищ капитан. Пока всё в норме. Если до девяти не поступит заявлений, то вам сегодня лафа… А дежурный к руководству ушёл, докладывать.

– Твоими бы устами – да мёд пить! – говорю ему, улыбаясь.

Его широкое простодушное лицо тоже озаряется улыбкой. И в этот момент на пульте вспыхивает жёлтый огонек «02», а в соседней комнате телетайп начинает выводить трескучую дробь.

Кандауров хватает телефонную трубку.

– Полиция!.. Что? А кто говорит?..

Подхожу к телетайпу. На ползущей бесконечной бумажной ленте одна за другой появляются тревожные строчки, переданные из других райотделов и областного управления внутренних дел.

«Начальнику… районного отдела… 20 мая с. г. в 16 часов из дома № 3 по улице Крестьянской г. Бровки ушла и до сего дня не вернулась Золотова Наташа. Возраст – 15 лет… Предположительно может находиться у своей бабушки Золотовой Марии Егоровны, проживающей…».

«21 мая с. г. из пос. Поречье угнана автомашина «ВАЗ‑2101»… красного цвета, принадлежащая гр-ну Белову…»

«22 мая с. г. из магазина № 9… совершена кража товаров на сумму… В числе похищенного… Примите меры к розыску похищенных вещей и преступников…»

А телетайп всё стучит и стучит.

Возвращаюсь к Кандаурову.

– Ну что?

Он прикрывает ладонью трубку.

– Муж у одной буянит…

И опять в телефон:

– Да-да… Успокойтесь, пожалуйста. Мы немедленно выезжаем.

Вот так… Ничего себе начинается денёк!

Выхожу в коридор, привычно поднимаюсь по крутой лестнице на третий этаж и иду в свой кабинет. В открытую форточку окна с улицы вливается тот же густой запах расцветающей сирени. Он снова возвращает меня к мыслям о Елене. Как любит она выискивать в её гроздьях «счастливые» соцветья!.. Вот придёт вечер, и я опять пройдусь по бульвару, накуплю для неё сирени. Пусть порадуется!

Я улыбаюсь своим мыслям и принимаюсь за работу: пишу представления, справки, запросы. Жду вечера. И дождался. Телефонного звонка дежурного.

– Демичевский?.. Срочно с опергруппой на выезд!

Оказывается, сработала сигнализация фирменного магазина «Бирюза», торгующего ювелирными изделиями.

Не проходит и минуты, а наш «уазик», включив сирену, летит по улице. Сидим и гадаем, что там, в «Бирюзе»?

И самые худшие предположения оправдываются – разбойное нападение.

«Как же такое случилось?» – спрашиваем в магазине. И вот что выясняется.

За пять минут до закрытия «Бирюзы» кто-то позвонил со двора у служебного входа. Думая, что приехали инкассаторы, директор магазина Шляпникова, пожилая дородная женщина, собирающаяся уйти через месяц на пенсию, спокойно открыла дверь и… отшатнулась.

Высокий молодой мужчина с пистолетом в руке подтолкнул Шляпникову к её кабинету, рванул там со стола одну из инкассаторских сумок с дневной выручкой и перебросил сообщнице, такой же молодой особе, появившейся на мгновенье за его спиной.

Ещё до того, как налётчик потянулся за второй сумкой, Шляпникова успела нажать потайную кнопку сигнала тревоги. Завыл «ревун». Преступник отпрянул, не целясь выстрелил и выскочил во двор. Громко хлопнула дверца машины, заурчал мотор, и через несколько секунд всё стихло…

В магазин мы прибыли через семь минут после сигнала тревоги и нашли Шляпникову испуганной, но невредимой. Губы её побелели, слова не может вымолвить.

– Да вы не волнуйтесь, не переживайте так, – пытаюсь успокоить её и коротко передаю в райотдел по телефону первые сведения о случившемся.

– Как не переживать?! – всплескивает она руками. – Ведь чуть всю выручку не унесли.

– И много взяли?

– Почти сто пятьдесят тысяч! Сто сорок девять тысяч девятьсот рублей.

Она тянется к графину с водой. Я опережаю, подаю полный стакан.

Пока Шляпникова пьёт, вместе с экспертом Губиным осматриваю и фотографирую место происшествия. Собственно, осматривать и нечего. Её кабинет, где мы ведём разговор, находится напротив служебного входа. Налётчику действительно потребовались секунды, чтобы осуществить задуманное.

В воздухе пахнет пороховой гарью. В помещении всего одно окно, забранное решёткой, и то без форточки. Нет и какой-либо вентиляции. Душно. Зато над столом, за которым сидит моя собеседница, ярко горит красивая хрустальная люстра. В кабинете лишь один простенький стол, небольшой сейф да несколько стульев. Без особых затруднений нахожу на полу у окна пулю, сплющенную от удара в стенку, а за косяком двери – гильзу. Следов обуви – масса, но все затёртые, и разобраться в них практически невозможно. Лишь в коридорчике, у порога кабинета Губину удаётся зафиксировать слабые отпечатки крохотной подошвы и каблучка.

Присаживаюсь к столу Шляпниковой и спрашиваю:

– Так вы говорите, преступников было двое?

– Может, и больше, – не сразу отзывается она. – Ворвались-то двое: мужчина и женщина.

– Как они выглядели? – пытаюсь уточнить их внешность.

Но Шляпникова, как и в начале разговора, не может описать их подробно: высокий молодой смуглолицый мужчина да такая же молодая и смуглолицая его напарница – вот и всё, что ей запомнилось. И она расстроено оправдывается:

– Испугалась я очень. Какие уж тут подробности, особые приметы. Спроси, во что одеты – и то, наверное, не скажу.

– И всё же?

– Мужчина, по-моему, в тёмном костюме, а женщина… в синем платье, как будто бы, – смущённо пытается вспомнить она, комкая в дрожащей руке и без того мятый цветастый платочек, которым то и дело отирает раскрасневшееся потное лицо.

– Как бы не струсила так!..

– Ну-ну, – возражаю я. – Не казните себя напрасно. В такой ситуации, что случилась с вами, кто не испугается. А вы действовали решительно, не дрогнули.

Мне и впрямь приятно похвалить эту пожилую мужественную женщину. Но она отмахивается:

– Да какой там решительно! Мне бы после звонка в «глазок «двери посмотреть, а не сразу открывать.

– Действительно, а почему вы поторопились открыть дверь?

– Думала, инкассаторы за выручкой приехали. Они всегда в это время появляются у нас.

– Погодите, погодите, – останавливаю её. – Давайте уточним. Во сколько к вам позвонили?

– Я уже говорила – без пяти семь.

– А инкассаторы приезжают?

– В семь. Иногда на минуту-две раньше или позже. Вот что и подвело меня. Ведь звонок был почти в это же время.

Да, видел я инкассаторов. Нас дожидались. Даже говорил с ними. Поохали, посочувствовали директорше, и уехали.

Я задумываюсь. Интересная вырисовывается картина: рискованно действовали налётчики! Рискованно, но рассчитано, словно по секундочкам всё выверили.

– Значит, вы считаете, что у преступников была машина?

– Но ведь кто-то сразу выехал со двора, кто же ещё?

«Конечно, – мысленно соглашаюсь я. – Без транспорта им в таком деле не обойтись. Нужно осмотреть двор – искать следы.

Между прочим, выстрел могли слышать на улице. Следовательно, кто-нибудь мог заприметить и машину. Теперь бы найти очевидцев!»

Я знаю, что и другие члены следственно-оперативной группы зря времени не теряют. Зевак на улице, когда мы подъехали к магазину, было немало, да и подворный обход ближайших домов, опрос их жителей может выявить ценных свидетелей. Кто-то из них, к примеру, в момент происшествия выходил из магазина или разглядывал витрины, кто-то отдыхал на балконе или сажал там цветы… Короче, должны быть свидетели. И, поблагодарив Шляпникову, выхожу в коридор. Как и ожидал, мне доставили очевидцев: узкоплечего веснушчатого паренька в линялых джинсах и пёстрой рубашке с отложным воротничком и тощую, как жердь, старомодно одетую старушку. Они-то кое-что и рассказывают о машине. Оба утверждают, что это было желтоватое такси, выскочившее со двора почти вслед за выстрелами. Номера машины старушка не приметила, зато парню запали в память цифры: «37–38».

Незамедлительно передаю полученные данные дежурному по райотделу. Если в машине преступники, и они попытаются выехать из города, им это теперь вряд ли удастся: дежурный известит о моей информации все постовые и патрульные наряды, инспекторов ГИБДД.

Мы делаем всё, чтобы раскрыть дерзкое преступление, как говорится, «по горячим следам», работаем до глубокой ночи, но… тщетно. Налётчики – как в воду канули, и кто они – так и остаётся неизвестным. Мало ли в городе молодых смуглолицых мужчин в тёмных костюмах и брюнеток в синих платьях?..

Домой возвращаюсь за полночь. Пытаюсь неслышно пробраться в свою комнату, но Елена тут как тут. На ходу застёгивает халатик и спешит на кухню.

– Я тебе чаю подогрею.

Отговаривать бесполезно, и я молча киваю.

На кухне Лена усаживается рядом со мной за столик, и, пока я чаёвничаю, не отрываясь, молча смотрит на меня своими зелёными, как виноградины, глазами. Только сегодня они кажутся чуть погрустневшими.

– У тебя что-нибудь случилось? – спрашиваю.

– Что у меня может случиться… Пей чай, Демичевский, пей…

Она отводит взгляд и пытается улыбнуться. Господи! Так ведь я хотел принести ей цветы. Надо же, как всё нескладно получилось.

Ночью мне спалось плохо, и потому проснулся рано. Прохожу на кухню, а Лена уже сидит у окна, задумчивая и чем – то озабоченная.

– С добрым утром! – говорю, улыбаясь. – Что нос повесила?

– Здравствуй! – приветливо отвечает она. На лице её тоже появляется улыбка. – И всё ты замечаешь, Демичевский!

– Профессия такая! – смеюсь я и подхожу к плите. Осторожно трогаю чайник, а он уже горячий-прегорячий. Кладу в чашку ложечку растворимого кофе, сахар, заливаю кипятком.

– Сегодня опять поздно вернёшься? – спрашивает Лена.

– Пока не знаю, – говорю я, отпивая из чашки маленькими глотками дымящийся душистый напиток. Смотрю на часы. Ещё четверть восьмого. Но дома делать нечего, так что лучше немного прогуляться. Допиваю кофе, поднимаюсь из-за стола.

– Ну, пока.

Лена рассеянно кивает. О чём она всё думает?..

В прихожей поправляю перед зеркалом форму, галстук и выхожу на улицу.

Сегодня у меня не столь радужное настроение, как накануне. В девять часов предстоит присутствовать на оперативке у начальника уголовного розыска Белова, и вчерашнее происшествие не выходит из головы. Расследование поручено мне, а с чего начинать? Есть, конечно, несколько соображений, и, думаю, в уголовном розыске тоже подкинут что-нибудь существенное.

Ребята там толковые. Быть такого не может, чтобы, уцепившись за ниточку, не помогли и весь клубок распутать. А ниточка у нас есть! Тот же, со щербинкой, след протектора, зафиксированный во дворе магазина.

Без пяти девять вхожу в кабинет Белова. Все оперативные работники уже в сборе. Опустив седеющую голову, Белов медленно расхаживает из угла в угол. Заметив меня, останавливается и, кивком ответив на приветствие, сухо говорит:

– Что ж, начнём, пожалуй, наше совещание. У кого какие версии по «Бирюзе»? В общих чертах со сложившейся обстановкой я знаком, так что прошу конкретнее.

Присаживаюсь на единственный свободный стул у окна. Лица у всех озабоченные, глаза хмурые. Многие, наверное, не спали.

– Значит, неизвестные подъехали к магазину на такси? Чьё оно? Кто шофёр? – снова спрашивает Белов, ни к кому конкретно не обращаясь.

Первым отвечает старший оперуполномоченный Сергей Наумов. Ему недавно исполнилось тридцать, он тремя годами моложе меня, а уже считается одним из опытнейших работников. В любое дело вкладывает столько энергии и ума, что хватило бы, наверное, на двоих.

– Такси принадлежит второму автопарку, – говорит Наумов, легко поднявшись с дивана. – За машиной закреплены два водителя – Власов Николай Григорьевич, старый кадровый работник, и его молодой сменщик Водолазкин Владимир Константинович, выпускник автошколы. Вчера вечером работал Власов. По его словам, такси просто-напросто угнали, когда он отлучился в столовую поужинать. Машину мы пока не нашли.

Густые нависшие брови Белова опускаются ещё ниже:

– А не может он быть соучастником преступления?

Наумов приглаживает русые волосы и не сразу, но возражает:

– Маловероятно, Александр Петрович. Человек он пожилой, вырастил двоих детей, имеет внуков… Маловероятно…

Белов подходит к окну, разглядывает улицу. С каждой минутой солнце всё ярче заливает своими лучами кабинет, всё громче нарастает шум города. Где-то там, в его необъятных недрах, скрываются от нас те, кого мы сегодня ищем и кого надо задержать, во что бы то ни стало.

– А что говорят свидетели?

Наумов садится, а с дивана поднимается всегда щеголевато одетый оперуполномоченный Громов, мой товарищ и ровесник. На его лице отражается глубокая задумчивость. Он достаёт из кармана замшевой куртки небольшой блокнот, заглядывает в него и неторопливо начинает докладывать:

– Свидетелей, паренька и старушку, мы установили следующим образом…

Белов резко поворачивается к нему:

– Я не спрашиваю, как вы разыскали студента Бубнова и пенсионерку Малинину, – обрывает он Громова. – Что они рассказывают?

Громов растерянно поправляет сверкающий золотыми нитями галстук, обидчиво поджимает тонкие губы.

– Я думал… – пытается оправдаться он, однако Белов снова прерывает:

– Что они рассказывают? – жёстко повторяет он, желая избавиться от обычного многословия Громова.

– Да практически – мало интересного, – уже быстро отвечает Громов. – Мы их и так, и этак расспрашивали…

– Что они говорят? – повышает голос Белов. Обычно спокойный и выдержанный, на этот раз он, чувствуется, еле сдерживается, чтобы не вспылить. – У нас есть фотография Власова? Мы предъявили им её? Когда, в конце концов, вы научитесь докладывать чётко и коротко!

Я спешу на выручку Громову. Ведь опрашивать свидетелей пришлось мне, а не ему.

– И фотография есть, и показывали, – говорю, поднимаясь. – За рулём такси сидела женщина. Разглядеть её не сумели, а вот мужчину, что находился в салоне машины, запомнили: молодой, смуглый… Словом, не Власов. Поскольку Бубнов учится в художественном училище, я попросил его написать хотя бы приблизительный портрет этого человека. Бубнов сразу согласился, и вот-вот должен принести нам свою работу.

Я сажусь, а Белов возвращается к столу, грузно опускается в кресло, задумывается. То, что он повысил сегодня голос, совсем не характерно для него. Да и Громов, несмотря на своё щегольство и многословие, отнюдь не пустозвон, зарекомендовал себя умелым и знающим работником. Но сегодня время не наш союзник, подхлёстывает и Белова.

Он поднимает голову.

– У вас всё? – спрашивает Громова.

– Нет, – торопливо отзывается тот. – Разрешите высказать свои соображения?

– Ну-ну… – смягчается Белов. – Выкладывайте.

– Полагаю, что преступники вели многодневное тщательное наблюдение за магазином, – оживляется Громов, и сеточка мелких морщинок на его широком смуглом лице сразу исчезает.

– Почему вы так думаете?

– Уж очень чисто сработали, вернее – дерзко. Надо бы выяснить, кто в последнее время крутился у «Бирюзы».

«Ай да молодец, Громов! С языка у меня сорвал».

– Резонно, – соглашается и Белов. – Вот вы с Наумовым и отработайте эту версию. Может, кто-нибудь из наших «крестников» отличился.

Да!.. Представляю, каково придётся друзьям. Задача эта не из лёгких. Очень даже не из лёгких!

Однако, как я смотрю, Громова она ничуть не смущает. Он деловито переглядывается с Наумовым, приподнимает, чтобы не помять, стрелки светлых хорошо отутюженных брюк, садится и быстро пишет в блокноте.

– Так… – продолжает говорить Белов. – А теперь послушаем товарища Демичевского.

Он устремляет на меня из-под очков пытливый взгляд и после короткой паузы спрашивает:

– В чём нужна помощь? Зацепок-то почти нет.

Я опять поднимаюсь, ещё раз оглядываю всех и говорю:

– Почему – нет? Взять хотя бы пропавшее такси. Оно как раз такое звено, за которое мы можем ухватиться… Надо войти с предложением к руководству райотдела подключить к нам в помощь патрульно-постовую службу и участковых инспекторов. Следует осмотреть все дворы, гаражи, тупики и переулки… Ведь где-то оставлена машина!

Белов кивает. Я уверен, эта мысль пришла и к нему.

– Теперь второе… Насчёт предположения Громова о том, что за «Бирюзой» велось наблюдение… В первую очередь, нужно ещё раз опросить работников магазина, жителей прилегающих домов. Может, действительно в последние дни там кто-то мозолил им глаза.

Белов снова кивает и делает в «Еженедельнике» пометку.

– Третье… Не мешало бы посмотреть дела о преступлениях, совершённых в городе с применением огнестрельного оружия. Сегодня я направляю для исследования пулю и гильзу, что нашли в магазине.

Мы обговариваем с оперативниками ещё ряд вопросов и расходимся. Я с нетерпением жду Бубнова. Он обещал подойти в десять, а на моих – двадцать минут одиннадцатого.

Ну вот, кажется, и пришёл. Слышу негромкий стук в дверь и поспешно откликаюсь:

– Войдите.

В узкую щель двери сначала осторожно просовывается голова Бубнова, а затем и сам парень показывается на пороге. Стеснительно улыбаясь, он подходит к столу и показывает мне небольшой конверт.

– Вот. Принёс… Как просили.

Он аккуратно открывает конверт, бережно достаёт из него листок бумаги, расцвеченный акварелью. Первое впечатление: меня обманывают. Это не может быть рисованным портретом. Это цветная, мастерски выполненная фотография. Но шероховатость бумаги и некоторая расплывчатость красок на ней убеждают: портре…