Друг, брат, отец: Персональные связи московского правителя с татарской элитой в конце XV — начале XVI вв.

С распадом Золотой Орды связи между ее отдельными частями не были разрушены. Общее пространство, правильно называемое иногда позднезолотоордынским (в значении того, что империя не умерла, а перешла в стадию трансформации), было скреплено множеством факторов: географическим, торговым, военным, политическим и, несомненно, наиболее важным для средневекового периода, — личным, — персональными связями между правителями. Москва выступала в данных взаимоотношениях не как внешняя сила, а как равноправная сторона. Текст постарается штрихами обозначить личные связи между московскими правителями Иваном III, Василием III и их татарскими коллегами-друзьями-оппонентами: крымским ханом Менгли-Гиреем, его женой из Ногаев Нур-Салтан, ее сыновьями казанскими ханами Мухаммад-Амином и Абдыл-Латифом (1485—1518 гг.). Использование этих связей как связей политических также будет в фокусе тезисов.

К середине 80‑х гг. XV в. Казань была в тисках борьбы за ханский трон. Она началась как внутренний конфликт, когда различные группы знати поддержали разных сыновей умершего в 1479 г. хана Ибрагима: одна — Алегама (Али-Ибрагим), другая — его единоутробного брата Мухаммад-Амина. Этот конфликт недолго оставался внутренним. Примерно в 1485—1486 гг. молодой претендент на трон Мухаммад-Амин покинул Казань и осел в Московском княжестве. Ему была дана Кашира в удел.

В это же время мать Мухаммад-Амина, ханша Нур-Салтан, также покинула Казань. К 1486 году она переехала в Крым, где стала очередной женой хана Менгли-Гирея. К июлю 1487 года внимание Нур-Салтан было приковано к ее младшему сыну, Абдыл-Латифу, которого она привезла с собой в Крым. Абдыл-Латиф, младший сын казанского хана Ибрагима и Нур-Салтан, родился в Казани около 1475 г. При выходе матери замуж за крымского хана Менгли-Гирея в 1480 г., султан был увезен из Казани в Бахчисарай и провел детство и юность в Крыму.

Вскоре после прибытия на черноморский полуостров, Нур-Салтан поняла, что Крым был не лучшим местом для Абдыл-Латифа («сия земля лиха» (Сб. РИО. Т. 41). Нур-Салтан начала выяснять возможности отсылки сына на север — либо к своему брату Мухаммад-Амину в Казань, либо к Ивану III в Москву. Первое такое письмо в Москву пришло в течение года после ее прибытия в Крым: Здесе ему (Абдыл-Латифу) Менли-Гирей царь отец; а коли его к тобе (Ивану III) пошлю, то ведает Бог, да ты ему и отец.

В январе 1493 г. Абдыл-Латиф прибыл в Москву. По прибытии Джучид был пожалован городом Звенигородом. Несколько лет спустя, во время событий 1496—97 гг., двое братьев вновь оказались в фокусе московско-крымских отношений. Нур-Салтан и Менгли-Гирей получили известия, что Мамук, Джучид шибанидской ветви, атаковал Казань, сместил Мухаммад-Амина и взошел на трон. В отчаянии они обратились к Ивану за подробностями и попросили его присмотреть за смещенным ханом. Чтобы подчеркнуть ответственность Ивана за смещенного Джучида, Менгли-Гирей напомнил Ивану его прежние отношения с Мухаммад-Амином: «Магмед Аминя царя гораздо бы еси подчивал названой тебе сын и друг».

В 1502 году двое братьев вновь оказались в водовороте московско-крымских контактов. Как и ранее, причиной была политическая неурядица в Казани, но на этот раз вследствие этих событий политические отношения между Крымом и Москвой ухудшатся надолго. Прелюдией послужило короткое сообщение из Москвы в Крым по поводу последних событий в Казани:

Подразумевалось, но не говорилось об этом прямо, что в результате «неисправления» Абдыл-Летифа он был смещен великим князем с ханского трона в Казани. Сообщение о том, что молодой Джучид был лишен трона своим недавним московским покровителем, вызвало всеобщее недовольство властных кругов Крыма. Хан добавлял, что и ранее, и сейчас он сам готов присматривать за мальчиком в Крыму. Нур-Салтан вторила ему, опасаясь за его безопасность. Она жаловалась, что, согласно ее источникам, мальчик вообще затерялся в Степи. Она вновь повторяла ранее звучавшую просьбу отправиться на север (Казань-Москва) посетить ее сыновей.

Фактически юный хан содержался под стражей («нятство») в Белоозере. В апреле 1503 г. Менгли-Гирей настаивал, что адекватное отношение к нему является предпосылкой дальнейших нормальных отношений между Крымом и Москвой:

Право упрекать Ивана выводилось Менгли-Гиреем из факта, что Абдыл-Латиф был его «сыном»: «нам он дитя». Юный Джучид был его сыном не только потому, что он женился на Нур-Салтан (биологически Менгли-Гирей отцом Абдыл-Латифа не являлся). Отношения «отец-сын» отражали также и возрастную разницу в поколение между ними. Важным было то, что Менгли-Гирей взял на себя политические обязательства «отцовства» по отношению к юному Джучиду. На нем, как на «политическом отце», соответственно лежала обязанность присматривать за тем, чтобы все его «сыновья» — т. е. все младшие Джучиды-родственники, принявшие его ханскую власть и патронаж — были бы хорошо обустроены и имели бы соответствующее уважительное отношение. Это включало в себя, помимо всего прочего, поддержку материального положения («кормити») и наделение его людьми («улусы»).

Иван также принял обязательства «отцовства» по отношению к Абдыл-Латифу. Можно вспомнить, как Нур-Салтан декларировала: «а коли его к тобе пошлю, то ведает Бог, да ты ему и отец». Теперь, в неприятной для них новой ситуации, крымские родственники Абдыл-Латифа настаивали на том, что Иван обязан выполнять свои обязательства как «отца».

Это был не первый раз, когда Иван принимал на себя «отцовские» функции в отношениях с Джучидом. Когда Мухаммад-Амин бежал в Московию в 1485 г., летописцы приписывают ему обращение к Ивану быть его «отцом». Подтверждение этого также находится и в дипломатических документах. К примеру, в 1489 г., в письме Ивана Ногаям, он обозначал Мухаммад-Амина как своего «брата и сына» («И посадили есмя на том юрте на Казани своего брата и сына Магмет Аминя царя».

Крымские родственники Абдыл-Латифа агрессивно настаивали на полной реабилитации. Резкий отказ великого князя спровоцировал не менее резкое возражение со стороны Менгли-Гирея. Если Иван не сделает Абдыл-Латифа снова своим «сыном», хан разорвет свой союз с Москвой. Перед лицом повторяющихся протестов Крыма Москва перешла на более примирительный тон. В конце 1508 года преемник Ивана III Василий III согласился на прощение Абдыл-Латифа и вновь подтвердил официальные отношения с заблудшим Джучидом. Данный акт включал в себя возобновление образных «родственных» связей с Абдыл-Латифом и наделение его московской территорией, где он и его родственники и люди могли бы поселиться.

Церемония и документация, сопровождавшие «прощение» хана, была весьма детальной. Крымцы требовали, чтобы великий князь признал хана «другом и братом», в то время как еще в 1504 году, при жизни Ивана III, их требования не простирались далее «друга и сына». В итоге, московские представители согласились на «друга и брата».

Договор не продлился более четырех лет. Весной 1512 года Крым предпринял поход против Московского княжества. Это привело к финальному разрыву отношений между Москвой и Бахчисараем. Москва обвинила Абдыл-Летифа в соучастии, и он вновь был заключен под стражу.

В течение последующих пяти лет было сделано еще несколько запросов, касающихся Абдыл-Латифа. Василий был готов использовать Абдыл-Латифа как дополнительную карту в переговорах с Крымом, но в то же время неохотно мирился с мыслью отпуска его в Крым.

К осени 1517 г. компромисс был наконец достигнут. Вместо того чтобы ехать в Крым, либо оставаться в Московии, Абдыл-Латиф должен был быть послан в Казань к Мухаммад-Амину. Казанский хан был тяжело болен, что остро поставило вопрос о престолонаследии. Пока шли окончательные приготовления между сторонами, Василий III согласился на прощение Абдыл-Летифа и отослал его в Каширу. Он также согласился назвать его «сыном и братом», что, возможно, должно было символизировать «патерналистскую» функцию, исполняемую Василием, когда он представлял Абдыл-Латифа как наследника престола в Казани.

Однако судьба распорядилась так, что Абдыл-Латиф больше никогда не увидел Казань. Будучи в Кашире и дожидаясь утряски всех организационных вопросов, он вдруг неожиданно заболел и умер 19 ноября 1517 г. Мухаммад-Амин вскоре последует за своим братом и покинет этот мир в декабре 1518 года.

Смерти Абдыл-Латифа и Мухаммад-Амина знаменуют собой конец целой эры. Начиная с конца 1480‑х гг. и далее на протяжении 1490‑х гг., Иван III установил особые личные связи («образное родство») с двумя братьями-Джучидами. Если для крымского хана Менгли-Гирея и его ногайской жены Нур-Салтан московский великий князь был «братом», то в случае с сыновьями Нур-Салтан его статус варьировался от «друга» до «брата» и достиг своего апофеоза в роли «отца». В совокупности с торговыми связями и военной мощью эти отношения обеспечивали Москву рычагами воздействия для установлении своего влияния в средневолжском ханстве — Казани.

Однако сами Джучиды были далеко не послушными «сыновьями» «бекского» правителя, видимо воспринимая союз с ним как временную меру, и при благоприятных обстоятельствах незамедлительно освобождались от опеки «неверных», как например Мухаммад-Амин в 1505 году в Казани, произведя русский погром и до конца своих дней в 1518 году уже никогда не входивший в тесный альянс со своим московским покровителем. После безвременной кончины сыновей казанского хана Ибрагима эти отношения исчезли, а с ними и большая часть московского влияния в этом районе Дешт-и-Кипчака.

Работа выполнена при финансовой поддержке Gerda Henkel Stiftung (грант AZ 09/SR/10).