Дружба, Inc

1

Нет, вы только представьте себе такую наглость!!!

Готовы? Тогда начали.

Итак, перед вами восхитительная молодая женщина. Точнее, девушка. А если еще точнее, почта девочка. Разве двадцать семь — это возраст?

Ну, хорошо — двадцать восемь. Ладно, ладно — двадцать девять. Думаете, возраст?

Тогда так. Перед вами восхитительная особа женского пола. Очаровательная сексуальная блондинка. Что вы сделаете, ее увидев?

Правильно. Расцветете в улыбке. Поперхнетесь рванувшимися наружу комплиментами. Ну или сморщитесь от резкой боли в сердце. Вызванной, отмечу, вовсе не ишемией, но явившимся вам прекрасным видением (то есть мной). Но вы ведь не будете давать этому видению пинок под зад, верно?

И, тем не менее, кто-то нагло и бесцеремонно пихает коленом мою очаровательную, невероятно сексуальную, нежно-розовую попку. И именно в этот момент оглушительно звонит дверной звонок.

Я вздрагиваю и покрываюсь холодным потом. Случился мой самый страшный кошмар. Я, которую муж называет профессиональным другом, пригласила в гости всех наших друзей. Не просто всех, но ВСЕХ (а это значит — очень много). И напрочь об этом забыла.

В квартире бардак. В холодильнике пустота. Я не накрашена. Я не причесана. И я не одета. И это при том, что я не отношусь к той счастливейшей породе женщин, которые убеждены, что в своем, так сказать, естественном виде выглядят отлично.

Но самый ужас даже не в том. Я только сейчас понимаю, что все наши друзья просто физически не поместятся в нашей крошечной трехкомнатной квартирке. И даже если соседи благородно уступят нам на этот вечер свою жилплощадь, это не решит проблемы. Разве что благородство проявят еще и обитатели нижнего этажа (а лучше, чтобы и верхнего).

И что бы вы сделали в такой ситуации? Ответ правильный. Вы бы прикинулись, что вас нет дома, схватили бы записную книжку и начали обзванивать всех своих друзей. То есть ВСЕХ.

Тех, которые уже готовы выломать вашу дверь. И тех, которые еще только подходят к вашему подъезду, хищно улыбаясь и плотоядно облизываясь в предвкушении общения и угощения. И конечно, тех, которые стоят на светофорах и бессмысленно гудят, протестуя против жестокости мира, лишающего их вашего общества.

И что бы вы им сказали? Тоже правильно. Что случилось самое страшное и непредвиденное. Что вы застряли в пробке на самой окраине Москвы, куда поехали за продающимися только там деликатесами (и где, по всей вероятности, сегодня заночуете, на радость этим самым скоропортящимся деликатесам). Что хищный эвакуатор только что утащил ваш любимый автомобиль (тьфу-тьфу-тьфу и типун мне на язык!). Что форс-мажорные семейные обстоятельства потребовали вашего присутствия в другом городе. И не важно, что ваши друзья прекрасно знают состав вашей семьи. И осведомлены об отсутствии бабушки, проживающей в глухой провинции.

Ну или что правительство поручило вам некую секретную миссию. Что вас похитили инопланетяне (да, да, те самые, изумрудно-зеленые и с антенками на лбу. Или даже другие, совсем непривычные на вид). В такой ситуации хороши все средства.

Я пока еще не знаю, что именно я совру, и судорожно хватаю записную книжку. И (о ужас?) обнаруживаю то, о чем вы ни за что не догадаетесь. От книжки осталась только обложка. Листки же полностью отсутствуют.

Мне плохо. Мне очень и очень плохо. Я не знаю, что мне делать. Я хочу снова вернуться в материнскую утробу. Оказаться в космическом корабле, стартующем в соседнюю Вселенную. Быть запечатанной в кувшин и брошенной на дно океана. Стать жертвой очень сильной, но быстро проходящей амнезии. Иля прикинуться слепоглухонемой.

Пункт один осуществим, и я плотно зажмуриваю глаза. С пунктом три тоже никаких проблем, от ужаса я и так онемела. А вот со вторым дело сложнее. Звонок все звонит, и звонит, и звонит. Пронзительно, мрачно и судьбоносно. Прямо как тот пресловутый колокол, о котором писал Хемингуэй.

Помните? «Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, потому что он звонит по тебе…» Этот точно звонит по мне. Громко, значимо и погребально. И вдруг замолкает.

Интересно, что это? Неужели я, наконец, оглохла?

— Мам…

Обожаю, когда мой ребенок произносит это слово. Точнее, как он его произносит. Абсолютно индифферентно и не разжимая губ, словно чревовещатель, и его пухлые щеки при этом даже не колыхнутся. Но, кажется, сейчас я улавливаю в обычно бездушном «мам» что-то вроде легкой тревоги.

— Мам… Уже семь пятьдесят…

Ребенок констатирует это, не открывая глаз (хотя при этом он уже в кроссовках и куртке). И, пошатываясь, выходит из спальни.

Я улыбаюсь, выключаю будильник и облегченно вздыхаю. Самый ужасный кошмар из всех, которые я могу себе представить (ужаснее было бы разве что обнаружить на стодолларовой купюре портрет моей бабушки. Или что у всех моих туфель вдруг отвалились каблуки. Или проснуться с волосами цвета красного дерева), оказался всего лишь сном. За звонок в дверь я приняла звонок будильника, а пинал меня мои собственный муж.

Нe со зла, конечно. Просто он спит очень неспокойно. Особенно после светских мероприятий вроде фуршетов, вечеринок, приемов гостей или походов в гости. То есть большую часть ночей.

На часах семь пятьдесят, сейчас утро, и в дверь не ломится толпа приглашенных мной друзей. Нет, вы не правы. Своих друзей я очень люблю. Я просто счастлива, что все страшное мне только приснилось. На самом же деле я всего лишь проспала и слегка опаздываю в школу. А это уже совсем не страшно. В первый раз, что ли?

И (большое спасибо за подсказку) уж точно не в последний…

На улице кошмарный холод, а ведь только начало октября. Впрочем, удивляться московской погоде — дело совершенно неблагодарное. Летом заморозки, в Новый год идет дождь, в апреле выпадает снег.

Сейчас, однако, это совсем не утешает. Я чувствую себя одним из трех поросят, с недоумением обнаружившим, что по утрам начали замерзать лужицы. Тело меня не очень слушается, но я с максимальной поспешностью впихиваю его в машину и плохо гнущимися пальцами включаю печку. Она гонит мне в лицо ледяной воздух, и немногочисленные утренние мысли (признаюсь, по утрам их ну просто очень мало, хотя и в другое время суток их не так уж много) падают на дно черепа замороженными на лету курицами.

Надо было надеть что-нибудь потеплее, но я торопилась и не очень хорошо соображала. И потому ограничилась спортивным костюмом. В котором неплохо прогуляться на даче летним вечером, но в котором октябрьским утром очень неуютно.

Вообще-то можно было бы обойтись и без суеты. К началу первого урока мы в любом случае успеем.

Правда, в этом году в нашей школе (не гимназии, отмечу, не экспериментальном учебном заведении для особо одаренных или для детей миллионеров) нововведение. В школе нет ни собственной конюшни (что меня, признаться, радует), ни бассейна (что слегка огорчительно), ни даже примитивного компьютерного класса (что совсем плохо).

Это самая обычная школа в центре Москвы. Хотя и с приставкой «спец». В том плане, что дети с первого класса изучают французский. А с третьего — английский. Хочется верить, что к выпускным экзаменам мой сын сможет гордо зайти в свой любимый «Макдоналдс» и гордо заказать свой любимый Биг-мак на трех языках.

В общем, в школе нет ни единого компьютера. Нет даже скелета в кабинете биологии. Зато есть нововведение. Ровно в восемь двадцать двери закрываются.

Любопытно — неужели опоздавших уже не пускают? Жаль, что в моей школе не было такого правила! Сколько чудесных поводов для прогулов можно было бы придумать. Сломался троллейбус, прямо у дома разлилась огромная лужа, помогала старушке перейти через дорогу, спасала выпавшего из гнезда птенца. И в итоге опоздала всего на одну минуту я оказалась перед закрытыми дверями. И так огорчилась и растерялась, что вернулась домой.

Конечно, в этом случае получить среднее образование мне бы не удалось. А так получила и его, и вдобавок высшее. Хотя до сих пор не знаю зачем.

Мой ребенок вовсе не опасается оказаться в числе опоздавших. Его нельзя назвать примерным, и двойки по поведению он получает не реже, чем по другим предметам. Однако у него есть, свой пунктик. Он должен прийти в школу раньше своих одноклассников. А в идеале — вообще раньше всех. Думаю, дай я ему волю, он будил бы меня в семь утра (и минут пятнадцать спустя гордо здоровался бы с заспанным охранником).

Нет, вы не угадали (и, более того, допустили ужасную промашку). Он торопится в школу вовсе не за знаниями. К ним он равнодушен. Большую часть того, что говорят учителя, он просто пропускает мимо своих пухлых ушей.

Учителя же регулярно уведомляют меня о том, что мой ребенок чересчур энергичен и подвижен. Что он физически не и состоянии спокойно просидеть сорок пять минут. А на переменах бесится так, что потом пол-урока приходит в себя. А вторые пол-урока вертится и подпрыгивает.

Видимо, они рассчитывают, что я как-то могу это изменить. Любопытно, как именно? Давать ему успокоительное? Класть в рюкзак комплект веревок и пособие по завязыванию морских узлов (дабы учителя могли прикрепить его к стулу на время урока)?

Впрочем, если бы не я, проблем у них было бы куда больше. Это я учу его правильно писать (безуспешно, как мне кажется), диктую ему французские слова и проверяю уроки, которые без меня он просто забывал бы сделать. Как забыл этим летом сделать перевод громадного английского текста, заданного на каникулы.

Тот факт, что задание имело место быть, выяснился только 30 августа, а, а 2 сентября перевод надо было сдать. Два дня и две ночи я сначала переводила примитивное повествование про приключения двух собак и их хозяина, а потом сама переписывала это начисто, стилизуя свой почерк под кривоватые каракули.

Ладно, ладно, я всего лишь немного преувеличила. Конечно, свою лепту вносит и мой муж. Меня ребенок считает своим другом, а папу воспринимает как божество, которое любят и одновременно опасаются.

Папа в воспитательных целях может порвать тетрадь, если домашнее задание из десяти предложений написано всего-то с тридцатью ошибками. Папа может изредка повысить голос и пригрозить отключением видеомагнитофона (или лишением доступа к компьютеру). До крайних мер никогда не доходит, и хитрый приспособленец девяти лет прекрасно знает, что и не дойдет. Но все же на всякий случай опасается.

— Мам…

Это напоминание о том, что мы опаздываем. При том, что мы никуда не опаздываем. Прямо-таки болезненная пунктуальность. Мой муж, кстати, тоже весьма пунктуален, хотя и не настолько. Когда мы познакомились, эта его черта меня приятно поразила. Как и многие другие черты, признаюсь.

На встречи с другими я всегда являлась намного позже. И гордо заявляла, что настоящая женщина никогда не приходит в назначенное время. Мэрилин Монро, к примеру, постоянно опаздывала и даже на день рождения президента притащилась через два часа после начала торжества (может, это и неправда, но мне этот факт очень нравился).

В общем, я искренне полагала, что чем больше срок опоздания, тем больше эту женщину (меня, меня, конечно!) надо ценить. Как вам такая мысль? Перестаньте, это простительно. Я ведь была так молода… Но с ним я о таком даже не думала. Я боялась, что он не будет ждать и пяти минут и уйдет.

Представьте, каково мне было, когда недели через две после нашего знакомства я поняла, что он опаздывает, и уже на целых три минуты. Верно, мне стало плохо. Я, легкомысленная и абсолютно не мнительная (чересчур избалованная мужским вниманием и никогда не ценившая мужчин), начала паниковать. И думать о том, что он никогда не придет. Что он меня бросил. Что он сейчас лежит в постели с другой женщиной.

О, как я ненавидела в тот момент ту, которая отняла у меня первого настоящего мужчину моей жизни! Я ненавидела ее потрясающе красивое лицо. Ее шелковистые темные волосы. Ее невероятно сексуальное тело. Ее низкий кокетливый смех.

Он появился еще через семь минут. Оказалось, что в метре от места встречи его, торопящегося на встречу со мной, остановили за превышение скорости. Но поскольку я при своем плохом зрении всегда считала, что очки мне не идут, я просто не могла этого заметить. И прокручивала в голове порнофильм с участием потрясающей красотки, соблазняющей и ублажающей моего мужчину всеми существующими (и несуществующими) способами. Не сомневаюсь, что если бы этот фильм был снят в действительности, он бы занял первое место на каннском фестивале «Горячее золото». И принес бы мне миллионы.

Кстати, вину за свое первое и последнее опоздание мой муж тогда искупил весьма достойно. Он пригласил меня в маленький уютный бар, а потом отвез к себе. А там извинялся, извинялся и извинялся. Очень горячо и искренне и страстно. И столько раз. И сверху, и сзади, и… Это уже детали.

Кажется, именно в тот день мои родители заподозрили, что с дочерью происходит что-то серьезное. Восемнадцатилетняя дочь всего четыре месяца назад вышла замуж и решила пожить у родителей на время зимней сессии. Разумеется, исключительно для того, чтобы позаниматься в спокойной обстановке. Сессия оказалась невероятно сложной, каждый день то экзамен, то консультация, причем до позднего вечера. Однако странным нм показалось даже не это. А то, что я возвращалась невероятно счастливой и несла с блаженным видом какую-то ахинею.

В тот вечер, наконец, прозревшая мама вошла вслед за мной в комнату, где я как раз собиралась переодеться. И к изумлению своему, обнаружила, что лучшая студентка всех времен и нарсудов вернулась домой без одной, но очень пикантной части туалета. Вдобавок ко всему на шее у лучшей студентки красовалась странная отметина, чем-то напоминавшая укус вампира. Мама холодно поинтересовалась, какой именно экзамен я сдавала и кто его принимал. А в ответ на мою бессвязную околесицу мрачно и понимающе закивала головой.

С экзаменатором она познакомилась две недели спустя, когда я сообщила, что ухожу от мужа к другому мужчине. О том, что в ту сессию я в институте так и не появилась, она, к счастью, не узнала. Все несданные экзамены я сдала весной. Знаний у меня к тому моменту стало даже меньше, чем было, но я преуспела в другом и уже была в положении.

Живота еще толком не было видно, но я поделилась своей радостью со всеми преподавателями. Ни у одного не поднялась рука поставить двойку или хотя бы тройку такой цветущей и такой юной будущей матери.

— Мам…

Да, а вот и плод нашей любви, выражаясь высокопарно. Его помятое и заспанное лицо совершенно бесстрастно (а это свидетельствует о том, что он пребывает в сонном состоянии). Как правило, по дороге к школе мы с ребенком храним молчание. Сегодня же молчать ему не хочется. Судя по тому, что к моменту моего пробуждения он был полностью одет, проснулся он минут на двадцать раньше меня. И, к ужасу учителей, уже начинает разгуливаться.

— А вы где вчера были? У Воробья?

— И горюша, это же твой тренер! — Я изображаю возмущение. — И его зовут Сергей Олегович…

— Он же Воробьев, а значит, Воробей…

Логика, бесспорно, убийственная. Но воспитатель из меня сейчас никакой, и я предпочитаю промолчать.

— А зачем вы к нему ездили?

Не люблю утренние беседы. По утрам я соображаю исключительно плохо. Даже хуже, чем в другое время суток. Но если мой ребенок проявил настойчивость, лучше ответить. Все равно ведь не отстанет.

— Затем, что это старый папин знакомый. Затем, что он бесплатно тебя тренирует. Затем, что он наш друг…

— У тебя кругом друзья, — изрекает ребенок с видом пророка, глаголящего исключительно истины. — А вот папочка друзей не любит. И я не люблю. У меня их вообще нет. И никогда не будет…

— Знаешь, это неправильно, — начинаю я старую и порядком надоевшую песню. — У человека должны быть друзья. Как можно жить без друзей? Друзья всегда придут тебе на помощь, если тебе будет плохо. Есть даже поговорка — не имей сто рублей, а имей сто друзей (Господи, какие же банальности из меня лезут!)…

— На сто рублей даже картридж для «генмбоя» не купишь.

Самый дешевый — сто шестьдесят…

Да, в логике ему не откажешь. И до чего же он практичный.

Просто самое настоящее дитя своего времени.

А до чего упрямый! Между прочим, разговор о необходимости иметь друзей мы ведем как минимум раз в неделю на протяжении уже нескольких лет. Но этот мальчик феноменально упорен. Был бы он так же настойчив в учебе, его бы уже перевели из четвертого класса в десятый. А может, разрешили бы в порядке исключения сдать экзамены в вуз.

Представляю, как он выглядел бы в своем парадном галстуке с поросятами в университетской аудитории. Впрочем, не сомневаюсь, что в буфете он проводил бы куда больше времени. Этот мальчик очень любит поесть.

— Тимур мне вчера опять: «Игорек, давай дружить!» — Последние слова произносятся противным писклявым тоном. — Ты мне будешь давать свой «геймбой», а я тебе — свои компьютерные игры. А у него все игры для сопляков. Одно дерьмо…

— Игорюша?

— Ну и зачем мне дружить с таким козлом?

Для того чтобы активно возмущаться, я слишком хочу спать. Хотя, как вы догадались, я предпочла бы, чтобы он осваивал французскую лексику, а не школьную разговорную. Но мы уже у школы, и я решительно втискиваюсь в дырку между плотно стоящими машинами. И встаю прямо напротив входа, нагло наехав на «зебру» и сплющив и без того многократно перееханное и абсолютно плоское животное.

Ребенок молча смотрит на часы. Так умеет делать только его отец — не говоря ни слова, сказать очень и очень многое. Хотя на часах всего восемь ноль две.

— Костя Цветаев наверное уже пришел…

Думаю, что именно таким тоном судьи оглашают смертный приговор. Причем какой-нибудь особенно неприятный. Типа четвертования или скармливания красным муравьям.

Я молчу. Видимо, я действительно виновата. Наверное, можно было бы ответить ему, что надо стараться быть первым в учебе, а не первым пришедшим в школу. Но муж с улыбкой утверждает, что раз ребенок хочет быть первым хотя бы в этом, это уже положительное явление.

— Мне сегодня опять на продленку?

Господи, что бы я делала без этой продленки? А ведь она уже последний год. Вот кошмар. Так удобно забирать ребенка не в полвторого, а в полшестого. Правда, из нашего класса на продленку ходит только он один. Наверное, у нас с мужем репутация людей очень много и упорно работающих. Муж при этом работает дома, а я на работе появляюсь не слишком часто. Но зачем кому-то об этом знать?

Ребенок, конечно, знает. Но не протестует. В конце концов, я отдала его в ясли уже в полтора года. Мама с бабушкой меня упрекали, но я категорично заявила им, что ребенку для развития необходимо общаться с себе подобными. На самом деле причина была в другом. Я считала и считаю, что родители должны иметь право на спокойную жизнь.

— Конечно, на продленку. А вечером тебя заберет бабушка, потому что мы с папой едем в гости…

Бабушки — это бесценный дар. Мой ребенок стал путешественником, как только я закончила кормить его грудью (то есть в три месяца). Наверное, вообще надо было ограничиться искусственным кормлением, и сейчас грудь была бы как в восемнадцать лет. Хотя она и так очень и очень ничего. Нет, слишком скромно, вы не находите? Тогда так — грудь у меня просто супер. Тоже скромно, но со вкусом.

— Ладно, я пошел…

Ребенок выбирается из машины, и я только сейчас замечаю, в каком он виде. Куртка застегнута криво, из-под нее вылезла майка, на голове черт знает что. А именно то, что он называет медвежьей прической — волосы всклокочены и торчат в разные стороны. Видимо, помыл на ночь голову, а высушить не успел, свалил сон. А я с утра, конечно, не заметила.

Я провожаю его взглядом, а потом решаюсь взглянуть в зеркало на себя саму. Свет мой зеркальце, скажи… Так сказало бы хоть что-то хорошее. Хотя его вообще-то никто и не спрашивал.

Боюсь, что сейчас мне не удалось бы выиграть даже конкурс «Миссис Покровка-2004». Максимум взяла бы второе место. Ни капли косметики, прическа тоже не подарок, лицо помятое и сонное. Мамаши, постепенно стекающиеся к школе, выглядят посвежее, и они не в спортивных костюмах. Но у меня есть преимущество: я сижу в машине, и меня никто не видит.

Мой расхристанный ребенок ускоряет шаг. Видимо, в нем все еще теплится надежда, что никого из его одноклассников пока нет. А потом скрывается в школе. Надо, конечно, следить за тем, в каком виде он отправляется за знаниями. Но по утрам так хочется поспать хотя бы лишних пять минут…

Наверное, кто-то скажет, что я плохая мать. И будет не прав. Я прекрасная мать. У моего ребенка всегда чистые вещи и обувь. Я регулярно напоминаю ему, что надо чистить зубы (хотя и не проверяю, почистил ли он их на самом деле, чем он, конечно, пользуется). Опять же я помогаю ему с уроками. Бесспорно, я что-то упускаю. Но я ведь не домохозяйка. Я — работающая женщина.

Ах да, извините. Я уже призналась, что работой себя не перегружаю. Но она ведь все равно есть. Плюс на мне забота о доме (горделиво звучит, верно?). Убираться, стирать, гладить, кормить — это же все я. Правда, готовит муж, но это мелочи.

Пока я тупо сижу в машине, у школы постепенно собираются мамы одноклассников и одноклассниц моего ребенка. Дети войдут внутрь, а они останутся тут, обсудят учителей, домашние задания, сложность предметов и прочие столь важные для них темы. А потом на родительском собрании будут задавать идиотские вопросы типа того, сколько времени ребенок должен делать уроки и как научить его заучивать наизусть французские тексты, и т. п. и т. д. В итоге собрание растянется часа на три.

Впрочем, на собрания я хожу через раз, тусовок около школы стараюсь избегать. Вот и сейчас я не выхожу из машины, а вместо этого выкручиваю руль и нажимаю на газ. Мне нельзя терять время. Меня ждут великие дела.

А свое мнение, пожалуйста, оставьте при себе…

— Доброе утро!

Супруг приветствует меня с кухни, откуда уже тянет свежемолотым кофе и поджаренными тостами. Мой ненасытный желудок отзывчиво теплеет.

— Доброе утро, милый…

Я нежно целую мужа в щеку и скрываюсь в ванной. Садиться за стол в спортивном костюме пошло, зато из ванной я возвращаюсь в красивом халате, больше похожем на вечернее платье. Маленький журнальный столик в проходной комнате уже накрыт. Муж считает, что кухня служит только для приготовления пищи.

Передо мной кофейник, тарелочка с двумя тостами, масленка, яйцо всмятку в красивой подставке и блюдце с земляничным джемом. Подходящий завтрак для холодного осеннего утра. Правда, весной мне придется переходить на йогурты и отказываться от десерта, но до весны еще так далеко. Настолько далеко, что по утрам у меня регулярно возникает постыдная мысль о дополнительной порции тостов. И еще одном яичке. Таком восхитительно горячем, волнующе нежном, потрясающе сытном.

Увы, я прекрасно знаю, что воплощения стыдных мыслей в жизнь допускать нельзя. Разве что изредка. При росте 165 сантиметров мне не стоит весить больше 57 кило. Муж уверяет, что я великолепно выгляжу, даже когда вешу 60 (и оставался при своем мнении, когда я как-то растолстела до 63-х).

Не сомневаюсь, что он говорит правду. При моей любви к еде очень приятно осознавать, что можно есть еще, еще и еще. И тобой по-прежнему будет восхищаться единственный мужчина, чье мнение для тебя важно.

Однако существует одна вроде бы небольшая, но очень серьезная проблема. Стоит только подлым весам (и почему они считают, что именно они знают правду?) показать, что мой вес превысил отметку 57, как на мне начинает плохо застегиваться большая часть моих вещей.

При весе в 60 кило все мои джинсы на мне не сходятся, брюки подозрительно постанывают, юбки тревожно напрягаются. И я могу влезть только и кожаные шорты. Они, бесспорно, очень красивые и стильные, и сразу снимается ежедневный и очень мучительный вопрос, что именно мне надеть (а этим проклятым, но одновременно очень приятным вопросом я ежедневно мучаю и себя, и мужа). Нo, при таком обилии вещей, как у меня, глупо ограничиваться одной вещью, пусть и любимой.

Хотя иногда я себе это позволяю и ношу шорты целый месяц подряд. А то и два. А то и три.

Сейчас с весом у меня все в порядке. По крайней мере судя по вещам. Лето закончилось совсем недавно, а поскольку я помидороманьяк, то летом килограммами поглощаю эти чудесные красные шарики и при этом умудряюсь худеть. И потому сейчас я могу не укорять себя за то, что по утрам так хочется есть. И не искать этому научных объяснений. Тем более, что есть хочется еще и днем. И вечером тоже. И ночью.

У мужа в отличие от меня по утрам аппетит отсутствует, он ограничивается апельсином или бананом. Зато он литрами пьет кофе и уверяет, что это очень насыщает. Возможно, так он пытается избавиться от лишнего веса, с которым у него теоретически тоже есть проблемы. Лично мне кажется, что у него великолепная мужская фигура (широкие плечи, крепкие ноги, крупное тело). Но он не женщина и моим комплиментам, кажется, не внимает. В том смысле, что усыпить его бдительность они не могут.

Ой, прошу прощения! Я же до сих пор не описала вам своего мужа. Так увлеклась мыслями о еде, что совсем об этом забыла, а это же очень важно. Итак, начнем.

Мой муж — фантастический мужчина. Потрясающий, невероятный, ни с кем не сравнимый. Мужчина моей мечты. Хотя мне кажется, что о нем мечтают и все прочие женщины, населяющие эту планету.

По крайней мере, когда мы совершаем моцион в виде прогулки по Чистым прудам, я вижу, как они на него смотрят. Призывно, нагло, кокетливо, оценивающе. И наверняка думают, что смотрелись бы рядом с ним куда лучше, чем эта самодовольная блондинка. В смысле я. Или самодовольная брюнетка (иногда я бываю брюнеткой и даже рыжей).

Считаете, что описание слишком абстрактное? Хорошо. Рост 175, вес 85, короткие темные волосы с проседью, аккуратная эспаньолка, зеленые глаза. Умные, внимательные, проницательные, очень холодные (для всех, кроме меня). В девятнадцать лет от одного взгляда этих глаз я испытывала острое желание побыстрее избавиться от одежды. И признаться, избавилась от нее во время первого же визита к нему домой.

Сейчас, конечно, все немного иначе, мы все же вместе уже десять лет. Ио когда в моей голове нет никаких посторонних мыслей, его взгляд производит на меня все тот же эффект. Правда, до избавления от одежды доходит далеко не всегда. Мешает обед, или взятый в видеопрокате новый фильм, или поездка к друзьям, или гости.

Да, самое главное я, конечно же, забыла. Наверное, все дело в том, что я стараюсь не есть сладкого, отсюда и проблемы с памятью. Моего мужа зовут Игорь, и я убеждена, что это лучшее имя на свете. Сына я тоже назвала Игорем, хотя муж сомневался, а родственники вяло возражали.

Остальных Игорей этого мира я не перевариваю, сам факт их существования кажется мне кощунственным. Будь я президентом, я бы запретила давать детям это имя, а всем Игорям (кроме моих Игоря и Игоря Игоревича) приказала бы сменить имена. И единственное исключение сделала бы для своего внука, правнука, прапраправнука и его потомков.

Кстати, женщин по имени Анна я тоже не перевариваю. Мой указ касался бы и их. Ну вот, теперь вы знаете, как меня зовут. Тогда уж не забывайте: я — Анна. Не Анечка, не Анюточка и уж тем более не Ань и не Анютик. Договорились? Надеюсь только, что с памятью у вас получше, чем у меня. За Аньку я готова убить, между прочим. Запомнили?

Но не будем о грустном. Тем более что завтрак, как всегда, потрясающ. Кофе не слишком крепкий и не слишком слабый, яйцо всмятку, тосты хрустящие, но не жесткие. Пусть это банальность, но жить на свете ужасно приятно.

Я так увлекаюсь завтраком, что с большим запозданием замечаю, что муж проигнорировал свои бананы и апельсины. И просто пьет кофе и курит натощак. Причем уже третью сигарету, если доверять пепельнице. А я за ним такого давно не замечала.

Разумеется, я далека от того, чтобы сделать ему выговор. В конце концов, он старше меня на тринадцать лет. И хотя он с самого начала нашей совместной жизни сказал, что предпочитает диктатуре демократию, я об этой разнице всегда помнила. И веду себя умно и тактично, как и положено идеальной жене.

— А почему ты не завтракаешь?

(Вы оценили мою дипломатичность?)

— После вчерашнего?

С похмелья муж обычно чувствует себя не очень. Да и кому, собственно, может быть хорошо после обильных возлияний? Я, например, утром страдаю даже после двух-трех бокалов вина, выпитых накануне. Но дружба требует жертв. С вашими друзьями ведь, наверное, то же самое — встречи без спиртного невозможны?

К счастью, не все наши друзья поклоняются Бахусу. Но некоторые поклоняются ему весьма ревностно. Как, например, тренер нашего ребенка, который за вечер умудряется выпить бутылку с лишним коньяка. А поскольку один он пить не может, то муж вынужден составлять ему компанию.

— Зато сделали хорошему человеку приятное. Ему ведь так одиноко…

Тренер нашего ребенка, Сергей Олегович Воробьев, почти год назад развелся и с тех пор постоянно зазывает нас в гости. Пока нам удается ограничиваться одним визитом в месяц.

Муж молча кивает. Вчера гостеприимный хозяин, помня о том, что муж пьет только пиво, гордо продемонстрировал специально припасенный запас «Балтики». Мне показалось, что Игорь, предпочитающий всем сортам «Стеллу Артуа», внутренне содрогнулся, но весь вечер мужественно поглощал мутный напиток.

Он даже отважно выдержал прощальный алкогольный ритуал, почерпнутый хозяином у какого-то казачьего атамана. То есть пил «стременную», «заушную», «умордную» и какую-то еще. Судя по количеству произнесенных перед расставанием тостов, гипотетическая лошадь, на которой мы уезжали, была длиной с десяток белых акул из фильма «Челюсти».

— И заодно приобщились к искусству…

Игорь произносит это вроде бы без иронии, но я-то могу оценить его убийственный сарказм. Сергей Олегович — человек довольно веселый и приятный в общении. А плюс он известный специалист в области айкидо. Но у него есть один минус. Выпив, он берется за гитару.

В юности у меня был поклонник, обожавший мучить этот инструмент и безголосо копировать «Битлз». С тех пор к самодеятельным музыкантам я отношусь с опаской (как правило, отсутствие таланта они компенсируют неутомимостью), а муж их вообще не переваривает.

Увы, со слухом у Сергея Олеговича не очень. А вот голос очень сильный и громкий. Плюс масса энтузиазма и богатый репертуар. Бардовские песни, русские народные романсы, частушки и даже какие-то цыганские напевы.

— Милый, друзья имеют право на слабости…

— Что ж, спасибо, что он хотя бы не танцует… — выдает муж без тени улыбки. — Хотя, признаюсь, я предпочел бы отдать ребенка в плавание. Даже если его тренер окажется непризнанным поэтом, мы об этом не узнаем…

Он наливает себе еще кофе из огромного стеклянного кофейника и потирает виски. Кажется, у него болит голова. И еще мне кажется, что пора менять тему.

— Знаешь, мне сегодня приснился ужасный сон. Мне приснилось, что я позвала в гости всех наших друзей — абсолютно всех — и совсем об этом забыла. А когда решила отменить вечер, оказалось, что все их телефоны куда-то исчезли…

— Приятный сон. — Муж снова берет в руки сигаретную пачку. — Было бы неплохо, если бы он оказался вещим…

— Милый, что бы мы делали без друзей? — риторически вопрошаю я и доедаю свое любимое яичко.

— Жили бы как раньше. Гуляли бы, вкусно ели. Занимались сексом…

Так, все понятно. У мужа похмелье, и он пребывает в скептическом состоянии духа. Хотя если честно, то это его вина. Раньше, отправляясь в гости к любителям спиртного, он брал с собой несколько бутылок безалкогольного пива. Потом на смену безалкогольному пиву пришло алкогольное, но больше трех бутылок своей любимой «Стеллы» он за вечер не выпивал. В последнее время в гостях он выпивает чуть ли не по десять бутылок. И зачем, спрашивается? Но я не могу задать ему этот вопрос напрямую.

Я беру паузу, намазывая последний тостик земляничным джемом. А потом лучезарно улыбаюсь:

— Знаешь, наверное, сегодня я не пойду на работу. Полосу сдавать только послезавтра, а сейчас мне очень хочется спать. Разбуди меня часа в два, ладно? Мне еще надо собраться…

Игорь смотрит на меня с подозрением. Неужели забыл?

— В шесть нас ждут Олег и Таня, — терпеливо напоминаю я. — Они закончили ремонт и еще три дня назад пригласили нас в гости…

— Какое радостное известие! — Муж снова потирает виски. — Но я бы предпочел лишить себя этого удовольствия. Вчера в гости, сегодня в гости, а мне вообще-то надо работать…

Я с сожалением доедаю тостик и делаю последний глоток кофе. Хочется добавки, но Игорь не в том настроении. И что с ним происходит в последнее время?

— Милый, это наши друзья. — Я встаю и наклоняюсь над мужем, целуя его в щеку. — Кстати, нам надо придумать, что приготовить на воскресенье — к нам приедет Владик. А в среду у Кати день рождения младшего сына…

На всякий случай сообщу, что Владик — это родной брат моего мужа, Катя, также известная под кодовым именем сестричка Катюша, — его двоюродная сестра. Я, правда, больше люблю слово «кузина». По-моему, звучит куда красивее (хотя и не очень-то ей подходит).

— Предпочту воздержаться. — Муж решительно тушит в пепельнице сигарету и, кажется, собирается закурить новую. — Владика мы через две недели увидим у моей мамы, и Катю тоже. Да и нельзя сказать, что я по ним очень соскучился…

— Милый, твой брат помогает нашему ребенку с французским. К тому же месяц назад мы были у него в гостях, а его к нам давно не приглашали. А не прийти на день рождения твоего двоюродного племянника было бы очень некрасиво. Все, я уже засыпаю. Счастливо поработать…

Я выхожу из гостиной прежде, чем он успевает ответить. Наверное, у него не очень идет работа. А может быть, он устал. Отсюда и злой юмор.

Глаза буквально закрываются, но я все-таки нахожу в себе силы проверить записную книжку. Все листки целы. Все телефоны на месте. Теперь можно спокойно лечь.

А перед тем как заснуть, можно подумать о том, что все прекрасно. У меня отличная семья, я люблю своего ребенка и своего мужа (хотя в последнее время мой муж ведет себя иногда как-то странно). А еще у меня интересная работа, полный шкаф вещей, масса друзей и веселая и очень разнообразная жизнь. Разве можно желать чего-то еще?

2

Визит к старым друзьям начинается немного неудачно. Мало того, что в шесть часов вечера Москва забита машинами, так я еще и забыла код. Для меня — вполне обычное дело.

Олег и Таня — люди очень разговорчивые, и нет ничего удивительного в том, что их телефон занят. Номера их мобильных остались дома в записной книжке. Ко всему прочему на улице идет дождь, а козырек подъезда немного узковат.

Игорь задумчиво курит. Я даже как-то не заметила, что он стал так много курить. По-моему, раньше ему вполне хватало одной пачки на два дня. Но, судя по сегодняшнему темпу поглощения никотина, суточная норма увеличилась раза в три-четыре. С чего бы это?

Я тоже молчу и любуюсь мужем. Правда, немножко встревоженно. Он кажется мне каким-то не таким, но по-прежнему эффектным. И одет он, как всегда, безукоризненно. Короткий светлый плащ, голубые джинсы, голубая джинсовая рубашка, черные замшевые туфли. У него хватает вещей куда более строгих, но как свободный художник он предпочитает спортивный стиль.

Обычно если я прошу его одеться поформальнее (в конце концов, у меня куча костюмов, которые хочется поносить, а муж и жена должны друг другу соответствовать), он соглашается. А вот сегодня отказал, сухо заметив, что нас ждут весьма продолжительные посиделки и он предпочтет максимально удобную одежду. Так что мой новый фантастически красивый черный костюм, который я еще ни разу не надевала, остался в шкафу (вместе со многими другими новыми и ни разу не надетыми вещами).

В принципе это оправданно. Олег и Таня необычайно общительны, и визит к ним обычно растягивается часов на пять-шесть. К тому же он сопряжен с обильным поглощением пищи (Олег обожает готовить). Вот и я надела джинсы и новый мешковатый дизайнерский свитерок. В случае чего джинсы можно будет расстегнуть и никто этого не заметит.

И не надо меня стыдить, хорошо? Чревоугодие здесь ни при чем. Я всего лишь стараюсь порадовать своим хорошим аппетитом приятных мне людей.

Десять минут спустя я понимаю, что не ошиблась. С кухни доносятся умопомрачительные запахи. Олег крепко стискивает меня в объятиях и мокро целует в губы (разумеется, чисто по-дружески). При этом он традиционно называет меня Анюткой. Хотя и знает, что я — Анна.

Пока он пожимает руку мужу, я извлекаю из пакета наш презент. Сегодня это бутылка выдержанного армянского коньяка (Олег коллекционирует коньяк). На мой взгляд, следовало бы презентовать кое-что посолиднее. «Хеннесси», например, или «Реми Мартен», тем более что запасы у нас есть, а коньяк мы не пьем. Но муж всякий раз возражает. Даже не знаю почему. Он ведь совсем не жадный.

Точнее, я знаю. Олег как-то показал нам свою коллекцию. В ней максимум десяток бутылок, и среди них ни одной импортной. Но это не повод не порадовать его каким-нибудь дорогостоящим коньяком.

— Танька в ванной, марафет наводит, а вы пока полюбуйтесь ремонтом!

Олег уносится на кухню. Точнее, укатывается. По форме он напоминает колобок. Меня это очень умиляет. Он вообще ужасно милый. Как-то раз он признался мне, что иногда специально уходит на работу (он арендует офис неподалеку от дома), чтобы там поесть. И по пути покупает себе коробку пирожных или торт. И часа через два возвращается домой счастливым человеком.

У Олега с Таней тоже три комнаты, но без всяких проходных, а к тому же они гораздо больше. Хотя внешне это незаметно. Их квартира забита мебелью, на вид такой же старой, как и их дом. Не потому что хозяева бедны. Наоборот, они очень и очень обеспеченные люди. Но они, судя по всему, любят свои потрепанные кожаные диваны и кресла, старинные горки и этажерки (может быть, это бесценный антиквариат, принадлежавший еще какому-нибудь Людовику номер икс?).

Скажу вам как великий специалист по совершенствованию собственного жилища: их квартира нуждалась в ремонте. И я рада, что они наконец его сделали. Продолжительный и дорогостоящий, как сказал Олег.

Следов продолжительного и дорогостоящего ремонта почему-то совсем незаметно. А ведь эти контактные линзы я купила только в прошлом месяце. Может, пора их менять? Блестящая идея. Просто невероятная. Сейчас у меня синие, идеально подходящие и брюнетке, и блондинке, но мне давно хочется попробовать зеленые. Не сомневаюсь, что буду просто неотразима. То есть еще неотразимей. Вы со мной согласны?

Что вы говорите? Я сбилась с темы? Но разве может быть более важная тема? Ну, хорошо, хорошо. Вернемся к квартире наших друзей, раз уж вам так хочется. Хотя говорить обо мне гораздо интереснее, поверьте. Да и какое вам дело до их квартиры? Вы ведь с ними даже незнакомы.

Ладно, продолжаем осмотр, хотя я и слегка на вас обижена. Действительно, кое-какие изменения заметны. В коридоре появились новые стеллажи. Зато пол стал каким-то ужасным. Такое ощущение, что Олег с Таней узнали, что тут зарыт клад, и пытались вскрывать паркет ломом. В детской ничего не изменилось, в гостиной тоже. В спальне все те же местами отходящие обои и желтые потеки на потолке. Такое ощущение, что соседи сверху страдают недержанием и при этом пьют очень-очень много жидкости.

Признаюсь, довольно непонятный ремонт. Напоминает новое платье того пресловутого короля, который на самом деле был голым. Или у меня и вправду ухудшилось зрение?

— А вот и я! — В спальне появляется хозяйка дома, Тане сорок пять, но на ней ни капли косметики. Хотела бы я быть столь уверенной в себе в таком возрасте. Кстати, мне интересно, какой именно марафет она наводила в ванной? Наверное, мыла руки и переодевалась. И как всегда, выбрала обтягивающие одежды, которые ей совершенно не идут. Фигура у нее далеко не идеальна (все-таки уже не девочка, да еще двое детей и муж-кулинар), так что все многочисленные складки выпирают наружу.

Однако комплексы у Тани напрочь отсутствуют. Она решительно шагает к моему мужу, попятившемуся к стене, прижимается к нему всем немаленьким телом и целует так, как целует меня ее супруг. То есть с чувством и продолжительно. Хотя все мы знаем, что это чисто дружеские поцелуи. Затем такого же поцелуя удостаиваюсь и я.

И это при том, что я и в шестнадцать лет не целовалась в губы, потому что от этого размазывается косметика. Но говорить об этом Олегу и Тане мне не хочется, еще обидятся. И я скрепа сердце отправляюсь в ванную поправлять разрушенный макияж.

Когда я возвращаюсь спустя десять минут, Таня, тесно прижавшись к моему супругу, водит его по квартире и что-то показывает. Значит, зрение действительно меня подвело. Выясняется, что ремонт имел место и был весьма продолжительным. Но неудачным. Это священнодействие Олег и Таня доверили какому-то своему знакомому, который взял кучу денег, испортил паркет в коридоре и исчез. Зато успел отремонтировать лоджию.

Лоджией хозяева называют крошечный узенький застекленный балкончик (на мой взгляд, он больше подошел бы мертвой царевне в качестве лежбища). По легенде, именно здесь Олег отдыхает от трудов праведных. Зимой он любуется валящим с неба снегом, осенью — облетанием листьев, а весной и летом — тем, как птицы высиживают птенцов. Наверное, зрение у него гораздо лучше, чем у меня, хотя рядом с ним всегда лежит футляр с очками. Может, он созерцает природу с помощью телескопа или какого-то особенно мощного бинокля?

Таня горделиво указывает на незамеченный мной кособокий шкафчик, который соорудил незадачливый работник. Похоже, что именно этим ремонт и ограничился.

— Танька, все готово, иди накрывай! Ну что, ребят, как вам наша квартира?

— Интересно…

Мой муж по-английски сдержан. Лично меня это неизменно восхищает, но сейчас его сдержанность могут воспринять как насмешку. Значит, в дело пора вмешаться мне. Да нет, перестаньте. Вовсе не потому, что я лицемерка. Просто я рада сделать приятное приятным людям.

— Восхитительно! И такой великолепный балкон…

— Да, балкон классный! — Олег явно доволен услышанным. — А остальное закончим следующим летом. Все, пора за стол…

Я недоуменно спрашиваю себя, как можно жить еще год в такой обшарпанной квартире. Я бы точно не смогла и сделала бы все лично. Хотя, как показал опыт, у меня на покраску одной комнаты (обои мы не признаем) уходит в десять раз больше времени, чем у опытных рабочих. И вчетверо больше дорогостоящей фактурной краски. Но тут я бы не поскупилась на расходы. Хотя по сравнению с Олегом и Таней мы живем очень скромно.

Впрочем, у богатых свои причуды. Наверное, именно поэтому у них такая квартира, взрослые сын и дочь живут в одной, пусть и большой комнате, а Олег ездит на «Ниве». Я не считаю чужие деньги, но втайне полагаю, что они копят средства на старость. Koгда я задала этот вопрос мужу, тот ответил, что они все тратят на одежду.

Как вам его юмор? Бы оцените его по достоинству, если я вам сообщу, что Танин гардероб весьма скромен, а Олегов — тем более. С его фигурой (точнее, полным ее отсутствием) одеваться ему, наверное, непросто. Нас он неизменно принимает в белой рубашке, напоминающей распашонку, и в полуспортивных серых брюках, которые вот-вот лопнут. Нет-нет, никакой издевки. Разве над друзьями смеются?

Обеденный стол невелик, но целиком заставлен тарелками и блюдами. Олег и Таня не тратят деньги на дизайнерские наряды, но вот в еде себе не отказывают. Осетрина, семга, красная икра и прочие деликатесы. Всего, правда, понемножку, по кусочку на человека, но ведь так и надо. Куча столь любимых мной свежих и маринованных овощей. Белое вино для Тани. «Стелла Артуа» для моего мужа (здесь его вкусы хорошо известны). Минералка для меня (я все же за рулем) и литровая бутылка «Русского стандарта» для Олега.

— Ну что, ребята, поехали? За дружбу!

Этот тост в течение нескольких часов будет повторен неоднократно, хотя и с вариациями. Мы общаемся больше года, бываем тут пару раз в месяц, и я заранее знаю сценарий вечера и даже темы, которые будут обсуждаться. Олег и Таня всегда забывают, что большинство их историй мы много раз слышали. Но такова специфика нашего общения.

Я даже могу примерно сказать, какие темы сегодня будут подняты. Вам ведь интересно, правда?

В принципе тема всего одна, но о-о-очень обширная — Олег как величайшая личность всех времен и народов.

Мы услышим о том, что в молодости он профессионально занимался спортом (плохо представляю, каким). Что на заре перестройки он серьезно увлекся бизнесом и таскал по всему городу гигантские коробки, доверху набитые деньгами (зачем и куда надо было их таскать, как всегда останется неясным).

Мы в тысячный раз узнаем, что сейчас Олег является владельцем обменного пункта и конторы по оценке и скупке антиквариата. А заодно успешным адвокатом, выигрывающим процессы и создающим прецеденты.

Нам поведают, что в свое время он продюсировал одного певца и является вторым в Москве специалистом по звуку. Отмечу, что в начале наших отношений в посетила устроенный Олегом концерт, на котором выступали его подопечные. Поскольку я в детстве профессионально занималась пением и даже пела в детском театре, могу точно сказать, что певец, с неизвестным именем обладал неплохим голосом. Нo при этом был настолько потасканного вида, что даже такой подслеповатой особе, как я, удалось разглядеть у него на лбу слово «неудачник».

С певицей дела обстояли похуже. Как выяснилось позже, она оказалась чересчур бездарна и ленива. И Олегу, несмотря на нечеловеческие усилия, так и не удалось поставить ей голос.

Еще нам сообщат, что Олег отлично разбирается в шоу-бизнесе и всех прочих бизнесах. Что его рвут на части старые знакомые, предлагая возглавить новую структуру или загибающееся предприятие (но он неизменно нм отказывает). Что он также является специалистом в области строительства, банковского дела и т. д. и т. п.

Нам расскажут о том, что Олег много путешествовал. По России и республикам бывшего СССР (за границей он почему-то никогда не был). Именно там он так прекрасно научился готовить. Местные повара проникались к нему необъяснимой симпатией, угощали неслыханными деликатесами вроде бараньих глаз и обучали всем своим секретам.

А еще…

Извините, я вынуждена сделать перерыв. Закуски исчезли, и Таня удалилась на кухню, дабы подать приготовленный Олегом шедевр кулинарного искусства. Сегодня это рыбная солянка, которую он для нас еще никогда не готовил.

— Лучшую в мире солянку делают в одном маленьком ростовском кафе. — Олег проглатывает очередную рюмку «Русского стандарта». — Вторая — моя…

Вот видите, какой он скромник? Взял себе только второе место. Мне весело, но я поспешно бросаю взгляд на мужа. Игорь невозмутим. Похоже, я зря тревожилась насчет того, что с ним что-то происходит.

Кстати, не подумайте, что я издеваюсь над своими друзьями. Я их очень люблю. Пpocтo иногда дружески подшучиваю над ними. Возможно, и рассказах об Олеге есть небольшие преувеличения. Ну и что тут такого? Возможно, он на самом деле очень большой человек и, как уверяет Тани, лучший менеджер России. Почему бы и нет?

Передо мной оказывается тарелка с чем-то непонятным. Это похоже на заболоченный подмосковный прудик, пострадавший от браконьеров. И запах у никогда не пробованной мной солянки довольно странный. Но я не сомневаюсь, что она невероятно вкусна. Ведь ее готовил профессионал.

Дальше случается непредвиденное. После первой ложки во рту встает ком и мне становится плохо. Не знаю, в чем тут проблема. Может, в том, что солянка мне категорически противопоказана? Или Олег второпях забыл что-то положить? А мне ведь еще предстоит съесть вторую ложку. И третью. И еще как минимум десяток.

Игорь сразу чувствует, что со мной что-то не то, н я ловлю его соболезнующий взгляд. Ему легче, он в гостях никогда не ест, отговариваясь необходимостью диеты или настояниями озадаченных его здоровьем врачей. На диете он не сидит, по врачам не ходит. Но он обожает готовить (преимущественно блюда французской и итальянской кухни) и уверяет, что не может есть пищу, приготовленную не им самим.

На мой взгляд, дело в другом. Я ни капли не сомневаюсь, что он — принц крови. И хотя ни его папа, ни брат на членов королевской семьи не похожи, это ничего не значит. Возможно, мужа перепутали в роддоме, и он незаконнорожденный отпрыск дома Виндзоров и приходится родственником королеве Елизавете.

Он ведет себя как самый настоящий принц. Он благороден, сдержан, у него прекрасные манеры. И еще он невероятно капризен. Одежда — только «Хьюго Босс» и ничего иного. Сигареты — только «Данхилл». Виски — только ирландский. Вино — только из Бордо. Чай — только настоящий английский. Кофе — только прошедший обработку во Франции (признаюсь, французы делают из обычных кофейных зерен нечто божественное. Впрочем, как и из примитивного коровьего молока. Это я о сыре…). И так далее и тому подобное.

Представляете, каково мне было, когда мы только начали жить вместе? Мне ужасно хотелось сделать ему приятное. Я пыталась дарить ему подарки по поводу и без (с моими-то скромными карманными средствами в виде крошечной зарплаты в одной захудалой газетенке). Правда, он всегда благодарил и принимал их с таким видом, словно я осуществила самую заветную его мечту. Но никогда ими не пользовался.

Японские часы отправлялись на бессрочное хранение в ящик стола, псевдоитальянские рубашки — на антресоли, невероятной красоты кепка нежно-зеленого цвета — в самый дальний угол шкафа с одеждой. Галстуки, показавшиеся мне элегантными, зажигалки, а также бесчисленные бумажники, папки и ручки приобретали новых хозяев в лице моего папы и Владика. Но потом я все поняла и всему научилась. Хотя на это потребовалось время. Можно сказать, что это был опыт, купленный за деньги.

Его взгляд придает мне сил.

— Потрясающе!

— Давай-давай, потом Танька добавки принесет, — откликается польщенный Олег. — Не стесняйся, Анют. Обожаю смотреть, как ты ешь…

Это я уже тоже слышала и знаю, что эта фраза по мере опьянения хозяина будет повторяться все чаще. Собравшись с силами, я кидаюсь на солянку с решимостью пилота-камикадзе. Не хватает только белой повязки смертника на лбу. А глаза у меня и так стали необыкновенно узкими.

Под солянку Олег рассказывает нам о своих детях (сегодня они, к счастью, ушли на школьную дискотеку, сидеть с ними за столом очень тоскливо). О невероятно умном сыне-отличнике, который в будущем году будет поступать в юридическую академию. О красавице дочке, которой до окончания школы еще два года, но у которой уже сейчас нет отбоя от мальчиков.

Наверное, он забыл, что их детей мы видели минимум трижды. И я готова поверить в то, что умственные способности их сына действительно потрясающе высоки. Ио никак не могу представить мальчиков, бегающих за зажатым и закомплексованным существом. Некрасивым и бледным существом, которое говорит так тихо, словно находится на смертном одре.

Хотя упрекнуть Олега с Таней мне не в чем. Родители всегда видят своих детей иначе, чем окружающие. Мое чучело тоже кажется мне очень симпатичным, несмотря на слоновьи ляжки, помидорные щеки, зубы, как у Роналдо, и воронье гнездо на голове. И наверное, Сашу даже можно назвать милой. А может, даже хорошенькой. Если не особенно в нее всматриваться.

Тарелка пустеет наполовину, и тут разговор внезапно переключается на меня. Литровая емкость с водкой опустела на одну треть. Олегу срочно необходим собутыльник. Муж, неторопливо пьющий пиво, не считается.

— Анют, может, давай по сто граммов, к отъезду точно протрезвеешь? Ну хотя бы винца?

Коль скоро мы приехали на машине, употреблять спиртное может только один из нас. Какое-то время это была я, но Олег я Таня почему-то покупают исключительно грузинские вина. И это при том, что я много раз слышала, что в Москве продается в десятки раз больше грузинского вина, чем производится в Грузии. А наутро после очередного визита к ним я страдала от такой головной боли, словно выпила цистерну спирта. И в конце концов перепоручила высокую честь своему супругу.

— Потрясающее вино! — Таня делает крошечный глоточек из бокала с «Псоу». — Ань, ты же знаешь, я ординарных вин не пью…

В первый раз слышу, чтобы какое-то «Псоу» причислялось к неординарным винам наравне с обожаемым мной «Бордо». Хотя, наверное, я не так уж хорошо разбираюсь в вине.

— Не могу, ребята, я за рулем…

— Ну тогда приканчивай солянку, Танька еще принесет, — распоряжается Олег. — Обожаю смотреть, как ты ешь…

Каким-то чудом мне удается опустошить тарелку. Не до конца, разумеется. Хорошие манеры требуют, чтобы в тарелке осталось хоть немного, верно? В данном случае они даже требуют оставить в ней побольше.

К счастью, обещанная мне добавка забыта. Олег опасливо принюхивается и хватается за голову.

— Танька, опять забыла выключить баранину! Беги быстрее, может, спасешь!

Насколько я понимаю, бедная Таня тут совершенно ни при чем. Но во всем обвиняют именно ее. На блюде, которое вскоре появляется на столе, лежат обугленные косточки. Оказывается, нас должны были потчевать знаменитой бараньей корейкой, в приготовлении которой Олег достиг невиданных высот.

Лично я прекрасно помню, что этим потрясающим блюдом нас пытались угощать пару месяцев назад. Но его, увы, постигла та же участь. Тогда, дабы не обидеть Олега, я с деланным аппетитом обгладывала нечто, что напоминало продукцию не вовремя сломавшегося крематория. Но почему бы не выручить его еще раз? Мы же друзья, в конце концов.

Олег предпочитает почтить память безвременно скончавшейся корейки рюмкой водки. Таня алкогольными аппетитами мужа явно недовольна и поджимает и без того тонкие губы. Может, она забыла, что он пьет так каждый раз, когда мы к ним приходим? И почему-то сомневаюсь, что он сидит на алкогольной диете в наше отсутствие.

Я беспомощно развожу руками, снова напоминая, что я за рулем. Муж молча приподнимает бутылку «Стеллы», принесенную хозяйкой.

— Ну и хрен с ней, с корейкой, — неожиданно заключает Олег, начиная краснеть. Под конец вечера он станет абсолютно багровым, а его и без того небольшие глаза превратятся в припухшие щелочки. — Давайте лучше за дружбу. Я вам так скажу — лучших друзей, чем вы, у нас нет… Выпьешь бокальчик, Анют, — всего один?

Пока Олег сетует на то, что мы опять вопреки его просьбе приехали не на такси, я с фальшивым наслаждением похрустываю обугленным мясом. В животе, признаюсь, пусто. Я рассчитывала на привычное обильное угощение.

Хотя если задуматься, то я и не вспомню, когда ела здесь по-настоящему вкусно. То пригорела корейка, то пересушилась запекаемая в духовке рыба, то что-то случилось с фантастическим узбекским пловом (секрет которого Олег перенял у лучшего повара Ташкента). Нет, наверняка я что-то забыла. Может, на самом деле пора начинать поглощать шоколад?

Что нам особенно нравится в общении с Олегом и Таней (особенно моему немногословному мужу), так это то, что с ними у нас нет никакой необходимости говорить. Говорят только они, порой дополняя друг друга, порой перебивая. А порой вообще одновременно. Пока Олег сокрушается по поводу моей сегодняшней непьющести (можно подумать, что мы с ним напивались раз этак пятьдесят), Таня с пылом повествует о своей младшей сестре.

Похоже, что Таня тоже не ест шоколад. Эту историю мы слышали неоднократно. Как и большинство их историй, впрочем.

Младшая сестра Машка по образованию художник. Она рисовала потрясающие картины, которые потом похитил ее однокурсник, решивший перебраться за границу. Оказываясь в Париже, Машка периодически видит свои картины в галереях, где они продаются чуть дешевле Шагала. Но из-за врожденного благородства разобраться с вором и не помышляет. А денег ей и так хватает. Машка продает элитное жилье разным олигархам и прочим новым русским.

Вообще-то Машку мы видели. Она как-то зашла в гости к старшей сестре как раз в тот момент, когда там находились мы. Заработанные сотни тысяч на свой внешний вид она явно не тратит (может, тоже решила стать владелицей элитного жилья?). Зато говорит она больше и громче, чем Олег с Таней, вместе взятые. И оглушительно смеется по любому поводу.

— Скоро ее любовник приезжает, американец. Классный мужик и к тому же миллионер. У него фирма по производству бижутерии, первая в мире. Представляешь, Аньк, стоит куда дороже любой ювелирки…

— Даже «Картье»? И «Тиффани»?

Я знаю ответ. Но надо же показать, что я внимательный слушатель.

— Да какой там «Картье»… Так, дешевка…

Я хороший друг и потому стараюсь не сомневаться в том, что говорят мои друзья. Но в существование такой вот невероятно дорогой бижутерии я поверить не могу. Тем более что в свое время я регулярно прогуливалась по дорогим ювелирным магазинам и представляю, каков там порядок цен. Но может быть, я чего-то не знаю? Да и в любом случае не стоит ничего говорить, чтобы никого не обидеть.

В любом случае ничего сказать мне и не дают. Эстафету берет Олег и, заглушая жену, повествует о том, что как-то купил ей безо всякого повода потрясающий бриллиантовый гарнитур за десять тысяч долларов. А уж сколько за восемнадцать лет совместной жизни он истратил на разные кольца, кулоны, сережки и прочее, не сосчитать. Но наверняка целое состояние.

Я киваю и изображаю на лице восхищение его щедростью. А про себя думаю, что никогда не видела на Тане ничего эксклюзивного. Простенькие сережки, невыразительные кольца, жемчуг на шее (и вряд ли от Микимото). Наверное, она предпочитает надевать свои дорогостоящие украшения по особо торжественным дням или когда выходит в люди.

— Ой, Анютка, люблю смотреть, как ты ешь! — Уровень водки в литровой бутыли опустился примерно наполовину. — Может, давай по соточке? А может, ты, Игорек, — чего я все один да один? А, ты ж водку не пьешь… А может, виски хочешь, ты же вроде любитель?

Странно, но это Олег запомнил. При этом забыв, что муж пьет только ирландский виски, а на его столике-каталке стоит бутылка банального шотландского «Ред Лейбл». Но это уже тонкости, он вовсе не обязан их помнить.

Глазам своим не могу поверить! Мой муж согласно кивает. И, приняв от Олега стакан, наполовину заполненный густой вязкой жидкостью, чокается с ним и делает глоток.

Я в ужасе. Для моего мужа пиво и виски — это смесь почище знаменитых ядов Марии Медичи. Именно поэтому свои любимые напитки он смешивает в самых редких случаях. Например, может позволить себе крошечную порцию виски перед тем, как мы собираемся уходить из нашего любимого английского паба. Но сейчас мы еще никуда не уходим. На часах только восемь вечера, мы так хорошо сидим, так приятно разговариваем. Просто не могу понять, зачем он это делает…

Больше всего я боюсь, что под воздействием этой жуткой смеси он утратит свою привычную сдержанность. И, выслушивая очередной рассказ Тани и Олега, отпустит пару убийственно язвительных реплик. Причем вовсе не с целью их обидеть (он ведь их любит так же, как и я). Но просто потому, что у него такой юмор.

Скажет, к примеру, что видел в Нью-Йорке магазин той самой знаменитой бижутерии, в который заходил Билл Гейтс под руку с Джорджем Бушем, и оба вышли оттуда с изменившимися лицами. Или уточнит размер коробок, в которых Олег на заре перестройки таскал по всему городу деньги. Или что-нибудь еще в этом роде. И это будет ужасно.

Олег тем временем начинает обсуждать тему, которая вполне способна спровоцировать моего супруга. Речь заходит о его нелюбви к иномаркам. При желании он мог бы иметь любую машину, но отечественному автомобилестроению он доверяет куда больше. И собирается приобрести «Ниву-Шевроле». Удобно, недорого в обслуживании, и в случае аварии потери невелики. Не то что у клиента, чье дело он сейчас ведет. В клиента, только купившего «фольксваген-пассат», въехал какой-то старый джип и немного помял его сзади. Но стоимость ремонта зашкаливает за 25 тысяч у.е.

Я с ужасом жду, что сейчас мой муж скажет нечто вроде того, что стоимость всего «фольксвагена» не превышает 25 тысяч (и то если на нем установлены всякие навороты). Нo Игорь молча пьет виски и смотрит в окно. На душе у меня становится немного полегче. Нo ненамного.

Олег подливает Игорю виски, а Таня неутомимо носит из кухни теплую «Стеллу». Однако ничего страшного так и не происходит, Если не считать того, что примерно через полтора часа муж сообщает, что перебирается в кресло. И, устроившись поудобнее, начинает дремать.

На столе появляется десерт. Олег, зайдя в соседний «Рамстор», забыл надеть очки и вместо чудесных пирожных купил яблоки в сахарной глазури. Выглядят они, конечно, просто невероятно. Огромные, густо-красные и блестящие. Я из вежливости пробую укусить один из каменных шариков, но понимаю, что зубы мне дороже.

Следующие два часа почему-то тянутся мучительно долго, Олег упорно борется с «Русским стандартом», Таня неодобрительно на него косится и изредка вставляет реплики о вреде пьянства. Оба дают мне советы насчет того, как мне следует одеваться и вообще жить. Олег предлагает найти мне и мужу достойную работу, что с его обширными связями будет элементарно просто. А в итоге ставит записанный им диск того самого певца, которого он когда-то продюсировал. И старательно анализирует каждую песню, восхищаясь собственной гениальностью.

Наверное, я кажусь вам злой. Но это не так. Или вам непонятно, зачем я общаюсь с людьми, которых критикую? Но здесь нет никакой критики. Я просто подшучиваю над Олегом и Таней. И подшучиваю весело, хотя сегодня мне грустно.

Конечно, Олег всякий раз выпивает чересчур много спиртного. Конечно, всякий раз темы одни и те же. Конечно, у них бывает скучно. Конечно, иногда они говорят глупости. Но ведь друзья имеют право на слабости.

А почему я с ними общаюсь, я и сама не знаю. Потому что они появились в нашей жизни как раз в тот момент, когда я решила, что нам нужны друзья. Потому что они очень хотят с нами дружить. Потому что они постоянно зовут нас в гости. Потому что Олег очень тепло ко мне относится и все время говорит мне комплименты (пусть и не всегда удачные). Потому что он звонит нам несколько раз в неделю и всегда поздравляет со всеми праздниками. Потому что он бывает очень милым.

Да и какая, собственно, разница? Если любят не за что, а просто так (а то и вопреки всему), то и друзей выбирают по той же причине. Верно?

Когда через два часа мой муж открывает глаза и закуривает, вечеринка близится к концу. Олег почти допил литровую емкость, и лицо его багровеет даже в полутьме, а язык с трудом выговаривает слова. Тем не менее, он находит в себе силы встать и пошатываясь выходит за нами в коридор (где на прощание награждает меня не одним, но несколькими влажными перегарными поцелуями). Таня собирается проделать то же самое с моим мужем, но он то ли случайно, то ли специально поворачивается к ней спиной и отпирает дверь. Еще минута — и мы наконец на улице.

— Хорошо посидели, правда?

В руке у мужа полная бутылка пива. Я даже не заметила, как он успел ее взять. Пить пиво на улице — совсем не в его стиле. Но, тем не менее, он делает большой глоток, прежде чем мне ответить:

— Просто потрясающе…

— Милый…

В моем голосе слышится легкий укор. Я хорошо знаю своего мужа и понимаю, что это сарказм. Если бы ему все понравилось, он бы сказал нечто вроде «неплохо». И это была бы если не самая, то как минимум очень высокая оценка.

После того как мы в первый раз оказались с ним в постели, он так и сказал мне: «Это было неплохо». Я онемела от негодования. Обычно мужчины выражали свой восторг по поводу обладания моим телом куда более бурно. А потом мне стало ужасно тоскливо. Ведь его фраза означала, что я ему не понравилась. Но он снова занялся детальным изучением меня. И я поняла, что ничего другого от него и не хотела бы услышать.

— Да нет, действительно фантастический вечер. Вкусно, весело, а какие содержательные беседы…

— Милый. Это же наши друзья…

Оттенок укоризны в моем тоне становится чуть понасыщеннее.

— Правда? — В его голосе ни тени сарказма (но я-то в курсе, что он там есть). — Я и не знал…

Путешествие по ночной Москве я посвящаю раздумьям, благо муж, допив пиво, снова засыпает. С Игорем происходит что-то странное, и это огорчает меня, несмотря на приятный в целом вечер. Но возможно, я просто все преувеличиваю. Возможно, он просто устал. Ведь он любит наших друзей так же, как и я. И, как и я, не мыслит жизни без них.

По крайней мере, мне очень хочется в это верить…

3

Я на работе. Заниматься здесь мне совершенно нечем, свою еженедельную полосу я пишу дома. Но из вежливости прихожу сюда три-четыре раза в неделю (и пытаюсь создавать видимость активной трудовой деятельности).

Я — обозреватель желтой газеты с тиражом под миллион экземпляров. А моя работа заключается в том, что я выискиваю в Интернете статьи о жизни западных кинозвезд, моделей и прочих известных личностей. Потом вычленяю самое интересное, немного домысливаю или чуть искажаю информацию и пишу шесть небольших материальчиков по полстранички каждый. Кто-то с кем-то поругался, развелся, женился, напился, поскандалил и все в таком роде. Отдел иллюстраций находит соответствующие снимки, и на свет появляется еженедельная полоса «Звездный путь».

Иногда, если есть место, мне дают полторы полосы. Или даже две. А иногда просят перевести и переработать тот или иной материал, понравившийся нашему главному редактору. Сам он английского не знает, но наша редакция подписана на несколько желтых английских и американских изданий. Каждое утро он их листает и помечает то, что кажется ему интересным.

Это может быть статья о том, как учится в университете дочка американского президента. Или новости научного характера. Или даже очередное повествование о приключениях мальчика — летучей мыши. Абсолютно неправдоподобный бред, который, тем не менее, приводит вашего главного редактора в неописуемый восторг.

Я всякий раз начинаю беспокоиться о его психическом состоянии и на ощупь отыскиваю в сумочке баллончик с нервно-паралитическим газом. Мне кажется, что я отчетливо вижу в его глазах безумный блеск и даже замечаю слюну в уголках губ. Но он довольно быстро успокаивается, а я говорю себе, что все легко объяснимо. Возможно, в раннем детстве ему приходилось зарабатывать на жизнь (мытьем машин, скажем), и с тех пор у него сохранилась неосознанная тяга к сказкам, которых он был тогда лишен. А возможно, его мама мечтала стать писателем-фантастом и читала ему на ночь свои произведения.

За все за это мне платят 500 долларов зарплаты. Плюс гонорар, то есть еще примерно долларов 600–700. Впрочем, я никогда не знаю заранее, сколько получу. Да и никто не знает. Иногда случается так, что за месяц напишешь, чуть ли не вдвое больше, чем за предыдущий, а получаешь меньше.

Вопрос «почему?» приводит главного редактора в глубочайшее замешательство. Он пускается в долгие и путаные объяснения, при этом стараясь не смотреть в глаза. Но суть его речей всякий раз сводится к тому, что во всем виновата бухгалтерия и он с ней разберется.

Однако у него за плечами не самый приятный опыт общения с моим мужем (Игорь может быть весьма жестким, когда его пытаются обмануть). Так что обычно разговор кончается тем, что он делает для меня исключение и залезает в редакционный фонд (который, что весьма удобно, находится прямо у него в кармане). И вручает мне ту сумму, которой, на мой взгляд, недостает.

Так, что у меня очень неплохая работа, и ею я обязана мужу. Точнее, сначала ее предложили ему. Игорь когда-то был известным спортивным журналистом, писал для кучи изданий и публиковал книги, мотался по стране и миру, а потом устал и решил уйти. Это случилось, когда мы прожили вместе четыре года, и вот уже почти шесть лет он сидит дома и переводит книги. А иногда что-то пишет для толстых журналов, в которых работают его старые знакомые.

Пару лет назад ему предложили место в этой газете. Предложил бывший однокурсник, который, с позволения сказать, трудится здесь до сих пор. Муж решил, что для разнообразия можно было бы куда-нибудь походить. Хватило его ровно на полгода, по истечении которых он утомился. Хотя, на мой взгляд, и это был рекорд. Главный редактор, поставленный перед фактом, был весьма огорчен.

Это может показаться странным, но такова специфика моего супруга. Он всегда и со всеми ведет себя вежливо, что вводит людей в заблуждение. Многим начинает казаться, что он чересчур мягкий, и они допускают ошибки. Однако стоит его задеть или попробовать его обмануть, как в нем в одно мгновение происходит разительная перемена. Как в идиотском фильме под названием «Халк», где главной герой из безобидного парня вдруг превращался в гигантского зеленого монстра.

Муж не зеленеет и не крушит ничего вокруг, не подумайте плохого. Он даже по-прежнему вежлив, но допустившим ошибку становится понятно, что допускать ее совсем не стоило. Они приносят извинения и начинают ужасно его уважать.

Несмотря на уговоры, оставаться в редакции Игорь не собирался (ему очень хотелось вернуться домой и снова засесть за свои переводы). Но когда его попросили хотя бы найти достойную замену, он предложил мою кандидатуру. И пообещал, что будет мне помогать, так что качество материалов останется прежним. Видимо, он чувствовал, что я устала сидеть дома. А возможно, я случайно обмолвилась об этом, и не один раз.

Конечно, мне положили зарплату вдвое меньшую. У меня ведь не было никакого имени и никакого опыта. Если не считать того, что я числилась корреспондентом в одной захудалой газетенке (туда меня устроил папа, потому что на дневное отделение я недобрала баллов, а для учебы на вечернем требовался трудовой стаж). Забеременев, я оформила декретный отпуск, а потом бросила работу. За примерно два года условной журналистской деятельности я напаяла примерно два десятка корявых статеек и писать совершенно не умела.

Зато сейчас я пишу вполне профессионально. Муж довольно долго делал полосу за меня, и в процессе я всему научилась и давно уже не прибегаю к его помощи. То есть не то чтобы давно… и не то чтобы не прибегаю… Нет, мне определенно кажется, что это к делу не относится.

Сегодня среда, а полосу мне сдавать только завтра. И на работу я приехала на всякий случай. Вдруг выяснится, что надо написать побольше или что главный отыскал в зарубежной прессе нечто достойное внимания наших бедных читателей. Хотя жалеть их не стоит. Ведь покупать нашу газету их никто не заставляет. Почему они покупают ее абсолютно добровольно, я просто не представляю.

Я приезжаю сюда к часу дня, а в три или четыре уже ухожу. Делать на рабочем месте мне определенно нечего. Единственное достойное занятие — смотреть в окно. Напротив находится автосалон, и из ворот иногда выезжают новенькие блестящие «фольксвагены». А я придумываю, какой из моих нарядов подошел бы к машине того или иного цвета. Очень увлекательно, верно?

Сегодня я зачем-то приехала к двенадцати. А сейчас только половина первого, и чем заняться, я просто не представляю.

Старенький компьютер загружается с таким скрипом, словно у него артрит всех микросхем. Новые компьютеры редакция собирается закупить с момента моего здесь появления. И если верить старожилам, разговор об этом идет уже лет пять. Но, несмотря, на тиражность и соответственно доходность нашего издания, на новую технику не хватает денег. Зато за те полтора года, что я здесь, в редакции раза четыре делали капитальный ремонт.

Удивительно, но после очередного ремонта в коридорах и комнатах толком ничего не меняется (почти как у Тани с Олегом). Но генеральный директор прикупил себе «пятисотый» «мерседес» и достроил домик на испанском курорте. А главный редактор оборудовал в своем просторном кабинете комнату отдыха и сменил очередную квартиру. Теперь он живет в одном из элитных районов Москвы, и, по слухам, новое жилье стоило полмиллиона долларов.

В комнате отдыха главред развлекается со своей давней любовницей, заведующей отделом шоу-бизнеса. Так гласит редакционная легенда. По той же легенде, ее муж, наш главный компьютерщик, ни о чем не догадывается (хотя эта история известна всем). Лично я думаю, что он просто не может поверить, что на его жену может польститься кто-то, кроме него. И тут я с ним полностью солидарна.

Странно, но компьютер наконец загрузился. И всего за каких-то пять — семь минут. Определенно, чудеса все-таки случаются. От нечего делать заглядываю на сайты тех издании, откуда я заимствую информацию о звездах. Дэвид Бекхэм подписал очередной рекламный контракт. Как по-вашему, это интересно? На мой взгляд — да. Цифры всегда привлекают читательское внимание (особенно когда речь идет о многомиллионных суммах). К тому же он такой секси.

Так, что там еще? Сплетни о похождениях наследника норвежской короны и очередной скандал в Букингемском дворце точно пойдут на ура. Племянница бен Ладена делает в Британии карьеру певицы. Тоже подойдет. Брэд Питт поругался с женой, потому что она не хочет иметь детей, а хочет делать карьеру. Это, конечно, совсем не ново, и ругаются они по этому поводу все полтора года, что я тут работаю. Но может пригодиться.

Кстати, я до сих пор не пойму, как очаровашка Питт мог жениться на таком чучеле? Наверное, чтобы все мучились этим вопросом и его жалели. А вы что об этом думаете? Только не говорите мне, что вам нравится Дженнифер Энистон! Если это действительно так, то вам срочно надо к окулисту (а лучше совсем к другому врачу). Нет-нет, это я о своем.

Вообще-то муж ежедневно скачивает для меня все интересные статьи, так что сегодня вечером мне будет из чего выбрать. Но должна же я хоть что-нибудь сделать? Я уже трижды припудрилась, подкрашивала губы и протирала свои лакированные туфельки. Уже полила пыльную пальмочку на окне. Даже покопалась в столе и нашла много интересного.

Пластиковую ящерицу, например (месяц назад ребенок ради смеха подложил ее в мою сумочку). Календарик на прошлый год с рекламой нашего любимого паба. Старые очки с треснутым стеклом (прищемила дверцей машины), бирку от одного из своих костюмов, рваный чулок, точилку для карандаша, мешочек с одеревеневшими цукатами. А сейчас я схожу к стоящему в коридоре принтеру, заберу распечатанные материалы, вернусь и разбросаю их по рабочему столу. Представляете, какая потрясающая получится картина? Любой, кто заглянет в кабинет, сразу увидит, что я с раннего утра тружусь не покладая рук.

В коридоре совершенно пусто. Прямо как в старых вестернах перед развязкой. Не хватает только завывающего ветра, перекати-поле и обрывков листовок с надписью «Разыскивается…». Даже обидно, что никто не замечает моей активности.

Впрочем, все начальство сейчас наверху, где идет планерка. Рядовые сотрудники либо сидят по своим кабинетам и судорожно строчат заметки в номер, либо пребывают в состоянии поиска информации. Несмотря на настоятельные просьбы главного редактора и наших учредителей, ничего эксклюзивного они, разумеется, не найдут. Необходимые еженедельные сенсации будут высосаны из пальца или притянуты за уши.

Я возвращаюсь в свою комнату с бумажным стаканчиком, заполненным мокаччино. Это такая смесь капуччино и горячего шоколада, и всего за десять российских рублей. Так чем бы мне все же заняться? Можно было бы с кем-нибудь поболтать, но близких друзей в редакции у меня нет.

Впрочем, многие представители мужского населения охотно со мной кокетничают (хотя почему-то очень опасливо). За это многие местные женщины меня не любят. Прибавьте к этому тот факт, что я хорошо одета, ухожена и приезжаю на работу на своей машине (увы, это не «бентли», а всего лишь «Пежо-206»), и вы поймете, что пользоваться всеобщей любовью мне здесь не суждено. Хотя у меня есть несколько приятельниц, иногда заглядывающих ко мне в кабинет.

Но сегодня в редакции пустовато. Столпотворение намечено на завтра и послезавтра. От скуки я готова даже побеседовать с соседями по кабинету, но и их нет. Точнее, его. Я сижу в элитном кабинете всего на четверых, при этом тут два свободных места. Третье занимаю я, а четвертое — тот самый бывший однокурсник моего мужа, которого все называют Ванечкой. И это несмотря на то, что он ровесник моего супруга и прожил на белом свете почти сорок два года.

Ванечка — местная достопримечательность, большой друг главного редактора и вообще всей редакции. Его главная примечательность заключается в том, что он жуткий пьяница. В пьяном виде он творит редакционную историю, и рассказы о его подвигах благоговейно передаются из уст в уста. Ванечке ничего не стоит позвонить в три часа ночи главному редактору, дабы заплетающимся языком осведомиться, как прошла сдача номера. Он легко может после очередной корпоративной вечеринки зайти в кабинет, забраться под стол и проспать там до утра.

Ванечка порой исчезает на неделю и потом не всегда может вспомнить, где именно ее провел. Его мама обрывает телефоны начальства с просьбой не выдавать ему зарплату. Он задолжал всей редакции поистине гигантскую сумму, но никому и в голову не приходит потребовать свои кровные назад. Мне это известно лучше других. Ванечка регулярно занимает у нас деньги, названивает нам домой в полубессознательном состоянии и напрашивается в гости.

Внешне Ванечка кошмарен. Он почти бестелесен. Его лицо — это физиономия плохо пропеченного пряничного человечка. Его прическа — перья выстиранного в стиральной машинке попугая. Его запястья тоньше, чем конечности у снеговика. Его свитера как будто связаны бабушкой, всю жизнь мечтавшей о том, чтобы ее внук стал знаменитым клоуном. Плюс дикция — зажеванная пленка старой кассеты.

При этом он человек приятный и хорошо образованный. А его еженедельные «Записки пьяницы» (которые он не всегда успевает написать как раз по причине пьянства) пользуются большим успехом.

В трезвом виде он вообще способен написать о чем угодно. Последний Ванечкин шедевр убедительно доказал, что родиной хоккея является Россия, а первыми хоккеистами были опричники. Если кто помнит, к седлам их коней были привязаны метлы (которые, согласно Ванечкиной версии, они использовали вместо клюшек) и собачьи головы (заменявшие им шайбы). Протеста из канадского посольства газета пока не получила, а номер разошелся повышенным тиражом.

Надеюсь, теперь вы представляете, где и с кем я работаю. Может, вы думаете, что вам это и не особенно нужно, но я-то знаю, что вам это просто необходимо. Я ведь, в конце концов, главная героиня этого повествования. Не забыли?

Поскольку заняться нечем, надо кому-нибудь позвонить. С тех пор как мы обросли друзьями, телефон в нашем доме звонит так часто, что на работе, когда стоящий передо мной аппарат молчит, я чувствую себя неуютно. И мне начинает казаться, что мир умер.

Видимо, кому-то сейчас тоже неуютно, потому что в сумочке начинает вибрировать мобильный, А еще через десять минут я поспешно покидаю свое рабочее место. Так никому и не продемонстрировав своего рвения. Жаль, конечно, но когда тебе звонит подруга и срочно просит встретиться, ты выбираешь то, что важнее. А что может быть важнее друзей?

— Ты представляешь — ну вообще оборзела! — Лена глубоко затягивается и ломает окурок в пепельнице. — Внаглую звонит прям домой. Я подхожу, а она мне — а Лиду можно? Хоть бы трубку бросила, а она словно издевается. Я ей так с иронией — может, вам Антон нужен, а не Лида? А она — извините, не туда попала. А через пару минут снова звонит, представляешь?

— Может быть, это действительно кто-то ошибся номером? С чего ты взяла, что это его любовница?

— Думаешь, такое в первый раз, что ли? Неделю назад какая-то баба звонила — якобы набирала мобильный, а попала на городской. Да она и звонила. Точно она, я голос сразу узнала. А может, другая. У него этих баб — сама знаешь…

Лена до безумия мнительна. В каждой женщине она готова увидеть любовницу своего мужа. Это происходит с ней уже давно. Как минимум год, потому что мы снова стали общаться год назад.

Когда-то мы были соседками и почти подружками. Точнее, подружка была нужна ей (меня же мужчины интересовали куда больше, чем женщины). Она не только здоровалась со мной, когда мы сталкивались у подъезда, но и при каждой встрече задерживала меня как минимум на полчаса, рассказывая о своих проблемах. А незадолго до того, как я в первый раз вышла замуж, даже начала заходить ко мне в гости.

Мне это совсем не нравилось. Вам бы понравилось, что практически незнакомая девица изливает вам душу? Мы ровесницы, но она вела себя так, как будто я старше. По той причине, что неоднократно видела меня с мужчинами (либо провожавшими меня до подъезда, либо заезжавшими ко мне в отсутствие мамы и папы).

Она советовалась по поводу того, как ей вести себя с противоположным полом. Она рассказывала мне о том, что все еще девственна и ужасно мечтает этой самой девственности лишиться. Она приходила на консультации по вопросам макияжа, она выясняла, какое именно белье я ношу и возбуждают мужчин чулки или колготки. Она жаловалась на микроскопическую грудь (которая, на мой взгляд, просто была маленькой) и уверяла, что именно поэтому никто не пытается затащить ее в постель.

К счастью, я довольно быстро вышла замуж и переехала к мужу. А от него ушла к тому, кто стал моим вторым (и, я надеюсь, последним) супругом. Лена, разумеется, осталась в прошлом. Я периодически сталкивалась с ней, когда навещала родителей, а мама регулярно передавала мне приветы от нее. Она даже выпросила у мамы мой телефон и несколько раз мне звонила. Но я была холодна и неприветлива, и после нескольких звонков она пропала.

Однако год с небольшим назад я решила, что мы с мужем должны обзавестись друзьями. И вспомнила о ней. Как уверяет мой супруг, на свою голову.

— Все, Ань, я решила — надо делать! Если бы не это, трахал бы он своих баб?

Речь идет о Лениной груди. Которая, по ее мнению, до сих пор является причиной всех ее бед. Сначала она была микроскопической и почти незаметной. Теперь, после того как Лена вышла замуж, родила ребенка и почти год кормила его грудью, грудь у нее стала безобразно отвисшей (как, интересно, может отвиснуть то, что незаметно?). Это делает ее жизнь невыносимой, это заставляет ее мужа изменять ей со всеми подряд, это отталкивает от нее мужчин.

Мы встречаемся как минимум раз в две недели и минимум трижды в неделю разговариваем по телефону. Так вот, в каждом разговоре слово «грудь» упоминается бессчетное количество раз (примерно 2256, и это в лучшем случае).

Примерно столько же раз упоминается операция, которую Лена уже больше года намеревается вот-вот сделать. Она свято верит в то, что, как только подтянет и увеличит грудь, все ее проблемы сразу разрешатся самым благополучным образом. И наступит всеобщее благоденствие.

На мой взгляд, никаких проблем у Лены нет. Я видела ее грудь. Ничего не поделаешь, я как близкая подруга просто обязана была детально ее изучить (и неоднократно). Ее грудь видел даже мой Игорь.

Несколько месяцев назад, будучи у нас в гостях и перебрав красного вина, она завела разговор о своих злоключениях. Муж проводит жизнь, достойную Калигулы, а к ней на улицах никто не пристает, в метро не клеится и на работе не домогается. И даже сантехник, которого она недавно вызвала, не задрал на ней халатик, как в банальном порносюжете. А вместо этого сказал, что нужно поменять прокладку, И пока она хихикала и заливалась краской, быстро завершил ремонт и потребовал оплату не Лениным телом, а наличными («наверное, сквозь халат грудь разглядел, скотина жадная»).

После этого печального рассказа Лена сообщила, что ей очень важно знать мнение моего мужа. Прежде чем он успел хоть что-то ответить, она задрала майку и расстегнула бюстгальтер. Игорь наверняка был шокирован, но этого не показал.

К счастью, он не выдал в ответ свое обычное «неплохо». В этом случае Лена решила бы, что более низкой оценки быть не может, и ее депрессия стала бы еще сильнее. Но даже его слова насчет того, что грудь весьма эффектна (вы же понимаете, что он сказал это просто из вежливости и более красивой груди, чем у меня, он никогда не видел???), ничего не изменили.

Думаю, что Ленину грудь видели все ее знакомые женского пола, а также ее мама и младшая сестра. Наверняка она показала ее всем на своей работе. Лена работает стилистом в салоне, и коллектив там процентов на девяносто женский. Впрочем, не удивлюсь, если она показывала ее и мужчинам. И заодно всем клиенткам. И может быть, даже клиентам.

Кстати, если вы подумали, что я стригусь у Лены, поскольку она моя подруга, вы глубоко ошибаетесь. Несмотря на свою любовь к парикам, я периодически хожу в салон, чтобы придать форму своим, скажем так, естественным волосам. Я все же не могу носить парики двадцать четыре часа в сутки.

Но к Лене я не хожу. Я искренне опасаюсь, что она усадит меня в кресло и заведет разговор о своей груди и мерзавце-муже. И так расстроится, что изуродует мои и без того короткие волосы (с длинными парик носить неудобно), и мне придется стричься налысо.

Вам, наверное, интересно, что же там такого ужасного у нее в бюстгальтере. Я вас заинтриговала, да? Признайтесь, тут нечего стесняться. Так вот, отвечу вам так же честно — ничего. У нее вполне нормальная грудь. Да, не очень большая. Да, не очень крепкая. Да, слегка вялая.

Но, в конце концов, Лене двадцать девять, а не девятнадцать. И, в конце концов, ее грудь отвечает всем основным требованиям, предъявляемым к женской груди. Во-первых, ею можно кормить младенца. Во-вторых, на нее можно надевать бюстгальтер. В-третьих, ее можно мазать кремами. И потом, на ней удобно спать. А форма и размер — это уже дело десятое.

Конечно, кое-кому везет больше (речь, как вы уже поняли, обо мне). Но я ведь уникальна.

Мой муж тоже считает, что грудь у нее в порядке. Хотя после того случая очень просил больше Лену не приглашать. Вдруг она к следующему визиту решит, что все ее проблемы находятся не выше пояса, а ниже? А роль гинеколога он играть не намерен. Я, конечно, сделала вид, что забыла о разговоре. Хотя я уже знаю, что все ее проблемы надуманны, мне ее жалко. К тому же она ведь моя подруга.

Кстати, Ленин супруг Антон тоже уверяет ее, что она все придумала. Но Лена ему не верит. Она считает, что он просто хочет сэкономить на операции. А к тому же с такой женой у него есть оправдание его бесчисленным изменам. Стоит же ей подтянуть и увеличить грудь, как оправдания уже не будет.

Операция якобы стоит около четырех тысяч долларов, и эти деньги у Лены якобы есть. Тем не менее, делать операцию она почему-то не торопится. Хотя верит, что эта дорогостоящая процедура изменит всю ее жизнь.

— Антошка утром собрался уходить, я его спрашиваю — во сколько будешь? Он мне — да как обычно, часов в семь. А уже после звонка этой жопы, которая врала, что не туда попала, набираю ему. А он — я сегодня задержусь. Нет, ты представляешь?

Вообще-то я видела Антона своими глазами. Целых два раза. И этого вполне хватило для того, чтобы понять одну важную вещь. Даже если он жаждет переспать со всеми женщинами мира, это неосуществимо.

Антон потрясающе некрасив, да к тому же тощ и невысок ростом. Полагаю, что в свое время Лена вышла за него замуж, потому что он не разделял ее взглядов насчет ее груди. А может, он был единственным, кто осмелился подойти к закомплексованной девице, которая считала, что с ее крошечной грудью ей не стоит рассчитывать на мужское внимание.

И, между прочим, зря так считала. Лена очень привлекательна. У нее длинные пепельные волосы, пухлые губы и прелестная родинка на левой щеке. И вообще — зачем ей большая крепкая грудь, когда у нее такие ноги?

Не исключаю, что Антон женился на Лене от безысходности. Потому что другие женщины не отвечали ему взаимностью. А Лена не только ответила, но и влюбилась в него, вышла за него замуж и родила ребенка. И с каждым днем любит все сильнее (именно потому, что подозревает его в изменах).

— Лен, перестань, это просто совпадение…

Лена снова заводит речь об операции. Говорить что-либо бесполезно. Она позвонила мне и попросила срочно с ней встретиться не для того, чтобы я ее утешала. Ей просто надо выговориться.

В кофейне пусто и тихо. У меня возникает ощущение, что весь обслуживающий персонал отчетливо слышит каждое Ленино слово. Но раз ее это не смущает, почему нет?

— Ладно, Ань, спасибо, что пришла. И знаешь, между нами… Мы же подруги, да? Я тебе так завидую… Ты такая стройная, красивая, и грудь супер… И муж тебя любит, и вообще все классно…

В своей зависти ко мне и моей жизни Лена признается регулярно. Не могу сказать, что мне это льстит. Ну ладно, ладно, может быть, и льстит, чуть-чуть. Но после этих ее слов я всегда меняю тему. А что тут скажешь? «Завидуй мне посильнее»? Нехорошо. «Нечему завидовать»? Неправда, я сама себе завидую. Вот и остается задать вопрос о ее ребенке (Лениной дочке уже три года) или о работе. Или о чем-нибудь еще. Например, о груди. Шутка.

Но сегодня все иначе. И я не задумываясь сообщаю Лене, что, возможно, не все так классно, как хотелось бы. С подругой тут же происходит разительная перемена. Рот широко открывается, глаза загораются.

Не были бы мы подругами, я бы подумала плохое. Да, угадали. Я бы решила, что она рада, что не ей одной неуютно жить на свете. Нет, вы не правы, что за гадкие мысли? Она просто за меня переживает. Или растерялась от неожиданности.

Я никогда ни с кем не делюсь подробностями своей личной жизни. Ни с друзьями, ни с подругами, ни с мамой. Если не хотите получить свою жизнь в виде сюрприза из магазинчика смешных ужасов (того самого, съеденного, переваренного и выложенного на коврик неаппетитной кучкой), лучше молчите. Просто потому, что это святое и никому не надо об этом знать. Но сейчас я бессознательно делаю исключение.

— Игорь так странно себя ведет… Все было так чудесно, как в сказке. А примерно месяц назад… Стал какой-то холодный, даже чужой (похоже, мне надо переходить в отдел писем и писать слезные послания от вымышленных читательниц)… Не внешне, нет, но я же чувствую… И пить начал много… Нет, не где-то, при мне, в гостях, но все равно… Что-то происходит. А вот что — я не знаю…

Я задумываюсь над тем, что я только что сказала, и прихожу в ужас. Вот тебе и подсознание. На самом деле нечто странное с мужем творится уже минимум месяц. А я успешно внушаю себе, что ничего не происходит. И если бы не поездка к Олегу и Тане, я бы даже не поняла, что моя проблема возникла не вчера.

— Наверное, у него сложности с работой, — поспешно добавляю я. — Он ведь никогда ничего не рассказывает, а я не спрашиваю. Может, не идет перевод, может, тяжелая книга или просто устал. Все-таки шесть лет сидеть дома за компьютером непросто, понимаешь? А может быть, какой-то конфликт с издательством…

Судя по Лениному виду, последние мои слова она не слышала.

— Да ты что?! — В глазах у Лены благоговейный восторг (тьфу, ужас, конечно!). — Никогда бы не подумала. У вас была такая классная семья…

Слово «была» больно режет мой слух. Но, разумеется, она не имела в виду ничего такого, это просто оговорка.

— А я как раз сегодня звонила, думала, что ты дома. А он подходит к телефону, голос такой злой…

Я неожиданно понимаю, что сегодня ни разу не разговаривала с мужем по телефону. И это при том, что, когда я ухожу на работу, мы обычно созваниваемся раз в полчаса.

Когда я уходила, он еще спал, а я не стала его будить. Я знаю, что человеку, много выпившему накануне, надо спать как можно больше. Сужу по себе. Да и по мужу тоже.

Но в любом случае он проснулся минимум полтора часа назад, когда позвонила Лена. И даже не набрал мой номер. Почему? Нет, вы ответьте! Не знаете? И я тоже не знаю. Но в отличие от вас меня это тревожит.

— Когда я у вас была в последний раз — недели три назад, да? Так вот — он мне еще тогда показался каким-то странным, просто я не стала говорить… И ведет себя странно и смотрит… Да, что-то тут не то, Ань…

Лена так разошлась, словно мы обсуждаем какую-то необычайно увлекательную тему. Но я снова напоминаю себе, что она просто за меня переживает и хочет мне помочь.

Может, перемены в моем муже действительно заметны не только мне, но и окружающим? Хотя что там замечать? И внешне, и внутренне он тот же, что и раньше. Вежлив, приветлив, внимателен, сдержан. Может я придумала, что от него веет легкой прохладой? Может, это я сейчас вообразила, что его сдержанность временами словно дамба, с трудом удерживающая напор миллионов тонн рвущейся наружу воды?

— Слушай, а у него никого нет?

Я внимательно смотрю на Лену и не могу понять, о чем идет речь.

— Может, у него есть другая? Они же такие, мужики…

Вы когда-нибудь слышали более нелепый вопрос? Я тоже. Зачем моему мужу другая женщина, когда у него есть я? Когда он сам регулярно говорит мне, что у него в жизни не было лучшей любовницы. А я в ответ говорю, что не представляла, что мужчина может доставлять такое удовольствие.

Да, я знаю мужчин. К черту ложную скромность. Я дважды была замужем, но мужчин у меня было больше, чем двое. Чуть-чуть побольше. Раз так в пять. А может, и в десять. Думаете, в двадцать? Это вы слишком. Хотя всякое возможно.

А что тут такого? Я была молода, легкомысленна, и мужчины разных возрастов не давали мне прохода. Мне нравилось кокетничать, флиртовать, мне нравилось, как жадно они на меня смотрят.

И соблазнять их мне тоже очень нравилось. И при этом делать вид, что это они меня соблазняют. Им и в голову не приходило, что я просто их изучаю и коллекционирую. И заодно развлекаюсь.

Но после того как я познакомилась с Игорем, мой интерес к мужчинам угас. Даже не потому, что жена обязана хранить верность мужу (первому своему супругу я изменяла с легкой душой). Просто с Игорем секс — это не просто секс, а нечто высшее. Полное слияние двух тел на грани потери сознания, максимальное обострение всех чувств и ощущений, умирание и воскрешение.

Мы занимались этим часами. И первый год, и второй, и третий, и пятый тоже. Мы снимали свои страстные совокупления на видео (моя идея, оцените). Мы делали мои фото в нескромном виде, чтобы потом муж мог полюбоваться мной в перерывах между работой. Мы посещали секс-шопы. Мы играли в разные игры. Очень и очень увлекательные, можете мне поверить.

Какие? Извините, но сейчас это не важно. Хотя ладно, раз уж разговор зашел о сексе… Например, в визит девочки по вызову. Или в знакомство по брачному объявлению. Или в приход незнакомки, случайно ошибшейся дверью.

Я меняла образы и наряды, цвет волос и макияж. Я рассказывала о похотливых клиентах и вымышленном негодяе-муже. Мы арендовали сауны и снимали гостиничные номера. Жаль, что мы никогда не делали этого в лифте или в примерочной в бутике (увы, мой супруг по-британски консервативен).

Конечно, потом наши, скажем так, сексуальные сессия сократились по времени. Мы, как профессиональные спортсмены, отобрали из огромного арсенала только те приемы, которые стопроцентно приводят к победе. Не лишь бы к победе, но к очень яркой и эффектной. Со знающим тебя и твое тело мужчиной за час можно испытать куда больше, чем за всю ночь с несколькими партнерами (только это между нами, о’кей?)

За эти десять с лишним лет у меня ни разу не возникало мысли о другом мужчине. И можете мне поверить, что мой муж не думал о других женщинах. Потому, что у него не было на них сил. Потому, что я лучше всех. Да просто потому, что такого не могло быть.

У меня нет слов, и я молча смотрю на свою подругу. И мой взгляд передает то, что я не сказала словами. Что ее вопрос — чистый бред. Нонсенс. Нелепица. Абсурд. Чушь. Ахинея. Идиотизм. Даже полнейший идиотизм.

Ленины горящие глаза начинают гаснуть.

— Ты извини, Ань… Я просто подумала — вдруг… Хотела помочь, понимаешь… Да нет, у вас такого не может быть, у вас же любовь…

«Да, у нас любовь!» — хочется крикнуть мне. У нас такая любовь, которой никто никогда не видел. Такой секс, которого не было ни у кого. Но я сдерживаюсь. Лена так печальна, что мне становится ее жаль.

— А у меня — черт знает что… Говорит, что любит — а у самого одни бабы на уме. И секса не было уже месяца три. Он мне — давай, я соскучился! А я же понимаю, что это он мне просто хочет показать, что у него никого нет. Просто трахнет для отвода глаз, чтобы ничего не подозревала. Да еще заразит чем-нибудь, он же всех подряд в койку тащит. Вот и вру, что голова болит или спать охота… А сама страдаю…

Мне кажется, что это не самый лучший маневр. Что невозможно отвадить мужа от чужих женщин, отказывая ему в близости. Но говорить Лене, что муж вряд ли ей изменяет хотя бы потому, что мало какая женщина на него клюнет, было бы некрасиво.

— Тут как-то в воскресенье дочка на минуту уснула, а он мне на ухо — пошли в койку! Днем, прикинь, при свете! С моей-то грудью! Наверное, специально предлагал. Чтобы еще раз увидеть и подумать, что лучше кого угодно трахать, чем меня. Я говорю — отвали, у меня дел куча. Ты же посуду не моешь, покрытие не пылесосишь, у тебя один трах на уме. А он, сволочь хитрая, ждал ведь, что откажу. Так еще и сделал вид, что обиделся. Ладно, говорит, тогда поеду с ребятами шары покатать. Я как будто не знаю, какие шары и куда он катает — и с какими ребятами… Ничего, вот сделаю операцию…

Нет, я уверена, что Лена ведет себя абсолютно неверно. Но мне все равно ее жаль. Эта мнительность, эти переживания насчет мужа. Да еще и три месяца без секса (я бы, наверное, сошла с ума).

Странно, но я не могу вспомнить, когда в последний раз был секс у меня. Из-за друзей мы очень загружены. Выходные, как правило, пропадают полностью. А в будни мы уже давно им не занимались. То я на работе, то с кем-то встречаюсь, а вечером дома ребенок. Гак когда же?

Точно не на прошлой неделе. И не на позапрошлой. Кажется. Но это не принципиально. В любом случае речь идет не о трех месяцах, а максимум о трех неделях. И я обязательно это исправлю. В ближайшие выходные.

Хотя нет, в выходные нс получится. На субботу я пригласила Владика, а в воскресенье день рождения у моего дедушки.

Ничего, может, получится в будни. Правда, в понедельник я обещала проведать одну нашу старую знакомую, в среду мы идем в гости, а в пятницу в редакции корпоративная вечеринка. Что ж, не получится в будни, получится в следующие выходные. И даже если нас кто-нибудь пригласит в гости, я откажусь.

Точно откажусь. Точнее — наверное, откажусь. Хотя я никогда не отказываюсь. Все-таки секс не друзья, он может и подождать…

Комната похожа на поле Бородинской битвы. Все в дыму, пепельницы усеяны трупиками сигарет, вокруг ничего не видно. И даже если где-то под соседним дубом лежит Андрей Болконский, его все равно не заметишь. Или это было при Аустерлице?

И еще в комнате стоит удручающая тишина. Брат моего мужа курит сигарету за сигаретой, муж следует его примеру. Оба окна открыты, но это не помогает.

Владик сидит у нас уже часа полтора, и последний час мы молчим. Ничего не поделаешь, с Владиком так всегда. Именно поэтому муж не любит его приглашать. Но ведь это его родной брат (а к тому же он помогает нашему ребенку с французским).

Муж улыбается. Это значит, что он наконец нашел тему для разговора.

— У Томы давно был?

Тома — это мама Игоря и Владика. И заодно бабушка моего сына. Больше всего на свете она любит есть и смотреть телевизор. И то и другое она делает днями напролет. Она обожает «Народного артиста» и «Фабрику звезд» и способна подолгу пересказывать их содержание тем, кому оно абсолютно неинтересно (то есть нам).

Впрочем, большинство других передач Тома тоже смотрит. Она не пропускает ни одного сериала. Она знает наизусть практически все телерекламы и цитирует их в самые неподходящие моменты.

Тома уже много лет никуда не выходит. Исключение делается летом, когда мы или Владик отвозим ее на дачу. Впрочем, и там она не бегает по участку и не пропалывает грядки, но точно так же сидит у телевизора. Однако неизменно уверяет, что при этом все равно дышит свежим воздухом.

Согласно легенде, у Томы проблемы с ногами. Подлые врачи утверждают, что с ногами все в порядке, просто нужно ходить. Но Тома лучше знает, что с ней такое.

Она обожает новые лекарства и пищевые добавки, которые почему-то распространяются не через аптеки. Она звонит их распространителям и свято верит каждому услышанному слову. Бедные распространители, почуяв клиента, стараются вовсю и говорят без передышки по полчаса. Но потом Тома осведомляется о цене (а она, как правило, весьма высока) и заявляет, что она всего лишь пенсионер и ей надо подумать.

После этого Тома звонит одному из своих сыновей и как бы невзначай заводит разговор о новом препарате, который мог бы решить ее проблемы. И чаще покупает его, чем не покупает. Как говорит мой муж, Томе лень лечиться и куда удобнее верить в волшебную таблетку, которая лечит ото всего сразу. Выпил — и наутро проснулся совершенно здоровым. Полагаю, что так оно и есть. Все-таки Тома нечеловечески наивна.

Любопытно, но, несмотря на свою практически полную неспособность самостоятельно ходить, Тома достаточно легко перемещается по квартире. А перед очередным выездом на дачу несколько суток рассуждает о том, что до стоящей перед подъездом машины ей никак нс дойти. И при этом весьма бодро спускается по лестнице.

Игорь с усмешкой заявляет, что если в доме начнется пожар, Тома выскочит первой. Я же говорила, что у него своеобразный юмор.

Как бабушка Тома бесценна. Она всегда готова взять нашего ребенка на выходные и на каникулы. Хотя здесь кроется большая опасность. У Томы он ест в десять раз больше, чем дома, а ему это противопоказано. Именно благодаря добросердечной бабушке наш когда-то худенький ребенок превратился в довольно упитанного поросенка. Так говорит мой муж, хотя лично я считаю, что ему просто надо чуть-чуть похудеть. Килограмма на два или три (хотя лучше бы на все десять).

Просить Тому не перекармливать ребенка бесполезно. Она начинает обиженно уверять, что у нее он почти ничего не ест. Очень легкий завтрак из десятка пельменей с маслом и хлебом, примерно такой же обед и чуть более сытный ужин. И пару сосисок на полдник. Еще они несколько раз в день пьют чай с бутербродами или выпечкой. Ну и еще перекусить время от времени. Как выражается Тома: «Сделай паузу — скушай «Твикс»!»

Несмотря на свои ужасно больные ноги, Тома любит постоять у плиты и регулярно печет всякие коржики, пирожки и прочие неполезные вещи. Она знает секрет чудо-напитка — на литр выжатого сока два кило сахара, примерно так. И очень неравнодушна к убийственным концентратам вроде «Инвайта». Еще у нее имеется внушительный запас печенья и конфет, так что нашему ребенку есть чем поживиться.

— Заезжал в среду… — Владик безнадежно машет рукой. — Привез ей продукты, открываю холодильник, а там… Сухая колбаса, бекон, сливочное масло… Ей же нельзя, ведь сама себя губит. Устроил ей скандал, а она в слезы. Я, мол, и так скоро умру, могу я напоследок нормально пожить и ни в чем себе не отказывать?

Томин холодильник — это притча во языцех. В нем можно найти продукты, которые были закуплены несколько лет назад. Думаю, что, если хорошенько покопаться, там можно отыскать замерзшего мамонта. Или человека, добровольно подвергнувшегося замораживанию ради научных исследований.

Примерно полгода назад у Томы обнаружили диабет. Не такой уж и серьезный, не инсулинозависимый, но все равно требующий строгой диеты. Игорь сразу сказал, что борьба бесполезна. Никаких диет Тома не признавала и никогда не признает. Даже если бы разверзлись небеса, на землю явился архангел и сказал Томе, что или она отказывается от сладкого, жирного, кислого и соленого, либо ей не видать рая, ничего бы не изменилось. Тома бы ненадолго опечалилась, а потом закусила тоску зефиром или арахисом в сахаре и села смотреть «Народного артиста».

Владик же, подобно Дон Кихоту, ринулся бороться с ветряными мельницами. Владик покупал Томе диетические сладости и печенья, которые почему-то стоят намного дороже недиетических. Он приобретал десятки разновидностей заменителя сахара, он завалил ее шкафы гречкой, а заморозку — куриными грудками. Он вынес из ее квартиры все запрещенные ей продукты (то есть все, что у Томы было). Он устроил обыск и изъял все запасы печенья, вафель, халвы, пастилы и прочих любимых Томой сладостей. Но запретные плоды снова появились в Томином жилище.

Муж советовал ему успокоиться, но Владик не опускал рук. Он на неделю переехал к Томе и лично следил за ее питанием. Не сомневаюсь, что диетические продукты Тома вкушала, только когда младший сын приходил с работы (а все остальное время радостно предавалась греху). Она жаловалась мужу на Владика, который заставляет ее сидеть на строжайшей диете и вот-вот уморит голодом (а сам десятками поедает глазированные сырки, которых ей тоже очень и очень хочется). Но стоило Владику уехать, и все вернулось на свои места.

— Вот узнать бы, кто все это ей покупает! И спросить — зачем же вы человека губите? Для нее же это смерть. Я ведь всем соседям сказал, всем ее подругам — ни в коем случае! Папашу запугал — она умрет, останешься один. Ты не знаешь, брат, откуда она все это берет?

Муж огорченно качает головой. Конечно, он не знает. Откуда ему знать?

Хотя вообще-то он знает. И я знаю. Запретные продукты Томе покупаем мы. И ее соседи. И все ее многочисленные родственники. Потому что каждый понимает, что если не купит он, купит кто-то другой. Каждый, кроме ее младшего сына.

Владик после столь трагичного повествования переводит дыхание и кладет себе еще кусок торта. Наверное, сладкое его успокаивает.

Муж называет Владика профессиональным страдальцем. Владик всегда печален, улыбается он крайне редко (да и то вымученно). Хотя у него совсем неплохая жизнь и нет поводов для грусти.

Владик работает в МИДе. Он уже просидел четыре года в Марокко, а после трех лет в Москве уехал еще на четыре года в Люксембург. Через год-полтора его снова ждет длительная командировка. Куда, точно неизвестно, но Владик надеется, что во Францию или Бельгию. Или в Швейцарию (недаром он уже год учит немецкий).

Ко всему этому у Владика весьма обеспеченная жена. У нее огромная трехкомнатная квартира в районе Беговой, а по соседству точно такая же квартира родителей (которая со временем достанется ей как единственной дочери). У ее мамы в папы гигантская дача под Тверью, а сама она разъезжает пусть на стареньком, но «гольфе». И наверное, она любит Владика, потому что ушла к нему от богатого мужа.

Тем не менее, Владик традиционно печален. Игорь уверяет, что таков его брат только с ним. Что у Владика всегда была куча друзей, начиная с детского сада. И если бы он был таким и с ними, никакой дружбы не было бы (кому приятно созерцать физиономию, излучающую вселенскую тоску?). Хотя я видела Владика и у него дома, и у родственников, и там он был точно таким же.

— А что с работой, брат?

Игорь задает этот вопрос уже в третий раз. Просто потому, что надо о чем-то говорить. К тому же он не любит это страдальческое выражение на лице Владика (а оно там присутствует практически всегда).

— Да что может быть хорошего? — Владик отправляет в рот немаленький кусок торта. — Раньше семи-восьми не уйдешь, а платят двести баксов в месяц. Разве это жизнь?

По-моему, все вполне справедливо. Находясь за границей, Владик получает по две тысячи в месяц, разъезжает по Европе на служебной «БМВ» пятой серии, не перерабатывает и наслаждается жизнью (хотя на последнее ввиду своей пессимистичности он вряд ли способен). Не сомневаюсь, что он откладывает часть денег и между загранкомандировками живет, может, и небогато, но точно не бедствует.

Из-за отсутствия собственной жилплощади он избавлен от расходов на ремонты и мебель (мы же за десять лет выложили на это сумму, которую Владик заработал в своем Люксембурге). Ему не надо тратиться на машину, поскольку на работу он предпочитает ездить на метро.

В общем, на голодающего Владик никак не похож. Он довольно корпулентен, и у него весьма круглая физиономия. Хоть и страдалец, у которого из-за щек не видно ушей.

Нет, нет, это не мои слова — моего супруга. При этом я знаю, что он любит своего брата, хотя и скрывает это. И потому именно я являюсь вдохновителем и организатором нечастых братских встреч.

Мне немножко неловко за наше скромное угощение. На столе только торт и кофе. Муж наотрез отказался что-либо готовить. а я готовить не умею. Хорошо хоть торт качественный. Игорь просил купить что-нибудь попроще, но я ослушалась. Сказала, что все простые торты просроченные и пришлось купить «Черный лес». Слов о том, что Владик охотно съел бы и просроченный, я как бы не услышала.

Видик довольно активно поковырял «Черный лес», от него осталась одна опушка. Но мне все равно неловко, надо было поставить на стол что-нибудь еще. Хотя вкусы у Владика довольно странные. Проживая в Люксембурге, он ругал местные продукты и просил Тому присыхать ему отечественную вареную колбасу и черный хлеб. Итальянская салями, по его словам, — настоящая отрава, а знаменитые лионские колбасы — сплошной жир. В общем, лубочный эмигрант, тоскующий по кильке в томате и березкам.

При этом обвинить Владика в патриотизме никак нельзя. В России ему совсем не нравится. Он ездит на работу на метро, но вечно жалуется на пробки. А заодно на цены, на ритм жизни, на телевидение и вообще абсолютно на все.

Странно, до чего разными могут быть родные братья. Игорь — реалист, но реалист оптимистичный. Владик — законченный пессимист. Игорь — эффектный мужчина, Владик — сер и бесцветен. Игорь обладает безупречным вкусом во всем, от одежды до спиртного. Владик одет так, словно одежду нашел на помойке. У Игоря, несмотря на лишний вес, широкие плечи и спортивная фигура (пусть даже бывшего спортсмена), а у Владика таз значительно шире плеч.

Владик младше Игоря на шесть лет, но выглядит старше. Такой вот парадокс. Владик похож на своих родителей, муж — нет. Игорь иначе себя ведет и по-другому говорит. Он вообще иной. Недаром я убеждена, что его подменили в роддоме и на самом деле он наследник британского престола.

— Вчера иду к «Смоленской» мимо «Седьмого континента», а там стоит старушка. Никакой картонки в руках, ничего не просит, но видно, что голодает. Ей, наверное, стыдно, но есть нечего. Стоит, ждет, что, может, кто-нибудь догадается. Всю мелочь из карманов вытащил, рублей двадцать. Ей хоть на хлеб хватит…

Владик до безумия жалостлив. Готова поклясться, что если начать развивать эту тему, то в его глазах появятся слезы. Но муж ведет себя бестактно.

— А она подумала — вот жмот, на кой мне его мелочь! Хорошо хоть в лицо не кинула…

Думаю, что муж хотя бы отчасти прав. Старушка, которая встает просить милостыню у «Седьмого континента», как минимум весьма прагматична. Игорь не жаден, но никогда никому не подает. Разве что пожалеет помятого алкоголика, вежливо просящего мелочь на пиво. Остальных он игнорирует, а особо приставучим сообщает, что ему уже есть кому помогать. Правильно, речь идет обо мне (я вечно нуждаюсь в еде, косметике, одежде и разных приятных мелочах).

— Да нет, я же вижу, кто есть кто, — обижается Владик. — Интеллигентная старушка, скромная — наверное, бывшая учительница. Что за страна — обрекать стариков на попрошайничество…

На лице моего мужа, как всегда, нейтральное выражение, но я чувствую, насколько ему тоскливо. И спешу на помощь:

— Владик, может, чего-нибудь выпьешь?

У нас довольно обширный ассортимент спиртного. Вино, которое Игорь приобретает для меня. Его любимое пиво, которым забит нижний ящик холодильника. Ирландский виски, который нам ящиками покупал в Люксембурге Владик (благо в дипмагазине он стоил раза в четыре дешевле, чем в Москве) и присылал с ежемесячным автобусом. Много водки и коньяка — это презенты моего папы. Папа большой человек, и ему вечно дарят разные бутылки, причем столько, что ими забит не только его рабочий кабинет, но и весьма просторная дача.

Если я заезжаю к нему на работу или навещаю его за городом, то возвращаюсь домой с несколькими тяжеленными пакетами. Папа — несильный потребитель спиртного и в этом вопросе совершенно не капризен. Как и во всех других, впрочем. Дорогостоящие коньяки типа «Хеннесси» и «Реми Мартен» ему неинтересны, виски вроде «Блю Лейбл» стоимостью за сотню долларов — тоже. А на месте врученных мне бутылок все время возникают новые.

Думаю, если бы поселить на даче Ванечку, он бы сначала ошалел от радости, а потом быстро понял бы, что такое количество спиртного ему все равно не осилить. И навсегда бросил бы пить. Какой смысл бороться с зеленым змием, когда на месте отрубленной головы (в смысле выпитой) у него тут же отрастают десять новых?

Владик тоже не очень разборчив в плане спиртного. Коллекционные коньяки и виски ему неинтересны. Обычно он пьет банальный «Ред Лейбл», смешав его с колой. Это уже и не виски, и не кола, а какое-то пойло.

— Да нет, я уже скоро пойду. Если только за компанию…

Я замираю от ужаса. На сегодня у меня запланирован сексуальный вечер. Мне надо убедиться, что муж по-прежнему меня вожделеет и никто, кроме меня, ему не нужен. И заодно убедить его, что женщины лучше, чем я, не существует. А если Игорь согласится составить Владику компанию, то всем моим планам конец. Спиртное и секс муж не смешивает.

— Не могу, брат, работы куча…

Я облегченно вздыхаю. Владик ни капли не расстраивается и берет еще кусок торта. Говорить по-прежнему не о чем, но и домой он почему-то не торопится. Проходит еще час, прежде чем он наконец поднимается. «Черный лес» вырублен на корню, я уже трижды выносила пепельницы, комната плавает в дыму…

Визит брата, как всегда, не удался, но я считаю, что помогла мужу выполнить свой родственный долг. А теперь меня ждет очень приятное приключение.

— Какие планы на вечер, милый?

Муж тяжело вздыхает:

— С удовольствием бы выпил порцию яда…

Владик просидел у нас три с половиной часа, мой Игорь выкурил за это время пачку сигарет, и от дыма и общения с родным братцем у него сейчас наверняка раскалывается голова. По крайней мере выглядит он довольно бледным и утомленным.

— Яда нет, зато есть неплохая идея. — Я кокетливо улыбаюсь. — Например, я бы сейчас могла удалиться в спальню, а примерно через час в твою дверь позвонила бы девушка по вызову. Или женщина, с которой ты познакомился по Интернету. Скажу по секрету, что обе фантастически сексуальны и мечтают доставить тебе неземное наслаждение. Кого ты выбираешь?

Как странно он на меня смотрит. Не могу понять, что в этом взгляде. Знаю только, что в нем должны быть радость и восторг, но как раз их-то я и не вижу (наверное, все из-за чертова дыма).

— Спасибо, но благодаря тебе сегодня у меня уже были гости…

— То был мужчина, милый. А теперь будет женщина, и какая женщина…

На его лице появляется невеселая усмешка.

— Боюсь, что на нее у меня уже нет ни сил, ни желания, ни времени…

Он встает и уходит в свой кабинет. И даже не оставляет дверь гостеприимно открытой, но плотно прикрывает ее за собой. А это означает, что компромисс невозможен.

Я не верю своим глазам и ушам. Я только что предложила мужу свое невероятно волнующее тело, а он отказался. А это означает, что мне хватит обманывать себя. Что с ним действительно происходит что-то серьезное. И я как можно скорее должна выяснить, что именно…

4

Муж смотрит на «хрущевку», напротив которой я паркуюсь, и тяжело вздыхает.

В этой «хрущевке» живет моя бабушка, к которой мы приехали в гости. Сегодня моему дедушке семьдесят пять лет. Исполнилось бы, потому что дедушка умер одиннадцать лет назад. Но бабушка по-прежнему отмечает его дни рождения.

Если бы не эта дата, муж бы со мной не поехал. Он относится к моей бабушке с опасением. У него есть для этого все основания. Бабушка ужасно шумная и очень прямолинейная, слова «чувство такта» ей неведомы. Помню, я упросила его поехать к ней в гости через две недели после того, как мы начали жить вместе. За час бабушка примерно раз пятьдесят произнесла фразу «Как бы я хотела, чтобы вы поженились».

Впрочем, бабушку опасается не он один. Мой папа полностью разделяет его взгляды. Когда летом бабушка приезжает «на недельку» погостить на дачу и задерживается там на месяц-другой, папа старается возвращаться с работы как можно позже. А по выходным придумывает себе всякие дела.

Однако сегодняшний визит неизбежен. Естественно, после пары тостов за дедушку все забудут о том, зачем они сюда приехали (увы, это обычное дело для всех печальных годовщин), и начнут говорить о живых, а именно о бабушке. Но обижать ее неявкой все-таки нехорошо.

Небольшая двухкомнатная квартира уже забита народом. У бабушки масса подруг (и все они тоже очень шумны и говорливы). Некоторые подруги явились с мужьями, одна с сыном, одна умудрилась привести с собой внука. На которого мой ребенок, приехавший сюда с дачи вместе с моими мамон и папой, косится с большим неудовольствием. Ему не нравится, когда в компании есть другие дети. Он любит, чтобы все внимание доставалось ему.

Папа прячется от толпы на балконе. Мама вызвалась помочь бабушке накрыть на стол, и им пришлось приехать на час раньше. Весь этот час он простоял здесь. Папа общителен и всю жизнь работает с людьми, но общаться с назойливыми старушками ему явно не хочется. Поэтому при виде Игоря он просто расцветает.

Нельзя сказать, чтобы они были друзьями. У них с самого начала были не самые простые отношения. Не забывайте, что я ушла к Игорю от мужа, с которым прожила всего четыре месяца. Естественно, мои родители были очень против такого шага. Игорь представлялся им опытным соблазнителем, который вскружил голову глупой наивной девочке, чтобы бросить ее через пару недель (хотя большой вопрос, кто из нас кого соблазнил).

Прибавьте сюда тот факт, что Игорь тогда очень неплохо зарабатывал и ездил на только что купленном новеньком «пассате». По тем временам даже подержанная иномарка была шиком, а уж новая — просто недопустимой роскошью. Папа же был честным, но бедным генералом, разъезжающим на старенькой «пятерке». И считал мужа то ли жуликом, то ли бандитом, то ли наркодилером.

С тех пор многое изменилось. Во-первых, мы с Игорем прожили вместе уже десять с лишним лет и даже слепому видно, что мы друг друга любим. «Пассат» давно продан, Игорь сидит дома и зарабатывает намного меньше, чем раньше. Папа же за это время умудрился уволиться, проработать пять лет в очень богатой коммерческой структуре и снова вернуться на госслужбу.

Теперь у него есть навороченная дача. Точнее, загородный дом, ибо слово «дача» ассоциируется с шестью сотками и сажанием картошки. Он ездит на служебной «БМВ», а когда ему хочется самому сесть за руль, он выкатывает из гаража свою личную «Ауди А-8». Он понял, как приятно иметь в кармане деньги, и ужасно полюбил поездки по магазинам (хотя и покупает по большей части всякую ерунду).

Я оставляю папу и мужа одних и из вежливости обхожу бабушкиных подруг, чтобы поздороваться с каждой. Еще через полчаса голова у меня начинает идти кругом. Рассказы о болезнях и воспоминания о том, какая я была маленькая, весьма утомляют. Но тут приходит время садиться за стол.

На столе все в соответствии со старыми советскими традициями. Несколько видов колбасы, сыр, красная икра, семга, свежие и консервированные овощи, водка и отечественный коньяк и, конечно же, салат оливье. Мама, закупавшая продукты, готова была приобрести любые деликатесы, но бабушка не любит новшеств. Папа как поставщик спиртного охотно бы пожертвовал пару бутылок «Хеннесси», но к ним бы точно никто не притронулся. Отечественное кажется бабушке и ее гостям более надежным.

На горячее, разумеется, будет не менее традиционное блюдо из советских времен. Запеченное мясо, посыпанное луком и тертым сыром и залитое майонезом. Мясо, как всегда, окажется пересушенным, это тоже традиция. Потом последуют чай и десерт, мы с мужем привезли два торта. И только потом можно будет уйти, но до этого момента еще часа четыре. Мне жаль Игоря, который сегодня вечером вряд ли сможет работать (шум и шумные компании неизменно вызывают у него головную боль), но и мне самой не так уж сладко.

Как и следовало ожидать, после трех тостов за дедушку бабушка меняет тему. Надо отметить, что в свои семьдесят четыре года она выглядит просто великолепно (тьфу-тьфу-тьфу), она бодра и полна сил (и снова трижды через левое плечо прямо на блестящий паркет), и она очень следит за собой. Она ежедневно гуляет минимум полтора часа, много спит и покупает только свежие продукты. Пенсия у нее невелика, но она гордо отказывается от маминой помощи. Хотя и знает, что мама все равно найдет способ всучить ей хотя бы пару тысяч в месяц. Этого бабушке вполне хватает на парную телятину, овощи с рынка, диетический хлеб и прочие полезные продукты.

Увы, свой образ жизни бабушка не обсуждает. Она предпочитает другие темы. А именно — собственное здоровье. Когда она не ходит по близлежащему рынку и не сидит дома, она посещает местную поликлинику. Где, как я полагаю, она уже основательно достала всех врачей. Которые, только завидев бабушку, начинают мелко трястись и с готовностью делают все, что она пожелает. Все, что угодно, лишь бы она поскорее ушла.

Вам интересно, на кого похожа моя бабушка, она же гроза врачей? Представьте себе невысокую худенькую старушку с густыми белыми кудряшками, аккуратно заколотыми за ушами. Немного квадратная челюсть, упрямо сдвинутые брови и неизменная ярко-красная помада. Всей одежде на свете она предпочитает темные брюки и черный свитерок, и этот скромный наряд дополняет самыми разными шейными платочками. Мало кто знает, что под шарфиком у нее толстенный шрам от ключицы до ключицы, следствие сделанной в молодости операции (которую, разумеется, делать было не обязательно).

Сейчас бабушка увлеченно повествует о позавчерашнем визите в поликлинику, где она делала УЗИ брюшной полости. Не то чтобы это было необходимо, но бабушка случайно вспомнила, что лет в тридцать у нее периодически побаливал желудок. Естественно, УЗИ показало, что бабушка здорова как бык (хотя и без этой процедуры в этом вряд ли бы кто усомнился). Зато теперь она спокойна. Насчет брюшной полости. Об остальных органах она будет узнавать на следующей неделе.

Мне искренне жаль ее врачей. Согласитесь, что очень непросто объяснить пациентке, что у нее все в порядке, в то время как она настаивает на обратном и требует направлений на все существующие анализы и обследования.

В прошлом месяце бабушка вдруг решила, что ей угрожает инсульт. Она измучила местного кардиолога, которого начала подозревать в некомпетентности. Она сдала все анализы, которые не подтвердили се опасений и вызвали у бабушки сомнения в надежности аппаратуры.

Тем не менее, она настояла на госпитализации, и отказать ей не посмели. Однако из больницы бабушку бесцеремонно выставили. Она требовала почистить ей сосуды, но жестокосердные врачи заявили, что их не от чего очищать, и ее выписали.

Бабушка сделала вид, что поверила. Но мне кажется, она вынашивает коварный план сдать все анализы заново и улечься в другую клинику, где ей, возможно, удастся настоять на своем. В достижении цели она невероятно упорна и с готовностью заменила бы Сизифа на его нелегком посту (не сомневаюсь, что она без труда вкатила бы тот самый камень на гору). И никакой Зевс не смог бы ей противостоять.

Древнегреческий бог против моей бабушки — это просто смешно. В самом захудалом московском тотализаторе на бабушку бы ставили сто тысяч к одному. А солидные конторы вообще не стали бы принимать ставки, ибо результат слишком очевиден.

Почему я так уверена? Вот вам один наглядный пример. Летом бабушка придумала себе рак прямой кишки и отправилась к проктологу с требованием тщательно ее осмотреть. Рентген ничего не показал, но бабушка не отступала. Бедняга проктолог долго ее отговаривал. Но не выдержал напора и вынужденно согласился подвергнуть ее мучительным процедурам (на которые добровольно согласятся лишь пассивные ген с мазохистскими наклонностями).

Следующие две недели бабушка не могла сидеть и ходить. И даже лежание давалось ей непросто. Но зато она успокоилась. На какое-то время. Мы с мамой искренне надеемся, что в этом году проктолог больше не увидит бабушку. Но в следующем они, конечно же, встретятся.

Муж, к счастью, не прислушивается к разговорам, иначе бы давно ускользнул на балкон. Он предусмотрительно сел так, чтобы балконная дверь была у него за спиной и никто не закрывал путь к отступлению. А так в любую секунду можно сослаться на острый приступ никотинового голода (а бабушка за ним на балкон точно не пойдет).

Впрочем, он все равно втянут в беседу. Рядом с мужем сидит мой папа и что-то рассказывает ему не менее увлеченно, чем бабушка. Как и следовало ожидать, речь идет о магазинах. Точнее, о рынке в Лобне, что совсем недалеко от дачи. Папа регулярно туда наведывается и накупает там всякую дрянь типа черных носков по тринадцать рублей или белых рубашек по пятьдесят.

— Ты подумай, как это удобно. Купил носки, один раз надел и выбросил, а на следующий день надел новые. И с рубашками то же самое…

Муж не носит белые рубашки, да и черные носки тоже. Большую часть времени он ходит в пижаме или халате (и конечно, в носках, но только белых). Всю одежду от пальто до нижнего белья он покупает исключительно в магазинах «Хьюго Босс». Переубеждать папу он даже не пытается. Игорь считает, что каждый имеет право на свою точку зрения, а навязывать кому-либо свое мнение есть дело глупое и неблагодарное. Но он вынужден поддерживать разговор.

— А не экономнее покупать носки за десять долларов и потом три года их носить?

— А сколько времени уйдет на стирку? А сколько денег на порошок? — Папа сегодня в ударе, разговор его веселит. — Я тут смотрел какое-то кино, то ли с Шоном Коннери, то ли с Мелом Гибсоном. Открывает он шкафчик над ванной, а тот забит одинаковыми кусками мыла. Берет кусок, вскрывает, намыливает руки и выкидывает его в ведро. Одноразовое мыло — классная идея… Надо будет попробовать…

Уточнять, что это за фильм и кто в нем играл, не стоит. Папа не отличает Мела Гибсона от Брюса Уиллиса, а Шона Коннери — от Уилла Смита. Папа вообще не поклонник Голливуда. Он предпочитает отечественное кино типа «Антикиллера».

Муж делает вид, что впечатлен идеей насчет одноразового мыла. Он отлично знает, что тридцать лет своей жизни папа отдал работе, дома бывал редко, в магазины не заходил и вообще жил очень скромно. Сейчас у него есть деньги и время на то, чтобы делать покупки. Поскольку ко всяким «Хьюго Боссам» он равнодушен и дорогие вещи все равно покупать не будет (качественные костюмы ему с нашей помощью покупает моя мама и никогда не говорит, сколько они стоили), ему нравится приобретать всякие ненужные мелочи. Типа якобы одноразовых носок и рубашек. Которые он, конечно, не выкидывает после использования, а бросает в стиральную машину.

В итоге за последний год на даче скопилось несколько пакетов со скомканными белыми рубашками и черными носками. Папа попытался поручить разобрать эти завалы моему ребенку, но тот отказался (даже несмотря на обещанное вознаграждение). Наверное, просто не нашел, кому бы это перепоручить.

Обычно ребенок охотно берется за любую работу по даче, которую обещают оплатить. Мама таким образом воспитывает в моем ребенке тягу к труду. Отнести один пакет с мусором на свалку — десять рублей, помыть свой собственный велосипед — двадцать, сходить в близлежащий магазин — снова десять, но с разрешением купить еще мороженое. Привезти от проходной тачку со щебнем для альпийской горки — уже пятьдесят.

Хитрый ребенок берет деньги и половину платит приятелям, которых нанимает для выполнения задания. Или солдатам, якобы охраняющим наш генеральский поселок. А наивная бабушка радуется, что ребенок предпочитает большой объем работ. И очень удивляется тому, что за лето ее пухлый внучок не похудел ни на грамм. А как ему худеть, когда всю прибыль он пускает на мороженое?

Тем не менее, пакеты он разбирать отказался. Теперь я искренне опасаюсь, что этим придется заняться мне, и уже безо всякого вознаграждения. Если не в этом году, то в следующем, когда пакеты заполнят всю немаленькую кладовку и начнут из нее вываливаться.

— Анют, в «Ашане» давно была? — Папа поворачивается ко мне. — Я вчера туда заезжал, там распродажа полным ходом.

Забил весь багажник всякой дрянью — мыло, зубная паста, салфетки, полотенца. Выйдем отсюда, поделюсь по-братски…

Полотенца, которые папа использует для вытирания машины после того, как ее помоет, — это его истинная страсть. Причем очень пагубная. Однажды она стоила ему годовалой представительской «вольво». Папа поехал на своей машине в Нижний Новгород, по пути остановился у какого-то универмага и решил в него заглянуть. Из магазина он вышел с полным пакетом чудесных маленьких махровых полотенец, которыми так удобно вытирать машину. Только вот сама машина уже успела укатить в неизвестном направлении.

Естественно, через неделю ее нашли и вернули в целости и сохранности (кто же знал, что она принадлежит целому генерал-лейтенанту?). Тем нс менее папа счел се оскверненной и продал, а богатая структура, в которой он работал, взамен купила ему не менее представительскую «Ауди А-8». Так что с «вольво» он все равно простился, а тяга к полотенцам осталась.

Да, совсем забыла. У папы есть еще одна очень пагубная страсть. Пагубная для окружающих, я хотела сказать. Речь о всякой аппаратуре. Цифровых фотокамерах, ДВД-плейерах, компьютерах, принтерах и т. д. Все это пана охотно приобретает и регулярно меняет. Устаревшую же и оттого впавшую в немилость технику (которая и устаревать-то толком не успевает) он щедро дарит нам, уверяя, что нам она просто необходима. Он обожает говорить на эту тему, детально описывать новые компьютерные программы, восхищаться разрешением нового поколения принтеров и рекомендовать нам новые колонки для домашнего кинотеатра.

Этих тем мы очень боимся, поскольку ничего в них не понимаем и опасаемся разоблачения. Признаваться, что мы не сделали ни одного снимка лежащей у нас дома камерой, как-то неудобно. Равно как и рассказывать ему о том, что поскольку мы ничего не фотографируем, то соответственно ничего и не печатаем, и врученный им принтер хранится у нас на антресолях. Так что мы оба сосредоточенно киваем, делая максимально умный вид. И с деланной благодарностью принимаем пачки специальной фотобумаги (а про себя с тоской думаем, куда бы ее деть).

Тем временем мой ребенок активно налегает на салат оливье. Это одно из его самых любимых блюд. Внушительных размеров салатница, которую он предусмотрительно поставил поближе к себе, почти опустела. Разумеется, попутно он запихивает в себя кусочки колбасы и бутерброды с икрой, которые заботливо намазывает бабушка.

— А давайте споем любимую дяди Сашину! — громогласно провозглашает сын одной из бабушкиных подруг. Я вздрагиваю. Под дядей Сашей имеется в виду мой покойный дедушка, который обожал играть на гитаре и петь. Я его любила, но со слухом и голосом у него было даже хуже, чем у тренера нашего ребенка. Вы никогда не задумывались, что больше других петь любят те, кто совсем не умеет этого делать?

Впрочем, по сравнению с тем, кто сейчас ожесточенно затягивает «Три танкиста», мой дедушка был просто Полом Маккартни и Миком Джеггером, вместе взятыми. Тем не менее, собравшиеся старички и старушки охотно подхватывают песню. Мама своевременно спохватывается, что салат почти кончился, и исчезает. Муж вдруг вспоминает, что очень давно не курил.

Папа спешит составить ему компанию. Хотя все знают, что папа не курит. Впрочем, иногда он с видом гурмана дегустирует безникотиновые сигареты, которыми завалена примерно пятая часть дачи.

Папа большой начальник, он отвечает за работу с регионами, много ездит по стране и принимает в Москве коллег из провинции. Понятно, что каждый из них стремится что-нибудь ему презентовать. Не знаю уж, из какого города приехали безникотиновые сигареты, предназначенные для тех, кто хочет бросить курить. Но знаю точно, что они гораздо опаснее для жизни, чем баллистическая ракета. У них омерзительный вкус, и они пахнут жжеными бомжиными обносками (хотя не сомневаюсь, что большинство бомжей пахнет куда ароматнее).

Как-то папа навязал целую коробку этих бесценных палочек моему мужу (который вовсе не собирается бросать курить). Игорь закурил одну, с позволения сказать, сигарету, и его не стошнило лишь потому, что папа за ним наблюдал. С видом человека, только что облагодетельствовавшего своего ближнего.

Муж стойко выдержал нечеловеческое испытание, хотя я не сомневаюсь, что на костре инквизиции он бы чувствовал себя куда комфортнее. Игорь только слегка позеленел, и движения стали немного расплывчатыми, словно он находился на грани потери сознания. Но все-таки сумел выдавить из себя нечто вроде «потрясающий вкус». Не понявший юмора папа на радостях вручил ему еще одну коробку (а это пачек пятьдесят), любезно предложив пополнять запасы, как только возникнет такое желание.

Драгоценные презенты мы переподарили Володе, то есть папе моего мужа. Однако Володя, явно не являющийся поклонником элитных сортов табака, проявил необычайную капризность. Полезные сигареты почему-то не привели его в восторг, долго пылились на кухне, а после перекочевали на дачу. Их дальнейшая судьба покрыта мраком. Муж предположил, что Володя разводит ими костры в особенно ненастную погоду. Или травит кротов, а то и нелюбимых соседей. Но доподлинно это, увы, не известно.

Я провожаю мужа и папу понимающим взглядом. В отличие от них к песнопениям на бабушкиных шабашах я привыкла. Но мне не хочется оставлять Игоря, который оказался здесь из-за меня. К тому же в свете последних событий совсем ни к чему, чтобы он испытывал дискомфорт.

Я появляюсь на балконе как раз вовремя. Папа рассказывает Игорю о поездке на Чукотку (о которой уже рассказал всем, кого знает, раз примерно по сто девяносто). Муж вежливо слушает и даже изображает неподдельный интерес, но я намерена его спасти и с ходу меняю тему.

— Как там твоя диета, пап?

Папа в свои пятьдесят шесть лет находится (и снова тьфу, тьфу-тьфу, хотя я уже и так веду себя как средних размеров верблюд) в отличной форме. До своего временного ухода с госслужбы он постоянно выглядел усталым и измотанным. Мама уверяла, что он похож на мумию китайского императора. Да, она в курсе, что Китай и Египет — это разные страны, но папа и правда бывал несколько желтоват. Однако более спокойная работа и хорошие деньги сделали свое дело. Плюс свежий воздух.

Уйдя с госслужбы, папа перестроил дачу и сделал из нее дом, в котором можно жить зимой. В московской квартире он появляется редко, и щеки у него розовые, как у младенца. Даже возвращение на госслужбу ничего не изменило. Мне кажется, что, попробовав другой, гражданской жизни, он сам стал другим. Папа успокоился и перестал гореть на работе. К тому же он уже знает, что многого добился не только в плане карьеры, но и в плане материальном.

Тем не менее, застарелый гастрит периодически дает о себе знать. Для борьбы с ним папа закупает гигантские запасы «Ессентуков» и «Боржоми», которые добросовестно изничтожает. А заодно забивает холодильник якобы целебными напитками под названием «тан» и «айран». Правда, пить их он не может, так что когда содержимое бутылок портится, он их просто выбрасывает и покупает новые. Видимо, их присутствие оказывает на него благотворное психологическое воздействие.

Однако этим папа не ограничивается и придумывает себе диеты. И для желудка, и чтобы избавиться от небольшого, но упрямого животика, никак не желающего расставаться со своим хозяином. Последнее папино открытие в области диетологии — гречка с молоком. Доктор Аткинс отдыхает (впрочем, он давно уже отдыхает, уж простите меня за черный юмор).

Единственный минус новой диеты заключается в том, что разбавленную молоком гречку папа поглощает в весьма немалых количествах. К его искреннему удивлению, живот не только не уменьшается, но, наоборот, почему-то становится все круглее.

— К черту эту гречку, пора переходить на творог! — Папа, как всегда, решителен. — Вкусно, полезно для желудка, и похудеешь только так. Если есть утром и вечером один творог, откуда ваяться лишнему весу?

На мой взгляд, это звучит чересчур оптимистично. Наверное, стоит сообщить папе, что все зависит от количества съедаемого творога (поскольку это продукт весьма калорийный). Особенно если покупать творог на рынке, где меньше двадцати процентов жирности не бывает. Если ежедневно съедать по килограмму такого творога, то через месяц придется расставлять все брюки и пиджаки. Но мое мнение папе вряд ли интересно. Он сам себе диетолог.

Тем временем в комнате стихает пение, и можно вернуться за стол, не опасаясь за свою психику и барабанные перепонки. Папа, тем не менее, заявляет, что ему пора, слишком много дел. Естественно, ни у кого не возникает никаких вопросов. Даже у мамы, которой придется добираться домой на метро.

При этом она прекрасно знает, что никаких дел в воскресенье вечером у папы нет. Разве что распечатать на новом принтере сотню календарей или визиток со своим или ее изображением (или, что куда хуже, с моим). Увы, для этих целей папа отбирает самые удачные, на его взгляд, снимки, а наши взгляды в данном вопросе совсем не совпадают.

Заставить себя ограничиться десятком визиток или календариков папа не может. Он делает сотню и потом торжественно вручает свое произведение искусства тому, кто на нем изображен. Таково его последнее хобби.

В отличие от папы у нас нет столь убедительной отговорки. Никто не поверит, что наше затянувшееся присутствие у бабушки может отрицательно повлиять на судьбу страны. Так что мы остаемся и с притворным интересом выслушиваем мнения окружающих о политике и экономике (и прочих животрепещущих, но совершенно безразличных нам темах). Когда наконец большие бабушкины часы хрипло бьют семь вечера (что означает, что мы провели тут ровно четыре часа), я шепотом сообщаю мужу, что теперь мы вполне можем покинуть этот гостеприимный дом.

Игорь счастлив, хотя этого, разумеется, не показывает. Ребенок, напротив, опечален. На столе только появились привезенные нами торты, и он считает своим долгом их протестировать. Наверное, мы с Игорем не самые хорошие родители, но сегодня проявляем полное понимание. Конечно, нашему ребенку торты не особенно полезны, но мы охотно позволяем ему выполнить добровольно возложенные на себя обязанности дегустатора.

Следующие полчаса муж предусмотрительно проводит на балконе, а я помогаю маме мыть посуду. По истечении получаса раздувшийся и, кажется, уже засыпающий ребенок сообщает бабушке, что ему на понедельник задали кучу уроков. Торты после общения с ним напоминают развалины Дрездена после налета союзной авиации, но в голосе ребенка все же слышны некоторые колебания.

Кажется, он размышляет, не задержаться ли еще на какое-то время, чтобы повторить налет. Но потом все же понимает, что для того, чтобы впихнуть в себя хотя бы немного, придется не просто расстегнуть джинсы (их он предусмотрительно расстегнул, когда мы только сели за стол), но снять их совсем. А это в его возрасте уже несолидно. Так что прощается он довольно решительно.

И в самом деле — что делать в гостях, когда больше не можешь есть?

Похоже, что сегодня воистину прекрасный день. Еще утром мне казалось, что нас ждет куда более опасное мероприятие, но все прошло гораздо проще, чем я предполагала. Игорь пребывает в отличном настроении. Похоже, он счастлив, что мы так легко отделались.

— Ребят, а у меня скоро день рождения…

Ребенок произносит это как бы невзначай. Просто чтобы поддержать разговор. Мы втроем сидим в гостиной и пьем чай (к огорчению успевшего все переварить ребенка — безо всякого торта). И обмениваемся впечатлениями от сегодняшней поездки.

Все как раньше. Мы втроем, мы дружная семья, нам всем весело, и мы смеемся. Немного подзабытое, но жутко приятное ощущение.

— Так что с моим днем рождения?

Вопрос не ко мне, а к мужу. Именно он всегда придумывает программы праздников и меню. Подарки выбирает тоже он. И никогда не ошибается.

— Тебя, нечисть, угораздило родиться в канун Хэллоуина.

Так как смысл Хэллоуина — тыква, накупаем много больших тыкв и устраиваем пир. Суп из тыквы, тушеная тыква в качестве основного блюда, тыквенное варенье и тыквенные семечки на десерт…

Кстати, несмотря на то, что Игорь-младший действительно родился накануне Хэллоуина, на нечисть он совсем не похож. В нем нет ничего дьявольского или демонического. Для привидения он слишком тесен. В отличие от вампиров не любит мясо с кровью. Колдун бы из него не вышел (ему было бы лень запоминать рецепт зелий и снадобий). В общем, на молочного поросенка он смахивает куда больше, чем на представителя нечистой силы.

Ребенок смотрит на отца с немым укором.

— 31 октября — это воскресенье. С одной стороны, хорошо — не надо идти в школу, с другой — опасно: нагрянут все родственники, которые в состоянии передвигаться. Это минус, но в то же время и плюс. Родственники — значит, подарки. Чем больше гостей, тем больше подарков. Хотя и не обязательно качественных…

Ребенок задумывается. Насколько мне известно, он уже заказал моей маме новый «геймбой» («хотя бы» с двумя-тремя картриджами). Бабушка редко выполняет такие заказы, почему-то на день рождения она предпочитает дарить нашему ребенку вещи совершенно ненужные. Но он все равно вырвет из нее то, что ей заказал. Таков уж этот мальчик.

Опять же, насколько мне известно, Серёне он заказал новый мобильный телефон. Серёня, или иногда Серега, — это мой папа. Немного фамильярно, но папе нравится. Почему-то от слова «дедушка» он приходит в полнейшее негодование.

Подарок от Томы мы всегда покупаем сами. Как говорит мой муж, даже если бы у Томы были деньги и она могла бы ходить по магазинам, все равно она подарила бы нечто непотребное. Например, игрушечного медведя (а за такой подарок наш ребенок может перегрызть горло).

Что подарим мы, сомнению не подлежит. Ребенок серьезно болен «Властелином колец». Нет, книгу он, разумеется, не читал, поскольку читать он не любит в принципе. И это при том, что у него накопился десяток вариантов этих самых «Властелинов» в различных переводах и с различным оформлением. Однако он предпочитает раз за разом пересматривать фильм.

У него есть все три серии плюс полные режиссерские версии всех трех серий. С момента выхода первой части прошло почти три года, и полагаю, что за это время наш сын посмотрел это кино примерно сотню раз. Он способен воспроизводить длинные монологи и диалоги (а вот на заучивание трех абзацев французского и даже русского текста у него уходит почти целый вечер). Он мастерски пародирует голоса и манеры всех главных героев и обожает перевоплощаться. Особенно в самые неподходящие для этого моменты. Например, в машине, несущейся по окружной. Или во время делания уроков.

Все игрушечные копии всех героев у него давно уже имеются. На наше и его счастье, хитроумные производители в погоне за прибылью выпускают все новые и новые варианты. Опять же ко всеобщему счастью, неподалеку от нас находится магазин коллекционных игрушек, где продаются огромные наборы крошечных солдатиков все из того же «Властелина» (правда, просят за них просто непристойные суммы).

— Сережа с Аленой пусть приезжают, — милостиво разрешает ребенок. — А кто еще?

— Еще Володя — должен же он привезти подарок от себя и Томы, — замечает муж (Володя — это его отец, а Алена — моя мама). — Вот и все, наверное. Поэтому план такой: утром встаем и часов в двенадцать идем гулять. Куда захотим. Возможно, в «Макдоналдс»…

Ребенок мечтательно закатывает глаза и сглатывает слюну.

— Часа два гуляем и часам к трем возвращаемся домой. Заранее маринуем мясо для шашлыка, покупаем овощи, достаем шашлычницу. Еще нужны будут пирожные или большой торт. Часов в шесть гости уходят, и мы снова идем гулять. И снова куда-нибудь заходим…

В комнате воцаряется напряженная тишина. Ребенок, как следовало ожидать, не выдерживает первым.

— Куда? Куда, пап?

— Например, в нашу кофейню. Там отличный горячий шоколад и очень вкусный тирамису. Вы едите сладкое, я беру с собой фляжку с виски. Ирландского, тем более двенадцатилетней выдержки, там все равно нет. Часам к десяти возвращаемся, ты изучаешь свои подарки и ложишься спать. Как тебе план?

Ребенок раскрывает рот, но потом просто молча кивает. Слов у него явно нет, зато в глазах восхищение. Похоже, для него это идеальный день рождения. «Макдоналдс», посещение кофейни, большой торт дома плюс шашлык и подарки. Чего еще желать от жизни?

— Великий план великого папочки, — наконец произносит он. — Величайшего папочки…

«Великий папочка» — это высшая степень одобрения. Теперь уже появился «величайший». Видимо, план действительно пришелся ему по вкусу.

Мне тоже кажется, что план великолепен. Для нашей прошлой жизни.

— У меня есть предложение, — осторожно начинаю я. — Наш ребенок никогда не отмечал день рождения со своими личными гостями. Вот и пусть пригласит трех-четырех одноклассников. Мы их заберем от школы и часа через три вернем обратно к школе. Они поиграют, поедят, посмотрят кино, повеселятся…

Ребенок слушает меня как-то очень подозрительно.

— А уже потом пусть приходят взрослые. И не только Володя и Сережа с Аленой, но и другие. Катя, например. Она ведь позвала нас на день рождения к своему Денису, а значит, мы должны ее позвать. Владик с Аллой. И может быть, какие-нибудь еще наши друзья. Ты ведь помнишь Леву, Игорюша? И Таню с Олегом — они как-то заезжали, когда ты был дома. И кто-нибудь еще…

Муж смотрит на меня так, словно я сказала что-то не то. Словно сделала нечто, все испортившее.

— Дерьмо! — Ребенок, как всегда, категоричен. — И подарки подарят дерьмовые. Владик ладно, он нормальный. Если купит, что я скажу, пусть приходит. Лева тоже нормальный. А Кати с ее козлиными детьми тут не надо. И твоих друзей тоже. Папочка их все равно не любит. И Олег этот жирный со своей жирной женой, и твоя Лена-зануда — все козлы…

Ребенок довольно похоже копирует выражение Лениного лица и произносит свое имя с ее интонациями. И правда, выглядит и звучит довольно занудно. Может быть, он будет великим пародистом?

Однако хитрости моего плана никто не понял. А хитрость как раз заключается в том, чтобы ребенок отказался от взрослых гостей (хотя впоследствии его можно убедить, что они будут кстати) и согласился на своих школьных приятелей. Меня смущает, что у него нет друзей. А пригласить кого-нибудь на день рождения — отличный способ превратить обычные приятельские отношения в дружеские.

— Ладно, со взрослыми подумаем, — легко соглашаюсь я. — А как насчет одноклассников? Ты ведь сам ходишь на дни рождения, когда тебя зовут, правда? Почему бы тебе не пригласить тех, кто с тобой дружит?

— И что они мне подарят — книжки? — Ребенок презрительно кривит губы (кстати, отправляя его на день рождения, я тоже покупаю какую-нибудь книжку). — Да пошли они со своими козлиными книжками! И еще «Макдоналдс» из-за них терять…

Муж молчит, и я принимаюсь за дело. Я сообщаю, что они вполне могут подарить очень приятные подарки (в чем глубоко сомневаюсь). Я уверяю, что с гостями ему будет ужасно интересно. И что поход в «Макдоналдс» вовсе не будет потерян, потому что мы купим еду из «Макдоналдса» для всех. Каждому по бигмаку, чизбургеру, гамбургеру и порции картошки.

Хорошо, гостям только по чизбургеру и гамбургеру, а бигмак только для именинника. И каждому по бутылке колы. Всем по маленькой, а ему огромную. И крошечный торт на всех. И большой для него лично.

Я с надеждой смотрю на мужа. Ребенок колеблется, и мне нужна помощь. Муж делает вид, что не замечает моего взгляда.

— А если всякие взрослые припрутся, я еще и кофейню потеряю? — спохватывается ребенок. — Козлиное дерьмо, а не план. Эх ты, овощишка…

Давно забытое слово из старых времен. Почему он его сейчас вспомнил? Много лет назад Игорь как-то со смехом назвал меня овощем. Я что-то не то сделала или что-то перепутала. Для меня это вполне обычно.

Ребенок тут же заявил, что я — самый настоящий овощиш-ка. В исполнении четырех-, а то и трехлетнего ребенка это звучало ужасно комично. Поскольку мы тут же начали хохотать, он включил «овощишку» в свой лексикон и использовал его по поводу и без повода. А потом забыл.

— Может быть, ты и потеряешь кофейню — но зато сколько подарков ты получишь…

Ребенок тревожно поглядывает на мужа. Мне кажется, что мой план, несмотря на всю мою хитрость и изворотливость, его смущает. План великого папочки гораздо лучше. Но для того чтобы отказаться от моей идеи, ребенку нужна поддержка. Равно как и для того, чтобы на нее согласиться. Муж выбирает нейтралитет.

— Ладно, время еще есть, — подводит он итог нашей беседе. — Анна, иди запускай большую рыбу…

Большая рыба, как вы догадались, — это еще одно имя моего ребенка. Он с детства обожает сидеть в ванне. Раньше он брал с собой солдатиков и сидел в воде до посинения. Теперь он купается в одиночестве. Он вырос, а ванна — нет. Теперь солдатики в ней не поместятся при всем желании.

Впрочем, рыба не берет их с собой совсем не поэтому. Ей просто хочется плавать. Она умудряется нырять, переворачиваться и совершать массу других движений, при каждом из которых вода выплескивается на пол. Муж иногда говорит, что наш ребенок вполне мог бы жить и спать в ванне. А мы бы кормили его мотылем.

В детстве ребенок воспринимал эти слова с восторгом и, кажется, готов был принять папино предложение. Сейчас оно нравится ему куда меньше. Может, потому, что червяки его не соблазняют.

Я затыкаю ванну пробкой, открываю воду и проверяю, чем занимается моя семейка. Ребенок с немного рассеянным видом укладывает рюкзак. Муж задумчиво курит в своем кабинете, и он уже совсем не тот прежний Игорь, каким был еще минут десять назад.

Я вспоминаю, как мой ребенок назвал меня овощишкой, и мои глаза почему-то влажнеют. Я вдруг отчетливо понимаю, что это я во всем виновата. Что сегодня, когда нам было так хорошо втроем, мне не надо было заводить этот разговор о важности друзей. Не надо было убегать из внезапно вернувшегося прошлого в настоящее. Потому что им было в этом прошлом куда уютнее. И мне, кажется, тоже.

— Милый, прости, я наговорила каких-то глупостей, — произношу я примирительно, садясь на стоящую у стола тумбочку и заглядывая мужу в глаза. — Пусть все будет так, как ты решил, хорошо? Так всем нам будет приятнее…

— И тебе? — Муж смотрит на меня, и я вижу в его взгляде легкое удивление.

— И мне, — отвечаю, поколебавшись. И повторяю чуть увереннее: — И мне тоже…

Муж ничего не произносит и касается пальцами моей щеки. И улыбается мне. Так, как улыбался раньше.

Я возвращаюсь в ванную, которую надо готовить к заплыву большой рыбы. И вдруг ощущаю в глазах слезы. А в голове стучится давным-давно не посещавшая меня мысль. Мысль о том, что возможно. мне не стоило год с лишним назад менять нашу жизнь.

Но я ведь старалась не для себя. Я просто хотела, чтобы наша жизнь стала более насыщенной и интересной. Чтобы моему мужу, работающему дома, не было скучно. И еще я боялась (вот это уже точно между нами), что если мы и дальше будем общаться только друг с другом, рано или поздно я надоем единственному мужчине, который мне нужен.

И по моей инициативе мы начали обзаводиться друзьями. Точнее, общаться с теми, с кем раньше толком не общались. Со знакомыми, которых раньше мы держали на расстоянии, потому что нам было слишком хорошо вдвоем. С родственниками, с которыми до этого встречались только на семейных торжествах.

Мы начали приглашать их в гости и ездить в гости к ним. И времени друг на друга почти не осталось. А оказывается, просто посидеть дома в кругу семьи так приятно…

Может быть, мне надо было все оставить так, как есть? Может быть, сейчас бы я была куда счастливее? Как вы думаете?

5

Естественно, к нашему приезду Лариса испекла торт. Огромный, обсыпанный кокосовой стружкой и тертым шоколадом. И усадила наверх традиционного желтого птенца. Его, кстати, есть нельзя. Это просто украшение.

Когда я увидела его в первый раз, я решила, что он марципановый. Птенец на вкус оказался мягким и шерстяным. Мне даже показалось, что он живой. Ощущение было неприятное, но я хотя бы сохранила зубы.

Игорь, сдержав смех (боюсь, это далось ему непросто), в утешение поведал мне, что в токийском ресторане ухватил палочками искусственный листочек, украшавший какое-то блюдо. И тщетно пытался его прожевать, потому что выплевывать было стыдно.

Не знаю другого человека, который в наше время пек бы торты. Непросто, наверное, и уходит куча времени. Но Лариса верна своим привычкам. Он пекла торты, когда в магазинах был до ужаса скудный выбор. И печет их сейчас, когда в любом большом супермаркете их видов двадцать.

Лариса отрезает нам по внушительному куску, не обделив и себя, и наливает кофе. А потом наконец усаживается за стол и смотрит на Игоря хорошо знакомым мне взглядом. Так смотрят на когда-то принадлежавшую тебе, но затем утерянную вещь, отыскивая в ней любимые черты.

Лариса — первая жена моего мужа. Они прожили вместе шесть лет, развелись за три года до нашего с ним знакомства и очень долгое время не общались. Впрочем, Лариса регулярно созванивалась с нашей бабушкой Томой, рассказывала ей о своей жизни, интересовалась жизнью уже моего мужа и передавала ему приветы. Игорь без особого интереса выслушивал Томины пересказы бесед и из вежливости просил передать привет бывшей жене. Тем их заочное общение и ограничивалось.

Признаюсь, что, когда мы начали жить вместе, я какое-то время даже к ней ревновала. Как уверяет мой муж, у Томы врожденное отсутствие чувства такта. И чуть ли не во вторую нашу встречу она сообщила мне, что у Игоря была очень красивая жена. Мужа в тот момент на Томиной кухне не было, иначе бы он удостоил ее своим знаменитым ледяным взглядом (от этого взгляда Томе становится неуютно, и она начинает причитать, что у ее старшего сына очень злые глаза). А так неуютно было только мне.

На следующий день, когда Игорь уехал на работу, я обшарила его стол и нашла старые фотографии. И должна признать, что на них она действительно была великолепна. Чувственная брюнетка с красивыми карими глазами. Остальное можно было домыслить. Ее тело, поведение в постели и все такое.

Кстати, мой муж всегда предпочитал брюнеток и этого не скрывал. Наверное, поэтому я так люблю темные парики. Тем более в наши дни, когда благодаря достижениям мировой химической промышленности число блондинок в Москве увеличилось в несколько десятков тысяч раз.

Тем же вечером я как бы случайно начала разговор о его первом браке. И ни секунды не сомневалась, что он отзовется о бывшей супруге крайне негативно, хотя и в сдержанных выражениях. И поднимет мне настроение. Но все вышло наоборот.

Я привыкла к тому, что мужчины поливают грязью своих бывших и нынешних жен. Да, да, я знаю. Возможно, они делали это для того, чтобы соблазнить чудесную юную блондинку. Но поверьте, что их печальные повествования звучали очень и очень искренне. Бывшие и нынешние жены представлялись безобразными вампиршами, денно и нощно высасывавшими из бедных мужей кровь (и все прочее).

Фу, какая пошлость! Нет, речь совсем не о том, о чем вы подумали. Как раз мужская семенная жидкость вампирш интересовала меньше всего. Они предпочитали высасывать жизненную энергию и деньги. Уж простите, что разочаровала.

Полагаю, что Игорь удивился моему вопросу, хотя по нему это, конечно же, было незаметно. А затем сообщил мне, что у него действительно была очень красивая жена. А расстались они лишь потому, что не сошлись характерами. Путем невероятных уловок и ухищрений я какое-то время спустя выяснила, что она вдобавок ко всему была абсолютно фригидна. И даже этого не скрывала.

На мой взгляд, это очень глупо. Я искренне считаю, что большинство женщин фригидны. Да, вы угадали, я сама была такой до встречи с моим мужем. Но какие спектакли я устраивала своим поклонникам! Как я стонала и изгибалась, с каким старанием царапала их спины, какие неземные страсти изображала? Окажись рядом Станиславский с его знаменитым «Не верю!», он бы аплодировал мне до покраснения ладоней.

Конечно, ревность к Ларисе быстро ушла. В конце концов, рядом с моим мужем была я, а не она. Но интерес остался. И когда года четыре назад она внезапно нам позвонила и как ни в чем не бывало попросила мужа написать статью для издания, в котором она работает, я убедила его это сделать. А потом навязалась с ним к ней в гости.

Муж был в шоке. К тому моменту они не виделись почти десять лет, и, видимо, она серьезно изменилась (и не в лучшую сторону, конечно). Эликсир молодости — это счастливая беззаботная жизнь, много сна и много секса плюс деньги на уход за собой. У Ларисы не было ничего из этих компонентов. Жизнь ее с учетом уже двух разводов была нелегкой, спать ей было некогда, поскольку второй муж подарил ей ребенка. Секс ее не интересовал, с деньгами было плохо.

Впрочем, она с жаром повествовала о том, что ее второй муж был очень обеспеченным человеком. Рассказы были немного путаными, так что мы так и не поняли, кем он был. То ли криминальным авторитетом, который решил скрыться от бывших друзей и правоохранительных органов. То ли богатым бизнесменом, который сбежал от всех, включая жену.

Тем не менее, в комнате на видном месте красовался двухкассетник с отломанной крышкой. Произраставшие на подоконнике цветы были посажены в обрезанные молочные пакеты. Мебель в квартире была куплена еще моим Игорем. А сама хозяйка была одета более чем скромно.

С тех пор в ее квартире почти ничего не изменилось. Только двухкассетник переехал на кухню, а на смену пакетам пришли простенькие некрашеные цветочные горшки. Судя по всему, третий Ларисин супруг (да, да, она уже год как снова замужем) не преуспевает. Вопреки ее уверениям.

После той первой послеразводной встречи Игорь твердо сказал мне, что второй не будет. Полагаю, ему неприятно было созерцать перемены, произошедшие с его некогда красивой супругой. Хотя она по-прежнему была очень привлекательна, и если бы ее как следует накрасить и подарить ей пару моих костюмов…

Но я, разумеется, не осмелилась бы давать ей советы по поводу макияжа (да и вряд ли бы она стала их слушать с учетом того, что я на двенадцать лет младше). Да и свои вещи дарить ей я бы не стала. И не надо меня упрекать и напоминать, что вещей у меня гораздо больше, чем нужно. Когда-нибудь пригодятся. Может быть. И вообще это не ваше дело.

На повторной и последующих встречах настояла я. Мне казалось, что общаться с бывшей женой своего мужа — это очень тонко. Кстати, все, кому я как бы невзначай рассказываю о нашем общении, искренне удивляются. Но я вижу, что мой рассказ произвел на них должное впечатление. А на вас?

Конечно, поначалу мы общались нечасто. Лариса просила Игоря что-то написать для очередного издания, в котором она подвизалась, потом увольнялась оттуда и находила себе новую работу, и все начиналось сначала. Это был то молодежный журнал, то газета об оккультных науках, то издательство, для которого муж по ее просьбе делал переводы.

Всех мест ее работы я, признаться, не вспомню. Лариса слишком часто их меняла. Ее везде высоко ценили как профессионала, но поскольку все мужчины в нее влюблялись, а все женщины ее за это ненавидели, постепенно складывалась просто невыносимая обстановка. Мужчины, которым она отказывала, тоже проникались к ней нелюбовью, и в итоге приходилось уходить. Трагично, правда?

Если бы не я, никакого общения не было бы. Но благодаря мне мы периодически созванивались и встречались. А с тех пор как я решила, что нам необходимы друзья (и побольше), мы встречаемся с завидной регулярностью. Хотя мне приходится всякий раз уговаривать Игоря.

Тем не менее, сегодня он согласился на визит довольно легко. Дело в том, что в подвале Ларисиного дома отличный книжный магазин, где продаются новые и подержанные книги на английском. И где он очень любит бывать.

— Кстати, с журналом все, наверное, скоро решится. — Лариса закуривает свой «Винстон». — У вас там никого нет на примете с деньгами?

— Очень вкусный торт…

Игорь делает вид, что не услышал вопроса.

— Да, Ларис, торт потрясающий. Ты просто превзошла саму себя! — подхватываю я. — И кофе великолепный…

Лариса варит такой крепкий кофе, что у меня после визитов к ней всегда болит голова. Но надо же что-то сказать, чтобы снова не услышать вопрос, на который у нас нет ответа.

Последние полтора года она одержима идеей сделать свой журнал. И разумеется, привлечь к работе моего супруга. Журнал должен быть о животных. Лариса их якобы обожает. В детстве у нее недолгое время была собака.

Игорь как-то мягко заметил, что Лариса в журналистике не смыслит совершенно ничего. У нее нет ни имени, ни связей, ни опыта. Но она, тем не менее, считает себя великим специалистом.

И уверена, что любой банкир или олигарх с удовольствием выделит ей десяток миллионов на никому не нужное издание. Вся беда в том, что банкиры и олигархи по глупости своей и знать не знают о существовании Ларисы и ее блестящей идеи.

— Гена сказал, что договорился с одной крупной структурой, те в принципе готовы. То ли пивовары, то ли табачники, денег у них куры не клюют, осталось встретиться. Бизнес-план у меня есть, расчеты тоже, номер собран. Только денег не хватает…

Зачем пивоварам или табачникам журнал о животных, я не представляю. Тем более что эту тему охватывают несколько уже существующих изданий, пусть и неспециализированных. Хотя, может, есть и специализированные. Игорь пытался объяснить это своей бывшей жене, но безуспешно. Однако все же помог с планами и расчетами. Лариса в этом не разбирается.

Кстати, Гена — это третий Ларисин муж. Мы никогда его не видели и даже не знаем, как он выглядит. Знаем только, что ему около пятидесяти и что он хотя и не миллионер, но очень прилично зарабатывает. Еще мы знаем, что он очень любит Ларису и ее сына Сашу, который на два года старше нашего ребенка. И все.

Скажу вам по секрету, что я любопытна. Это ведь естественно, правда? Я же женщина, в конце концов. И в течение всего последнего года я периодически предпринимала усилия, направленные на удовлетворение моего любопытства. Но оно так и осталось неудовлетворенным. Попытки пригласить Ларису с мужем в гости ни к чему не приводили (Гене мешала занятость). Попытки застать его дома тоже не увенчивались успехом (Гена очень много работает).

Дошло до того, что я даже начала сомневаться в его существовании. Игорь на это заметил, что у него тоже есть подобные сомнения. Но что Гена, возможно, все же существует. Не как законный супруг, но как друг его бывшей жены, который иногда заходит к ней в гости попить кофе.

— Как там Саша? — вежливо интересуюсь я. Игорь тут же встает и сообщает, что хочет покурить на балконе. А я сижу и выслушиваю известные наизусть истории о потрясающих способностях ее сына.

Саша в свои двенадцать лет разбирается в компьютере получше большинства взрослых. Хотя в квартире компьютера я не замечала (если он и есть, это какая-то передовая разработка, отличающаяся миниатюрными размерами). Саша — лучший в секции акробатики. Хотя он довольно упитан и я бы пустила его попрыгать на батуте, только если бы решила снять комедию. Саша болтает по-английски, как англичанин. Не знаю, откуда Ларисе это известно. Сама она учила в школе немецкий.

Разумеется, Саша — лучший ученик в классе. Подлые учителя, обожающие уравниловку, периодически ставят ему четверки и даже тройки (чтобы у других детей не возникло комплекса неполноценности). Саша пишет невероятно умные сочинения, а дома сочиняет рассказы (которые вполне можно отправлять во взрослые литературные журналы). Саша потрясающе рисует. Полагаю, что это не его творения висят на стенах в коридоре и туалете (похожие на бегемотов птички и человечки из палочек вряд ли вышли из-под пера великого художника). Впрочем, он, возможно, рисовал их еще в грудном возрасте.

Перестаньте, здесь нет никакого сарказма, просто дружеское подшучивание. Практически все мои знакомые родители превозносят своих детей. И если бы не мой муж, я бы, наверное, тоже была такой. Игорь же относится к нашему ребенку и его успехам довольно критично.

Детсадовские рисунки в стиле наскальной живописи и примитивные поделки вроде открыток к Восьмому марта всегда немедленно отдавались восторженным бабушкам. А когда ребенок горделиво приносит с уроков труда нечто, вылепленное из пластилина (я-то представляю, каких усилий это стоило ему с его кривыми жирными пальчиками), Игорь окидывает творение скептическим взглядом. И спрашивает, на какой помойке это нашли. И так ли необходимо тащить домой всякую грязь.

Кстати, Игорь-младший, привыкший к критике, только иронично хмыкает. И хотя иногда Игорь-старший замечает, что это вряд ли его ребенок и скорее всего я родила его от первого мужа (просто беременность чуть затянулась), в такие моменты даже у него не возникает сомнений, чей это сын.

Песнь о Саше несколько затягивается, и я прошу разрешения отлучиться в туалет. От кофе мне всегда очень хочется писать.

— Помнишь Светку, мою институтскую подружку? — доносится с кухни. — Тут случайно столкнулись на улице, слово за слово, она так удивилась, что мы с тобой разошлись. А я ей говорю — нам просто не повезло, что мы так рано встретились. Встретились бы позже, до сих пор бы жили вместе…

Ответа не слышно. Видимо, вернувшийся с балкона муж просто пожал плечами.

Интересно, неужели она на самом деле рассчитывает его вернуть? Вы как думаете? Согласна, это полный бред. Похоже, Лариса позабыла, что они не просто полюбовно расстались. Что Игорь от нее ушел и потом они очень долго не общались. И что сейчас рядом с ним восхитительная сексуальная девушка.

Хотите напомнить, что мне уже двадцать девять? Я помню, хотя с вашей стороны это бестактно. Пусть тогда будет так — восхитительная сексуальная молодая женщина двадцати восьми лет. Извините, двадцати девяти. Но в любом случае не сорока одного.

Впрочем, я не обижаюсь ни на вас, ни на нее. Мне даже ее жаль, если честно. Я ведь всегда отлично понимала, зачем ей нужны его статьи и переводы. Вовсе не потому, что он профи экстракласса. Просто она не смогла удержать Игоря тогда, когда он был рядом, зато потом поняла, что потеряла. И эта мысль до сих пор не дает ей покоя. Кстати, в туалете у нее омерзительная серая бумага. Для моего нежного тела она чересчур груба.

Лариса при виде меня сразу отводит глаза.

— Сварить еще кофе?

Кофе у нее чересчур крепкий, и по закону подлости в следующий раз мне захочется писать, как только мы от нее выйдем. Но я все равно киваю. Тем более от Ларисиного дома до школы, где учится наш ребенок, всего семь минут езды. Без пробок. С пробками — полчаса. А до конца продленки еще целый час. Так что время есть.

— А я, пожалуй, пойду. — Муж решительно поднимается со стула. — Нам все равно скоро уезжать, а я еще обещал ребенку посмотреть книгу на французском в твоем магазине. Представляешь, он говорит по-французски, как парижанин. И откуда это берется?

Значит, он слышал, как Лариса рассказывала мне о языковых способностях своего Саши. К счастью, она все равно не понимает, что это сарказм, и принимает все за чистую монету. И как можно поверить в то, что наш сын просил ему купить книгу на французском? Он, если честно, и на русском-то ничего не читает (только учебники, и те вынужденно).

Лариса целует моего мужа в щеку. Она до сих пор не верит, что он предпочитает, когда женщины целуют его гораздо ниже. Помню, в одну из наших первых встреч (когда отношения между ней и мной еще были довольно напряженные) я воспользовалась тем, что муж вышел на лоджию покурить. И с шутливым возмущением заметила, что нам с ней очень повезло. У нее был, а у меня есть мужчина, от которого можно не бояться забеременеть. В том смысле, что заканчивать половой акт он предпочитает оральным сексом.

Лариса густо покраснела, а потом сухо заметила, что секс ей не интересен и она в нем не специалист. Мол, кто печет торты, а кто делает минет. Я, убедившись в том, что муж меня не обманывал, радостно сообщила ей, что торты у меня никогда не получались.

Кстати, насчет моего мужа. Это чистая правда. И хотя я забеременела уже через три недели после начала наших, скажем так, отношений, это произошло абсолютно случайно. Ну, если честно, не совсем случайно. Нет, не настаивайте, это уже чересчур интимно. Да и моему мужу знать об этом совсем не обязательно.

В другой ситуации я бы огорчилась, что муж меня оставил. Раньше он так никогда не поступал. Но сегодня я только за. Я ведь не случайно зазвала его к Ларисе. Я вдруг подумала, что, она что-то заметит и скажет мне, что с ним не так. Всe-таки она его знала не меньше, чем я (они познакомились, когда от было двенадцать, а ей одиннадцать). Хотя идея, конечно, не очень. Но другой, увы, нет.

— Будет желание, заезжайте с Геной как-нибудь в выходные…

— Да, наверное, не получится. — Лариса напряженно смотрит в пепельницу, превращая в пепел очередной «Винстон». — Он так занят, знаешь. А если по правде, он меня вообще-то немного ревнует к Игорю. Ну, ты понимаешь…

Сообщить ей, что для этого у Гены нет ни малейших оснований? Нет, пожалуй, не стоит. Да и есть ли он, этот мифический Гена?

— Игорь какой-то грустный, — вдруг доносится до меня, и я напугаюсь. — Вы что, поругались? Надеюсь, не из-за меня? Ты не думай ничего такого, Ань, я ведь замужем, да и он тебя любит. Кажется…

Я вне себя от возмущения. Ну надо же такое придумать! Хотя, навесное, ей так хочется, чтобы в нее кто-то влюбился. И особенна бывший муж. Но сдержаться все-таки очень тяжело.

— Ну что ты, Лариса, ты тут совсем ни при чем. Ты же знаешь Игоря. Он весь в работе, больше ни о чем и ни о ком не думает… Если бы не я, мы бы вряд ли так часто с тобой встречались…

Что ж, раскаиваться поздно. Слово, как известно, не воробей. Кто, интересно, придумал это дурацкое сравнение? Признаться, лично я была бы не очень рада, если бы вместо слов из моего рта вылетали птицы. И сколько раз на дню тогда приходилось бы чистить зубы? Даже страшно подумать…

На все еще красивом лице появляется встревоженное выражение. Обижать меня и терять нашу дружбу ей явно не хочется. Общение с бывшим мужем, если точнее. Ну и, конечно, возможность поболтать со мной по телефону и рассказать мне о своем чудо-сыне. И о том, как в нее влюбляются все мужчины и ненавидят все женщины. Кто еще будет так терпеливо это выслушивать?

— Да нет, Ань. Ты меня не так поняла, я ж ничего такого не имела в виду… Просто он на самом деле какой-то грустный. Я же его тоже знаю. Как у него со спиртным, без проблем?

Теперь в ее голосе появляется забота, словно речь идет о ее собственности. Да ладно, что это я так на нее разозлилась? Наверное, все дело в очередной закуренной ею сигарете. Господи, как же воняет этот «Винстон» и как много она курит!

— Да какое там спиртное! — выпаливаю я быстрее, чем надо. — Ты же знаешь, сколько у него работы!

— Он, когда в молодежке работал, тоже все время говорил про кучу дел. А я уже потом узнала, что у них там постоянно пьянки на рабочем месте и секс тоже. А так домой приходит, тоже грустный, если трезвый. Стыдно, наверное, было и в глаза неприятно смотреть. Но у вас же другое дело, он же дома работает…

Просто блестяще! Уже вторая моя подруга говорит о том, что муж, возможно, мне изменяет. Хорошо хоть, что на этот раз ничего не сказано напрямую, только намек.

В моем распоряжении еще есть минут десять, но визит не принес никакого результата. Да и глупо было на него рассчитывать. В конце концов, Лариса никогда не понимала своего бывшего мужа, и что она может увидеть сейчас? Ровным счетом ничего.

— А потом в один прекрасный день собрался и ушел, — подытоживает Лариса. — Никаких объяснений, выяснений — ушел, и все…

Мне становится неуютно. Я представляю себе, как возвращаюсь домой и не нахожу там вещей мужа. Правда, в отличие от прежних времен сейчас вещей у него столько, что понадобится целая автоколонна. Но от этой мысли не становится веселее. Сначала мне говорят про возможные измены, теперь рисуют перспективы расставания.

Я произношу про себя, что у меня нет никаких оснований для беспокойства. Я не опасаюсь измен, у нас нет непонимания и размолвок. и вообще все прекрасно. А если незначительные основания все же имеются, скоро все прояснится и вернется на свои места. Потому что мы любим друг друга, любим нашу жизнь и любим наших друзей.

Хотя иногда они ведут себя не очень-то по-дружески. И от их слов становится не лучше, а хуже…

— Милый, ты снова оставил меня одну…

Мы стоим в пробке на Пятницкой. В моем голосе — никакого упрека. Разве только шутливый.

— Вот как?

Муж смотрит в окно, словно никогда здесь не бывал. Его сдержанность всегда меня восхищала, но иногда она производит обратный эффект. Однако я по-прежнему улыбаюсь.

— Осмелюсь напомнить, досточтимый сэр, что все обстоит именно так. Сегодня вы бросили меня у вашей бывшей супруги. А буквально накануне — у наших с вами друзей, сэра Олега и леди Тани, где вы изволили заснуть после смеси виски с пивом. Если учесть, что наш славный хозяин пребывал в весьма нетрезвом состоянии, несложно представить, сколько всего интересного я выслушала…

Почему он не улыбается? Обычно такая манера говорить всегда вызывала у него улыбку.

— В самом деле?

— В самом деле! — Я произношу это чуть резче, чем планировалось. — К примеру, мне сообщили, что мне совершенно не идет мой любимый черный парик и я должна ходить со своими естественными волосами. Что мне также не идут золотые украшения, а крупная бижутерия была бы мне к лицу…

— Похоже, тебе пора менять стилиста…

Это шутка, конечно. Моим стилистом является Игорь, и я слепо доверяю его вкусу. Раньше я выбирала вещи сама. И выбирала, как правило, неудачно. Он же делает это безукоризненно, и я никогда не решусь купить что-либо без него. Речь не только о вещах, но и об обуви, и о косметике, и вообще обо всем.

Да, я советуюсь с ним по поводу того, какой помадой и каким лаком мне сегодня воспользоваться. Разве это плохо? В конце концов, это мой муж. А я должна быть такой, чтобы он всегда был от меня в восторге.

— А еще я услышала, что мне надо сменить работу и устроиться на радио. По мнению Олега, у меня очень «радийный» голос. Заодно я узнала, что тебе тоже не помешала бы более живая работа. А также выяснилось, что я очень неуверенна в себе и очень сильно от тебя завишу. Что мне надо становиться более самостоятельной…

Интересно, смогла бы я поймать воробья, вылетевшего у меня изо рта? Вряд ли. Ловить слова тоже уже поздно. Я всего лишь хотела развеселить мужа. А теперь мне кажется, что я, наоборот, его разозлила.

— Если бы ты так сильно от меня зависела, у нас бы не было таких друзей. Вообще никаких. И мне не привьюсь бы напиваться, чтобы хоть как-то спастись от этого бреда…

Нет, он все-таки разозлился (вам этого, конечно, не видно, но я-то знаю). Значит, пора срочно менять тему.

— Милый, ты не забыл, что скоро годовщина нашего знакомства? Между прочим, уже одиннадцатая. А кажется, что это было совсем недавно…

(Фу, какая патока, самой противно!)

Муж молчит и по-прежнему на меня не смотрит. Что такого интересного он нашел за стеклом? Или вспоминает тот день?

О, это был воистину чудесный день! Хотя чтобы этот чудесный день все же настал, понадобилось несколько не очень приятных дней.

К концу сентября того памятного года я уже три недели была замужем. И уже полгода работала (пардон за громкое слово) в захудалой газетенке, куда меня устроил папа.

На работу я приходила нечасто, статьи писала раз в месяц. И тут меня вызвал главный редактор и сообщил, что у него есть для меня очень важное поручение. Один известный журналист внял настойчивым мольбам нашего главного и милостиво согласился написать для нас серию статей о каких-то экзотических видах спорта. Но так как этот крутой тип слишком занят и неустанно перемещается по городу, то мне поручается найти его, наладить с ним контакт и выбить из него обещанные статьи.

Не помню, зачем нашей газетенке нужны были материалы о различных восточных единоборствах. Кажется, тогда это была очень модная тема. А тот самый великий журналист был единственным пишущим человеком, который в ней разбирался. Но я не вникала в суть дела. Я была горда данным мне поручением и не сомневалась, что оно как раз для меня.

Ведь только я с моей потрясающей внешностью могла убедить этого типа выполнить свое обещание и тем самым спасти нашу газету. Стоило ему увидеть меня, как он тут же сделал бы все, что мне надо. И даже не спросил бы про гонорар. Который в нашей газете был настолько мал, что говорить о нем было смешно.

Мне вручили домашний и рабочий телефоны звезды журналистики по имени Игорь Ленский, и я взялась за дело. В конце концов, это было лучше, чем придумывать тему для статьи, а потом писать какой-то бред. Да и дело казалось мне пустяковым. Зато потом можно было бы преподнести все так, словно оно потребовало нечеловеческих усилий.

Однако мистер Ленский оказался недосягаем. На работе он вечно отсутствовал (через неделю я узнала, что вообще-то в редакции он бывает редко и заезжает только чтобы сдать очередной материал). А где он и когда появится, никто точно не знал.

Домашний телефон упрямо не отвечал. Когда я наконец дозвонилась до него как-то поздно вечером, мистер Ленский был со мной крайне неприветлив. Он сообщил мне, что только что прилетел из командировки (и через пять дней снова улетает). А в данный момент он слишком занят, чтобы со мной беседовать. Фамилию нашего главного он вспомнил с большим трудом и заявил, что ничего ему не обещал. Нo сказал, что постарается, если на то будет время. Хотя времени у него нет.

Я готова была поклясться, что слышу на заднем плане женский голос. Этот мерзавец занимался сексом с какой-то девицей и игнорировал меня. Меня, вслед которой оборачивались практически все мужчины. Конечно, он меня не видел, но это ничего не меняло. Только услышав мой голос, он должен был понять, что я невероятна, фантастична и бесподобна. И тут же выгнать девицу, сесть за свою чертову машинку и написать то, что нам надо.

Поручение было дано мне в конце сентября, а встретились мы только через месяц. 21 октября, если быть более точной. Я уже не верила в силу своих телефонных чар (а ведь знакомые мужчины так восхищались моим низким, сексуальным и невероятно волнующим голосом!). Я уже не верила, что произведу на него впечатление, когда мы встретимся.

Слишком холодно звучали его реплики, и это несмотря на то, что он начал меня узнавать. Несмотря на то, что я откровенно кокетничала с ним по телефону, заигрывала и соблазняла. Любой другой сошел бы с ума. Этот же сохранял хладнокровие. А главный редактор с завидной регулярностью осведомлялся, где материалы.

Наконец он назначил мне встречу в баре в двух шагах от Пассажа. Увы, этого бара давно уже нет (иначе годовщины нашего знакомства мы отмечали бы только там). Он ничего не написал и соответственно не собирался ничего мне привозить, но об этом я узнала позже. Как и о том, что он согласился на встречу просто из вежливости.

У него была масса заказов от других изданий, которые платили куда лучше. Он много летал по России и миру и действительно был завален делами. Но тогда я всего этого не знала. Для меня это был неприятный заносчивый тип, который строит из себя чересчур занятого. Я уже совсем не хотела с ним встречаться. Я не любила мужчин, которых оставила равнодушными. Пусть даже заочно.

Я. признаться, думала, что на встречу он не придет. Что я буду сидеть в этом баре как дура и ждать его под насмешливыми взглядами официантов. А те, естественно, решат, что меня обманул мужчина, и будут надо мной потешаться. Это были очень неприятные мысли.

Однако он пришел. Более того, он пришел раньше, чем я, и ждал меня у входа. Он сразу узнал меня по моему описанию. Я скромно сообщила, что ему следует ждать очень-очень эффектную блондинку. И это действительно было скромно.

Перед встречей я уделила макияжу по меньшей мере два часа, а еще столько же — прическе. Вещей у меня тогда было мало, но я, тем не менее, потратила массу времени, выбирая самый соблазнительный наряд. На мне было зеленое пальто, а под ним зеленая водолазка и белые лосины, обтягивавшие мое потрясающее тело.

Я выглядела сногсшибательно, но внутри меня жила неуверенность, посеянная этим отвратительным типом. Наверное, поэтому я вела себя так раскованно и дерзко. Так призывно откидывала голову и так хрипло хохотала невпопад.

Он же всего этого не замечал. Он был сдержан, но очень вежлив. Он сразу заказал мне кофе и убедил меня выбрать пирожное. Он сожалел, что я отказываюсь от вина, но предложил взять обожаемый мной тогда ликер «Бейлис». Он извинился за то, что так долго не мог со мной встретиться. А потом и за то, что ничего не написал, потому что никто не обговаривал с ним темы и размер материалов. Но это не важно, потому что он все равно вряд ли что-то напишет. Нет времени.

— А если я вас очень об этом попрошу? — произнесла я с придыханием.

Он внимательно посмотрел на меня и усмехнулся. Лед в его холодных зеленых глазах начал таять.

— Давайте лучше я возьму вам еще порцию «Бейлис»…

Я вдруг поняла, что мне совершенно наплевать на редакцию и задание главного редактора. Что мне просто приятно сидеть в дорогом баре рядом с этим уверенным в себе мужчиной с красивыми зелеными глазами и аккуратно подстриженными усами. Мужчиной в светлых джинсах, черном клубном пиджаке, черной шелковой рубашке и небрежно завязанном красном галстуке с белыми звездочками. Его вещи кричали о том, что за них выложены немалые деньги, а запах его туалетной воды вызывал у меня нескромные мысли.

Не помню, сколько порций «Бейлис» я выпила. Но помню, что в итоге мы оказались у него лома, где я первым делом отправилась в ванную и вышла оттуда без одежды. И тут этот приторный ликер сыграл со мной потрясающе злую шутку. Когда из душа вышел он и мы вместе оказались в постели, я вдруг заявила, что я замужем и не изменяю мужу.

Это был совершеннейший бред, хотя тогда мужу я действительно не изменяла. И я хотела этого крепкого волосатого мужчину, который тоже меня хотел. Я отчетливо это видела, поверьте. И не надо лишних вопросов.

— Полагаю, что оральный секс — это не измена, — произнес он и наклонил мою голову вниз. А через полчаса угадил меня в такси, усмехнувшись на прощание. Но я не заметила этой усмешки. Я думала о том, что я полная дура. И оттолкнула от себя лучшего мужчину, которого видела в своей жизни.

Я не собиралась ему звонить, и он мне тоже не звонил (да у него и не было моего телефона). Через день главный редактор вызвал меня к себе и сообщил, что я с честью выполнила сложнейшее задание. Игорь Ленский переслал по факсу десять материалов о различных единоборствах, и это наверняка повысит тираж нашей газеты в несколько раз. В качестве награды мне предложили недельный отдых. И премию, которой хватило бы как раз на порцию «Бейлис».

Следующие два месяца были самыми ужасными в моей жизни. Я ненавидела себя, я была всем недовольна. Я даже начала изменять нелюбимому мужу и представляла, что делаю это с ним (но всякий раз это был не он). Я сказала себе, что обречена на жизнь с жалким подобием мужчины, которого я не люблю. И на измены ему с чуть менее жалкими подобиями настоящих мужчин. Это моя судьба, потому что свой шанс я упустила.

Я позвонила ему 31 декабря. Позвонила просто так, ни на, что не рассчитывая (и даже не думая, что он меня вспомнит). Просто наткнулась на его номер в записной книжке. Я приняла решение снова стать примерной женой, через год родить мужу ребенка, а пока заняться своей журналистской карьерой. Я чувствовала себя легко и спокойно. Все было решено, все было ясно. Я прощалась со своей прежней жизнью и звонила всем, чьи номера находила.

— Игорь, это Анна. Помните, мы с вами встречались в баре у Пассажа, в октябре?

— Разумеется. — Его холодный голос чуть потеплел. — Я очень рад вас слышать…

Я растерялась. Я просто хотела извиниться за свое глупое поведение. Поздравить его с Новым годом. Пожелать всего наилучшего и навсегда попрощаться. Но вместо этого вдруг произнесла:

— Я так тебя хочу…

На том конце тоже воцарилось молчание. А потом я услышала:

— Это очень неожиданно — но наши желания полностью совпадают…

Мы встретились еще через четыре дня. И я узнала, что он неоднократно звонил мне в редакцию (но я отсутствовала, а он не хотел представляться). Что он вспоминал меня и считал, что это он все испортил (и хотел загладить свою вину). Что я произвела на него неизгладимое впечатление. Что более красивого тела он не видел. И так далее и тому подобное.

Может, все это я узнала и не в тот день. Но зато в тот день я исправила все свои предыдущие ошибки. Еще через четыре недели я переехала к нему. Еще через неделю выяснилось, что я беременна. Еще через полгода мы поженились, а еще через два с лишним месяца я родила сына. Все эти даты мы, разумеется, тоже отмечаем (муж любит и умеет устраивать семейные праздники), но 21 октября считается самым священным днем.

— Как будем отмечать одиннадцатую годовщину? — весело осведомляюсь я. — Идеи есть?

Кто сказал, что молчание — знак согласия? Идиотская фраза. Если бы у моего мужа были идеи, он бы их высказал. Но он молчит.

Ладно, скажу я. Идея у меня, правда, всего одна, но зато какая! Мы достаем нашу шашлычницу, накупаем гору мяса и овощей и зовем гостей. Не всех наших друзей, разумеется (всех наша квартира не вместит), но самых близких. И родственников, конечно.

И лучше, чтобы они не совпадали по времени, иначе сидеть будет негде. Родственники пораньше, друзья попозже, или растянем праздник на два дня. Почему нет, собственно говоря?

— Как тебе моя идея, милый?

— Блестяще. — Мне кажется или я слышу сарказм? — Но у меня есть встречный план. Это наш праздник, и отмечать его мы будем вдвоем, как в старые времена. Позавтракаем в кофейне, потом погуляем, потом где-нибудь посидим. Только ты и я. А потом вернемся домой и продолжим отмечание. Без одежды. Как тебе моя идея?

Это звучит заманчиво, не скрою. Звучит так приятно, что сразу забываются все опасения и дурацкие мысли. Но это, увы, невозможно. У нас слишком много друзей. И кто-то из них наверняка знает о том, что у нас впереди праздник.

Но я разумный человек и готова на компромисс. В наш праздник мы можем побыть вдвоем, а гости придут на следующий день. Или наоборот.

— Никаких друзей! — От голоса моего мужа в машине внезапно становится холодно. — Или мы вдвоем — или никакого праздника…

Игорь вставляет в плейер диск нашей любимой группы «Колдплей». А это означает, что он не намерен разговаривать, а хочет послушать музыку. Но мне, если честно, и нечего сказать. Я просто в шоке.

Сначала он напивается в гостях (хотя мне кажется, что это было не в первый раз). Потом он отказывает мне в близости. А теперь это. Что будет завтра, интересно?

Нет-нет, я пошутила. Мне это совсем неинтересно. Я не хочу ничего знать. Я хочу завтра утром вернуться из школы и увидеть его улыбку. Сесть напротив него за стол и вкусно позавтракать, болтая о всякой ерунде. Хочу, чтобы он поцеловал меня, когда я пойду на работу (если я туда пойду, конечно). Хочу, чтобы он позвонил мне, как только я туда приду.

Только почему-то мне кажется, что это иллюзия, А вам?

В машине тишина. Почти как несколько часов назад. Тогда мы возвращались от Ларисы, а сейчас едем спасать Ванечку. И моему мужу это явно не нравится.

Стыдно признаться, но знай я, что это звонит Ванечка, я бы не сняла трубку. Но откуда мне было это знать? С тех пор как мы стали друзьями, телефон разрывается каждый вечер, и не отвечать на звонки я просто не могу.

За этот вечер я столько говорила телефону, что у меня уже звенело в ушах. Мама, бабушка, Тома — это только родственники, не говоря уже о друзьях и подругах. Таня, Лена, даже Лариса (кажется, решившая убедиться, что я на нее не обиделась и мы по-прежнему друзья). По-моему, звонил кто-то еще, сейчас не вспомню.

В общем, когда я взяла трубку и услышала что-то невнятное, я даже не поняла, кто это. И лишь потом с трудом разобрала, что это Ванечка, причем весьма нетрезвый. И что ему срочно нужна помощь. А так как мы его лучшие друзья, то он ждет ее именно от нас.

В прошлую пятницу я видела Ванечку на работе. Он только вышел из очередного загула, был бледен и помят и страдал от непроходящей жажды. Но, тем не менее, сосредоточенно ваял материал в номер. И ничто не предвещало, что он в самое ближайшее время снова пустится во все тяжкие.

Впрочем, всем давно известно, что Ванечка непредсказуем. Сейчас он говорит тебе, что решил навсегда завязать с пьянством (хотя больше месяца он без спиртного прожить не может), через полчаса выходит с работы, чтобы выпить по последней в жизни бутылке пива со старым приятелем и вернуться в редакцию. А возвращается только через неделю, просит у всех деньги на поправку пошатнувшегося здоровья и совсем не помнит, что намеревался вести трезвый образ жизни.

Ванечка обращается к нам за помощью не так уж часто. Кажется, последний раз это было в начале сентября. Он позвонил нам в половине второго ночи и радостно сообщил, что сидит в такси напротив нашего дома. И что ему очень хочется попасть к себе домой (а это другой конец Москвы), но денег у него нет, а метро уже закрыто. И он был бы очень признателен, если бы мы принесли ему двести рублей. А лучше триста. Чтобы хватило на пиво, которое он будет пить по дороге.

К телефону подошел муж, который, выслушав не очень связную Ванечкину речь, сухо пожелал ему спокойной ночи и повесил трубку. Но совсем необидчивый Ванечка тут же перезвонил, и на этот раз на звонок ответила я. Мне хватило пяти минут, чтобы убедить Игоря, что, хотя Ванечка и не совсем прав, он наш друг, а друзьям надо прощать их слабости. И что в целом ситуация скорее забавная, чем печальная. И нам будет над чем посмеяться.

Сегодня Ванечке требуется помощь несколько иного рода. Он загулял у какого-то приятеля, живущего на Кутузовском, и наконец вознамерился вернуться домой. Вернуться домой именно сегодня вечером ему просто необходимо, поскольку он должен выспаться и привести себя в порядок, дабы завтра прибыть на работу. А если он не прибудет, его уволят (так пообещал ему главный редактор).

За те полтора года, что я работаю в газете, Ванечку грозили уволить раз пятьдесят шесть, но это были пустые слова. Ванечка тоже это знает, но почему-то полагает, что на этот раз с ним не шутят. Якобы уволить его в случае неявки пообещали сами учредители. Глубоко сомневаюсь', что они читали хоть один номер нашей газеты и когда-либо слышали Ванечкину фамилию. И еще сложнее поверить в то, что завтра они лично приедут на своих лимузинах, чтобы проверить, присутствует ли он на рабочем месте. Но Ванечка горячо заверил меня, что все обстоит именно так и даже еще хуже.

Разумеется, денег на возвращение домой у Ванечки нет, а его мама наотрез отказалась оплачивать его вояжи на таксомоторах. К тому же он не уверен, что добрался бы до дома даже при наличии денег. И если бы мы могли забрать его на Кутузовском и отвезти домой, Ванечка был бы нам ужасно признателен.

— И это все, о чем он просит? Как-то очень скромно…

— Милый, это всего лишь час времени, максимум полтора. Я не могу ему отказать, понимаешь? Но если ты не хочешь ехать, я поеду одна…

Естественно, муж едет со мной. Он недоволен, но он едет. Ребенок, разумеется, остается дома, причем с большим удовольствием. Теперь до нашего возвращения он будет играть в свой «геймбой», не пойдет в душ и обязательно украдет что-нибудь из холодильника.

Признаюсь, что сегодня Ванечка объявился совсем некстати. Но я надеюсь, что он нас повеселит и Игорь отойдет. В нетрезвом виде Ванечка весьма комичен.

Около дома с названным Ванечкой номером никого нет. Его мобильный, конечно же, занят. Еще через полчаса мы звоним в дверь и оказываемся в просторной и порядком засвиняченной квартире. Ванечка спит в кресле. Хозяин, которого мой муж бесцеремонно отодвинул, покачивается рядом с нами и пытается выяснить, что нам здесь надо. Еще двое его приятелей сидят за столом и вяло борются с бутылкой водки, произнося невнятные тосты. Пить явно не хочется, но оставить бутылку недопитой не позволяют принципы.

Ванечка, которого мой муж пинает ногой (Боже, что с его манерами?), улыбается нам улыбкой ангела. И сообщает, что сейчас он примет дозу, необходимую для того, чтобы прийти в себя, и через полчаса будет готов к выезду. А чтобы скоротать время, мы тоже можем немного выпить, водки хватит на всех. Потому что ее еще позавчера закупили на все имевшиеся в наличии деньги. Правда, при этом совсем забыли про такую незначительную вещь, как закуска, поэтому есть в этом доме нечего.

Предложение очень щедрое, но я уверена, что Игорь его не оценил. Ванечка в его радужном состоянии об этом не догадывается.

— Ты мне одолжи рублей триста… — Ванечка с пятой попытки извлекает из протянутой ему пачки сигарету. — Оставлю ребятам, а то им с утра даже пиво купить не на что…

Огонек зажигалки даже не дрогнул. Муж умеет держать себя в руках. Хотя мне и кажется, что он вот-вот взорвется.

— Может, лучше сто долларов? — любезно предлагает он. — Чтобы они заодно и поели?

— Не, это много, — Ванечка машет головой. — Давай пятьсот рублей, с зарплаты отдам…

Даже Ванечка знает, что он никогда никому ничего не отдаст. Но возможно, сейчас он видит себя в несколько ином свете. Водочные иллюзии, если можно так выразиться. Интересно, каким он себе представляется? Великим журналистом, без которого газета умрет? Человеком чести, отвечающим за свои слова? Или бесшабашным, но всеми любимым гулякой, которому все готовы помочь, если возникают проблемы?

— Может, лучше пригласить их сейчас в ресторан и там накормить?

Ванечка не способен сейчас оценить юмор. И погружается в серьезные раздумья.

— Не, всех не надо… — Ванечка переходит на громкий шепот. Не сомневаюсь, что его слышат все присутствующие. — Вовку можно, он нормальный парень. И я поеду, чего домой торопиться?

— Если тебе не надо домой, оставайся здесь. Короче, Ваня, не будешь готов через две минуты — мы уезжаем…

— В ресторан? — с надеждой вопрошает Ванечка.

— Две минуты. Время пошло. Ты понял, придурок?

Голос мужа звучит очень агрессивно. Дамба сдержанности, кажется, прорвалась. Или очень к этому близка. Ванечка наконец понимает, что все это были лишь злые шутки и в ресторан его никто не повезет. И, что значительно хуже, ему даже не дают времени на то, чтобы еще выпить.

Ванечка начинает ныть, но как-то неуверенно. Полагаю, он уже когда-то видел моего мужа в подобном настроении. Я — нет. Хозяин квартиры решает прийти Ванечке на помощь. Он берет моего мужа за рукав пальто (его ослепительно чистого пальто цвета сливок!) и что-то бубнит. Игорь непонимающе смотрит на руку, брезгливо ее стряхивает, медленно поднимает голову, и его пустеющий взгляд утыкается в глаза хозяина. Я замираю. Я чувствую, что сейчас произойдет нечто страшное.

— Ну все, все, иду!

Ванечкина фраза спасает ситуацию. Муж расслабляется, хозяин квартиры недоуменно машет рукой (он явно не понимает, как можно отказаться от халявной выпивки), отходит и присоединяется к двум оставшимся в строю борцам с зеленым змием.

Ванечка с трудом сползает с кресла, неуверенно встает и застывает на месте, раскачиваясь из стороны в сторону. Похоже, он хочет проверить, действует ли сегодня закон всемирного тяготения. Боюсь, что действует, хотя в физике я не сильна. Однако Ванечка справляется с земным притяжением и даже делает несколько довольно быстрых шагов к столу. И, опустошив емкость с водкой, хитро смотрит на нас. Видимо, он думает, что мы во что-то играем.

Странно, но Игорю игра совсем не нравится. Он крепко хватает Ванечку за рукав растянутого свитера и тащит за собой в коридор. Ванечка бормочет какое-то короткое заклинание. И только в коридоре я понимаю, что он беспрестанно повторяет слово «носки». Носков на нем действительно нет.

— Так доедешь, — командует муж, и Ванечка безропотно повинуется. Он с огромным трудом влезает в растоптанные кроссовки и не сразу обнаружившуюся на вешалке куртку, давно не бывавшую в химчистке. Как-то раз Ванечка заявился на работу прямо с гулянки и долго объяснял мне, что пускаться в загул в чистой и хорошей одежде бессмысленно, потому что все равно ее изомнешь и запачкаешь, а то и потеряешь.

Поскольку в загул Ванечка может пуститься в любую минуту, чистых и хороших вещей в его гардеробе нет. Я не исключаю, что там присутствуют смокинги и даже фраки (иу или хотя бы прилично выглядящие джинсы), просто на Ванечке я их никогда не видела.

Ванечка тоскливо смотрит в сторону комнаты, из которой мы вышли. По-моему, он уже совсем не хочет уезжать и горько сожалеет о том, что нам позвонил. Видимо, он представлял нашу встречу как-то иначе. Например, как долгожданное рандеву землян и марсиан с крепкими шупальцепожатиями, горячими объятиями, бурными славословиями, слюнявыми поцелуями и продолжительной дегустацией достижений винно-водочной промышленности обеих планет. А тут прилетели довольно злобные и вдобавок непьющие инопланетяне, которые сейчас затащат беззащитного Ванечку в свой корабль и начнут ставить над ним разные неприятные эксперименты.

Выпитый Ванечкой «посошок на дорожку» (кто же это, интересно, пил из посоха, и как ему это удавалось?) неожиданно срабатывает. Ванечка опирается о стену и никак не может выйти в дверь. Муж хватает его за жалобно затрещавшую куртку и тащит вниз, невзирая на вялые протесты.

Уже у машины я вдруг вспоминаю, что у меня светлые сиденья. И хотя по Ванечке не похоже, что он сегодня валялся в грязи, мне становится нехорошо. А мысль о том, что его может укачать и выпитое настойчиво попросится наружу, удручает меня еще больше. Но делать уже нечего.

Муж кое-как усаживает Ванечку сзади и пристегивает ремнем, дабы тот не сползал или не вздумал забраться на сиденье с ногами. Жаль, что мы давно отдали наше старое детское кресло для машины. В нем возить Ванечку было бы надежнее. Люди, незнакомые с понятием «частная собственность», к чужой частной собственности уважения не испытывают. У Ванечки, как у того мифического пролетария, нет ничего, кроме того, что на нем надето (а то, что на нем надето, никак нельзя назвать частной собственностью). И цепей у него тоже нет.

От Кутузовского до Речного вокзала — путь неблизкий, но в начале двенадцатого ночи дороги почти пусты, и во имя спасения своей машины я решаю установить рекорд скорости. Ванечка очень просит не торопиться, ему хочется полюбоваться ночной Москвой. Муж стискивает зубы, а я, к своему ужасу, замечаю, что Ванечка закуривает. Прожженные сиденья — это намного хуже, чем сиденья грязные.

Игорь, заметив направление моего взгляда, резко поворачивается, вырывает у Ванечки сигарету и выкидывает ее в окно. А потом закуривает сам.

— И чего ты такой злой? — недоумевает Ванечка, но тут же забывает об обиде. — Ань, давай споем, а? Степь да степь кругом…

И Ванечка действительно запевает. Не знаю, в каком именно лесу Ванечке встретился тот пресловутый медведь. Но знаю, что в Ванечкином случае он был особенно подлым. Он не только очень и очень сильно наступил ему на ухо, но заодно повредил голосовые связки.

Вдобавок ко вceмy у Ванечки не очень хорошо ворочается язык. Зато в нем чувствуется огромное желание петь. Я после недолгих раздумий подхватываю. Просто чтобы повеселить мужа.

Песню про умирающего ямщика Ванечка поет так жалобна, словно отождествляет себя с главным героем. Не сомневаюсь, что у Игоря давно возникла идея высадить Ванечку на каком-нибудь пустыре, дабы он лучше вошел в образ.

Песнопение растягивается примерно на полчаса. Не по моей вине, замечу. То у Ванечки возникает острое желание пописать (муж сопровождает его до ближайшего укромного места, дабы наш пассажир не потерялся и не обнаружил утром, что похож на вмерзшего в вечную мерзлоту мамонта). То он оживляется при виде ночного магазинчика и слезно умоляет купить ему хотя бы три бутылки пива.

Он даже пытается объяснить с научной точки зрения, почему пиво так ему необходимо. Он перечисляет происходящие в его организме процессы и довольно убедительно доказывает, почему бутылок должно быть именно три. Но злые инопланетяне явно не понимают его языка Их тарелка летит вперед, не снижая скорости.

Видимо, от отчаяния Ванечка забывает, какую песню мы пели, и затягивает «Призрачно все в этом мире бушующем…». А потом вдруг затихает. Еще через пару минут, когда мы наконец останавливаемся у подъезда, Ванечка крепко спит сном младенца.

— Милый, не злись, пожалуйста. Мы ведь так здорово повеселились…

Игорь молча выволакивает Ванечку из машины (умудряясь пару раз стукнуть его головой о дверь).

— Не хочу домой, — сообщает Ванечка, не открывая глаз. — Поехали лучше к вам. Посидим, выпьем, еще споем, а утром отвезете…

В довершение ко всему оказывается, что вышел из строя лифт. Ванечка живет на одиннадцатом этаже. Муж упорно волочит его по узкой, плохо освещенной лестнице, но осилить больше двух этажей Ванечке не удается. Он падает на ступеньки и бормочет, что будет спать прямо здесь. И только чувствительные пинки заставляют его подниматься и обреченно идти дальше.

— Милый, это уже слишком, — робко вставляю я. Но меня не слышат. Картина напоминает мне восхождение на Голгофу. Муж в роли римского солдата смотрелся бы чрезвычайно убедительно, а Ванечкин страдальчески-безропотный вид вызвал бы слезы даже у законченного циника. Правда, возникла бы проблема с крестом. Ванечка не в состоянии нести даже самого себя, не говоря уже о посторонних предметах.

Ванечкина мама не особенно рада возвращению блудного сына. Тем более что сын невменяем и довольно грязен (похоже, что последний раз лестницу мыли в прошлом веке). К тому же выясняется, что он забыл у приятеля какой-то пакет с какими-то документами. Какие, интересно, у Ванечки могут быть документы, кроме паспорта? Да п тот он за последние полтора года терял и восстанавливал уже раз пять.

Муж сухо сообщает, что мы сейчас же вернемся за пакетом и доставим его по назначению. Но Ванечкина мама юмора не оценивает и уверяет нас, что нам достаточно просто забрать пакет, а привозить его сюда сегодня не надо. На том мы и расстаемся.

— А все-таки было весело, правда? — с надеждой интересуюсь я, когда мы снова оказываемся в пропахшей перегаром машине. — По-моему, мы очень неплохо позабавились…

Игорь внимательно смотрит на меня и почему-то не улыбается.

— Да, можно умереть со смеху…

И почему' я не удивлена, что британцы подумывают об упразднении монархии? Когда тобой даже чисто номинально правят такие саркастические личности, как родственники моего мужа, впору идти на баррикады. Вам так не кажется?

6

— Мам, это что?

Я замираю у двери машины, в которую только что всунула ключ.

Ну почему именно сегодня мой ребенок решил запихнуть свой неподъемный рюкзак в багажник? Обычно он лезет с ним в салон (хотя я всякий раз безрезультатно возмущаюсь), но тут вдруг решил последовать моим настоятельным рекомендациям. Как раз тогда, когда это было совсем ни к чему.

— Мам, это мне? — В сонном голосе появляется радость. И вдруг сменяется недоумением и даже возмущением. — Это мне?! На день рождения?!

Ребенок забирается на соседнее сиденье. В руках у него черепашка-ниндзя, купленная мной вчера в «Детском мире». Не просто черепашка, но целый черепах довольно-таки внушительных размеров.

— Это мой подарок?!

— Во-первых, твой день рождения только через две недели. А во-вторых, ты отлично знаешь, что мы с папой всегда дарим тебе большие и дорогие подарки. А это просто мелочь…

Ребенок, пробудившийся при виде черепахи, моими словами явно впечатлен.

— А что вы мне подарите?

— Узнаешь…

Он на мгновение затихает. Физиономия выражает полное довольство. Сейчас он наверняка предвкушает свой праздник и представляет какой-то фантастический презент. Не знаю, чего точно он ждет (да он и сам не знает), но не сомневаюсь, что нашим подарком он останется доволен. Муж умеет делать подарки.

На счастливой пухлой физиономии вдруг появляется тревога.

— А тогда кому это?

— Это твоему троюродному брату Денису, — терпеливо поясняю я, трогаясь с места. — Помнишь Дениса? Это младший сын папиной двоюродной сестры, тети Кати. У него сегодня день рождения, и мы все вместе к нему поедем…

— Ему — черепашку?!

Вот вам мой ребенок. Минуту назад он жутко огорчился, представив, что это его подарок. Но отдавать его чужим он тоже не хочет.

Наверное, другая мамаша посоветовала бы ему заткнуться. Или пригрозила бы, что если он не замолчит, то это и будет его подарок на день рождения. Но я все-таки хорошая мать. Я не люблю грубостей, угроз и конфликтов.

Черепаший период в жизни моего ребенка закончился тогда, когда у его ровесников он еще не начинался. Игорь был категорически против того, чтобы сюсюкать с ребенком. Поэтому у нас не было душевных советских мультфильмов про Крокодила Гену, почтальона Печкина и козленка, который умел считать до десяти. В два года наш ребенок получил свою первую кассету с черепашками, к трем годам у него было порядка двадцати кассет плюс гора игрушечных черепашек всех размеров. Плюс три взрослых голливудских фильма о похождениях вышеозначенных пресмыкающихся. Или земноводных? В биологии я не очень разбираюсь.

Когда ребенок приезжал со своими кассетами к бабушке Томе, та неизменно приходила в ужас. По ее наивному мнению, черепашки пропагандировали жестокость и насилие. Лопоухий Чебурашка явно был ей ближе по духу. Но ребенок всякий раз замечал бабушке, что она говорит «тупости» (в смысле глупости), и прилипал к экрану. Ел он в детстве прямо у телевизора, дабы не терять времени впустую.

Благодаря черепашкам у нас было немало приятных интимных вечеров. После обеда мы включали видео, говорили ребенку, что нам надо немного поспать, и удалялись в спальню, где занимались совсем другими делами. Шансы на то, что ребенок оторвется от телевизора, войдет в спальню и увидит папу с мамой в совсем не черепашьих позах (кстати, как, интересно, черепахи занимаются сексом?), отсутствовали полностью. Ребенок смотрел в экран, одновременно разыгрывал только что просмотренные сцены и еще умудрялся махать руками и ногами, подражая технике зеленых ниндзя. И естественно, требовал ежедневно готовить себе пиццу — любимое блюдо славной четверки юных мутантов.

Когда ему исполнилось семь, огромные коробки, набитые черепашками на кассетах и в пластике, перекочевали на дачу. Оказываясь там, он о них не вспоминает. Но черепашка, предназначенная для другого, тут же вызвала у него зависть.

— Зачем этому козлу черепашка? Он же не знает, как в нее играть!

— Игорюша, это не козел, а твой троюродный брат…

— Троюродный козлиный брат…

Я делаю вид, что не заметила последней реплики.

— Тебе эта черепашка все равно не нужна, тем более что твои были гораздо красивее. Но если хочешь, я могу сейчас поехать на дачу, забрать их и тоже подарить Денису. Ты ведь все равно в них не играешь…

Ребенок от возмущения начинает краснеть и раздуваться ноздрями.

— А я буду играть! А Денис — козел! Папочка говорит, что он не умеет себя вести…

Отпрыски сестрички Катюши действительно не отличаются хорошими манерами. Но к счастью, мы уже у школы.

— Мне кажется, что сегодня ты вполне можешь оказаться первым, — как бы невзначай замечаю я. — Вообще первым в школе…

Естественно, ребенок тут же забывает про черепашек, торопливо выкатывается из машины, вытаскивает из багажника рюкзак, небрежно машет мне рукой и мчится к школе. На часах семь пятьдесят три, школьный двор совершенно пуст. Только такая идиотка, как я, может потакать ребенку в его желании приходить в школу как можно раньше. А другие родители сейчас еще спокойно сидят в тепле, пьют горячий кофе и только собираются выходить на холодную улицу. Однако я в гораздо более выгодном положении. Тепло и горячий кофе у меня впереди.

Запах кофе и тостов я чувствую еще на первом этаже. Правда, муж кажется мне немного мрачным, но, возможно, он просто сосредоточенно думает о работе. Может, в переводе попался какой-то сложный кусок.

— Милый, ты не забыл, что мы сегодня едем к твоей сестре?

Я неспешно намазываю первый тостик маслом.

— Не уверен, что составлю тебе компанию…

Зачем он это сказал, хотела бы я знать? Еще ни разу не случалось, чтобы он отказался куда-либо со мной ехать. Ладно, сменим тему.

— Кстати, милый, нам надо подумать по поводу подарков. В ближайшие две недели нас ждут еще три дня рождения — твоей мамы, Левы и нашего сына. Еще в конце месяца мне надо сделать техосмотр, пробег уже под тридцать тысяч. И еще я хотела что-нибудь себе купить. Все-таки у нас с тобой годовщина, я должна быть особенно неотразимой. Я возьму деньги, ладно? Ты же знаешь, моей зарплаты никогда ни на что не хватает…

Муж пожимает плечами. Денежную тему мы никогда не обсуждаем.

— Потом подсчитаешь, сколько нужно…

Разве легко сказать, сколько мне нужно? Очень непростой вопрос. Тратить на подарок меньше ста долларов нехорошо, а где сто, там и сто пятьдесят. Выходит триста на Тому и Леву. Сотни две на презент ребенку. Игорь уже сказал, что хочет сделать ему несколько подарков, все-таки круглая дата. Еще минимум сто на отмечание.

Что касается лично моих расходов, то я уже давно знаю места, где дизайнерские вещи стоят очень дешево (ну не то чтобы очень дешево, это просто удобная формулировка). В общем, я вполне ограничусь пятью сотнями, если буду экономной. Плюс у нас с мужем годовщина знакомства, надо купить ему что-то приятное, а это тоже минимум пятьсот. Итого — примерно полторы тысячи долларов. Если вместе, то — в районе двух.

Ничего себе! Вот уж не думала, что жить на свете стоит так дорого. А еще надо будет как-нибудь пригласить в гости Таню с Олегом, все-таки мы давно их не приглашали. И Лена не была у нас уже почти месяц. И Лева не объявлялся уже пару недель. А на друзьях экономить почти так же пошло, как на себе.

— Я пока возьму только на себя и на подарки, ладно?

Игорь кивает, наливает себе еще кофе и снова закуривает. Мое любимое яичко опустело, от тостов остались только крошки. Проходя мимо сидящего в кресле мужа, я провожу пальцами по его щеке. Все-таки когда берешь деньги на расходы, надо быть особенно ласковой.

Деньги на жизнь всегда лежат в верхнем ящике его стола, это давняя традиция. Но моему взгляду предстают только пять сотенных бумажек и одна пятидесятидолларовая. Я даже пересчитываю их на всякий случай, но, как ни странно, зрение меня не подвело. И от пересчитывания сумма, увы, не увеличилась. Наверное, остальные деньги муж по ошибке положил в другой ящик.

— Здесь только пятьсот пятьдесят, милый. На мои расходы этого, наверное, хватит. На подарки возьму потом, да и все равно мы ведь будем покупать их вместе…

— Возьмешь откуда? — В голосе мужа легкая ирония. — Это все, что есть. Как минимум до конца месяца. Или до середины следующего. А то и до конца…

Этого не может быть. Как говорил Антоша Чехонте, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. У нас всегда были деньги на жизнь. С тех пор как муж ушел с работы и начал трудиться дома, он зарабатывает не так много, как раньше, но на безбедное существование этого всегда хватало. Так что же случилось?

Я медленно возвращаюсь на свое место. Мне кажется, я начинаю понимать, что происходит в последнее время с моим мужем.

— Ты поругался с издательством, милый? У тебя больше нет работы?

Муж смотрит на меня с насмешкой. Смотрит так, словно я несу полную чушь.

— Нет, с издательством я не ругался. Более того, они платят мне вдвое больше, чем другим, и завалили меня переводами. А проблема в том, что я ничего не зарабатываю, потому что мне просто некогда работать…

Нет, он шутит. Конечно же, шутит. Он же практически постоянно сидит за компьютером. За исключением того времени, когда мы спим. Или гуляем. Или принимаем гостей. Или ездим в гости.

— Милый, мне кажется, что ты все время работаешь…

— Большую часть времени я трачу на общение с так называемыми друзьями. Именно поэтому я не могу закончить перевод, который должен был сдать четыре недели назад. Сейчас я должен был бы заканчивать следующую книгу, и в столе лежал бы гонорар за предыдущую и аванс за новую…

Нет, это несправедливо. Возможно, у Игоря не очень хорошо идет работа или накопилась усталость, но при чем здесь наши друзья? Да и не так уж много времени они отнимают. Да, вчера день получился неудачный — сначала Лариса, потом Ванечка. Да, воскресенье ушло на визит к моей бабушке, а вечер субботы — на прием Владика. Поездка к Олегу и Тане заняла всего полдня (ведь можно было там не напиваться). К тренеру нашего ребенка — часов шесть, не больше. В общем, сущие пустяки.

Правда, весь сегодняшний вечер уйдет на поездку к сестричке Катюше, в пятницу корпоративная вечеринка, в выходные нас ждут на даче. И следующая неделя будет очень напряженной. Два дня рождения, наша годовщина, и надо будет пригласить Таню с Олегом (и, возможно, встретиться с кем-то еще). И та неделя, что будет за следующей, тоже непростая. Но так получилось, я ведь тут ни при чем.

— Милый, у нас просто напряженный месяц, слишком много событий. Зато в ноябре ты все наверстаешь…

Муж со мной не согласен. Он утверждает, что у нас каждый месяц напряженный. Что он профессиональный переводчик, а не профессиональный друг. Что дружба денег не приносит (но только их отнимает).

— Дружба приносит радость, — возражаю я (как-то неудачно звучит, вам не кажется?). — От общения с друзьями мы получаем удовольствие. А за удовольствия надо платить…

Какая потрясающая мысль! Признаюсь, в это мгновение я горжусь собой. Не сомневаюсь, что и муж тоже. Тем более что возразить ему нечего.

— И кто же доставляет тебе такое удовольствие, которое стоит денег? Олег и Таня, которые не дают другим сказать ни слова и беспрерывно плетут небылицы о самих себе? Мой печальный братец? Твоя подруга Лена с ее грудью? Или моя бывшая жена с ее мужем-невидимкой и сыном-гением? Или Сергей с его романсами? Может, Ванечка, который уже двадцать пять лет не может протрезветь? Великий фотограф Лева?

Мне почему-то не хочется отвечать. Ответ у меня, разумеется, есть (или наверное есть, если хорошо подумать), но нет желания. К тому же Игорю и не нужен ответ.

— Лично мне даже бесплатно не нужно бессмысленное общение с этими пустыми и никчемными людьми. — Муж закуривает черт знает какую по счету сигарету. — Я надеялся, ты видишь, что я давно от них устал. Мне нравилось общаться с тобой, мне нравилось, когда существовала наша семья и ничего больше. Такая жизнь мне не нравится, и жить ею дальше я не намерен. А ты можешь выбирать — либо семья, либо друзья…

Как там говорится — словно ударили пыльным мешком по голове? Звучит неплохо, хотя я, к счастью, никогда не испытывала этого ощущения. Но все-таки мне кажется, что мешок, которым меня только что ударили, был заполнен чем-то потяжелее пыли. Например, кирпичами. И, увы, не золотыми.

— Милый, ты не в духе, — мягко отвечаю я (я — потрясающий миротворец, вы не находите?). — Я не права, что начала этот разговор. Ты устал, я понимаю. Сейчас я поеду в редакцию, а ты отключишь телефон и спокойно поработаешь. А когда устанешь, мы поедем к Кате, чтобы развеяться. И ничего выбирать я не буду. Я люблю свою семью, и я люблю наших друзей. И мне не кажется, что дружба мешает нашей семейной жизни…

— Разве? — доносится в ответ. — Как удивительно. А на мой взгляд, у нас давно уже не семья. У нас совместное предприятие «Дружба инкорпорейтед». Или ЗАО «Друзья навек». Или ООО «Дружба до гроба». До моего, потому что она точно меня туда вгонит…

Муж встает и исчезает в своем кабинете, плотно закрыв за собой дверь. А я остаюсь одна, и мне очень-очень грустно. Меня обидели, со мной обошлись несправедливо, а я ведь ни в чем не виновата. Я просто хочу, чтобы наша жизнь была более веселой, разнообразной и яркой. Только и всего…

На часах уже пять вечера, скоро выезжать, а я до сих пор не привела себя в порядок. Хорошо, что муж забрал ребенка с продленки, иначе бы я точно ничего не успела. И это при том, что я не пошла сегодня на работу. Так огорчилась из-за нашего разговора, что легла спать.

Скажу вам честно: я не знаю, на что уходит мой день. Не успеваешь оглянуться, а он уже прошел. Конечно, много времени отнимают поездки на работу и пустые посиделки в кабинете. А еще друзья, телефонные разговоры с ними, а также с мамой, бабушкой, Томой и т. д. и т. п. Куда уходит время, свободное от сна, редакции и общения, я не в курсе. Например, работать мне совершенно некогда. Надо будет над этим задуматься. Ведь теперь мы нищие. Ну или почти нищие.

Я, конечно, знаю, что у нас лежит круглая сумма на карточке. Игорь положил туда деньги, когда решил уйти с работы, и сказал, что это будет наш неприкосновенный запас. А жить мы будем на то, что сумеем заработать. С карточки он точно ничего не снимет, а жить нам теперь не на что.

Так что мне надо всерьез заняться работой. Писать в номер не полосу, а две или три. Все равно в номере всегда есть свободное место и его забивают всякой дрянью. Когда-то я ведь писала очень много и одну за другой производила на свет блестящие идеи. А потом мне стало некогда этим заниматься.

Что ж, надо будет тряхнуть стариной. Раз меня винят в том, что у нас нет денег (не в лицо обвиняют, косвенно), значит, я и должна спасти нашу семью от нищеты. Вытащить ее из долговой ямы. Правда, мы никому ничего не должны. Это просто образное выражение.

Наверное, надо будет поменьше разговаривать по телефону. Особенно с мамой и бабушкой, которые готовы говорить несколько часов подряд. Просто сообщить им, что у нас сейчас временные финансовые затруднения. Нет, тогда мама забеспокоится и начнет предлагать мне деньги. Лучше я скажу, что у меня прибавилось работы. Что я такой блестящий журналист, что начальство упросило меня взять на себя еще несколько рубрик (звучит, правда?).

Всем остальным можно сообщить то же самое. И начать пореже приглашать гостей и ездить в гости. Выделять на это максимум три дня в неделю. А лучше два. Хотя боюсь, что это окажется непросто. Но я постараюсь. И начну прямо с завтрашнего дня. А лучше с понедельника. Глупо начинать новую жизнь с четверга, вы согласны?

А еще лучше с 1 ноября, благо осталось каких-то две недели. Новое начинание с первого дня нового месяца — это очень и очень символично.

Пока же мне надо накраситься как можно быстрее и как можно тщательнее. Сестричка Катюша живет не в Версальском дворце, а день рождения ее ребенка — это не венский бал, но тем не менее. Я всегда и везде должна выглядеть блестяще.

Ну вот, уже 17.15, а я замечаю, что у меня смазался маникюр на ногте большого пальца. Омерзительно. А нам еще тащиться через всю Москву. Сначала по Садовому до Тверской, там по Ленинградке, потом надо уйти на Волоколамку, а оттуда уже до «Планерной». Не ближний свет, особенно в час пик.

— Игорюша, почему ты еще не одет?

Ребенок заглядывает в спальню в спортивном костюме. Хотя надо признать, что одевается он быстрее нас всех, что вполне естественно.

— Мам, я тут подумал…

Муж сейчас иронично заметил бы что-то вроде — «неужели?». Или — «зачем?». Или — «а тебе это надо?». Или — «это уже лишнее». Но я не такая ироничная.

— Игорюша, ты же видишь, что я тороплюсь. Может, поговорим в машине?

Ребенок топчется в дверях.

— Я тут подумал… Не хочу на день рождения никого из школы, — нерешительно выдавливает он. — Ну их к черту, козлов! Они мне все равно не друзья, а тут будут хватать мой игрушки, а я их должен развлекать, и еще гамбургерами их кормить…

Мне некогда, но я в восторге от того, что моя идея насчет дня рождения заставляет его задумываться. Наконец-то! Конечно, я тороплюсь, но если я сейчас его оттолкну, то все мои труды пойдут прахом.

— А с папой ты больше не советовался? — уточняю на всякий случай.

— Папа говорит, чтобы я решал сам, это мой день рождения…

Что ж, это приятно. Муж легко мог бы убедить ребенка, что школьные приятели ему не нужны. Но предоставил ему свободу выбора.

— Игорюша, ты мне сам много раз говорил, что ребята из класса хотят с тобой дружить. И Андрей, и Костя, и Саша, и Тимур — у вас же в классе всего пять мальчиков. Представь, что вы будете вместе учиться до окончания школы, вы каждый день будете вместе сидеть на уроках, звонить друг другу, чтобы узнать домашнее задание. Гулять с девочками. Не сейчас, потом, когда ты станешь старше…

Кажется, я выбрала неверный путь. Ребенок явно утратил интерес к разговору.

— Ты помнишь «Властелина колец», Игорюша?

Ребенок сразу оживляется и даже возмущается. Конечно же, он помнит. Кто бы сомневался.

— Вот возьмем «Братство кольца». Они все были друзьями, они вместе воевали, спасали друг друга, поддерживали, выручали. А если бы они не дружили, не было бы и братства, и их бы всех убили по одному (черт, меня опять несет не туда!). Разве Фродо уничтожил бы кольцо без Сэма? Разве Фродо и Сэм дошли бы до Роковой горы, если бы не их друзья Арагорн, Леголас и Гимли? А теперь представь, что все мальчики вашего класса — это тоже братство. Вам не надо спасать Средиземье, но перед вами тоже стоят всякие трудности — домашние задания, контрольные, потом экзамены… И мальчики из других классов — если они обидят одного из вас, другие придут на помощь…

— Очень мне надо. Я и сам разберусь…

— А если это мальчик из одиннадцатого класса?

— Тогда папочка придет и с ним разберется…

Логика, бесспорно, убийственная. Но мне кажется, что ребенок слушает меня очень внимательно.

— Мам, а у них разве были дни рождения? У Арагорна, Гимли и других? В кино только у Бильбо был день рождения, а он не из братства. И то это было в самом начале…

— Игорюша, у каждого человека есть день рождения…

Не стоило произносить такую банальность. К тому же я попадаю в ловушку.

— А Гимли совсем и не человек — он гном. А Леголас — эльф. А хоббиты — тоже не люди. А Гэндальф — волшебник…

Маникюр наконец восстановлен, и теперь меня ничто не отвлекает.

— Тем нс менее у каждого из них был день рождения. И они отмечали свои праздники вместе с друзьями…

Ребенок озадачен.

— А в кино этого нет. И даже в полной версии тоже нет…

Муж бы сейчас пустился в пространные рассуждения о том, что была еще самая полная версия, которую не пустили в прокат (но в котором каждый герой пышно отмечает свои именины). И заодно перечислил бы яства, которыми были уставлены столы. И обязательно бы упомянул нечто вроде «отварных ушей гоблина под соусом болоньез» и был бы разоблачен. Я же не хочу, чтобы меня разоблачили.

— Зато это есть в книге…

Можно не бояться, что меня поймают на вранье. Ребенок все равно в ближайшие лет пять ничего читать не будет. Если вообще когда-нибудь будет. Зачем ему читать, когда есть видео и компьютер? Совершенно бессмысленное занятие.

Впрочем, даже если он решит заглянуть в книгу, всегда можно сослаться на то, что в детстве у меня был «Властелин колец» в другом переводе. Но он все равно не заглянет.

— А что они ели?

В голосе моего сына звучит крайняя заинтересованность.

Я ощущаю дискомфорт. Муж бы не задумываясь ответил, что они ходили в местный «Макдоналдс». Мне нужен более тонкий ход. Увы, подсказку найти сложновато, в фильме ели очень мало. Кстати, я предпочитаю фильмы, где едят много и вкусно. На мой взгляд, кино от этого только выигрывает. Вы тоже так считаете?

— Мясо, — решительно произношу я. — Они ловили всяких животных, вроде кроликов и оленей, и делали из них шашлык…

Мой ребенок любит слово «шашлык». Кажется, его смущает отсутствие десертов (и в самом деле, что за праздник без сладкого?), но тут я легко могу проколоться.

— А что они друг другу дарили?

Господи, я опять в тупике!

— Ну… разное… Гимли всем дарил кольчуги из митрила. Помнишь, гномы добывали митрил, очень драгоценный металл, дороже золота? И боевые топоры тоже дарил, гномы ведь дрались топорами. Леголас всем дарил луки, потому что эльфы отличные лучники. Гэндальф дарил всякие волшебные штуки, уже не помню, какие именно… А хоббиты… Хоббиты…

Черт, что же там такого интересного могло быть у хоббитов? Благодаря ребенку я просмотрела фильм раз пятьдесят, но не помню, чтобы у них было что-то особенное, кроме лохматых ступней и непомерного аппетита. Может, какие-то народные промыслы типа хохломских ложек или палехских шкатулок?

Судорожно думаю, что бы такое соврать. Но ребенок все равно очень и очень впечатлен. Не сомневаюсь, что были бы его одноклассники эльфами или гномами, он бы пригласил их обязательно. Правда, мог бы возмутиться муж.

— А хоббиты, наверное, никому ничего не дарили, они просто приходили и ели. И все сжирали, — неожиданно мрачно подытоживает ребенок. — И эти козлы из класса тоже придут и все сожрут, а ничего хорошего не Подарят…

Ребенок исчезает прежде, чем я успеваю возразить. Ну вот, только зря потратила десять драгоценных минут.

Я извлекаю из шкафа черный мюглеровский костюм с металлическими пуговицами, купленный мной летом в одной потрясающей комиссионке. Совершенно новый, прошу отметить, куплен прямо с биркой. Там вообще нередко встречаются такие чудные вещи. Адрес? Кажется, вы надо мной смеетесь. Конечно, не дам.

Костюм сидит на мне идеально, новые колготки блестят и переливаются, черные ботиночки «Бэллн» начищены до блеска. Сегодня я со своими волосами — банальный, но всегда беспроигрышный образ блондинки в черном. Плюс ко всему этому черная шанелевская сумочка и черное пальто от Ферре.

Конечно, для машины не самый удобный наряд. Особенно если учесть, что я сижу за рулем. Но наша сестричка Катюша — великая модница, и ехать к ней в джинсах и водолазке было бы несолидно.

Кстати, расскажу вам по секрету очень смешную историю про это пальто. Я увидела его лет пять назад в бутике «Ферре» в Пассаже и влюбилась в него с первого взгляда. Умопомрачительно элегантное, невыразимо красивое (да еще и с серебряной под. кладкой). Перед ним просто невозможно было устоять. Правда, даже на сейле оно стоило пятьсот долларов.

Обычно внимательный к вещам и абсолютно не скупой муж на пальто отреагировал прохладно. Кажется, он сказал, что для зимы оно слишком тонкое, а осень и весна у нас слишком грязные, и такое пальто надо будет еженедельно отдавать в химчистку. На что я заметила, что рассматриваю его как вещь исключительно зимнюю. Ведь для женщины главное не тепло, а красота. А в этом пальто зимой я буду просто неотразима. Тем более, что других зимних вещей у меня нет. Ну почти нет.

Конечно, у меня имелись шикарная дубленка, привезенная мужем из Австралии, и белый норковый полушубок, который Игорь купил в Нью-Йорке (о печальной судьбе полушубка, загубленного моими собственными руками, я расскажу как-нибудь в другой раз). Но мы оба сделали вид, что об этом не помним.

Той зимой я надела это пальто только один раз. Было совсем не холодно, всего градусов десять, но после получасовой прогулки я чуть не скончалась от общего обморожения. С тех пор я ношу его только в сухие осенне-весенние дни, то есть очень редко, поэтому и пять лет спустя оно выглядит как новенькое. Это вам тезис в защиту моей теории о том, что надо иметь много вещей. Чем их больше, тем реже их надеваешь и тем дольше они живут.

— Ребята, я готова! — радостно провозглашаю я, любуясь своим отражением в зеркале. — Поехали!

Ответом мне служит тишина. Наверное, у меня пропал голос или мою семейку поразила внезапная глухота. Муж сидит перед компьютером и увлеченно стучит по клавишам, ребенок топчется рядом с ним.

— Ребята, нам пора!

— Без меня, — внезапно произносит муж, даже не повернувшись ко мне.

— И без меня тоже, — с такой же твердостью произносит ребенок.

— Милый, это день рождения сына твоей двоюродной сестры, нас давно пригласили, я купила подарок, и нас там ждут, — терпеливо объясняю я. — К тому же ты ведь не отпустишь меня одну, правда?

— Тогда оставайся. — Муж наконец соизволил ко мне повернуться. — Тебе ведь там совершенно нечего делать — так же, как и мне. Ты отлично знаешь, что там будет. Стол, заставленный едой, которую нельзя есть, молдавским вином, которое нельзя пить, и плюс разговоры, которые нельзя слушать. Да еще и куча каких-то их друзей…

— Но мы же обещали…

— Разве у нас не могло возникнуть срочных дел или каких-то проблем? Я не мог простудиться?

Я не верю своим ушам. Раньше такого еще никогда не случалось. Хотелось бы верить, что это шутка. Но почему-то не верится.

— Мне надо работать. Денег нет, издательство ждет, а терять время попусту я не хочу, — подытоживает муж, отворачиваясь. — Хочешь ехать — пожалуйста, но без меня…

— А ты, Игорюша? — интересуюсь я. — У тебя тоже много работы?

— Не хочу играть с этими козлиными детьми! — Ребенок корчит физиономию и действительно становится похож на одного из Катиных сыновей, только внезапно потолстевшего. — И еще черепашку им дарить… Оставайся, мам, а черепашку подари мне…

— Я жду вас в машине, — обиженно сообщаю я. — Даю вам десять минут, и не больше…

— Не стоит. — Муж вслед за мной выходит в коридор. — Пожалуйста, езжай осторожнее и позвони, как только приедешь. А лучше оставайся…

Я молча выхожу из квартиры, повторяя про себя, что это просто шутка. Что они сейчас поспешно одеваются и вот-вот выскочат вслед за мной. Игорь просто не может так со мной поступить, а ребенок поедет с ним за компанию. Нo проходит десять минут, потом двадцать, а из подъезда никто не выходит.

Жуткая подлость. А ехать одна я не могу. Одной мне совершенно нечего там делать. И вообще это непривычно.

Я медленно вылезаю из машины. Как они могли со мной так поступить? Особенно муж, ребенок не в счет. Я продумывала свой образ, подбирала одежду, красилась. Я настроилась на то, чтобы развлечься. А он все испортил.

К счастью (к его счастью), я отходчива. И я его прощу. При условии, что это будет первый и последний раз, когда я оказалась в такой ситуации. Но что-то подсказывает мне, что хотя он и первый, но далеко не последний…

7

Жизнь полна парадоксов. В обычные дни редакция довольно пуста, зато в день зарплаты тут случается настоящее вавилонское столпотворение.

Не подумайте, что я слишком умная, это просто такое выражение. На самом деле про Вавилон я знаю не так много. Что там строили башню, что там была блудница и что там было очень много людей.

Хотя сравнение, признаюсь, неудачное. Тут никто ничего не строит, а в теории даже разрушает (желтая газета гипотетически обязана сокрушать авторитеты и репутации, хотя к нашей это не относится). С блудницами тут тоже плоховато, по виду в основном все девственницы. А столпотворение случается таило раз в месяц.

Зарплату выдают с двенадцати до двух дня, но уже с одиннадцати у заветного окошка начинает выстраиваться очередь. Сегодняшний день — не исключение. Зайдя в редакцию, я сразу вижу первых страждущих, как бы невзначай прогуливающихся мимо закрытого пока окна.

Поскольку очередей я не люблю, похоже, что получать деньги я, как всегда, буду одной из последних. А жаль. Можно было бы как следует пройтись по магазинам перед корпоративной вечеринкой.

Наверное, я должна пояснить. На самом деле нам выдают не зарплату, а гонорар. Зарплату же переводят на карточку. Не знаю, почему нельзя переводить на карточку и то и другое (или почему нельзя все выдавать наличными). Подозреваю, что такая схема весьма удобна для предприимчивого тандема в лице главного редактора и генерального директора.

Да, совсем забыла вам сказать. Сегодня в редакции двойной праздник. Мало того, что дают деньги, так еще и состоится очередная редакционная гулянка. Эти попойки, громко именуемые корпоративными вечеринками, проводятся примерно раз в три недели, не реже. Желающий погулять народ спускается в наш подвальчик, где в обычные дни можно попить кофе либо пообедать. И ныряет в моря бесплатного пива.

Не знаю, откуда взялась эта традиция. Все же мы не в Японии, где руководство корпораций охотно платит за то, чтобы служащие вместе отдыхали после работы и с помощью сакэ и пива сплачивали корпоративный дух. Хотя здесь это, разумеется, обходится гораздо дешевле. В тесный подвальчик набивается человек пятьдесят — шестьдесят, за время гулянки, которая заканчивается за полночь, каждый в среднем выпивает кружек пять пенного напитка не самого высокого качества. А то и семь-восемь. Все-таки журналисты традиционно пьют больше, чем представители иных профессий.

Допустим, всего выпивается порядка четырехсот кружек пива «Невское». Не знаю, сколько оно стоит, но в целом сумма вряд ли превышает восемь тысяч. Жалкие закуски, которых всегда не хватает (несколько блюдечек с чипсами и сырными палочками), можно в расчет не брать. Правда, желающие могут также получить более крепкие напитки вроде водки. Но поскольку она тоже не элитного сорта, расход невелик.

Таким образом, меньше чем за четыреста пятьдесят условных единиц в месяц (все-таки следует считать, что ежемесячно проходят полторы вечеринки) наши учредители обеспечивают высокий боевой дух в коллективе, который приносит им немалый доход. Хотя полагаю, что в графе «расходы» наше изобретательное начальство, в совершенстве овладевшее искусством ремонта без ремонта, проставляет суммы куда более значительные. И наверняка получается, что каждый из посетивших попойку выпил кружек по двадцать, а то и по тридцать. С миру по нитке — голому «мерседес».

Впрочем, начальство всегда старается приурочить очередную вечеринку к какой-нибудь дате. Сегодняшняя, например, посвящена отмечанию Хэллоуина. До Хэллоуина вообще-то еще десять дней, и он приходится на ночь с воскресенья на понедельник. Но это мало кого волнует. Не думаю, что многие знают, что такое Хэллоуин, зато есть отличный повод бесплатно побеситься.

Красочный плакат, висящий в коридоре, извещает, что сегодня не просто отмечание Хэллоуина, но и маскарад и конкурс костюмов. Может, поучаствовать? У нашего ребенка имеются на этот случай великолепные зеленые когти и почему-то тоже зеленые свиные уши (которые ему великоваты и плохо держатся на его собственных ушах). В наличии также имеется майка с летучей мышью, которая мне в самый раз, и маска тыквы. Но надевать все это молодой эффектной женщине как-то несолидно.

Может, вырядиться проституткой? Красные туфли на высоком каблуке, черные чулки в сеточку и длинное пальто, под котором только черное кружевное белье? Эффектно, но слишком откровенно. В этом наряде я приезжала в гости к мужу, изображая дорогостоящую девочку по вызову.

Не уверена, что они выезжают на вызовы именно в таком виде. Но если представить, что мы не в Москве, а где-нибудь в Париже, — почему нет? В стране, где видов сыра больше, чем дней в году, такое, конечно, вполне возможно.

Все же для данного случая лучше выбрать что-то более скромное. Например, кожаные шорты и кожаный топик. Да, еще закрывающая глаза маска. Разумеется, чуть побольше косметики, и образ завершен. Что посоветуете? И назвать все это — Аннет с пляс Пигаль. По-моему, великолепно. Тем более что я все равно собиралась заехать домой, чтобы оставить машину у подъезда. Ладно, я подумаю.

Кстати, можно было бы еще набросить сверху норковый полушубок для полноты образа. Не знаю, конечно, носят ли норку девушки с пляс Пигаль (в этом у меня есть глубокие сомнения), и даже не знаю, стоят ли они там вообще. Но это не так важно. К тому же мой новый полушубок чересчур буржуазен. А вот старый был бы в самый раз. Но, увы, я убила его своими собственными руками.

Вас интересуют обстоятельства этого преступления? Не знаю, не знаю… Впрочем, ладно. Только не надо смеяться.

Муж привез мне этот полушубок из Нью-Йорка года через полтора после начала нашей совместной жизни. Короткий белый полушубок, сшитый из кусочков. Когда я увидела его, то мне показалось, что я сойду с ума. Передо мной была та самая мифическая норка, о которой я даже не мечтала. И какой красоты!

Было лето, я никак не могла его надеть, зато каждый день мерила его, нюхала и гладила. Это была произнесенная мечта. Верх совершенства, фантастика, ставшая реальностью. Нечто неземное и невероятное.

Меня не смутил даже рассказ мужа о том, что он купил его всего за 600 долларов в крошечной еврейской мастерской, а в магазине бы он стоил максимум вдвое дороже. Какая разница, кто сшил эту красоту и сколько за нее пришлось отдать? Для меня он стоил всех сокровищ мира. Хотя, отмечу, по тем временам 600 долларов были суммой весьма немаленькой.

Когда наконец пришла зима, я надела шубку только потому, что на этом настоял муж. Будь моя воля, я бы держала ее под стеклом, как священную реликвию. Ходить в ней представлялось мне кощунством.

Но как же это оказалось приятно! В ней я преображалась и становилась еще эффектнее и сексуальнее. Грудь сама по себе выпячивалась вперед, бедра начинали сильнее раскачиваться при ходьбе, на лице появлялось томно-порочное выражение.

Я берегла ее, как… как не знаю что. Сравнения с зеницей ока либо с национальным достоянием слишком жалки и не отражают истинного положения вещей. Я ухаживала за ней, как за долгожданным ребенком. Я сдувала с нее пылинки и вешала в самый лучший чехол на самую лучшую вешалку.

На следующие два года зима стала моим самым любимым сезоном. Я неохотно снимала шубку весной, когда в ней уже становилось слишком жарко, и сразу начинала мечтать о ноябре. Но даже когда я не носила ее, я все равно о ней помнила. И с предвкушением ждала момента, когда мы снова сольемся в единое целое.

Увы, наше счастье было не слишком долгим. Наверное, оттого, что оно было чересчур сильным. Третья зима нашего с шубкой союза была в самом разгаре, когда в один прекрасный день я вернулась домой и обнаружила на рукаве гигантское зеленое пятно. На двери подъезда висело предупреждение, что покрашены стены. Но разумеется, я его не заметила. И хотя я возвращалась домой в абсолютно трезвом состоянии и меня не шатало от стены к стене, на белом рукаве появилась огромная клякса мерзко-зеленого цвета.

Нет, вы не можете представить себе мое состояние. Это был не шок, не ужас, а нечто гораздо более сильное и глубокое. Что только усиливалось и углублялось по мере того, как попытки очистить рукав одна за другой заканчивались крахом. К счастью, мужа не было дома. Я боялась, что, когда он увидит, во что я превратила свою очаровательную шубку, его гнев будет ужасен. И тут мне в голову пришла гениальная идея постирать рукав.

Я аккуратно погрузила его в тазик с теплой водой, постаравшись, чтобы остальная шубка не намокла, а потом долго терла его мылом. И пятно сошло. Берусь утверждать, что человека счастливее меня в тот момент не было во всей Вселенной. Найди я на улице кейс с миллионом долларов (если представить, что какой-то идиот оставит этот кейс на моем пути, а я его увижу), я бы так не обрадовалась.

Мужу я с улыбкой сообщила, что шубка висит в ванной на вешалке, потому что она намокла от снега и я решила ее посушить. И предвкушала, как завтра снова надену свое бесценное сокровище. Однако наутро меня ждало неприятное открытие. Постиранный рукав усох сантиметров на десять и стал жестким и твердым. Вдобавок ко всему кусочки, из которых он был сшит, начали расползаться по швам.

Нет, я, конечно, носила шубку еще какое-то время. Мне было жаль с ней расставаться и было страшно признаться мужу в совершенном преступлении. Хотя в итоге он, конечно, заметил, что рука слишком высовывается из пострадавшего рукава. И сказал, что ему даже в голову не приходило, что я до сих пор продолжаю расти. Я же, изобразив на лице скорбь, сообщила, что шубка пострадала от мокрого снега. Что во всем виноваты те, кто ее шил. Я же есть лицо ни в чем не виновное. И более того, пострадавшее.

Игорь мне, естественно, поверил. Более того, успокоил меня, сказав, что если шубка за 600 долларов прожила два с лишним года, это прекрасно. И что у нас достаточно денег, чтобы купить мне новую. Что мы и сделали через несколько месяцев, увидев в комиссионке совершенно новый полушубок с неотрезанными бирками всего за тысячу у.е.

Конечно, позже я призналась в совершенном преступлении. Но у мужа это вызвало не ярость, а только смех. Тем не менее, я регулярно вспоминаю безвременно почившую шубку и бережно храню ее в шкафу. Просто на тот случай, если что-то случится с новой. Не дай Бог, конечно. Такая вот печальная история. Надеюсь, вы прослезились?

В кабинете я обнаруживаю совершенно трезвого Ванечку, который с умным видом что-то пишет. Несмотря на то, что в понедельник мы по его просьбе доставили его домой, во вторник на работе он так и не появился. И никакие учредители в поисках Ванечки по этажам, разумеется, не бегали. Зато в день зарплаты он, конечно же, пришел.

— Ты мой пакет не принесла?

Не знаю почему, но вопрос не вызывает у меня улыбки. Обычно я очень терпима, но сегодня мне кажется, что это уже слишком.

Муж бы сейчас молча посмотрел на Ванечку внимательным и тяжелым взглядом. И я совершенно неожиданно делаю то же самое. Ванечкина наглость обычно не знает пределов. Он привык, что он всеобщий любимец и потому ему все сходит с рук. Но сейчас он как-то съеживается, глаза начинают бегать, а затем утыкаются в стол. Словно перед ним не я, а мой супруг. А может, он вспомнил, чья я жена.

— Три дня дома лежал с температурой. — Ванечка, судя по всему, пытается оправдываться. — Три дня дома один на один с матерью — это ж пытка. Даже написать ничего не смог. Теперь вот строчу в номер…

Словно в подтверждение своих слов Ванечка начинает выводить на листке бумаги каракули. Пользоваться компьютером он не умеет и все пишет от руки, как настоящий литературный классик. Написанное он потом надиктовывает наборщицам. Разобрать его почерк самостоятельно они не в состоянии.

Я молча киваю. Несмотря на свою традиционную дружелюбность, сегодня я не в духе и не настроена на пустые беседы. Обманывать саму себя у меня больше не получается. Я признаю, что у меня серьезные проблемы. Моя семейная жизнь дала трещину. Мой муж совершает поступки, которых никогда не совершил бы раньше.

Более того, он заявляет мне, что я должна выбирать между семьей и друзьями. Но мне кажется, что это только повод. Мне кажется, что он меня разлюбил.

Я знаю, что нам с ним надо серьезно поговорить, но не могу заставить себя начать разговор. Мне немного страшно, потому что он слишком холоден со мной. Он ведет себя так, словно мы чужие.

У меня есть только один способ успокоиться. Пройтись по магазинам и что-нибудь себе купить. Какую-нибудь приятную мелочь (ведь мы теперь нищие). Но поскольку я не взяла деньги, лежавшие в столе, то прежде мне необходимо получить зарплату. А до ее получения еще часа два как минимум.

— А Игорь вечером приедет? Ты ему скажи, чтоб приезжал, ладно?

Ванечка явно чувствует свою вину и пытается со мной помириться. Я снова молча киваю. Не объяснять же ему, что с моим мужем происходит непонятно что. И так же молча выхожу из кабинета. Стаканчик горячего мокаччино мне сейчас совсем не помешает.

Количество людей, праздно гуляющих около касс, заметно увеличилось. В узком коридорчике топчется уже человек двадцать. Каждый делает вид, что он здесь просто так, зарплата его совсем не интересует. А поскольку каждый из этих каждых занимает очередь на несколько человек, то можно сказать, что в очереди уже стоит вся редакция. А это с учетом всяких технических служб, отдела кадров, рекламщиков и бухгалтерии порядка сотни человек. Так, что похоже, что деньги я действительно получу последней.

Мокаччино, как всегда, горяч и вкусен. Ванечка, к которому я возвращаюсь, удивленно смотрит на телефонную трубку.

— А чего это у тебя дома никого? Игорь ушел, что ль, куда-то?

Я пожимаю плечами. Глупо признаваться, что я не знаю, где мой собственный муж. По идее он должен сидеть дома над своим переводом, который он якобы не может закончить по вине наших друзей. Так, может, вовсе не незаконченный перевод виноват в его состоянии? Может, дело в чем-то другом? В том, что он действительно меня разлюбил или…

Или в том, что у него кто-то есть? Нет, это, конечно, невозможно. Но почему тогда он не предупредил меня, что куда-то собирался? Когда я час назад уходила из дома, он сидел за компьютером. Так что же случилось?

Я говорю себе, что он просто отключил телефон, чтобы его не доставали звонками. А я сейчас в этом удостоверюсь, позвонив ему на мобильный. Однако мобильный почему-то тоже молчит. Зато я вдруг обнаруживаю у себя новое сообщение: «Уехал по делу, встретимся вечером».

Потрясающая лаконичность. По какому делу, где именно мы встретимся и что означает «вечер»? И почему, в конце концов, нельзя было мне позвонить? Почему он вообще перестал мне звонить?

Кажется, Ванечка относит мою мрачность на свой счет. Я чувствую, что ему неуютно, но по-прежнему молчу.

— Вань, кассирша приехала! — В кабинет влетает Толик из отдела информации, который регулярно заходит к Ванечке побеседовать о жизни. — Я там близко стою, скажу, что и на тебя занял!

Ванечка радостно подскакивает. Я, естественно, забыта. Сегодня я вряд ли его куда-то повезу, а значит, необходимости во мне нет. А следующий раз, когда может понадобиться моя помощь, возможно, еще далеко. И занимать у меня денег в ближайшее время нет нужды, все же сегодня зарплата.

Правда, к понедельнику у Ванечки в кармане ничего не останется, и он снова будет бродить по редакции с протянутой рукой. Но сейчас он об этом не думает. Ванечка традиционно недальновиден.

Я выхожу вслед за ними. Нет, я вовсе не рассчитываю, что Ванечка обо мне вспомнит. Но еще один мокаччино мне совсем не помешает.

— Анна…

Андрей, завотделом информации, склоняет голову в знак приветствия. Полагаю, что он в меня влюблен. Со мной он всегда изысканно вежлив и галантен. Не могу сказать, что это мне льстит, хотя он довольно симпатичен. И неизменный ливайсовский джинсовый костюм ему идет.

— Анна, вы как раз вовремя, — доносится до меня. — Прошу вас…

Вот это неожиданность. Мой поклонник (точнее, один из поклонников, поскольку я не сомневаюсь, что в редакции их много) приглашает меня к себе жестом придворного, приветствующего королеву. Мне приятно. Особенно приятно оттого, что он стоит первым, а теперь первой буду я. Впервые за полтора года.

Я благодарно улыбаюсь ему и становлюсь перед окошком, которое тут же распахивается, словно только меня и ждали. Желтолицая кассирша быстро отыскивает мою фамилию и сует мне пачку бумажек. Признаюсь, что держать в руках деньги довольно приятно, хотя пачка и тоненькая. Как всегда, я не успела посмотреть на сумму, стоявшую в ведомости. Обычное дело.

Для того чтобы убедиться, сколько денег у меня в руках, надо вернуться в кабинет. Подсчет несколько омрачает мое приподнявшееся было настроение. Мне выдали всего девять тысяч шестьсот рублей, а должны были как минимум двенадцать. Полоса у нас стоит сто долларов, а за последний месяц у меня было пять полос. Разумеется, кроме моего текста, там были еще и снимки, за которые мне не платят, поскольку я их не делаю (их никто не делает, их просто переснимают из западных журналов), но все равно получается четыре полных полосы. То есть две с небольшим тысячи мне недодали.

Обычно я иду к главному редактору разбираться, если недополучаю тысячи три-четыре. К тому же я в курсе, что обманывают всех. Плюс достаточно много шансов на то, что недополученное мне вернут в следующем месяце. Но поскольку теперь мы с мужем нищие, я не могу позволить себе терять ни копейки. И решительно поднимаюсь на второй этаж.

Секретарша главного приветливо мне улыбается. Муж уверяет, что она еще в детстве стала жертвой похитителей мозга (вместе с доброй половиной редакции). Она действительно довольно странная. Помню, когда муж привел меня оформляться на работу, она решила, что я — его дочь (что, конечно, мне польстило). И долго выясняла у него, почему я Сергеевна, а не Игоревна.

Когда муж наконец понял, в чем дело, он сухо сообщил, что я — его внучка. Секретарша приняла это за чистую монету и заговорщическим шепотом сообщила новость всей редакции. Начав, разумеется, с главного, который бессильно развел руками.

В кабинете главного сидит ответственный секретарь (начальству деньги приносят, так что ему в дни зарплаты суетиться не надо). Я жестом показываю, что могу подождать, и от нечего делать разглядываю того, с кем сейчас буду выяснять отношения (ох, как я это ненавижу!). Если бы не муж, я бы в жизни не поднимала этот вопрос, это совсем не мое. Но он сказал, что я должна поступать именно так, и что мне остается делать?

Главный наверняка знает, зачем я здесь, но делает вид, что увлечен беседой. Нашему главреду Сергею Сергеевичу (сам он просит называть его Сергеем, но мне удобнее обращаться к нему по имени-отчеству) всего тридцать девять лет, из них девять он проработал в редакции, где трудится со дня ее основания. Вот уже три года, как он эту самую редакцию возглавляет.

Он весьма неплохо зарабатывает (благодаря махинациям, проворачиваемым на пару с гендиректором), но почему-то ужасно безвкусно одет. Пиджак, брюки, рубашка и галстук (а он ходит на работу исключительно в официальном виде) никак между собой не сочетаются. Хотя возможно, что он специально так одевается. Мне кажется, что случайно подобрать четыре совершенно не сочетающиеся между собой вещи просто невозможно.

Главред выпроваживает гостя и улыбается мне во весь рот. Странно, но мне кажется, что у него очень много зубов. Может, на заработанные неправедными трудами деньги он на всякий случай вставил себе лишние?

Я молчу. Он прекрасно знает, зачем я здесь, и слова ни к чему. Сергей Сергеевич продолжает улыбаться, но улыбка становится чуть менее уверенной, а глаза начинают бегать.

— Опять бухгалтерия напортачила?

— Увы…

Как и он, я делаю вид, что во всем виновата чертова бухгалтерия.

Сергей Сергеевич набирает в легкие воздух. Значит, меня ждет пространное объяснение по поводу того, почему в этом месяце гонорар меньше, чем в прошлом. И я не ошибаюсь. Главный начинает повествовать, что в последних двух номерах было много заказных статей. А за заказные он обязан платить больше, чем за то, что пишут свои авторы, а следовательно, гонорарный фонд редакции сократился. Мне ужасно хочется сделать вид, что я ему верю, и уйти. Но мне будет стыдно перед мужем, хотя он об этом и не узнает.

Так что я стою и молчу. Главный видит, что его пламенная речь не произвела на меня никакого эффекта, и затихает. Он явно мечтает, чтобы я ушла. Я не ухожу.

— Много недодали?

Платежная ведомость лежит на его столе прямо перед ним. Не сомневаюсь, что он прекрасно знает, сколько я написала в этом месяце.

В кабинете воцаряется тишина. Муж всегда учил меня, что тут очень важно выдержать паузу. И я выдерживаю. Главный тяжело вздыхает, пожимает плечами и лезет во внутренний карман пиджака.

— Ну ладно… Как нашему лучшему автору… Из особого редакционного фонда…

Я не лучший автор, а особый редакционный фонд представляется мне фикцией. Но я благодарно улыбаюсь ему и беру протянутые мне бумажки. Конечно, пересчитывать их при нем ни к чему. Я и так одержала победу.

— А с бухгалтерией я разберусь. — Главный не может не произнести эту традиционную фразу. — Совсем мышей не ловят, а я за них расплачивайся…

Войдя в кабинет, я обнаруживаю, что вместо недостающих двух с половиной тысяч мне вручили восемь. Я на мгновение застываю от грустной мысли, что лишнее надо вернуть, я все же честный человек. Но тут же говорю себе, что Сергей Сергеевич никогда не ошибается в мою пользу. И если он отдал столько, значит, меня обманули и в предыдущем месяце. К тому же он ведь отдал не свои.

Спустя десять минут я покидаю редакцию счастливой обладательницей семнадцати тысяч шестисот рублей. Сумма не ахти какая, но почему-то я чувствую себя миллионершей.

Разумеется, все мои проблемы напрочь забыты. Когда впереди поход по магазинам, кто будет думать о проблемах?

Уж точно не я…

В «Атриуме», как всегда, полно народа.

Здесь его всегда много. И утром, и днем, и вечером особенно. И даже ночью.

«Атриум» — это торговый комплекс на площади перед Курским вокзалом. От нашего дома — десять минут пешком или пара минут на машине. Здесь три этажа магазинов и кафе плюс кинотеатр. И еще здесь есть «Арбат-Престиж», где периодически продают по сниженным ценам хорошую косметику и парфюмерию. И круглосуточный «Седьмой континент».

Впрочем, сегодня я решила обойти все местные заведения. Время есть, почему бы не прогуляться? В результате я приобрела два миленьких купальника. Раз уж мне все равно надо начинать новую жизнь и много работать, пора и начать ходить в бассейн, куда я давно собираюсь. А ходить туда изо дня в день в одном и том же купальнике как-то нехорошо, согласны?

Да, еще я приобрела новые очки. Вообще-то я предпочитаю контактные линзы, но не купить очки от Тьерри Мюглера всего за каких-то двести долларов — это, извините, преступление. Тем более что мне прямо на месте вставили затемненные стекла. Дизайнерские темные очки — это моя слабость, у меня их шесть штук (но седьмые совсем не помешают).

Новые ботиночки «Балдинини», которые я купила в одноименном бутике, стоили всего сто шестьдесят у.е. Просто копеечная цена. Особенно когда знаешь, что прежде они стоили вдвое больше. Тем более что обувь — моя слабость. Конечно, теперь мы нищие и должны жить экономно, но мои семнадцать тысяч шестьсот рублей до сих пор при мне. Чудеса, правда?

На самом деле, если быть честной, никаких чудес тут нет. За сделанные покупки я расплатилась карточкой, на которую мне переводят зарплату. Поскольку я пользуюсь ею редко, полагаю, что на ней накопилась довольно приличная сумма. Которой, более чем, хватит еще и на подарок мужу.

Пока я не знаю, что ему куплю, но точно что-нибудь дорогое и очень красивое. Все-таки у нас годовщина. А к тому же я хочу, чтобы он понял, что я его люблю точно так же, как и раньше. И друзья нашей жизни никак не мешают.

Ой, нет, я соврала. От семнадцати шестисот осталось чуть меньше семнадцати. Я припарковалась не у «Атриума», а на противоположной стороне (около него все равно никогда нет мест, а к тому же периодически рыщут хищные эвакуаторы), и в переходе приобрела для себя чулки в сеточку для сегодняшнего маскарада и заодно две пары колготок. И купила ребенку три диска с компьютерными играми. Если уж радовать себя, надо радовать и остальных. Хотя и не знаю, понравятся ли ему эти игры. Ничего, в крайнем случае обменяется с кем-нибудь в школе.

Полагаю, что если я потрачу еще рублей двести на чашку кофе и кусок торта в уютном кафе посреди торгового центра, наше финансовое положение не сильно пострадает. А я заслужила передышку. К тому же мне надо подумать над тем, что подарить мужу. Правда, сладкое я не ем, но иногда могу его себе позволить. Например, порцию тирамису.

Тирамису, как всегда, великолепен, кофе горяч и крепок. Что же мне подарить мужу, как вы думаете? У него есть прекрасная монблановская ручка, часы «Радо», портфель «Хьюго Босс», зажигалка «Данхилл», пепельница «Давидофф». Два золотых кольца с бриллиантиками (третье он точно носить не станет). Золотой браслет на запястье. Итальянский крестик оригинальной формы. Вот и гадай, что дарить такому человеку.

Запонок он не носит. Галстуков у него много, да они ему и ни к чему. Да это и слишком дешево, мне надо что-нибудь долларов за пятьсот. Наверное мне придется в следующий понедельник проехаться по этим самым «Хьюго Боссам» и накупить ему много всего. Новый халат, еще одну пижаму, что-нибудь такое. Хотя хотелось бы, конечно, что-то пооригинальнее. Может, золотую сережку с бриллиантом?

Идея кажется мне блестящей. Конечно, Игорь — настоящий мужчина. Но разве мужчины не носят сережек? По-моему, это вовсе не прерогатива секс-меньшинств. Конечно, подарок его смутит. Но я докажу ему, что с сережкой он будет выглядеть великолепно. К тому же он ведь свободный художник, и это будет прекрасным дополнением к его образу. Нет, действительно фантастическая идея.

Я настолько ею увлечена, что быстро доедаю тирамису, опустошаю чашку с кофе и отправляюсь по местным ювелирным. Цены здесь заоблачные, но в итоге я нахожу то, что хотела. Платиновые сережки с крошечными бриллиантиками, по виду вполне мужские, а к тому же уцененные. Стоят они, правда, девятьсот восемьдесят евро, но сейчас нельзя скупиться. Я свято верю, что мой подарок все изменит и все проблемы разом исчезнут. А на это не жалко никаких денег.

Ювелирный, разумеется, пуст, я тут единственная посетительница. Когда я указываю на сережки скучающей продавщице, она приходит в восторг и поет хвалы моему вкусу. Кажется, она и не надеялась, что я что-то выберу.

Я гордо протягиваю ей карточку, но тут возникает неожиданное затруднение. Если верить подлому аппарату, денег на карточке недостаточно. Продавщица смотрит на меня с подозрением (неужели ей кажется, что у меня нет жалких девятисот восьмидесяти евро?). Но по моему возмущенному лицу отчетливо видит, что виновата не я, а ее аппарат.

— Может, попробуете снять деньги в банкомате?

Я неохотно соглашаюсь. Почему, спрашивается, я должна терять время из-за каких-то неполадок с техникой? Банкомат, впрочем, тоже не в порядке. Он уверяет, что на моем счету всего три тысячи рублей. Конечно, я сегодня кое-что потратила, но никак не больше пятисот долларов (то есть ту зарплату, которую мне перевели на карточку вчера или сегодня). Но ведь должны были остаться прошлая и позапрошлая.

А может, и позапозапрошлая, я ведь очень давно ничего не снимала с карточки. Я же практически не трачу денег. Разве что на мелочи. Но мелочи ведь и стоят какую-то мелочь, уж простите за тавтологию.

Возвращаться в ювелирный и тем самым признавать, что на моей карточке нет денег, мне совсем не хочется. Хочется надеяться, что сережки до понедельника никто не купит. А в понедельник я разберусь с бухгалтерией и за ними приду.

Тем не менее, настроение немного подпорчено. Чтобы успокоиться, я захожу в «Арбат-Престиж». И буквально сразу натыкаюсь на мою любимую мюглеровскую туалетную воду. Сегодня будто специально для меня она продается со скидкой. Скидка не очень велика, рублей пятьсот, но я все-таки беру флакон. Мы ведь нищие и должны жить экономно, а это и есть самая настоящая экономия. Немного подумав, беру второй. Экономить так экономить. Я заодно прихватываю туалетную воду «Балдес-сарини» для мужа. Сегодня презенты получат все.

Кремы у меня, кажется, есть, но раз здесь они стоят дешевле, зачем упускать такую возможность? Карандаш для губ тоже пригодится (все равно тот, которым я пользуюсь сейчас, рано или поздно кончится). Лаков у меня огромная коробка, так что, пожалуй, я пройду мимо. Прихвачу только вот этот от «Буржуа». И заодно пару блесков для туб на будущее. И восхитительное французское мыло, пахнущее салатом. И гель для душа. И пену для ванны. И разные приспособления для маникюра и педикюра (конечно, у меня все есть, но эти такие оригинальные). И заодно шанелевскую пудреницу, коль скоро я хожу с шанелевской сумочкой. Да и пудра будет кстати.

Всего через каких-то полчаса я стою в очереди в кассу и удивляюсь тому, что магазинная сетка забита буквально доверху. Ведь я брала только мелочи, а они заняли так много места. И цифры, высветившиеся на кассовом аппарате, тоже меня удивляют. Пятнадцать тысяч семьсот десять. Наверное, меня с кем-то перепутали. Я же набрала максимум тысяч на пять, ну, может, на семь.

Просто поразительно. Берешь какую-то ерунду, а в итоге получается такая сумма. А теперь и на карточке пусто, и в кармане осталась тысяча рублей. Только на бензин. А ведь я ничего такого не купила.

Внезапно я вспоминаю, что карточкой я пользовалась в прошлом месяце (хотя совершенно не помню, за что я ею расплачивалась). Осталась только надежда на то, что на нее не успели перевести последнюю зарплату. Пятьсот долларов минус налоги — вполне хватит мужу на подарок. А потом сразу начнем экономить.

И не надо напоминать, что я собиралась начать это делать еще вчера. Скажем так — сегодня я прощалась с жизнью женщины, которая может позволить себе всякие мелочи. И прощание состоялось.

Правда, оно получилось чуть дороже, чем я рассчитывала. Но тут уж ничего не поделаешь…

В редакцию я приезжаю только в половине восьмого. Судя по доносящимся из подвала звукам, вечеринка уже в разгаре. Но я же должна была как следует рассмотреть все покупки? А сколько возни было с этим маскарадным костюмом! Да еще и поехала на метро, потому что тут все равно придется выпить хотя бы немного. А в нетрезвом виде я за руль не сажусь. Принципы, знаете ли.

В шкафу в кабинете висит знакомое бежевое пальто. Значит, мой супруг уже здесь. Уехал куда-то еще утром, ни разу мне не позвонил, его мобильный не отвечал, я волновалась, а он приехал в редакцию, даже меня не предупредив. А я, между прочим, потеряла почти весь день, выбирая ему подарок. И едва-едва его не купила.

В подвальчике висит дым и ужасно громко играет музыка. Акустика здесь такая, что легко оглохнуть. Разговаривать можно только стоя лицом к лицу, иначе ничего не слышно. Бармен Толик разливает пиво, на голове у него островерхий шлем. В таких в кино воевали в Первую мировую прусские офицеры. Видимо, так он участвует в карнавале.

Народа в подвальчике куча, но своего мужа я вижу сразу. Он, как всегда, сидит за стойкой и беседует с главным редактором и Ванечкой. И пьет пиво, разумеется. Дождаться меня он, конечно же, не мог.

— А вот и прекрасная половина. Растрясла меня сегодня как лоха. А чья школа?

Главный улыбается, но немного криво. В руках у него бутылка водки, которую он наклоняет над Ванечкиным стаканом (не забывая, естественно, и себя). Муж поворачивается ко мне. По его глазам видно, что бокал пива, который он пьет, далеко не первый.

— Извини, мобильный разрядился…

— А я, между прочим, волновалась…

Я жду, когда он скажет мне, где он был. Но он почему-то не говорит.

— И давно ты здесь?

— С четырех. Поехал по делам, там задержался, решил, что возвращаться домой уже не стоит. К тому же я думал, что ты на работе…

Заботливый Толик ставит передо мной высокий пластиковый стакан. В принципе пиво — не мой напиток, тем более «Невское». Но французского вина мне здесь не дадут, а водку я не пью вообще. Значит, сойдет и пиво.

— Начало конкурса костюмов! — истошно вопит наш генеральный директор, незаметно подкравшийся к стойке и ухвативший микрофон, подключенный к динамикам. — Участникам записаться и приготовиться…

Я так и не выяснила, где был Игорь, но мне пора исчезать. Муж поворачивается к Ванечке, и я улетучиваюсь. Ему не надо знать, что его ждет сюрприз.

На переодевание и дополнительный макияж уходит всего полчаса. Но когда я снова появляюсь в подвале, мужа уже не видно. Наверное, отошел в туалет.

— Как записать? — Генеральный директор рассматривает мой наряд. — Девушка из высшего общества?

Девушка из высшего общества в высоких сапогах, чулках в сеточку, кожаных шортах и кожаном топике? Странное у него представление о высшем обществе.

— Аннет с пляс Пигаль, — сообщаю я. — Лучшая куртизанка Парижа.

Судя по нахмуренным бровям, слово «куртизанка» ему явно незнакомо, но он все же кивает. А теперь можно разглядеть моих конкурентов.

Их, к счастью, немного. Володя из отдела информации в кофте с натянутым на голову капюшоном и глазами, обведенными чем-то черным. Во рту — игрушечная вампирская челюсть. Вполне хэллоуинский типаж. Его коллега Света, молодая девица высокого роста и с пышным бюстом, почему-то в ночной рубашке и в тапочках. Что это означает, я не в курсе. Художник Витя в ботфортах и белой рубашке с кружевным воротничком, на глазу повязка. Полагаю, что это костюм пирата.

Невысокая женщина лет сорока (не знаю, как ее зовут, но она, кажется, из отдела рекламы) в беретике и с корзинкой в руках. В корзинке — несколько искусственных цветков. Все понятно, цветочница (хотя что делать цветочнице на Хэллоуине?). Кто-то в маске черта и с когтями на пальцах — какая-то нечисть. Кажется, из отдела спорта. Вот, в общем, и все. Негусто, признаться.

Желание участвовать в конкурсе почему-то пропадает. Генеральный директор объявляет, что победитель или победительница получат бутылку «лучшего Шотландского виски». На барной стойке тут же появляется гигантская бутыль «Уайт хорс». Лучшим его назвать нельзя, мой муж вообще пьет только ирландский, я к виски не притрагиваюсь. А к тому же я не уверена, что мне удастся занять первое место. Быть среди проигравших совсем не хочется.

— Итак, представляю участников! — Слово «участников» генеральный директор выговаривает с трудом (похоже, для него праздник начался как минимум пару часов назад). — Д’Артаньян, Децл, покойница, партизанка, пляс Пигаль и оборотень!

Художник пытается возражать, что он пират, а не д’Артаньян. Вампир Володя с трудом двигает игрушечной вампирской челюстью и неразборчиво бубнит, что он совсем не Децл. Света обиженно выкрикивает, что она не покойница, а привидение. «Партизанка», которую я приняла за цветочницу, негромко шепчет, что она вообще-то Красная Шапочка. Оборотень требует, чтобы его называли сатаной.

Лично я могу лишь заметить, что пляс Пигаль — это улица, но этого не делаю. По команде генерального снова начинает орать музыка. Он все равно ничего уже не услышит. А и услышит, вряд ли поймет.

Мы неуверенно топчемся вокруг столба, держась за руки. Абсолютно идиотское ощущение. Потом каждому предлагается выбрать музыку и продефилировать по центру подвальчика, как по подиуму. Я вызываюсь первой и прошу поставить что-нибудь французское. Мне ставят Джорджа Майкла. Логика не совсем ясна. Впрочем, Джордж Майкл наверняка хоть раз был в Париже.

Я осуществляю свой проход, помахивая сумочкой, отчаянно виляя бедрами и стреляя глазами по сторонам. Признаюсь, что чувствую себя полной дурой. Особенно когда генеральный во всеуслышание сообщает собравшимся, что им предстоит выбрать «самый страшный Хэллоуин». Вряд ли стоить ему объяснять, что Хэллоуин — это праздник, а не персонаж, и титул самой страшной меня абсолютно не радует. К тому же я не знаю, где мой муж.

Муж наконец обнаруживается в дальнем углу подвальчика. Он о чем-то дискутирует с Ванечкой и пьет пиво. А потом прямо на моих глазах достает из кармана пиджака хорошо знакомую мне фляжку и к ней прикладывается. Эту фляжку подарила ему я. Купила в бутике «Берберри», между прочим. И я отлично знаю, что в ней.

Нет, вы не угадали. Вовсе не кока-кола. В ней ирландский виски «Бушмиллз», который мой муж запивает пивом. Замечательная идея.

— Может быть, ты наконец пообщаешься со своей женой?

— Почему нет? — Муж отходит со мной к стойке, залезает на свободный табурет и подмигивает бармену, уже подающему ему еще пива. — О, какой наряд!

— Я решила поучаствовать в конкурсе и думала, что ты будешь с удовольствием меня рассматривать, — сообщаю я все тем же холодным тоном. — Так как тебе мой костюм?

— Потрясающе…

Продолжить разговор нам, разумеется, не удается. Мешает Семен Иванович, ведущий фотограф нашей газеты. В редакции все называют его по имени-отчеству и произносят их очень уважительно. Насколько я знаю, Семен Иванович не относится к известнейшим фотографам города Москвы, но в редакции он появляется нечасто, ходит по коридорам с исключительно гордым видом и дверь в кабинет главного редактора открывает ногой.

Говорят, он в хороших отношениях с учредителями и по их просьбе работает еще на несколько издаваемых ими газет и журналов. Со мной он, впрочем, всегда очень вежливо здоровается (хотя за полтора года мы не обмолвились и парой слов).

— Игорь! — Семен Иванович широко раскрывает объятия и заключает в них моего мужа. Я, признаться, удивлена, потому что никогда ничего не слышала об их крепкой дружбе. — Вспоминал тут тебя. Ну ты мужик! Настоящий мужик!

Семен Иванович отпускает мужа, стискивает двумя руками его кисть, а потом подносит ее к губам и впивается в нее поцелуем. Я в шоке. Игорь, кажется, тоже. К счастью, все увлечены созерцанием конкурсантов и конкурсанток. Иначе могли бы подумать черт знает что.

— Не, как ты его, а? — Семен Иванович разражается громким смехом, и я понимаю, что он пьян. — Красавец!

Фотограф поворачивается к бармену. Муж, воспользовавшись этим, быстро отходит в сторону. Семен Иванович пару минут с удивлением смотрит на его пустой стул. Похоже, ему кажется, что муж испарился. Сколько же он выпил, хотела бы я знать?

— Повезло тебе с мужем! Вот это мужик!

Я совершенно ничего не понимаю, и, наверное, это видно по моему лицу. Семен Иванович охотно пускается в путаные объяснения. Речь, кажется, идет о том, что, когда мой муж только пришел в газету, ответственный секретарь, не знавший, с кем имеет дело, высказал что-то про его материал. А мой супруг вежливо предложил ему пойти прогуляться около редакции и побеседовать тет-а-тет.

Ответственный секретарь смутился и поспешно удалился по неотложным делам. Семен Иванович, среди прочих присутствовавший при разговоре, был настолько впечатлен, что не в состоянии забыть эту сцену и два года спустя.

Что ж, история вполне в стиле моего супруга. Я не удивлена. И теперь становится ясно, почему ответственный секретарь меня не любит.

Когда Семен Иванович наконец меня покидает, предварительно издышав перегаром, я замечаю, что конкурс уже закончился и начались танцы. Нетанцующий Игорь преспокойно танцует с цветочницей (она же Красная Шапочка, она же партизанка), которая виснет на нем и что-то ему рассказывает. Просто блестяще! Не сомневаюсь, что это она его пригласила, но мог бы и отказаться. В конце концов, рядом жена, которой тоже нужно внимание.

Танец заканчивается, но партизанка вцепилась в Игоря и явно не желает его отпускать. Кажется, мне пора предъявить на мужа свои права. Но тут передо мной вырастает наш завотделом информации.

— Не откажетесь со мной потанцевать?

Нет, я не отказываюсь. Мой Игорь развлекается с другой женщиной, так что же мешает мне согласиться на танец с другим мужчиной? К тому же весьма любезным. И абсолютно трезвым.

Партнер держит меня так, словно я сделана из фарфора. Интересно, он меня стесняется или он такой со всеми женщинами? Мог бы посильнее прижать к себе. Это, в конце концов, танец. И почему он все время озирается по сторонам?

— А ваш муж… Он не против?

— А почему он должен быть против? — Я кокетливо закатываю глаза (наверное, этому способствует мой наряд). — Или вас смущает, что я замужем?

Партнер начинает неуверенно мяться.

— Да нет, но он же у вас такой… Опасный человек, одним словом…

— Вообще-то мой муж не ревнив, — замечаю я. — А с чего вы взяли, что он опасен?

— Ванечка рассказал. — Мой партнер явно чувствует себя неуютно. — Говорит, ваш муж много лет занимался каратэ и нрав у него крутой. Чуть что — сразу бьет…

Ну вот, второе открытие за один вечер. Теперь ясно, почему местные мужчины заигрывают со мной так опасливо. Игорь действительно человек жесткий, несмотря на свою сдержанность и вежливость, и я бы никому не советовала его задевать. Однако он вряд ли способен избить кого-то просто за попытку заигрывания с его женой. Он отлично знает, что женщине необходимы знаки внимания. И что более верной жены, чем я, не найти.

— Не беспокойтесь, Андрей, — успокаиваю я. — Вы вполне можете пригласить меня еще на один танец…

Но кажется, Андрей уже сожалеет о том, что меня пригласил. И, откланявшись и снова оглядевшись, поспешно исчезает. Просто замечательно! Муж отпугивает от меня мужчин, а сам уже минут двадцать топчется с этой чертовой партизанкой! Что он в ней нашел, интересно? Старая некрасивая тетка с обвисшим телом, а рядом — молодая, эффектная и суперсексуальная жена.

Бармену скучно, и он заводит со мной разговор, подливая мне пиво. Правда, музыка орет так, что я толком ничего не слышу. Разбираю только, что он в свое время учился в МГИМО. Никогда не слышала, чтобы там был факультет барменов.

Народ гуляет вовсю. Сергей Сергеевич уже пошатывается. Когда он предлагает мне потоптаться под группу «Ленинград», я начинаю опасаться, что он упадет и увлечет меня за собой. Но главный редактор с честью выдерживает испытание. Муж тем временем наконец возвращается к стойке. Нет, не ради меня. Ради пива.

— Соблазнял свою новую подругу? — Я делаю вид, что мне смешно.

— Скорее, она меня. Несла какую-то ахинею про то, что обожает заниматься сексом на люстре.

Я просто вне себя. Да как она посмела?!

— И что ты сказал? — уточняю на всякий случай.

— Да ничего. Она просто пьяна.

Партизанка, опершись на колонну, нагло рассматривает моего мужа.

— Что ж, не буду тебе мешать. Ты вполне можешь с ней развлечься…

— Спасибо. Непременно этим воспользуюсь…

От досады я поспешно допиваю стакан и беру следующий. Я, конечно, знала, что он пользуется успехом у местных женщин. И при мне его приглашают танцевать не в первый раз. Но сегодня я реагирую на это особенно остро. Потому что раньше я в нем не сомневалась, а вот сейчас все обстоит с точностью до наоборот. И я до сих пор не в курсе, где он пропадал сегодня весь день.

— В издательстве, разумеется. — На лице у мужа появляется удивление. — Где я еще мог быть?

Я пожимаю плечами. Пусть он поймет, что я совсем не уверена, что он был именно там. Что я уже вообще ни в чем не уверена.

— И что ты там делал?

— Отвозил перевод. — Муж усмехается, словно вопрос кажется ему глупым. — Утром закончил и сразу решил отвезти. Зашел к главному редактору, хотел с ним поговорить. А он собирался поехать пообедать, позвал с собой. Пока поговорили, пока поели, пока вернулись обратно…

— И о чем же вы так долго разговаривали?

Интересно, почему из него надо все вытаскивать?

— Гонорар будет на следующей неделе. — Муж почему-то меняет тему. — В среду или в четверг. Но раз ты сегодня получила деньги, на твои расходы тебе, наверное, хватит…

Не стоит говорить ему, что зарплаты больше нет. По крайней мере я рада, что мы теперь не нищие. Гонорар, конечно, не так чтобы очень велик, но если учесть, что муж обычно делает перевод за месяц (точнее, делал раньше), на жизнь этого вполне хватает. Тем более что он наверняка сразу получит аванс за следующий перевод. Ну вот, а я огорчалась, что все потратила.

На душе сразу становится спокойнее. Не из-за денег, конечно. Просто теперь все очевидно. Я знаю, где он был, и я понимаю, почему он прихватил с собой фляжку.

— Поздравляю с окончанием работы, милый. Теперь немного отдохнешь или сразу сядешь за следующий перевод?

Муж медлит с ответом. А потом достает из кармана фляжку и делает глоток виски.

— Пока не знаю. Возможно, с переводами покончено…

— И что это означает, хотела бы я знать?

— Это означает, что, возможно, мне пора заняться чем-то другим. Главный редактор долго уговаривал меня остаться. Я сказал, что подумаю. Ты ведь все равно не даешь мне спокойно работать…

Я делаю вид, что этого не слышу. Ни к чему сейчас развивать эту тему (тем более что муж нетрезв и, значит, не так сдержан, как обычно). А я совсем не хочу, чтобы он начал оскорблять наших друзей.

— И что же ты будешь делать?

— Посмотрим. — Он, как всегда, лаконичен. — Надо подумать. Извини, схожу в туалет…

Стоит ему выйти, как меня начинают наперебой приглашать осмелевшие под воздействием спиртного мужчины. Я, впрочем, тоже опьянела. Когда наконец через час я освобождаюсь, то спохватываюсь, что давно не видела своего супруга. Партизанка-цветочница тоже отсутствует, и мне это не нравится.

Ну что за глупости? То, о чем вы подумали, просто смешно. Но признаюсь, что я тоже об этом подумала. Тем не менее, в кабинете мужа нет. Хотя при желании он может заняться с ней сексом в любой комнате.

Еще через полчаса, прикончив восьмой или девятый бокал, я наконец замечаю Игоря. Он сидит в дальнем от меня углу вместе с Ванечкой и Светой-привидением. А я-то думала, кому это она раз в пятнадцать минут носит пиво.

Ванечка дремлет. Грустное привидение, не снявшее своей ночной рубашки, имеет наглость периодически накрывать руку Игоря своей. А муж на моих глазах дает ей глотнуть из своей фляжки. Это уже чересчур, на мой взгляд. Но идти к ним и устраивать скандал не в моих привычках. Даже если я выпью все имеющееся здесь спиртное.

Но я все же подойду. Просто посмотрю, как там мой муж.

— Милый, я надеюсь, ты не пристаешь к Свете?

Света смотрит на меня с испугом. Похоже, в редакции слишком буквально воспринимают истину, согласно которой муж и жена — одна сатана. Наверное, они считают, что раз уж муж научил меня, как выбивать деньги из главного редактора, то заодно обучил и нескольким смертоносным приемам. Один из которых я сейчас как раз продемонстрирую на Свете. Все равно генеральный уже записал ее в покойницы.

— Нет, я пристаю к пиву…

Ванечка просыпается и пьяно хихикает. Даже привидение позволяет себе совсем не призрачную улыбку. Я отхожу, кипя от гнева.

Сергей Сергеевич слабеет на глазах, и его шофер буквально вытаскивает начальственное тело из подвала. Генеральный директор пока держится и обещает вот-вот подвести итоги конкурса. Мне кажется, что я отчетливо слышу смех своего мужа, и это меня бесит.

Впрочем, перебравшийся за стойку Ванечка на какое-то время отвлекает меня от невеселых мыслей. Просто потому, что я очень напряженно вслушиваюсь в вылезающую из его рта кашу и пытаюсь понять, что он говорит. Через какое-то время Ванечка безнадежно машет рукой. То ли он осознал, что у него проблемы с произношением, то ли счел меня глухой идиоткой.

Около двенадцати ночи генеральный директор наконец оглашает мнение жюри (плохо представляю, кто в него входил и как эти достойные люди смогли высказать какое-то мнение после такого количества спиртного). Тем не менее, выясняется, что победу одержала пляс Пигаль, то есть я. Единственное приятное событие за весь вечер. Света-привидение начинает чересчур громко мне аплодировать. Муж с обычной сдержанностью касается ладони ладонью.

К часу ночи в подвале остается человек десять. По неписаным правилам вечеринка продолжается до тех пор, пока не упадет последний боец. Муж, естественно, снова куда-то исчез. Я наконец понимаю, что я пьяна, и категорически отказываюсь от попыток немедленно всучить мне выигранную мной гигантскую бутыль виски. Бармен настаивает, уверяя, что в противном случае ее кто-нибудь выпьет.

Не вижу вокруг никого, кто был бы способен это сделать, но тем не менее, тащу ее наверх в кабинет. В кабинете темно, но стоит мне включить свет, как я обнаруживаю там мужа и Ванечку. Ванечка спит на своем рабочем месте. Муж задумчиво сидит за бывшим своим, а теперь моим столом и прикладывает к губам фляжку.

— И о чем ты тут так сосредоточенно размышляешь?

— О том, как жить дальше…

— И как же мы будем жить дальше?

— Насчет тебя не знаю — это решать тебе. Насчет себя я пока думаю…

По-моему, это уже чересчур. Но муж отказывается вступать в дискуссию и уходит вниз.

Когда мы покидаем редакцию, на часах уже начало третьего. Я на Ленинградке с поднятой рукой, муж с удивлением рассматривает бутылку, которую вызвался нести. А потом разжимает руки и с интересом смотрит, как она бьется об асфальт.

— И зачем нам такое дерьмо? — спрашивает он философски.

В другой ситуации я бы от души посмеялась. Но не сегодня. К тому же чертов виски залил мои сапоги, и дома теперь будет пахнуть, как на водочном заводе.

Усевшись в такси, муж тут же отключается. Таксист посматривает на него с некоторым опасением. Правда, стоит ему остановиться у нашего подъезда, Игорь тут же открывает глаза, сует водителю двести рублей и довольно легко выбирается из машины.

Моя пьяная попытка примирения ни к чему не приводит. Муж раздевается, заходит в свой кабинет, наливает себе порцию виски и садится за стол. На мое предложение посидеть вместе с ним он сообщает, что ни о чем говорить ему не хочется. Я язвительно советую ему не спалить квартиру и удаляюсь спать.

Перед тем как упасть на кровать и отключиться, я замечаю, что у меня мокрые глаза. Наверное, я выпила слишком много пива и оно теперь просится наружу. Хотя и весьма странным образом…

8

«Милый, я поехала на дачу. Позвоню, как только приеду. Буду скучать. Целую. Твоя А.».

Я перечитываю написанное и решительно комкаю записку. И вырываю из блокнота новый листок.

«Я на даче, будет настроение — звони». Так-то получше. Он вчера весь вечер любезничал с какими-то бабами, а тут «милый», «целую», «буду скучать». Нет, это уж чересчур. А теперь в самый раз. Информативно и сухо. И пусть подумает, почему я написала именно так.

И этот листок безжалостно искомкан. В конце концов, я ведь не знаю, о чем он там с ними беседовал, и не уверена, что инициатива исходила от моего мужа. Партизанка, насколько я видела, вцепилась в него сама. К тому же он вчера наконец-то закончил перевод, на радостях выпил лишнего, чересчур расслабился. Конечно, все равно он вел себя неправильно. Но все же лучше написать что-нибудь помягче.

«Поздравляю с окончанием перевода. Еду на дачу. Будет настроение — звони. А.». А лучше «Целую. А.». В конце концов, для людей, столько лет проживших вместе, «целую» — это нечто вроде «привет», «доброе утро» или «приятного аппетита».

Самочувствие омерзительное. Видимо, я вчера перебрала пива. Усилием воли заставляю себя одеться и напоследок заглядываю в спальню. Муж спит сном праведника, хотя на часах уже одиннадцать. Ничего, через полчаса он встанет, примет душ и сядет за новый перевод.

Разумеется, он не будет менять свою жизнь и искать себе работу. Ведь ему так нравилось сидеть дома и переводить. Наверное, он сказал так специально (чтобы упрекнуть меня за то, что мы слишком много общаемся с друзьями). Все-таки когда человек нетрезвый, сложно понять, что у него в голове. Да, я сужу в том числе и по себе, вы угадали.

Пока машина прогревается, я гоню прочь мысли о вчерашней вечеринке и пытаюсь думать о чем-нибудь другом. Например, о том, что на следующей неделе у нас годовщина знакомства. А денег на подарок у меня нет.

Кажется, вчера в конце вечера я пыталась у кого-то выяснить, когда переведут на карточку последнюю зарплату. И мне сказали, что ее перевели еще в четверг. Значит, вчера я потратила все. Покупать подарок мужу мне не на что. Нет, мысль определенно не лучшая, надо найти другую. А с деньгами на подарок все как-нибудь решится. Может, Игорь раньше получит гонорар. В крайнем случае займу денег у мамы.

Ужасно хочется вернуться домой и забраться в постель. Но я еще в начале недели пообещала, что на выходные приеду на дачу. Просто пообщаться. Без какой-либо цели. По идее муж должен был ехать со мной. Но когда я попыталась его разбудить, он сонно заявил, что не надо его беспокоить. Обидно, но что тут поделаешь?

Я засовываю в рот жевательную резинку на тот случай, если остановит милиция. А то дыхнешь на них, им тоже захочется пива, и на дорогах начнут образовываться пробки. Нехорошо. Надо проявлять сознательность.

На всякий случай вылезаю из машины и осматриваю ее. Колеса вроде не спущены, стекла целы, новых вмятин не появилось. Правда, сложно разобрать, какого цвета она была изначально. Но это не моя вина. В центре с автомойками жуткие проблемы (а ехать на окраину и потом вернуться к дому на заново забрызганной машине не хочется).

Тем более я знаю, какой у нее цвет. «Тиволи», то есть нежно-голубой. Прагматичный папа настаивал на черной. Но я, по совету мужа, выбрала именно эту. Игорь сказал, что черный — чересчур деловой, а я прежде всего женщина. И еще какая. А «Тиволи» — это как раз для меня.

У вас есть сомнения? Тогда произнесите это слово. Нет, не так сухо. И с чем оно у вас ассоциируется? У меня — с восхитительной сексуальной блондинкой, то есть со мной. С омерзительно пахнущим, но так сладко тающим во рту французским сыром. С нежным супом-пюре. С невероятно вкусными соусами.

И с пороком, конечно. О чем еще думать восхитительной сексуальной блондинке, отведавшей супов-пюре и сыра? Только о чем-нибудь очень и очень стыдном. И я имела в виду вовсе не еще одну порцию супа и сыра, а десерт. Такой очень своеобразный десерт. Впрочем, это не важно.

До дачи ровно сорок пять километров. По выходным на это уходит порядка тридцати минут. Давно мечтаю как-нибудь побить собственный рекорд, но в таком состоянии делать это ни к чему. И я неспешно трогаюсь с места, прекрасно зная, что через десять минут забуду о похмелье и буду гнать с максимальной скоростью. Привычка, что тут поделаешь.

Объем двигателя моей маленькой «пежо» — всего 1.4. Для окружной и пустых трасс этого, конечно, маловато (хотя сто двадцать она развивает без проблем). Но ездить на ней по городу — одно удовольствие. Маленькая, верткая, юркая. Вот и сейчас я ловко обхожу троллейбус, слегка его подрезаю и вписываюсь в поворот как раз в тот момент, когда стрелка гаснет. И естественно, натыкаюсь на гаишника.

Помните тот замечательный анекдот про то, как по трассе летит «шестисотый» «мерседес», а на дорогу один за другим выскакивают машущие жезлами гаишники, пытающиеся его затормозить? Жутко смешно, правда? Особенно концовка, в которой «мерседес» наконец встает, из него с трудом вылезает пьяный водитель и орет: «Ну и надоели вы мне, продавцы полосатых палок!» Я от них, признаться, тоже не в восторге. Тем более что один из них сейчас будет пытаться продать свою полосатую палку мне.

— Нарушаем? — Милиционер немолод и угрюм. — Документы…

На обворожительную улыбку у меня сейчас нет сил. Я молча протягиваю ему книжечку, в которой лежат права, и искоса за ним наблюдаю. У меня очень хитрая книжечка (сделанная по совету папы). Открываешь ее, а на первой страничке папино фото в генеральской форме. Права уже на второй. Машина, кстати, тоже оформлена на папу (дабы ни у кого не возникло желания заподозрить меня в угоне либо попробовать ее эвакуировать).

Гаишник раскрывает книжечку и с удивлением всматривается в папино фото. А потом переводит взгляд на меня. Кажется, он пытается понять, почему я на фотографии такая странная. Или почему папа загримировался под женщину и в таком виде сел за руль. Наверное, у гаишника вчера тоже была корпоративная вечеринка. Но полагаю, что он выпил больше, чем я.

— Счастливого пути!

Как приятно услышать добрые слова и теплые пожелания. Правда, я подозреваю, что он произнес это не совсем искренне (ведь от него уплыл верный штраф). Я ему сочувствую, но мне еще хуже. Мне не хватает на подарок мужу девятисот восьмидесяти евро. Нет, скорее девятисот пятидесяти (все-таки от вчерашнего гонорара у меня еще кое-что осталось). Правда, расскажи я это гаишнику, он огорчился бы еще больше.

Хотя чего я, собственно, зациклилась на этих сережках? Ведь нет никакой гарантии, что мужу понравится моя идея. Хотя тогда я смогу носить их сама.

Нет, не подумайте про меня ничего плохого. Я, конечно, понимаю, что, с одной стороны, мысль не очень красивая. Но представьте себя на моем месте. Я покупаю мужу сережки за бешеные деньги, а они ему не нравятся. И что теперь, выбрасывать?

Впрочем, все равно таких денег у меня нет и уже не предвидится. Да и большой вопрос, есть ли у мужа деньги на подарок мне. И что он мне вообще подарит, с его-то нынешним настроением.

С этой мыслью я паркуюсь у забора дачи. Впереди у меня еще два дачных дня, чтобы как следует все обдумать. Что тут, собственно, еще делать?

Похоже, я приехала на дачу не в самое удачное время. К счастью, сезон садовых работ уже прошел (и мне не надо вместе с мамой обрабатывать клумбы или сажать цветы). Но зато присутствует реальная опасность в лице папы.

Папа только что встал. Он выспался. Ему не надо ехать на работу, и он полон сил. Ничего более ужасного просто нельзя придумать.

Для начала папа просит разобрать те самые пресловутые мешки с одноразовыми носками и рубашками. Но уже через десять минут призывает меня в свой кабинет. Он купил какие-то новые колонки для компьютера, установил пару новых программ, а заодно ему пришла в голову блестящая идея (не в первый раз, сообщу вам по секрету) напечатать для всей семьи визитки. А мне предоставляется высокая честь участвовать в процессе в качестве зрителя.

Мама получает именные визитки с фотографией, на которой она только проснулась и не успела накраситься. Вместо должности указано ясно и лаконично — «бабушка». Ребенку вручается пачка визиток с должностью «внук», на фото его пухлая физиономия блестит от жира. Видимо, он был заснят в процессе общения с горячо любимой им курицей-гриль.

Для меня выбирается фото, на котором я пропалываю грядку и щурюсь от солнца. Посторонний человек вполне может принять меня за одноглазую бомжиху, забравшуюся в огород, чтобы украсть пару картофелин. Малоутешительная подпись гласит, что я садовод-любитель и меня нельзя беспокоить в период сбора редиски.

Мама вздыхает и разводит руками, ребенок с готовностью засовывает свои визитки в карман джинсов, я деланно улыбаюсь. Папа громко смеется. Все как обычно.

Далее меня усаживают перед альбомом с папиными деловыми фотографиями. На них папа в форме и в гражданском на фоне каких-то региональных пейзажей. Или просто во время общения с какими-то неизвестными мне людьми (чьи фамилии произносятся так, словно я обязана их знать). Кстати, альбом я видела неоднократно. Но напоминать об этом бесполезно.

Когда он наконец просмотрен, папа вспоминает, что у шкуры волка, которая лежит наверху, оторвался хвост. Кроме меня, пришить его, конечно же, некому. Ошивающийся поблизости ребенок тут же принимает озабоченный вид и исчезает. Сразу становится ясно, что хвост волку оторвал именно он. Мама пытается прийти мне на помощь и вызывается лично подлатать покалеченное животное. Ее никто не слышит.

Перед визитом к волку мне снова демонстрируется коллекция шкур и чучел (папе привозят их из дальних и ближних краев). Мама робко замечает, что я все это уже видела, но ее игнорируют. Все-таки она приезжает на дачу каждые выходные. А я — раз, максимум два в месяц. То есть я как бы человек новый, и мне можно показывать все, что угодно. Кто вспомнит, что я видела или не видела? А если и видела, так, может, уже забыла?

Папа сожалеет, что не приехал Игорь. Я же, наоборот, этому рада. Раньше он стоически выносил подобные испытания. Но кто знает, как бы он отреагировал теперь?

Из кухни доносится недовольный бубнеж моего ребенка. Насколько я могу разобрать, у него к бабушке серьезные претензии. Он позавтракал в полдесятого, с тех пор прошло уже два часа, а никто почему-то не собирается его кормить. Судя по хрумканью, второй завтрак ему выдают сухим пайком.

До пришивания волку ампутированного органа так и не доходит. Мы все же поднимаемся наверх, но волк уже забыт. Вместо этого папа предлагает мне забрать с собой несколько бутылок спиртного, от которого ломятся стеллажи. Я после некоторых колебаний выбираю «Курвуазье» и «Мартель».

Коньяк мы не пьем, но обижать папу отказом нехорошо. К тому же будет чем угостить Олега с Таней. Мы ведь должны их пригласить.

Замеченную мной бутылку с ирландским виски «Талламор Дью» (да еще и двенадцатилетней выдержки) я намеренно игнорирую. Мой муж и так пьет больше, чем нужно. Но папа помнит о его любви к виски, и, кроме «Талламора», я получаю еще и «Бушмиллз» (который мы как-то презентовали папе на какой-то мелкий праздник). Папа, разумеется, об этом не помнит, а напомнить я не решаюсь.

Попытка спастись, дабы пропылесосить и помыть машину, ни к чему хорошему не приводит. Папа вручает ребенку сто рублей и поручает сделать это ему. Я в ужасе. Отчетливо представляю, какой будет машина после его так называемых трудов. Ребенок готов взяться за двести, хотя ни разу не держал в руках пылесос.

Кстати, пылесос на даче очень мощный, но весьма допотопный. Рычит он так, что может крайне отрицательно подействовать на психику неподготовленного человека.

В конце концов, они сходятся на полутора сотнях, и ребенок убегает. Меня же засаживают смотреть какую-то новинку отечественного кинематографа, которую папа недавно приобрел. Я смотрю не в экран, а за окно. Предприимчивый ребенок привел двух солдат, которые усердно драят «пежо». Теперь в чистоте машины можно не сомневаться. Хотя этот юный кровосос наверняка заплатит им максимум половину от полученной суммы.

К счастью, папа не может долго сидеть на одном месте. Просмотр фильма прерывается на его середине. Впрочем, мне сообщают, что мы обязательно досмотрим его вечером (перспектива, скажу вам, крайне заманчивая). А сейчас нам надо съездить в «Рамстор», до которого всего километров сорок.

Ехать с папой в магазин — это стихийное бедствие. Но у меня нет выбора. Ребенок, естественно, увязывается за нами (он никогда не упустит возможности поживиться). Перед отъездом он дает солдатам указания закончить все к нашему возвращению. Судя по тому, что он знает их по именам, он нанимает их далеко не в первый раз.

В «Рамсторе» сразу становится ясно, что папе тут ничего не нужно. Тем не менее, он кидает в тележку все подряд. Ребенок, прекрасно знающий дедушкины привычки (извините, он не дедушка, а Серёня), тайком закидывает туда же то, что нужно ему. Три банки колы. Стопку красивых тетрадок. Аудиокассету, которую он все равно не будет слушать, потому что у него си-ди плейер. Пару дисков с компьютерными играми, с пяток небольших шоколадок и прочие приятные мелочи.

Я смотрю на него с укоризной, а он на меня с возмущением. Мол, все равно не ты платишь, какая разница?

Разумеется, папа ничего этого не замечает. Когда на кассе очередь наконец доходит до нас, ребенок вызывается лично складывать покупки в пакеты. Свои приобретения он откладывает отдельно. Очень предусмотрительный мальчик, ничего не скажешь.

На выходе папе на глаза попадается павильон мобильной связи. Папа покупает новый мобильный примерно раз в месяц и носит с собой как минимум три телефона. Надоевшие ему аппараты тут же вручаются желающим. У нас с мужем их уже целая коллекция. И это при том, что я к наворотам безразлична, а муж, как человек, работающий дома, мобильным вообще толком не пользуется. Зато ребенок каждый вечер гадает, с каким телефоном ему завтра идти в школу.

Папа заталкивает нас в павильон и разглядывает витрины. Как и следовало ожидать, пару минут спустя он уже расплачивается за очередной телефон. Я с интересом изучаю мобильный в форме пудреницы. Он кажется мне оригинальным, но цвет, увы, скучноват. Папа тут же покупает и его.

Ребенку кажется, что его несправедливо обделили. Он предлагает своему другу Серене приобрести ему новый «Сони Эрикссон» всего за каких-то пятнадцать тысяч. У этого мальчика все же неплохой вкус. Папа, естественно, отказывается. Он уверен, что делать дорогие подарки детям нельзя, это их портит (он не догадывается, что отданные нам дорогостоящие телефоны все равно попадают к ребенку).

Игорь-младший оскорблен до глубины души (но немного утешается, когда я отдаю ему свой прежний аппарат со сдвигающейся панелью). Весь обратный путь до дачи с заднего сиденья доносится неутомимое щелканье панели и чавканье. Видимо, разглядывание новинки требует сил, так что шоколадки приходятся кстати.

Увы, поездкой папа не удовлетворен. Не доехав пару десятков метров до дачи, он решает заскочить на рынок. Если учесть, что сам он ничего не готовит, я решительно не понимаю, что ему там надо. Папа, впрочем, и сам не знает. Но зачем-то приобретает целый мешок лука, несусветное количество капусты, горы чеснока, совсем неполезные для его желудка маринованные овощи и прочие сопутствующие товары. Багажник роскошной «ауди» до отказа забит всяким мусором. Зато папа доволен.

По пути с рынка он излагает мне свой последний план — приобрести новую машину. Специальную машину для поездок на рынок. Приезжать туда на представительской «ауди» кажется ему неудобным. Я, затаив дыхание, жду, что папа предложит забрать у меня «пежо», а мне купить такую же, только новенькую. Но, увы, у него совсем другая идея. Папе кажется, что для этих целей лучше подойдет «Ока».

Представляю себе, как он будет чувствовать себя в «Оке» после своей «ауди». Или даже служебной «БМВ». И ещё ярче представляю, как «Ока» и «ауди» будут смотреться рядом в гараже. Но папа, конечно, не представляет. Впрочем, план скорее всего пришел ему в голову только что, и он полностью утопичен.

По пути на дачу выясняется, что это не единственный из его планов. И мы все вчетвером идем осматривать соседний участок, на котором много лет никто не живет. Похоже, что папа решил его приобрести для нас с мужем. Я пытаюсь объяснять, что, если у нас будет желание жить за городом, имеющейся дачи хватит на всех (и еще останется масса места). Но это бесполезно. Мама за его спиной знаками показывает мне, что тему лучше не развивать. Так есть шанс, что завтра папа о ней забудет.

Искренне на это надеюсь. Дело даже не в деньгах, в которые обойдется строительство нового дома, ибо старый вот-вот развалится. Но в том, что, если мы тут поселимся, папа тоже переберется сюда, потому что в одиночестве ему скучно. И в чем тогда суть?

Тем более что мужу эта идея совсем не понравится. Он, конечно, хорошо относится к моим родственникам. Но не настолько, чтобы жить с ними под одной крышей даже два дня в неделю.

Потом папа удаляется в кабинет, ему срочно надо кому-то позвонить. Мы с мамой вдвоем перетаскиваем из багажника мешки. Ребенок требует за помощь денег и соглашается посодействовать бесплатно, лишь когда я угрожаю все рассказать Игорю-старшему. Угроза действует. Мы с мамой таскаем мешки и пакеты, а он скачет вокруг нас и указывает нам путь. Излишне говорить, что мы обе, к счастью, не слепые. А на улице еще светло.

После обеда папа отправляется немного поспать (предварительно напомнив мне, что я должна буду досмотреть фильм). Тем не менее, когда он удаляется, я перевожу дыхание. Мама глядит на меня с сочувствием и сообщает радостную весть. Завтра папа тоже никуда не уезжает по делам, плюс ко всему к нему должен приехать на шашлыки какой-то его коллега с женой.

Я с легкостью могу рассказать вам, что будет завтра. Сначала мы с папой поедем за шашлыком. Потом мама будет готовить всякие закуски, а я под папиным чутким руководством буду засовывать уголь в мангал, задыхаться от дыма и нанизывать мясо на шампуры. Потом приедут гости и папа проведет их по дому и участку (даже если они тут уже неоднократно бывали). Потом он покажет им свои альбомы, свою новую фотокамеру, свой новый принтер и т. п. и т. д. Если жене коллеги повезет, она ускользнет на кухню, дабы помочь моей маме.

Показ, естественно, затянется, угли перестанут тлеть, и мне придется все начинать заново. Потом я буду метаться между кухней (ведь мое присутствие за столом жизненно необходимо) и мангалом. Папа выпьет пару рюмок водки и расскажет гостям неоднократно слышанные мной истории про свои командировки (и наизусть заученные мной анекдоты). Потом мама начнет убирать грязную посуду, а ребенок вызовется помочь мне относить готовые шампуры. После транспортировки первой партии он исчезнет. У него возникнет потребность в дегустации мяса.

Мне его дегустировать не придется. Когда я, пропахшая дымом и больше напоминающая очень большой кусок шашлыка, наконец вернусь на кухню, обед подойдет к концу. А папа потащит всех пострелять из пневматического пистолета. Стрелять обязаны будут все, включая женщин и детей.

Если соседям, птицам и домашним животным, находящимся на расстоянии дальности выстрела, повезет, они останутся в живых. Пару месяцев назад мой ребенок умудрился выбить окно того самого заброшенного дома, который мы сегодня изучали на предмет покупки. Прошу отметить, что дом находится метрах в пятнадцати слева от мишени.

Затем придет черед мытья новой порции грязной посуды, а потом мне пора будет уезжать. Делать уроки на понедельник заранее, то есть сегодня, мой ребенок наотрез отказывается. К тому же мыться на даче ему якобы неудобно, он предпочитает лежать в ванне, а не стоять под душем. И потому после двух дней пребывания на природе напоминает долго лежавшую в земле картофелину, обросшую комьями.

В общем, не выходные, а, выражаясь барменскими терминами, множественный оргазм. Так назывался коктейль, про который я как-то читала. Впрочем, там был напиток и покруче — «кричащий множественный оргазм». В моем случае это более точное определение.

Оргазм, разумеется, будет чисто психологическим. А крик — безмолвным. Но тем не менее, очень и очень громким.

Честно скажу, что я очень люблю своих маму с папой и на даче всегда весело. Но, сама не знаю почему, в этот раз это смех сквозь слезы. Не плачу я лишь потому, что пребываю в состоянии похмелья, которое способствует полнейшему обезвоживанию организма.

После обильного маминого обеда я тоже совсем не прочь вздремнуть. Но ребенок заявляет, что я просто обязана поиграть с ним в футбол. На улице уже темно, я с трудом вижу мяч (не говоря уже о ребенке), но мои возражения не принимаются. В конце концов, он милостиво сообщает, что если я не хочу играть, то он разрешает мне просто покидать мяч ему на голову. Я кидаю мяч в темноту, и время от времени он вылетает оттуда обратно ко мне с поразительно гулким звуком. Муж бы непременно заметил, что голова нашего ребенка на удивление пуста.

Когда вечером следующего дня я собираюсь наконец уехать, мне кажется, что я пила не только в пятницу, но и всю субботу и воскресенье. Папа просит приехать в следующие выходные и, помявшись, вручает мне какой-то конверт (со словами, что это мне пригодится). Я сажусь в машину, отъезжаю, вскрываю его и обнаруживаю ровно полторы тысячи долларов.

— Поделишься со мной! — радостно вопит ребенок. — Это я бабушке сказал, что у вас с папой нет денег, потому что ты не даешь ему работать…

Я чувствую себя жутко неловко, но знаю, что возвращать деньги бесполезно. Папа их не возьмет. Ребенок, к счастью, все равно не знает, какая сумма лежит в конверте, и легко удовлетворяется двумя сотнями рублей. Интересно, в кого он такой корыстный?

9

Когда я захожу в редакцию, часы показывают половину одиннадцатого. Нехарактерное для меня время, должна признаться. Но вчера вечером я решила, что просто обязана детально исследовать кабинет. И найти доказательства того, что во время корпоративной вечеринки мой муж мне изменял. Или их не найти.

Почему-то я уверена, что если это было, то было именно в бывшем его (а нынешнем моем) кабинете. В чужой бы он не пошел. Мне так кажется. Я также уверена, что, если что-то было, я найду следы. Хотя я не слишком хорошо представляю, где и что я должна искать.

Скрытых камер в наших кабинетах точно нет, фотографы пили наравне с остальными и вряд ли в процессе пьянки подрабатывали, ходя по кабинетам и снимая уединявшиеся парочки. Тем более что муж как-то сказал, что в этой редакции секс отсутствует. Тут только пьют.

Несмотря на столь раннее время, охранник уверяет меня, что ключа от кабинета у него нет. Дверь при этом закрыта, но легко открывается безо всякого ключа. За дверью за своим столом сидит Ванечка и жадно поедает какие-то неприятного вида бутерброды, запивая их пивом.

Меня его присутствие совершенно не радует. Ванечка же приветствует меня так, словно я принесла ему тысячу рублей. Вид у него абсолютно счастливый.

Правило не разговаривать с набитым ртом на Ванечку не распространяется, и он начинает рассказывать мне о своих приключениях. В субботу утром он проснулся в редакции и собрался идти опохмеляться, благо в кармане лежал нерастраченный гонорар. И на всякий случай заглянул в подвал, где обнаружил бармена Толика (который тоже решил заночевать в родных стенах по причине подпития). К тому же Толик живет в Подмосковье и справедливо решил, что раз утром все равно ехать обратно, то овчинка не стоит выделки.

Толик от щедрот налил Ванечке бокал пива, и в опохмеленную Ванечкину голову пришла блестящая идея. Ванечка откуда-то знал, что количество выпитого на корпоративных вечеринках спиртного уточняется только в понедельник утром. А из этого вытекало, что всю субботу Толик может угощать его бесплатным пивом (и даже выпить сам).

Бармену идея пришлась по вкусу, а дальнейшее Ванечка помнит смутно. Ему кажется, что они пили весь день (благо редакция была практически пуста), а потом Толик пытался увезти его к себе. Однако Ванечка, как неутомимый труженик, решил остаться на рабочем месте, дабы в воскресенье что-нибудь написать. Сейчас он сам не может объяснить, откуда у него взялась такая бредовая мысль. Но факт остается фактом.

В воскресенье утром Ванечка проснулся в запертой снаружи редакции, в которой не было ни единого человека. Будучи запертым, он не имел возможности купить себе пива и еды. И совсем уже было отчаялся, но тут обнаружил в своем столе две бутылки водки. Водку, по мнению Ванечки, он экспроприировал в баре.

Весь день он пил водку и обзванивал своих знакомых, предлагая подъехать к редакции и пообщаться через окно. А заодно как-то передать ему сигареты и еду. Однако знакомые (включая моего Игоря) оказались людьми черствыми. И никто не приехал.

Когда вечером Ванечка открыл вторую бутылку, он окончательно отчаялся. И набрал номер Сергея Сергеевича, потребовав немедленно спасти его от голодной смерти. Сергей Сергеевич пообещал Ванечке, что в понедельник утром привезет ему гору бутербродов. При условии, что Ванечка оставит его в покое. И даже две бутылки пива. Если Ванечка даст слово, что не будет трезвонить ему ночью.

Судя по тому, что главный выполнил обещание, Ванечка ему больше не звонил. Что его весьма удивляет. Меня, признаюсь, тоже.

Под Ванечкин бубнеж я внимательно оглядываю небольшой кабинет. И даже делаю вид, что роняю ручку, чтобы иметь повод заглянуть под столы. Ничего такого. Ни использованных презервативов (хотя, насколько я знаю, мой муж не пользовался ими ни разу в жизни), ни деталей женского туалета. Подозрительные пятна если и имеются, то они оставлены Ванечкой. И это не семенная жидкость, но пролитое пиво. Теперь я понимаю, что моя мысль была абсолютно неумной.

— Ну что, алкоголик? — Заглянувший в кабинет Сергей Сергеевич несколько смущается, увидев меня. — Кстати, Анна, может, ты помнишь — Кодин не приезжал?

Кодин — это первый главный редактор нашей газеты, который сейчас возглавляет другое издание. На правах первого главного он периодически наведывается на редакционные праздники и произносит очень замысловатые и путаные речи. Он написал книгу и на этом основании считает себя писателем. Меня как-то попросили сделать на нее рецензию. Я добросовестно пролистала все двести страниц текста и не поняла ровным счетом ничего.

Рецензию в итоге написал Ванечка. Наверное, с похмелья, потому что она была еще более непонятной, чем книга. Кодин, по слухам, остался весьма доволен.

— Не помню. — Я пожимаю плечами. — Кажется, не видела…

— И я тоже, кажется, не видел. — Главный грустнеет. — А ходят слухи, что он был и что мы с ним о чем-то разговаривали. Черт, хоть бы одного трезвенника найти, который бы четко сказал…

Главный удаляется искать трезвенников. Не уверена, что его поиск увенчается успехом, но почему бы не попробовать? Ванечка тем временем доедает бутерброды, допивает пиво и впадает в нирвану. Мне кажется, что это неплохой шанс задать ему пару вопросов. Он все равно не поймет, к чему я клоню (а завтра и не вспомнит, о чем мы говорили). И, что самое главное, я не буду чувствовать себя дурой.

— Ты помнишь женщину, которая участвовала в конкурсе — с корзинкой и с беретом на голове? Она, кажется, из отдела рекламы…

Ванечка смотрит на меня так, словно я спросила, не заходил ли в подвал погонщик с караваном верблюдов. А потом расплывается в улыбке:

— А, Люська! Конечно, знаю. Ты чего, Игоря приревновала?

Господи, неужели я настолько прозрачна?!

— Ваня…

— Да шучу я! — Ванечка начинает оправдываться. — Она просто на Игоря вешалась, я и подумал. Люська такая — пива напьется, на всех вешается, а потом от них бегает. В прошлом месяце меня потащила танцевать, а уж про меня-то все знают, что я не по этой части. Чушь какую-то несла, пьяна была похуже меня. А через пару дней хотел денег у кого-нибудь занять, смотрю — она. Я ей — Люсь, привет. А она чуть ли не бежать от меня…

Если женщина пытается приставать к Ванечке, значит, у нее плохо с головой. Даже не потому, что Ванечка почти всегда нетрезв (и всегда помят и непригляден). Просто противоположный пол его абсолютно не интересует. Он предпочитает пить, а не совершать противные его естеству акты. Так утверждает мой муж. А он знает Ванечку уже почти двадцать пять лет.

— Вообще-то мне казалось, что Игорь в основном общался со Светой, — хитро вставляю я.

Ванечка почему-то усмехается:

— Ну, это еще та оторва. Всю редакцию перетрахала. И не по одному разу.

Я удивлена. Она казалась абсолютно девственной. Я даже начинаю жалеть, что раньше никогда не интересовалась редакционными сплетнями. Впрочем, Ванечкины слова мало что значат. Как человек, не интересующийся женщинами, он может принять на веру любую информацию, касающуюся взаимоотношения полов.

— Ваня, — в моем голосе укоризна, я деланно хмурюсь, — ты хочешь мне сказать, что Света соблазнила моего мужа?

Ванечка смотрит на меня как на ненормальную и заливисто смеется. А вот я ничего смешного не вижу. Ванечку же смех буквально душит.

— Светка его пыталась охмурить, еще когда он тут работал, — отсмеявшись, сообщает он. — Меня даже спрашивала, какие ему нравятся и все такое. Мы ж старые друзья, все знают. А я ей тогда еще сказал — ты чё, шансов нет. На ящик водки готов спорить. А уж если я готов ящик водки поставить, дураку понятно, что дело глухо…

Я выдавливаю из себя улыбку. Мне приятно, что мой муж так стоек. Но он работал здесь давно. А если учесть, какой он странный в последнее время, ситуация могла и измениться.

— А в пятницу мы с Игорем над ней прикалывались. — Ванечка словно читает мои мысли. — Ее же все осмеяли, приперлась как дура в ночной рубашке и тапках и думает, что привидение. Она к нам, а Игорь давай ее подкалывать. Ты, мол, не расстраивайся, ты так похожа, вылитое привидение, первое место твое. А эта дура сидит, глазами хлопает и верит. Отпад, да?

Я улыбаюсь куда более естественно. Ванечке, конечно, верить нельзя, но в данном случае я верю. От души поязвить (когда человек не понимает, что над ним смеются) — это вполне в духе моего мужа. Особенно если он нетрезв.

— Кстати, ты ж двухлитровую бутыль «Белой лошади» выиграла! — спохватывается Ванечка, и в его голосе появляется надежда. — Ты ее не здесь оставила?

Я так развеселилась, что забываю о чувствительности Ванечкиной натуры в вопросах, касающихся спиртного.

— Нет, Игорь ее разбил. Вынес из редакции, потом спросил меня, зачем нам эта дрянь. И уронил ее на асфальт…

— Да ты чего? — Ванечка настолько потрясен, что, кажется, даже начинает трезветь. — Прямо всю и разбил?

Вряд ли можно разбить часть бутылки, но я воздерживаюсь от комментариев и киваю с деланной грустью. Ванечкино настроение тут же портится. Мысль о том, что его приятель мог разбить такое сокровище (вместо того чтобы поделиться со старым другом), приводит его в уныние.

— Ладно, я пойду. — Ванечка с трудом поднимается из-за стола и чуть покачивается. — Выпью еще пива у метро — и домой отсыпаться. Если Сережа заглянет, ты ему соври что-нибудь, о’кей? Ну, что я тему нашел или интервью поехал брать, что-нибудь такое…

Скорбный Ванечка уходит, явно сетуя в душе на несправедливость жизни и человеческую жестокость. Я же, наоборот, пребываю в прекрасном расположении духа. Господи, как я могла только подумать о том, что мой муж может мне изменить?! Мне — и черт знает с кем?

В кабинет снова заглядывает главный редактор и утыкается непонимающим взглядом в Ванечкин стол. Стол засыпан крошками и завален промасленной бумагой из-под бутербродов. Ванечки за ним нет.

— Сказал, что пошел брать интервью, — сообщаю я. — Завтра принесет…

— Завтра его домой принесут, — мрачно констатирует главный редактор. — А скорее даже через неделю. Кстати, я тебя еще, кажется, не спрашивал. Кодин в пятницу не приезжал?

Я пожимаю плечами. Жизнь — жестокая штука, и у каждого свои проблемы. А вот у меня их уже нет. Или почти нет.

Возможно, мой муж на меня злится. Возможно, он мной недоволен. Но по крайней мере он мне не изменяет.

А все остальное можно легко исправить. Какой мужчина будет долго злиться, получив красивый дорогой подарок и услышав искренние признания в любви от эффектной сексуальной женщины?

Вы бы как поступили на его месте? Вот о чем я и говорю…

Странно, но Лена, появляющаяся в дверях кофейни, выглядит счастливой. Такой я ее еще никогда не видела. Она даже улыбается редко, а тут просто сияет от счастья.

Что случилось, интересно? Неужели назначен день операции? Или наконец убедилась в том, что муж ей верен?

— Ань, привет! Ну как ты?

Лена смотрит на меня, как на самого дорогого ей на свете человека. Я даже немного смущаюсь. Я, конечно, никогда не отказываюсь поговорить с ней по телефону, встречаюсь с ней примерно раз в неделю, выслушиваю все ее рассказы. Но я никогда не думала, что она мне за это настолько благодарна.

— Ты извини, я еще в конце прошлой недели хотела пересечься, да на работе запарка. Как-то нехорошо получается — мы ж подруги, а говорим только по телефону. Извини…

Лена выкладывает на стол свой «Вог» и закуривает тоненькую белую палочку. Я судорожно пытаюсь понять, за что она передо мной извиняется.

— А как у тебя? Как Антон?

Раз Лена не начала тут же повествовать о себе, значит, ее требуется подтолкнуть. Что я и делаю. У меня есть в запасе еще часа два, по истечении которых мне надо забрать ребенка с продленки, заехать домой за мужем и вместе отправиться на день рождения к бабушке Томе. Один час я вполне могу посвятить Лене и ее проблемам. В конце концов, ей действительно нелегко.

— Да у меня порядок, — небрежно отмахивается Лена. Я, признаться, изумлена. Если она просит встретиться, значит, ей есть что мне рассказать. А тут происходит непонятно что.

— А как Антон?

— А что Антон? Антон трахает всех подряд, кроме собственной жены. — Лена мрачнеет. — Знаешь, с кем тут его застукала? С его секретаршей. По телефону со мной всегда вежливая, сю-сю да сю-сю, здравствуйте да как здоровье, а такая сучка оказалась!

Да, теперь я начинаю понимать, почему Лена показалась мне такой счастливой. Она наконец застала своего мужа на месте полового преступления, и теперь она точно знает, что он ей изменяет. Радоваться тут, конечно, нечему. Но Лена столько подозревала его без всяких вещественных доказательств, что сейчас у нее есть повод для ликования.

Ведь, наверное, не я одна намекала ей, что истории о похождениях Антона она выдумывает. А теперь всем понятно, что она не ревнивая дура, но действительно обманутая жена. Хотя мне, признаться, не нравятся обе роли. Активно не нравятся. Особенно если учесть, что ревнивой дурой я была еще только сегодня утром.

— То есть ты вернулась с работы домой, а там…

— Нет, он с ней прям на работе трахается. — Лена, как всегда, говорит очень громко. Слушатели ее не смущают. — Тут звоню ему на мобильный, а подходит она. Ой, Леночка, добрый день, как дочка, как дела, и все такое. А я ей — а где Антон? А она — да он отъехал, а мобильный забыл. Я как раз зашла к нему в кабинет пустые чашки вынести, а тут вы звоните. Каково?

Я пожимаю плечами и жду продолжения. Например, рассказа о том, что Лена тут же примчалась к мужу в офис и увидела, как он и его секретарша разучивают «Камасутру» прямо на столе. Или рычат в объятиях друг друга, катаясь по полу и врезаясь в стены. Или удовлетворяют друг друга с помощью того самого мобильного телефона. Всякое возможно. Люди все же очень странные создания.

— Нет, Ань, ты только прикинь — она за пустыми чашками зашла! — Лена криво усмехается (словно само предположение, что секретарша выносит пустые чашки из кабинета мужа, абсолютно нелепо). — А сама небось трусы снимала, когда я позвонила. И ведь вроде приличная девка, моя ровесница. А этот-то хорош, да? Видать, уже все перетрахал, что шевелится, до секретарши добрался. Ну ни одной юбки не может пропустить, скотина!

Я наконец понимаю, о чем идет речь.

— То есть ты на самом деле их не видела? — уточняю на всякий случай. — То есть тебе только кажется, что у них что-то было?…

Лена смотрит на меня так, будто я спросила, правда ли Земля круглая.

— А зачем их видеть, Ань? У меня уж в этом деле такой опыт — никому не пожелаю…

Я делаю глоток горячего шоколада. Потрясающе вкусная штука. Особенно холодной осенью.

Может, рассказать ей, как я благодаря ей начала ревновать и подозревать своего мужа? Как в итоге оказалось, что я вела себя как полная дура? Может, она посмеется вместе со мной? И поймет, что проще слепо верить в верность партнера и его чувства? Или хотя бы что нельзя подозревать, не имея никаких оснований?

— Да хрен с ним, с Антоном! — Лена закуривает новую палочку. — Не о нем же говорить. Ты лучше расскажи, как у тебя?

Очень нестандартный поворот. Обычно мы говорим о Лене и ее проблемах. Точнее, говорит она. Неужели ей больше нечего мне поведать? И почему ее вдруг так интересует моя жизнь?

Но, наверное, из вежливости мне все же надо что-то сказать. Вот только что? Мы с Леной всегда говорили только на одну тему и никаких других не обсуждали. Можно, конечно, побеседовать о вещах, драгоценностях, косметике и прочих приятных женскому сердцу вещах. Тем более, что Лена не бедствует и сегодня явилась в джинсах «Дольче и Габбана» и красивой и явно недешевой кожаной куртке. Но мне кажется, что она хотела поговорить совсем не об этом.

— Ты имеешь в виду, как дела у нас с Игорем? — наконец догадываюсь я. — Все отлично… Наверное, я в прошлый раз просто была неадекватной. Вот и примерещилась всякая ерунда…

— Ничего себе ерунда! — Лена прямо-таки возмущена. — Муж тебе изменяет, и это ерунда?! Ладно я, с моей-то грудью, но ты…

Мне, наверное, должно быть лестно, но я чувствую, что начинаю злиться.

— Лена, я не говорила, что Игорь мне изменяет. Я просто сказала, что он ведет себя как-то странно. Остальное ты уже домыслила…

— Значит, не изменяет? — Лена грустнеет и как-то вся поникает. — А ты уверена?

Кажется, мне тоже нужна сигарета. Вообще-то я курю очень мало и очень редко, но всегда ношу в сумочке кожаный портсигар от «Давидофф», в котором лежат одна или две сигареты, ментоловый «Данхилл». Не то чтобы он мне нравился, но сигареты с белым фильтром более эстетичны, чем с коричневым. К тому же я смело могу вскрывать пачку и вынимать из нее пару сигарет, зная, что остальное не пропадет. Муж, как давний приверженец «Данхилла», курит все его сорта.

Закуривание для меня — это целая процедура. Сначала достается портсигар, потом из него медленно извлекается сигарета. Затем на свет появляется тяжелая серебряная зажигалка, тоже «Данхилл», между прочим. Ее мне отдал муж, когда в каком-то американском аэропорту в «дьюти-фри» купил себе новую, с золотыми полосками.

Ну что там дальше? Ах да. Затем я крайне чувственно подношу сигарету ко рту, неторопливо поднимаю зажигалку, любуясь ее красотой, и выпускаю из нее огонь. Дальше уже не так интересно, само курение не доставляет мне особого удовольствия. Но в любом случае я не сомневаюсь, что со стороны весь этот процесс смотрится просто потрясающе.

Сегодня я вопреки обыкновению даже не ищу зажигалку, прикуривая от Лениной одноразовой. Я очень зла, и мне тяжело это скрывать.

Мне на мгновение даже кажется, что Лена пришла сюда именно для того, чтобы послушать о моих злоключениях. И такой счастливой она выглядела потому, что ждала от меня рассказа о похождениях Игоря. Потому что тогда у нее были бы все основания сказать себе, что уж если неверны такой жене, как я, то такой, как она, огорчаться совсем не стоит.

Да, да, вы правы. Это очень некрасивые мысли, и мне за них стыдно. Конечно, дело в ином. Лена много лет озабочена тем, что Антон якобы ее обманывает. И она переживает, что такое же может произойти со мной. А я уже готова была упрекнуть ее черт знает в чем.

— Ну конечно, я уверена. Мы любим друг друга, у нас потрясающий секс…

Звучит неплохо. Не стоит сейчас спрашивать себя, правда ли он меня еще любит. И когда у нас в последний раз был потрясающий секс, тоже не стоит. Наверняка не так уж давно.

— Конечно, я бы, может, его ревновала, если бы он ходил на работу, общался с другими женщинами. Но Игорь работает дома, ты же знаешь. Кстати, в пятницу у нас в редакции была гулянка. К нему весь вечер приставала одна девица, даже две, а мне было их жаль. Нашли к кому приставать…

Лена печально кивает. А потом задумывается.

— Нет, Ань. Это не показатель. Может, у него есть другая — зачем ему эти? Сама же говоришь, что он ведет себя странно…

Если обвинять в сексуальной распущенности всех, кто ведет себя странно, то получится, что мир населен сексуальными монстрами. И Ванечку к ним в таком случае тоже следует отнести. Правда, бывшая жена моего мужа говорила примерно то же самое. Что Игорь вдруг стал какой-то грустный, а уже потом она узнала, что он ей изменял и ему было стыдно смотреть ей в глаза.

— Наивная ты, Ань. — В Ленином голосе слышна жалость. — Вот ты едешь на работу или сейчас сидишь здесь со мной. А ты уверена, что он дома один? Ты пойми, мужики же такие скоты. Он же тебе может изменять с кем угодно, на кого ты и не подумаешь никогда. Может, к нему соседка снизу заглядывает, а может, какая-то ваша общая знакомая или твоя троюродная сестра. Бабы же такие сучки…

Господи, какая ахинея! Хотя, если признаться, я действительно не знаю, один он дома или с кем-то еще. Я просто всегда безоговорочно ему верила. И пусть на какой-то момент эта вера пошатнулась, но я тут ни при чем. Это все Лена и его бывшая супруга Лариса. А я хочу и дальше ему верить.

Да и с кем мой муж мог бы мне изменять, даже если бы aàxo-тел? К моей троюродной сестре у него антипатия. Да к тому же я убеждена, что секс в ее жизни занимает последнее место. Хотя она из себя очень даже ничего, и тело в полном порядке, и не сомневаюсь, что она бы с удовольствием переспала с Игорем. Только потому, что она ужасно завистлива и завидует всему, что у меня есть.

Она на пять лет старше, но когда я была в пятом классе и папа привез из загранкомандировки очень красивый, но очень детский ранец, у нее тряслись руки. А ведь она уже встречалась с мальчиками, между прочим. И думаю, что активно встречалась. А сейчас ее зависть вообще приняла гипертрофированные формы.

Кто еще? Его кузина Катюша? Да, я знаю, что она очень похотливо поглядывает на моего мужа. Но она не в его вкусе, да он бы на такое и не пошел. Его бывшая жена Лариса? Смешно. Нет, если стать особенно подозрительной, то Ларисина кандидатура окажется в начале списка. Все-таки она к нему неравнодушна и ей даже не удается это скрывать. Да и у него, наверное, тоже что-то к ней осталось. Все-таки шесть лет прожить вместе — не шутка. Но так действительно можно начать подозревать всех подряд.

— Ань, ты просто присмотрись к тем, кто рядом. — Лена смотрит на меня с участием. — Проверь его мобильный, вдруг там есть какие-то неизвестные тебе номера. Вещи его понюхай, может, пахнут чужими духами. Если кто звонит, сними на секунду вторую трубку, вдруг какая-то баба…

Я на мгновение представляю, сколько неизвестных Лене номеров регулярно появляется в мобильном телефоне ее мужа Антона (он же все-таки бизнесмен, пусть и условный). И с какой пугающей быстротой растет список его любовниц.

— И еще я тебе хотела сказать… — Лена понижает голос, и вид у нее становится виноватый. — Ты только не обижайся, ладно? Просто не решалась, вдруг ты начнешь на меня злиться, а я же ни при чем. Я когда у вас была в последний раз… В общем, ты вышла, а Игорь… Короче, сказал мне, что я классно выгляжу, и так смотрел… Я в юбке была, ты, может, помнишь, а он сидит и смотрит на мои ноги… А потом взглянул в лицо так со значением… Будто намекал сама знаешь на что…

— Лена, он просто сделал тебе комплимент! — Я буквально выкрикиваю эти слова (и мне плевать на тех, кто сидит поблизости). — Он очень вежливый человек, понимаешь?! Он…

Я осекаюсь. Я чуть-чуть не наговорила лишнего. Хотя Лена этого заслуживала. Надо же такое ляпнуть!

— Ань, я тебя люблю, прости! — Лена стискивает мою ладонь, в голосе мольба. — Может, мне правда показалось. Я же для тебя стараюсь, хочу предупредить. Если у него никого нет, я буду только рада, ты же моя лучшая подруга. Ты просто будь повнимательнее, ладно? Не хочу, чтобы с тобой было, как со мной… Знаешь, каково это, когда муж трахает всех подряд…

В Лениных глазах появляются слезы. Я глажу ее по руке. Мне ее жаль. И я уже на нее не злюсь, я очень отходчива. Да, она повела себя не очень умно. Ляпнула какую-то глупость. Но она действительно желает мне только добра.

— Обещаю, что буду очень внимательной, — произношу серьезно. — И если у меня возникнут сомнения, я сразу тебе позвоню. Договорились?

Ленины слезы высыхают почти мгновенно. Она ведь не знает, что у меня не возникнет сомнений. И по этому вопросу я не позвоню ей никогда.

Когда мы наконец прощаемся, она снова выглядит счастливой.

Я тоже счастлива. Мне не в чем подозревать своего мужа — разве это не повод для счастья? Хотя интересно было бы как-нибудь внезапно вернуться с работы и убедиться, что он действительно один. И узнать, по каким именно делам он поехал сегодня утром. Ну и заодно проверить списки вызовов в его мобильном (хотя он им толком и не пользуется).

Ревность? Да что вы, о какой ревности речь? Просто из любопытства…

В выходные от нашего дома до метро «Южная», где обитает Тома, двадцать минут езды. В будни втрое больше, особенно если выезжаешь в шесть вечера. И весь этот час я провожу в состоянии полнейшего дискомфорта. Это все из-за нашего подарка.

Выбирать подарок для Томы всегда сложно. Муж утверждает, что она все равно ничего не оценит, и он абсолютно прав. Стоимость подарка для Томы не имеет значения (она ведь не выходит из дома и не знает, что сколько стоит). И презент на тысячу рублей скорее всего окажется для нее приятнее, чем нечто за тысячу долларов.

За десять с лишним лет совместной жизни мы уже дарили Томе все, что можно. Навороченные кухонные комбайны. СВЧ-печи последней модели. Духи. Украшения. А как-то даже газонокосилку, которая якобы была ей просто необходима для дачи в шесть соток.

Последним подарком были очень красивые золотые сережки с изумрудами. Сережки привез папа, летавший по работе в Таиланд. Зная, что он не разбирается в золоте и не умеет покупать подарки, смело можно утверждать, что стоили они максимум сотню долларов. А скорее всего пятьдесят. А то и двадцать. И в том, что это были именно золото и изумруды, я совсем не уверена.

Мама заявила, что изумруд — не ее камень. Естественно, папа тут же отдал сережки мне. У меня в ушах итальянские серьги за восемьсот долларов, но папа не способен увидеть разницу.

Было это накануне последнего Томиного дня рождения, и муж тут же сообщил, что их-то мы ей и вручим. Мол, нечего всякой дряни валяться в нашей квартире. Мне было немного неудобно, но Тома от презента пришла в восторг. Правда, тут же выяснилось, что у нее не проколоты уши, но ради такого случая она обязательно их проколет. Разумеется, она этого не сделала.

Впрочем, подаренный нами кухонный комбайн она тоже куда-то убрала и ни разу им не пользовалась. СВЧ-печь (Тома о ней мечтала, поскольку кто-то сказал ей, что продукты, приготовленные в печке, очень и очень полезны) служит подставкой для чайных чашек. А газонокосилка и пять лет спустя стоит на балконе и не торопится выезжать на дачу.

Такова наша бабушка Тома, и тут ничего не поделаешь. Се ля ви, как выражаются в районе метро «Южная».

На сей раз мы везем с собой куклу Барби. Нет, вы не ослышались — куклу Барби. Якобы Тома на днях сказала нашему ребенку, что давно о ней мечтает. Ребенок передал это Игорю. Игорь пошел в «Детский мир» и купил эту чертову Барби.

Теперь мы везем ее Томе. А я думаю о том, что будет, если окажется, что наш ребенок не так понял бабушку. Или ослышался. Или вообще все придумал.

Я представляю себе Тому, которой мы торжественно вручаем куклу для маленькой девочки. Томе, между прочим, исполняется шестьдесят три года. Не совсем подходящий возраст для игры в Барби. Она вполне может счесть нас за умалишенных и тайком вызвать «скорую помощь». Или обидится, решив, что мы заподозрили ее в старческом маразме.

На лестничной клетке оглушительно пахнет едой. Муж мрачно втягивает носом воздух. Сегодня ему опять предстоит голодать. Томину кухню он просто не переносит. И это при том, что бедная Тома накануне любого праздника проводит у плиты минимум два дня. Так по крайней мере она рассказывает.

В коридоре тесно от верхней одежды и обуви. Родственники моего мужа славятся тем, что всегда опаздывают. Однако сегодня большая часть гостей почему-то прибыла вовремя. Может, они несколько дней постились накануне Томиного угощения и теперь им не терпится поскорее оказаться за столом?

Бабушка с ее больными ногами без труда выходит нас поприветствовать. Из кухни доносятся довольно сильные и не очень приятные запахи. Тома считает, что продуктам ни к чему сохранять свои полезные свойства. И уж если жарит, то до черноты, а если варит, то до тех пор, пока в кастрюле не получается пюре. У каждого свой вкус. Или отсутствие вкуса.

— Ох ты, мое солнышко! Приехал к бабушке, мой зайчик! Мой сладкий котик, не забыл, что у бабушки день рождения!

Тома ведет себя так, словно нашему ребенку не почти десять лет, а минимум вдвое меньше. Впрочем, она вела себя точно так же, когда ему было полгода.

— Бабушка, мы тебя поздравляем, желаем счастья, здоровья и вообще всего!

Ребенок выпаливает поздравление скороговоркой и с поразительно бездушным выражением. Всех этих котиков, зайчиков, лисят, солнышек и т. д. (а бабушка Тома весьма изобретательна) он ненавидит. Муж вполголоса замечает, что для лисенка таких размеров пришлось бы копать нору экскаватором. А если бы котики столько ели, то кошковладельцы разорялись бы на кошачьих консервах.

Ребенок буквально впихивает бабушке куклу и деловито отправляется мыть руки. Судя по всему, ему очень хочется подкрепиться.

Я замираю от ужаса. Тома умильно улыбается и благодарит нас за столь ценный подарок. Муж иронично кивает и целует ее в щеку. Не то чтобы я носила на душе камни, но если бы носила, они бы сейчас точно с нее свалились. И теперь поздравления льются из меня, как виски «Уайт хоре» из разбитой мужем двухлитровой бутыли.

Ребенок поспешно выскакивает из ванной. Руки он наверняка не мыл, в лучшем случае ополоснул. А то и просто открыл воду для видимости, а сам строил перед зеркалом рожи.

— Бабушка, когда за стол?

— Проголодался, мой зайчик, — умиляется бабушка. — Сейчас, лисенок, сейчас пойдем…

Ребенок начинает бубнить, что он не лисенок, не зайчик, не котик и так далее и тому подобное. Это тоже вполне традиционно. Тома, словно ничего не слыша, продолжает одаривать его уменьшительно-ласкательными именами. Борьбу характеров, конечно же, выигрывает бабушка с ее невероятным терпением. У ребенка его не хватает.

Несмотря на Томину миролюбивость, я не сомневаюсь, что в тридцатых она была бы лучшим мастером допросов в подвалах Лубянки. И любого убедила бы, что он африканский или китайский (а то и марсианский) шпион. Безо всякого рукоприкладства. Просто путем бесконечного повторения одних и тех же слов.

Появившийся в коридоре Володя пожимает мужу руку и обнимает меня.

— Эти уже тут…

«Эти» — это гости. Володя, то есть папа моего мужа, не очень любит гостей. Особенно когда их много. Впрочем, у него есть свой способ борьбы с человечеством. Володя быстренько выпивает несколько рюмок водки и отправляется спать.

Кстати, в обильной Томиной семье (у самого Володи нет ни братьев, ни сестер) ее муж пользуется репутацией горького пьяницы. Это совершенно не так, для примера можно взять хотя бы Ванечку. У Володи не бывает запоев, пьет он мало, в состоянии подпития неконфликтен и быстро удаляется в объятия Морфея (не поймите меня превратно, это просто образное выражение).

— Ну, как у вас с этим? — Володя становится очень серьезным. — Ну, с этим, как его…

Мы внимательно ждем пояснений, о чем именно идет речь. Года полтора назад у Володи был инсульт, и с тех пор у него проблемы с речью. Когда мы навещали его в больнице, то понять его было поначалу невозможно. Но мы приспособились и даже составили словарь Володиных слов и выражений. «Чертика» — смесь черта и скотины. «Окозляется» — оказывается. И так далее.

Инсульт творит с людьми странные вещи. Володя напрочь забыл имя своего единственного и любимого внука. Зато помнил имя моего мужа. А Владика называл исключительно «этот мальчик». Звонить из госпиталя Томе он наотрез отказывался и вообще не имел представления, кто она такая (или прикидывался, все-таки больше сорока лет вместе — это не шутка). Но зато мог попросить заехать к нему в гараж и проверить машину.

За год Володя, к счастью, восстановился. Но не до конца.

— Так что с этим?

Когда Володя не может четко выразить мысль, он начинает нервничать. Муж приходит ему на помощь:

— С машиной? Со школой? С работой?

— Да нет! — Володя досадливо машет рукой. — Ну с этим… С этой хреновиной…

— А, с хреновиной! — Муж понимающе кивает. — Все отлично…

Иногда это сходит с рук. Но не сегодня.

— Да? — Володя явно удивлен. — И чего там с ней?

— Все в порядке, хреновина как хреновина. — Игорь пожимает плечами. — Пап, тебя мама зовет…

Уловка срабатывает. Володя, тут же позабыв о неизвестной нам «хреновине», удаляется. И пожалуйста, не думайте, что я над ним посмеиваюсь. Я очень хорошо к нему отношусь. Но иногда он действительно способен развеселить.

Как-то он встречался с кем-то в метро и потащил с собой нашего ребенка, приехавшего к Томе на выходные. Бдительная контролерша поинтересовалась, сколько лет ребенку. Володя на мгновение задумался, а потом сообщил, что ему «где-то тридцать шесть — тридцать семь» (с цифрами у него до сих пор проблемы). Растерявшаяся контролерша даже не нашла что ответить.

Мы наконец заглядываем в большую комнату, где нас встречают громкими приветствиями. У Томы двое братьев и две сестры, у них на всех восемь детей, у этих восьмерых детей, в свою очередь, имеется еще целых шесть отпрысков. Это немного, и статистику тут делает сестричка Катюша. Впрочем, для того чтобы заполнить большую комнату Томиной квартиры, этого более чем достаточно.

К счастью, сегодня пожаловали не все, иначе сидеть было бы негде. Двое двоюродных братьев моего мужа, их двое детей и соответственно две жены не приехали. Остальные же в полном сборе. Включая сестричку Катюшу со всем ее многочисленным семейством. Несмотря на репутацию праведницы, сестричка Катюша в свои 35 умудрилась трижды побывать замужем и от каждого мужа родила по ребенку. Второй супруг, по-моему, был гражданский. Но все равно это мало что меняет. Катя — единственная внучка в огромной семье, поэтому к ней особое отношение. Чуть выше стоит только мой муж, который был самым первым внуком.

По распространенной легенде, ее нынешний муж Коля является совладельцем какой-то фирмы и очень хорошо зарабатывает. Можно подумать, что он совладеет по меньшей мере автоконцерном «БМВ». При этом они ютятся в крошечной двухкомнатной квартирке, ездят на «девятке», а одеваются на ближайшем рынке. Коля не носит часы «Ролекс» и не сверкает бриллиантовыми зубами. Так что, видимо, его фирма не очень процветает. Да и вряд ли когда-то процветала.

Катюша, как всегда, во всем блеске своего очарования. На ней какое-то невероятно пышное вечернее платье явно рыночного происхождения, а на голове сложнейшая прическа, которая ей традиционно не идет. Кстати, я как-то видела фото ее шестнадцатилетней. Очень ничего.

Сейчас она какая-то выцветшая и изрядно раздавшаяся в бедрах. Накрашена она всегда неудачно и выглядит лет на пять старше. Пользоваться косметикой она, увы, совершенно не умеет. Можно было бы порекомендовать ей Олега и Таню в качестве стилистов, но искренне опасаюсь, что она будет выглядеть еще хуже. Если такое, конечно, возможно.

Впрочем, все это не мешает ей довольно похотливо поглядывать на моего мужа. По-моему, она влюблена в него с детских лет.

Младший Катюшин сын носится по комнате с дикими воплями. Мать и отец не обращают на это никакого внимания. Я обмениваюсь любезностями с родственниками мужа и изучаю ассортимент. Колбасы, маринованные овощи, салат оливье, разумеется (на радость моему ребенку), шпроты и тому подобные деликатесы. Стол, естественно, застелен крахмальной белой скатертью. Все это напоминает мне празднование полета Гагарина в обычной советской семье. Правда, когда он отправился в космос, мне было минус четырнадцать лет.

Да, совсем забыла. Неподалеку от меня (как это предусмотрительно) расположились фрикадельки из щуки. Единственное, что Тома готовит мастерски. А вот несколько непонятных на вид блюд вызывают у меня справедливые опасения. Я даже догадываюсь, кто автор этих шедевров.

Сестричка Катюша считается великой поварихой и непревзойденным мастером салатного искусства. Как всякий поистине великий мастер, она смело отрицает классические рецепты. Ее салаты славятся своей оригинальностью. По словам моего мужа, эта оригинальность заключается в том, что она смешивает поистине несмешиваемые ингредиенты по принципу каши из топора.

В стоящей прямо передо мной салатнице (и зачем ее поставили именно сюда???) я вижу зерна кукурузы, рис, кусочки исландской сельди, куриного филе и оливки. Сочетаемость равна минус бесконечности. Но из вежливости придется попробовать. Хотя уже сейчас желудок сводит от неприятных ощущений.

Как всегда и бывает на семейных торжествах, примерно через час звон вилок несколько смолкает. Гости наелись, и теперь им хочется поговорить. Тома увлеченно пересказывает содержание какого-то телесериала. Жена Владика жалуется мне на свой «фольксваген», у которого полетела автоматическая коробка передач, а ремонт обошелся в полторы тысячи.

Ребенок неутомимо ест оливье и наверняка злится на Владика, интересующегося его успехами в изучении французского языка. Он ненавидит, когда его отрывают от еды. Приходится его спасать и сообщать Владику, что подлая француженка опять задала им выучить наизусть поистине гигантский текст размером с «Одиссею». Ну или «Илиаду».

Мне кажется, что Владик не читал ни того ни другого и плохо представляет себе размеры этих книг. Я, кстати, тоже не читала Гомера, но саму книгу видела неоднократно, она стояла у нас дома на книжной полке, а потом перекочевала на дачу. Moгy смело утверждать, что если ею кинуть в голову среднестатистического медведя, тот скончается от травм, несовместимых с его медвежьей жизнью.

Старший Томин брат, он же дядя Виталий, во всеуслышание поносит Италию и итальянцев. Позапрошлым летом он впервые в жизни съездил за границу, и родина Версаче и Армани произвела на него сугубо отрицательное впечатление. Дело в том, что в римском мясном магазине дядя Виталий не обнаружил говяжьего языка, что его необычайно возмутило (не то чтобы он собирался купить его и сварить в гостиничном номере). С тех пор на каждом семейном празднике он жалуется окружающим на соотечественников Паваротти.

Мой муж беседует с мужем сестрички Катюши. Естественно, о вине. Коля и Катя являются патриотами молдавских вин (хотя к данной винодельческой державе они никакого отношения не имеют). Я как-то пробовала предмет их восхищения. От бокала голова наутро болела так, словно бокалов было как минимум двадцать, а после меня волокли за ноги по лестнице (и я считала ступеньки все той же самой многострадальной головой). А во рту… Нет, я лучше не буду — не хочется портить аппетит ни вам, ни себе. Хотя у меня особого аппетита как раз нет.

Коля с жаром повествует о каких-то волшебных кубиках, которые ему привозили из теоретически солнечной Молдавии. Насколько я понимаю, это нечто типа бульона «Кнорр» («вкусен и скор», как обычно говорит Тома). Кубики растворялись в воде, и получался виноградный напиток отменного качества.

— Вообще-то быстрорастворимое вино изобрели в Бордо, — невозмутимо реагирует муж. — Во время Столетней войны. Французы превращали вино в кубики и прятали их, иначе англичане бы все выпили…

Я с трудом сдерживаю смех. Коля, разумеется, верит. Сестричка Катюша скептически смотрит на своего супруга и молчит. Мне кажется, ей нравится, что ее столь горячо (и весьма нескромно) любимый брат слегка поиздевался над, видимо, не столь горячо любимым спутником жизни номер три.

Тома отвлекается от пересказа сериала (как я понимаю, она пересказывала его тем, кто этот самый сериал смотрит и знает содержание) и начинает расхваливать Катюшины салаты. По закону подлости она замечает, что у меня пустая тарелка. Я вынуждена положить себе по ложке каждой разновидности. И даже делаю вид, что мне невероятно вкусно. Желудок сжимается и молит о пощаде.

— А ты опять не ешь?

Игорь пожимает плечами:

— Неважно себя чувствую. Немного простужен…

Для правдоподобия он пару раз кашляет. Тома тут же начинает рассказывать окружающим о том, что Игорь все время ужасно мерзнет. При том, что я не знаю более морозоустойчивого человека, чем мой муж. Наверное, Тома с кем-то его перепутала. С ней такое бывает.

— Придет в гости к маме и слова не скажет. — Тома с поразительной легкостью меняет тему. — А раньше был такой разговорчивый. Бывало, по несколько часов сидели и разговаривали обо всем на свете. И об институте, и о его девушках…

Плохо представляю себе менее разговорчивого и расположенного к откровенности человека, чем Игорь. Судя по тому, что Владик слегка краснеет, откровенничал со своей мамой именно он. Муж хмыкает и выходит покурить. Владик тут же выскакивает вслед за ним, явно опасаясь, как бы разговор не перешел на него. Он ужасно стеснителен. Володя, под шумок выпивший несколько рюмок водки (официально после инсульта пить ему нельзя), идет за сыновьями. Не сомневаюсь, что он отправился спать. Гости его утомляют.

Тома переключается на моего сына. Ее умиляет, с каким аппетитом «ее лисенок» (а также солнышко, котик, зайчик и т. д.) уничтожает свой любимый салат. Лисенок злится, но ест и не огрызается. Не сомневаюсь, что он начнет бубнить не раньше, чем прикончит салат.

Мне кажется, что у меня во рту что-то хрустнуло. Боль такая, что можно свихнуться. Неужели я сломала зуб? Непохоже, но почему так больно? И как не вовремя, у нас ведь послезавтра праздник и поход в мой любимый паб. А мысль о том, что я пойду в паб и не буду ничего там есть, просто невыносима. Это как поехать на море и ни разу не зайти в воду.

Зуб болит все сильнее. А родственники мужа, как назло, начинают проявлять ко мне интерес. Дядя Петя, он же муж Томиной сестры, жалуется мне на пробки. Он сел за руль только года три назад, то есть лет так в пятьдесят восемь, и с тех пор стал великим гонщиком. Прошлой осенью он показал мне великолепный и якобы очень быстрый путь от Томы до нашего дома. По-моему, я проехала полсотни лишних километров.

Впрочем, как выражается Петя, «для бешеной собаки сто верст не крюк». В прохладное время года он всегда надевает под рубашку тельняшку (хотя никакого отношения к флоту никогда не имел) и потому больше похож на зебру (только очень худую и высокую), чем на бешеную собаку, но поговорка точно про него.

Тетя Ира, она же жена Томиного младшего брата, интересуется состоянием дел в отечественной журналистике. Она где-то прочитала рекламную статью о каком-то чудо-пылесосе, купила его, а он через два дня сломался. Пылесос ей поменяли, но теперь она подозревает журналистов в нечистоплотности, недобросовестности и искажении действительности. Жаль, что она не читала Ванечкину статью про опричников-хоккеистов.

Дядя Виталий лично для меня снова начинает историю о невероятных приключениях россиянина в Италии. Голос подает даже Томин двоюродный брат дядя Слава, который обычно молчит, морщится и периодически хватается за сердце (при том, что на вид он здоровее всех собравшихся и наверняка всех их переживет). А чертов зуб все болит.

Я с облегчением вздыхаю, когда час спустя ребенок сообщает бабушке, что у него очень много уроков. Горячее в виде куриной ноги с запеченной картошкой он уже съел (в том числе и мою порцию) плюс запихнул в себя пару десятков шоколадных конфет. Торта у Томы нет, а значит, и делать тут больше нечего.

На улице я жалуюсь мужу на зуб. Мне плохо, и мне нужно, чтобы меня утешили.

— Все эта дерьмовая еда, — замечает ребенок и рыгает.

Муж криво усмехается:

— Мои соболезнования. Хотя я неоднократно говорил, что от общения с людьми одни минусы. А ты доказываешь обратное…

Господи, ну почему он такой?!

10

Да уж, утро выдалось просто отвратительное.

Чертов зуб жутко болел всю ночь. Томино угощение ему явно не понравилось. В общем, я толком не спала, извела на полоскание чуть ли не пачку соды, а зуб так и не прошел.

Похоже, мне придется идти к зубному (а это захватывающее мероприятие всегда хочется отложить на потом). Тем более что завтра у нас праздник.

Судя по всему, у меня слетела коронка. И все из-за моей вежливости, заставившей меня попробовать несколько блюд. Одно из них меня и погубило. Не удивлюсь, если это был очередной авторский салат сестрички Катюши (в который она для пикантности положила несколько аквариумных камешков). А теперь в праздник мне придется поститься. Форменное свинство.

Тем не менее, я как образцовая жена, наплевала на ноющий зуб и отправилась покупать мужу подарок. Никакого другого подарка, кроме сережек, я так и не придумала. Папина тысяча долларов (пятьсот я оставила на себя) уже переведена в рубли, как раз должно хватить.

Вообще-то, на мой взгляд, это несправедливо. Мне нужна всего одна сережка, а покупать придется две. Это же просто мировой заговор ювелиров. Им ведь прекрасно известно, что мало какой мужчина будет носить две сережки. Но продавать их по одной они упорно не хотят. И наживаются на женах, решивших порадовать своих супругов. Безобразие!

Зуб продолжает ныть, и это очень действует на нервы. Впрочем, у меня великая миссия, и я намерена выполнить ее с честью. И советую зубу успокоиться хотя бы на то время, пока я буду в ювелирном. Я все равно буду игнорировать все его жалобы на бесчеловечное обращение.

Странно, но скучающая продавщица сразу меня узнает. Видимо, со времени моего визита никто сюда больше не заходил.

— А я думала, вы уже не появитесь. Будете брать? Заплатите карточкой или наличными?

Мне слышатся в ее голосе некоторые опасения. Может, она принимает меня за безумицу, которая испытывает удовольствие от того, что выбирает украшения, а потом платит за них карточкой, на которой ничего нет?

— Поскольку ваш аппарат не читает карточки, предпочту наличные…

Продавщица смущается. И кажется, боится, что оттолкнула потенциальную покупательницу. Точнее, единственную покупательницу за последние несколько дней. А то и за неделю. Если не за год.

Нет, сережки и вправду восхитительны. Дороговаты, конечно, но они и так продаются со скидкой. Я решительно киваю и прошу упаковать их как можно красивее.

Когда дело доходит до расплаты, мне становится дурно. Дело в том, что я не сильна в математике. И сейчас я начинаю сомневаться, что тысяча долларов равна девятистам восьмидесяти евро. Конечно, когда двадцать минут назад я заходила в обмен около дома, я видела, какой сегодня курс евро, но произвести точный подсчет мне не по силам.

Я долго пересчитываю рубли, и их, естественно, не хватает. Продавщица снова смотрит на меня с подозрением. Вероятно, ей кажется, что я над ней издеваюсь. Приходится достать из сумочки отложенные на себя пятьсот долларов.

— Сколько мне еще надо поменять?

По-моему, у нее со счетом тоже проблемы. Но в итоге всего через каких-то пять минут она называет точную сумму. Я гордо киваю. И начинаю собирать свои разложенные перед кассой рубли.

— Вы знаете, так не положено, но чтобы вас не затруднять… Это против правил, но можете частично оплатить валютой…

У меня такое впечатление, словно она боится, что я уйду менять деньги и снова исчезну. А магазинчик тут же закроют из-за отсутствия покупателей, и она лишится работы.

Я киваю. Снова начинается долгий подсчет, и в итоге у меня остается триста долларов и какое-то количество рублей. Не уверена, что смогу купить себе что-нибудь на эту сумму, и это неприятно. А я ведь собиралась прямо отсюда отправиться в свою любимую комиссионку (где частенько можно увидеть красивую и абсолютно новую дизайнерскую вещь).

Да, я помню, что не так давно инспектировала свой гардероб и нашла немало новых вещей, которых никогда не надевала. Ну и что с того? Могу я себя порадовать накануне такой приятной даты?

Продавщица так упаковывает мою покупку, словно делает это впервые. К чести ее надо отметить, что она очень старается. Еще минут через десять я наконец выхожу. В пакетике лежит нечто неудобоваримое, обвязанное лентами, как машина молодоженов из дешевого американского фильма, и украшенное несколькими нелепыми бантами.

Видимо, упаковку придется сорвать. Боюсь, Игоря от нее стошнит. Зато черная бархатная коробочка ему понравится. И ее содержимое, разумеется. По крайней мере мне очень хочется в это верить.

Раз я уж снова оказалась в «Атриуме», стоит заглянуть и в «Седьмой континент». На субботу я пригласила Олега с Таней (муж об этом пока не знает, это наш с вами секрет), и надо придумать, что бы такое приготовить.

Мой ироничный супруг заявил бы, что лучше всего купить несколько кусков баранины и их пересушить. Но я предпочту что-нибудь другое. В конце концов, они у нас не были уже очень давно. В основном мы ездим к ним, и Олег всякий раз старается повкуснее нас накормить. И не его вина, что это не всегда получается. Точнее — почти всегда не получается.

Если вы подумали, что я великий повар, то вы серьезно ошиблись. В нашем доме готовит муж. Но поскольку в последнее время Игорь довольно негативно отзывается о Тане и Олеге, наверное, мне придется тряхнуть стариной. В конце концов, я ведь когда-то готовила. И из этого даже что-то получалось.

Нет, я не сказала, что это было фантастически вкусно или потрясающе красиво. Но это можно было есть. Наверное.

Своему первому мужу за четыре месяца совместной жизни я готовила лишь однажды. Я купила в кулинарии бледную отечественную курицу (явно скончавшуюся от голода) и обмазала гранатовым соусом (ничего другого в холодильнике не нашлось). Потом посыпала обнаруженными в шкафу специями (всеми понемногу) и засунула в духовку.

Скажу честно, что это была очень утомительная работа. Подлая птица так и норовила выскользнуть у меня из рук. И даже умудрилась поваляться на полу, а соус изуродовал мою белую водолазку.

Когда через полчаса супруг номер один вернулся с работы, я старательно изображала любящую жену, приготовившую своему любимому мужу нечто вкусненькое. У моего бывшего мужа было не так много достоинств, но одно из них заключалось в том, что в плане еды он был абсолютно непривередлив. Он даже отважно отъел у несчастного животного одну из конечностей (хотя после этого аппетит у него пропал напрочь).

Курица почему-то оказалась совсем сырой. Видимо, я выключила духовку слишком рано. Но откуда мне было знать, что она должна лежать там чуть ли не час? Я искренне полагала, что десяти минут вполне достаточно.

Сочетание гранатового соуса с карри и базиликом тоже оказалось не совсем удачным. Попробовать ее я не отважилась, но пахла она очень своеобразно.

Следующие четыре месяца мы покупали в кулинарии полуфабрикаты. Я, правда, предприняла еще несколько попыток испечь что-нибудь к чаю (мой первый муж обожал сладкое), но они неизменно оказывались неудачными. А ведь я даже приобрела специальную книгу, посвященную десертам. Но забывала то добавить муку, то раскатать тесто, то положить в него дрожжи.

Думаю, окрестные бомжи в те дни пировали от души. Умирали ли они потом от несварения желудка, я, признаться, не в курсе. Но хочется верить, что хотя бы им было вкусно.

Когда мы начали жить с Игорем, я решила во что бы то ни стало стать образцовой хозяйкой. Хотя он этого от меня вовсе не требовал. Он был приверженцем японской кухни и питался рисом и рыбными палочками с японским хреном васаби.

Мне такое питание казалось очень холостяцким, Я провела несколько часов на телефоне, выяснила у мамы и бабушки десяток проверенных рецептов и начала творить.

Не стоит заранее смеяться. Один раз у меня весьма неплохо получилось мясо под майонезом. Потом я случайно забыла про майонез и вынула из духовки нечто напоминавшее подошву от солдатского сапога. Муж вежливо пожевал кусочек, который перед этим долго отпиливал, а потом извинился и вышел.

Вернувшись, он заметил, что рис с рыбой, может, и скучнее, но для его зубов и желудка гораздо привычнее. И что глупо тратить много времени на готовку, когда просто можно забросать рис в рисоварку и за пять минут поджарить палочки.

Поскольку он вел себя чересчур корректно, я решила, что он одобряет мои усилия. И начала лепить суши. По форме они напоминали пеньки, оставшиеся в лесу после буйств пьяного дровосека. И разваливались как раз в тот момент, когда их поднимали палочками, чтобы поднести ко рту. Игорь, впрочем, меня хвалил (позже я поняла, что неискренне). От похвал я расцветала, и следующим вечером его ждала новая порция трухлявых пеньков.

Моя карьера повара закончилась примерно через пару месяцев после начала совместной жизни. Муж возвращался из очередной загранкомандировки, и я решила приготовить ему все самое лучшее. Естественно, были и суши, которые я слепила заранее и убрала в холодильник. Но это была лишь легкая закуска.

В качестве основного блюда я выбрала японские пельмени. Игорь рассказывал, что это нечто невероятно вкусное. Я не знала, чем японские пельмени отличаются от обычных. Но справедливо рассудила, что раз они японские, то обязательно должны быть с рыбой. В рыбных магазинах в те годы было пустовато, но такие ходовые консервы, как кильки, сайра и шпроты, всегда имелись в наличии.

Я щедро полила размятые шпроты соевым соусом, посыпала их луком и упаковала в тесто. А потом, очень довольная собой, принялась за десерт. Этот яблочный пирог должен был стать венцом творения. Я подошла к его приготовлению с тщательностью Марии Медичи, смешивающей медленнодействующий яд для самого ненавистного недруга. Я не забыла ни про муку, ни про дрожжи, я соблюла все инструкции. И до сих пор не могу объяснить, почему пирог слегка пошел трещинами. Но если на них не смотреть, выглядел он очень аппетитно.

Суши тем вечером даже не разваливались. Почти. И это был прекрасный знак. Хотя они засохли. Откуда я знала, что их нельзя готовить заранее и тем более убирать в холодильник? Но есть их все равно было можно. Я надеюсь.

Вслед за ними я подала на стол пельмени. Муж с готовностью отправил один из неровных комочков в рот и застыл. А потом проглотил его так, словно я начинила пельмени кусочками гвоздей.

— Тонкий вкус. Может, откроешь секрет?

— Это шпроты, — гордо ответила я, сияя от самодовольства.

— Шпроты?!

— Ну да, я купила шпроты в масле, размяла их и сделала начинку. Правда вкусно?

— То есть ты сварила консервированные шпроты?

Я с готовностью кивнула. Муж улыбнулся и похвалил меня за находчивость. А я вышла, чтобы сделать чай, и вернулась с чайником и выложенным на блюдо пирогом. Трещины на его поверхности стали чуть заметнее, но мне казалось, что на них не стоит обращать внимание.

— О, еще и японский пирог! — обрадовался Игорь. — Бесподобно!

— В Японии такие делают? — Я тоже ужасно обрадовалась. — И как же он называется?

— Такие пироги там пекут только раз в год, шестого августа. — Муж вдруг стал чрезвычайно серьезен. — Называются они «Развалины Хиросимы».

— Почему Хиросимы?

— Потому что шестого августа 1945 года на нее сбросили атомную бомбу…

Я наконец поняла, что он надо мной смеется. Мне было ужасно обидно. Я выкинула все сделанные мной запасы пельменей в мусорное ведро и отправила туда же пирог. Кусочек я все же попробовала. Оказалось, что я забыла положить сахар, и вкус был достаточно омерзительным. Потом мы посмеялись вместе. Больше я не готовила.

Вы никогда не задавались вопросом, чем бы таким накормить гостей? Не сомневаюсь, что задавались. Вот и я им задаюсь. И к моему ужасу, у меня нет ответа.

Сделать обед по полной программе, то есть закуски, суп и горячее, я не смогу. Игорь этого делать точно не станет. Для Олега с Таней по крайней мере. Еще и скажет, что французская кухня для них чересчур тонка.

Да и сами мы так обильно не едим. Даже в додружеские времена, когда Игорь обожал готовить, он всегда готовил только одно блюдо. Луковый суп, например (о, этот луковый суп!), или «антрекот виноторговца» с вином, луком и сметаной. Или «беф нисуаз» — тушенное в вине мясо с морковью, маслинами, луком и чесноком. Или что-нибудь еще фантастическое.

Сейчас мы в основном питаемся пастой, тем более что всем нам она нравится. Паста под густым томатным соусом, салат из пасты с зеленью, тертым сыром и кусочками куриного филе, паста с креветками и т. д. и т. п. Быстро, сытно, вкусно и полезно. Но подать на стол просто пасту как-то бедновато, тем более что у наших гостей хороший аппетит. А значит, надо думать.

Традиционный стол в духе моей мамы и бабушки Томы (то есть множество закусок в виде сыров, колбас, ветчин и консервированных овощей, а после горячее) тоже не подходит. Игорь скажет, что это не в нашем стиле. Можно было бы купить суши, но Олег и Таня неоднократно говорили, что к азиатской кухне относятся отрицательно.

Можно было бы, конечно, пожарить шашлык, благо у нас есть довольно навороченная электрошашлычница. Вкус не тот, что у настоящего шашлыка, но все равно неплохо. Подать к нему несколько разновидностей соусов, купить маринованных овощей, и получится отличный выход из ситуации. Ничего оригинального, но наверняка все останутся довольны.

Чертов зуб болит все сильнее, и интерес к изучению магазинного ассортимента у меня резко пропадает. Я вдруг отчетливо понимаю, что если я не хочу испортить себе завтрашний праздник, то к зубному мне надо идти сегодня. Это, конечно, очень неприятно, но зато потом я смогу порадовать себя визитом в комиссионку.

Разве можно придумать лучшее утешение?…

— Только к Давиду! Пойдешь к другому — все испортишь…

В том, что касается стоматологов, мама весьма категорична. Несколько месяцев назад ее коллега по работе порекомендовала ей отличного зубного врача в самом центре. Легкая рука, огромный опыт, разумные цены. Словом, не дантист, а Божий дар.

Мама, естественно, потащила с собой меня. Идти одной ей было страшно. Я согласилась только потому, что за пару недель до того обнаружила у себя в зубе дырку. А тут ее можно было залечить за компанию, да еще и за мамин счет. Мама заявила, что все расходы берет на себя.

Давид оказался весьма мясист и пах аджикой, а руки у него были такие, что ими можно было удушить быка. Только умирающему от зубной боли такая огромная волосатая ручища может показаться легкой. Вдобавок ко всему его цены могли счесть разумными только миллионеры.

За три моих просверленных зуба и две установленных коронки мама заплатила девятьсот долларов. Во сколько ей обошлись ее зубы, я даже не знаю. Боюсь, что сумма была раз так в пять выше. Видимо, именно поэтому мама свято уверовала в то, что лучше Давида специалиста в Москве нет. Наверное, когда платишь такие безумные деньги, хочется верить, что ты заплатил их волшебнику, который сотворил с тобой чудо. Иначе почувствуешь себя кретинкой.

Кстати, мамина коллега в Давиде все-таки разочаровалась. У нее прямо на лекции слетел установленный им протез, которым она едва не подавилась. У меня коронка вывалилась всего через три месяца после визита к Давиду. И я тоже в нем разочарована.

— Только к Давиду! Прямо сейчас звони и иди…

Естественно, я соглашаюсь. Потом можно будет сказать, что Давид оказался очень занят. Или что его кабинет опечатали сотрудники отдела по борьбе с экономическими преступлениями (и вполне заслуженно). Мне важнее быстро избавиться от этого весьма неприятного ощущения. А в трех минутах ходьбы от дома есть стоматологический кабинет, куда я и собираюсь отправиться.

Телефон, словно прочитав мои подлые мысли, звонит снова. Опасаюсь, что мама сейчас скажет, что уже связалась с Давидом и он меня ждет. Но к счастью, это не мама, а Олег.

— Анют, привет, как дела?

— Все отлично, только надо идти к зубному, — жалуюсь я. — Коронка слетела…

— Сейчас поедешь к нашей врачихе. — Олег становится очень деловит. — Пиши телефон…

Я, разумеется, отказываюсь. Мне приятно его участие, но я совсем не хочу никуда ехать. Я хочу пройти три минуты пешком и оказаться в кресле. А еще минут через двадцать вылезти из него свободным и счастливым человеком.

— Анют, ты мне поверь. Алка — потрясающая врачиха, мы ее знаем уже лет двадцать. И берет минимум. Ты знаешь, мы люди не бедные, но зачем тратить лишние деньги? Эти частники с тебя сдерут черт знает сколько, а сделают некачественно, им же лишь бы бабки драть. Короче, пиши телефон. Хотя я ей сам сейчас позвоню, подожди…

Игорь всегда говорит, что я чересчур мягкая. Что надо иметь силы говорить «нет». Но я просто не могу отказаться. Олег и Таня — наши друзья, это раз. Во-вторых, Олег сейчас искренне проявляет свою заботу.

Он все-таки деловой человек, наверняка очень занятой. Но стоило ему услышать, что у меня проблемы, и он тут же звонит своей врачихе. И сказать ему «нет» было бы некрасиво. К тому же это наверняка и вправду отличный врач. А кто знает, не ждет ли меня в этом кабинете неподалеку очередной Давид?

Олег перезванивает почти тут же. Его врачиха сегодня работает только до трех, но ехать до нее мне всего минут сорок, максимум час.

— Наверное, не стоит, — робко возражаю я. — Далеко, а мне еще на работу надо попасть…

Мне не надо на работу, мне надо в магазин. А это куда важнее.

— Анют, ты мне веришь? — Олег, кажется, слегка обижен. — Алка все сделает так, что потом с этим зубом сто лет не будешь горя знать. К тому же я ей сказал, что ты наш близкий друг, так-то она со стороны никого не принимает. Давай, Анют, не подводи…

Раз ради меня идут на такие жертвы, я просто не могу не испытывать благодарность. И даже упрекаю себя за лень и неумение оценить заботу. Человек делится со мной лучшим, что у него есть, а я веду себя как дура. Конечно, надо ехать.

— Милый, мне тут нашли зубного — довольно далеко, но отличный специалист, — сообщаю Игорю, сидящему за компьютером. — Буду часа через три-четыре, у меня еще есть кое-какие дела…

— Я полагал, что ты хочешь поправить коронку, а не менять обе челюсти. — Муж, как всегда, прозаичен. — А мне кажется, что для этой цели подойдет ближайший врач. Хотя я, возможно, ошибаюсь…

Я делаю вид, что не слышу насмешки. Если я сейчас скажу мужу, кто мне нашел врача, ирония превратится в злой сарказм. А это будет несправедливо.

Дорога сегодня забита, а Каширку я ненавижу. Но ровно через час торможу у дома с указанным номером. Правда, выясняется, что это самая обычная районная поликлиника. Но почему настоящий специалист не может здесь работать? Наверняка именно в таких местах и остались отличные профессионалы с огромным опытом. А недоучки помчались стричь деньги в частные клиники.

Внутри поликлиника выглядит еще более убого, чем снаружи, а у кабинета зубного очередь. Но меня ждут, а значит, я не должна здесь сидеть. Я быстро сообщаю выглянувшей медсестре свою фамилию и испытываю неловкость перед теми, кто сидит у кабинета. Ведь я сейчас пойду без очереди, а им, заранее записавшимся на прием, придется посидеть еще (но я ведь не виновата, что мои друзья лично знакомы с этой замечательной врачихой, верно?).

Через пару минут медсестра снова выглядывает. Но приглашает в кабинет не меня, а кого-то другого. Может, это тоже человек от знакомых, кто знает? У меня мелькает мысль на всякий случай занять очередь, но я от нее отказываюсь. Глупо это делать, если еще минут через пять меня позовут, вы не находите?

Зуб болит все сильнее, а меня почему-то все не зовут. Через какое-то время я обнаруживаю, что торчу здесь уже два часа, а до трех осталось совсем немного. Наверное, Олег что-то перепутал или я плохо расслышала. Наверное, меня ждали ровно в три. Что ж, если я столько тут проторчала, можно поторчать и еще. Но я все же решаюсь ему позвонить.

— Олег, это Анна, — говорю я очень тихо, чтобы никто не подслушал и не возмутился. — Да, на месте. Вообще-то я уже два часа на месте и давным-давно сказала медсестре свою фамилию. Но…

— Анют, она же занятой человек. — Олег даже немного обижен моим звонком. — Ты потерпи немного, она примет. Хотя ладно, звякну ей сейчас…

Меня наконец зовут в кабинет, когда других пациентов уже не осталось. По сравнению с этой комнатушкой кабинет Давида выглядит как космический корабль рядом с телегой. Хотя, наверное, настоящий специалист не нуждается в навороченной технике. Наверное, она для недоучек.

— Ну что там у вас? — Врачиха насуплена и очень серьезна. — Вообще-то прием уже закончен, но ладно…

Мне почему-то вдруг кажется, что у нее не очень чистые руки. И что она совсем не хочет меня осмотреть. И оказывать услуги своим старым друзьям Олегу и Тане она тоже не хочет. Но скорее всего мне просто это кажется. Видимо, у нее сегодня был очень тяжелый день. Может, поэтому она забывает простерилизовать железку, которой собирается залезть мне в рот? Фу, меня сейчас стошнит…

— Коронка слетела, — констатирует настоящий специалист, покопавшись железкой в моих зубах. — Небось у частника ставили? Сразу видно, что работа халтурная, тяп-ляп. Придется и другие коронки менять. А зуб мудрости вам почему не удалили? Надо удалять обязательно. И пролечить еще пару зубов. Дам вам талончик на пятницу, приходите…

Я не могу ждать до пятницы. Я уже тут, и зуб у меня болит именно сегодня.

— Я приду, конечно. — Я пытаюсь благодарно улыбаться. — Вы мне только сейчас поставьте коронку на место. Очень больно…

— Девушка, вы что, не слышали? — Врачиха смотрит на меня, как кардинал на еретика. — Я же вам русским языком сказала — в пятницу. Сейчас прием закончен, а завтра я не работаю…

Я вылезаю из кресла и чувствую себя абсолютной дурой. Зуб после осмотра болит еще сильнее.

— Сколько я вам должна? — спрашиваю автоматически, все еще надеясь, что я ослышалась. Что сейчас меня усадят в кресло и сделают то, ради чего я сюда приехала.

— Тут вам не частная клиника, а бесплатная. — Врачиха смотрит на меня с укором. — Хотя вы же не из нашего района… Ладно, садитесь, сейчас сделаю. Раз уж так болит…

На следующие полчаса я словно переношусь в пыточную камеру святой инквизиции. Когда меня наконец отпускают, я ощущаю себя так, будто на мне ставили эксперименты врачи-садисты. Но врачиха-то в этом не виновата, просто у нее нет обезболивающего для укола. Так-то она наверняка сделала все отлично. Лучше, чем те, у кого обезболивающее есть.

— Сколько я вам должна? — снова спрашиваю я, но звуки выходят очень невнятные. Однако врачиха как опытный специалист меня понимает.

— Ну, не знаю… Сколько вы там платите своим частникам?

Я не платила частникам, так что я не в курсе. В бумажнике триста долларов и двести рублей. Поколебавшись, я достаю пятьдесят долларов и всматриваюсь в ее лицо, готовая вытащить еще пятьдесят.

Врачиха делает вид, что не замечает денег.

— Ну все, идите. Я тут из-за вас и так задержалась. В пятницу жду. Будем лечить…

На обратном пути мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание. Вдобавок ко всему перед самым домом коронка снова слетает. Наверняка это моя вина. Ну я и дура! Проклиная себя, плетусь в тот самый кабинет, в который собиралась с самого начала. И за что мне такие страдания?

Кабинет оказывается очень просторным, хорошо оборудованным и весьма уютным. Вряд ли здесь, конечно, работают настоящие профи, но выбирать уже не приходится.

— Скажите, у меня тут слетела коронка… — Я с трудом ворочаю распухшим языком. — Сколько будет стоить ее поставить?

— Двести пятьдесят. — Молодая женщина в чистейшем белом халате очень приветливо мне улыбается.

— Долларов? — нерешительно интересуюсь я.

Она почему-то смеется. Оказывается, речь идет о рублях. А минуту спустя выясняется, что благодаря усилиям профессионального врача Аллы у меня треснула стенка зуба, над которым она трудилась. Это легко поправимо, но обойдется мне в сто у.е.

Странно, но тут все делается очень быстро и абсолютно безболезненно (наверное, я уже просто не чувствую боли).

— Другие коронки тоже надо менять? — спрашиваю я, когда все заканчивается. — Мне еще сказали, что надо удалять зуб мудрости и что-то залечить…

Приветливая женщина в чистейшем халате не отвечает, но снова изучает мой рот. А потом качает головой:

— Нет, все в полном порядке. А кто вам это сказал?

Я делаю вид, что не слышу вопроса. И медленно иду домой, не веря тому, что все уже позади. Не желая сейчас думать о том, что было бы, если бы я не слушала Олега. Ведь он искренне хотел мне помочь, и не его вина, что так получилось с той врачихой. Может, он давно уже у нее не был, а она за это время растеряла квалификацию. Может, он более привычен к зубной боли.

Тем не менее, я знаю, что вернусь домой и сразу же ему позвоню. И поблагодарю за заботу. И выражу восхищение по поводу врачихи Аллы. И конечно, сделаю все так, что он ни о чем не догадается.

Ведь он и правда ни в чем не виноват…

Признаюсь, отмечать праздник вдвоем немного странно.

Мы делали так когда-то давно. Но это не менее давно забылось. И праздновать вдвоем при наличии стольких друзей как-то непривычно.

Однако Игорь доволен. Значит, пусть так и будет.

— Что закажем?

В принципе меню английского паба я знаю практически наизусть. Мы нашли это место года три назад и с тех пор периодически сюда заглядываем. Здесь красиво, уютно и очень солидно. Муж, неоднократно бывавший в Великобритании, утверждает, что это самый настоящий английский паб. И здесь даже пахнет Англией.

— Я бы выпила сидр. Что касается еды — конечно же, блинчик «Челси».

О, этот потрясающий блинчик (к счастью, совсем немаленький) с невообразимо вкусной начинкой. Копченый лосось, густой сливочный соус и овощи. Просто объедение.

Кстати, мой мерзкий зуб все еще побаливает. Но от мягкого нежного блинчика вреда ему не будет. И мне, разумеется, тоже.

Обидно, конечно, приходить в такое заведение с ноющим зубом. Обычно я люблю тут порезвиться. Взять порцию вкуснейших «куриных пальцев», к примеру. А потом еще карпаччо. А на горячее — свиную голень. И мороженое на десерт — здесь просто потрясающее мороженое. И может быть, даже что-нибудь еще.

Да нет, не баранью ногу. Не стоит посмеиваться над моим аппетитом. Я имела в виду что-нибудь легкое. Картофель фри, к примеру (совсем неполезный, но такой восхитительный!). Или салат с копченым угрем. В общем, какую-нибудь мелочь. Но сегодня я, увы, на диете. Пока.

Обслуживание здесь оперативное и ненавязчивое. Буквально через полторы минуты передо мной уже стоит бокал с сидром, мужу приносят бутылку «Килкенни», красного ирландского пива. Игорь чуть поддергивает рукав коричневой вельветовой рубашки.

Я охаю.

— Откуда это, милый?

У него новые часы. Нет, старые, конечно, тоже были очень красивые — «Радо» с четырьмя бриллиантиками, на кожаном ремешке. Но эти вообще нечто. Толстый керамический браслет черного цвета и пухлые черные часы с не менее раскормленными белыми стрелками. Немного спортивно, но выглядит невероятно стильно. И опять «Радо», между прочим. Представляю, сколько они стоят.

— Это для тебя. Просто мы договорились обменяться подарками уже здесь, а я не хотел тащить сюда коробку…

Я едва не визжу от восторга. Браслет чуть великоват, но сейчас это не имеет значения. Тем более, муж говорит, что мне бесплатно подгонят его в магазине, когда мне будет удобно.

Потрясающая красота, даже сложно оторвать взгляд. Идеальный подарок. Не то чтобы мне постоянно нужно было знать время. Но это ведь не просто часы, это нечто фантастическое. Фантастическое украшение для фантастической женщины. Нескромно? Ну, знаете, я так на вас обижусь.

Кстати, муж свой подарок уже получил. По пути сюда я затащила его в салон красоты (разумеется, не объясняя зачем) и там поставила перед фактом. Так что сейчас он сидит и сверкает своей сережкой. И время от времени ее ощупывает. Наверное, ухо еще побаливает.

Я отлично знаю своего мужа. Подари я ему сережки сейчас, он бы восхитился ими (хотя бы просто из вежливости), много раз поблагодарил бы меня, но прокалывать уши не торопился бы и придумывал бы разные отговорки. А я, скажу вам по секрету, не очень бы его уговаривала. А потом он как бы невзначай заметил бы, что такие умопомрачительно красивые сережки пошли бы мне куда больше. Он ведь тоже отлично меня знает.

Я бы повозмущалась, разумеется, но потом согласилась. А он остался бы без подарка. Зато теперь все так, как должно быть.

— Позволь мне сказать тост, милый…

Муж кивает. А я еще раз смотрю на свои новые часы. Фу, какие нехорошие мысли! Вовсе не для того, чтобы они сделали меня более красноречивой. Ну если только отчасти.

— Милый, одиннадцать лет назад мы с тобой встретились. Конечно, мне уже не девятнадцать, мое тело не так волнующе, да и я сама тебе уже надоела…

Я делаю паузу, чтобы муж мог выразить шумный протест. Протест выражен. Не такой шумный, как хотелось бы. Но все равно я могу продолжать.

— И тем не менее я счастлива, что мы вместе. И надеюсь, что мы будем вместе еще много-много лет. И я хотела бы пожелать нам, чтобы мы смотрели друг на друга так же, как смотрели в этот день одиннадцать лет назад. Чтобы мы были так же интересны друг другу и так же друг друга хотели. По крайней мере, милый, я хочу тебя точно так же, как и тогда. И даже больше…

Я произношу это, намеренно понижая голос и добавляя в него кокетливые нотки. И делаю глоток сидра. Омерзительный напиток, но одновременно очень вкусный. И не пиво, и не вино. Пахнет яблоками, а внешне похож на мыльную воду. Если его можно с чем-то сравнить, то только с французским сыром. Нежен с виду, отвратительный запах, тонкий вкус. В общем, продукт как раз для меня. Любительницы всяких небанальностей, гениальностей и даже паранормальностей (сама не знаю, что это я сказала, но звучит красиво).

— Я тоже тебя хочу, хотя из-за обилия друзей на секс у нас просто нет времени. За эти одиннадцать лет у меня никого не было, кроме тебя, потому что ты лучше всех. И я хотел бы, чтобы так оставалось и дальше…

Мне приятно. И немного стыдно за глупые мысли и подозрения.

— Признаюсь, за последние полгода я несколько раз жалел о том, что мы когда-то встретились, — внезапно произносит муж, и я напрягаюсь. — Но я надеюсь, что в самое ближайшее время ты наконец поймешь, что все эти так называемые друзья нам только мешают. Что мы должны жить только друг другом, как когда-то. И тогда мы снова будем счастливы, у нас не будет проблем, недомолвок и недопониманий…

Интересно, зачем надо было портить такой приятный день? Зачем снова ругать людей, с которыми мы общаемся? Я понимаю, что он действительно устал от общения. Но до конца этого напряженного месяца осталось не так уж много времени.

Пожалуй, мне следует поменять тему. Просто на всякий случай.

— Кстати, милый, твой подарок — это намек на то, что я старею?

Пусть уж лучше наговорит мне еще комплиментов.

— Я права?

Игорь молча качает головой. Нет, так не пойдет. Ладно, тогда начну я.

— Мой подарок — это символ твоей свободы. Ты независим. Ты живешь в своем мире, ты занимаешься творчеством. Ты не связан условностями и обязательствами. Ты работаешь, когда хочешь, и одеваешься так, как хочешь. А что символизирует твой подарок?

— Не задумывался. — Муж пожимает плечами. — Мне просто показалось, что это очень красивая вещь и она тебе очень пойдет. Но если тебе нужен смысл, тогда так. Мой подарок — это намек на то, что ты должна ценить время. И не тратить его на других людей. Тем более что не так уж много нам его отпущено. Намек на то, что все свободное время мы должны проводить вдвоем, наслаждаться жизнью и друг другом…

Я даже не знаю, что ответить. С одной стороны, я польщена. Мой муж меня любит. Он хочет, чтобы мы были вместе. Ему никто больше не нужен. Но с другой стороны, он снова говорит о том, что друзьям в нашей жизни места нет. А я ведь и так согласилась отметить праздник вдвоем, хотя это неудобно. И получается, что теперь я вообще должна от всех отказаться?

К счастью, официантка приносит нам по блинчику и избавляет меня от необходимости отвечать. Какое-то время я наслаждаюсь этим великолепным творением человеческих рук. Хотя нет, обычный человек не смог бы такое придумать. Наверняка рецепт ему шепнул кто-то свыше. А уж с нимбом он был или с хвостом — не суть важно.

Я так возбуждена, что даже забываю про все еще подвывающий зуб. Как обидно, что этот блинчик такой маленький. Видимо, придется заказывать еще один.

— Кстати, хотел тебя кое о чем попросить. — Игорь курит, к своему блинчику он так и не притронулся. — Отключи, пожалуйста, мобильный, чтобы хоть сегодня нас никто не беспокоил…

Почему у него такой странный тон, хотела бы я знать?

— А если позвонит наш ребенок?

— Ребенок у твоей мамы. Он счастлив, что завтра не пойдет в школу, и ему не до нас. Так ты отключишь телефон?

Я покорно достаю мобильный и временно его умертвляю. Я не хочу портить наш праздник. Я так рассчитывала на то, что он все исправит.

Официантка приносит еще один блинчик. Мой муж на редкость предусмотрителен. Я допиваю второй бокал сидра и ощущаю, что немного опьянела. Муж медленно пьет пиво. Свой блинчик он так и не доел. Придется ему помочь (мы же не чужие люди, в конце концов).

Пытаюсь вспомнить, как мы в последний раз отмечали что-либо вдвоем, и не могу. В этом году, кажется, ничего, я всегда настаивала на приглашении гостей. Не сюда, конечно. Мы не настолько богаты, и Игорь был бы категорически против. Он бы сказал, что это наше место и посторонние нам здесь не нужны.

Мне очень хорошо. Мне принесли еще сидра и салат с копченым угрем. Мне вкусно, мне уютно, у меня потрясающий подарок, и я подарила своему мужу как раз то, что нужно. У меня уже не болит зуб, я великолепно накрашена и сексуально одета. И выгляжу просто невероятно.

Жаль, что мой практически новый красный кожаный костюм оказался мне чуть тесноват (то есть нет, конечно, он мне в самый раз, но коль скоро я собиралась насладиться местными яствами, надевать его было бы непредусмотрительно). Однако в своих кожаных шортах и обтягивающей черной водолазке я смотрюсь просто супер.

По крайней мере так уверяет сидящий напротив меня мужчина. Очень эффектный мужчина с короткими темными волосами с проседью и аккуратной эспаньолкой. Мужчина в коричневой вельветовой рубашке и бежевых вельветовых брюках. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, и я вижу его волосатую грудь, на которой поблескивает цепочка с причудливой формы итальянским крестиком (крайне волнующая картина, должна вам сказать).

— Еще сидра? И может быть, ростбиф с чипсами?

Против сидра я не возражаю. Ростбиф — это уже лишнее, наверное. Но мой муж умеет меня убедить. Он уверяет, что, несмотря на громкое название, это всего лишь пять кусочков полусырого мяса и несколько ломтиков жареной картошки. Это не совсем так, но я позволяю себя уговорить. В конце концов, у нас сегодня праздник. А сидр почему-то вызывает жуткий аппетит.

Нет, праздник вдвоем отмечать действительно очень неплохо, как я могла это забыть? Никто не отвлекает ненужными разговорами, никто не требует нашего внимания. Игорь смотрит только на меня и осыпает меня комплиментами. Я таю и млею, и мне очень и очень вкусно. Да, и в этом смысле тоже. Он ведь такой секси.

Мне уже даже жаль, что я не выполнила просьбу мужа. Наверное, меня задело, что она звучала как приказ. А может, я просто забыла, о чем он меня просил. Я ведь так безрассудно молода, и у меня все еще девичья память. И я сказала кое-кому из наших друзей о том, что у нас праздник. И где мы будем его отмечать.

Вот вспомнить бы еще, кому я это сказала. Олегу — это точно. Кажется, как раз когда вчера звонила ему, чтобы поблагодарить за врачиху. И еще, по-моему, Владику, но давно, дней пять назад. И Леве, когда он звонил позавчера, чтобы узнать, точно ли мы придем к нему на день рождения в пятницу (то есть уже завтра). И еще Лене. Вот, кажется, и все.

Да, возможно, мне не стоило этого делать. Нам ведь так хорошо вдвоем. Но Олег с Таней наверняка не приедут, мы ведь и так пригласили их в гости на послезавтра. А у Олега сегодня какой-то процесс (он же не только великий повар, ювелир, бизнесмен и т. д., но и выдающийся юрист). Лена тоже не придет, это факт. Лева сказал, что накануне дня рождения у него будет куча дел по организации праздника. Владик сообщил, что по четвергам заканчивает работать не раньше девяти (у него дежурство по отделу). А может быть, и позже.

Так что мы в безопасности. Но на самом деле, если между нами, некоторые опасения у меня все-таки имеются. И наверное, мне следовало бы предупредить мужа. Просто на всякий случай (и как-нибудь поаккуратнее). Но не сейчас. Сейчас всего половина восьмого. У меня как минимум полчаса в запасе.

— Помнишь, как ты мне позвонила в Новый год? Помнишь — «я так тебя хочу»? Я даже растерялся…

— Конечно, я помню, милый…

Конечно, я помню, и я знала, что он помнит. Сейчас мне кажется, будто в нашей жизни ничего не менялось и все как прежде. Мы одни, мы наслаждаемся каждым прожитым днем, и нам так приятно вспоминать наше прошлое.

Игорь поднимает свою бутылку «Килкенни», и я любуюсь его рукой. Сильной волосатой рукой, на которой так красиво смотрятся два колечка с переливающимися бриллиантиками. Мне очень повезло, что такой мужчина достался мне. Я ведь его не заслуживала. Сейчас в этом можно признаться.

— Я хотел сказать, что мне очень приятно, что мы сегодня вдвоем. И я бы очень хотел, чтобы так мы отмечали все праздники. Ты со мной согласна?

— Конечно, милый. Хотя все, наверное, не получится…

Улыбка на лице мужа застывает. Я спешу исправить ошибку. — Но если мы постараемся, то все возможно, правда, милый?

Улыбка оттаивает. Я рада. Может быть, я несколько покривила душой, но разве это так важно? Нам хорошо сейчас, зачем думать о завтрашнем дне?

— Знаешь, я бы хотела, чтобы ты меня похвалил, — осторожно начинаю я, тщательно подбирая слова. — Кое-кто в курсе, что у нас сегодня праздник, но я очень хитро все обставила. И пригласила только тех, кто точно не придет. Теперь я жду твоих похвал…

Ничего не понимаю. Я так хитро все повернула, а у него опять какой-то отстраненный взгляд. И тепла в нем уже нет.

— Могу я услышать детали?

Я машу рукой.

— Разве они так важны, милый?

— И все же…

Я тяжело вздыхаю и закатываю глаза.

— Милый, неужели ты мне не доверяешь? Твоего брата я спросила, что он сегодня делает. Только после того, как выяснилось, что он допоздна дежурит, я сказала о нашем празднике и о том, где мы будем. Вчера утром звонил Олег, сообщил, что у него сегодня какой-то процесс, а потом уже я упомянула о нашей годовщине. У Левы сегодня куча дел, и потому ему спокойно можно было все рассказать. Зато никто на нас не обидится. Так где же твои похвалы?

Похвал нет. Но я терпеливо жду.

— И ты на сто процентов уверена, что никто из них не придет?

— Ни в чем нельзя быть уверенной на сто процентов, милый. На девяносто девять точно уверена…

Да, это неправда. То есть так — не совсем правда. Крошечная ложь во спасение.

— Милый, даже если кто-то вдруг придет, разве это плохо? Мы уже посидели вдвоем и посидим еще. Представь, что это сюрприз, который я тебе приготовила. Часть моего подарка. Мы ведь никогда не были здесь с друзьями, правда? Значит, это будет ново и необычно. А деньги на то, чтобы их угостить, у меня есть…

Деньги у меня действительно есть. Целых триста долларов. Остаток щедрого папиного дара, который я собиралась потратить на себя (но так и не потратила из-за чертова зуба). Признаюсь, я вовсе не планировала жертвовать их на угощение друзей дарами английского паба. Но раз это я допустила ошибку, то мне ее и исправлять.

— Ты думаешь, все дело в деньгах?

Игорь поворачивается к стойке, и у столика тут же возникает официантка.

— Пожалуйста, один «Джеймсон». Лучше двойной. И еще бутылку «Килкенни»…

— Милый, зачем тебе виски? Разве со мной скучно без спиртного?

— Это тебе со мной скучно…

Господи, какой у него сухой голос! И глаза словно подернулись льдом. И вообще такое впечатление, что наш теплый уютный столик вдруг перенесся куда-то в Антарктиду.

Я поеживаюсь. Я пытаюсь что-то объяснять. Муж просит принестй счет.

— Ты можешь остаться и ждать своих друзей, можешь поехать домой, можешь пойти со мной. Выбирать тебе…

Мои возражения не принимаются. Муж молча пьет виски и меня не слышит. Что мне делать, я не представляю. Наверное, мне придется остаться (если между нами, я не сомневаюсь, что хоть кто-то из тех, кому я сказала о годовщине, обязательно появится). Но и отпустить мужа одного я не могу. Игорь уже не раз намекал, что друзья для меня важнее, чем он. А теперь он окончательно решит, что так оно и есть.

Игорь расплачивается и идет к гардеробу. Я смотрю, как он неторопливо надевает тонкое бежевое пальто и кепку, а потом выходит. А я остаюсь одна. Я не могу уйти.

У меня на глазах слезы. Я так ждала этого праздника. Так рассчитывала, что он положит конец всем размолвкам. Я купила ему такой красивый подарок. И теперь оказалась в такой идиотской ситуации. Если я уйду, те, кто придет, на меня обидятся. Если я не уйду, то потеряю своего мужа.

Я стремительно выскакиваю из паба и вижу его удаляющуюся спину. Он неспешно сворачивает на Арбат, а потом углубляется во дворы. Я иду за ним и на него злюсь. Он не должен был так поступать со мной. Это он виноват в том, что мне сейчас так плохо. Я ведь просто хотела, чтобы нам было еще веселее. Только и всего.

Полчаса спустя муж заходит в небольшой ирландский паб неподалеку от Большого Каменного моста. Я захожу вслед за ним. Здесь не так уютно, не так красиво. Здесь тесно и очень накурено. Игорь садится у стойки и уверенно заказывает себе порцию виски. Я залезаю на соседний табурет.

Следующие два часа мы сидим в полной тишине. Я попиваю свой сидр, муж дегустирует какие-то сорта ирландского виски, о которых я и не слышала. Периодически пытаюсь начать разговор, но он предпочитает молчать. Настроение омерзительное. К тому же я все время думаю о том, как сейчас в английском пабе сидят Олег с Таней, Лева и Владик и ждут, когда мы наконец появимся. Даже заказанный мужем ирландский стью кажется мне абсолютно безвкусным. К счастью, мне снова удается слегка опьянеть.

— Милый, не злись, пожалуйста. Я ведь не сомневалась, что никто не приедет. Я просто не хотела никого обижать. Я думала, ты меня похвалишь. Я даже не представляла, что ты так отреагируешь…

— Ну да, конечно…

Разумеется, это ирония. Даже сарказм.

Почему он мне не верит? Да, я немного исказила действительность, но он об этом не знает. А ведь я люблю его, я ценю то, что у нас есть, и нашу жизнь. И я очень хочу, чтобы мы жили как раньше. Чтобы он любил меня так же, как тогда. Чтобы мы так же понимали друг друга с полуслова. Разве это невозможно?

— Мы жили так, как жили, потому что наш дом был нашей крепостью. Потому что мы жили замкнуто. А потом ты открыла настежь все двери и окна. Ты впустила в нашу жизнь чужих людей. И они ее сломали. И все изменилось…

— Милый…

Муж меня игнорирует.

— Есть единственный способ вернуть прошлое — это выставить их вон и снова наглухо все задраить…

— Милый, ты нетрезв. — Я пытаюсь улыбнуться. — Поэтому ты говоришь глупости…

Муж делает еще глоток виски.

— Я не нетрезв, я пьян. Но я говорю правду. А вот ты никак не можешь понять очевидное. Понять, что рано или поздно так называемые друзья окончательно разрушат нашу жизнь…

Оставшееся время мы снова сидим в тишине. Мне очень и очень грустно. Я так ждала этого дня, я так рассчитывала, что после него все изменится. Но ничего не получилось. Более того, все стало еще хуже.

Он ведь в этом виноват, правда? Я ведь хотела как лучше.

Что вы сказали? Что это именно моя вина? Спасибо, вы меня очень утешили. Прямо как мои весы. Или как зеркало, в которое я смотрюсь по утрам.

Пожалуйста, в следующий раз оставьте свое мнение при себе. Договорились?

11

Когда мы наконец выходим на улицу, я облегченно вздыхаю.

Мы оба просидели дома целый день и за это время не сказали друг другу десяти слов. После вчерашнего неполучившегося праздника внутри как-то пусто и говорить вроде бы не о чем. Игорь весь день работал, закрывшись в кабинете, а я собиралась и красилась. Но все равно эта чертова тишина меня здорово угнетала.

— Поймаем такси или пойдем пешком?

До клуба, в котором нас ожидает наш друг Лева, идти минут сорок. Или пять минут ехать (ну максимум десять). Но нас ждут там только в семь, а сейчас двадцать минут седьмого, я слишком рано собралась. К тому же на улице сухо, каблуки у меня не такие высокие. Так почему бы не прогуляться, как в старые добрые времена?

Они, конечно же, ушли безвозвратно, но почему бы их не вспомнить напоследок? Тем более раз наша семейная жизнь, судя по всему, подходит к концу?

— А что бы предпочел ты?

— Пройтись. Мне давно уже не хватает прогулок. Но тебе могу поймать такси…

Господи, ну зачем он так со мной?

— Я тоже предпочту пройтись…

Муж пожимает печами. Я автоматически беру его под руку, и мы не спеша идем по кольцу в сторону проспекта Мира. На улицах людно, все-таки вечер пятницы, кольцо забито, но я этого толком не замечаю. Я думаю о том, что все кончилось. Или все-таки не кончилось? Может, спросить его напрямую? Наверное, не стоит.

Я пытаюсь отвлечься от дурных мыслей и насладиться прогулкой. Я и забыла, что гулять так приятно. Раньше мы гуляли каждый день часа по два. Просто молчали или что-то обсуждали. Или говорили о какой-то ничего не значащей, но приятной ерунде. А потом, чуть утомленные, но очень довольные, забирали ребенка и шли домой. Игорь разогревал заранее приготовленный обед, накрывал на стол и звал нас. А дальше начиналось пиршество.

Представьте себе холодный осенний день. Например, такой же, как сегодня. После двух часов прогулки вы немного замерзли (а то и сильно замерзли). И по возвращении домой перед вами ставят большую керамическую чашку с горячим и густым луковым супом, в котором плавают поджаренные ломтики багета. А рядом стоит бокал восхитительного французского белого вина. На столе горит свеча. Тихо играет музыка, на душе умиротворение и покой. И предвкушение. Я ведь говорила, что очень люблю поесть.

От пары ложек супа опьянение сильнее, чем от спиртного. В желудке сразу теплеет, а потом это тепло ударяет в голову, и она начинает слегка кружиться. Французское белое вино пахнет осенью, листьями и лежащими в траве яблоками.

Потом у меня начинают закрываться глаза, а потом мы уходим в спальню, и я ложусь, довольная и счастливая. И мгновенно засыпаю, чувствуя рядом мужа, который так вкусно меня кормит и так любит. И радуясь тому, что это будет продолжаться еще, и еще, и еще.

Впрочем, сейчас все это уже позади. И больше никогда не вернется. Я это знаю. А потому об этом лучше не думать. Лучше отвлечься от дурных мыслей и настроиться на праздник.

Мы идем на день рождения к нашему другу Леве, которому сегодня исполняется сорок два года. Муж и Лева знакомы лет пятнадцать. Они познакомились, когда Игорь работал в спортотделе молодежной газеты, а Лева трудился фотографом в шахматном журнале.

У вас нет ощущения, что это немного странно звучит — фотограф в шахматном журнале? Казалось бы, зачем там нужен фотограф? Это все-таки не футбол и не хоккей и не плавание, никто не бегает, не забивает голов и не бьет рекордов. Сидят себе за столом два человека и с умным видом двигают фигурки. Снял обоих, и вся работа.

Лева, кстати, по образованию вовсе не фотограф, а строитель, но он утверждает, что всегда мечтал о фотографии. А в шахматном журнале работал его родственник, который его туда и пристроил.

Наверное, попади Лева в другое издание, он бы сейчас снимал иначе. Но он попал в шахматный журнал, где единственными фотографиями были портреты мрачных и сосредоточенных шахматистов. Которых, как я подозреваю, снимать совсем не сложно. Хотя бы потому, что они сидят на месте, не вертятся, и публику интересуют только их лица. И не обязательно в самом выигрышном свете.

Кстати, впоследствии Лева поменял специализацию, потому что из журнала его выгнали. С тех пор он работал во всех газетах Москвы, и его отовсюду увольняли. По той простой причине, что Лева почему-то считал себя великим профессионалом и требовал соответствующей оплаты. Главным редакторам же совсем не хотелось платить большие деньги за весьма посредственные снимки.

Игорь говорит, что Лева — отличный ремесленник. Он поразительно упорен и способен снимать часами. Но при этом не представляет или не думает о том, как сделать более удачный снимок. Он просто жмет на кнопку. Это, между прочим, собственное Левино выражение.

Лично я хорошо это знаю. Лет пять назад Лева предложил сделать мне портфолио. Я не собиралась в модели, но Лева сказал, что профессиональные снимки всегда пригодятся. Мысль эта пришла ему в голову как-то вечером во время очередного визита к нам, когда было выпито немало вина. Однако почему-то не покинула его и наутро. Лева позвонил и заявил, что уже договорился со студией, где он ждет нас через два часа.

Это был очень приятный день. Я меняла образы и выражения лица, одежду (а мы завалили вещами весь багажник нашего «фольксвагена») и позы. И не сомневалась, что на снимках буду выглядеть потрясающе.

Хотя сам процесс меня, признаться, утомлял. Лева бесконечно долго выставлял свет. Отщелкивал пробные кадры. Советовался с каким-то парнем, который согласился ему ассистировать. А потом зачем-то призывал меня войти в его сердце (и делал это очень неуверенным голосом).

Полагаю, это должно было означать, что мне надо расслабиться и смотреть в камеру так, словно я влюблена в Леву. Полагаю, что это был первый Левин опыт подобного рода.

Мы снимались весь день. Лева израсходовал километры пленки. Но когда, наконец, привез нам контрольные отпечатки, то оказалось, что из тысячи с лишним фото внимания заслуживают лишь два-три снимка. Другие же были совершенно невыразительными. А то и просто омерзительными.

Безостановочно жавший на кнопку Лева снимал меня, когда я переводила дыхание. Поправляла колготки. Стирала с лица пот. Думала, какую бы позу принять еще. Когда я ее наконец принимала и делала соответствующее выражение лица, у Левы, видимо, кончалась пленка. Или этот кадр казался ему неинтересным.

Едва ли можно было снять меня в более невыгодном свете. На одних снимках я получалась какой-то карлицей, на других — жирной, на третьих — коротконогой. Лева умудрился зафиксировать на камеру все мои очаровательные недостатки и сделать их отвратительными. Но все мои достоинства от его взгляда ускользнули. Может быть, потому, что у Левы не очень хорошее зрение.

Я, конечно, деланно охала и ахала. Лева был польщен и напечатал несколько сотен снимков. Я убрала их в большой конверт и спрятала в надежном месте. Вы спрашиваете где? Ладно, но только между нами. У мужа в стенке стоят книги на английском, которые он никогда не перечитывает. И именно за них я и спрятала конверт. Там-то его никто не найдет.

Позже я думала отвезти его на дачу. Но мысль о том, что его обнаружат, заставила меня передумать. А сжигать собственные изображения мне не хотелось. Я слишком суеверна.

Леве, кстати, очень понравилось меня фотографировать. Когда он устроился в одну очень объемную цветную газету, где ему доверили снимать фотороманы, Лева постоянно звал меня принять участие в съемке (разумеется, в качестве второстепенной героини). Например, в роли проститутки, которая соблазняет героя этого самого фоторомана (какого-нибудь более-менее известного актера, или пародиста, или другого не самого значительного деятеля шоу-бизнеса).

Кстати, идеи для романов придумывал мой муж, и он же писал текст. Так что предлагавшиеся мне роли были вполне достойными. Да и появиться на страницах издания с большим тиражом, наверное, лестно. Но я искренне опасалась, что Лева снимет меня так, что мне потом будет стыдно выходить на улицу.

К счастью, после нескольких фотороманов Леву из той газеты уволили. Редакцию перестало устраивать качество его снимков. Зато им так понравились тексты, что они предложили мужу пойти к ним в штат на хорошие деньги. Но поскольку они уволили Леву, муж из солидарности отказался.

Возможно, еще и поэтому Лева остается нашим другом. Хотя и не таким близким, как раньше. Раньше он регулярно к нам заезжал и часами сидел у нас и пил вино. Он приводил к нам на смотрины своих девушек (которые, впрочем, таковыми не являлись и, кажется, даже не догадывались, что Лева имеет на них виды). Он предлагал нам планы совместных грандиозных проектов (у которых, разумеется, не было ни единого шанса осуществиться).

Но года полтора назад перманентно безработный Лева вдруг устроился на работу в одно солидное издание. Где, к удивлению моего мужа, работает до сих пор. Игорь считает, что Лева понял, что другого варианта найти работу у него не будет, и поумерил свои неоправданные амбиции.

Теперь он заезжает к нам в гости не так часто. Но зато регулярно звонит, чтобы рассказать о своей жизни. Лева не сомневается, что нам она очень интересна, так что каждый рассказ занимает в среднем часа полтора. И ему даже не важно, кто из нас подходит к телефону. Ему просто нужен собеседник.

У Левы есть две ипостаси. Великий фотограф и непризнанный фотограф. Когда Лева в роли великого фотографа, он увлеченно повествует о том, как его ценят на работе. Как много у него заказов на стороне. Сколько он заработал в этом месяце и сколько заработает в следующем.

Он разговаривает несколько свысока, словно мы с мужем ночуем в мусорных баках, а он не обращает на это внимания и по-прежнему считает нас своими друзьями. Он рассказывает о своих знакомых в мире шоу-бизнеса (в последние годы Лева снимает исключительно всякие тусовки), называя их Петьками, Сашками и Машками. Мы, признаться, сомневаемся, что Сашки и Машки имеют представление о Левином существовании. Но это не суть важно.

Лева — великий фотограф также любит описывать, в каких шикарных условиях он живет. Вскользь упоминается квартира, превращенная в студию, подвесные потолки, джакузи, душевые кабины, дорогие паркетные полы и прочие предметы роскоши. Наверное, Лева забыл, что мы знаем, что до сорока одного с половиной года он жил с родителями. Двухкомнатную квартиру у метро «Проспект Мира» полгода назад ему купил папа. И он же дал деньги на ее капитальный ремонт.

Я неоднократно видела Левиного папу на днях рождения. Очень милый и приятный человек. Он всю жизнь проработал в одной небольшой строительной конторе, где дорос до начальника. Папа уже собирался на пенсию, когда благодаря старым связям его контора вдруг выиграла конкурс на строительство какого-то крупного офисного центра. Озабоченные конкуренты предложили папе солидную взятку за то, чтобы он отказался от подряда. Папа, всю жизнь живший очень скромно, не стал возражать. Он взял деньги и уволился с работы.

Об этом нам как-то рассказал сам Лева. Впрочем, тогда он был в нетрезвом состоянии и с тех пор, видимо, забыл, что мы в курсе, откуда у него квартира. Мы, разумеется, не напоминаем.

Да, еще Лева — великий фотограф любит рассказывать о том успехе, которым он пользуется у женского пола. Не важно, говорит он с Игорем или со мной, он все равно упоминает каких-то «девок» (которых он якобы «трахал всю ночь»), называет имена девиц, с которыми ходит по ночным клубам и ресторанам, и намекает на то, что в его квартире каждую ночь творятся сексуальные оргии. И это при том, что мы с мужем убеждены, что Лева — девственник. Дело даже не в том, что он никогда не был женат. Просто мы видели, как он общается с женщинами.

Я вам уже говорила, что Лева неоднократно приводил к нам на смотрины так называемых своих девушек (которые не знали, что они Левины девушки)? Да, пожалуй, сегодня мне надо будет съесть порцию десерта, а то и две, дабы улучшить память. Девушки, как правило, были весьма невыразительны и явно не пользовались мужским вниманием. И тем не менее Левино внимание им почему-то не нравилось. Наверное, потому, что вел он себя с ними не как опытный донжуан (каковым ну очень хотел казаться), но ужасно неуверенно.

Не подумайте, что я смеюсь над нашим другом. Признаюсь честно, мне даже было его жалко.

Представьте себе Леву, приходящего к нам домой в компании девушки. Он — великий фотограф. Он невероятно крут. Он приводит свою девушку к своим близким друзьям. Он приносит с собой пару бутылок хорошего вина, потому что всякую дрянь здесь не пьют.

Не сомневаюсь, что он приводил девушек именно к нам не только потому, что больше было не к кому. Просто мы всегда еще и подыгрывали Леве. И тем самым подтверждали, что более крутого фотографа нет не то что в Москве, а в целом мире.

Аведон, говорите? Жалкое подобие Левы. Не более того.

Поупивавшись собственной крутостью, Лева приступал к ухаживаниям. Разумеется, на наших глазах. Один на один он явно стеснялся это делать. Выпив два-три бокала вина, Лева сильно пьянел (ему для этого надо совсем немного), краснел глазами и начинал несмело гладить девушку по руке и нести фантастическую ахинею. Он восхищался ее глазами (у тебя такие глаза, малышка…), луной (смотри, малышка, какая луна!), ее телом (у тебя такой животик, малышка, так хочется его погладить…).

Не знаю, почему он зациклен именно на животике. Мне всегда казалось, что у женщин есть более эротичные части тела.

Однако девушки оказывались чужды романтике или им просто не нравились Левины ухаживания. Они деловито начинали собираться, и грустный Лева уходил их провожать. Впрочем, через пару дней он вполне мог позвонить и мимоходом сообщить, что новая пассия в постели оказалась бревном и он ее бросил.

Мы делали вид, что верим. Хотя я была готова поспорить на тарелку лукового супа (а для меня это поразительно высокая ставка, уж поверьте), что если Лева и занимался сексом с этим «деревом», то только в поллюционном сне. Или в ванной под шум воды и при полном отсутствии самой девушки.

Да, я так и не рассказала вам про вторую Левину ипостась. Это Лева — непризнанный гений. Это настоящий профессионал, которого никто не ценит (и все обманывают). Это человек, который на высшем уровне выполняет любые заказы (но дилетанты не в состоянии понять всю тонкость Левиной работы и отказываются за нее платить). Это щедрый кавалер, который водит девушек по ресторанам (а они отказываются ему отдаваться). Это верный друг, которого предают те, кому он всю жизнь помогал.

Признаться, я плохо представляю, кому и как Лева может помочь. Разве что сделать снимки. А они, конечно, могут озлобить даже того, кто считает Леву своим другом. И вызвать у этого человека желание причинить Леве ту же боль, которую он испытал, увидев себя на Левиных фотографиях.

Впрочем, мой муж говорит, что Лева опасен в обеих ипостасях. Великий фотограф и непризнанный гений хотя и говорят о разном, но говорят одинаково увлеченно и долго. Когда звонит Лева, муж всякий раз поникает, зная, что ему предстоит выкинуть из своей жизни как минимум полтора часа. А Лева звонит не реже раза в неделю. А то и двух раз.

Иногда я даже прихожу Игорю на помощь и говорю Леве, что он спит. Но Лева не менее увлеченно беседует со мной.

Сейчас в клубе со странным названием «Огородник» нас, разумеется, ждет великий фотограф. И у меня есть искренние опасения, что в конце вечера ему на смену придет его антипод. Увы, я не раз становилась свидетельницей, таких преображений. Хотите, расскажу вполне типичную историю?

Как-то раз, а было это года четыре назад, Лева снимал фотоочерк об одном артисте разговорного жанра. Артист был очень относительно известен. Но Лева почему-то не сомневался, что за его снимки будут драться все ведущие издания страны.

Мы тоже приехали, потому что написать текст Лева, как всегда, попросил мужа. Съемка, на мой взгляд, была не очень удачной. Лева не продумал сцены, а артист был чересчур зажат и плохо владел лицевыми мышцами. Тем не менее великий фотограф был в восторге и уже предвкушал солидный гонорар. И на радостях позвал нас в находящийся неподалеку ресторан. Обмыть, так сказать, очередной творческий и финансовый успех.

Ресторанчик был довольно средний, но зато уютный. Поскольку мы не относимся к любителям бесплатных угощений, Игорь отказался от еды. А я под Левиным напором заказала себе то же, что и он (кажется, это были креветки под соусом). Щедрый Лева распорядился принести кувшин разливного вина (которое, по его уверениям, было не просто молодым, но молодым французским) и потребовал оставить меню. Он собирался сидеть здесь долго и накормить и напоить нас от души.

Вино было в лучшем случае испанским, чересчур кислым и терпким (но мы, разумеется, ничего не сказали). А вот креветки Леву смутили. Несмотря на подслеповатость, он заметил в лужице соуса веточку укропа и устроил официантке скандал.

Лева бубнил, что он не ест укроп. И никогда не заказал бы блюдо, знай, что оно посыпано укропом. Что в меню об укропе не было сказано ни слова, и потому ему немедленно должны принести новую порцию, но уже безо всякой зелени. А эту пусть официантка съест сама.

Лева якобы был в этом ресторанчике завсегдатаем и приятельствовал с хозяином. По Левиным словам, он лично знает большую часть владельцев московских заведений. Однако официантка проявила на этот счет полную неосведомленность и наотрез отказалась менять блюдо.

Лева возмущался. Лева пытался на нее давить. Лева намекал, что ее уволят уже завтра (а возможно, даже через полчаса). Лева доставал мобильный, чтобы позвонить хозяину заведения (увы, он позабыл его номер). Но все было бесполезно.

Лева все — таки заказал себе другую порцию, но поскольку подлая официантка испортила имидж крутого фотографа, он расстроился. Правда, после трех бокалов вина он забыл об инциденте и даже развеселился. Но после пятого снова стух. По Леве сразу видно, когда у него меняется настроение. Он вдруг становится печальным, начинает снимать очки, протирать их одноразовыми салфетками и часто моргать покрасневшими глазками.

Когда принесли счет. Лева совсем огорчился. И хотя он наотрез отказался от предложения мужа заплатить половину, видно было, что стойкость стоила ему сил. Чтобы хоть как-то его утешить, я позвала его к нам в гости. Но Лева уже не хотел видеть ни нас, ни себя. И умчался в такси, а мы вернулись в ресторанчик и здорово веселились чуть ли не до утра.

Примерно то же происходит и во время Левиных визитов к нам, и на всех его днях рождения. Но я надеюсь, что в этот раз все будет иначе. В конце концов, Лева работает в солидном издании, якобы завален заказами и, наверное, неплохо зарабатывает, раз собирает гостей в ночном клубе. Но даже если он не изменился, я все-таки рассчитываю, что мы позабавимся. Лева, конечно, зануда, но с ним все равно весело.

По крайней мере мне хочется в это верить…

— А я вчера заскочил в паб около девяти, а вас уже нет. И мобильные молчат…

По-моему, Лева не особенно огорчен. Наверное, ему польстили мои шумные славословия и обильные поздравления. Тем более что мы со своей пунктуальностью оказались первыми гостями.

Но я все равно чувствую себя неловко. Это ведь я ему сказала, что мы отмечаем и где мы будем, и он вполне мог бы обидеться. Что бы такое придумать?

— Мы тебя ждали до половины девятого, а потом решили, что ты уже не появишься…

Вот уж не ждала, что мой супруг придет мне на помощь. Но зато теперь вопрос исчерпан.

— Ничего, сегодня оторвемся. — Лева потирает руки. — Народа, конечно, будет много, вы же знаете, сколько у меня друзей. Но с вами-то я всегда найду время пообщаться…

Ночной клуб «Огородник» стилизован не то под избу, не то под деревенский дом культуры. Намеренно грубый дощатый пол, грубые столы, какие-то композиции из сухих колосьев. Название все равно кажется мне странным. Ну вот скажите, разве у огородников бывают ночные клубы? И какой солидный человек пойдет в заведение с таким имечком?

Лева уверяет нас, что место очень модное. Что тут регулярно бывают всякие артисты, певцы и прочие звезды шоу-бизнеса (которых в любом случае пока нет). И что самое главное, хозяин заведения — его хороший знакомый. Он гарантировал Леве пятидесятипроцентную скидку на меню и позволил самому закупить спиртное.

Мы вместе выбираем место, куда будут складываться многочисленные подарки. Лева гордо ставит туда презентованную нами туалетную воду «Балдессарини». Ту самую, которую я купила для мужа (но совершенно случайно оказалось, что у него есть два полных флакона). Моя попытка сэкономить не удалась, зато мы решили вопрос с Левой.

Именинник предлагает продегустировать вино, приобретенное им для празднования. Вино Лева полюбил благодаря нам, но в отличие от нас предпочитает не французское, а чилийское и аргентинское. Наверное, ему хочется казаться оригинальным. И теперь Лева в деталях рассказывает, как вчера закупал вино в оптовом магазине, который принадлежит одному его другу. И убедительно призывает нас покупать вино только у него. И даже вручает нам прайс-лист.

— Мы это «Тосо» покупали в «Рамсторе» по девяносто четыре за бутылку — а у тебя туг сто пятьдесят, — изрекает муж. — Да даже в «Седьмом континенте» дешевле…

Лева ничуть не смущен тем, что его обманули.

— Надо же помогать друзьям. Ты — им, они — тебе…

Игорь молчит. Хотя я знаю, о чем он думает. О том, что друзья не обдирают друзей.

Лева куда-то удаляется и возвращается с литровой бутылью «Чивас Ригал» 12-летней выдержки. Оказывается, он вчера приобрел ее в том самом оптовом магазине специально для мужа. Муж несколько напрягается. Он не пьет шотландский виски. Лева об этом неоднократно слышал, но забыл.

Все-таки Игорь — человек весьма вежливый. Пока Лева величественно подзывает официанта и приказывает ему принести льда, Игорь наливает себе крошечную порцию. Я знаю, что он не любит произносить тосты, но сейчас это необходимо.

— Помнишь, как мы с тобой познакомились? Помнишь, как ты бегал, по редакциям и оставлял гору карточек в надежде, что купят хоть одну? Вот вспомни это и подумай, кто ты теперь. Оцени, кем ты был и кем ты стал. Через что прошел и чего добился. И хотя мы с Анной уже много всего тебе пожелали, я еще желаю тебе, чтобы ты всегда об этом помнил. И знал, что тебе есть за что благодарить судьбу и уважать себя…

Я не уверена, что тост искренний. Муж все же невысокого мнения о Левином Фототаланте. Но все звучит так, словно он говорит от души.

Лева польщен. Ему жутко приятно, он даже немного смущается и начинает бубнить, что ничего особенного не добился, хотя… А потом вдруг крепко обнимает мужа, а затем меня.

— Спасибо, ребята. Жаль, общаемся редко. Но что бы там ни было, вы — мои лучшие друзья…

Мы выпиваем. А потом еще выпиваем, ибо Лева настаивает, что пить надо до дна. И наливает нам с ним по второму бокалу. А вот Игорь, как мне кажется, не сделал ни глотка.

— Тяжеловато после вчерашнего. Я, наверное, пойду возьму себе пива…

— Я сам возьму. Ты мой гость, я угощаю…

Начинается легкая дискуссия. Муж настаивает, что раз он отказывается от заботливо купленного Левой виски, то с удовольствием сам заплатит за пиво. Лева стоит на своем. В итоге муж соглашается. Теперь он будет заказывать самое дешевое пиво, чтобы не разорить Леву, а так бы пил хорошее. Но обижать друзей некрасиво.

Аргентинское вино у меня идет не очень, и я твердо знаю, что потом у меня будет сильно болеть голова. Но все же лучше вино, чем пиво. Тем более «Балтика», которую вынужден пить мой супруг. Хотя по его виду и не скажешь, что он пьет именно ее. Такое ощущение, что официантка приносит ему бокалы как минимум со «Стеллой Артуа». Увидь сейчас своего родственника британская королева Елизавета, она бы им гордилась.

— Что-то народ задерживается. — Лева смотрит на часы, которым так далеко до моих шикарных «Радо». — Я тут сел список составлять, кого звать, кого нет, так набралось полсотни рыл. Меньше никак, вы же знаете, сколько у меня друзей. Потом начнут предъявлять, устанешь оправдываться…

Лева рассказывает нам, как он согласовывал с хозяином заведения меню. Как экономил на каждом блюде. Как подсчитывал, сколько человек будут есть горячее и сколько уйдут раньше или просто откажутся. По-моему, ему совсем не стоит вдаваться в детали (такая мелочность не очень вяжется с образом великого фотографа). Но наверное, он действительно считает нас самыми близкими друзьями, коль скоро раскрывает нам самые сокровенные тайны.

— Две тысячи долларов? — Муж качает головой. — Что ж, у богатых свои причуды.

Лева расправляет плечи. Муж снова ему польстил. Он тут же осушает свой бокал, я воздерживаюсь. Вино помогает Леве еще сильнее ощутить собственное величие.

— Да ладно, это копейки. Да и надо же имидж поддерживать…

Игорь понимающе кивает. Думаю, на самом деле он с трудом сдерживает смех. Но Лева об этом не знает.

— Как с личной жизнью?

— Да времени нет, — чересчур небрежно отмахивается Лева. — Все как всегда — сегодня одну трахаешь, завтра другую. Хотя должна сегодня одна девушка приехать. Ничего такая девочка, стильная, умная. Надо бы ею всерьез заняться…

Мы изображаем понимание. Лева, вошедший в роль, принимает это за чистую монету.

Наконец появляются первые гости, и Лева отправляется их встречать. Он уже достаточно выпил для того, чтобы не сбиваться с роли и вести себя как один из лучших фотографов Москвы. Он раскован, шумен и фамильярен. Это не настоящий Лева, но какая разница? Важно, что ему сейчас хорошо.

— Ну, с этими вы знакомы. — Лева кивает на какую-то парочку. — Мой сосед с женой. Были на прошлом дне рождения. Да и на позапрошлом тоже. Гиви вы тоже знаете, и Валерку с Андрюхой…

Муж не очень уверенно улыбается. Он явно никого толком не помнит. Я тоже. Тем более что на последнем Левином дне рождения в одном маленьком ресторанчике мы довольно сильно выпили. Нам было ужасно скучно, мы неоднократно пытались тихонько уйти, но Лева всякий раз нас ловил и просил посидеть еще. В итоге муж взял мне в баре джина с тоником, а сам прикладывался к своей любимой фляжке. Мы развеселились, и желание уходить сразу пропало. Но воспоминания о том дне остались весьма смутные.

С нами кто-то здоровается, как со старыми знакомыми, задает нам какие-то вопросы, но муж ведет себя так, что никто не подозревает нас в амнезии. Ни у кого не остается сомнения, что мы не только помним их самих, но и их имена, и чем они занимаются.

— Ты молодец, милый. И кстати, тебе идет твоя сережка… Игорь аккуратно трогает ухо, наверное, оно еще побаливает. — А тебе — твои часы…

Это невероятно, но мне кажется, что наша размолвка забыта. Я готова еще раз признать, что была не права, но старалась для нас обоих. И нежно улыбаюсь мужу. В своем синем клубном пиджаке, светлых джинсах и рубашке в желто-голубую полоску он просто неотразим. Думаю, что в красном костюме, обнаруженном недавно в шкафу, я тоже смотрюсь более чем неплохо. А вместе мы — идеальная пара. И разве может такая пара расстаться?

— Прости за вчерашнее, милый. Я обещаю, что впредь мы будем отмечать наши праздники только вдвоем. И встречаться с друзьями как можно реже…

Муж внимательно смотрит на меня, не говоря ни слова. Смотрит так, словно он мне не верит.

— Правда, милый, все так и будет…

Мне так хорошо внутри. Так тепло. Я так счастлива, что мы помирились. Да мы и не могли всерьез поссориться. Мы ведь созданы друг для друга.

— Обещаешь?

Голос его почему-то звучит очень серьезно.

— Ну конечно, милый. Кстати, давай что-нибудь придумаем насчет завтрашнего дня. Надо бы приготовить для Олега с Таней что-нибудь красивое и вкусное, ты согласен? Все-таки они так редко у нас бывают…

У меня вдруг возникает такое ощущение, словно от мужа повеяло холодом.

— Извини, мне надо позвонить…

Игорь достает из кармана мобильный и отходит. Кому это ему надо звонить, и почему именно в этот момент? И отчего он снова стал таким странным? Я ведь не сказала ничего плохого, правда? Нет, уж лучше молчите.

Мужу не удается уйти далеко. Лева хватает его за рукав и подводит к какой-то девице. Я ничего не слышу, но мне кажется, что он их знакомит. Девица кокетливо посматривает на Игоря, муж вежливо ей улыбается и что-то говорит, а эта громко смеется (ну и противный же у нее смех!). А когда муж удаляется, внимательно смотрит ему вслед.

И кто это такая, интересно? На вид моя ровесница, может, чуть постарше, в обтягивающих резиновых джинсах и плотно облегающей водолазке. Естественно, темные волосы, как раз как он любит. Физиономия, на мой взгляд, не подарок. Да и фигура тоже. Хотя, если честно, с фигурой у нее все в порядке. Не толстая, но при этом грудастая и задастая. Хотя ляжки, на мой взгляд, великоваты.

— Лева, кого это ты подсовываешь моему мужу?

Лева заговорщически улыбается. Сейчас он ощущает себя неотразимым донжуаном, опытным и циничным.

— Ничего девочка, да? Со мной в газете работает. Сама просила с Игорем познакомить. Гляди в оба, а то уведет…

Лева подмигивает мне и идет навстречу очередным гостям. Вот чертов мастурбант! Ну зачем корчить из себя черт знает что, когда я-то его знаю?

Настроение портится, а мне еще сидеть тут целый вечер и делать вид, что мне все нравится. Надо бы что-нибудь выпить, но ничего приемлемого поблизости нет.

— О, Анна, рад вас видеть! — Левин друг Гиви, высокий крепкий грузин, целует мне руку. Он всегда со мной заигрывает. В смысле раз в год на Левином дне рождения. — Бокал вина?

Мне не хочется кокетничать и не хочется вина.

— А может, виски?

А ведь неплохая идея, черт возьми! Я не такой тонкий ценитель, как муж, особой разницы между шотландским и ирландским я не вижу. Тем более пить больше нечего, а тут выдержанный напиток и наверняка дорогой. Почему нет?

Где-то внутри появляется мысль о том, что делать этого совсем не стоит (хотя бы потому, что я уже выпила бокал вина). А еще потому, что так я могу напиться и сказать что-нибудь не то. А в нашей и без того напряженной ситуации это может послужить толчком к разрыву. Но я киваю.

Господи, ну и гадость! Как же можно такое пить?! Хотя мне сразу становится тепло. В клубе огромные окна, я тут все время мерзла. А сейчас мне хорошо. Еще глоток, и становится еще лучше. А потом еще глоток. И еще.

Когда муж возвращается, мне уже совсем хорошо. Я с кем-то о чем-то беседую и игриво смеюсь. И потешаюсь над Левой, который суетится, с озабоченным видом рассаживая гостей. Мы с Игорем, естественно, оказываемся за столом для близких друзей, коллеги по работе сидят отдельно. Еще один огромный стол — для знакомых, не относящихся ни к друзьям, ни к коллегам.

Сбор был назначен на семь, а сейчас уже полдевятого, но не хватает примерно половины приглашенных. Лева принимает гениальное решение оставить один стол для опоздавших, а остальные пусть рассаживаются кто куда хочет.

Естественно, грудастая тварь оказывается по соседству с моим мужем. А то я сомневалась! Гиви усаживается рядом со мной. Я хрипло хохочу над его не слишком смешными шутками и закатываю глаза. Хватит мне ревновать мужа, пусть он меня ревнует. Только покажу ему, что мне плевать на эту дуру, и перестану обращать на нее внимание.

— Ты нас не представишь, милый?

Муж внимательно смотрит на меня, а потом на стоящий передо мной стакан с виски.

— Да, конечно.

Он поворачивается к своей новой знакомой и молчит. Кажется, он не запомнил, как ее зовут.

— Оля, — наконец подсказывает та.

— Разумеется, я помню. — Муж мило ей улыбается (вот мерзавец!). — Это Оля, она работает вместе с Левой. Это Анна, моя жена.

Грудастая скотина отводит глаза. Наверное, понимает, что конкурировать со мной глупо. И правильно.

— Скажи ей, что голову надо мыть не только в выходные, — мстительно шепчу я на ухо мужу.

— Обязательно передам. Но попозже. Пока мы для этого недостаточно знакомы…

— Так познакомься поближе, разве я мешаю?

Игорь смотрит на меня с укоризной. Кажется, он хочет что-то сказать, но в этот момент Гиви встает и начинает произносить тост. Увесистый и длинный грузинский тост, который почему-то кажется мне необычайно остроумным (хотя это и не так). Я смеюсь, но немного невпопад. Ну и черт с ним. Мне весело, и ни к чему это скрывать.

Я выпиваю еще немного виски, а потом еще. Время начинает вести себя как-то странно. Оно сжимается, а потом разжимается. Я воспринимаю происходящее не целиком, а отдельными вспышками.

Лева уничтожает очередной бокал вина и приглашает меня на танец. Он пока все еще великий фотограф, который не пожалеет кучи денег, чтобы собрать на свой день рождения друзей. Потом я танцую с Гиви. Потом я стою и смотрю, как мой муж танцует с грудастой скотиной (которая нагло к нему прижимается!).

— Ну и как она? — громко интересуюсь я у мужа, когда танец заканчивается.

-; В каком смысле?

Игорь подчеркнуто холоден. Наверное, его злит, что я мешаю ему развлекаться.

— Во всех, милый, во всех. Или ты еще не успел это узнать?

Игорь смотрит на меня так, словно перед ним чужой человек.

— Разумеется, успел. Спасибо, что спросила.

— И как это было?

— Это делают, но об этом не говорят. Но вообще-то неплохо. Весьма неплохо.

В глубине души я понимаю, что надо остановиться. Но не могу.

— Надеюсь, она доставила тебе удовольствие?

— Неоднократно. На столе, под столом, в женском туалете, в мужском туалете. Возможно, я что-то забыл…

— Минет я делаю лучше, чем она?

Господи, что я несу!

— Боюсь, сейчас ты бы перепутала мой орган с бутылочным горлышком…

— О, тебе не нравится, что я выпила?!

Муж отворачивается и куда-то уходит. А между прочим, не отвечать на вопрос очень невежливо. Королева Елизавета была бы им сейчас очень недовольна. Надо будет отправить ей е-мейл с жалобой на его неджентльменское поведение. И пусть обсудят это на экстренном семейном сборище в Букингемском дворце. Примут меры.

Прежде чем время успевает снова сжаться, я внимательно оглядываю зал. Левины гости увлеченно пьют и едят. На именинника, кажется, никто не обращает внимания, хотя он мечется от стола к столу с бокалом вина. Затем я вдруг замечаю, как он снимает очки и протирает их бумажной салфеткой, часто-часто моргая покрасневшими глазками.

Как там говорит мой муж? Ах да, вспомнила. «Что было, то и будет, что творилось, то и творится, и нет ничего нового под солнцем. Бывает, скажут о чем-нибудь — смотри, это новость. А уже было это в веках, что прошли до нас». Экклезиаст, между прочим. Ой, я икаю. Какое свинство!

Вот и тут, похоже, все идет как всегда. Лишь с тем отличием, что я умудрилась напиться в то время, как мой муж относительно трезв. Хотя если верить этому изречению, то и такое уже было. И если оно действительно правдиво, то завтра утром я проснусь и меня будут ждать улыбающийся муж и завтрак. И все конфликты и ссоры будут забыты, словно их и не было.

Интересно, почему я в это не верю? Наверное, мне надо еще выпить…

Вам никогда не случалось трезветь посреди гулянки? А вот со мной такое иногда случается.

На часах два ночи. В клубе довольно пусто, хотя и несколько часов назад народа было немного. И по виду в основном небогатые студенты. Актеры и представители богемы, очевидно, пожалуют завтра.

Количество Левиных гостей тоже уменьшилось. По крайней мере за столом близких друзей нас всего шестеро. Стол коллег пуст, а третий, предназначенный для запоздавших гостей, девственно нетронут. Опоздание затянулось довольно сильно.

Я абсолютно трезва. У меня разваливается голова, и очень хочется пить. Прежде чем я соображаю, что делаю, я хватаю стоящую рядом с мужем бутылку «Хайнекена» и выпиваю как минимум половину.

Игорь сидит рядом, его знакомой не видно. Напротив нас скорчился печальный Лева. В дальнем углу стола обосновалась какая-то троица, два парня и девица.

— Не, Игорек, ни хрена это не друзья! — Разумеется, Лева употребляет более грубое слово. — Одни даже не позвонили, другие пришли, пожрали и свалили. Вот вы — друзья, а остальные — хрен знает кто…

Муж возражает, муж явно пытается поднять Леве настроение. Хотя, как и я, знает, что это уже почти нереально. Муж напоминает ему о тех, кто регулярно появляется на Левиных днях рождения. О его соседе по дому, Гиви, каких-то Валерке с Андрюхой.

Лева машет рукой. Он уже в роли непризнанного гения, всеми преданного и брошенного.

— Ни хрена себе друзья! Сосед работает в конторе, которая окна вставляет, я, когда делал ремонт, к нему обратился. Содрали кучу денег, а вставили кое-как. Дважды пришлось вызывать, чтобы переделали. А он еще и обиделся. Гиви две штуки отдает уже года три, а сам деньги ищет на новое издание, а мне хоть бы слово сказал, от чужих узнаю. Валерка с Андрюхой раньше постоянно работу подбрасывали, я всякие тусовки снимал у них в казино, а потом им съемка не понравилась. Я говорю — я здесь ни при чем, это напечатали плохо. А они мне — начальство, мол, недовольно, придется нанять другого фотографа…

Далее следует рассказ про неизвестного мне Вадика, который занимает высокий пост в турагентстве и постоянно бесплатно летает за границу. Однако сделать бесплатный тур своему старому другу Леве ему почему-то не приходит в голову. Затем вспоминается главный редактор Левиной газеты, который приехал в «Огородник» в нетрезвом состоянии, выпил за полчаса бутылку водки, не произнес ни единого тоста и уехал.

— Платит ведь копейки, полторы штуки зарплаты и никакого гонорара. А я пашу как бобик, каждый вечер какую-нибудь тусовку снимаю. Денег на стороне не могу заработать, я же все время занят. Говорю ему — Валь, подкинь еще хотя бы штуку в месяц. А он мне — Лева, меня весь фотоотдел просит тебя уволить, а ты еще денег просишь. Завидуют мне, суки, вот и копают под меня…

— Лева, перестань. Ты просто протрезвел. Давай лучше выпьем, и сразу развеселишься.

Лева мрачно качает головой. Но все же не возражает, когда муж подливает ему вина. Игорь куда-то отходит и возвращается с двумя бутылками «Хайнекена», одну из которых ставит передо мной. Я отлично понимаю, что завтра мне будет куда хуже, чем сейчас, но это ведь будет только завтра. И опустошаю бутылку примерно в три глотка. Тиски, сжимающие мою голову, ослабевают. Интересно, а если выпить еще пива, мне станет совсем хорошо?

Действительно, мне становится хорошо. Мужу, кажется, тоже вполне комфортно. Он пьет только пиво и даже не притрагивается к виски. Не знаю, какую по счету бутылку приносит ему официант, но наверняка не десятую и даже не двенадцатую.

Плохо только Леве. Он пьет и жалуется на своих гостей. На каких-то девок, которые ужасно хотели трахаться (но уехали, ему не отдавшись). Снова на Гиви, который тоже ужасно хотел трахаться (но уехал, так и не потрахавшись). Послушать Леву, так все его друзья просто сексуальные монстры. Правда, неудовлетворенные. Думаю, все оттого, что неудовлетворен сам Лева.

— А эта сучка! По кабакам ее водил, по клубам, а она даже не позвонила. Правду говорят, что все бабы бляди! Кроме тебя, Аннушка…

За Аннушку стоило бы ударить Леву бутылкой по голове. Но мне его жаль.

Мы оба дружно его утешаем и уверяем, что девушка просто его не оценила. Что в ближайшее время наверняка найдется та, которая его оценит. Лева вливает в себя еще вина и немного веселеет. Он заявляет, что мы немедленно должны поехать к нему, потому что мы не видели ни его квартиру, ни того суперремонта, который он там сделал.

В крайнем случае он ждет нас завтра. Или послезавтра, поскольку все выходные он все равно будет принимать гостей, которые не смогли приехать сегодня.

— Вы же мои лучшие друзья, без вас никак! — Лева настолько нас любит, что кажется, он вот-вот прослезится. — Приезжайте, ладно?

Когда часы показывают без чего-то четыре, Лева уходит подводить итог вечеринки. И возвращается с довольной улыбкой. На кухне осталось два с лишним ящика привезенного им вина, плюс ему пообещали упаковать все не съеденные гостями продукты. Правда, хозяин, он же Левин друг, почему-то не дал никаких распоряжений насчет пятидесятипроцентной скидки для своего друга Левы. Но Лева уверен, что утрясет этот вопрос.

Мы расстаемся только около пяти часов утра и с превеликим трудом. Лева утратил земное притяжение, и его сильно шатает. Муж держится (хотя у него и заплетается язык). Мне кажется, что я совсем трезва (но у меня почему-то очень кружится голова и подгибаются ноги. Просто от усталости).

Последнее, что я помню, — это то, как мы сажаем Леву в такси. Точнее, заталкиваем туда его полубесчувственное тело и называем таксисту адрес. Что происходит потом, я уже не в курсе. Видимо, грибы, которые я ела, были галлюциногенными. Или в пиво подмешали снотворное.

Вам смешно? Очень зря. Хотя я бы, наверное, тоже посмеялась. Если бы могла…

12

Кажется, я умерла. Живой человек просто не может так себя чувствовать.

Наверное, меня сбила машина, когда мы вчера ночью (или это было уже утром?) переходили проспект Мира. Иначе почему я лежу на животе, как-то ужасно изогнув затекшую шею и вытянув руки и ноги? Почему у меня такое ощущение, словно моя голова склеена из кусочков, а рот словно набит ватой? Или я еще не на небесах, а в морге? И из меня собираются сделать чучело в назидание любителям спиртных напитков?

Попытка осведомиться у кого-нибудь, жива я или нет, ни к чему не приводит. Губы слиплись, язык пересох и распух и не хочет участвовать в процессе. Так где же я, черт возьми? И откуда доносится этот непонятный звон? Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол?

Руки и ноги напрочь отказываются шевелиться. Похоже, что на этот раз колокол точно звонит по мне. Понятно — я на самом деле умерла, но еще не воскресла. Наверное, жду Страшного суда. И куда же они решат меня отправить?

Конечно, в рай. Ничего иного я не заслуживаю. Я любила своих родителей, свою семью и своих друзей, я никого не предавала и не убивала, никому не причиняла зла. Грехи? Так, по мелочи. Чревоугодие? Очень умеренное. Да и какой святой отказался бы от сваренного на молоке сельдереевого супа? Сребролюбие? Скорее сребротратолюбие. Мне всегда нравилось расходовать деньги, когда они у меня были.

Что там еще? Похоть? А что, разве в раю место только фригидным? С таким телом, как у меня, я просто не могла не быть похотливой. Да еще и с таким сексуальным мужем. Но последние месяцы своей жизни я проповедовала воздержание, и это мне должны зачесть.

Гордыня и тщеславие? Так, слегка. Да, я обожала любоваться собой в зеркале (как в одежде, так и без нее). Но упорно не понимаю, что в этом плохого. Разве было бы лучше, если бы я казалась себе уродливой и от этого впадала в еще один грех — уныние? Или это не грех? Черт, уже не помню. То есть не черт, извините. Святые угодники, я не помню. Так получше?

Увы, умерла я не как праведник. Праведники не плетутся в пьяном виде через проспект Мира. Но если разобраться, я напилась только ради того, чтобы поднять настроение грустному имениннику. И не надо напоминать, что дело было не только в этом. Помолчите, договорились? Вы-то еще живете, а я уже нет.

В общем, я радела за ближнего своего, вот и употребила чрезмерное количество горячительного. Так что, конечно, мое место в раю. Буду пить там нектар (только не типа того, что продают в пакетах, это ведь чистая химия!) и слушать пение ангелов. Что там еще делают, интересно?

Мне вдруг становится грустно. Должна признаться, но я предпочла бы пить французское вино и слушать французский шансон. Или «Колдплей» по крайней мере. И почему я преждевременно оказалась на небесах? Может, надо мной сжалятся и отправят обратно?

Зачем я им здесь? Я все равно ничего не умею делать. Если взять меня на фабрику по изготовлению нектара, я только все испорчу. Конечно, я могла бы петь в ангельском хоре, но разве они не справятся без меня?

Как-то все это печально, честное слово. А тут еще какой-то странный звон. Некрасиво беспокоить только что умершего человека. Или это меня вызывают на Страшный суд? В таком случае надо идти. Но только как? Мне определенно кажется, что у меня сломаны шея и позвоночник. Могли бы починить, между прочим. Или меня будут катать по раю на коляске?

Шея никак не желает слушаться. Такое ощущение, словно мой бедный череп насажен на какую-то палку. Зато мне удается пошевелить пальцами рук и ног. Осталось перевернуться на спину и принять более удобное положение. Задача неизмеримо сложная, но я все-таки переворачиваюсь и стискиваю зубы от острой боли, насквозь прошившей голову. И вдруг куда-то падаю. Неужели в преисподнюю?

Полет до преисподней оказывается вовсе не долгим. Я обо что-то стукаюсь попкой и замираю. Господи, почему у них тут так жестко? Ну да, это же ад, тут и не может быть иначе. Но я все же предпочла бы вернуться обратно в рай. Там было помягче.

Я открываю глаза и морщусь от яркого света. Я-то думала, что в аду темно. А тут тебе и свет, и вообще довольно уютно. Если бы еще не этот назойливый звонок. Ну почему они здесь такие бестактные? Они же должны видеть, что мне плохо.

Когда я наконец осматриваюсь, то понимаю, что я дома. Я лежу на полу в нашей спальне, что означает, что я, видимо, жива. Хотя мое самочувствие говорит об ином. А звонит не колокол, но телефон. Может, ангелы решили позвонить, прежде чем за мной прилететь?

— Да, — тяжело выдыхаю я в трубку. Если бы телефонные провода могли передавать запахи, на том конце бы сейчас мигом опьянели.

— Анют, привет, это Таня. Все в силе?

— Что в силе?

Совершенно не понимаю, что это за Таня и что она от меня хочет. Разве могут ангела звать Таня? Не хочу в рай, если там такие ангелы!

— Так мы приезжаем к четырем, или лучше попозже?

Я бормочу что-то невнятное.

— Тогда к четырем. Целую…

В трубке короткие гудки. Таня и кто-то еще приедут к четырем. А зачем, интересно? В любом случае хочется верить, что у меня есть время на то, чтобы одеться и накраситься. Хотя сил на это все равно нет.

Я тупо утыкаюсь взглядом в часы. Двенадцать ноль пять. У меня еще есть шанс прийти в себя до появления этой непонятной Тани. Главное, добраться до кухни и выпить минералки. Не очень приятно жить на свете, когда твой рот набит ватой.

Я неуверенно выхожу из спальни, держась за стену. Дома поразительная тишина. Куда все делись, хотела бы я знать? Ребенок, кажется, у моей мамы. А муж, наверное, заснул вчера у себя в кабинете. Надо проверить, как он там. Может, ему тоже снится, что он на том свете?

Через пару минут выясняется, что муж сидит за компьютером и увлеченно стучит по клавишам. Вид у него абсолютно бодрый и здоровый.

— Милый, мне плохо…

— Странно. — Муж улыбается. — Наверное, отравилась некачественной едой…

Я тяжело падаю в кресло. Игорь приносит стакан пузырящейся минералки. В стакане плавают кусочек лимона и несколько кубиков льда. Если бы я сейчас могла плакать, я бы прослезилась. Он такой заботливый.

Одного стакана оказывается мало. На столике появляются целая бутылка воды, форма со льдом и нарезанный лимон.

— Как я выгляжу?

— Полагаю, что так же, как ты себя чувствуешь. А вообще тебя сейчас можно снимать для антирекламы «Чивас Ригал». И подпись под фото: «Либо вы имеете его, либо он имеет вас»…

Я судорожно пытаюсь понять, что он сказал. А, точно, исказил рекламу «Чиваса» — «либо он у вас есть, либо нет». Смешно. Только я не могу смеяться.

— Я заснула в такси? Или мы оба там заснули и нас несколько часов возили по Москве?

Мужу почему-то весело.

— Нет, ты была полна сил. Мы вернулись домой, ты включила музыку на полную громкость, взяла себе «Стеллы» и потребовала с тобой разговаривать. Потом призывала меня убедиться, что в сексе тебе нет равных. А потом заснула с бутылкой пива в руке. Извини, но в душ я тебя не понес. Пиво, наверное, надо было оставить тебе на утро, но я его выпил, в чем раскаиваюсь. Впрочем, в холодильнике есть еще…

Я так яростно мотаю головой, что в ней вспыхивают молнии. Надо же было так напиться.

— Еще воды?

Мне очень приятно, что Игорь так заботлив. Интересно, он меня полюбил заново? Или просто проявляет сочувствие как человек, не понаслышке знающий, что такое похмелье?

— Сначала писать…

То, что мне хочется писать, — это хороший признак, вам не кажется? Это означает, что в меня возвращается жизнь. Хотя и очень медленно.

Писаю я долго и вдумчиво, снова обретая способность наслаждаться жизнью (и это радует). Зато когда я заглядываю в ванную, то прихожу в ужас. Из зеркала на меня смотрит какое-то привидение. Волосы всклокочены, под глазами черные круги, рот как у вампира, только что пообщавшегося с очередной жертвой. Смыть косметику я явно забыла.

Я тяжело возвращаюсь в кабинет и выпиваю еще стакан воды. Судорожно стараюсь вспомнить, не натворила ли я вчера чего-нибудь. Мне кажется, я пыталась ругаться с мужем. Господи, только бы это было не так!

— Я вчера вела себя хорошо?

Я вдруг припоминаю ту несчастную девицу, на которую я озлобилась, и свои якобы остроумные реплики. Ну и дура, честное слово!

— Милый, прости, я, кажется, наговорила глупостей. Это все виски…

Взгляд мужа на мгновение холодеет, и мне тоже становится холодно. Я поеживаюсь. Неужели он прямо сейчас выгонит меня из дома? А я ведь совсем не могу ходить.

— Страшный напиток! — Игорь усмехается, мне снова становится тепло. — Может, тебе еще поспать? Ты заснула около шести, а с учетом того, сколько ты выпила и сколько всего намешала, тебе нужно еще часов шесть…

— С удовольствием. Ты меня проводишь?

Муж помогает мне подняться и бережно ведет меня в спальню. Я улыбаюсь, но улыбка тут же потухает. Я поняла, кто такая Таня. Это совсем не ангел.

— Милый, я в шоке, — беспомощно лепечу я. — В четыре к нам должны приехать Таня с Олегом. Они уже звонили, ты, наверное, отключил у себя телефон…

— Так давай их отменим, — радостно предлагает муж.

— Милый, это невозможно, я уже сказала, что мы их ждем. — Я надеюсь, он видит, что мне сейчас тоже не до гостей, но с этим ничего нельзя сделать. — Надо что-нибудь приготовить, а я так и не придумала что. Милый, пожалуйста, я тебя умоляю. Может, ты сходишь в «Седьмой континент» и что-нибудь купишь? Мы их так давно не приглашали, следовало бы угостить их чем-нибудь красивым и вкусным. Ладно?

Я с замиранием сердца жду, что муж наотрез откажется. Но он кивает.

— Спасибо, милый. Ты меня спас, — бормочу я, укладываясь в постель. — Спасибо…

Муж закрывает жалюзи и тихо выходит. В спальне темно и уютно. Я очень рада, что я не умерла. Это все-таки было бы несколько преждевременно, вам не кажется?

Четыре часа спустя мне все так же плохо. А ведь три часа из этих четырех я проспала, еще минут двадцать стояла под горячим душем, а потом поспешно красилась.

Макияж, как известно, всегда бодрит. Даже если тебе плохо, поневоле подтягиваешься и собираешься. Но сейчас и он не помог. Больше всего на свете мне хочется спать. Или тупо сидеть в кресле и дремать. Вам это покажется странным, но у меня даже нет аппетита. А ведь он у меня есть всегда.

Я по-доброму завидую Игорю. Он свеж и полон сил. Он рано встал и успел поработать. Он уже сходил в магазин, вернулся и сейчас возится на кухне. Что он там готовит, я не знаю. Меня он туда не пускает. Но не сомневаюсь, что нечто фантастическое. Наверное, поэтому он такой веселый.

Звонок в дверь раздается в четыре двадцать. Я вдруг ловлю себя на мысли, что была бы совсем не против, если бы визит отменился. Очень несвойственная мысль.

Таня, естественно, целует меня в губы, размазывая помаду, и протягивает мне розу. Она в каком-то бесформенном балахоне вроде очень большого пальто. Под пальто оказывается уже знакомая униформа: обтягивающие красные брюки и не менее обтягивающая белая блузка. Интересно, почему обтягивающие вещи так любят те, кому совершенно не стоит обтягиваться?

Олег, с трудом протиснувшийся мимо жены, целует меня не менее страстно. Теперь мне придется подкрашиваться.

— Тут фрукты и коньяк. — Олег протягивает мне пакет. — Ну, как зуб? У Алки рука легкая, как перышко. Я ей, кстати, звонил, она говорила, что ты к ней на вчера записалась, а не пришла,…

Я несу чушь про то, что вчера утром меня срочно вызвали на работу. А потом я отвозила ребенка к маме. А вечером мы ездили на день рождения.

— Зря ты, Анют. Алка — человек занятой. Ее же вся Москва знает…

— Может, меня к ней пристроите? Анна говорит, что врач просто потрясающий. В НКВД бы ей цены не было…

Последние слова муж произносит очень тихо, но я их слышу. Не надо было рассказывать ему про мою неудачную поездку. Но уже поздно.

— Нет вопросов, Игорек, конечно, пристроим. — Олег широко улыбается, и я вдруг впервые замечаю, что у него очень плохие зубы. Неровные, кривоватые, а в верхней челюсти большая дырка.

— Да я шучу, пока похожу со своими…

Поскольку Олег с Таней давно у нас не были, им почему-то хочется посмотреть нашу квартиру.

— И зачем вы ламинат положили, паркет ведь красивее? Олег с видом знатока изучает наш пол. — И краска на стенах мне не нравится, обои лучше. И вообще, конечно, квартирка у вас маловата, надо бы поменять…

Со мной что-то происходит. Я вдруг холодно произношу про себя, что не им с их жуткой квартирой судить о нашей. У нас ведь нет разнополых и уже взрослых детей, ютящихся в одной комнате. И живем мы вдобавок в самом центре.

Наверное, во всем виноват чертов виски. Недаром крошечная и полудикая Шотландия в свое время разбила большую и цивилизованную Англию. Наверняка напились «Чиваса», разъярились и голыми руками разгромили одну из сильнейших армий Европы. И Ирвин Уэлш потому и пишет такое злобное дерьмо. Он же тоже шотландец. Как глотнет своего пойла, так и давай строчить всякие гадости. Жуткая, должно быть, нация.

— Пойдемте за стол…

Мне кажется, что это лучший выход из положения. Еще одного замечания по поводу нашей квартиры я не вынесу. Вы представьте — мы раз в два года делаем ремонт, я постоянно что-то подкрашиваю и подмазываю, у нас идеальная чистота и нет ни единого изъяна. А тут люди, у которых на полу в коридоре лежат какие-то струганые доски, а в спальне местами отклеены обои, критикуют то, что я так люблю. Конечно, это наши друзья, но все-таки лучше сменить тему.

Олег, однако, тему менять не хочет. Он выглядывает в окно и неодобрительно созерцает Садовое кольцо.

— И экология тут у вас не подарок…

В спальне появляется Игорь, в руках у него рюмка с водкой и бокал с белым вином. Он вручает это Олегу с Таней и через мгновение возвращается с двумя бутылками пива. «Стелла» для него и безалкогольная «Бавария» для меня. Я бы, конечно, лучше выпила воды, но я благодарна ему за то, что он специально купил для меня безалкогольное пиво. Значит, он совсем на меня не злится и по-прежнему меня любит.

— Раз вы у нас в гостях, значит, первый тост с нас. — Игорь вдруг становится необычайно серьезным. — Кстати, мы тут на днях много о вас говорили… И мы хотели бы вам сказать, что у нас, конечно же, много знакомых, в том числе и тех, кого мы называем друзьями. Но самые лучшие наши друзья — это вы. За вас!

Олег с Таней явно польщены. Таня улыбается, Олег довольно хмыкает. А вот я в ужасе. Господи, неужели они не поняли, что Игорь над ними издевается?! Это ведь Олег всегда говорит, что мы их лучшие друзья, это его любимый тост. А Игорь так явно не считает.

— И что же вы о нас говорили? И когда?

В голосе Тани отчетливо слышится кокетство.

— А что можно о вас говорить, кроме того, что вы прекрасные люди и отличные друзья? — Игорь делает глоток пива. — А когда… Как раз когда Анна вернулась от зубного…

Точно, он над ними издевается (ну не надо мне было рассказывать ему про поездку к зубному!). Но Олег и Таня, кажется, об этом не подозревают.

— Прошу к столу…

Я вхожу в проходную комнату, где уже накрыт наш журнальный столик, и замираю. На столе красуется японская сковородка, а вокруг нее стоят японские тарелки с сырым мясом и курицей, креветками и овощами. И маленькие блюдечки с соевым соусом и взбитыми сырыми яйцами.

Это японское блюдо называется теппан-яки. Теппан — это сковорода, работающая от сети, чтобы можно было готовить прямо на столе. Муж говорит, что японцы обожают так готовить. Я отлично знаю, что все это очень вкусно и смотрится просто потрясающе. Есть лишь одно крошечное «но». Произошла смертельная ошибка. Олег и Таня не переносят азиатскую кухню и неоднократно нам об этом говорили.

Перед Олегом появляется бутылка водки и рюмка, перед Таней — бутылка чилийского белого вина и бокал. Игорь включает сковородку в сеть, наливает в нее немного масла и длинными палочками, которые японцы используют для готовки, кидает в теппан кусочки мяса и курицы, листик китайской капусты, несколько грибов и полосок порезанной вдоль морковки.

— Кстати, я второй в мире по теппан-яки. Первый — Фудзияма-сан с Окинавы…

Мне плохо. Мне даже еще хуже, чем когда я проснулась в первый раз. Во-первых, оттого, что безалкогольное пиво вернуло воспоминания о вчерашнем вечере. Во-вторых, потому, что Олег с Таней вот-вот все поймут.

К счастью, пока они ничего не понимают. Может, они слишком озадачены угощением? Олег проглатывает рюмку водки, неуверенно берет в руки палочки и пытается подцепить подрумянившийся кусочек курицы. Курице он явно не нравится, она упорно от него ускользает. Я прихожу на помощь и наполняю тарелку Олега, а потом делаю то же самое для Тани.

Олег топит курицу в соевом соусе и тщетно пытается проткнуть ее палочкой. Горделивая птица таким обращением недовольна и выпрыгивает прямо на стол. Олег быстро подбирает ее пальцами и кладет обратно на тарелку. Я делаю вид, что ничего не замечаю.

— Ну как? — Муж наполняет рюмку Олега и подливает Тане вина. — Кстати, возник еще один тост — и снова за вас. За наших лучших друзей!

Безалкогольное пиво застревает у меня в горле. Мне надо срочно спасать ситуацию.

— Милый, кажется, звонит твой мобильный. Посмотри, пожалуйста…

Никакой мобильный не звонит (и никто, включая меня, его не слышит). Игорь встает и выходит из комнаты. Я что-то бормочу и выскакиваю вслед за ним.

— Зачем ты так, милый?

— Ты о чем?

У Игоря очень честный и очень непонимающий взгляд. Я внимательно всматриваюсь в него, но не вижу никакого подвоха.

— Ты ведь знаешь, что они не любят японскую еду.

— Правда? — Игорь удивлен и, кажется, даже смущен. — Извини, я забыл. Если бы ты мне напомнила…

— А зачем этот сарказм насчет второго в мире? Неужели Олег не помнит, что он говорил, что он второй в мире по солянке? И зачем эти тосты за лучших друзей? Зачем эта ирония насчет зубного?

— Это же просто шутка…

Муж разводит руками и тяжело вздыхает. Такое впечатление, что он даже обиделся. А ведь это он спасал меня от похмелья.

— По-моему, после вчерашнего ты неадекватна…

Мне становится неуютно. Наверное, я действительно еще не пришла в себя, вот мне и мерещится черт знает что. Тем более что Игорь действительно мог забыть про кулинарные пристрастия наших друзей (а я действительно ему не напомнила).

Я извиняюсь, и мы возвращаемся в комнату. Следующие минут десять мы сидим в гробовой тишине. Это так не похоже на Олега с Таней, у себя дома они говорят беспрерывно. Да и когда до этого они бывали у нас, говорили не меньше. Неужели это из-за еды?

Муж заботливо подкладывает им новые порции жареного мяса и овощей. Я вдруг замечаю, что наши гости ничего не едят. Я бы поела, но просто не могу. Зато у Игоря отличный аппетит, и он с наслаждением запивает еду пивом. Из нас четверых у него самое хорошее настроение.

— Какие-то вы сегодня скучные, — наконец замечает муж. — Ладно, придется вас повеселить…

Игорь начинает рассказывать историю о происхождении того самого блюда, которым мы сейчас потчуем гостей. О тэнгу, мифических полуворонах-полулюдях, живших на горе Фудзияма. Тэнгу ловили птиц и нападали на паломников, поднимавшихся на гору. Рвали птицу и человечину на мелкие кусочки и бросали ее на раскаленные плоские камни. И добавляли туда же немного травки и всяких корешков для поддержания витаминного баланса в организме. Историю эту он явно только что выдумал, но Олег с Таней окончательно утрачивают аппетит.

Снова воцаряется тишина. Слово берет Олег и рассказывает о хозяине отеля на Сицилии, которого русские туристы научили нецензурно выражаться. А потом он продемонстрировал свои познания подмосковным бандитам, решившим у него остановиться. Злые бандиты избили хозяина, и с тех пор при виде русских он кричит: «Морда не надо!» Похоже на какой-то несмешной анекдот, но Олег уверяет, что они с Таней лично останавливались в том отеле.

— Ты же говорил, что вы никогда не были за границей? — удивляется муж.

Они действительно такое говорили, но я не ожидала, что Игорь об этом напомнит. Олег и Таня регулярно противоречат сами себе. Из вежливости мы всегда игнорировали такие мелочи.

Олег уходит от ответа, наливая себе водки. И начинает рассказывать о своих планах на будущее. Сын на следующий год поступает в университет (куда же еще с такими уникальными познаниями?). Еще через год они пристроят туда же дочку, хотя такой красавице диплом особо не нужен (все равно вот-вот выскочит замуж за сынка богатых родителей). А Олег с Таней переберутся в Грецию, где купят небольшую гостиницу.

— Олег — менеджер номер один России, — вставляет Таня свой излюбленный лозунг. — Он же этот отель за полгода сделает лучшим в Европе.

Игорь выражает сочувствие разным «Мариоттам» и прочим «Кемпински», которых ждет бесчестье и банкротство. Менеджер номер один России поудобнее усаживается в кресле, чтобы не лопнули напрягающиеся брюки, явно шитые не на заказ. И расстегивает еще одну пуговицу на стягивающей его телеса белой рубашке — распашонке.

— Надо только немного вложить, и все. Мы тут прикидывали, на все про все надо полмиллиона евро. А Олегу такие деньги собрать — раз плюнуть. Его же друзья да приятели рвут на части, чтобы он у них работал. А он возьмет какую-нибудь загибающуюся фирму, поднимет ее, а когда она начнет давать прибыль, уходит, ему скучно становится. А захочет заработать — за три месяца такие деньги сделает…

Я мысленно прошу Таню замолчать. Неужели она забыла, что мы были у них дома? Что мы видели, на чем они ездят и в чем ходят?

— Ну не за три месяца, но за шесть точно, — поправляет Олег. — Да столько, может, и не надо, можно ведь не отель купить, а ресторан. Буду там и хозяином, и главным поваром. Клиенты сами повалят…

— Хорошая идея. Солянки греки точно не пробовали…

Игорь улыбается собственной шутке и приносит себе еще пива. По-моему, пьет он сегодня тоже за всех четверых. Я лечусь минералкой, Таня не допила даже первый бокал вина. Олег с его любовью к скоростному наливанию опустошил не больше трех рюмок водки и не торопится наливать четвертую.

Хотела бы я знать, что Таня и Олег думают по поводу перемены, произошедшей с моим мужем? У них он всегда молчит и ничего не ест, и если пьет, то мало (за исключением последнего визита и, может, еще и нескольких предпоследних). Сейчас он потрясающе весел, разговорчив, ест с большим аппетитом и открывает уже пятую бутылку «Стеллы».

_ — Я же не только солянку умею готовить. В Греции, например, едят баранину, а какая у меня баранья корейка, сам знаешь. А солянка им точно понравится. Надо только наладить поставки осетрины…

К счастью, муж воздерживается от комментариев и просто кивает, хотя и активно. Наверное, Олег запамятовал, что минимум дважды кормил нас пережаренной бараниной, больше напоминавшей кусок старого линолеума.

— Танька, смотри, Игорь-то у нас теперь какой модный. — Олег внимательно рассматривает подаренную мной сережку. — А, это у тебя серебро, а в нем стекляшка?

Игорь изображает на лице восхищение.

— Ну вот, раскусил. Сразу видно, профи в ювелирном деле…

— Слушай, Тань, может, мне тоже сережку вставить? Золотую, конечно, и с бриллиантом. Но только с бразильским. Мне бразильские больше нравятся…

Я впервые за время нашего знакомства испытываю острую неприязнь к Олегу. Его раскрасневшаяся самодовольная физиономия вызывает у меня отвращение. Он что, не видит, как мы одеты, что у нас за квартира, на чем мы ездим? Он что, не понимает, с кем имеет дело? Не может понять, что мой муж в жизни не надел бы сережку с поддельным бриллиантом?

И это владелец фирмы, занимающейся оценкой и скупкой ювелирных изделий? Да одно кольцо на среднем пальце моего мужа дороже всего, что надето на его жене! Жалкий трепач!

Нет, так нехорошо. Он, конечно, не прав, но и я тоже погорячилась. Хотя мне очень жаль, что он это сказал.

— А я тут села книгу писать, а этот гад все раскритиковал. — Таня кивает на мужа. — Напрочь отбил все желание…

— Я просто отредактировал, зато теперь будет бестселлер. Ты только работай, раскручу тебя почище любой Донцовой. Да, Анют, ты кассету не записала? Я тебе говорю, что у тебя очень радийный голос. Уж я-то знаю. Можно было бы тебя на телевидение пристроить, но туда тебе пока рановато…

Господи, что они несут! Мне впервые стыдно за наших друзей перед моим мужем, хотя он над ними издевается. Но ведь, если честно, они этого заслуживают. Ну зачем нести такой бред? Я ведь точно когда-то говорила Олегу, что Игорь в бытность свою журналистом часто бывал на телевидении, участвовал во всяких передачах и знает кое-кого в этом мире. Хотя бы такие вещи надо помнить.

— Рад, что ты не разбираешься в переводах — а то бы и меня раскритиковал.

— А чего тебя критиковать? — Олег явно не понимает юмора. — Я с английским не очень в ладах. Но твой перевод, который нам Анюта привозила пару месяцев назад, читал. Вполне на уровне. Хотя была там пара моментов, я бы, может, сказал по-другому…

Игорь поднимает свою бутылку, заставляя Олега выпить очередную рюмку.

— Олег, я тобой восхищаюсь. И спортом ты профессионально занимался, и таскал по всей Москве коробки с деньгами, и поднимал фирмы, и в ювелирном деле разбираешься, и юрист, и редактор, и второй по звуку, и по солянке тоже. Я даже тебе от души завидую, если честно. Скажи, а есть тема, которой ты не знаешь?

Олег задумывается. Таня тоже. Вопрос они восприняли всерьез. Я бросаю на мужа умоляющие взгляды. Он очень мило мне улыбается с абсолютно невинным видом.

— В медицине я не очень. Хотя кое-что знаю. Приходилось и первую помощь оказывать, и от смерти спасать. А еще…

— Может, еще мяса? — вмешиваюсь я, пока Олег не ляпнул очередную глупость. — С сырым яйцом просто потрясающе…

Олег и Таня принимают мое предложение без энтузиазма. Муж накладывает на сковородку новую порцию продуктов.

— Тост напрашивается сам собой. За Олега! Человека, который прожил интереснейшую жизнь и так многого добился…

Пол-литровая бутылка водки опустела на четыре пятых. Почему-то мне кажется, что Игорь не только издевается над Олегом, но еще и пытается его напоить. Без еды Олег хмелеет быстрее, чем обычно. Он уже такой красный, словно опустошил свою традиционную литровую емкость.

— А что бы вам второго ребенка не завести?

Я удивленно смотрю на Таню. Неожиданная тема для беседы, должна признать.

— Я когда ждала Сашку, Олег под расстрельной статьей ходил, представляете? А я и не знала. Он мне только потом сказал…

— Правда? — изумляется муж, хотя историю про расстрельную статью мы слышали раз десять. — Олег, за что это тебя собирались расстрелять? За то, что редактировал, или за то, что второй по звуку?

Я накрываю руку мужа своей рукой и стискиваю ее. Пока нам просто везет, что Олег и Таня не слышат сарказма.

— Да нет, за хищение в особо крупных размерах. — Олег раздувается от гордости, если в его случае такое вообще возможно. — Но ничего, выкрутился. Сам себя защищал, кстати, я же юрист…

Я боюсь, что сейчас муж спросит, куда же делось похищенное, уж не на одежду ли все ушло? Но Игорь только произносит тост за лучшего юриста России и приносит из кухни вторую бутылку водки. Еще через час Олег становится таким красным, что при виде него взбесился бы самый мирный бык.

Язык у него практически не ворочается (и это как раз тогда, когда ему очень хочется говорить). Он с трудом рассказывает нам то, что наконец-то решил купить иномарку, в смысле «Ниву-Шевроле». Лучшему менеджеру России и человеку, расхищавшему в особо крупных размерах государственное имущество, осталось только оформить кредит, и машина его.

— Кстати, как насчет десерта? Японский пирог из зеленого чая?

Таня поспешно мотает головой. Олег выпивает еще рюмку и что-то мычит. Таня сообщает, что им пора, и начинает вытаскивать мужа в коридор. Игорь уверяет, что они просидели у нас слишком мало, и очень просит задержаться. Но они все-таки уходят.

На моих «Радо» семь вечера. Визит продлился чуть меньше трех часов. Неслыханно.

Мы возвращаемся в комнату. Муж открывает очередную бутылку «Стеллы» и подмигивает мне.

Я даже не знаю, что сказать. Сегодня Олег с Таней проявили себя полными идиотами, это правда. Но отчасти потому, что на это их провоцировал Игорь. А ведь они все же наши друзья, с которыми мы общаемся чаще, чем с другими.

— Зачем ты с ними так жестоко, милый? Я знаю, они говорят много глупостей, слегка привирают. Но люди имеют право на слабости, а друзья особенно…

— А по-моему, мы неплохо повеселились…

Честно говоря, мне совсем не было весело. Я нервничала, и мне было стыдно за Таню с Олегом и одновременно было их жаль. Почему-то мне больше совсем не хочется с ними встречаться.

— Ну что, поехали к Леве? Он нас вчера так зазывал в гости…

Игорь уже довольно нетрезв, все-таки он пьет спиртное третий день подряд. И вообще я предпочла бы полежать. Но у Левы я смогу забыть про Таню с Олегом. Если получится.

Я неуверенно пожимаю плечами.

— Я тебя не узнаю! — Игорь разводит руками. — Ты же обожаешь друзей, любишь ходить в гости, и тебе хочется, чтобы наша жизнь была максимально разнообразной. Так в чем же дело? Звони Леве, и поехали.

У меня мелькает крамольная мысль, что я уже вовсе не обожаю своих друзей. Я не хочу никуда ходить и не хочу никого приглашать к нам. Но я тут же гоню ее прочь. Это ведь совсем не моя мысль, это все от виски. До чего же опасный напиток…

— Лева, привет, это Анна. Хотели к тебе заехать, а то действительно нехорошо получается — мы ведь так и не видели твою квартиру. Когда? Да можем прямо сейчас. Ты ведь говорил, что будешь отмечать день рождения все выходные…

Странно, но мне кажется, что Леву перспектива нашего визита не очень радует. Я наверняка ошибаюсь, ведь он так нас зазывал еще сегодня ночью. Но все-таки желания ехать у меня уже нет. Может, у него что-то случилось? Может, у него в гостях женщина?

Я смотрю на мужа и пожимаю плечами. Игорь решительно берет трубку.

— Привет, алкоголик, опохмеляешься? Нет? Кто там у тебя? Приедут девки? Лева, ты же не хочешь на старости лет лишиться девственности? Ладно, сейчас будем, жди…

— Может, все-таки не стоит?

— Он же нас звал…

Лева встречает нас радушно. По-моему, радушие притворное и он совсем не хотел нас видеть. Он трезв и, как мне кажется, печален. Словно он уже жалеет о том, что нас приглашал. И что устраивал день рождения. И вообще обо всем.

— Лева, мы не вовремя? — произношу шепотом, пока муж вешает пальто. — Просто у нас были гости, Игорь немного выпил и заявил, что, если мы не приедем, ты обидишься…

Лева качает головой. Конечно, мы вовремя и он рад нас видеть. Просто у него был тяжелый день. Похмелье, во-первых, а во-вторых, надо было забрать свои продукты и спиртное из клуба. И еще ему кажется, что у него украли несколько бутылок.

Лева полдня провел в подсчетах. У него получилось, что должно было остаться двадцать семь бутылок вина, одна целая бутылка виски и две початых плюс две бутылки «Мартини». А отдали двадцать четыре бутылки вина и две открытых бутылки «Чиваса». Доказать вину персонала Лева не может, но он все равно возмущен.

— Да ладно, они же тебе разрешили привезти свое вино, дали солидную скидку. Пусть выпьют за твое здоровье…

Муж хлопает Леву по плечу. Лева недовольно морщится. Я тут же требую, чтобы он немедленно похвастался своим суперремонтом. Лева веселеет и начинает экскурсию.

Я толком ничего не вижу, потому что больше думаю о том, что все же нам не стоило сюда приезжать. Но не перестаю охать, ахать и произносить прочие междометия, означающие крайнюю степень восхищения. И не устаю повторять Леве, что он не зря вложил в ремонт несколько десятков тысяч долларов (насчет суммы — это его слова, не мои).

Если быть честной, то дизайнер из Левы даже еще более неудачный, чем фотограф (только не надо ему об этом сообщать). По его инициативе рабочие снесли стены и превратили нормальную двухкомнатную квартиру в неудобную двухкомнатную квартиру. Однако комната, слитая с коридором, получилась довольно внушительной и напоминает студию. Вторая, крошечная и узкая, без единого окна, служит Леве спальней.

Некогда просторная прихожая забита гигантскими шкафами, изготовленными по Левиному проекту (признаться, они больше похожи на гробы для массового захоронения несбывшихся Левиных планов). По замыслу, в этих шкафах должен храниться фотоархив. Но Леве некогда его разобрать, и он лежит на полу в коробках, загромождая пространство.

Студия служит одновременно и коридором, и кухней, и комнатой. Плюс ко всему Лева умудрился зачем-то впихнуть в нее барную стойку. В целом пейзаж довольно грустный. Мебели мало, и она явно пожаловала сюда из «Икеи». Засаленный паркет немногим лучше того, что лежит в коридоре у Тани с Олегом. Джакузи не производит на меня никакого впечатления.

Мужу экскурсия быстро надоедает. Он извлекает из захваченного из дома пакета бутылку «Стеллы» и усаживается за стойку. Это немного бестактно для такого воспитанного человека, как Игорь, и Лева, кажется, даже огорчается. Игорь тем временем достает сигареты. Некурящий Лева напрягается, но все-таки приносит пепельницу.

— Может, хотите поесть? — Лева спрашивает это таким тоном, что я сразу отказываюсь. Муж, напротив, заявляет, что он только за. Даже не пойму, что с ним сегодня? Будь он сейчас обычным собой, он бы посмотрел на часы и вспомнил бы, что у нас сегодня очень важное дело. Ведь даже после стольких бутылок пива он не может не видеть, что Лева совсем нам не рад.

Лева напрягается еще больше, но начинает извлекать из холодильника пластиковые контейнеры с едой. На стойке появляются уже продегустированные мной вчера абсолютно невыразительные закуски. Тушеные баклажаны, маринованные грибы, рулетики из ветчины, какие-то салаты.

— А ты что не пьешь? Ты же собирался отмечать все три дня!

— Да не, не хочу. Так как вам мой ремонт?

Далее следует подробный рассказ о том, во что этот самый ремонт обошелся и что сколько стоило. Я делаю вид, что внимательно слушаю, муж открывает очередную бутылку пива. До закусок он не дотронулся, и Лева убирает тарелки обратно в холодильник.

— Ты, кстати, вчера говорил что-то про сигары, а, Лев? И где виски?

Лева недовольно уходит и возвращается с сигарой в металлическом футляре. Выясняется, что он взял несколько штук на презентации какой-то фирмы. Виски он приносит тоже без всякого восторга, хотя сам его и не пьет.

— Не надо бы тебе больше, Игорек. Да и девки скоро приедут…

— И что за девки?

Лева мнется. Так и не могу понять, что же это за особы женского пола должны к нему пожаловать. И с какой целью. С одной стороны, это вроде бы его хорошие знакомые и у него нет с ними никаких личных отношений. С другой стороны, слышен намек на то, что отношения более чем близкие. Похоже, Лева и сам не в курсе.

Девки появляются еще через полчаса. Тут же выясняется, что одна из них — сестра Левиного знакомого, который периодически дает ему заказы на съемку, а вторая — ее подруга. И заехали они ненадолго (и сами явно не знают зачем). И уж точно не для того, чтобы заниматься с Левой сексом.

Лева с появлением новых гостей тут же преображается и снова становится великим фотографом. Он говорит им неуклюжие комплименты, пытается неловко с ними заигрывать и с расторопностью официанта подливает им вина. Девки, впрочем, не обращают на Леву внимания и заводят разговор с моим мужем. Леву это, похоже, бесит. Он уже плохо скрывает свое раздражение и снует вдоль стойки с салфеткой в руках, подтирая все капельки и кусочки пепла.

Никогда не знала, что он такой аккуратный. Приходя к нам, он ведет себя совсем иначе. Ему ничего не стоит высморкаться в бумажный носовой платок и бросить его в пепельницу.

— Спать, что ли, лечь пораньше…

— О, мы вам срываем сеанс группового секса?

Девки хохочут так, словно ничего смешнее не слышали в жизни. Лева слегка зеленеет. Или это просто освещение такое?

Игорь медленно пьет виски и болтает с девицами. Он наслаждается Левиной сигарой и никуда не торопится. Лева демонстративно зевает. Я поддерживаю беседу, выжидая момент, когда смогу сказать мужу пару слов наедине. И он наконец наступает.

— Милый, поехали, пожалуйста. Ты же видишь, что нас здесь не ждали?

— А по-моему, Лева жутко счастлив. И вообще все очень весело, разве нет?

Да, Игорь точно выпил лишнего. Лева, которого он то просит достать еще льда, то поменять пепельницу, начинает посматривать на него с ненавистью. Игорь же этого не видит. В состоянии подпития он всегда разговорчивее и больше острит. Девицы заливисто смеются, Лева периодически пытается встрять в разговор, но его игнорируют. На моих новеньких «Радо» уже почти одиннадцать, когда муж делает очередной глоток виски и заявляет, что нам пора.

— Спасибо за гостеприимство, Лева. С удовольствием бы посидели еще, но Анне завтра на работу…

Лева, последний час уже скрипевший зубами, даже не пытается скрыть, как он рад. «Девки» заявляют, что им тоже пора, они хотели заехать в один ночной клуб. Лева пытается убедить их остаться, но они выходят вместе с нами.

— А сигара — полное дерьмо. — Игорь бросает окурок в снег. — И квартира тоже…

— Милый, мне кажется, нам следовало уйти раньше…

— Зато теперь ты увидела Леву таким, какой он на самом деле…

Какая трезвая мысль для нетрезвого человека. Я смотрю на мужа с подозрением. Неужели он все видел и понимал, но специально не уходил, чтобы Лева предстал перед нами во всей своей красе? Неужели он и его провоцировал, как днем делал это с Олегом и Таней?

— Да, порезвились мы сегодня от души…

Игорь садится в машину, закрывает глаза и, кажется, засыпает. Наверное, у него сегодня действительно был очень веселый день. Жаль, что я не могу сказать того же про себя…

13

Я не в духе. Я очень не в духе. Я настолько не в духе, что вы даже не можете себе представить.

Хотите попробовать? Что ж, пожалуйста. Вот сейчас я закуриваю пятую по счету сигарету. А может, шестую. И это всего за каких-то два часа. При том, что я, как вы знаете, не выкуриваю больше сигареты в день. Если не пью спиртное, конечно.

Нет, сейчас я абсолютно трезва. Да и какой я еще могу быть в час дня?

Нет, у меня нет никакого похмелья. Ему не с чего взяться. Нет, я не ругалась с мужем. Да мне и некогда было с ним ругаться. Воскресенье я провела на даче, в понедельник, то есть вчера, он отсутствовал до позднего вечера. Нет, он вернулся абсолютно трезвый, если вы об этом.

Да, вы правы. Я не знаю, где он был. В этом-то и проблема. Он сказал, что встречался со старыми знакомыми и обязательно на днях мне все расскажет. А сейчас устал и хочет спать.

Но спать он не лег. Он полночи сидел за компьютером. Безо всякого виски, между прочим. А вот говорить со мной не стал. Сказал, что ему срочно надо кое-что доделать. А сегодня утром он снова уехал. И я снова не знаю куда.

И вот теперь я сижу на работе и ломаю голову над простым, но жизненно важным для меня вопросом: «Быть или не быть?» Это не смешно. По сравнению с моим вопросом гамлетовская дилемма — загадка для дебила.

Возможно, вы мне поможете. Хотя я в этом и не уверена. Но все же давайте попробуем. «Мерседес» — женская или мужская машина?

Откуда такой вопрос? Это не важно. Вы утверждаете, что важно? Хорошо, но только между нами. Второе утро подряд моего мужа забирает у дома «мерседес» белого цвета. Возможно, он забирал его и раньше. В конце концов, с той пятницы, когда он закончил и сдал перевод, Игорь куда-то уезжал минимум раза четыре. И почему-то ни разу не просил меня его отвезти. Хотя я всегда с удовольствием его отвозила, когда ему было надо.

Когда я вчера утром собралась на работу, он вдруг сообщил, что тоже уезжает. Надо кое с кем встретиться, а с кем и зачем, он расскажет вечером, сейчас уже некогда. И эта его фраза меня и насторожила. Он мог сказать, что едет в издательство, я бы поверила. Но он почему-то сказал именно так. И мне сразу вспомнился мой последний разговор с Леной. Ее советы и предостережения.

Однако я не стала настаивать и докапываться до истины. Я все еще считала, что у меня нет оснований ему не доверять. И к окну я подошла просто автоматически. Я же знаю, что мой муж ненавидит метро, а значит, выйдет на Садовое кольцо и будет ловить такси. И он действительно вышел. Правда, я не видела, чтобы он поднимал руку, но через пару минут рядом с ним затормозил «мерседес» и муж уехал.

Признаюсь, меня это удивило. Сверху мне показалось, что «мерседес» был довольно-таки новый и не такой уж и маленький. «Трехсотый» как минимум. Много вы видели новых «трехсотых» «мерседесов», которые с готовностью подбирают у обочины людей, желающих перемещаться по городу?

Когда муж сегодня вышел из дома, «мерседес» его уже ждал. Тот же самый, белого цвета, хотя я не видела номеров. Это ведь не совпадение, вы согласны? Человек много лет работает дома, а потом вдруг начинает вести себя как-то странно и куда-то ездить, ничего не объясняя своей единственной и любимой жене, И второе утро подряд уезжает на одной и той же машине.

Не стоит думать, что я безумно ревнива. Или что я параноик. Но всю дорогу до редакции я не столько смотрела на дорогу, сколько вертела головой по сторонам. Верно, я пыталась определить, кто в основном водит «мерседесы» — мужчины или женщины.

Всего мне попалось двадцать два «мерседеса» (это только те, в которых я смогла рассмотреть водителей, на самом деле их было раз в десять больше). Не самая редкая в Москве машина, надо отметить. Тринадцать водителей-мужчин и девять водителей-женщин. Но, на мой взгляд, это все равно ничего не значит. Особенно если задуматься над цветом машины, на которой уезжает мой муж.

Как по-вашему, мужчина купит белую машину? Или ее скорее купит женщина? Вас интересует мое мнение? Я не знаю. Из двадцати двух попавшихся мне сегодня «мерседесов» не было ни одного белого. Но я склонна думать, что за рулем машины, второе утро подряд увозящей моего мужа, сидит именно женщина.

Вчера вечером, вспомнив совет своей подруги Лены, я как бы случайно взяла у мужа мобильный. Вам интересно, что я там увидела? В списке вызовов были как минимум восемь номеров, которых я не знаю. Восемь! Не очень мало для человека, который мобильным толком не пользуется.

А что я нашла вчера вечером у него в пиджаке… Ни за что не угадаете. Визитку той девицы, с которой его познакомил Лева на своем дне рождения. Да, той самой Оли. Точнее, Ольги Беловой, старшего корреспондента отдела светской жизни. Как вам это?

Вы хотите спросить, воспользовалась ли я другим Лениным советом и обнюхала ли я его вещи? Идиотский вопрос, уж извините меня за откровенность (я ведь все-таки еще не свихнулась на почве ревности, правда?).

Хотя, если уж быть совсем честной, я слегка принюхалась к его пальто. А потом и к пиджаку. Может быть, даже не с целью уловить чужой запах. Может быть, мне просто нравится, как пахнет туалетная вода моего мужа, которая пропитывает все его вещи. Но в любом случае никем чужим от вещей не пахло. Хотя это ничего и не доказывает.

А сегодня утром… Мне даже не хочется об этом говорить. Хорошо, хорошо, я скажу. Сегодня утром, когда муж только вышел из квартиры, раздался звонок. И женский голос, поздоровавшись со мной, поинтересовался, не могу ли я позвать Игоря.

А я даже не сразу нашлась что ответить. Я просто онемела. Когда я наконец выдавила, что он только что ушел, со мной вежливо попрощались и отключились. А я даже не успела выяснить, кто именно его спрашивает.

Когда моей подруге Лене звонит какая-то женщина и спрашивает Лиду, Лена сразу начинает подозревать, что звонит любовница его мужа (которая на самом деле хотела подозвать к телефону Антона). А мне даже не надо ничего додумывать. Эта женщина звонила моему мужу и этого не скрывала.

Узнала ли я голос? Нет. Не могу исключать, что это его недавняя подруга Оля, но я в этом не уверена. Голос, кажется, молодой, то есть звонившей лет двадцать — двадцать пять. А Оля как минимум моя ровесница, а то и на пару лет постарше. Нет, я, конечно, сама молода. Поэтому скажу так — очень молодой голос. И какой-то противный. Не потому, что он спрашивал моего мужа, перестаньте. Просто противный и все.

В общем, я не знаю, кто ему звонил. И кто сидел в «мерседесе», я тоже не знаю. Возможно, та самая Оля с дня рождения. А возможно, та, которая беседовала со мной по телефону. А возможно, совсем другая.

Я не в курсе, с кем проводит время мой муж. Но я уверена, что с кем-то он его проводит. С женщиной, разумеется. В нем слишком много мужского, чтобы он сменил свою ориентацию.

Я уже не сомневаюсь, что он мне изменяет. Я только не знаю, как давно (хочется верить, что недавно). И с кем, я тоже не знаю. И сколько их. Но я точно знаю, что одна из них лет на пять моложе меня, очень вежлива и у нее противный голос.

Но поверьте, я все узнаю. Скоро. Прямо сегодня. Я вернусь вечером домой и потребую у мужа объяснений. Я скажу ему, что обо всем догадалась и мне нужна правда. Какой бы она ни оказалась. Я попрошу его рассказать мне все. Во имя того, что между нами было. И он расскажет.

Хотите, я вас рассмешу? Мой муж ненавидит врать. Меня он не обманывал ни разу. Ни в чем. Я как-то спросила — почему? Ведь не только потому, что он меня любит, правда? Игорь сказал, что причина именно в этом. Но что даже если он когда-нибудь меня разлюбит, врать он все равно не будет.

Просто потому, что не умеет. И когда врал своей бывшей жене, все время путался и забывал, что врал вчера. И ощущал себя дискомфортно.

Я закуриваю очередную сигарету и говорю себе, что ждать до вечера совсем не обязательно. Почему я должна мучиться и представлять себе, что он делает сейчас и с кем? У меня ведь потрясающее воображение. Я легко могу вообразить его подругу Олю (ту самую, которая так кокетничала с ним в клубе «Огородник») безо всякой одежды. И моего мужа рядом с ней. И то, как она его ублажает.

В свое время я пересмотрела немало порнокассет. Это было лет шесть назад, когда мне показалось, что мой муж слегка ко мне поостыл. На самом деле он тогда только ушел с работы и целыми днями сидел за своими переводами, включая и выходные.

Мне казалось, что это отговорка. Именно тогда я старательно изучила ассортимент ближайшего секс-шопа и сделала там кое-какие приятные покупки. А заодно приобрела несколько видеокассет у жутко стеснительного парня, который шепотом спрашивал каждого посетителя, не интересует ли его красивое порно.

Вы лично как относитесь к порнографии? Хорошо, я отвечу на этот вопрос первой. В целом она мне противна. Но шведское любительское порно — это нечто. Сотрудники студии выходят на улицу и предлагают парочкам или одиноким девушкам заняться любовью перед камерой. И, я полагаю, небесплатно. Хотя кого-то, наверное, возбуждает сама мысль о том, что его сексуальные услады увидит вся Скандинавия. И Россия заодно.

Шведское порно нравится мне именно своей естественностью. Никаких блондинок с силиконовой грудью и криков «Даст ист фантастиш». Никаких мускулистых жеребцов с лошадиными органами. Все жизненно и правдиво. У женщин далеко не идеальные формы и целлюлит, у мужчин животики и скромные размеры. Они неловки, они смущены, но когда наконец расходятся, это действительно возбуждает. Это самый настоящий секс без монтажа, сценария, гарантирующих эрекцию уколов и силикона.

Потому сейчас я очень отчетливо могу представить, как старается эта чертова Оля произвести впечатление на моего мужа. Как фальшиво стонет, как закатывает глаза в порыве притворной страсти. Как симулирует бешеной силы оргазмы. Как дешево восхищается тем, что он с ней делает. Как неискренне просит его не останавливаться и продолжать.

Отвратительно! Да как она посмела! Нет, я не буду ждать до вечера. Я позвоню ему прямо сейчас. Он там наслаждается, а я тут схожу с ума. По крайней мере я сломаю ему все удовольствие. Это будет вполне справедливо. Не находите?

Что ж, похоже, я была права. Он не отвечает. Он слишком занят, чтобы встать с постели и ответить на мой звонок. Ничего, я позвоню еще раз. Когда надо, я могу быть очень настойчивой. И еще раз.

— Привет. Что-то случилось?

Да, как ни больно это признавать, я угадала. Он говорит со мной очень напряженно и намеренно понижает голос.

— Тебе виднее…

Я отчетливо слышу на заднем плане какой-то шум. Кажется, это голоса. Мой муж, конечно, раскован, но вряд ли бы стал заниматься сексом в присутствии зрителей. Или он увидел, кто звонит, и поспешно включил телевизор, чтобы я не поняла, где он? Нет, скорее это сделала его партнерша. Чисто женская изобретательность.

— Послушай, я сейчас очень занят. Я перезвоню позже, хорошо?

Ну разумеется, он занят! Кто бы сомневался!

— Нет, не хорошо…

Я тверда и непреклонна. У Игоря сейчас, наверное, сжалось сердце. Я говорю с ним не в своей привычной манере, и он должен был уже догадаться, что я все знаю. Что ж, по крайней мере с сексом у него на сегодня все кончено. В таком состоянии мужчина вряд ли способен на полноценную эрекцию.

— Я тебя не понимаю…

Пытается сохранять хорошую мину при плохой игре?

— Нет, ты меня отлично понимаешь. Нам с тобой надо поговорить, и ты знаешь о чем. Не сейчас и не по телефону. Но сегодня. И лучше не дома…

Ребенку ни к чему присутствовать при таких разговорах, вы согласны? И не надо советовать мне отправить сына смотреть телевизор, а самим плотнее закрыть дверь. Поскольку разговор скорее всего пойдет на повышенных тонах (хотя плохо представляю себе мужа, говорящего повышенным тоном), ребенок удивится и будет подслушивать. Даже если я пообещаю ему тысячу рублей за то, чтобы он полчаса посидел на кухне.

— Вообще-то я собирался позвонить тебе и предложить то же самое, — доносится до меня, и теперь уже сжимается мое сердце. — Подожди секунду, ладно? Я только уточню время…

Я знаю, что мой муж не врет. Что он говорит чистую правду. Значит, он знает, что я знаю. Значит, он хочет мне что-то сказать по этому поводу. Но что? И с кем он собирается уточнять время? С девицей, которая затащила его в свою постель? Он что, придет на встречу с ней?

Да нет, не может быть. Видимо, он спрашивает ее, до скольких она свободна. И прямо из ее постели отправится на встречу со мной. Просто превосходно!

— Помнишь тот японский ресторан, в котором мы были на мой прошлый день рождения? У входа ровно в семь — устраивает?

Почему именно там, хотела бы я знать? Это очень красивый и очень дорогой ресторан, где мы бывали всего несколько раз. И мне кажется, что он совсем не подходит для такого разговора. Это место, где можно отметить какое-то очень серьезное и очень приятное событие. Но выяснять там отношения…

— Хорошо, — неуверенно произношу я. А потом решаюсь: — Только ты и я?

— Нет, еще кое-кто. А сейчас извини, я очень занят. До вечера…

Муж отключается. Я тупо рассматриваю свой мобильный. Он знает, о чем я хочу с ним поговорить, но мы будем не вдвоем. Что это означает? Это означает, что он приведет с собой ее. Зачем? Чтобы сказать мне, что все кончено. Представить женщину, к которой он от меня уходит.

Я знаю, что это очень похоже на бред в стиле Лены. Но как еще прикажете все это понимать? И я наконец осознаю, почему он выбрал именно это место. Потому что сегодняшняя встреча станет концом наших долгих отношений. А на его взгляд, все должно завершаться красиво.

Таков уж мой муж. Он не станет выяснять отношения на улице. Он встретится со мной в дорогом и солидном заведении.

Мне плохо. Мне очень и очень плохо. Мне нечеловечески плохо. Но я говорю себе, что я должна собраться с силами. Я должна вернуться домой. Принять ванну. Очень тщательно накраситься. Выбрать одежду, наиболее подходящую случаю. Потом забрать ребенка с продленки, привезти его домой, покормить, одеться и отправиться навстречу своей судьбе. В вечернем платье, с идеальным макияжем и высоко поднятой головой.

Пусть он увидит, кого он предал. От кого отказался. О ком будет сожалеть всю оставшуюся жизнь.

Я только надеюсь, что мы друг друга не совсем поняли и он придет на встречу один. Что под кем-то еще он имел в виду не свою сожительницу, но умирающий призрак нашей любви. Ведь уже очевидно, что она умерла, верно?

Весело прыгающая минутная стрелка моих фантастически красивых «Радо» показывает ровно семь вечера. Она так веселится, потому что еще не знает, что отныне будет уныло отсчитывать бесконечные часы моего одиночества.

Я пришла пешком. Я просто не решилась сесть за руль. Не в моем нервном состоянии раскатывать по Москве. Тем более теперь я — мать-одиночка и должна быть особенно осторожна. С кем останется мой ребенок, если что-то случится со мной?

Муж уже стоит у входа. Он, как всегда, пунктуален. Хотя сегодня мог бы и опоздать. Я бы не возражала.

— Привет!

Игорь целует меня в щеку и распахивает передо мной дверь. Поцелуй кажется мне очень холодным и чисто формальным. Да и каким он еще может быть, собственно говоря?

Но я рада, что муж не изменил себе и сегодня предельно вежлив и корректен. Именно таким я и хочу его запомнить. И поэтому я сегодня тоже буду предельно корректна, чтобы такой он запомнил меня. Никаких упреков, выяснений отношений, взываний к его совести. Все тихо, спокойно и разумно. Так, как и должны расставаться воспитанные люди.

— Как тебе идея посидеть в татами-рум?

Татами-рум — это нечто вроде отдельного кабинета по-японски. Это стоит дороже, чем сидение в зале, но муж не поскупился на расходы. Что ж, очень мудро. Такие разговоры лучше вести наедине.

К тому же это еще и хитро. В этом ресторане я была в татами-рум только однажды и могу сказать, что там настолько красиво, что эта красота завораживает. В такой обстановке точно не будешь повышать голос или рыдать. Разве что уронишь незаметно скупую слезинку.

— Аня-сан, рад видеть!

Я, признаться, поражена. Вообще-то я думала, что мы тут будем одни. Или что при нашем разговоре будет присутствовать какая-то женщина. Но никак не мужчина. И уже тем более не Рера-сан.

Вообще-то его зовут Валера. Это давний знакомый моего мужа. Валера много лет занимается каким-то японским единоборством, чье название я запамятовала, и даже возглавляет федерацию по этому виду. Игорь знает его с тех времен, когда Валера еще был никому не известен. Муж много писал о нем и о его единоборстве, мы неоднократно ходили на соревнования, которые проводил Валера, и как минимум трижды Игорь летал с ним в Японию.

У Валеры с Японией давние и очень тесные связи. Свое имя он получил именно там. Японцы не выговаривают букву «л» и называют его просто Варера. Точнее, Варера-сан, это более вежливо. А для краткости — Рера-сан.

Кстати, именно Рера-сан впервые пригласил нас в этот ресторан несколько лет назад. Он большой поклонник всего японского, и ресторанов в том числе. Но что он делает здесь сейчас, я совершенно не понимаю.

— Аня-сан, как насчет суси для начала? Чай или сакэ?

Я настолько растеряна, что просто пожимаю плечами. Рера-сан хлопает в ладоши, раздвижные двери приоткрываются, и в комнате появляется официантка. Перемещается она исключительно на коленях. Таковы правила.

— Пока суси на троих и сасими-ассорти, чай, сакэ и бутылку пива…

Я неуверенно смотрю на мужа. Игорь мне улыбается. Нет, я определенно ничего не понимаю.

Мой муж не встречался с Валерой с тех пор, как ушел с работы. И с прочими своими старыми знакомыми — тоже. Нет, он с ними не ругался, они пропали сами. Мужа, уставшего от общения с ними, это очень веселило. Он даже пытался угадать, как скоро исчезнут его старые знакомые (после того как поймут, что он больше не будет ничего писать ни о них, ни об их турнирах).

Валера, кажется, продержался дольше других. Насколько я помню, он звонил нам в Новый год пару лет назад. Но зачем они встретились сегодня, и почему Игорь позвал сюда меня? Решил избежать неприятного разговора? Отложить его на более поздний срок? Или расслабить меня, чтобы я поверила, что он мне не изменяет?

Официантка бесшумно расставляет перед нами закуски. Перед мужем оказывается бутылка пива, Рера-сан наливает всем сакэ.

Вы когда-нибудь пробовали сакэ? Настоящее, подогретое по всем правилам? И что скажете? По-моему, напиток просто омерзительный. От запаха тошнит, вкус отвратительный, но к японской еде он подходит идеально. К тому же пьется сакэ совсем незаметно (а потом вдруг в какой-то момент наступает резкое опьянение). Помню, в первый свой визит сюда я как раз собиралась пойти пописать, когда с удивлением обнаружила, что у меня отказали ноги.

— Вот, Аня-сан, решили отпраздновать возобновление наших дружеских и рабочих отношений. — Рера-сан поднимает свою чашечку. — Канпай!

«Канпай» означает, что надо пить до дна. Я осушаю свою емкость, но совершенно ничего не ощущаю. Внутри у меня таких размеров айсберг, что даже горячее сакэ не способно его растопить.

— Эх, Аня-сан, была бы ты сегодня на пресс-конференции. У меня в воскресенье чемпионат, японцы приезжают, а рекламой заняться некому. А тут звонит Игорь-сан узнать, как дела. Я ему — выручай, брат, пропадаю. И что ты думаешь? За неделю вышло пять статей, а на пресс-конференции полный зал, и телевидение приехало. Даже аккредитаций для прессы не хватило…

Мы снова выпиваем и беремся за суши. Точнее, берутся Валера и мой муж. Я тупо сижу и не могу ничего понять.

— Аня-сан, почему не ешь?

Я вливаю в себя еще чашку сакэ и подцепляю палочками суши с креветкой. Палочки ходят ходуном, наверное, я разучилась ими есть. Или у меня слишком сильно дрожат руки. Неудивительно.

Я даже не замечаю, что ем суши чисто автоматически и пью сакэ, как воду. Моя бедная голова просто идет кругом. Я ждала непростого и даже трагичного разговора, прощальных слов, сердечной боли. А тут происходит неизвестно что.

Впрочем, кое-что я постепенно начинаю понимать. Всю последнюю неделю мой муж помогал Валере и через свои старые контакты в прессе рекламировал его предстоящий чемпионат. А заодно подготовил буклет и организовал и провел пресс-конференцию.

И при этом еще и мне изменял. Или не изменял? Чей же тогда был этот белый «мерседес»? И кто звонил мне сегодня утром и женским голосом спрашивал моего мужа?

Примерно через полчаса один из вопросов снимается. В ресторане появляется жена Реры-сан. Прежде чем она сообщает мне, что звонила сегодня утром, но постеснялась назваться (вдруг я ее забыла, мы все-таки не виделись лет пять), я узнаю утренний голос. Более противного голоса, чем у Гали, я еще никогда не слышала. Но сейчас он кажется мне самым приятным на свете. После моего, разумеется.

Я как-то незаметно уничтожаю свою порцию суши и сашими и расправляюсь с японскими пельменями гёдза и жареным угрем. Сколько точно я выпила сакэ, сказать не могу, голова идет кругом безо всякого спиртного. Если все это мне не снится, то получается, что мой муж мне не изменял (хотя бы потому, что ему было некогда это делать). И он вовсе не собирался сообщать мне, что между нами все кончено.

Мне просто не верится, что я все это придумала. В какой-то момент я даже ловлю себя на том, что не хочу, чтобы все это было ужасной ошибкой. Ведь иначе получится, что я полная дура.

Да и я уже как-то настроилась на то, что теперь я мать-одиночка. Что отныне моя жизнь посвящена моему ребенку. Потому что больше не будет мужчины, который мог бы меня заинтересовать.

Я даже спрашиваю себя, не спектакль ли передо мной сейчас разыгрывают? Может, муж понял, что я его подозреваю, и написал блестящий сценарий, а Рера-сан решил по-мужски его поддержать? Может, он тоже изменяет своей Гале, а потом использует моего мужа, чтобы доказать свою невиновность? Нет, какая-то чушь, честное слово.

Я искоса поглядываю на Игоря, увлеченного разговором. Ему весело, он смеется, и он не похож на человека, который пытается кого-то обмануть. Неужели я такая идиотка? Наверное, да. Но кто же приезжал тогда за моим мужем на белом «мерседесе»?

Когда мы наконец выходим из ресторана (лично я выхожу на немного подгибающихся от сакэ ногах), проясняется и этот момент. Рера-сан предлагает подвезти нас до дома и подводит к новенькому белому «мерседесу». Мы дружно отказываемся. До дома нам всего минут тридцать пешком. Мы лучше прогуляемся, как раньше.

Я смотрю вслед отъезжающему «мерседесу», который увозит прочь все мои подозрения, сомнения и боль. Сейчас он кажется мне не зловещим и страшным, но необычайно красивым и милым. Какая же я все-таки дура, прости Господи…

Простит, как думаете?

— Игорюша, мы с папой будем поздно. Нам надо обсудить твой день рождения — и без тебя. Кстати, можешь открыть коробку конфет, чтобы тебе не было скучно…

Ребенок в восторге. Я тоже. Мы с мужем снова сидим в английском пабе. По моей инициативе, разумеется. Я попросила Игоря привезти меня сюда, потому что мне ужасно не хотелось домой.

Я ведь уже была уверена в том, что домой вернусь одна. Что там меня ждет непростой разговор с ребенком, которому придется объяснять, что папа теперь будет жить отдельно. Но произошло чудо, и я захотела повеселиться. Потому что мне стыдно и страшно. Потому что я все еще боюсь, что это просто чудесный сон.

Я чувствую себя так, словно заново родилась. Я пью сидр и наслаждаюсь каждым крошечным глоточком. Муж сидит напротив и неспешно потягивает «Килкенни» прямо из бутылки. Ему кажется, что если бутылочное пиво налить в бокал, то вкус сразу размывается.

— Милый, почему ты сразу не сказал мне, чем занимаешься?

Игорь закуривает свой ароматный «Данхилл».

— Не знаю. Может, потому, что я на тебя злился из-за наших чертовых друзей. Может, потому, что не знал, что из этого выйдет. Я ведь этим не занимался уже много лет, могло ведь ничего и не получиться.

Милый, у тебя все всегда получается…

Игорь скептически улыбается. Но я знаю, что мой комплимент ему приятен. Просто он не хочет этого показывать.

— Да и все произошло так случайно. Сдал перевод, приехал к тебе на вечеринку, выпил виски, спросил себя, как жить дальше. Выпил еще, задумался, не вернуться ли обратная прошлое. Поднялся наверх и позвонил Pepe. Просто так, узнать, как дела. А он сразу предложил заняться рекламой его чемпионата…

Муж вынимает из кармана конверт и протягивает его мне.

— Ты ведь не думаешь, что я помогал ему бесплатно, верно? Две тысячи евро за неделю суеты, не так уж и плохо. Все, как много лет назад… Сделай техосмотр, купи себе то, что хотела. И кстати, может быть, ты что-нибудь съешь?

Муж знает, что у меня хороший аппетит. Но сейчас, как это ни удивительно, мне ничего не хочется. И не потому, что я много съела в японском ресторане. Все-таки японская еда скорее для глаз, чем для желудка. Просто не хочется и все. Но я соглашаюсь на десерт. Точнее, на блинчик, а десерт уже после. Исключительно чтобы не обидеть моего заботливого супруга.

Приятно получить на расходы такую сумму. Но я почему-то не хочу ничего себе покупать. Не проведи я инвентаризацию своего гардероба, я бы сейчас была счастлива. Но я провела. И оказалось, что у меня столько вещей, которые я еще ни разу не надевала! А сколько обуви! Хотя много вещей не бывает. Как и денег.

Но я не отказываюсь. Я убираю конверт в сумочку и говорю себе, что отложу эти деньги на тот случай, если муж не сможет сдать вовремя следующий перевод. А если даже не удержусь и потрачу что-то на себя, то совсем немного. Максимум двадцатую часть, на пару новых колготок. Ну, в крайнем случае четверть. Но уж никак не больше половины. Наверное.

— Теперь ты снова сядешь за перевод, правда, милый?

Муж молчит. И почему-то мне очень не нравится его молчание. А потом пожимает плечами.

Он не уверен, что будет и дальше заниматься переводами. Пока он помогал Pepe-сан, он снова пообщался и с другими своими старыми приятелями, у которых свои ассоциации, федерации и клубы. И все они были рады его появлению. Он даже побывал в той спортивной газете, в которой проработал несколько лет. И ему предложили вернуться, если он захочет.

Пока он не принял решение, но он думает. Он уверен, что я все равно не дам ему спокойно переводить. Что я и дальше буду таскать его в гости и звать гостей к нам. Для того чтобы переводить книгу в месяц, ему нужно умиротворение. А в таких условиях на одну книгу нужно уже два месяца. А это значит, что мы должны будем начать жить очень экономно.

— Ну и зачем это надо? — Муж допивает свое пиво, но не торопится заказывать новую бутылку. — К тому же мы ведь привыкли жить хорошо. А тут денег будет достаточно…

Да, я помню, как мы жили, когда он работал. У нас действительно было достаточно денег. Не миллионы и не сотни тысяч, но их вполне хватало на хорошую жизнь. А как приятно было их тратить! Покупать вещи в бутиках, не дожидаясь распродаж. Да вообще хватать все, что нравится. Даже то, что, может быть, совсем и не нужно.

Например, еще один набор посуды, с которой мы ели один раз, а потом убирали подальше. Или еще одну искусственную белую елку. Или сразу две пары одинаковых туфель или ботинок. Или набор жутко дорогих кремов, которые, кажется, до сих пор сохнут где-то в закромах.

Да мало ли на что можно потратить деньги, когда они есть? А ненужное потом отправить на дачу. Или подарить маме. Или кому-нибудь еще.

Но почему-то мне не хочется возвращаться в те времена. Мне больше нравится вспоминать то время, когда муж ушел с работы. Когда мы жили уже не так богато, но зато не тратили деньги на всякую ерунду. Или почти не тратили.

Зато мы были полностью счастливы. Мы наслаждались жизнью. Мы много гуляли, муж готовил потрясающе вкусные блюда, мы дегустировали разные вина и тела друг друга. И каждый день был праздничным.

— Если бы мы жили так, как раньше, без друзей. — Муж словно читает мои мысли. — А сейчас у нас все равно нет своей жизни. Мы не вдвоем, мы не гуляем, не наслаждаемся едой и вином. Так почему бы мне не вернуться? Я буду мотаться по своим делам, летать в командировки. Pepa в следующем месяце собирается в Японию, зовет с собой. Давно там не был.

— А я?

— А у тебя будут твои друзья и ребенок. Все равно я не могу больше жить так, как мы живем сейчас. И разводиться с тобой я тоже не хочу, потому что я тебя люблю. А это отличный выход из ситуации. Плюс хорошие деньги…

Мне становится неуютно. Мне стыдно перед мужем за мои подозрения. За то, что плохо о нем думала. Но дело не только в этом. То, что он говорит, очень разумно. Он вернется на работу, и у нас больше не будет конфликтов из-за друзей. Я смогу сколько угодно болтать по телефону. Я буду встречаться с кем хочу и когда хочу. А Игорь будет ездить со мной, если сможет.

У нас сразу появятся новые друзья. Новые старые, если точнее. Его снова будут регулярно приглашать в рестораны. Мы будем ходить на фуршеты и банкеты. Я буду покупать себе новые наряды. Наша жизнь станет еще насыщеннее и разнообразнее. Но почему-то меня это не радует.

Это странно, но я отчетливо понимаю, что я хочу другого. Мне не нужно много денег. Не нужны новые вещи. И даже новая обувь. И новые темные очки. И новые друзья. Я хочу, чтобы мы снова были вдвоем.

Я знаю, в чем причина. Еще несколько часов назад мне казалось, что я навсегда потеряла того восхитительного мужчину, который сейчас сидит напротив меня. А сейчас я обрела его заново. И я не хочу отпускать его от себя. Я хочу, чтобы мы с ним гуляли и болтали обо всякой ерунде.

Я хочу, чтобы мы обедали по часу или даже по два, запивая его кулинарные изыски продукцией виноделов Бордо. Чтобы на выходные мы отдавали ребенка и проводили их друг с другом. Чтобы мы заходили погреться в маленькую кофейню и я бы выпивала чашечку горячего шоколада. И обдумывала бы план потрясающе сексуального вечера. Который я устрою мужу, когда мы вернемся.

Я хочу, чтобы мы снова стали самыми близкими людьми на земле. Потому что сейчас, едва его не потеряв, я отчетливо понимаю, что, кроме Игоря, мне никто не нужен. Совсем.

Муж задумчиво курит. Он не торопится брать себе новую бутылку пива. Он не заказывает свой любимый виски. Мы просто сидим и разговариваем, как в старые добрые времена. Которые я очень хочу вернуть.

— Милый, а если я пообещаю тебе, что все будет как раньше? Не буду заставлять тебя ездить со мной? Сведу общение с друзьями до минимума?

— Разве это возможно?

Он шутит. Но в то же время не шутит. Он мне не верит. И я знаю, что у него есть для этого все основания.

— Это возможно, — произношу я неожиданно твердо. — Я обещаю. Я постараюсь. Правда…

Муж молчит и смотрит на меня. Кажется, он пытается понять, верю ли я сама в то, что говорю. Я верю. На сто процентов. Даже на тысячу. Наверное.

— Может быть…

Я расцветаю. Боже, как же я люблю своего мужа! Как же я рада, что мы наконец уладили все конфликты и между нами ничего больше не стоит!

— Только давай встретимся в пятницу с Олегом и Таней, ладно? Они хотели нас куда-то позвать, я толком не поняла. И мне неудобно перед ними за прошлую субботу.

На лице Игоря появляется кривая усмешка.

— Вот видишь…

Господи, зачем я это ляпнула? Зачем про них вспомнила? Но мне правда перед ними неудобно, и я уже пообещала с ними встретиться.

— Милый, это в последний раз, правда. А потом я что-нибудь придумаю. Договорились?

— И отметим втроем день рождения нашего ребенка?

Я была бы рада выкрикнуть «да». Но это невозможно. Я уже всех позвала. И я очень хочу, чтобы мой ребенок наконец обзавелся друзьями.

— Может быть, мы начнем новую жизнь с понедельника?

— А может быть, с первого ноября? — Слова мужа звучат скептически. — Или с Нового года…

У меня на глазах появляются слезы. Я люблю своего мужа больше всех на свете. Но я не могу отменить встречу с Олегом и Таней. Не могу обзвонить тех, кого звала на день рождения ребенка, и дать им отбой. То есть я могу, конечно, но одновременно не могу. Ну почему он не хочет меня понять?

Муж внезапно начинает мне рассказывать какую-то смешную историю. О том, как Вакера чуть не избил известного композитора в самолете, летевшем в Японию. О том, как они потерялись в токийском метро. О том, как жили в общественной бане, потому что не было денег на отель, и ночевали вместе с пьяными японцами, которым не хотелось идти домой. О том, как в этой самой бане они чуть не подрались с каким-то якудза, которому не понравилось, что русские моются рядом с японцами.

Я слушаю, я улыбаюсь, я смеюсь. Но на самом деле мне не до смеха. Я понимаю, что муж специально сменил тему. Что он мне не верит.

И что самое страшное, я понимаю, что на самом деле не верю самой себе…

14

— Анют, попробуй бараньи яички, я тебя прошу! Так люблю смотреть, как ты. ешь…

Я вежливо отказываюсь. Мне не нравится предлагаемый якобы деликатес. И это место мне тоже не нравится. Как и моему мужу.

Мы сидим в каком-то узбекском ресторанчике. Я не заглядывала в меню, но не думаю, что это дорогое заведение. Да и по публике этого не скажешь. Олег с Таней тем не менее наперебой уверяют нас, что здесь лучшая узбекская кухня в Москве. Уж они-то знают.

Не будь нашей последней встречи, я бы позволила себя уговорить. Но что-то изменилось с того злосчастного субботнего дня.

— Ну тогда, может, манты? А потом шашлычку?

Я, поколебавшись, киваю. В конце концов, я все же пришла сюда, так что не стоит их обижать. Муж традиционно заявляет, что ему надо худеть. И пиво он тоже не будет.

— На прошлой неделе пришлось пить три дня подряд. Теперь дал обет воздержания от алкоголя…

Игорь умеет отказываться. Олег не настаивает, он знает, что это бесполезно.

Странно, но, похоже, они совсем не обиделись на нас за последнюю встречу. Олег и Таня так же приветливы, как и раньше, снова звучат слова про лучших друзей. А вот я уже не могу относиться к ним как прежде. И за это мне перед ними стыдно. Если бы не этот стыд, нас бы сегодня здесь не было.

— Так это и есть то самое ночное заведение, которое вы хотели нам показать?

Мой муж обводит взглядом ресторанчик. Лично я отчетливо слышу то, чего он не сказал. Что это место совсем не заслуживает того, чтобы его кому-то показывать.

Олег почему-то переглядывается с Таней. А потом выпивает рюмку водки так поспешно, словно на дне ее кроется ответ на этот вопрос. А потом еще одну.

— Да вот надумали сегодня сходить расслабиться в одно местечко. Место — просто отпад, отвечаю. И недалеко от вас, кстати. Там раньше десяти делать нечего, а открыто до пяти утра. Бассейн, сауна, бар, все по высшему разряду. Я-то уж в этом разбираюсь…

Олег смотрит на меня. Я жду продолжения и молчу. И он тоже молчит. Странная ситуация.

— Лучший клуб Москвы, между прочим. — Таня приходит на выручку мужу. — «XXX». Не слышали, что ли? Да быть такого не может!

Вопреки Таниным представлениям такое все-таки возможно. Мы не слышали про клуб «XXX». И я также не слышала, чтобы в ночных клубах были бассейны и сауны. Хотя, возможно, это и интересно. Был бы повод обновить хотя бы один из купленных мной недавно купальников. Да и в сауне мне нравится, хотя я в ней бывала всего пару раз. Но все-таки это не повод отправляться в этот клуб.

— Звучит заманчиво…

На самом деле совсем не заманчиво. Это просто из вежливости.

— Я и говорю, что не пожалеете! — Таня, как всегда, предельно самоуверенна. — Это ж лучший свингер-клуб во всей стране. Выберешь себе какого-нибудь мужика, а Игорь с девочками развлечется. Нельзя же всю жизнь вдвоем трахаться…

Господи, опять эта тема! Ну почему надо было ее поднимать после такой неудачной субботней встречи? Кстати, судя по кокетливому тону, под одной из девочек Таня имеет в виду себя.

Да, я же совсем забыла вам рассказать, как мы в свое время познакомились с Олегом и Таней. Было это полтора года назад, когда муж только устроил меня на работу в газету и я была полна великих идей.

У желтой газеты темы соответствующие. И мое предложение написать объемную статью про свингеров вызвало у начальства неподдельный интерес. Не помню, почему у меня возникла именно такая идея, да и не суть важно.

Час спустя я разместила свое объявление на свингерском интернет-сайте (десять слов и никаких фото), а еще через полчаса уже получила первый отклик. И на следующий день потащила мужа на встречу.

Нет, это были не Олег и Таня, но юная парочка откуда-то с московских окраин. Опыта у них не было, было лишь желание как-то разнообразить семейную жизнь. Судя по тем взглядам, которые кидала на моего мужа девица, в супружеской постели ей было скучновато. Ее муж с опаской поглядывал на меня. Кажется, он боялся, что я изнасилую его прямо на Арбате, по которому мы прогуливались.

Беседу вела я, засыпая наших новых знакомых вопросами. Игорь абстрактно улыбался. Хотя не сомневаюсь, что от неграмотных речей наших новых знакомцев его корчило, как от проглоченной коробки с канцелярскими кнопками.

Вторая встреча была чуть полюбопытнее. Нам попалась довольно приятная пара с небольшим опытом свинга, легкая и контактная. Встречаться с ними еще раз мы не собирались, мне нужны были факты, а не секс. А вот третьими оказались Олег и Таня. После встречи с ними муж категорично заявил, что Бог любит троицу. А еще пару встреч он просто придумает, дабы не подвергать свою психику перегрузкам.

Они показались нам ужасными. Даже нет — ужасающими. Невероятно омерзительными, потрясающе отвратительными, несказанно кошмарными. Парочкой настоящих монстров.

Он был маленький, круглый, красный, заросший густой черной бородой. Когда мы зашли в одну из арбатских кофеен и он рухнул на жалобно заскрипевший стул, его синтетические брюки затрещали, застиранная рубашка напряглась, безвкусного цвета галстук улегся на стол, а клубный пиджак плохого качества тоскливо сверкнул неестественно яркими металлическими пуговицами.

Она лицом напоминала какую-то птицу (очень и очень большую). Абсолютно ненакрашенная, тонкогубая, с маленькими блестящими глазками, облаченная в нечто весьма обтягивающее. Телом она походила на растолстевшую героиню полотен Кустодиева (который противоестественно тяготел к женщинам-слонихам).

Только не думайте, что с тех пор они сильно изменились. Они точно такие же. Просто мы их по-другому воспринимаем.

Тогда же мы были в шоке. У меня даже вылетели из головы все заранее приготовленные вопросы. Но к счастью, мне и не нужно было говорить. За меня говорили они. Всего за полчаса мы узнали, что Олег и Таня являются одними из старейших свингеров Москвы и что через их постель прошло как минимум полгорода (может, поэтому у нее такой вид, словно она вот-вот развалится?). Что все женщины в восторге от потрясающих сексуальных способностей Олега, а все мужчины без ума от Тани. Что они едва не разбили как минимум сотню супружеских пар. И все в таком духе.

Это был потрясающий бред, и мне ужасно хотелось спросить, есть ли у них дома зеркало. Но они не замолкали ни на секунду, они рассказывали о своей неотразимости, и я даже развеселилась.

Расстались мы с ними, как и с предыдущими двумя парами. То есть пообещали с ними связаться в самое ближайшее время. Естественно, ни с кем связываться мы не собирались. И уж с ними тем более. Мы не сомневались, что отсутствие нашего звонка будет расценено всеми как то, что они нам не понравились. И звонков от них можно не опасаться.

Однако Олега и Таню мы недооценили. Они перезвонили уже через неделю. Неизменно корректный Игорь сообщил им, что мы случайно потеряли их телефон (и ужасно сокрушались, что встреча не состоялась). А теперь у нас возникла масса проблем самого разного рода. Но мы обязательно свяжемся с ними, как только их решим.

Вновь записанный телефонный номер вновь был безжалостно выкинут. Но еще через пару недель они снова нам позвонили. Муж деланно приветливым голосом уведомил их, что мы, к сожалению, покинули дружные ряды свингеров, поскольку я в положении. Но обязательно вернемся в строй уже на следующий день после того, как я благополучно разрешусь от бремени младенцем.

Тогда мы еще не знали, что Олег и Таня умеют говорить, но не умеют слушать. Иначе мы бы попали в неловкую ситуацию.

Еще через месяц на их звонок ответила я. Вы ведь помните, что я не ем сладкого? Ну или почти не ем? В связи с этим я совершенно забыла о том, что жду ребенка. И когда Таня спросила, чем же они нам так не понравились, мне стало неудобно. Все-таки я человек мягкий. И в ответ на приглашение приехать к ним в гости (просто пообщаться, ничего такого) ответила согласием. Муж был против, но женщина всегда найдет способ добиться своего, согласны?

Я уже готовилась рассказать наспех выдуманную и абсолютно неправдоподобную историю про ложную беременность и неграмотных гинекологов. Но к моему изумлению, Таня и Олег совсем не удивились, что у меня отсутствует живот. И даже не спрашивали, хочу я мальчика или девочку (хотя я никого не хотела, кроме своего мужа).

Предложение заняться сексом все-таки поступило (какое-то очень неуверенное и робкое), но на вежливый отказ они не обиделись. А когда в конце вечера Таня вышла на кухню, прилично выпивший Олег горячо и водочно начал шептать мне на ухо, что лично ему секс совсем не нужен. Что это Таня сексуально озабочена, а лично ему свингерство давно надоело. И вообще у него проблемы с эрекцией.

Он даже обрадовался, что я вовсе не настаиваю на том, чтобы он меня немедленно изнасиловал. Он сказал, что хотел бы просто с нами дружить. И чтобы мы почаще к ним приезжали. А пока мы с ним будем выпивать, Таня пусть соблазняет моего мужа. Все равно ни один мужчина перед ней не устоит.

Разумеется, последние его слова я сочла за юмор. Но это не имело никакого значения, мы ведь не собирались больше встречаться. Однако после небольшого перерыва за первой встречей последовала вторая, потом третья, а потом они стали происходить все чаще. Муж поначалу возражал против столь регулярного общения (и даже против нерегулярного), но я убедила его, что Олег и Таня — очень приятные люди. И общаться с ними легко и весело.

Тема свингерства, правда, до сих пор периодически поднимается. Но столь же быстро и опускается. И мне всякий раз кажется, что, заводя такие разговоры, Олег и Таня оказываются на чужой территории, на которой чувствуют себя неуверенно.

Конечно, это не мешает Тане при каждой встрече впиваться в моего мужа долгим поцелуем, а потом и в меня. Да и Олег не щадит мой макияж. Но он хотя бы использует свои руки лишь для того, чтобы держать в них вилку и рюмку. Таня же периодически пытается поглаживать нас с Игорем (она якобы бисексуальна, хотя, на мой взгляд, Таня и сексуальность — понятия несовместимые). Но это мелочи, на которые мы не обращаем внимания. И вот дернул же их черт заново начать этот разговор. Причем в самое неподходящее время.

Мне очень жаль, что все так получается. Мне не хочется их обижать, но они сами виноваты.

— Боюсь, что эта тема нас не интересует…

Игорь произносит это вежливо, но категорично. Я смотрю на него с благодарностью.

Таня не понимает. Она начинает доказывать нам, что каждый должен иметь право заниматься сексом с кем пожелает, а семья от этого становится только крепче. Мне очень хочется сообщить ей, что за первые восемнадцать лет жизни у меня было больше мужчин, чем у нее за ее якобы сорок пять. И что мой муж (вот развратный мерзавец!) до нашей встречи попробовал больше женщин, чем она видела. Но я сдерживаюсь (тем более что насчет мужа — это все же преувеличение. К счастью…).

— Таня, я уже все сказал. Полагаю, что тему пора закрывать…

Таня, естественно, не понимает. Я жду, что Игорь вот-вот скажет, что мы уходим. И это будет правильно. Хотя мне бы не хотелось рвать с ними отношения. Тем более рвать вот так.

— Да помолчи, Тань! — вовремя вмешивается Олег. — Ребят, да черт с ним, с сексом. Танька пусть там отрывается, а мы просто посидим, выпьем, поплаваем, в сауне погреемся. А ты, Анют, может, потом чего напишешь. Ты же журналист…

Олег жалобно мне улыбается. Теперь я понимаю, почему он так долго не говорил, куда именно они хотят нас пригласить. Он боялся отказа и боится его сейчас. Хотя ему ужасно хочется, чтобы мы согласились.

— Возможно, это было бы интересно…

Это я просто чтобы приободрить Олега. Не более того. Олег сразу оживляется:

— Там шоу-программа классная, всякие конкурсы, а ведущий вообще прикольный парень. Сауна супер и бассейн с подсветкой. А сексом пусть Танька занимается. Ей же только стоит раздеться и залезть в воду, как за ней тут же молодые парни начинают плавать…

— Взрослая женщина всегда интереснее…

Таня произносит это очень горделиво. Наверное, в этом клубе очень темно. Или там очень мало женщин и куча озабоченных мужчин.

— А сам-то не отрываешься, что ли? Как туда ни придем, в конце вечера его обязательно какая-нибудь молоденькая девочка утаскивает…

Олег ухмыляется с показным смущением. Странно. У меня, конечно, бывают провалы в памяти, но я точно помню, что он жаловался на проблемы с потенцией.

— Да, наверное, это интересно…

Мне на самом деле начинает казаться, что это интересно. Я представляю себе красивые интерьеры, темную воду, голые тела, изгибающиеся в страстных объятиях. И вдобавок об этом можно будет написать.

При этом в глубине души я понимаю, что писать мне ничего не надо. Что я просто убеждаю саму себя. Потому что мне жаль Олега и Таню. Хотя они меня и подвели.

Я поворачиваюсь к Игорю. Я хочу, чтобы наш отказ озвучил он. Ему проще это сделать.

— Что ж, если тебе любопытно, то я не против…

Я замираю от неожиданности. Я ждала совсем других слов. И я знаю, что он делает это для меня. Он единственный понимает, что мне не нужен этот клуб. Что мне просто не хочется обижать людей, которые нас туда позвали. Хотя они этого и заслуживают…

С улицы клуб «XXX» выглядит довольно убого. Никакой вывески, простая железная дверь в торце огромного старого дома. Развратники явно избегают рекламы.

За те десять с лишним лет, что мы с Игорем живем вместе, мы неоднократно проходили и проезжали мимо этого места. Это ведь совсем рядом с нами, минут пятнадцать пешком. Но я никогда не догадалась бы, что тут обосновалось такое продвинутое заведение.

Попасть внутрь оказывается не так-то просто. Мало того, что надо заранее записаться по телефону, так тебя еще и долго изучают в глазок и выпытывают, кто ты и куда. Потрясающая секретность. Прямо-таки масонская ложа (только вместо масонов тут озабоченные сатиры и страдающие от нимфомании нимфы).

Олег с Таней радостно приветствуют хозяйку, более-менее приятную девицу лет тридцати. Похоже, они здесь уже бывали, и не раз. Неужели они и в самом деле так порочны не только на словах? Я, признаться, заинтригована.

Вход стоит пятьдесят долларов с пары. Олег вручает хозяйке сто и наотрез отказывается взять у Игоря половину суммы. Игорь недоволен, он не любит бесплатные угощения, но в конце концов, пожимает плечами. И недоуменно смотрит на полотенце и тапки, которые протягивает ему хозяйка.

Мой муж фантастически брезглив. Я всегда высоко ценила эту его черту, а сейчас особенно. Это ведь он настоял на том, чтобы перед клубом мы заехали домой. Так что мы гордо отказываемся от местной униформы. У нас есть своя. Олег с Таней не так разборчивы.

Раздевалка тесная и безо всяких кабинок. Но у меня была бурная молодость, и к тому же мне нечего стыдиться. Муж, как человек, много занимавшийся спортом, тоже не стесняется раздеваться. Олег переминается с ноги на ногу, но все же начинает расстегивать брюки. Думаю, сейчас он рад, что заказал в ресторане двести граммов водки. Она явно придает ему смелости.

Таня, естественно, человек без комплексов. Игриво поглядывая на Игоря, она начинает разоблачаться. Я бы на ее месте сгорела со стыда. Из-под одежды выпадает огромная грудь и тяжело рушится на внушительных размеров дряблый живот. Олег в голом виде, конечно, тоже не Аполлон, и складки напрочь скрывают то, что принято называть мужским достоинством. Но к голым мужчинам я все-таки отношусь лучше, чем к голым женщинам. В данном случае, по крайней мере.

Олег с Таней торопливо обматываются в выданные им куски тряпок, которыми бы я побоялась мыть пол. Игорь запахивается в захваченную из дома черную простыню и становится похож на римского сенатора в тоге. Тапки с эмблемой Версаче только усиливают сходство. Нет, я в курсе, что ныне покойный Джанни в те времена еще не родился (хотя для Рима это явно большое упущение).

Сама я закутываюсь в большое черное полотенце. Все тот же Версаче, прошу любить и жаловать. Мы с мужем всегда должны сочетаться. Надеюсь лишь, что нас не примут за олигархов, решивших под покровом ночи отведать запретных плодов. Тапки, полотенце и оставшийся дома халат относятся к явно молодежному направлению «Версаче спорт» и были куплены в лучшие времена на каком-то сейле всего лишь за пару сотен у.е.

В клубе пока не очень-то людно. Развратники, видимо, задерживаются, скупая в окрестных аптеках презервативы и виагру. Мы проходим сквозь тесный барчик, в котором несколько пар уже вовсю прикладываются к горячительным напиткам. Олег сообщает, что они всегда сидят во втором зале, там просторнее и не так шумно. А в бар они приходят посмотреть шоу-программу.

Второй зальчик кажется еще более тесным. Мы рассаживаемся в одной из кабинок. Кабинки, впрочем, весьма условные (это просто полукруглые кожаные диванчики безо всяких перегородок). Муж кладет на стол сигареты, и я замечаю, что он вместо своей данхилловской зажигалки взял одноразовую. И хотя развратники представляются мне людьми весьма обеспеченными (ведь, по легенде, нет никого порочнее богемы), этот шаг кажется мне предусмотрительным.

— Ну чего — по пятьдесят граммов и поплескаться?

Муж упаковал в мою сумку свою любимую фляжку, но оставил ее в шкафчике в раздевалке. А я так и не отошла после Левиного дня рождения и потому отказываюсь от щедрого предложения заказать мне шампанского. От нечего делать наблюдаю за крайне убогой порносценой на экране телевизора. Такие постановки с грудастыми блондинками и мускулистыми жеребцами не казались мне порочными даже в шестнадцать лет.

В бассейне действительно красиво. Тут абсолютно темно, свет исходит лишь от расставленных на бортиках свечей. Правда, бассейн совсем небольшой, и я плохо представляю, как тут может плавать Таня с ее габаритами. Да еще и преследуемая молодыми людьми.

В какой-то момент мне начинает казаться, что Олег с Таней зазвали нас сюда не просто отдохнуть, но с вполне конкретной целью. Олег оказывается рядом со мной и как бы случайно проводит пальцами по моей попке, игриво мне улыбаясь. Я улыбаюсь ему в ответ и отрицательно качаю головой. Он с облегчением вздыхает (неужели он рассчитывал, что я тут же на него наброшусь?).

Таня тем временем тяжело и неспешно кружит вокруг моего мужа. Круги неуклонно сужаются, и наконец она подплывает к нему вплотную. Игорь со смехом советует ей покопить силы для молоденьких мальчиков.

— А у меня на всех сил хватит…

Похоже, она на старости лет совсем рехнулась. Я понимаю, что она не смотрится в зеркало. Или что оно у нее волшебное и показывает Таню только двадцатилетней. Хотя мне не верится, что в двадцать она была лучше, чем сейчас. Возможно, зеркало даже искажает ее формы и делает ее стройной, как тростинка. Но она же иногда моется, и неужели хотя бы на ощупь нельзя определить, что ее телеса далеки от совершенства? Или она слепо верит, что все мужчины любят пышных женщин (хотя некоторые и пытаются это скрывать)?

Пока дело не дошло до ненужных резкостей, я тороплюсь на помощь мужу и прижимаюсь к нему. Таня отплывает.

Я вдруг вспоминаю, как рассказывала Лене о том, что у нас с мужем потрясающий секс. Не помню, когда мы занимались им последний раз, но как же приятно прижаться голым телом к его телу! Да, я знаю, что это нескромно, но что поделать? Такая уж дуг обстановка.

Естественно, Олег с Таней все ломают. Плохо понимаю, что они там делают. Судя по всему, отрабатывают приемы подводного рукопашного боя. Шума от них очень много, и брызг тоже. Проходи мимо Петров-Водкин, он бы вместо «Купания красного коня» написал бы «Купание белого слона» (точнее, двух слонов).

— Классно потрахались! — заявляет Олег, вслед за нами вылезая из бассейна. — А вы чего, не успели?

У меня есть серьезные сомнения в том, что виденная нами сцена была половым актом. Она скорее напоминала нечто батальное. Трафальгарскую битву, к примеру. Или «врагу не сдается наш гордый «Варяг»«. Но им зачем-то надо, чтобы мы верили не своим глазам, а их словам.

В сауне выясняется, что Олег — великий специалист в области саун. Кто бы сомневался. Он нахлобучивает на голову жуткую войлочную шапку. И даже не задумывается, кто надевал ее до него. У меня бы от этой мысли сразу вылезли все волосы. У Олега они, похоже, более устойчивые. Он с энтузиазмом начинает лить на пол воду и подкручивать какие-то датчики. Воздух невыносимо раскаляется, и мы выходим.

На часах — почти двенадцать. Мы все вместе сидим в своей кабинке. Делать явно нечего. Игорь курит сигарету за сигаретой, Олег смакует водку, Таня прихлебывает выдохшееся шампанское. Парочек и компаний заметно прибавилось, но никакого разврата нет и в помине. Большинство сидит, болтает, курит и пьет. Кто-то прохаживается в голом виде, но ничего порочного в этом нет. Наверное, все еще впереди.

Таня не умолкая повествует о своих сексуальных подвигах в клубе и за его пределами. Не забыты и молоденькие девицы, которые в конце каждого вечера неизменно утаскивают Олега и используют его по полной программе. Не очень хорошо представляю, в каких целях можно использовать Олега (если ты не извращенец и не людоед). Наверное, вместо подушки. Но зачем, когда на подушке спать удобнее?

Чтобы немного от нее отдохнуть, мы одновременно отлучаемся якобы в туалет и снова оказываемся в бассейне. Тут уже людно, на поверхности дрейфует использованный презерватив. Перспектива тесного общения с чужими неродившимися детьми совсем не кажется мне заманчивой. С Таней и Олегом общаться как-то приятнее. Хотя и ненамного.

В зальчике с баром вот-вот начнется шоу-программа. Ведущий, заглянувший в наш зал, ищет потенциальных участников. Бестактная Таня тут же начинает громко орать, что желающие есть, и тычет пальцем в нас. Я чувствую себя дурой, Таня с Олегом довольно усмехаются. Я сообщаю ведущему, что мы подойдем попозже. Наверное.

— Ну чего вы как девственники?

Таня голосит на весь зал, заставляя оборачиваться сидящих рядом. Муж внимательно разглядывает Таню, и в его взгляде столько презрения, что я бы скончалась на месте. Этот взгляд говорит, что Таня дурно воспитана и что терпение моего мужа на исходе. Таня, разумеется, ничего не видит. Я этому очень рада.

Ситуация кошмарная. Бассейн напоминает купель во время принудительного массового крещения, сауна — переполненную газовую камеру. Остается только понаблюдать за шоу-программой. Ничего более пошлого и примитивного я еще не видела. Женщины с завязанными глазами подходят к стоящим перед ними мужчинам и на ощупь пытаются определить, кто из них их партнер (ощупывать можно лишь конкретную часть тела, разумеется). Зал визжит от восторга. Мне не смешно.

После серии идиотских конкурсов начинается стриптиз. Я опасливо поглядываю на Игоря. Вдруг какая-нибудь девица покажется ему более сексуальной, чем я?

— Хочешь, я тоже станцую?

— Здесь?! Тебе хочется произвести впечатление на эту вот публику?!

На лице Игоря недоумение.

— Нет, только на тебя…

— Для меня ты и так лучше всех…

Мне приятно. Но все же немного тревожно. Нам не стоило сюда приходить. Да, я уже знаю, что муж мне не изменяет. И я верю, что он об этом и не помышлял. Но когда вокруг столько полуобнаженных (и совсем обнаженных) женских тел, наверное, можно увидеть хотя бы одно, которое вызовет желание.

Я поспешно увожу мужа обратно к Олегу с Таней. Уж там-то опасаться нечего.

— Шоу закончится, народ сразу побежит трахаться. Может, Пойдем, пока есть свободные комнаты?

Я не совсем понимаю, о чем говорит Таня. Зато она понимает. И, подсев к моему мужу, начинает гладить его по ноге.

— Пошли? А Анька с Олегом пойдет…

— Мне кажется, тема закрыта. Или я плохо говорю по. русски?

В голосе мужа — металл. Какой-нибудь очень тяжелый, И неприятный. И это явно не золото.

— Ну ты и зануда…

Ой-ой-ой… Вот это совсем лишнее. Но Игорь молчит. Королева Елизавета сейчас бы громко зааплодировала, несмотря на всю свою британскую сдержанность.

— Ладно, вы тут сидите, а мы с Анькой пойдем поплаваем. — Таня поднимается, демонстрируя обвисшие телеса. — Найдем там себе мужиков и пойдем их иметь…

Я мотаю головой. Таня взирает на меня как на полоумную.

— Ты чего, трахаться не хочешь?

Я внимательно смотрю на Олега. Если он не образумит свою жену, я за себя не ручаюсь. Точнее, за своего мужа. Олег отводит глаза. Блестяще!

— Меня интересует только один мужчина. — Я прижимаюсь к Игорю. — Остальных забирай себе…

— Да вы чего, дураки? Так и собираетесь всю жизнь друг с дружкой трахаться? Тогда на кой вообще сюда приходили? Это ж как в Тулу со своим самоваром!

Мне очень хочется ответить, что я не езжу в Тулу и не пользуюсь самоваром. Что мы пришли сюда только потому, что они нас очень об этом просили. Что у меня было достаточно мужчин, чтобы я поняла, что мне нужен только один. Тот, который сейчас рядом со мной.

Но я не могу так ответить. Я не люблю конфликты. И к тому же это наши друзья.

— Видишь ли, Таня, мы предпочитаем Туле Лондон…

Слова мужа звучат очень лениво и насмешливо. Он всегда умеет произнести одну, но очень точную фразу, которая сражает собеседника наповал. Правда, в Лондоне он бывал без меня, но кому какое дело?

Таня застывает. Ее только что поставили на место, и она не знает, что сказать. И молча куда-то уходит. Олег покорно семенит за ней.

Муж отправляется в бар за минералкой, мне очень хочется пить. Я вижу, как его останавливает какая-то девица. Темная, невысокая, пухленькая в хорошем смысле этого слова. Кажется, она просит прикурить, потому что Игорь щелкает зажигалкой.

— Но, по-моему, ей нужен не только огонь. Точнее, не столько огонь.

Я не слышу, что она говорит, но вижу ее кокетливую улыбку. У меня внутри что-то сжимается. Нет, не там, где вы подумали, а гораздо выше. Там, где у большинства людей находится душа.

Мне вдруг начинает казаться, что Таня в чем-то права. Что, наверное, дело не только в том, что мой муж устал от друзей. Что, наверное, ему нужна другая женщина. Хотя бы на один раз. Или на два. Ведь он мужчина, в конце концов. И мы вместе уже больше десяти лет.

Я говорю себе, что сюда нас привела судьба. А я должна была понять это гораздо раньше. Сама должна была предложить ему завести роман на стороне. Чтобы он рассказывал мне все, а я самоуверенно посмеивалась, зная, что я лучше всех. Что на самом деле ему нужна только я. А мне не нужен никто, кроме него. Даже на один раз.

Когда муж возвращается, я уже принимаю решение. Это тяжело, но я на это готова. Я верю, что он сравнит меня с другой и поймет, что я лучше (по крайней мере я пытаюсь в это поверить).

— Милый, что хотела от тебя та девушка? Кроме зажигалки?

Муж усмехается.

— Спрашивала, не скучно ли мне. Я поблагодарил ее за внимание. Вот и все…

— Может быть, ты ее найдешь и позволишь ей тебя развлечь? Я не против, правда…

Муж очень странно смотрит на меня. А потом кивает. Мое сердце перестает биться. Но я ведь сама толкаю его на это.

— Спасибо…

Он не шутит. Ни тени иронии, ни нотки сарказма. А я в глубине души надеялась, что он откажется. Скажет со смехом, что не замечал во мне тяги к самопожертвованию. А он просто меня поблагодарил. Значит, он действительно этого хочет.

— Только сначала покажи мне эти комнатки, ладно? Чтобы я представляла, где ты развлекался…

Мы заходим в узенький коридорчик. Здесь всего пять комнатушек, и, кажется, пока все свободны. Я заглядываю в приоткрытую дверь. Комнатка довольно тесная и полутемная, на полу лежит красный матрас, под невысоким потолком красная лампочка. На вбитых в стену крючках висят связки презервативов. Прямо как пулеметные ленты, которыми обматывались революционные матросы.

— Надеюсь, ты получишь удовольствие, милый. Тут такая порочная обстановка…

Я неискренна. Но я опытный лицемер. Мой муж не слышит ни боли, ни горечи.

— Я тоже надеюсь…

Игорь закрывает за нами дверь. А потом снимает с себя простыню и кладет ее на матрас.

— Милый, тебе нужна не я, а та пухленькая брюнетка… — робко протестую я.

— Я предпочитаю пухленьких блондинок…

— Милый, ты хочешь не меня…

— Может быть, мы найдем твоему языку лучшее применение?

Мне надо срочно объяснить ему одну важную вещь. Несколько важных вещей. Он не обязан доказывать мне, что он меня хочет (хотя я не возражала бы против доказательств). Я совсем не против, чтобы он изменил мне с моего разрешения; (хотя я и против).

Но его слова звучат так сладко, так бесстыдно… А потом он кладет руки мне на плечи и опускает меня на колени. И я уже ничего не могу сказать при всем желании. Он просто лишил меня дара речи. Образно выражаясь.

Господи, как же давно этого не было! И как же это, оказывается, приятно!

Подробностей, пожалуйста, не ждите. Это вам не порнороман. Да к тому же они ускользают от меня самой. Мне так хорошо, так вкусно, что к черту все детали. Меня кладут, поднимают, переворачивают, усаживают, наклоняют (да, и распрямляют тоже). А я только позволяю делать с собой все, чего хочет он. Потому что тоже этого хочу.

Дверь периодически открывается и закрывается, но мне на это плевать. В какой-то момент я утыкаюсь полуослепшим взглядом в жадно горящие глаза какого-то вуайериста (ему можно позавидовать, тут есть на что посмотреть). Но мой муж (похотливое и бесчувственное животное) издает звериный рык, и дверь поспешно захлопывается.

Кто-то просит разрешения присоединиться. Кажется, это какая-то парочка. Но поскольку мы совокупляемся так самозабвенно, свободного места в комнатке нет. К тому же их наверняка пугает агрессивность Игоря. И мы снова остаемся одни.

Вскоре (а может, и не вскоре, откуда мне знать в моей-то ситуации?) рядом с нами оказывается Таня и тщетно пытается присоседиться. Наверное, надо бы сказать ей что-нибудь из вежливости, но сейчас мне на вежливость плевать. Муж сквозь зубы советует ей найти себе другую пару. Таня, как всегда, не понимает и пытается поменяться со мной местами.

— Таня, ты нам мешаешь!

Таня явно не считает, что она может нам помешать. Но поскольку мы оба ее игнорируем, обиженно удаляется. А я снова проваливаюсь в иное измерение. А когда наконец оттуда выныриваю, мне кажется, что я родилась заново. Что я стала невесомой. Что я могу летать. Что более счастливой женщины на свете никогда не было (и не будет).

Муж с улыбкой переводит дыхание и вытирает лоб. Его крепкое тело блестит от пота. Наша черная простыня безжалостно измята и почему-то вся покрыта непонятными белыми пятнами. Наверное, я стирала ее с некачественным порошком.

Когда мы возвращаемся из душа, я обнаруживаю, что уже полтретьего ночи. В зальчике с баром, куда мы заглядываем, веселье идет полным ходом. Никакого секса, одно повальное пьянство. Зато потом эти люди скажут себе и своим друзьям, что приобщились к великому разврату.

Я усаживаюсь обратно на диванчик, не в силах скрыть сытую улыбку. Муж с наслаждением закуривает. Таня на нас не смотрит. Олег, похоже, отведал еще пару стограммовых порций своего любимого «Русского стандарта». Лицо у него даже краснее, чем лампочка в комнате, где мы так приятно провели время.

— Ну как вы тут? — вежливо спрашиваю я, когда ко мне наконец возвращается дар речи.

— А что мы? В сауне посидели, поплавали, потрахались в бассейне еще разок…

Олег произносит это не очень убедительно. Но я не поверила бы ему в любом случае.

— А как твои мальчики, Таня? Те, которые обычно за тобой плавают?

Мне не хочется, чтобы она на нас обижалась. Я кинула ей спасательный круг и теперь с ужасом жду продолжительной и детальной сказки о том, как она принимала водно-эротические процедуры (или вводно-эротические, уж простите за пошлость).

— Да чего-то тут сегодня народ не тот. — Тане не хватает смелости соврать. — В прошлом месяце даже на столах сексом занимались, а сегодня только пьют. Может, пойдем поплаваем, Аньк, снимем по паре мужиков?

— Мне хватило одного. — Я блаженно улыбаюсь. — А ты, конечно, сходи…

Таня тянет меня за руку. Я беспомощно смотрю на мужа.

— Оставь Анну в покое, она устала…

— Да ничего она не устала. Я что, слепая? Не вижу, что она еще мужика хочет?

Муж морщится. Его всегда коробит от таких выражений. Меня тоже. Ну почему опа строит из себя секс-бомбу, когда на самом деле она старая и никому не нужная дура?

Мысль не очень красивая. Раньше бы я так никогда не подумала. Но сейчас мне не стыдно.

— Таня, когда нам с женой будет интересно твое мнение, мы обязательно к тебе обратимся…

Слова мужа звучат как пощечина. Таня оставляет меня в покос и снова начинает болтать не закрывая рта. Естественно, о сексе. О каких-то их знакомых парочках, в которых мужчины испытывают по десять оргазмов за ночь, а женщины часами насилуют Олега (интересно, они кормят его виагрой или привязывают к его, с позволения сказать, органу карандаши? Точнее, огрызки карандашей, он все-таки очень и очень маленький). О своих многочисленных (и даже бесчисленных) любовницах. О том, что она переписывается по Интернету с женщиной из Израиля, которая вот-вот прилетит (ну разумеется), чтобы им отдаться. О девушке из Тюмени, к которой она собирается в гости.

Мне было так хорошо после секса, а эта болтовня все портит. В раздевалке лежит наша фляжка с виски, но я знаю, что он мне не поможет. Таня в качестве антиопьяняющего средства просто идеальна. Думаю, ее байками можно протрезвить даже напившегося до бесчувствия. Если пациент не скончается от ураганного отека мозга, то точно протрезвеет, дабы поскорее скрыться.

Я в который раз спрашиваю себя, почему Таня не уйдет в бассейн и не расскажет нам по возвращении, как походя соблазнила десяток мужчин. И вдруг понимаю, что уже знаю ответ. Ее якобы непробиваемая уверенность в себе — всего лишь занавес, сшитый из ее собственных слов и чужой веры в эти слова.

А мы с Игорем проделали в этой ширме гигантскую дыру, и сейчас она судорожно залатывает ее все новыми и новыми предложениями. Но ей это удастся, только если мы покажем, что верим во все эти бредни. А пока она отлично знает, что за ней ней поплывут никакие мальчики (только если слепые). Что ни один мужчина в этом клубе не обратит на нее внимания (если только очень пьяный).

Олег, прикончив очередную порцию водки, удаляется в сторону туалетов. Возвращается он через пять минут, счастливый и довольный. Видимо, в его организме накопилось слишком много жидкости. А возможно, Танины неудобоваримые байки вызвали у него расстройство желудка.

— Ну посмотрите на него — опять трахался! — Таня всплескивает руками. — Стоит только одного отпустить, и на тебе!

Олег деланно смущается.

— Небось опять молоденькая девочка утащила? Ну хорош! Меня дважды поимел, да еще молоденькую нашел…

— Даже двух…

На лице Олега горделивая ухмылка. Неужели он не посмотрел на часы и не заметил, что слишком мало отсутствовал? Неужели он не помнит, что рассказывал мне о проблемах с эрекцией? Что только сегодня говорил, что лично ему секс не нужен? Неужели не понимает, что мы видели, откуда он вышел? Неужели он вообще думает, что мы можем в такое поверить?

Я знаю, что веду себя нехорошо. Я всегда верила во все их россказни. Или делала вид, что верю. В то, что Олег — крутейший бизнесмен. В то, что они баснословно богаты. В то, что они занимаются с кем-то сексом. Да вообще во все. Но они сами себя развенчали.

Когда мы наконец выходим на улицу, муж на ходу бросает «до встречи» и направляется к нашей машине. Я все же нахожу в себе силы, чтобы тепло с ними попрощаться. Так, словно все как раньше.

Я целую Олега в щеку. Таня пытается впиться в мои губы, но я отстраняюсь. Это уже чересчур.

— Ждем вас в воскресенье! — Я выдавливаю из себя улыбку. — Места для сидения не гарантируются, но спиртное и закуски обещаю. И ничего японского!

Сейчас я жалею о том, что заранее их пригласила. Мне остается лишь надеяться, что за сутки я смогу забыть о сегодняшнем дне. Но я знаю, что не забуду.

Таня трогает «Ниву» с места, и они уезжают. У меня вдруг возникает ощущение, что больше я их никогда не увижу. Мне немножко грустно. Но, сказать по правде, я ничего не имею против. Ну просто совсем ничего…

Уже почти шесть утра, а завтра рано вставать. Но мне все равно.

Мы вернулись из клуба уже час назад и с тех пор сидим у мужа в кабинете. Я только смыла с себя всю грязь этой ночи (нет, речь совсем не о той божественной жидкости, о которой вы подумали), а потом пришла сюда. И так и сижу со стаканом виски в руках и смотрю в пустоту. Мне очень плохо.

Муж пьет свою «Стеллу». Я периодически поглядываю на него, и мне кажется, что он чувствует примерно то же самое. И тоже не может заснуть.

— Знаешь, милый, это было ужасно. Они мне омерзительны, и одновременно мне их жаль…

Муж кивает. Он, как всегда, немногословен. А мне нужно, чтобы он со мной поговорил.

— Ну зачем они себя так вели? Зачем они вообще так себя ведут? Неужели не видят, что мы не бедные лохи, что в состоянии оценить их убогую квартиру, одежду, машину, красавицу дочку?

— Потому что им хочется кем-то казаться. Потому что они знают, какие они на самом деле, а им хочется, чтобы кто-то считал их другими. Потому что, когда они врут, они начинают верить в свое вранье…

Это жестоко, но зато абсолютно точно. Почему я не понимала этого раньше?

Да нет, конечно, я понимала. Просто не хотела себе в этом признаваться. Ведь тогда встал бы вопрос, зачем с ними общаться. И ответ был бы очевиден.

Я делаю глоток виски. Странно, но я не могу опьянеть, а мне этого хочется. Мне это просто необходимо (и плевать на похмелье!).

— Неужели мы были им нужны только в качестве слушателей?

— Главным образом, но не только. Олегу нужны собутыльники и повод напиться. Тане нужен мужчина, с которым она могла бы кокетничать. Знаешь, сколько раз она ко мне приставала, когда мы были у них? Когда ты не видела? Знаешь, сколько раз я вежливо отклонял ее приставания? Уверен, она всякий раз говорила себе, что все из-за тебя. Что не будь рядом тебя, я бы тут же выпрыгнул из одежды…

Я невесело усмехаюсь. Я ведь и правда об этом не знала. А Игорь мне не говорил.

Я вдруг отчетливо осознаю, что Олег и Таня ужасно одиноки. Что у них нет никаких друзей. А если кто-то и есть, то это просто знакомые, которые не слишком-то хотят с ними общаться. И мы.

Конечно, мы их лучшие друзья. И не потому, что скорее всего единственные. Мы всегда готовы приехать в гости. Мы охотно слушаем все, что они говорят, и делаем вид, что верим. Мы ничего не рассказываем о себе. И еще я всегда хвалю жуткую Олегову стряпню.

— А зачем врали про свои секс-подвиги? Неужели не понимали, что если мы пойдем с ними в клуб, то все увидим?

— Они же верят в собственные бредни. Наверное, им казалось, что это правда…

Я внимательно смотрю на мужа. Он все это знал, но молчал. Он всегда отказывался от роли учителя (хотя я на тринадцать лет младше). Он никогда не навязывал мне свое мнение. Вот и здесь он ждал, пока я сама все не увижу. Ему было плохо, он не хотел с ними общаться, он напивался, чтобы очередной визит прошел как можно быстрее и безболезненнее для психики. Но ждал. И вот теперь я прозрела.

Я делаю еще один глоток. Омерзительный напиток, честное слово. И вдобавок, похоже, безалкогольный. А пить такую дрянь, так страдать и еще и не пьянеть — это уже надругательство!

— Дашь мне пива, милый?

— А что будет утром?

— Все равно…

Смесь адская, но я уверена, что утром мне не будет хуже, чем сейчас. Хуже быть не может.

— Интересно, как они будут вести себя в воскресенье?

Я знаю, что не хочу видеть их в воскресенье. И вообще не хочу их видеть. Но и отменить приглашение я не могу. Кошмар…

— А они не приедут. Придумают отговорку. И вообще пропадут на месяц-другой. А потом обязательно объявятся. Убедят себя, что мы прекрасно посидели в клубе, что все было супер. И позвонят…

Муж обычно всегда прав. Не потому, что он мой муж. Потому что он действительно всегда оказывается прав. И я этому рада. Очень.

— Как ты думаешь, зачем они позвали нас с собой? Они ведь спокойно ходили туда вдвоем, раза два минимум, раз хозяйка их запомнила. Она бы и дальше врала ему про мальчиков, а он бы врал ей про молоденьких девочек. И оба бы знали, что это вранье, но им было бы комфортно…

Муж задумывается.

— Наверное, им захотелось, чтобы хоть в этот визит у них что-то произошло. Незнакомых они стесняются, сами ни к кому не подойдут, и к ним никто не подойдет. А мы вроде бы свои. И хотя понятно, что я не хочу ее, а тебе не нужен он, они же в наше отсутствие наверняка думают по-другому. Вот и понадеялись, что что-то получится…

Игорь допивает свою бутылку и приходит с новой. К виски он не прикасается. Забытье его явно не интересует. В отличие от меня.

— Не сомневаюсь, что у них давным-давно не было секса. Между собой. А с другими вообще никогда. Наверное, она рассчитывала с твоей помощью привлечь к себе мужское внимание. Знаешь старый принцип двух сестер, красавицы и уродины? Хочешь красавицу, изволь поиметь и уродину, а иначе никак…

Господи, неужели это правда? Не может быть! Хотя почему не может? Она ведь так старательно зазывала меня в бассейн, так упорно не слышала отказов. Мне становится еще хуже. Я прошу мужа принести пива и снова закуриваю. Сегодня во мне столько никотина, что хватило бы для уничтожения всего лошадиного поголовья планеты.

Не волнуйтесь, лошадям ничего не грозит. Они не курят, им проще. И не пьют виски с пивом. И даже не ходят по свингер-клубам со своими лошадиными друзьями. Знай себе скачут и едят. И никаких проблем (если только не пустят на колбасу).

— Утром спи сколько хочешь, потом забери от Томы большую рыбу. А я придумаю, что приготовить, и все куплю. Обещаю, что теппан-яки в качестве основного блюда не рассматривается…

Я благодарно улыбаюсь. Я так счастлива, что мы снова друг друга понимаем.

— Милый, ты был великолепен. Мне жаль, что они все испортили…

— Наши так называемые друзья вообще всегда все портят, И в воскресенье испортят день рождения нашего ребенка…

Я смотрю на него с укоризной. Да, Олег и Таня нас разочаровали. Но при чем здесь остальные?

— Милый, ты не прав. Это будет великолепный день рождения…

Кажется, Игорь хочет что-то сказать. Но передумывает и просто пожимает плечами. Мне вдруг становится страшно. Он всегда прав. Неужели окажется прав и в этом?

Господи, сделай так, чтобы он ошибся. Всего один раз…

15

Боже, как же они орут!

Я везу от школы четверых одноклассников моего ребенка. Когда их привели туда мамы, это были тихие, спокойные дети. Но стоило им усесться ко мне в машину и остаться без родительского присмотра, они молниеносно сошли с ума.

Их всего четверо. Но у меня такое ощущение, что их как минимум двадцать. Или сто двадцать. А я — водитель школьного автобуса, у которого один год идет за пять и который ежедневно получает бутылку виски за вредность. Шотландского и невыдержанного. Чтобы выпить ее, страдая и скрежеща зубами, а потом упасть и забыться.

Эти чертовы дети вертятся, опускают стекла, высовывают на улицу свои пустые головы, все хватают, беспрестанно вопят и задают мне вопросы. От школы до дома по пустой дороге не больше пяти минут. Но я искренне опасаюсь, что, когда моя «пежо» припаркуется у подъезда, в машине буду только я, блаженно улыбающаяся и пускающая слюни (а эти юные безумцы вывалятся где-нибудь по пути).

Я вжимаю педаль газа и прохожу остаток дистанции за рекордное время. Мне уже плевать на то, что я могу кого-то сбить или в кого-то въехать (мне надо как можно быстрее добраться до цели). Когда я наконец подъезжаю к дому, мои пассажиры распахивают двери прежде, чем я успеваю затормозить. И лишь каким-то чудом не мнут их о близко стоящие соседние машины. На месте стоять они, естественно, не могут и, кажется, вот-вот выскочат на проезжую часть.

Не то чтобы наша улочка была очень оживленной в выходные, но если они выбегут на дорогу, то по закону подлости сразу появится несущаяся на полной скорости машина. На какое-то мгновение мне кажется, что, возможно, это было бы лучшим выходом из ситуации.

Но я все же передумываю. И дело тут не в купленных для них гамбургерах (которые преспокойно съест за упокой их душ именинник). Да и не в их подарках (которые ему наверняка не понравятся). Просто тогда мой ребенок точно не обзаведется друзьями.

— А ну тихо! Стойте на месте!

От такого истошного вопля у меня начинает саднить в горле. Зато четверо маленьких умалишенных (да и был ли он у них вообще, ум?) застывают как вкопанные и косятся на меня с опаской.

— За мной! — командую я на манер армейского сержанта и грозно указываю им на дверь подъезда.

Разумеется, их хватает только на пару минут, и они снова начинают вопить уже в лифте. Когда я заталкиваю их в квартиру, мне кажется, что на лестничную клетку вот-вот выскочат возмущенные соседи со скалками и сковородками.

В толпе других детей мой ребенок ведет себя так же и даже похлеще. По крайней мере я точно знаю, что он способен переорать их всех. Но при этом он ненавидит, когда он молчит, а другие орут. Это у него от Игоря-старшего (который относится к шуму весьма отрицательно). И когда четверо его одноклассников вваливаются в коридор и хором начинают его поздравлять, Игорь-младший бледнеет.

Почему-то наша квартира сразу становится непозволительно мала. Лишь благодаря моему оперативному вмешательству гости всего за каких-то жалких пять минут избавляются от ботинок, курток, шарфов и шапок. И оказываются в проходной комнате, принадлежащей нашему ребенку.

Полагаю, следовало бы сказать им, чтобы они помыли руки. Но я легко представляю, какую суету они устроят в ванной и во что она превратится. Нет уж, пусть едят грязными руками. Даже если я пожертвую чистотой в ванной, своих микробов они все равно не смоют. Только размажут.

Я подзываю ребенка и выхожу с ним на кухню.

— Игорюша, это твои гости, поэтому следи за ними внимательно. Нам с папой очень не хотелось бы, чтобы они что-нибудь разбили или сломали. И закрой дверь, чтобы они не бегали по квартире. Папа не любит, когда шумят, ты же знаешь…

Ребенок напрягается, и я его успокаиваю. В конце концов, это был мой план. Мой идеальный план. Я расставляю на журнальном столике предусмотрительно купленные пластиковые стаканчики, бутылки с колой и одноразовые тарелки с биг-маками, чизбургерами и прочими дарами «Макдоналдса». Мне становится жалко столик (я так старательно натирала его сегодня утром!), но пусть лучше они пачкают и заливают стекло, чем салфетки из «Калинки-Стокманн», которыми я обычно его накрываю.

Напоследок я лично провожу инструктаж по технике безопасности. Не играть в комнате в футбол. Не врезаться в стеклянные двери, отделяющие ее от коридора. Не заходить в соседнюю комнату, служащую мужу кабинетом. И так далее и тому подобное. Желательно бы еще вообще не двигаться и заснуть ровно на три часа, ибо через три с половиной часа я должна вернуть их обратно к школе. Но этого, наверное, говорить не стоит.

Муж сидит в спальне, курит и философски смотрит в окно. Хотя я и заверила его, что от детей не будет никакого шума, он покинул свой любимый кабинет. А от проходной комнаты до спальни довольно далеко. Хотя мне кажется, что я уже слышу какие-то вопли. А ведь между нами две закрытых двери.

— Милый, гости здесь, все в порядке. Не сомневаюсь, время пролетит незаметно…

Мне кажется, мои слова звучат неубедительно. Проблема в том, что я и сама в это не верю.

— Именинник счастлив?

Да уж, непростой вопрос.

— Немного ошарашен, — отвечаю, аккуратно подбирая слова. — Но поверь, что этим праздником он останется доволен…

— А что они ему подарили?

— Не знаю, милый…

На самом деле я знаю. Я ведь видела, что у них было в руках. Двое привезли книжки, один — какого-то солдатика-спецназовца, четвертый — модель танка. Игорь-младший, конечно же, разочарован (он ведь сейчас не вспоминает о том, что сам ходил на дни рождения с такими же бессмысленными подарками).

Ничего, книги когда-нибудь пригодятся, солдатику найдется место на даче, а вот модель ему, к счастью, совсем не нужна. Если бы наш ребенок взялся ее склеивать, он бы скорее приклеил пол к потолку, чем одну деталь к другой. И сам бы намертво прилип к стене.

— Что ж, искренне надеюсь, что наши подарки понравятся ему настолько, что прочие презенты не будут иметь значения.

Я в этом даже не сомневаюсь. По пробуждении наш ребенок получил первый подарок, естественно, связанный с его любимым фильмом. Жутко противного на вид слона с четырьмя бивнями и очень злобной физиономией. На таких во «Властелине колец» силы зла воевали с силами добра.

— Олифант! Мама, папа, это олифант!

А то мы не знали. Мы даже знаем, что эта скотина именно так и называется. Пока олифант прыгал по всей нашей квартире (чересчур резво, на мой взгляд, все же он не кузнечик, чтобы так быстро скакать), я торжественно внесла в комнату чашку какао и внушительных размеров кусок торта. Таким куском спокойно можно было бы спасти от голодной смерти всех детей Эфиопии (кажется, несколько лет назад я слышала по телевизору, что они там голодают). Ну хотя бы какую-то их часть.

Торт и информация о том, что впереди еще два презента, улучшили его и без того прекрасное настроение (олифант тоже развеселился, хотя это не его день рождения, и заскакал еще активнее). Мой муж всегда умел выбирать подарки и организовывать праздники. А я даже закрыла глаза на то, что олифант решил за компанию отведать торта. И, как положено животному, ел его весьма неопрятно, засыпая крошками стол.

— Кстати, ты ведь тоже причастна к этому событию…

Я слежу за направлением его взгляда и утыкаюсь глазами в белую розу в вазочке. Наверное, он быстро сходил к метро, когда я вышла, чтобы ехать за гостями. Игорь никогда не дарит букеты, он считает, что один цветок гораздо красивее, и я полностью разделяю его мнение. Рядом с вазочкой стоит пакет с надписью «Берберри». У меня замирает сердце.

— Милый, это ни к чему…

Разумеется, это абсолютно пустые слова. На самом деле это очень к чему. Что бы там ни оказалось. Я с трудом сохраняю достоинство, хотя мне хочется рывком оказаться у стола, схватить пакет и вытряхнуть его содержимое, чтобы побыстрее его рассмотреть.

— О, милый…

В пакете оказывается небольшой медвежонок в черно-бежево-красно-белую клетку. Тот самый медвежонок, который давно был пределом моих мечтаний. И не надо язвительных мыслей. Это не старческий маразм, просто мне давно его хотелось. Но отдать четыреста долларов (да, да, кажется, именно столько он и стоит!) за игрушку для взрослых женщин лично я бы никогда не смогла.

Я в восторге. Мне следовало родить ребенка хотя бы ради того, чтобы на его десятилетие получить такой подарок. Хотя, чего уж кривить душой, я получаю подарки на каждый его день рождения.

Я любуюсь этим нелепым медвежонком, а затем поспешно выскакиваю из комнаты и возвращаюсь со своим презентом. Это бежевый шарф «Хьюго Босс», идеально подходящий под все четыре пальто моего мужа. Пальто ведь тоже все бежевые, хотя и разных оттенков, разной длины и толщины.

Муж довольно улыбается. Мой подарок пришелся ему по вкусу. Я целую его и начинаю выбирать подходящее место для моего медвежонка. Естественно, он будет жить в спальне, но где? Вполне достойный повод для серьезных, но очень приятных раздумий.

Муж выходит и возвращается с бутылкой пива «Клаустхаллер». Мне кажется, что для этого немного рано. Последние гости уйдут не раньше одиннадцати вечера, а сейчас только начало первого. Но я понимаю, что Игорю сейчас тяжело. Мало того, что пришлось покинуть любимый кабинет, так еще и квартира полна малолетних варваров.

— Мам, мам, скорее!

Я спешу за ворвавшимся в спальню ребенком. Не прошло и пятнадцати минут с момента приезда гостей, а нашей квартире уже нанесена первая травма. Один из них случайно смахнул на пол настольную лампу, которая по вечерам помогает моему ребенку делать уроки.

— Ничего страшного, — говорю я, выдавливая из себя улыбку, и иду за совком и веником. Ребенок бежит за мной и бубнит, что он не виноват. Кажется, он расстроен куда больше, чем я.

— Игорюша, это дешевая лампа, и я тебя ни в чем не виню. Просто попроси их впредь быть поосторожнее.

— Да я уже просил, а эти козлы ничего не слышат! Бесятся как придурки!

Я напоминаю ребенку, что это его гости, быстро сметаю осколки и удаляюсь. Не проходит и получаса, как ребенок стучится в нашу дверь. Они уже все съели, и теперь он не знает, чем их занять. Двое готовы сразиться в его солдатиков (представляю, как он их за это ненавидит), третий предлагает лучше поиграть в одноименную игру на компьютере (интересно, как можно играть в компьютер впятером?), четвертому «Властелин колец» безразличен, и он хочет посмотреть телевизор.

— Включи телевизор, только не очень громко, и пусть Саша смотрит что хочет. Выбери ему какую-нибудь кассету. Например, «Бивиса и Батхеда» (ой нет, Бивис и Батхед чересчур сексуально озабочены). Ты с Костей и Андреем играй в солдатиков, а Тимуру дай «геймбой», скажи, что компьютер мне нужен. Договорились?

Ребенок неуверенно кивает. Я приношу гостям торт и еще одну здоровенную бутыль с колой. Наверное, надо было купить «Спрайт». На моего ребенка кола действует как укус бешеной собаки и удесятеряет его и без того бьющую через край энергию. Из чего ее делают, интересно, и что туда добавляют? Какой-нибудь озверин, не иначе.

Нет, сегодня воистину безумный день. Не проходит и двадцати минут, как ребенок стучится снова.

— Мам, можно я возьму твой ноутбук? Все хотят играть в компьютер…

А я думала, что только мой ребенок не может пяти минут просидеть на одном месте и заниматься одним делом. Что ж, это, конечно, утешает, но не очень. Я кошусь на мужа, но он делает вид, что ничего не слышит.

— Только осторожно, — громко заявляю я, заходя в комнату. — Это мой компьютер, он очень дорогой, я на нем работаю, так что будьте очень аккуратны. Поняли?

Комната выглядит так, словно тут происходил налет ФБР на штаб-квартиру наркодилеров. Все многочисленные солдатики вывалены на пол. Журнальный столик залит водой и засыпан крошками. На полу словно пировало очень большое мышиное семейство. Спинка одного из кресел запачкана кремом.

Хорошо, что в свое время муж настоял на кожаной мебели. Хотя ее, между прочим, можно прорвать или прорезать, кожа очень тонкая. Я впервые начинаю жалеть о том, что предложила ребенку пригласить гостей.

— А можно мне в туалет? У меня от ваших гамбургеров живот заболел…

— Разумеется. — Я мило улыбаюсь, с трудом подавляя в себе желание свернуть тонкую Костину шею. Что со мной, интересно? Ребенок, однако, не выдерживает.

— Больше не получишь, козел! У тебя не от гамбургеров болит живот, а от того дерьма, что ты жрешь дома!

Я деланно упрекаю ребенка за его плохое поведение. Если честно, я с ним полностью согласна. Как бы еще поделикатнее сообщить этому Косте, чтобы он воспользовался освежителем? Хотя лучше не стоит. Он еще выдавит содержимое баллончика себе в рот, и мне придется вызывать «скорую».

Даже не представляла, какие омерзительные запахи может издавать десятилетний ребенок. Чем его кормят, интересно? Сухим мотылем? Просроченным собачьим кормом «Чаппи Три Мяса»? Пюре из одуванчиков (вообще-то если бы одуванчики так пахли, их бы безжалостно выжигали напалмом)?

Нет, нет, я пошутила! Мне совершенно неинтересно, чем его кормят. Я категорически не хочу ничего об этом знать. Я зажимаю нос, выпрыскиваю в унитаз полфлакона освежителя и поспешно выскакиваю. А ведь у этого, с позволения сказать, мальчика такие приятные родители. Воистину чужой человек — это потемки (а в данном случае очень ароматизированные).

— Мам! — доносится из-за двери еще через полчаса. — Мам, иди сюда!

Вид у Игоря-младшего до ужаса несчастный. Он бледный, мокрый и невероятно печальный.

— Мам, а ты их не можешь отвезти пораньше? Я уже не знаю, что с ними делать! С Тимуром я подрался, а Костя мне сломал Гимли, у него рука отвалилась. Андрею скучно, он плачет. А Саша на что-то там нажал на компьютере, он теперь не работает…

Я обещаю приделать покалеченному гному руку, выдергиваю из сети зависший компьютер и старательно успокаиваю плачущего. Не сомневаюсь, что если бы сейчас моему неграмотному ребенку предстояло поставить запятую в предложении «казнить нельзя помиловать», он бы сделал верный выбор.

Когда до долгожданного момента расставания с гостями остается полчаса, мне кажется, что мой ребенок проклинает меня и свой день рождения. А муж хотя и улыбается, но внутри кипит. Гости окончательно вышли из-под контроля (они бегают по коридору, без стука заглядывают в спальню и еще чудом не выбили стеклянные двери, отделяющие проходную комнату от коридора). И я принимаю мужественное решение пожертвовать собой.

Следующие двадцать пять минут они бесятся на школьной площадке (Господи, какое счастье, что ворота открыты и по воскресеньям!). А я сижу не лавочке, наблюдаю за ними и нервно курю. Когда остается один, чья мама безнадежно опаздывает всего на каких-то полчаса (не думай о секундах свысока — так это, кажется, называется?), у меня возникает подлая мысль бросить его тут и скрыться. Но наконец появляется и она.

Воистину в жизни всегда есть место чуду…

На часах ровно четыре, а у дома уже стоит папина «ауди». Остается надеяться, что не все приглашенные мной гости пожалуют одновременно.

Увы, папа с мамой привезли максимально неудачные подарки. Со мной в детстве было то же самое. Да и сейчас. Но сейчас я проще к этому отношусь (тем более что папа всегда прикладывает к подарку тысячу-другую в иностранной валюте. И совсем не албанской).

Дело не в том, что они жадные. Совсем наоборот. Но с подарками у них всегда были проблемы.

Сегодня ребенок получил бинокль от дедушки (ой, простите, своего друга Серёни). И игрушечный автомат от бабушки. А ведь он проводит у нее достаточно времени, чтобы она заметила, что игрушечное оружие его совершенно не интересует. Но бабушка в своем репертуаре.

— Я же у тебя просил новый «геймбой»! — Ребенок чуть не плачет. — И немного картриджей?

Бабушка смущена. Я быстренько увожу ребенка в спальню и объясняю ему, что сердиться на бабушку совсем не надо. В следующие выходные она обязательно исправит свою ошибку. И вообще за год он вытаскивает из нее столько денег, что хватило бы на «Оку», о которой якобы мечтает мои папа. А уж разными дисками и картриджами, приобретенными за ее счет, можно было бы завалить всю его комнату.

— А зачем мне эта дрянь?

Ребенок возмущенно показывает мне бинокль. Я не знаю, зачем ему эта дрянь. Моему папе наверняка казалось, что ребенку это будет интересно. Он не подозревает, что сегодня же вечером бинокль окажется на антресолях и никогда не вернется оттуда в большой мир. С его помощью никогда не будут обозревать поля сражений, И даже подглядывать за обитателями дома напротив.

— А помнишь, как Серёня подарил мне на Новый год камуфляж?

Ребенок улыбается и вытирает выступившие слезы. Даже ему понятно, что его маме (да, да, его очаровательной, невероятно сексуальной и безрассудно молодой маме!) некуда ходить в мешковатой камуфляжной форме. Но мой папа считает, что зимой камуфляж очень нужен. В нем можно, например, прогуляться морозным утром за хлебом. Он ведь не знает, что я не гуляю морозными утрами за хлебом. Да и сам он за ним за ним не гуляет. Даже летними вечерами.

Я прошу ребенка подождать и возвращаюсь вместе с мужем. Игорь-младший получает вторую часть подарка. Фирменную майку «Властелин колец» со всеми бирками, подтверждающими ее подлинность. И портретом его любимого героя, эльфа Леголаса. А вместе с ней — кепку с изображением того самого Кольца Всевластья, из-за которого и возникла вся суета в вымышленном Средиземье.

Идея вручать подарки в несколько этапов, разумеется, принадлежит мужу. Ребенок снова веселеет, в свои десять лет он уже ценит красивые вещи. Я даже знаю, от кого у него это (да, вы правы, и от меня тоже). Он быстро натягивает майку, нахлобучивает на голову бейсболку и бежит смотреться в зеркало. Я тем временем отправляюсь к папе. Папа изучает висящие на стенах японские гравюры.

— Привет, пап! Ты говорил, у тебя новый телефон?

Папа мне ничего такого не говорил, но он об этом и не вспомнит. И не вспомнит, что покупал его при мне две недели назад. Он с готовностью извлекает его из кармана и начинает демонстрировать мне все его достоинства. А потом произносит то, ради чего я завела этот разговор:

— Я вообще-то вчера такой аппарат приобрел, последнюю модель… Знаешь, забери этот, только сим-карту мою отдай…

К ребенку я возвращаюсь с новеньким телефоном. Но он чересчур увлечен созерцанием самого себя, и я решаю приберечь подарок напоследок.

Я оперативно привожу в порядок пострадавшую от малолетних гостей комнату. Муж подкатывает к столу тележку со спиртными и безалкогольными напитками, вскрывает вино и водку и снова уходит на кухню. Я следую за ним и ощущаю себя собакой Павлова, страдающей от обильного слюнотечения.

Огромный разделочный стол заставлен банками с красной икрой и исландской селедкой, горчицей и маойнезом, черными и зелеными оливками. Он завален разными сырами, колбасами и ветчинами, листьями салата, огурцами и помидорами и черенками сельдерея. И вообще всем, что можно только себе представить.

Из всего этого муж оперативно создает крошечные канапе (причем так, что один бутербродик не похож на другой). И, завершая картину, втыкает в каждый коктейльную палочку. Любуется собственным произведением и делает очередной глоток пива.

— Милый, это потрясающе…

Господи, как бы мне хотелось все это продегустировать! Но уже звонит дверной звонок. На пороге — сестричка Катюша со своим мужем (и, к счастью, без детей). Выясняется, что они оставили младших отпрысков на старшего, но поскольку делают это нечасто, то надолго у нас не задержатся. Выскочивший в коридор ребенок получает набор ниндзя. Надеюсь, это займет его минут на десять. Лучшего от чужих подарков ждать не стоит.

В течение следующего часа я впускаю в квартиру нашего дедушку Володю и нашего братца Владика, свою бабушку, Лену, тренера нашего ребенка Сергея Олеговича (к счастью, гитару он с собой не захватил), Вареру-сан без супруги. Ребенок нетерпеливо выслушивает поздравления. Подарки для него важнее слов.

Владик вручает ему иллюстрированную и очень красивую книгу «Властелин колец». Не важно, что ребенок не будет ее читать, пусть хотя бы полистает (может, вспомнит забытые буквы). Лена привозит футбольный мяч, и я поспешно уношу его в спальню и прячу под кровать (пока ребенок не решил его опробовать). Сергей Олегович торжественно преподносит Игорю-младшему совершенно не заслуженный им желтый пояс. Оценить этот подарок мой сын, конечно, не в состоянии. Варера-сан дарит ему серебристый кубок с крошечным каратистом наверху. Кубок явно предназначен для победителя каратистского чемпионата, каковым мой ребенок не является и никогда не будет. Он чересчур ленив.

Бабушка привозит в подарок торт и вызывает у ребенка приступ гнева. Он тут же вспоминает, что, когда они на зимних каникулах вместе жили в подмосковном пансионате, бабушка одолжила у него пачку сухариков «Три корочки» и так и не отдала долг. Пристыженная бабушка вынимает из кошелька сто рублей, и конфликт исчерпывается.

Я говорю не закрывая рта и завидую Тане. Она делает это с потрясающей легкостью, а вот мне начинает не хватать кислорода. Тем не менее я всех благодарю и знакомлю, с каждым перебрасываюсь несколькими фразами и каждого пытаюсь хоть как-то развлечь. К семи часам вечера у меня начинает раскалываться голова и подкашиваются ноги. А до конца праздника еще далеко.

Телефон звонит просто беспрестанно. Бабушка Тома сожалеет, что не смогла поздравить именинника лично, и ссылается на больные конечности. Моя троюродная сестра извиняется за то, что не приедет (они с мужем засели в яме, выезжая с дачи, чему я очень рада. Да, я нехорошая — и мне на это плевать!). Рома, бывший сослуживец Игоря (а я ведь даже не помнила, что я его приглашала!), сообщает, что он сейчас в Петербурге, но обязательно навестит нас по возвращении. Таня извещает, что у Олега температура под сорок (полагаю, он влил в себя слишком много сорокаградусного напитка). И так далее и тому подобное.

Звонит даже Ванечка. И как он не забыл дату? Ах да, это же повод выпить! Ванечка нетрезвым голосом выражает готовность приехать, но у него нет денег на такси. По-моему, он намекает, что его надо забрать из дома и потом доставить обратно. Я выражаю глубочайшие сожаления по поводу того, что я нетрезва (а это абсолютная ложь) и не могу сесть за руль.

Ванечка уверяет, что может приехать и сам. Надо лишь оплатить перемещение его измученной спиртным и очень бренной оболочки по городу. Я со смехом жалуюсь, что Игорь перебрал виски и вот-вот ляжет спать. И вешаю трубку.

Муж и ребенок куда-то исчезают. Игорь обнаруживается на кухне, где готовит все новые и новые канапе и пьет из горлышка пиво. Ребенок сидит рядом с ним. Кажется, я понимаю, почему нам надо так много этих чудесных маленьких бутербродиков.

Игорь на мое предложение отдохнуть и пообщаться с гостями отвечает отказом. Он говорит, что они и так к нему приходят, а на нем лежит важнейшая задача и он не может отвлекаться. Ребенок идти к гостям тоже не хочет.

— Вообще-то они приехали к тебе, Игорюша, — укоряю я. — Разве тебе с ними невесело?

— Они к тебе приехали…

Игорь-старший скашивает глаза на Игоря-младшего.

— Да нет, мам, мне весело. — Ребенок так быстро меняет мнение, что я с подозрением смотрю на сына и мужа. — Просто они очень шумят…

В квартире действительно шумно. Для такого количества людей у нас слишком мало кресел. Гости разбились на группки и разбрелись по комнатам. Сергей Олегович, как и следовало ожидать, беседует с Рерой-сан. Неизменно печальный Владик что-то обсуждает с сестричкой Катюшей, а дедушка Володя уединился с моим папой. Папа вряд ли понимает, о чем говорит Володя, но его это, по-моему, не смущает. Может, он овладел телепатией?

Мама с бабушкой сидят за столом. Неприкаянная Лена вцепляется в меня и утаскивает в ванную. Я только сейчас замечаю, что у нее почему-то очень красная щека.

— Видишь? — Лена демонстрирует мне свою щеку. — Вчера утром Антон на работу собрался, это в субботу! Я ему — кого на сей раз будешь трахать? Он давай возмущаться, а я ему — да трахай кого хочешь, мне все равно. У меня теперь, может, тоже есть с кем трахаться! А он мне такую оплеуху залепил, я чуть не упала…

Лена ощупывает щеку и морщится. Кажется, ей действительно больно.

— Я ему — ах ты, скотина, тебе можно, а мне нельзя?! А он давай орать, что у него никого нет и никогда не было и что трахается он сам с собой, потому что у его жены то голова болит, то живот, то еще что. Это про меня, прикинь? И что, мол, жена у него дура, потому что своими отказами сама его толкает на измену, а он изменять не хочет. А потом и говорит — я, мол, знаю, что ты так пошутила, но если изменишь на самом деле, разведусь сразу. И второй день со мной не разговаривает, гад!

— Так, может, он и правда тебе не изменяет?

Лена смотрит на меня так, словно большего бреда не слышала в своей жизни.

— Он?! Да он небось тут же и поехал трахаться! А скандал устроил, чтобы я ему поверила. Нашел дуру, такому кобелю верить. И по морде еще дал, гад! Мало того, что изменяет, так теперь еще и бьет…

Я не знаю, что ей сказать. Но что бы я ни сказала, она все равно останется при своем мнении.

Я делаю вид, что вспомнила о чем-то необычайно срочном, и обещаю Лене, что мы еще поговорим попозже. И иду проведать гостей Гости, впрочем, не скучают (ни без меня, ни без моего мужа, ни без ребенка, хотя он вообще-то именинник). Я наливаю себе бокал вина и обхожу всех по очереди. Потом еще бокал и еще. Их же много, а я одна. После четвертого бокала я говорю себе, что, несмотря на авантюрность плана, праздник состоялся и все идет просто блестяще. Лучшего варианта придумать было просто нельзя.

Припоздавший Лева привозит мне букет цветов и нежно целует меня в щеку. Ребенок, получивший игрушечную машинку, совсем не в восторге (у него еще лет в пять была огромная коллекция машинок, но за ненадобностью она давным-давно переехала на дачу). Я отвожу его в сторону и делаю строгое внушение, приказывая пообщаться с гостями. А потом беру мужа и обхожу всех заново. А потом по второму разу. И по третьему.

Праздник удался, мне весело, и я ужасно всем довольна. Мне даже становится грустно, когда гости начинают разъезжаться. И еще я понимаю, что ужасно устала. Наверное, я начинаю трезветь.

Лева, который уходит последним, просит нас заехать к нему в самое ближайшее время. Ему искренне жаль, что на прошлой неделе он не принял нас как следует. Это все из-за этой чертовой обслуги клуба, укравшей у него несколько бутылок. И из-за девушки, на которую он потратил долларов пятьсот, угощая ее в клубах и ресторанах (и которая даже не появилась на дне рождения хотя бы на полчаса). А так он нам будет ужасно рад. В любой момент, когда у нас будет время.

— Разумеется, приедем. — Муж дружески похлопывает его по плечу. — На следующей неделе, договорились?

Почему-то мне кажется, что к Леве мы больше никогда не приедем. Но сейчас мне все равно. Я хочу быстро прибраться, переодеться и принять душ. А потом сесть и вытянуть ноги. И чтобы муж налил мне бокал вина. Я хочу, чтобы мы втроем тихо и мирно обменивались впечатлениями. Потому что это был великолепный праздник.

Хотя в принципе душ может и подождать, сесть куда важнее. Игорь наливает мне вина и уносит грязные тарелки и бокалы на кухню. И кто придумал, что от перестановки слагаемых значение суммы не меняется? Полный вздор! Пусть кухня сейчас завалена грязью, но я ведь ее не вижу. Зато в комнатах чисто.

Игорь пьет свое пиво. Странно, но он выглядит абсолютно трезвым. А ведь он только на моих глазах открыл не меньше шести-семи бутылочек. И наверное, столько же без меня.

— Милый, я слепну или ты тайком выливаешь пиво в цветочные горшки?

— Исключительно в себя. Просто оно безалкогольное.

— Но почему?

Муж явно удивлен моим удивлением.

— Потому что у нашего ребенка сегодня день рождения. Потому что если я захочу обычного пива, я выпью его, когда он ляжет…

А я-то опасалась, что Игорь к вечеру будет в неадекватном состоянии. Я впечатлена. И мне стыдно.

— И горюша, иди сюда!

Сейчас я не прочь услышать, что это был фантастический день рождения и он мне за это очень благодарен (ведь это была моя идея, хоть вы-то не забыли?). Тем более он целый день развлекался, ел и получал подарки и поздравления, а мы трудились. Я — ногами и языком (не надо пошлостей, пожалуйста!), муж — руками и языком (я ведь, кажется, просила!).

Ребенка не видно. Наверное, объелся и сейчас скрывается в туалете. И точно, в коридоре щелкает выключатель, а потом раздаются шаркающие шаги. Ну просто не именинник, а жертва родительского произвола. Полагаю, что, помимо гамбургеров и сладкого, он проглотил не один десяток канапе.

Этот ребенок никогда своего не упустит. Если после праздника в холодильнике остается хотя бы треть бутылки колы, он не заснет, пока ее не допьет. Возвращаясь на следующий день из школы, он точно помнит, сколько должно остаться сладкого. Не сомневаюсь, что завтра у него будет весь день болеть живот, но он не успокоится, пока не уничтожит купленный для него торт.

Вид у ребенка довольно поникший. Физиономия печальная, щеки повисли, глаза почему-то опухшие.

— Только не говори мне, что ты плакал…

— Меня чуть не стошнило…

Что ж, все так, как я и предполагала. Я кладу на столик мобильный, который я выманила у своего папы.

— И это, между прочим, тоже тебе…

Нет, определенно сегодня творятся какие-то чудеса. Все мамаши забрали своих детей, и ни одной даже не пришло в голову навсегда оставить своего отпрыска у меня (и тем самым толкнуть меня на детоубийство. Или хотя бы детокалечение). Муж весь день пьет безалкогольное пиво. Ребенок лишь мельком смотрит на телефон и даже не пытается взять его в руки. Наверное, ему действительно плохо.

— Может быть, ты скажешь маме с папой спасибо за праздник? Кажется, у тебя сегодня была куча гостей и ты получил гору подарков. Или ты забыл?

Ребенок смотрит в пол. Видимо, он что-то натворил. Порвал новую майку или изуродовал какой-то презент. В этом отношении это крайне способный мальчик.

— Спасибо…

Я возмущена. Я придумала этот гениальный план. Я так старалась. У меня отваливаются ноги, с трудом ворочается язык, да и голова еле держится на шее. И тут такая черная неблагодарность.

— Вообще-то я рассчитывала услышать нечто большее. Ну да ладно…

И тут ребенок делает худшее, что можно было сделать в такой ситуации. Он начинает рыдать. И я понимаю, что в ванной он тоже рыдал. И знаю, в чем причина. Он просто устал. Слишком много людей, слишком много впечатлений.

Увы, мужу на это наплевать. Он ненавидит слезы. Он с двухлетнего возраста внушает ребенку, что мужчина не должен плакать.

Странно, но муж молчит. Наверное, он слишком утомился. Думаю, что если взять лучшую модель кухонного комбайна и заставить его нарезать столько продуктов, сколько сегодня нарезал Игорь, комбайн выйдет из строя. И вам его не поменяют даже при наличии гарантийного талона (и еще обвинят в бесчеловечном обращении с техникой).

— Что случилось, Игорюша?!

Лучше это спрошу я максимально злобным и жестким тоном, чем это сделает Игорь.

— Праздник кончился, — наконец сообщает ребенок подрагивающим голосом. — Он ведь кончился, да?

— Ну разумеется! — Я делаю глоток холодного белого вина, дабы остудить закипающее возмущение. — Или ты хотел еще гостей?

— Да не нужны мне были эти одноклассники, дерьмовые козлы! Это ты все придумала! И твои друзья были не нужны, они к тебе приезжали! И подарки их — полное дерьмо! А я хотел с вами, чтобы только мы и больше никого! Это был мой день рождения, а не твой, поняла?!

Ребенок снова начинает рыдать. Воистину в этом мире нет места благодарности, а за добро здесь платят злом. Даже собственные дети. Эти мерзкие бессердечные создания.

— Хватит рыдать! Умывайся и отправляйся спать!

Муж почему-то смотрит на меня с укором. На него это совсем не похоже.

— А кто сказал, что день рождения закончился?

Ребенок от удивления успокаивается и поднимает глаза. В них слезы и недоверие. Я тоже ничего не понимаю.

— Вы что, забыли про третью часть подарка?

Муж улыбается. Значит, сейчас он принесет наш заключительный презент. Короля людей в королевской мантии и короне и с белым конем в придачу. Все тот же «Властелин колец», прошу любить и жаловать. И наверное, Игорь снова накроет на стол, и мы втроем посидим еще немного. Что ж, очень достойный выход из ситуации.

— Помните, недалеко от нас пару месяцев назад открылся круглосуточный пивной ресторан? Сейчас мама переоденется, и мы туда пойдем, и будем сидеть там столько, сколько захотим. А школа пусть идет ко всем чертям. Школу, в конце концов, можно и прогулять.

Ребенок кидается к мужу и крепко обхватывает его своими пухлыми ручками. Муж прижимает его к себе и гладит по голове. Да, да, мой муж, ненавидящий слезы, сопли и слюни. Мой муж, который никогда не целует ребенка и с ним не сюсюкается.

— Завтра утром встанешь, получишь четвертый и последний подарок и целый день будешь смотреть кино и объедаться сладким. А сейчас живо приводить себя в порядок. Праздник только начинается!

Ребенок пулей уносится в ванную. Я непонимающе смотрю на мужа.

— Ты что, тоже считаешь, что я устроила праздник не нашему ребенку, а себе?

Конечно же, он так не считает. Уж он-то знает, для кого я старалась.

Муж внимательно на меня смотрит. Очень внимательно. Господи, ну почему у него опять такой холодный взгляд?!

— Разумеется. А разве нет?

На моих новеньких «Радо» два сорок пять ночи. Но спать совсем не хочется.

Мы сидим в практически пустом ресторане в абсолютной тишине. Я потягиваю сидр, муж пьет «Гиннесс». Официанты, кажется, задремали. Муж обводит глазами зал, достает из кармана фляжку и делает глоток. Ирландский виски двенадцатилетней выдержки в меню все равно отсутствует.

Ребенок спит, положив голову на стол. Он спит так уже часа два. Всю дорогу до ресторана он скакал и подпрыгивал. Но стоило ему оказаться на месте и съесть порцию мороженого (отмечу, весьма и весьма немаленькую порцию), как у него начали закрываться глаза. Заснул он абсолютно счастливым человеком. Счастливее не бывает, можете мне поверить.

С тех пор как он заснул, мы молчим. Мы оба устали. И мы оба думаем о своем. Я не знаю точно, что сейчас в голове у моего мужа. В моей какой-то сумбур. Который вдруг проясняется в одно мгновение.

— Ты устроил ему чудесный праздник, милый. А я была не права…

Я даже не удивляюсь собственным словам. Я говорю чистую правду.

— Перестань, ты по-своему желала ему добра. Просто ты не можешь понять, что пока ему не нужны друзья. Он до этого еще не дорос. А я это уже перерос. Из нас троих друзья нужны только тебе.

— Больше не нужны…

Муж смотрит на меня и молчит. Мне кажется, он мне не верит.

— Милый, я очень рада, что мы сейчас втроем. Я бы хотела, чтобы так было всегда. Только ты, я и он. И больше никого…

Я легко выдерживаю долгий пристальный взгляд, в котором отчетливо сквозит недоверие.

— А как же твои друзья?

И в самом деле, а как же мои друзья? Те, на кого я тратила столько времени? Те, без кого считала нашу жизнь пустой и скучной? Неужели я просто забыла о них под влиянием момента? Отреклась от них, как почувствовавший запах костра инквизиции Галилей отрекся от вертящейся Земли?

В полумраке пустого ресторана я отчетливо вижу Лену. Вижу, как загораются ее глаза, когда она уверяет меня, что Игорь мне изменяет. Как они потухают, когда я говорю ей, что этого не может быть.

Я вижу Леву, пьяно клянущегося нам в любви и зазывающего нас в гости. Мрачного и недовольного Леву, намекающего, что мы засиделись. Вижу печального Владика, вгоняющего в тоску даже нашу мебель. Сестричку Катюшу (разумеется, в очередном бальном платье с рынка и с немыслимой прической), плотоядно пожирающую глазами моего мужа. Тренера нашего ребенка, завывающего под гитару. Свою троюродную сестру, завистливо разглядывающую мои украшения. Ванечку, который уносится получать гонорар, забыв про меня. Ларису с ее преуспевающими мужьями и облезлым птенцом на торте. И всех остальных.

И конечно, я вижу Олега с Таней. Такими, какими они были в последнюю нашу встречу. Жалкими, старыми, неуверенными в себе. Отчаянно врущими в надежде, что мы поверим, что они не такие. Что они богаты, умны и гиперсексуальны.

Я протягиваю руку и накрываю лежащую на столе руку мужа.

— Милый, прости. Пожалуйста, прости меня за все…

Муж молча мне улыбается. Я чувствую, как по моим щекам текут слезы. Но я тоже улыбаюсь.

— Мам, ты что, плачешь?

Пробудившийся ребенок глядит на меня с подозрением.

— Да, Игорюша, я плачу. Мне стыдно перед тобой и перед папой. Прости, что я испортила тебе праздник…

Взгляд Игоря-младшего внезапно становится очень серьезным. Совсем как у его отца. А потом на круглом лице появляется улыбка.

— Ты же овощишка, что с тебя взять? А праздник все равно получился супер. Правда, пап?

Я плачу и не могу остановиться. Муж гладит меня по волосам. Ребенок кладет пухлую ручонку мне на плечо.

— Веселись, овощишка, это же мой день рождения. И вообще, ребята, давайте тут посидим до утра? Спать я уже совсем не хочу. Только козлы спят в свой день рождения!

— Давайте посидим, — легко соглашается муж и подмигивает мне. — Но ты, наверное, совсем голодный? Может, еще мороженое? Или сначала какой-нибудь сэндвич?

Ребенок расцветает, хотя и пытается это скрыть. Безуспешно.

— Вообще-то можно. Так устал от этих чертовых гостей, как будто ничего и не ел. И еще бутылку колы, ладно, пап? А лучше две. Со сна так хочется пить…

Мои слезы высыхают, и я начинаю смеяться. Проснувшаяся официантка косится на меня с опаской, но все же приносит бутылочку колы.

Муж салютует мне «Гиннессом»:

— За нашу семью. За нас троих безо всяких друзей!

— Без друзей, — повторяю я, чокаясь с ним сидром.

— Без чертовых козлиных друзей, — уточняет ребенок. И вдруг спохватывается. — Пап, ты мне забыл заказать еду! А я бы за нас что-нибудь съел…

Теперь мы смеемся все втроем. Официантка встревоженно выглядывает из-за стойки. Не сомневаюсь, что завтра же она расскажет своим друзьям о странной троице, гулявшей всю ночь в ее ресторане.

А они ее не услышат, потому что взахлеб будут рассказывать ей о себе. Или станут перебивать ее и доказывать, что ее муж ей изменяет. Или посоветуют ей сменить прическу и макияж. Или сыграют ей на гитаре. Или угостят обугленными косточками и заверят, что это лучшая в мире баранья корейка (в крайнем случае вторая в мире). А то и сделают и то, и другое, и третье.

И если честно, мне ее жаль…

16

— Милый, это я!

Я потираю раскрасневшиеся от мороза щеки. На улице январь и жуткий холод. Неудивительно, что Игорь простудился и второй день сидит дома. Зато я гуляю за нас двоих.

Муж выглядывает из кухни. Вслед за ним выплывают умопомрачительные запахи. Кажется, я ужасно голодна.

Игорь смотрит на меня как-то странно. В последний раз он так смотрел на меня на дне рождения нашего ребенка. В тот памятный день, после которого наша жизнь в корне изменилась. За два с лишним месяца мы ни разу не были в гостях и никого не приглашали к себе. И все наши друзья постепенно отпадали и исчезали. И это, признаюсь, ужасно приятно.

Муж по-прежнему занимается переводами и изредка организует рекламные кампании для своих старых знакомых. Просто чтобы немного подзаработать. Я тоже провожу большую часть времени дома. Игорь купил мне несколько холстов и набор масляных красок, и теперь в свободное время я рисую.

Хотя должна вам признаться, что, несмотря на отсутствие друзей, свободного времени у меня совсем мало. А ведь я теперь очень редко бываю на работе и прихожу туда ненадолго. И я больше не вожу ребенка на другой конец Москвы на занятия айкидо. Теперь мы вместе водим его в бассейн.

Но зато мы каждый день гуляем, мы обедаем по полтора-два часа и чуть ли не каждый день занимаемся… Не важно чем. Считаете, что важно? Хорошо, пусть будет по-вашему. Занимаемся сексом. Довольны? Я тоже довольна. За то время, что я была профессиональным другом, я и забыла, как это может быть приятно.

Кстати, за эти два с половиной месяца мой муж ни разу не отведал своей любимой адской смеси из виски с пивом. Даже в Новый год, который мы замечательно отметили вдвоем. А еще он практически бросил курить (пять — семь сигарет в день не в счет). А вот я прибавила в весе (еще бы, он так вкусно меня кормит) и вешу целых шестьдесят два кило.

К счастью, мои безразмерные кожаные шорты все еще живы. Да к тому же эти подлые весы наверняка на меня клевещут. Просто их злит, что я счастлива, и им ужасно хочется испортить мне настроение. А все равно не получается.

— Что-то случилось, милый?

— Нет, все отлично. — Муж по-прежнему смотрит на меня странным взглядом. — Кстати, звонил Олег. Оказывается, у него сегодня день рождения, и они нас ждут…

Олег? День рождения? Какой, к черту, Олег?

Ах да. Олег и Таня. Она родилась шестнадцатого февраля, а он — десятого января. И сегодня у него юбилей, пятьдесят пять лет. Оказывается, я ничего не забыла.

— И что ты ему сказал, милый?

Мне кажется, что мой голос немного изменился. И еще мне кажется, что я волнуюсь. С чего бы это, интересно?

— Поздравил с днем рождения. Сказал, что простужен и что тебя пока нет. Пообещал, что мы перезвоним…

Я почему-то цепляюсь за последнее слово. Не спрашивайте меня почему. Я сама пока не знаю.

— Перезвоним? Зачем?

Муж пожимает плечами:

— Я подумал, что, возможно, ты захочешь к ним съездить. В конце концов, ты не была в гостях больше двух месяцев. Может, тебе было бы приятно. Разумеется, я бы поехал с тобой…

— Милый, — с укором произношу я, — неужели теперь ты решил стать другом?

Муж молчит и улыбается. Он ждет моего ответа. Хотя он знает, что я больше не хочу ни с кем дружить. И я это знаю. Но внезапно понимаю, что на самом деле я очень хочу, чтобы он меня уговорил. Я хочу поехать в гости, хочу увидеть наших старых друзей. Всего один раз. Просто вспомнить прошлое. Да и неудобно, все-таки круглая дата.

— В общем, подумай. Если ты хочешь, поехали, я не против…

Да, я хочу. Но я не могу в этом признаться. Мне стыдно.

— Да нет, наверное, не стоит, — говорю я неуверенно (надо же дать ему повод меня убедить). — Ты ведь помнишь нашу последнюю встречу? К тому же мы собирались провести этот день вдвоем.

Я стаскиваю шубку и ухожу в спальню. Я жду, что муж пойдет за мной и будет меня уговаривать. Но он не идет. Когда я выхожу в своем красивейшем халате, больше похожем на вечернее платье, он сидит в кабинете и курит.

— Ты действительно хочешь, чтобы мы поехали, милый?

(Как я все повернула? По-моему, просто потрясающе.)

Муж снова пожимает плечами. А мог бы сказать «Почему бы и нет?» или что-нибудь в этом роде. Мне нужна соломинка, за которую я могла бы ухватиться.

— Если только пить с ним будешь ты…

Сработало! Слава Богу! Осталось только изобразить сильное сомнение.

— По-моему, нам все же не стоит ехать. Во-первых, не вижу смысла. Во-вторых, у меня нет никакого желания пить «Псоу». В-третьих, у нас нет подарка. А в-четвертых, мне совершенно не хочется тратить два часа на сборы…

— Возьми свое вино. С подарком никаких проблем, захватим литровую бутылку «Хеннесси», она, в конце концов, стоит за сотню долларов. На сборы тебе хватит десяти минут. Ты ведь уже накрашена, надо только одеться…

В глубине души я ликую. Муж сказал как раз то, чего я от него ждала. Теперь мне осталось только ответить нечто вроде «ну ладно». Или «ну, если ты так считаешь». И мы можем ехать. Потому что я этого хочу. Очень хочу.

И мне все равно, что я заранее знаю, каким будет этот визит. Много невкусной и скорее всего пережаренной еды. Много историй и баек, которые я до сих пор помню наизусть. Много фраз о том, как приятно на меня смотреть, когда я ем. Много тостов за нас как за лучших друзей. И все в таком духе.

Но это не важно. Я ведь уже выслушивала все это не один десяток раз. Так почему не выслушать снова? Я просто соскучилась по своей прежней жизни. Просто хочу заново в нее окунуться. Только сегодня. А завтра я снова забуду слово «друзья».

При этом я знаю, что вру самой себе. И вру мужу. И самое страшное в том, что я знаю, что мой муж это знает. Он знает, как мне этого хочется. И все равно готов пойти мне навстречу. Потому что он меня любит.

— Что ж, тогда я им позвоню и скажу, что мы едем. А ты иди одеваться…

Игорь тушит сигарету и тут же закуривает следующую. Вот уж чего он давным-давно не делал.

Я встаю с показным равнодушием на лице. Мол, как скажешь, милый. Ты меня убедил. Это была твоя инициатива.

Но говорю я почему-то совсем другое:

— Знаешь, милый, вместо того, чтобы одеваться, я бы предпочла раздеться. Совсем. Эта идея не кажется тебе более привлекательной?

Муж внимательно на меня смотрит. Очень внимательно. А потом кивает. И берет телефонную трубку. Он явно хочет позвонить и сказать, что мы не приедем. Он очень вежливый человек.

Я аккуратно вынимаю трубку из его пальцев и кладу ее обратно. Не имеет смысла терять время на чужих людей. В конце концов, не так уж много нам его отпущено. И я знаю, как провести его с гораздо большей пользой.

А вы?

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.