Дрянь с историей

Глава шестая. Браслет и первая помощь

Первая учебная неделя прошла, не считая происшествия на посвящении, спокойно и буднично. Студенты учились и бездельничали, преподаватели — преподавали, занимались научной работой и тоже иногда бездельничали. Первый выход в город в выходные дни тоже обошёлся без неприятностей, даже несмотря на то, что толпа студентов вырвалась на свободу. Сказывалось, что учёба началась только что и ещё не успела никого утомить. Главной, но зато сразу — серьёзной темой для разговоров всего ГГОУ оказалась история с неудачным посвящением, в результате которой отчислили пару потусторонников, которых увела полиция. Подробности удалось сберечь от огласки, что лишь подстегнуло волну слухов, и на этом фоне мелкая новость о романе пары преподавателей-потусторонников мало кого заинтересовала, включая их собственных коллег.

Всё это Калинину полностью устраивало: и то, что дело не замяли, и то, что она сама избежала разговора с полицией, и то, что никто не лез в душу. Только Ольга Томилина насмешничала над Евой, которая поначалу всячески отрицала свой интерес к адмиралу, а потом быстро смирилась и созналась, что — да, у них «что-то есть».

Что — Ева и сама толком не понимала. Серафим за ней явно ухаживал, потому что ничем иным не мог быть подаренный в субботу букет изумительных малиновых пионов, и где только достал в сентябре! На откровенный вопрос Дрянин с присущей ему убийственной прямолинейностью честно ответил, что ему так гораздо спокойнее, наличие постоянной женщины избавляет от излишнего внимания. И это была хорошая версия, которая устраивала обоих, потому что Еве тоже было спокойнее. Если бы не одно «но»: слишком серьёзно всё это развивалось для романа-прикрытия.

Серафим снял с Калининой подозрения, экстремальные допросы остались в прошлом, и, хотя белым и пушистым он не стал, по-прежнему оставался тем же резким и нелюдимым типом, Ева чем дальше, тем с большим удовольствием проводила с ним время. Не только в постели.

А ещё она неожиданно для себя увлеклась расследованием и втянулась в него, и хотя во все детали её по-прежнему не посвящали — например, она понятия не имела, кто ещё на территории ГГОУ помогал Дрянину, — но о ходе расследования знала. И по мере сил помогала, с удовольствием и даже азартом.

Количество подозреваемых, отчасти и с её помощью, сократилось до восьми человек. Немало, но и не весь университет. Кто-то отсутствовал в ГГОУ во время одного из исчезновений, кто-то — во время другого, у третьего нашлось достаточно обстоятельное алиби на весь день очередного эпизода, четвёртый совершенно искренне не понимал ничего в начерталке и ритуалах. Последних вычисляла именно Ева, которая гораздо легче находила общий язык с коллегами.

Оставшиеся подозреваемые были примерно равнозначны: все хорошо разбирались в предмете, имели личные контакты с работниками бухгалтерии, интересовались подземельями крепости, были достаточно опытными и разносторонними, чтобы вызнать всё нужное о Смотрителе и найти способ обходить его таланты. Кроме того, их появление в любом месте, включая студенческое общежитие, не вызывало вопросов, да и со студентами других специальностей они так или иначе взаимодействовали, и подобные контакты никого не удивили бы.

У каждого из них легко находилась цель, ради которой они могли пойти на такое, явная и весомая. Так, Томилина уставала от постоянных голосов с Той Стороны, у читающего начертательное чародейство Петракова всё это время потихоньку выздоравливала тяжело больная дочь, а влюблённый Стоцкий мог решиться на отчаянные меры ради женщины, не зря же он переменился так сильно именно в последние годы. Остальные, включая декана, вполне могли бы отважиться на преступление ради великого открытия — Калинина отлично знала эту породу.

Ева понятия не имела, как Серафим планировал сортировать их дальше и выбирать среди этих восьми наиболее подозреваемых и собирается ли вообще или предпочтёт ловить на живца. Новостями он делился, а вот планы обсуждать не любил, причём это явно была черта характера, а не последствия недоверия к ней лично.

Найденные в библиотеке записи Ева хотела показать ему, но не выпадало случая, а причины для спешки она не видела. Им явно уже много лет, вряд ли удастся установить, кто это писал и откуда брал информацию. А кроме того, её захватила мысль, что природа Дрянина может оказаться ключом к обрыву той связи, которая отравляла ей жизнь, и понимание, что речь шла не о жертве, а только об использовании его в качестве проводника силы, не позволяло выкинуть идею из головы.

Прекрасно понимая, что ни на какие эксперименты Серафим не согласится, она пользовалась доступом «к телу» для некоторых предварительных измерений, незаметных для объекта, благо, погружённый в работу, он мог не обратить внимания и на более значительные манипуляции.

И чем дольше Ева наблюдала, тем отчётливей выстраивался рисунок будущего ритуала. По всему выходило, что именно Сеф — недостающее звено, которое могло помочь. Да, покойный муж наверняка подразумевал совсем другую схему, он вряд ли мог рассчитывать на появление столь необычного переродца, но не существует такой задачи, у которой было бы единственное решение. Неоптимальное, так ей ведь и не красота важна, лишь бы сработало. Так что, оставив в покое Котёл, Ева сосредоточилась на столь своеобразно подкинутом судьбой решении.

Да и в остальное время начертательное чародейство начало играть в жизни куда большую роль, чем во время службы в патруле, и впору было поблагодарить своё вынужденное увлечение: если бы не оно, подготовка к занятиям требовала бы куда больше сил и времени, а Ева и так здорово уставала от непривычной нагрузки. Всё же работа в патруле, при всей её ненормированности, утомляла совсем иначе. Хорошо ещё проклятие не давало о себе знать: то ли артефакт помогал, то ли Дрянин в тот раз насытил её впрок.

При мысли о мужчине уже привычно сладко ёкнуло внизу живота и по-новому — шевельнулась в груди тревога. Но Ева постаралась отогнать оба неуместных ощущения и сумела удержаться от взгляда в его сторону, а Дрянин с группой первокурсников уже почти привычно расположился за ограждением полигона и что-то объяснял студентам. И Калининой тоже стоило сосредоточиться на работе.

Сейчас предстояло ответственное дело: первый практический призыв у второго курса. Разбитые на три группы студенты сосредоточенно чертили на земле простые схемы. На взгляд специалиста, простые: всего два контура да минимальные три узла привязки силы. Для острого полосатика — вполне достаточно.

Ева предпочла бы, наверное, выбрать другого выходца с Той Стороны, но прикладной кафедре требовались на опыты именно эти существа, которые относились, как и положено, к первому, самому низкому классу опасности, так что формально их призыв подходил в качестве темы для занятия. С физическим телом, которое можно уничтожить не только чародейской силой, но, как любое животное, чем-нибудь тяжёлым и острым, не слишком быстрый, без внутренних чар, с парализующим, но не смертельным ядом… Далеко не худший вариант.

Безвредных и безопасных потусторонних тварей не существовало. Да, некоторые из них не отличались агрессивностью, никогда не нападали первыми и предпочитали прятаться, но это относилось к общему случаю спонтанного проникновения через границу. А призыв всегда действовал возбуждающе. То ли они пугались, то ли получали заряд непривычной силы, а то ли — её удар, но призванное существо всегда нападало. Либо на того, кто первым попался на глаза, либо на того, кого указал призывающий, если он озаботился поводком, но это уже уровень опытного чародея, а не студентов.

Спокойный полосатик выглядел мило. С длинным телом, покрытым фиолетовой шерстью с узкими серебристыми полосами, кисточкой на кончике хвоста, умильной мордочкой, парой мягких кошачьих лап и ушами-локаторами — на вид нежное и безобидное создание. Только спокойным он бывал очень редко, а в моменты агрессии тварь выпускала длинные ядовитые шипы, растущие вдоль серебристых полосок, и огромные острые когти, широкая пасть же вполне могла отхватить человеку руку.

Совсем не то, с чем стоит знакомить студентов в первую очередь и что стоит убивать у них на глазах. Ева прекрасно помнила, как сама когда-то мечтала приручить такую вот «прелесть», а потому сейчас готовилась к неприятностям. С другой стороны, может, именно на это расчёт? Продемонстрировать, насколько опасно судить по внешности и доверять пришельцам с Той Стороны, позволив в худшем случае покалечиться, но — не убиться.

Ева осмотрела готовые контуры, под её контролем студенты поправили замеченные ошибки. Сама, не доверяя ученикам, проверила ловчие петли, поставленные для быстрого умерщвления призванной твари.

Получив одобрение, студенты по очереди начали наполнять контур силой, пока этот первый шаг не стал достаточно уверенно получаться у всех. Призвать по твари на каждого не стоило и пытаться: для этого требовалось нарисовать для каждого по узору, ещё и разнести их в пространстве. Мало того, что сил на призыв уходило изрядно, и их требовалось откуда-то вытянуть, а плотности разлитой в воздухе энергии на такое количество узоров разом не хватило бы, так ещё протаскивать существ через грань подряд в одном и том же месте очень сложно, граница миров сопротивлялась. Для этого требовался не лёгкий двухконтурный рисунок, а очень сложная система, жертвенные вливания и создание разрыва, штуки очень опасной и непредсказуемой.

Можно было, конечно, вливать собственные силы, но обращение к Той Стороне сжирало неоправданно много ресурсов, поэтому давно уже сложился основной принцип: внутренний запас — на быстрые защитные и атакующие заклинания, свободная сила — на ритуалы. Уже век назад установили, что чародейская сила разливалась в атмосфере почти на всю её толщину, и начертанный рисунок тянул её из всего этого столба. Хотя в чародее плотность силы куда выше, чем вокруг, но итоговый перевес всё равно был не на его стороне.

В патруле Еве регулярно доводилось устранять разрывы, возникавшие в результате незаконных экспериментов, и удовольствие было сомнительным. Разрыв мог исторгать из себя тварей, причём совсем не тех, на которых рассчитывал призыватель, мог, наоборот, затягивать случайно оказавшихся рядом живых существ, а мог произвольным образом менять мир вокруг. Разогревать и замораживать, отравлять, заливать водой или едкой слизью. Теоретики полагали, всё зависело от места, куда этот разрыв вёл, но отследить закономерности пока не получалось.

Всё это Ева объясняла студентам, отвечая на вопрос, почему они так экономят, не забывая внимательно следить, кто и что делает.

— То есть получается, что мы таскаем из каких-то других миров местных животных? — хмуро спросил один из парней, Маликов Егор. — Но это браконьерство! А вдруг они вымрут из-за нас?

— У вас есть прекрасная возможность посвятить себя этому вопросу после окончания университета, — не стала ругаться и спорить с ним Ева.

— Добиться запрета призывать и убивать существ с Той Стороны?

— Внедрить подход рационального природопользования.

— Вы издеваетесь! — недовольно насупился студент.

— Отнюдь. Полный запрет не приведёт ни к чему хорошему, а для контроля нужно как-то посчитать численность и скорость воспроизводства тех или иных существ, изучить их родной мир…. А перед этим вообще доказать его существование.

— То есть?

— Вы чем вообще на потусторонней теории занимались? — Она окинула студента насмешливым взглядом.

— Егор спал, — хохотнул кто-то, а защитник потусторонней живности смутился.

— Кто объяснит товарищу вкратце?

— Да неизвестно пока, что там, на Той Стороне, — с укором проговорила Анна, одна из самых старательных студентов курса. — Совершенно не обязательно это калейдоскоп миров, чем-то похожих на наш. Может, это поток энергии или информации, а плоть и свой облик визитёры получают, только проходя через грань.

— А почему они одинаковые тогда? — возмутился Егор.

— Нам объясняли, это как с тестом. Оно бесформенное, но если его раскатать и штамповать одной формочкой, печенья получаются одинаковые. Получилась вот такая устойчивая матрица — начали через эту «формочку» лезть полосатики или кто угодно ещё.

— Да, и, говорят, Волна как раз эту теорию подтверждает, — поддержал ещё один отличник. — Что сначала в мир хлынула вот эта сырая потусторонняя сила, потом у мира сработал защитный механизм, появился барьер, и через него порой просачивается только то, что может в нашем мире существовать. Поэтому ограниченно и число видов переродцев, и специализаций чародеев.

— Замечательно, — подытожила разговор Ева. — А теперь давайте вернёмся к делу.

По устоявшейся схеме подгруппы формировались единожды на весь курс, и внутри каждой из них к призыву допускались студенты по очереди, так что каждый несколько раз за полугодие получал возможность продемонстрировать умения. Сегодня во всех группах добровольцы нашлись самостоятельно, без конфликта между энтузиастами и без попыток коллективно вытолкать вперёд несчастную жертву. Это показалось хорошим знаком.

Первая подгруппа справилась на отлично. Умница Анна сделала всё очень аккуратно, от волнения в одном месте сбилась, но тут удачно среагировал страховавший её напарник, и ответственный за петлю парень сработал быстро, и вскоре в центре круга лежала дохлая тушка полосатика, не успевшего даже толком осмотреться.

Следующая команда выступила менее слаженно, призванное существо успело несколько раз броситься на незримый барьер ловушки, который от этого ощутимо прогнулся, и держать его пришлось уже вдвоём, да и петля активировалась не с первого раза.

Прекрасно понимая, что ребята первый раз делают что-то подобное, Ева, конечно, не стала их отчитывать. Похвалила, как и первопроходцев, указала ошибки и проблемы — кто перепутал направление потоков, а кто влил слишком много силы, — но заверила, что для первого раза это хороший результат, и дело в волнении, и ни в чём другом.

А вот третья подгруппа…

Калинина изначально ждала проблем от этого защитника природы, Егора, поэтому наблюдала за ним особенно внимательно. Но всё равно уследить одной за всеми невозможно, а аспиранта завкаф так и не прислал. Преподавательница отвлеклась на парня, который проводил призыв: он дёрнулся от истошного, режущего уши визга полосатика и едва не порвал узор. И тогда чары сорвались уже у Егора, сорвались совсем, и всплеском силы разбило внешний контур круга.

— В сторону! — заорала Ева, метнулась к твари, на ходу бросая простой «молоток» — отличные чары против таких существ.

Вот только чар не вышло. Дар отозвался, но сил не хватило даже на такой простой удар. Их не было вовсе. Пересохший колодец, на дне которого с недавнего дождя осталась крошечная лужица.

Паниковать было некогда. Ева ударила Егора по ноге, сбивая его на землю и убирая с линии прыжка твари, метившей в горло.

Промахнувшись, полосатик вздыбил когтями песок и издал новый оглушающий визг, в котором отчётливо слышалась досада. Словно сообразив, кто ей помешал, тварь изменила цель и бросилась на Еву.

— Бегите! — рявкнула она на студентов, уворачиваясь от полосатика. Новый прыжок, и женщина едва успела прикрыть рукой бок.

Предплечье полоснуло болью… и визг полосатика оборвался предсмертным хрипом и хрустом, с которым потустороннему пришельцу оторвали голову.

Ева понятия не имела, как Дрянин успел за прошедшую пару мгновений преодолеть расстояние от границы полигона, но скорость его движений впечатляла.

— Зар-раза! — ругнулся мужчина, заметив свой располосованный рукав. Потом глянул на Еву, ругнулся снова и, отшвырнув трупик в сторону, шагнул к женщине. — Дай руку.

За адреналином боль совсем не ощущалась, поэтому о своей ране она вспомнила только в этот момент. Кровь из трёх почти ровных полос на внешней стороне предплечья окрасила алым уже всю руку и закапала с пальцев, но повредились, кажется, только мышцы.

Серафим деловито осмотрел порез, достал из кармана брюк платок, без видимых усилий разорвал его на четыре полосы. Ева успела только пересчитать второкурсников по головам и отметить, что физически никто из них не пострадал, а мужчина уже перетянул ей предплечье выше раны и заставил согнуть локоть.

— Так держи. Идём, провожу до целителей.

— Сама дойду, ты за этими пригляди, — кивнула она на студентов. — С тобой, Маликов, я разберусь позже. — Бледно-зелёному ошарашенному Егору достался многообещающий тяжёлый взгляд.

Дрянин вновь оценивающе оглядел пострадавшую руку, свой рукав и пообещал ровно:

— Я с ним сейчас сам… поговорю. — Несмотря на сдержанный тон, было видно, что мужчина зол. Ева, впрочем, тоже едва сдерживалась, чтобы не наорать на прекраснодушного идиота. — Брагин, сюда! — обернулся Сеф к своим первокурсникам, и к нему поспешил подойти невысокий рыжий паренёк с задорными веснушками. — Проводи Еву… Александровну, вернёшься — доложишь. Первый курс, остальные свободны. Сегодняшний случай разберём на лекции. Второй курс. Ты, ты и ты, зачищаете следы на земле. Изучали? Прекрасно, вперёд. Вы старшие, остальных организуйте по мере необходимости. А ты… — он смерил тяжёлым взглядом Егора. — Отойдём. Бить не буду, пусть и хочу, — с кривоватой усмешкой обратился он к бледному Егору и поманил за собой.

Ева, понаблюдав, как Дрянин командует студентами, а те послушно и без лишних уточнений исполняют, кивнула своему сопровождающему:

— Пойдём.

Отказываться от компании она не собиралась. Бывало хуже, но от кровопотери перед глазами всё равно плясали чёрные мушки, да и болела рука немилосердно. Нет уж, пусть лучше кто-то останется рядом, не дотащит — так хоть на помощь позовёт.

Серафим же, отойдя к краю полигона вместе с плетущимся следом студентом, остановился так, чтобы видеть занятых уборкой студентов. Оттянул край пореза на рубашке, недовольно скривился. До кожи когти вроде бы не достали, но хорошую, почти новую вещь можно было выкинуть.

— Знаешь, почему ты идиот? — через несколько мгновений спросил Сеф, не глядя на мальчишку. Ничего интересного он там увидеть не ждал, студент вызывал только лёгкое раздражение.

— Я нечаянно! — неуверенно попытался он оправдаться.

— Нет, не потому, что ты врёшь и действуешь исподтишка, — оборвал его Дрянин. — По этой причине ты трус и слабак, поставивший под удар товарищей и женщину.

— Она преподаватель!.. — попытался огрызнуться студент.

— Ещё и подлец. — Серафим смерил мальчишку взглядом, тот умолк и опустил глаза. Не обиженно; на скулах полыхал яркий, лихорадочный румянец. Кажется, ему всё-таки было стыдно.

«Ладно, не совсем придурок, хотя бы умеет вовремя остановиться», — отметил про себя Дрянин и продолжил.

— Ты идиот даже не потому, что посчитал себя умнее поколений потусторонников, живших до тебя. В конце концов, иногда именно так совершаются открытия. И даже не потому, что не предусмотрел защиты от полосатика, ты небось ещё и ставить её не умеешь, да? — Сеф опять глянул на парня, а тот молча втянул голову в плечи. — Ты идиот потому, что сделал что-то, не подумав не то что на шаг вперёд, а на миллиметр. И я сейчас не про то, что тварь вырвалась и напала. Ты что с ней делать собирался?

— То есть? — непонимающе глянул на него парень.

— Ну вот ты разорвал петлю, молодец. Спас жизнь бедной зверушке. А дальше что планировал с ней делать? — У Егора покраснели уже даже уши, а Серафим не сдержал усмешки. — Я даже не про отдалённую перспективу, — продолжил добивать его Дрянин, — а хотя бы на пару минут вперёд. Как ты себе видел дальнейшие действия окружающих? Все резко умилятся, осознают и отпустят опасную потустороннюю сущность погулять? Ну?

— Я… не подумал об этом, — пробормотал нерадивый студент.

— Я заметил. Свободен, иди помогай своим.

Егор качнулся вперёд, замер и недоверчиво уставился на Дрянина.

— Ещё что-то вспомнил? — хмыкнул тот.

— И что, это всё?..

— То есть надо было всё-таки дать в морду? — предположил Серафим насмешливо. — Боюсь убить ненароком, так что нет. А другое наказание… Ну если ты обучаемый идиот, либо направишь спасательный пыл в другое русло, хотя бы девчонку себе какую-нибудь заведёшь из самых несчастных, либо переведёшься на кафедру к чертёжникам, пока не поздно. А если необучаемый, то до конца полугодия вылетишь. Возможно, покалечившись. Если из-за тебя покалечится кто-то ещё, то вылетишь сразу под суд, потому что преподаватель несёт за вас ответственность, только когда вы ошибаетесь и глупите, а умышленное вредительство идёт по другому ценнику. Давай вперёд! Пока я не передумал.

Неудивительно, что дежурный целитель оказался весьма толковым типом. Несмотря на предосторожности, разного рода травмы в университете случались нередко, и тут ГГОУ ничем не отличался от остальных учебных заведений, пестовавших юных чародеев, так что к оказанию экстренной помощи подходили очень ответственно.

Сварливая немолодая женщина укоризненно поцокала языком над рукой Евы, выговорила ей за безалаберность и неаккуратность, но за это время успела внимательно осмотреть рану, дать обезболивающее, тщательно промыть порезы и взяться за иголку: чары чарами, а гораздо проще восстановить повреждение, предварительно стянув разорванные ткани.

Лекарство действовало неплохо, и рука хотя и ныла, но было это вполне терпимо. Хуже то, что голова от него стала тяжёлой, а мысли шевелились вяло и нехотя, но лучше так, чем вообще без него. Да и сложные задачи сейчас решать не требовалось, голову Евы занимало происшествие. Не поступок нерадивого студента, конечно, с ним всё понятно, и подобных ему встречать доводилось. Собственное внезапное бессилие.

За сегодня это была не первая пара, и не первый раз Еве пришлось прибегать к чарам. В прошлый раз всё прошло легко и нормально, а в этот…

Прислушиваясь к себе, Калинина вскоре разобралась, что не так: запас сил слишком медленно восстанавливался. То количество, которое возвращалось обычно за несколько минут, за минувшие с прошлого выброса три часа восполнилось едва ли на десять процентов. Объяснение у этого могло быть одно: надетый Дряниным браслет. Тянувшая из неё силы нить никуда не делась, просто перестала ощущаться, но переключилась на чародейский запас.

С одной стороны, это решение. Велика ли жертва за спокойную жизнь — большая часть дара, который не принёс Еве счастья? А с другой… она ведь больше ничего не знала и не умела, кроме как бороться с потусторонними тварями. И отказаться от дара, наверное, можно, но что делать после этого? Как жить? Не говоря уже о том, что неизвестно, как это всё аукнется в более долгосрочной перспективе.

С этого вопроса мысли перескочили на механизм работы браслета. Его явно делал не потусторонник, собратья по дару почти никогда не работали с артефактами, их способности очень плохо для этого подходили, даже что-то специфическое и то получалось редко и с трудом, так что в предмете Ева почти не разбиралась и никогда не думала вести поиски в этом направлении. Для такого требовался толковый специалист, достойный доверия, а она вообще ни одного артефактора не знала лично.

Дрянин и его особенная привлекательность для пиявок, о которой он как-то обмолвился; браслет, который не даёт этим тварям питаться, а вынудил связь Евы с Той Стороной тянуть силы из её же собственного дара; то обстоятельство, что она совсем не чувствовала оттока энергии… Здесь явно крылось ещё одно из возможных решений её проблемы. Знать бы, за что схватиться и потянуть!

Лечебные процедуры заняли почти час, и возвращаться после этого на полигон не было уже никакого смысла. Разве что проконтролировать, как навели порядок, но, учитывая педантизм Серафима и его любовь к чистоте, Калинина решила полностью положиться в этом вопросе на него, а сама, быстро переодевшись в комнате, пошла в библиотеку — как и собиралась изначально. Пиявки, Дрянин и браслет наталкивали на некоторые мысли, их стоило проверить, продумать и просчитать.

Там её и застал вызов к заведующему кафедрой, принесённый Смотрителем, который иногда выполнял подобные поручения для руководства. Обычно для ректора, конечно, но иногда везло остальным.

Если у неё и возникли какие-то сомнения в причине вызова, то при виде ожидавшего у входа Серафима они исчезли.

— Привет. Не пускают?

— Сказали тебя ждать. — Он отклеился от стены, на которую до сих пор опирался спиной. — Как рука?

— Могло быть хуже, — не стала кокетничать Ева. — А так ноет и плохо слушается, но целитель обещал, что скоро полегчает, а через неделю совсем пройдёт. Ты не знаешь, зачем нас позвали? На полигоне всё нормально?

— Когда я уходил, всё было в порядке. Убрали, всё закрыли. Сейчас узнаем. — Дрянин коротко постучал и открыл дверь, не дожидаясь разрешения.

Завкаф встретил их хмурым задумчивым взглядом, жестом велел садиться и начал сразу с главного:

— Что произошло на практической паре у второго курса?

— А что такое? У кого-то есть претензии? — Серафим делано удивился.

— У меня, — кривовато усмехнулся Васнецов. — Весь факультет гудит о том, как крут новый препод по типологии, который не раздумывая бросается на помощь любимой и отрывает головы тварям голыми руками. — Дрянин недовольно скривился от такого определения, и эта реакция явно понравилась начальнику, усмешка стала более явной и потеплела на несколько градусов. — Что там хоть за тварь была?

— Всё по учебному плану, острый полосатик, — пояснила Ева. Было, конечно, неожиданно приятно, что Серафим отвлёк огонь на себя, но это была её пара и её ошибка.

— И в чём проблема?

— Увлеклась, истратила силу на слишком сложную защиту над первыми двумя подгруппами. Сглупила, не учла общий фон, вот и не рассчитала. — Ложь прозвучала легко и уверенно, слишком похоже на правду, чтобы кто-то заинтересовался и попытался разобраться в деталях. — Моя вина. Хорошо Серафим успел среагировать. Больше не повторится.

— Ладно, я и сам обещал аспиранта в помощь, — самокритично поморщился Васнецов. — С этим понятно. А с чего один из лучших студентов пришёл писать заявку на перевод к чертилам?

— Не совсем идиот всё-таки, — хмыкнул себе под нос Дрянин, пока Ева замешкалась с ответом, не сразу сообразив, о ком речь и почему это могло случиться.

— Поясните.

— Пацан слишком близко к сердцу принял смерть полосатика, я посоветовал ему такой выход из ситуации, если не получается совладать с эмоциями. Патрульный должен сначала бить, потом — думать. Видимо, он здраво оценил свои силы.

— Что, очередной защитник животных? — сообразил начальник. — Тогда и правда пусть к теоретикам идёт, там от него вреда меньше. Рука как?

— Всё в порядке. Она левая, так что проблем не будет, а через несколько дней заживёт.

— Хорошо. На будущее обо всех подобных происшествиях сообщайте сразу, чтобы я не узнавал обо всём через третьих лиц случайно.

— Принято, — коротко согласился Дрянин, Ева тоже закивала, и на этом их благополучно отпустили.

Серафим на выходе подал спутнице руку, и она подцепила его под локоть здоровой рукой. Глупо соблюдать нарочитую дистанцию, когда их всем факультетом почти поженили.

— Интересно, как в тебе такая вот потрясающая щепетильность уживается с расчётливой жестокостью? — рассеянно заговорила Ева.

— Где ты нашла щепетильность? — озадачился он.

— Ты не рассказал Васнецову, что Егор сам выпустил тварь. У него могли быть от этого проблемы.

— А, это… Последнее дело жаловаться вышестоящему начальству на своего подчинённого. Тем более выводы он уже сделал.

— И всё-таки?

— Привычки и принципы — одно, а характер — другое, — хмыкнул он в ответ.

— Ну как-то же при таком характере сформировались такие привычки! — Ева уже всерьёз заинтересовалась поднятой темой и ответами спутника.

— С тех пор характер здорово испортился, а привычки — остались, — со смешком пояснил Серафим.

— Да уж, за столько лет… — она передёрнула плечами.

Вопрос возраста Дрянина и его биографии они не поднимали с того разговора, когда он упомянул Волну, но мысли Евы порой возвращались к этому обстоятельству. К попыткам осознать, что этому мужчине уже больше полутора веков. Очень сложных и насыщенных полутора веков. Но информация никак не хотела укладываться в голове, и Калинина каждый раз малодушно переключалась на что-то ещё.

— Не столько годы, сколько… Смерть вообще не улучшает характера.

— Да ладно, некоторые, наоборот, просветляются после клинической смерти, исправляют ошибки, — заметила Ева. — Или… подожди, ты же уже говорил об этом и называл себя покойником! Почему? Мне кажется, для мертвеца ты слишком деятельный.

— Привычка, — усмехнулся он. Несколько мгновений поколебался. — Когда пришла Волна, я был смертельно ранен. В грудь навылет. Тогда такое не лечили, даже если хирург был рядом. Все, кто меня исследовал за эти годы, сходятся в одном: я стал тем, чем стал, именно поэтому.

— А вот эти два… существа? — осторожно спросила Ева. — Ты их ещё странно называешь Муркой и Мурзиком.

— А с ними вообще чёрт ногу сломит. — Улыбка неожиданно потеплела. — Никто так и не понял, во что именно они превратились и что собой представляют.

— Превратились? А кем были до? — растерялась она.

— Пара котят, чёрный и белый, совсем маленькие, слепые ещё. Бог знает, как они там оказались, я подобрал, под китель сунул, чтобы не затоптали, а тут и прилетело. Наверное, их тоже убило.

Остаток пути до общежития проделали в молчании. Серафим выглядел невозмутимым, да и с чего бы ему нервничать, для него не произошло ничего нового, а Ева пыталась связать воедино сложившийся образ Дрянина и новые факты о нём. Получалось плохо, но больше потому, что покоя не давала одна мысль: очень хотелось посмотреть на него такого, каким Серафим был до всех этих событий. Если наружность прекрасно отражала маска, то всё остальное, наверное, здорово изменилось. Он и сейчас был чертовски хорош, даже со всеми своими недостатками, а уж тогда, без них… Красавец, благородный, сострадательный — заметил же и пожалел котят! Просто девичья погибель, а не мужчина.

— А теперь рассказывай, — велел он, пропустив Еву в свою комнату и закрыв за собой дверь.

— О чём ты? — спросила женщина. Она так задумалась, что не обратила внимания, куда шёл Серафим и куда привёл её.

— Что у тебя с силой и почему ты не справилась с полосатиком?

— А, это, — она вздохнула и опустилась на край кровати. Выразительно потянула за край браслета. — Думаю, дело в нём. Я не замечала до сих пор, оказывается, с ним запас сил восполняется очень медленно. Да я его тут и не трачу, когда бы заметить… Как он вообще работает?

— Понятия не имею, — поморщился Серафим. — Я хреновый теоретик. Но делают их плетельщики.

— Я тоже ничего не понимаю в этом, — призналась Ева. — Жаль. Может, если немного доработать, это бы решило мою проблему.

— Вряд ли.

— Почему ты так думаешь?

— Жизненный опыт. Такие проблемы не решаются так просто, — пояснил он. — Временные подпорки не решают проблему, а только загоняют глубже.

— Наверное, — неопределённо согласилась она.

Несколько мгновений Сеф стоял напротив, скрестив руки на груди, и пристально разглядывал сидящую гостью, а та — рассеянно теребила браслет, с которым успела свыкнуться и почти сродниться за прошедшие дни.

— Давай сюда, — наконец проговорил он, приблизился и опустился перед женщиной на корточки.

— Что?..

— Руку давай.

Ева неуверенно протянула ладонь. Дрянин поймал её, потянул на себя, повернул руку так, чтобы видеть наружную, цельную часть браслета, и несколько секунд что-то делал. Калинина не видела, что именно, хотя и пыталась заглянуть: мешала широкая мужская ладонь. Тихий щелчок прозвучал громом, браслет соскользнул с руки в ладонь Серафима, и Ева недоверчиво уставилась на разомкнутые кандалы. Неловко потёрла запястье.

— Ты серьёзно? — спросила дрогнувшим голосом.

— Ты всё равно никуда отсюда не денешься, — он пожал плечами и поднялся, чтобы убрать браслет в ящик стола. Там и остановился, присев на край столешницы. — А если кто-нибудь загадочным образом умрёт во сне, я всегда успею свернуть тебе шею.

— Да ты романтик, — нервно усмехнулась Ева, прислушиваясь к своим ощущениям, но почувствовала только лёгкую слабость и головокружение, которые могли возникнуть и не из-за снятого браслета.

Серафим ответил кривой усмешкой и спросил:

— Как ты ощущаешь голод?

— Голод? — Она удивлённо приподняла брови.

— Как понимаешь, что пора подпитаться?

— Никак, — вздохнула она. — Говорю же, я долго не могла сообразить, что и почему происходит. Упадок сил и настроения, тревожность в одиночестве. Я вообще никак не ощущаю этой связи с Той Стороной!

— И почему думаешь, что она есть?

— По косвенным признакам. Есть способы обнаружить активные ритуальные рисунки и разрывы, ведущие на Ту Сторону, они реагируют на моё присутствие.

— А на моё?

— Я не смогу проверить. — Ева развела руками. — Здесь, вблизи Котла, они сбоят.

— Насколько вблизи? — заинтересовался Серафим.

— На всей территории кремля. Я натыкалась на исследование, даже проверила из любопытства, — пояснила Ева свою уверенность. — И в Орлицыне с этим проблемы, слишком сильно фонит Котёл, даже когда «крышка» закрыта, и чары реагируют только на него в радиусе нескольких километров. Дальше лучше. Неужели тебя не проверяли ими?

— Может, и проверяли, но я не запомнил. — Он равнодушно пожал плечами.

Некоторое время повисела редкая, неопределённая тишина. Дрянин рассматривал сидящую на его постели женщину, но едва ли видел её, взгляд словно проходил насквозь, а Ева — бесцельно блуждала взором по комнате, машинально поглаживая освободившуюся от браслета руку.

— Сеф, а как ты думаешь, ты правда один… вот такой? — Первой нарушила она молчание.

Не раз и не два Ева задумывалась о том, чтобы показать Дрянину свою находку, но всё время что-то останавливало. То не приходилось к слову, то не находились слова, то она не видела смысла в таком рассказе, а то Сеф опять чем-то раздражал, и пропадало всякое желание с ним откровенничать. А сейчас как будто наконец подходящее место и время.

— Сведений о подобных существах наука не имеет. Если бы были, я бы знал, — отозвался он, будто очнувшись, и неторопливо взялся за воротник рубашки. Поднял, ослабил галстук, стянул его через голову, через одежду придерживая на шее артефакт. — А что?

— Это странно. В природе нет ничего настолько уникального, даже если это случайный сбой. Даже если в момент Волны ты был единственным, неужели никто не появился после? Может, они тоже скрываются? Как и ты? Считая себя слишком странными даже для переродцев.

— Может, — легко согласился он, аккуратно достал крестик вместе с лопнувшей сзади на шее цепочкой, выложил на стол. — И что?

— Не знаю, — смешалась Ева. И правда, какая разница?..

Переродцев не зря так называли, и дело не только в Волне и её прямых последствиях. Помимо того, что многие из них размножались вполне традиционным для двуполых существ способом, иногда перерождались те, кто появился на свет людьми. Достоверных случаев наука знала немного, исследовано явление было плохо, однако некоторые необходимые условия всё-таки удалось установить. Такое происходило неподалёку от разрывов, естественных или искусственных, а также обязательно в состоянии крайнего психического напряжения и истощения — на краю гибели, в момент тяжёлой утраты. Поэтому уверенности Дрянина Ева не понимала даже до того, как нашла записи. Но если у него нет желания найти себе подобных, то зачем лезть? Не ей оценивать чужое одиночество…

А с другой стороны, при чём тут вообще его одиночество? Нет, всё же это глупо — умалчивать о подобном, тем более она-то ничего плохого не сделала! А что хочет использовать полученную из заметок информацию — так не для убийства же.

— Сеф, я нашла странные заметки в библиотеке, — наконец решилась она. — О существе, подобном тебе. Нечто вроде лабораторного журнала исследования.

— И насколько подобном? — усмехнулся он, кажется, не поверив.

— Идентичном, если не считать формы рисунка на груди, в описании — круг.

Вот здесь Дрянин уже явно проникся, подобрался и глянул гораздо внимательнее.

— Что за записи и как ты их нашла? — спросил требовательно.

Ева принялась объяснять, а Серафим, несколько мгновений поколебавшись, продолжил раздеваться. Он явно рассудил так же, как рассуждала она, откладывая этот разговор на потом: старые записи пролежали в книге несколько лет, а значит, вполне могут подождать до утра и нет смысла бежать за ними прямо сейчас. За галстуком последовала рубашка, пуговицы которой он расстёгивал медленно не только из боязни повредить, но явно увлечённый предметом обсуждения и оттого — задумчивый. Расстегнул, снял со спинки стула другую, ощупал порезанный рукав — кажется, именно в ней он был в момент драки с полосатиком, — и, поморщившись, бросил испорченную вещь на стол, освобождая место для нормальной.

А Ева невольно любовалась, отмечая, что уже окончательно привыкла к этой наружности. К серой коже, острым когтям, зелёному пламени вместо глаз. Всё это уже не просто интриговало, а казалось привлекательным. Да и сложён он великолепно, независимо от остальных деталей, таким телом только любоваться.

Впрочем, почему — только?

Она поднялась с кровати, неспешно приблизилась к мужчине, обняла его, с удовольствием прижавшись к широкой сильной спине. Ноздрей деликатно коснулся едва уловимый запах; не своеобразный парфюм, как она подумала вначале, а почему-то так пахла его кожа. Приятно пахла.

Ева погладила ладонями плоский твёрдый живот, потёрлась носом вдоль позвоночника.

Всё же каким бы он ни был тяжёлым человеком, трогать его было приятно. Пожалуй, как любовник он превосходил всех, с кем Ева встречалась за свою жизнь.

Серафим повёл плечами, накрыл её ладони своими, погладил.

— Завтра дашь мне прочитать эти заметки и книгу, в которой они были. Передам на большую землю, пусть проверят. Вдруг найдут какие-то следы.

— Хорошо. Ты думаешь, это может быть как-то связано с происходящим?

— Вряд ли. Но такие преступления не имеют срока давности, а книга на той полке стоит не с Волны, её явно издали гораздо позже.

— Хорошо, — повторила Ева, вновь потёрлась щекой о гладкую кожу. — Как расследование? Ты из-за него такой задумчивый?

— Из-за него. Точнее, из-за места возможного проведения возможных ритуалов. Подземелья.

— Ничего не удалось выяснить?

— Ничего. Карты нет. Похоже, и подземелья как такового нет.

— В каком смысле? — Заинтригованная, Ева отстранилась от мужчины и обошла его, чтобы видеть лицо.

— В обыденном, — пояснил он. — Это не обыкновенная цепь коридоров. Такое ощущение, что они разные, и именно поэтому при обысках ничего не удалось найти. От чего это зависит — непонятно, но преступник явно в курсе. Мы ищем, но слишком много теорий и предположений и никакого внятного ответа, — скривился Дрянин. — Никакой системы, никаких признаков централизованного изучения, только работы отдельных энтузиастов. И в ГГОУ, и тем более за его пределами.

— Действительно странно, — согласилась Ева. Дотянулась, подняла свесившийся рукав лежащей рубашки. Хотела просто положить на стол, но зацепилась взглядом за порез. — Хочешь, попробую зашить?

— Попробуй, но незаметно всё равно не получится.

— Этот заикающийся историк работает на тебя, да? — предположила она, обернувшись к мужчине. — Который пишет работу о подземельях.

— Отчасти, — поколебавшись, подтвердил Серафим. — Сейчас занят этим, но вообще он из тех, кто будет наводить тут порядок.

— Он же приехал до того, как выяснилось, что тут творится?

— До того, как выяснились масштабы, — уточнил Дрянин. — Некоторым людям в верхах окончательно надоело, что ГГОУ — вещь в себе. Помимо расследования, это начало очень большой серьёзной проверки. Закрыть не закроют, но контроль станет жёстче.

— И ректора снимут? — предположила Ева.

— Не исключено.

— Ложкин странный. Если бы он был потустом, я бы его первого заподозрила… Почему ты думаешь, что он не замешан? Ты же знаешь, что с ним не так?

— Что ты имеешь в виду?

— Да брось. — Ева поморщилась. — Например, на нём был костюм без пуговиц и вообще без застёжек, это нормально?

Дрянин усмехнулся и, взяв её за локоть, потянул ближе к себе, чтобы заняться пуговицами на блузке. Она не возражала, а сама в ответ охотно проследила ладонями узоры на его торсе, огладила сильные грудные мышцы.

— Артефакт сбоит. А ты могла бы догадаться, он просто не человек, переродец. Сообразишь, какой?

— Неужели домовой? — после нескольких секунд раздумий предположила она.

— Он самый.

— С ума сойти, — пробормотала Ева. — Хочешь сказать, он застал Волну и оказался привязан к этой крепости⁈ Домовой же…

— Да. Но ты зря радуешься, ничего о причинах и сути Волны он не знает, допрашивали неоднократно. Он был тут кастеляном, так что крепость знал хорошо, но понятия не имел, кто тут чем занимался… Руки! — неожиданно одёрнул Дрянин, когда Ева попыталась помочь и сама взялась за мелкие пуговицы.

Она послушалась, но от насмешки не удержалась.

— Тебе не надоело мучиться?

— А ты куда-то спешишь? — парировал он, с прежней неторопливой аккуратностью вытаскивая новую пуговичку из петли, старательно отводя когти, чтобы не зацепить тонкую ткань.

— Видимо, уже нет, — улыбнулась Ева. — Ты не придумал, как ещё можно сократить список подозреваемых?

— У меня связаны руки, — скривился Серафим. — Идеи есть, реализуемых имеющимися средствами — ни одной.

Он наконец управился с пуговицами блузки, аккуратно спустил её с плеч женщины и повесил на спинку стула. Потом поймал Еву за талию, притянул ближе, прижал спиной к себе. Взял за запястье перебинтованную руку, придирчиво изучил.

— Болит?

— Ноет, но терпимо, — повторила она, с удовольствием опёршись на мужчину и пристроив голову ему на плечо. — Спасибо твоей скорости и реакции, всё могло кончиться печальнее. Было бы обидно умереть от когтей несчастного мелкого полосатика…

— Обидно, — бездумно повторил он, уткнулся лицом в её волосы.

Руки огладили талию, нашли застёжку юбки. С ней долго возиться не пришлось, через мгновение шелковистая ткань скользнула по ногам, осела на пол. И вновь чуткие пальцы скользят по коже — помех почти не осталось, и Серафим с явным удовольствием этим пользовался. Расстегнул бюстгальтер. Когти приятно, едва ощутимо царапнули кожу, спуская тонкие лямочки, ладони накрыли освобождённую от ткани грудь, лаская очень бережно, неспешно.

Сегодня вообще всё было неожиданно неторопливо, мягко, чувственно. Привыкнув к другому Сефу, Ева сейчас знакомилась с новой его гранью, и знакомство это оказалось волнующим. Медленные чувственные ласки, сквозящая в каждом прикосновении нежность и осторожность — непривычно, что он мог быть и таким. А больше — что хотел быть таким. Когда что-то не получалось и шло не так, он обычно становился ещё более резким и стремительным, чем обычно, за время их знакомства Ева успела заметить эту закономерность, а сейчас…

И хотя обычная грубоватость любовника ей нравилось, оказалось особенно приятно погрузиться в эту доводящую до исступления томность и медлительность. Отзываться на прикосновения, со стоном выгибаться в его руках, умолять о большем… А самое главное, не иметь возможности остановиться и задуматься о происходящем. Сейчас это было особенно кстати.

Ночь выдалась лунной и по-осеннему холодной. Если дни, даже хмурые и дождливые, ещё радовали теплом, то сейчас было отчётливо видно: год неуклонно поворачивал к зиме. Да и небо за высоким и ярко-белым полумесяцем своей чернильной темнотой напоминало совсем не о лете. Фонари горели, но здесь, возле старой церкви, удивительно тускло — не то смущённо, не то тревожно.

Ева сунула выключенный фонарик в карман, поплотнее запахнулась в куртку и глубоко втянула сухой прохладный воздух. Здания на территории кремля располагались с умом, здесь почти никогда не было ветра, а если и был — то излётный, приглушённый. Сейчас не дуло вовсе, а Ева была бы не против немного проветриться: казалось, она пропахла пылью и старым трухлявым деревом. Тряхнув головой, она сбежала по трём крутым и коротким каменным ступеням — и едва не запнулась на последней, когда её окликнули по имени.

— Ева! Привет, а что это ты ночами бродишь? — Весело улыбающаяся Ольга шагала откуда-то со стороны студенческих общежитий.

— Привет. Гуляю вот, решила воздухом подышать. Не спится, — быстро нашлась она.

— Ну да, в церкви такой свежий воздух! — рассмеялась Томилина. — Не тушуйся, в любопытстве нет ничего зазорного, ты ещё долго держалась.

— Всё равно стыдно, — вздохнула она. — Тебя за катакомбы ругала, а сама…

— Про катакомбы правильно ругала, — возразила Ольга. — Туда и правда лучше не соваться, особенно одной. А в церкви ничего такого, кроме пыли. Главное — за алтарь не ходить, и ничего не будет. Ты же не ходила?

— Нет. Я не религиозная, но знаю же, что женщине нельзя, поэтому рефлекторно получилось, даже мысли не возникло. А что там такое?

— Сложно сказать, — пожала плечами Ольга. — Люди пропадают, причём только там. Видится всякое. Говорят, и выскакивает порой. Но если серьёзно, то очень похоже, что там нечто вроде мерцающего разрыва, дыра на Ту Сторону. Кто-то как будто пытался исследовать и ловить его, но не преуспел. Оказалось проще запереть церковь и оставить как есть.

— А почему на звоннице бьёт колокол? Которого там нет. Или тоже не исследовали?

— Пытались, но тоже безуспешно, тут только чёрт знает. Ну или Смотритель, но он молчит. — Ольга пожала плечами. — Ты не обратила внимания? Двери на колокольню нет.

— Да я даже не знаю, где она должна находиться, и искать не пыталась… Как — нет?

— А вот так. По плану есть, а там голая стена без всяких следов. Ломать не пробовали, конечно, но двери нет. Лет двадцать назад вроде пригоняли пожарную машину с лестницей, осматривали наверху всё — ничего не нашли. Голые балки, а лестницу — как корова языком слизнула, просто тёмный колодец. В него тоже спускались — ни скелетов, ни чего-то ещё зловещего.

Спрашивать в очередной раз, почему церковь не снесли, Ева не стала. Если тут ректор — домовой и если он оказался привязан к крепости, в том числе к церкви, это всё объясняло. Он, конечно, переживёт такую потерю, но добровольно на уничтожение буквально части себя точно не пойдёт.

— А ты откуда так поздно? — опомнилась Калинина.

— Со студентами засиделась, — улыбнулась она. — Меня Звягин постоянно ругает, что я с ними нянчусь, а мне нравится.

Тут она слегка запнулась на ровном месте, поморщилась и с мучительной гримасой потёрла висок.

— Голоса? — понимающе уточнила Ева.

— И они тоже. — Томилина вымученно улыбнулась. — В некоторых случаях вымотаться и упасть в постель, засыпая на ходу, лучший способ уснуть. Снотворным-то злоупотреблять не стоит. Да ладно, не смотри на меня как на покойницу, — усмехнулась она. — Обычно я совершенно нормально живу.

— Ну да, ты ещё ритуал упоминала, — будто невзначай припомнила Ева и внутренне подобралась. — Что за ритуал-то?

— Помогает приглушить связь с Той Стороной, — нехотя, но вроде бы спокойно ответила Ольга. — Жутко неловко, конечно, что приходится прибегать к таким подпоркам, и кроликов жалко, но без этого хуже. Для меня его ещё во время учёбы разработали, а то с развитием дара вообще поехала, — она выразительно покрутила пальцем у виска. — С тех пор два раза в год проводим, мне кто-то из чертёжников помогает, кто посвободнее.

Объяснение это Ева приняла с облегчением. Напористая и яркая Ольга ей нравилась, и не хотелось, чтобы именно она оказалась убийцей. Конечно, сохранялась вероятность, что она врала, но… слишком уж легко и уверенно. Да и проверить просто, достаточно спросить у пары спецов по начерталке.

Вот бы и с остальными всё решилось так же легко…

— Как у тебя с адмиралом? — хитро покосилась на неё Ольга.

Отмахиваться от вопроса Ева мужественно не стала.

— Приятно проводим время вместе, но и только. Не думаю, что это что-то серьёзное.

— Все мы так говорим, а потом… — глухо и слишком мрачно для прежнего тона заметила Томилина, но тут же встряхнулась. — Но хорош же, да?

— Хорош, — улыбнулась Ева. — А ты с какой целью интересуешься?

— Ой, да не ревнуй! Просто было бы обидно, что такой красивый мужик, а в штанах — ничего интересного. — И так заразительно захихикала, что Ева не удержалась и засмеялась в ответ. — Ну и к тому же он ни на кого не смотрит, кроме тебя, так что я здраво оцениваю свои шансы его соблазнить. Ты знаешь, как он жёстко студенток отшивает, которые заигрывать пытаются? Да и остальных тоже. Вот не хватало мне так же огрести!

— Откуда бы мне знать! — растерянно призналась Ева.

И до самого общежития, куда женщины шли нога за ногу, Ольга развлекала спутницу сплетнями о Дрянине и о том, как радикально он боролся с поклонницами. С одной стороны, звучало всё это фантастически, но… Калинина достаточно успела изучить его характер, чтобы легко верить: он и не такой грубостью способен ответить. И точно не станет щадить чьи-то чувства, если для этого нет причины куда более веской, нежели обычная вежливость.

И, сравнивая, Ева не могла не заметить, что отношение Серафима к ней за время их знакомства сильно переменилось. Если поначалу он держался как равнодушная циничная дрянь, оправдывая фамилию, то теперь начал относиться к ней куда мягче. Да чёрт побери, он без дополнительных условий снял с неё браслет!

Всё это вызывало смутное беспокойство и сомнения. Правильно ли она поступает? Наверное, нет, но… Его расположение — вещь временная, пока он не поймает своего преступника. Ей же нужно думать о собственной дальнейшей жизни, поэтому — нет. Чему полезному она научилась у отца, так это не сворачивать на полпути.