Душа наизнанку. Стихи

Кто ты теперь прошли года

И мы с тобой так не похожи…

Едва ли встретимся, когда

Столкнемся вновь в толпе прохожих.

А мы с тобой себе враги

И наломали дров немало…

А помнишь робкие шаги

И тихий вечер у причала?

И занавески у окна,

И две невымытые кружки –

Всё помнит нас в те времена,

Когда двоим других не нужно…

И пусть давно мы не они,

Не те влюбленные счастливцы…

Пусть, за окном проходят дни,

А нам теперь лишь могут сниться

Две чашки кофе на столе

И разговор в лучах рассвета.

А дело было в декабре…

Но где теперь ты? Где ты? Где ты…

Кто мы теперь? Я также холост,

Здоров и, в общем-то, богат,

Уже твердят о детях, годах…

А мне все также мил твой взгляд…

Есть две собаки, дом в деревне

И твой потрепанный портрет.

И есть мечта, где все как прежде…

И есть сейчас – тебя в нем нет…

Кто ты теперь? Прошли года,

А мне никто другой не нужен.

Всё тот же вечер у окна

И рюмка вместо старых кружек…

С кем из поэтов я себя сравню?

Не просто сразу выдумать ответа.

Ведь есть у каждого знакомого поэта

Черта которую в себе и я люблю…

Но всё ж из всех имён позолочëнных:

Ахматова, Цветаева и Блок,

И Пушкин, Маяковский, Фет и Чёрный…

Мне ближе нет Есенинских стихов…

Я как Асадов верю в доброту,

Как Лермонтов ищу я буйство бури,

Как Анненский нашла звезду одну,

И ни к чему бы мне искать другую…

Ах, сколько разных красок у поэтов,

Себя в стихах не сложно отыскать:

Любые и закаты, и рассветы,

Стихами можно только лишь дышать…

А ближе нет Есенинских стихов…

В одних свозит живительная радость,

В других надрывных чувств хмельная пряность,

К родному беззаветная любовь…

В собаке каждой видеть человека,

Собою быть, как ветер-хулиган…

В каком себя бы я нашла поэте?

Я обращусь к Есенинским стихам…

Невидимый художник полотно

Расцветил ярким всполохом заката,

Кружится лист кленовый, как в кино,

Последним мигом осени объятый…

И догорает пламя в вышине,

И в парке пруд как жидкое стекло,

Склонив к нему каскад своих ветвей,

Разглядывает ива небосклон.

Ночь скрадывает краски у холста…

Опавших жёлтых листьев вереница

Рассыпана осколками тепла,

Измятой недописанной страницей…

Парк засыпает до конца зимы,

Но в том спокойствии своё очарованье:

И пруд, и листья, ива у воды —

Всё дремлет величаво и печально.

Невидимый художник полотно

Расцветит небо сызнова с восходом…

И замирают кадром из кино

Холст-небо, листья ива с небосводом¹…

Стоял у зеркала мужчина,

Совсем седой, в морщинках лоб,

С короткой жёсткою щетиной…

Стоял, скривив в улыбке рот.

Смотрел в стекло, не отрываясь,

Не отводя усталых глаз.

А в отражении, казалось,

Совсем другой смотрел на нас.

Из зеркала глядел смешливо,

Надвинув кепку на глаза,

Парнишка, лет восьми от силы,

И что-то так хотел сказать.

Глядел он пристально и зорко,

Улыбка же пропала в миг.

Откуда черт в нём близких столько,

Никак понять не мог старик.

Кудряшек тёмных беспорядок,

Веснушек россыпь на щеках…

Тот начал вдруг беззвучно плакать

И всё смотрел на старика.

Он приложил к стеклу ладошки

И что-то горько зашептал.

"Ты помнишь, это я, Алёшка…", —

Прочёл мужчина по губам,

Но промолчал, не шелохнулся,

Тихонько заскрипела дверь,

Он обернулся… И проснулся!

Носил он имя "Алексей"…

В окне тоскливо выла ночь,

А я склонялся над столом,

Пером пытаясь превозмочь

Весь груз нависший над челом…

По капле душу выжав всю,

Её в чернила обернул,

И повесть грешную свою

Доверил белому листу…

А дождь хлестал, хлестал в стекло,

Порывом распахнули дверь,

Свеча потухла от него

И надо мной мелькнула тень…

Мелькнула тень, явилось мне ль:

Что кружит надо мною ворон.

То вестник горя и потерь…

"Всю чушь! Я сплю… А может, болен!"

Глаза сомкнул, и ветер стих:

Закрыта дверь, горит свеча…

"То сон…" – но страх в глазах моих,

Вновь над листом склоняюсь я.

Но не связав и пары слов,

Я слышу шелест за спиной,

Он будто шепчет: " Брось его…

Чудной рассказ. Пойдём со мной… "

Откуда голос тот звучал?

Я оглянулся: я один.

И снова шорох, у огня

Чернильно-черный он сидит…

– О, ворон, как сюда проник? —

Я бросился к нему с мольбой.

Камин лишь жаром опалил,

А ворон вновь над головой.

Кружит, к мольбам остался глух,

Кружит, крылом задев глаза…

Я жмурюсь: вот я за столом,

Перо, свеча уж оплыла…

А на листе весь мой рассказ —

Немая исповедь и крик.

Немеют пальцы: я писал,

Писал, не замер ни на миг…

– Ах, ворон, ворон, кто же ты?

За что ты послан был сюда?

Уж не склонить ли головы,

Пред той, что в дом ко мне пришла? —

Кричу надсадно в пустоту.

Я здесь один, а тень всё ближе,

Мой ворон движется к листу,

Я замер: скован, обездвижен.

"О ворон, мудрости твоей

Не буду нынче восхвалять…

Я вижу ты сегодня с ней!

Ты не учёный, ты палач…

О, ворон, ты меня оставь!

Закончить много ль? Десять строк… "

И тень под потолок взвилась,

Мне вслед хрипя: "твой вышел срок…

Он не даёт мне дописать:

То заслонит свечу, то лист,

То по глазам пером опять

А то слетит к камину вниз…

Опять мелькнет под потолком,

Я сжал бумагу в кулаке

И зашвырнул её комком

В камин. "Гори, гори в огне!

Прочь! Прочь! Оставь!" – Надсадный крик.

И тень руками отогнав

Упал я в кресло и притих…

И хриплый шёпот: "ты не прав… ".

Огонь взметнулся на листом.

Прощай, мой труд, моя тоска,

А ворон, где ж он? Пуст мой дом

И перьев чёрных ни следа…

То я шептал в глухом бреду,

Рукой к огню тянулся слепо

И понимал всю боль мою,