Два шага назад

Глава 1

... Грузовик, дернувшись, остановился. Водила, вместо приветствия подав звуковой сигнал, приоткрыл окно и шумно сплюнул на бетон разгрузочной площадки.

— Маяк, хватит спать! — не поворачиваясь, он ткнул меня ладонью. — Приехали. Бери Хлюпу и топайте выгрузку контролировать. Груз по описи сдавайте.

Крепко зевнув, я оторвал голову от бронежилета, который использовал вместо подушки, выглянул в боковое стекло. Безрадостный, изученный вдоль и поперёк, пейзаж. Рампа, кладовщик, хмурые грузчики, распахнутые ворота склада, приспособленная под мусорный бак железная бочка.

За последние три месяца это зрелище уже примелькалось до тошноты.

Наша фура приезжает сюда почти каждый день. Из расположения выдвигаемся после завтрака, а к разгрузочной рампе добираемся во второй половине дня. Сдаём материальные ценности, и тут же обратно. По возвращении — короткий сон. Дальше — водилы сменяются, они у нас личности привилегированные, а мы, сопровождающие, снова в путь. Потому и досыпаю на задней полке кабины армейского грузовика, добираю недостающее.

Бодрствующий Хлюпа, угреватый детина лет тридцати, при виде встречающих оживился. Кладовщику радуется. У них ведь «бизнес», как он называет тёмные делишки с хитроватым мужиком, отвечающим за склад. И хотя он думает, что никто ничего не знает — это до поры, пока не зарвался. Медикаментами банчить — поступок на грани. Даже знаю, где берёт. У армейцев, на складах. Дружба у него там с интендантами. В наркоту вроде бы торговля пока не скатилась, однако толкать дорогое обезболивающее и прочие недешёвые таблетки — стрёмно, особенно если учесть, что прибыль там вряд ли большая. Интенданты себя точно не обидят, кладовщик — тоже. А рискует всем Хлюпа, за скромную маржу.

Я считаю его идиотом. Попадётся по мелочи — начальство, может, и промолчит, но кто по мелочи долго работать станет? Всегда хочется большего... Рано или поздно подведёт жадность Хлюпу, только... не моё это дело.

— Выплёвывайтесь, — торопит водила. — Попробуем засветло вернуться.

И так каждый раз. Все хотят побыстрее свалить отсюда и все пытаются проделать обратный маршрут до захода солнца. Не получится из-за расстояния и убитых, перемолотых танками дорог, но надежда, как говорится, умирает последней.

Выбрался под жаркий, сухой воздух. После салона с работающим кондиционером — премерзейшее ощущение, будто кто-то бегает вокруг с тепловой пушкой и сознательно обдувает. В знак приветствия помахал рукой стоящим на рампе, повёл плечами, затёкшими от разгрузки и броника, от нечего делать стукнул ботинком по колесу грузовика.

Медлительные грузчики, не спеша, распахивали створки прицепа. Пора туда, считать коробки гуманитарной помощи и контролировать, чтобы их складывали на выставленные вдоль стен поддоны в том же количестве, что и вынесли. Ушлый тут народец. Зазеваешься — мигом хоть что-нибудь, да сопрут.

Электропогрузчика на складе не имелось, поэтому все работы производились вручную. Из исправной механизации присутствовала лишь старая складская тележка, остальные валялись кучей в углу двора. Сломанные и ржавые.

Я как-то спросил, почему нельзя из множества поломанных собрать одну целую, в дополнение к имеющейся, и получил простой и незамысловатый ответ:

— Потому что тогда придётся несколько человек уволить. А им жрать будет нечего. В прифронтовой полосе с работой плохо.

Осознав причины, заткнулся и больше вопросов не задавал. Двухсоткилометровая зона от линии соприкосновения ограничивала местных во всём. В поставках продовольствия, в нормальном медицинском обслуживании, в передвижении, да просто в элементарных гражданских правах.

Здесь царили военные администрации, ставящие в приоритет дела армейские и воспринимающие досадное недоразумение в виде гражданских как обузу. Люди болтали, свидетельство о рождении грудничка иные штабисты по месяцу выдавали, лишая новорожденного налогоплательщика страхового обслуживания в убогих муниципальных больницах и прочих, положенных благ.

От такого счастья молодёжь, да и те, кто постарше, всеми правдами и неправдами стремились свалить куда подальше, вот только обжиться на новом месте получалось не у всех. Многие, устав платить непомерную аренду за жильё на чужбине и пахать за мизерную плату возвращались назад, под родную крышу. И выживали, как умели, хватаясь за любую работу.

Ну а то, что комендантский час вокруг, проверка документов на каждом шагу и частенько постреливают — можно привыкнуть.

... Взобравшись на рампу, уставился в нутро прицепа, откуда уже выносили первые коробки. Процесс контроля у меня отработан до автоматизма, да и Хлюпа внимательно следит за трудящимися. Он знает — гешефты с кладовщиком — это одно, а приём-сдача груза — другое. Путать нельзя.

Разгрузка пошла своим ходом, и я, наблюдая за монотонными действиями работяг, даже не заметил, как углубился в воспоминания...

***

... Вербовочный пункт добровольческой бригады «Титан» встретил меня равнодушно, даже нехотя.

Когда я, полный самых неопределённых ожиданий, пришёл по адресу, указанному в планшете Ежи Брока, то с удивлением обнаружил третьесортный офисный центр в не самом престижном районе города.

Не сразу нашёл и нужную дверь, притаившуюся в угловом аппендиците здания. На ней, кроме номера — ничего. Даже пояснительная табличка отсутствовала.

Постучался, и, дождавшись приглашения: «Открыто», шагнул в бюджетно отремонтированное помещение, более подходящее бухгалтерии или администрации магазина, чем вербовочному пункту. Напротив входа, за столом сидела полная девушка и красила ногти.

И снова ни рекламных постеров на стенах, ни гербов, ни лозунгов.

— Мне назначено, — робко сказал я, предполагая, что вижу секретаршу. — Собеседование.

— Вторая дверь, — она кивком головы указала направление. — Постучаться не забудьте.

Мои имя, фамилия и прочие атрибуты человека, пришедшего кардинально менять свою жизнь, её не интересовали. Даже в монитор не взглянула — есть я в списках или нет. Ногти важнее.

В нужный кабинет пригласили сразу, едва я побарабанил костяшками пальцев по дверному полотну.

Подтянутый мужчина лет сорока, одетый в пляжную рубаху, шорты и лёгкие шлёпки, тоже не стал смотреть в монитор. Указал на стул напротив себя, предложил минералки. Я согласился.

Пока он ходил к холодильнику, пристроившемуся в углу помещения, осмотрелся. Обстановка конторская — шкафы, офисный стол с монитором, стулья вдоль стены, за дверью — шведская стенка с турником. Из всей милитаристики — средних размеров стенд с эмблемой в виде стилизованной рыцарской перчатки и аббревиатурой «ДБТ».

Такую же я видел на сайте бригады.

Протянув мне запотевшую бутылочку с водой, мужчина, назвавшийся Махао, по-свойски спросил о цели визита, а когда я ответил, начал меня пугать, ни о чём более не спрашивая.

Говорил о том, что меня наверняка убьют, что жалованье у бойца крохотное, что нагрузки подорвут моё здоровье. В красках расписывал все тяготы и лишения войны, упирал на здравый смысл, завуалированно намекая, что даже в тюрьме лучше и спокойнее.

Устав трепаться и промочив горло, он перешёл ко второй части. Задрав полу рубахи, демонстрировал безобразный шрам через всё брюхо и радовался, что легко отделался; спрашивал о том, что я умею и смогу ли я это делать, к примеру, одной рукой — ведь качественный бионический протез никто не выдаст, а за свой счёт покупать — слишком дорого. С протеза ненавязчиво перешёл на внутренние органы, ремонт или замена которых стоят совсем уж запредельно для рядового бойца.

Я помалкивал и, в редкие паузы, вставлял пару слов о твёрдости своих намерений и уверенности в выбранном пути.

Человеку по имени Махао такое упорство не нравилось. Развернув монитор, он в два клика включил заранее подобранное слайд-шоу и передо мной замелькали картинки с изувеченными трупами, сгоревшей техникой, жирными (аж блевать потянуло) червями в глазницах неизвестного воина со снесённой частью черепной коробки.

Речь же его стала из простецко-добродушной жёсткой, злой.

— А ты сможешь, — почти кричал вербовщик. — Спать в одном помещении с людьми, которые могут убить за косой взгляд? И ничего им за это не будет! Прилетит пуля в затылок — пикнуть не успеешь! А если по пьянке они тебя всем взводом отсасывать заставят?! Руки скрутят, передние зубы выбьют, чтобы не грызанул, и будешь чмокать змей одноглазых. По очереди, у каждого! Потом что?! В суд побежишь? К офицеру?.. Как думаешь, сколько тогда проживёшь? Стукачей нигде не любят... Разобраться решишь? Сам? С винтовкой? И нахрена ты, такой психопат, бригаде сдался?! — мне в лицо брызнуло слюной — мужчина почти впал в ярость. — Что делать будешь?! Что?..

— Ничего, — с каменной рожей выдохнул я. — Не стану до такого доводить.

— Да кто тебя спрашивать будет?! — ярился Махао.

Он не скрывал подвоха. Ответить на этот вопрос однозначно невозможно, и вербовщик это знал.

— Вот когда случится, тогда и буду думать, — исподлобья бросил я, отдавая должное его артистизму.

Разозлить меня ему не удалось, как и вывести из себя.

А на что злиться? На то, что человек выполняет свою работу, отсеивая непригодных кандидатов на подступах? Так правильно это, одобряю. Чем больше народу испугается сейчас, в этом кабинете, тем меньше возни с трусами в последующем.

... Пошумев ещё немного, он прошёл к столу и достал упрятанный в пластик буклет с рыцарским кулаком на первой странице. Небрежно бросил мне на колени.

— Читай. Официальная позиция бригады по основным вопросам.

Чтиво оказалось занимательным. В нём, без всякого официоза, расписывалось, что с момента подписания контракта я перестаю принадлежать себе и всецело становлюсь имуществом «Титана», с которым он волен делать всё, что вздумается. Что я стану пушечным мясом, бесправным куском дерьма и что так лелеемая мной мечта о новых документах откладывается на неопределённый срок. Что, оказывается, пять лет оттрубить — мало. Потребуются ещё и положительные характеристики от сослуживцев, и разрешение отцов-командиров.

— По факту, — мужчина в шортах тонко подметил момент, когда я изучал раздел о смене личности, — новые ID ещё не получил никто и как это будет происходить — неизвестно. Бригада существует только четыре года, а по правилам надо минимум пять лет отслужить. Переменят парламентарии завтра законы, отменят нужные пункты, и все твои потуги насмарку...

Продолжение текста тоже не лучилось оптимизмом. Через слово шло упоминание о смерти, слепом подчинении приказам, казарменном положении, жесточайшим карам за провинности и просто по настроению начальства, вплоть до вылета со службы или трибунала. Отдельным пунктом уточнялось, что жалование в полном объёме боец получает только в конце контрактного года, до этого довольствуясь пятнадцатью процентами от ежемесячных начислений. Красивый ход. Этот год ещё прожить надо. Сплошная экономия.

Вернув буклет, я вновь настоял на своём:

— Подходит.

Махао передёрнуло, а на лице образовалась гримаса отвращения. Поджав губы, он указал на турник.

— Умеешь?

— Немного.

— Покажи.

Допив воду, выполнил указание. После десяти подтягиваний от меня потребовалось изобразить уголок, затем подтянуть носки кроссовок к перекладине. Ничего сложного для того, кто со спортом хоть немного дружен.

— Хватит, — раздражённо пробурчал вербовщик. — Отжиматься не будем. Вижу, ты не полная размазня. Поехали...

— Куда?

— К врачам. Посмотрим твоё физическое состояние... Да не бзди, при мне тебя копы не тронут. Про то, что ты под защитой бригады, пока мы с тобой валандаемся — чистая правда.

... Дальше он отвёз меня на собственной машине в больницу, где доктора всесторонне изучили мою персону.

Медицинское заключение, выданное под вечер, вконец огорчило Махао.

— Здоров, суставы в норме. Не наркоман, зрение стопроцентное... Ну, твой выбор, парень... Завтра приходи. Продолжим.

Задумался. Новость не радовала. Последнюю ночь я провёл на замороженной стройке, почти за городом, и возвращаться туда совершенно не хотелось.

— Чего насупился? Некуда идти? — понимающе усмехнулся вербовщик. — Совсем?

— Да.

— Эх... Ну, поехали обратно. Помогу.

Вернувшись в офис с уже отсутствующей секретаршей, он провёл меня к дальней двери.

— Пересидишь тут. И чтобы был порядок! Завтра выпущу.

Вербовочный пункт оказался подготовлен и к таким рекрутам, как я. За дверью оказалась чистая комнатка без окон с койкой, санузлом, тумбочкой и визором на стене. Имелись и пищевые рационы.

***

... На следующий день, после обеда, состоялся крайне неприятный разговор.

— Парень, — негромко начал Махао, устроившись поудобнее за рабочим столом. — Ты же понимаешь, что вся эта политика конфиденциальности — полная туфта и подноготную всех кандидатов проверяют досконально?

— Угу.

— Радует. Поэтому позволю себе несколько нарушить правила бригады и спрошу: кто ты такой? За правым ухом — чип-синхронизатор Федерации в состоянии активной маскировки, анализ твоей мочи и крови показывает набор микроэлементов, присущих добавляемому в воду коктейлю из набора пехотных подразделений всё той же Федерации. Полезный, кстати, для здоровья коктейльчик... Но его мы обсуждать не станем. По заключению врачей, в последний раз ты принимал это пойло примерно месяц назад, плюс-минус неделя. На гражданке такой не продают... А по полицейской базе ты — Готто Ульссон, разыскиваемый за серию мелких краж и грабёж. Вот только Готто Ульссона никогда в природе не существовало. Человек в картотеке есть, а прошлого у него нет. Ни в школе, где он учился, о нём ничего не знают, ни в родном городе.

Что-то подобное я и подозревал...

— Ты же понимаешь, — продолжал вербовщик. — Мне проще дать тебе пинка под жопу и прогнать восвояси, чем заполучить комок проблем.

— Понимаю.

— Тогда расскажи мне что-нибудь такое, чтобы я расплакался и заорал: «Верю».

Эх... была не была!

— Я дезертир. Родом не отсюда. Готто Ульссон — придумал, чтобы людям представляться. Подобрал через здешний шуточный сайт, генерирующий случайные имена и фамилии. Про якобы родной город и прочие сведения ничего не знаю. Может, копы вписали, когда личность устанавливали. Чтобы начальство меньше орало. А заодно и чужие грехи повесили для повышения статистики.

Последнее звучало бредово, однако я боялся запутаться во вранье и предпочёл выдавать правду по максимуму. Отступать мне некуда, вся надежда на продуманность покойного Брока. Ему бы тоже задавали аналогичные вопросы, и других вариантов рассказа о пережитых злоключениях я не видел.

Буду верить в политику бригады по защите своих питомцев и кандидатов в их ряды. В крайнем случае — выгонят, но копам не сдадут. Принципиально, ради поддержания имеющейся репутации.

— Ой, как интересно, — притворно удивился Махао, пуча глаза и прижимая ладони к щекам для пущего эффекта.

Но я на издёвку не повёлся.

— Нёс службу на маяке Федерации. Том самом, который расколошматили при вражеском налёте. Вместе с выжившими отступил, после сбежал.

— Почему?! — тут же уцепился за этот факт мужчина.

— Из-за возможного второго налёта. Мы на грузовой платформе уходили. По открытой местности. Я предпочёл отстать. И не жалею. Парни никуда не доехали... Искал инфу по новостям — глухо... Чипы в активную фазу сержант перевёл при выезде. Считал, что мы на войне. По инструкции.

Последнее можно проверять до посинения. Знакомый с устройством и правилами охранных подразделений поймёт всё правильно, а незнакомый — выяснит, если совсем припечёт.

Про клинику умышленно не упомянул. Если официальные СМИ промолчали о солдатах Федерации, то событие явно засекречено. Ну и список выживших тоже нигде не публиковался. Мы этот момент с Ежи и Сквочем много раз обсуждали.

— А в посольство пойти не судьба? — прищурившись, поинтересовался Махао и откинулся на спинку стула с таким видом, будто бы меня раскусил и поймал на детских нестыковках.

— Закрыто. До окончания войны.

Не поверив, он припал к клавиатуре, торопливо вбивая запрос.

— Хм... действительно. К властям пойти? Они бы помогли.

— Посадили бы. Я немножко закон нарушил. Жрать хотел... засветился мордой и отпечатками.

— И чего же ты такого натворил? — как бы случайно поинтересовался собеседник.

Промолчал. Потом нехотя заметил:

— На первую степень тяжести чуть-чуть не дотянул.

— Ого! И сколько вас, таких хитрых, драпануло?

Проверяет. За себя рассказывать — моё полное право, а вот за товарищей... Я постарался состроить невинную рожу и уставился в окно, всем видом демонстрируя, что вообще не представляю, о чём идёт речь.

Меня поняли правильно, но не отвязались.

— Твой акцент… Откуда?

Захотелось рассмеяться. Лови, вербовщик, кусочек школьной программы для постановки правильной речи:

— Жужжит жужелица. Жужжит, кружится… Жужжит жужелица, жужжит, кружится произнёс на подзабытом родном, с выделяемой «ж» и усугубил другими, непроизносимыми на здешнем диалекте, звуками. — Или вот… Даже шею, даже уши ты испачкал в черной туши. Знаем, что защищаем, Зараза, заезд, завоз, зазор…

Проговаривал все буквы чётко, как положено, чем сильно удивлял собеседника. После ещё десятка заковыристых для местных слов он сдался:

— Верю.

Больше Махао не произнёс ничего, усиленно обдумывая полученные сведения. Параллельно он что-то искал в сети, хмыкал, изредка вскидывал брови от удивления, ходил по комнате, снова копался в мировой паутине.

Мне оставалось лишь тихо ждать результатов.

***

— Это самая странная история, которую я когда-либо слышал, — вздохнув, заговорил со мной вербовщик, устало глядя поверх монитора. — Всяких видел, всякое враньё в уши получал, но такое... И ведь ты мне почти правду рассказываешь... Иди к себе. Я позову.

«Иди» прозвучало утрировано. В комнатку-гостиницу у меня не было допуска. Замок открывался и закрывался только отпечатком ладони владельца. Разумеется, он меня туда отвёл и запер.

День закончился, в свои права вступил вечер. За дверью, в коридоре, изредка слышались шаги, периодически пиликал звонок коммуникатора. Трудящаяся у входа девушка шумно собралась, пощебетала с подружкой о планах на выходные и, попрощавшись с шефом, свалила с рабочего места.

А вот Махао задерживался.

Ближе к полуночи он вновь позвал в кабинет и велел сесть за его стол, напротив монитора.

— Расскажешь всё то, что рассказал мне.

Пожав плечами, я плюхнулся на довольно удобный стул и поздоровался с лысым, плотным мужчиной в форме без знаков различия, проницательно наблюдавшим за мной с экрана. Представляться неизвестный не посчитал нужным.

— Ты с маяка?

— Да.

— Там все погибли.

— Нет. Некоторые выжили.

— Имя командира?

— Сержант Бо Мид.

— Личный номер?

— 23050807, - можно назвать любой, доступа в секретные файлы Федерации у него однозначно нет, но предпочитаю говорить правду.

Человек в мониторе, похоже, откровенность ценит. Впрочем, допрос продолжается.

— Где располагались боксы с техникой?

... Спрашивает, явно сверяясь с каким-то планом. Местным вход на охраняемую территорию категорически воспрещался...

— У ворот. Казарма и столовая — дальше, — я продолжил заочную экскурсию по изученным вдоль и поперёк краям, не дожидаясь уточняющих вопросов. — Вышка маяка с обиталищем гражданского техника — сзади, левее — стрельбище и полоса препятствий.

Глаза вопрошающего слегка скосились влево, на невидимое мне изображение прежнего места службы. Затем последовал утвердительный кивок.

Дальше он спрашивал, спрашивал, спрашивал... Общий вывод — незнакомца больше интересовал я, нежели военные тайны Федерации.

Под конец мужчина в форме громко сказал, обращаясь к вербовщику.

— Махао! Молодой человек тестирование проходил?

— Ещё нет.

— Пусть проходит. Завтра, с утра результаты сбросишь на почту.

На том беседа и закончилась.

Хозяин кабинета прошёл к шкафу, извлёк оттуда планшет.

— Держи. В графу «Имя» впишешь любые данные или кличку. Придумаешь сам. Дальше отвечаешь по пунктам. Идеализировать себя не рекомендую — психологи в два счёта раскусят. Так что выбирай правдивые ответы. Всё. Иди в гостевую.

Получив понятные вводные, я вернулся на койку, а мужчина с облегчением покинул офис, напевая под нос весёленькую мелодию.

***

Через два дня меня встречала тыловая база «Титана» — здоровенная, огороженная территория с собственным автопарком, множеством складов и переоборудованными под жильё административными помещениями. Раньше, до заварушки, здесь располагался логистический центр крупной торговой сети, реквизированный впоследствии для нужд бригады.

Как мне думается, смена владельцев произошла по общему согласию сторон. Бизнесмены избавлялись от дорогого в содержании комплекса, волей судьбы оказавшегося в тридцати километрах от передовой, а добровольцы принимали на себя все расходы по уходу и поддержке имущества в нормальном состоянии, попутно пристроив к делу его функциональные возможности. Даже часть гражданских сотрудников оставили, из числа самых опытных в складском деле.

Но обо всём по порядку.

Добрался я к новому месту службы более чем прозаично — на вольнонаёмном фургоне, везущем партию спальных мешков и нижнего белья для бойцов. У водителя имелись все пропуска и лицензии, потому военная полиция, чьи патрули встречались всё чаще и чаще по мере приближения к театру военных действий, даже не пыталась остановить транспорт, ограничиваясь сканированием номерных знаков.

По прибытии, представившись и получив дешёвенькое обмундирование с койкой в отдельной казарме, где, помимо меня рвалось в ряды бригады ещё одиннадцать сорвиголов, потянулись раскрашенные наставниками будни. Бег, стрелковка, марш-броски, ежедневные обследования во врачебном отделении, оборудованном, кстати, по последнему слову техники; тесты, беседы с психологом, полоса препятствий, хозяйственные работы.

Казалось, нам здесь не рады. Старослужащие нас игнорировали, командиры всячески унижали и задирали нормативы до небес. Не пройди я учебку и школу сержанта Бо, не выдержал бы. А так — терпимо.

Через неделю ушло двое. Их никто не останавливал, не требовал заполнить какие-либо формуляры. Лишь равнодушно проводили взглядами до ворот расположения и сразу забыли, будто их тут и не было.

Еще четверых выгнали весьма иезуитским способом.

На территории имеется палатка, в которой можно приобрести различные житейские мелочи, вплоть до пива. Ограничения на продажу отсутствовали — бери, сколько хочешь, имелись бы деньги.

В один из особо жарких дней, приперченный двадцатью кругами вокруг складских ангаров на время, мои новые сослуживцы не выдержали и перед отбоем прогулялись «промочить горло». Они не напились, нет. Вели себя прилично и пустые бутылки в стену штаба не бросали.

Прокол случился в другом. Один из наставников, заметив жаждущих расслабиться, терпеливо дождался, пока они допьют, и немедленно устроил всем рекрутам дополнительные десять кругов. Опять же, на время.

Парни и скисли. Плохо бегать после нескольких бутылочек хмельного.

Как следствие — им указали на ворота, мотивируя тем, что «боец всегда обязан находиться в подобающей физической форме», и повернув дело так, чтобы остальные догадались — турнули не за то, что пили, а за то, что после употребления с нормативом не справились.

Меня с пивком пронесло. И денег местных не имелось, да и чуял я что-то этакое... Уверен, не расслабься тогда ребята — бригадные погонялы придумали бы другую каверзу по отсеиванию неблагонадёжных.

... Посчитав оставшихся рекрутов относительно адекватными, с нами начались индивидуальные занятия. Учили многому и понемногу, без заточки под конкретную специальность: работе и обслуживанию пулемётной турели, оказанию первой помощи, стрельбе из основных видов вооружения бригады — винтовок, пистолетов, гранатомётов. К более сложной технике не подпускали. Там другие специалисты требовались, с профильной подготовкой.

Отдельно задалбывали метанием гранат и сапёрным искусством, хотя и несколько однобоко, делая упор на обнаружение взрывных устройств и их постановку. Про разминирование объясняли мало, навязчиво рекомендуя самим не соваться и звать профессионала.

К этим занятиям я подходил особенно тщательно, усердно запоминая всевозможные приметы и принципы обращения с вражескими «подарками».

Через месяц нам устроили что-то вроде экзамена. В полной выкладке прогнали на тридцать километров, заставив в финале штурмовать полуразвалившийся ангар.

Отвоевались лихо. По завершении каждый подмахнул годовой контракт, получил воинский ID (я свой попросил загнать под кожу, рядом с чипом), и шеврон «Титана».

Ещё нам поставили ящик пива, разрешив употреблять безбоязненно, и перевели из учебной казармы в общую, выделив отдельную комнату.

С утра же ничего не изменилось: побудка, кросс, хозработы, физподготовка, и только во второй половине дня пришла разнарядка по подразделениям.

К чести руководства, необстрелянных новичков в атаку никто посылать не стал. Всех временно оставили при тыловых службах. Меня и Хлюпу занесло в конвойный взвод...

Вот и катался я, сопровождая грузы, по раздолбанным дорогам Нанды.

***

... Вообще, организованность «Титана» заставляла себя уважать. Немногочисленное, продуманное подразделение, названное бригадой ради звучности и «на вырост». Оно, по сути, и на полнокровный полк не тянуло.

В состав входило три батальона: тыловой, размером с роту, куда я и угодил к собственному удовольствию, ремонтный — отвечающий за технику, и первый, самый многочисленный — находящийся в непосредственной близости от врага. Воюющий.

Оттуда регулярно приезжали пропахшие дымом, почти поголовно небритые люди, получали на складах различные припасы и убирались восвояси, особо ни с кем не общаясь.

Дважды к нам привозили закрытые гробы. Тогда все строились в каре, произносилась прощальная речь, на крышку ложился флаг бригады. По завершении траурной церемонии отдельный, похоронный микроавтобус увозил павшего в тыл, к семье.

Прикинув несложную математику, я понял, что количество рекрутов не соответствует количеству выбывших. Приехало нас двенадцать вместе со мной, контракт подписали шестеро. И новичков что-то не видно, а в то, что бойцы перестанут гибнуть — я не верил.

И в то же время, при вопиющей нехватке личного состава, отбор в ряды бригады происходил жесточайший, нацеленный на избавление от случайных людей. При этом, не морочили голову идеологией, не пели в уши о высоких целях.

Народ подбирали рассудительный и толковый.

Те же бойцы, из старослужащих, с опытом и авторитетом, без скандалов, деловито отрабатывали на занятиях положенное и выглядели так, будто они на работу пришли. Спокойные, уверенные, сказали делать — делают, потому что им за это платят. Нет команд — мирно отдыхают. Они даже по вечерам вели себя тихо. Брали пиво в палатке, усаживались в беседке рядом с их казармой и чинно, без ставок, играли в настольные игры, более всего предпочитая шахматы.

При необходимости они отправлялись в первый батальон, заменяя павших или помогая дотащить до мастерских покалеченную технику. Но, в основном, выполняли функции сопровождения, передвигаясь не в кабинах грузовиков, как мы, а на армейских внедорожниках.

К нам они относились без снисходительности, как к пустому месту и предпочитали свой круг общения.

Второй взвод, куда меня угораздило попасть, состоял из людей попроще, по разным причинам задержавшихся в тыловом подразделении. В основном — из-за возраста. Три четверти служивых разменяли шестой десяток и, хотя они исправно выполняли все возрастные нормативы, в бой особо не рвались, предпочитая ездить в качестве сопровождения. Ну и рукастые они поголовно — при запарке всегда в ремонтном батальоне помогут, если начальство прикажет, или на складах.

***

Понемногу вникая в жизнь бригады, я понял — война охренеть какой прибыльный бизнес. Мудрое командование, не без покровительственной лапы на самом верху, подмяло под себя добрую половину всех грузоперевозок в районе конфликта. За охрану платили и гуманитарщики, доставляющие коробки с просроченной жратвой для местных, и всевозможные мутные фонды взаимопомощи, под шумок, называя вещи своими именами, вывозящие дорогостоящее оборудование из полузаброшенных предприятий и фабрик, и рисковые водители автобусов, на свой страх и риск организовавших пассажирские перевозки через армейские блокпосты вглубь страны и обратно.

Но это была только верхушка пирамиды.

Неподалёку, будто назло всем, функционировал завод по переработке металлолома. С подведёнными железнодорожными путями, со стопроцентной рабочей нагрузкой, с отлаженным сбытом продукции на металлургические заводы. Лом железа принимали там же, не спрашивая о происхождении, лицензиях и сертификатах. Заполонившие округу охотники за металлом, не разбираясь, резали всё, что могли продать и свозили добычу на тягачах к приёмному пункту. Бывал там разок — перед воротами — уходящая едва ли не за горизонт очередь из тягачей с нагруженными выше бортов прицепами.

Разумеется, без бригады дело не обошлось. Заместитель командира по хозяйственной части, руководивший тыловой базой, в открытую катался туда через день, решая производственные вопросы и по-хозяйски следя за работниками. А чтобы не торчать там круглосуточно, с согласия вышестоящей инстанции создал охранно-управляющую фирму «Титан» со слегка изменённой рыцарской перчаткой на эмблеме.

Вроде как они, а вроде как и нет. По документам, естественно.

Перепадала доля и от поставок топлива для бронированной техники, не способной передвигаться за счёт электричества, и многое, многое другое...

И никто ничего не боялся.

Об этом я узнал от всё того же Хлюпы — пронырливого малого с длинным языком. Случаются такие люди, которым всё обо всех поверхностно известно и которые всегда владеют самыми свежими сплетнями. Ну и поболтать любят, напустив ореол загадочности и корча причастность ко всяким таинственным тайнам.

Оно как получилось — ненароком разговорились перед выездом, в ожидании застрявшего где-то в администрации водилы. Сослуживец ко мне доверительно относится — через день вместе, складывается так. Потому треплется не стесняясь.

— Народ в бригаде мирный, — зачем-то ляпнул я. — А в сети пишут — головорезы и убийцы. С безопасниками якобы воевали.

Особого секрета в этом нет. Погибший Брок информацию черпал из открытых источников, а значит, найти её может каждый.

— Так то больше года назад было, — знающе отозвался Хлюпа, состроив плутовское выражение лица. — Не поделили потоки. Наши, — он выделил это слово, будто имел к событиям самое непосредственное отношение. — Закусились с СБшниками, отвечающими за данный регион. Те операцию по проверке завода устроили. Наехали, ворота заблокировали. Наши решили для начала поговорить — те ни в какую. Кто-то пальнул. Наши ответили... После через столицу разбирались. Через самый верх. Но порешали нормально. Утёрлись СБшники.

Время, упомянутое говорливым сослуживцем, примерно совпадало с датами, указанными в файлах. Но верить ему... надо делить на три.

— Ты откуда знаешь?

— Хе! — с некоторой надменностью ответил рассказчик. — У меня в первом батальоне знакомый служит. С гражданки. Он и рассказывал, — и добавил, напустив авторитетности в голос. — Ему можно верить. Не балабол.

Сколько в этом ответе присутствовало правды, а сколько вранья — я даже не предполагал.

Лучше вообще не знать.

Истолковав мою задумчивость как сомнение, Хлюпа дополнил:

— Все буйные и беспокойные в окопах сидят. Воевать ведь тоже кому-то надо. Мы — в тылу, при обслуге — тут уравновешенных предпочитают, и понятных... Жду не дождусь, когда на передок переведут.

— Зачем? Тебе что, тут плохо?

— Там платят раз в пять больше, чем мы сейчас получаем. Боевые, наградные, за особые условия... А мне бабло нужно. Хочу после службы коммерцией заняться.

Я с сомнением посмотрел на будущего финансового воротилу, но своё мнение оставил при себе. У каждого свои цели в бригаде. Моя — пересидеть смутные деньки, его — деньги.

Нормально и понятно.

С оплатой он тоже всё верно разложил. Жалование рядового бойца складывается из множества надбавок к весьма скромной тарифной ставке. Я получаю в два раза меньше, чем солдат Федерации, однако бонусом немного капает за каждый выезд в составе конвоя. И так по нарастающей.

— Тогда чего в первый бат не попросишься?

— Не пустят. Гуманитарку тоже кому-то сопровождать надо. Молодые придут — тогда да, переведусь.

— А если флагом накроют? — намекнул я на возможный исход событий.

— Меня? Вряд ли. Я везучий, — засмеялся Хлюпа, лишний раз демонстрируя собственную ограниченность.

Будто погибшие себя неудачниками считали!

Про взвод старшаков я не спрашивал. К ним проситься бессмысленно. Команда спаянная, проверенная, у руководства на особом счету, что-то типа «взвода для особых поручений». Все тёртые, опасные. Живут по своей программе.

***

— ... Всё! Удачи! — начал прощаться со складскими Хлюпа, удостоверившись в получении цифровой подписи за принятый груз.

Водитель, отдыхавший в кабине, засобирался, лично закрыл двери прицепа и придирчиво осмотрел колёса.

— Маяк! Твоя очередь бдеть. А я вздремну... — сослуживец взобрался на заднюю лежанку, пристроил винтовку в изголовье.

Ну да, справедливо.

По правилам, в движении спать или отдыхать строжайше запрещено, однако на практике происходит несколько по-другому. В салоне всего два кресла: одно водительское, другое — пассажирское, между ними моторный отсек. Ну и куда деваться третьему? На покрытой жёстким пластиком выпуклости долго не посидишь, элементарно свалишься на кого-нибудь при попадании грузовика в колдобину, а спальное место для нормального сидения не приспособлено. Там лежать хорошо.

Потому нарушаем. Кто-то бодрствует, наблюдая за дорогой и окружающей обстановкой, кто-то дрыхнет.

Усевшись поудобнее, без интереса уставился вперёд. Километров двадцать, до армейского блокпоста, можно не напрягаться. Тут всегда тихо. Расположенная поблизости часть противовоздушных сил здешний кусок неба держит на замке, у них с этим строго. Для диверсионных групп противника — далеко, да и делать им тут особо нечего. Полупустые гражданские склады на краю некогда большого посёлка стратегическим объектом назвать крайне сложно.

А вот потом придётся понервничать — дорога пойдёт вдоль линии соприкосновения. И артиллерия достать может, и ударные беспилотники показываются. Сто с лишним километров «счастья», которые мы преодолеем со скоростью пешеходного бегуна. Часов пять — шесть, не меньше, по рытвинам и выбоинам. В иные человек по пояс помещается. Объехать по обочине — не вариант. Там тоже всё перемолото-перепахано и уставлено сгоревшей техникой, наскоро убранной армейскими тягачами с условно-проезжей части.

Я весь этот путь предпочитаю держать руку на рычаге дверного замка. Если с воздуха шарахнет, толку от моей винтовки — ноль. Лучше попытаться выскочить из кабины, поискать укрытие. На одиночек летуны не охотятся. Хлюпа поступает так же. Боится, как и я. Водила же будет орать благим матом и проклинать всех и вся, а особенно наших нанимателей — волонтёрские объединения и Фонд Помощи Пострадавшим при Локальных Конфликтах. Они хитрые, деньгами отмазываются. Платят бригаде за логистику и экспедирование, а сами в безопасности прохлаждаются, раздавая интервью с сердобольными мордами.

Открытых боестолкновений здесь, как таковых, не было, но вот проходящие колонны поначалу утюжили крепко. Сейчас — тихо. Со слов водителя — в последний раз шумели месяца четыре назад, при обострении конфликта. Только один хрен боязно.

По графику выходим на связь, сообщая в штаб координаты и обстановку.

Второй КПП, третий... Выбираемся на нормальную дорогу уже в темноте. Водила злится. Никак не могу понять — для его племени вернуться засветло — дело чести? Или некая высшая цель? Чего с ума сходить — знал ведь, что не успеем...

Вот и ворота. Въезжаем, здороваемся с дежурным, покидаем опостылевшую кабину. Грузовик направляется дальше, в отстойник, а мы топаем к ответственному по батальону — доложиться и получить разнарядку на завтра.

Нас уже ждут. Лейтенант Дью, по прозвищу «Болт», и два незнакомых офицера в общевойсковой форме с нашивками военной полиции.

Приняв рапорт, Болт (он сегодня в роли ответственного) обращается к гостям:

— Эти?

— Да.

— Кто именно? — непонятно уточнил он.

— Левый.

Левый — это Хлюпа. Я стою справа.

— Маяк, выйди, — холодно приказывает ответственный.

Что-то будет... Полицейские не зря притащились. Наверняка повод у них такой, что бригада предпочтёт не отмахиваться.

Возвращаюсь в коридор, не забыв поплотнее прикрыть за собой дверь. Отхожу подальше, к окну в торце. Не хватало ещё чужих секретов наслушаться.

... Хлюпа выходит через полтора часа. Понурый, на меня не смотрит. Первое, что отмечаю — он без винтовки. Становится у стены, рылом от меня. За ним из кабинета высовывается голова Болта.

— Маяк! Зайди.

Пожав плечами, послушно возвращаюсь. Вины за мной нет, потому особо не нервничаю.

— Присаживайся, — лейтенант указывает на отдельно стоящий посреди кабинета стул. — Расскажи, у кого собирались покупать гранаты?

Вопрос меня огорошил. Какие гранаты? О чём вообще речь?

Видя моё замешательство, он демонстративно указал на копов.

— Вы предлагали гранаты кладовщику. Сегодня. У кого собирались брать?

... Ну, Хлюпа, бизнесмен недоделанный. Ухитрился-таки измазать меня своим дерьмом.

— Я не при делах.

— Угу... А кто при делах? — Болт нахмурился.

— Понятия не имею. Прибыл на точку, проконтролировал выгрузку, уехал. С местными не общался, ни к кому не подходил.

— Ты хорошо подумал над этим ответом?

— А чего мне думать? — вполне искренне удивился я. — Вы спрашиваете о том, что мне неизвестно.

— Отрицаешь?

Я никак не мог понять, за кого лейтенант. За нас, своих сослуживцев, или за полицейских. Тогда куда подевалась хвалёная присказка «из бригады выдачи нет»?

— Что отрицаю?

— Причастие к незаконному обороту оружия.

— Шутите?

— Нет, — вмешался один из полицейских. — Ваш сослуживец показал, что вы помогали ему в налаживании контактов по сбыту оружия и приносили медикаменты для реализации. Можем продемонстрировать признательную запись.

От такого наглого поклёпа меня передёрнуло. Ай да, Хлюпа... Ай да гнида парашная... Сам попался — других топит. Врёт, изворачиваясь, напропалую. Надеется отмазаться, кретин.

До одури захотелось проломить ему череп.

Наблюдавший за мной лейтенант хмыкнул, задумчиво провёл ладонью по гладко выбритой щеке.

— Маяк, до конца разбирательства сдай оружие.

Сдай так сдай... Отсоединил магазин, извлёк патрон из патронника. Протянул винтовку прикладом вперёд.

— Пожалуйста.

Приподнявшись с места, Болт перегнулся через стол и принял за приклад мою М-32, более раннюю версию стоящей на вооружении заштатных подразделений Федерации М-35. В принципе, начинка в них одинаковая, за исключением пластика магазина, слегка изменённой эргономики и параметров износа ствола. Последняя характеристика, разумеется, условная. Многое зависит от пользователя и грамотного обращения.

После повторной проверки на предмет безопасности, винтовка отправилась за кресло, составив компанию оружию Хлюпы.

— Покажешь мне свой личный шкафчик, — потребовал начальник.

Ого! А вот это уже серьёзно. Единственное место, где боец бригады мог хранить личные вещи, не опасаясь посторонних глаз и воровства — узкий ростовой пенал с кодовым замком, открыть который мог или он сам, или командир подразделения, составив необходимый акт.

И это хранилище, по неписаной батальонной традиции, считалось чуть ли не священным местом. Туда даже входить старались поодиночке, чтобы не мешать друг другу.

... Теоретически, у лейтенанта не имелось полномочий интересоваться шкафчиками подчинённых, но стоит ли закусываться? Если он настоит — наш главный однозначно даст «добро» и в моих пожитках покопаются. Возможно, без меня.

Зачем обострять?

— Как скажете, — согласился я. — Без проблем.

Болт поднялся, вышел из-за стола. Следом встали копы.

— А вам я ничего показывать не буду, — шкурой почуял — пришла пора показать зубы. — Или предъявляйте документы на обыск, или справляйтесь о результатах осмотра у господина лейтенанта.

Мне показалось, что тот одобрительно подмигнул.

— Подождите. Мы быстро, — бросил им Дью, подходя к двери и игнорируя рассерженные рожи полицейских. — Маяк, на выход.

В коридоре нас по-прежнему ждал Хлюпа. Затравленно посмотрев на ответственного по батальону, он совсем поник головой.

— К шкафчику!

Сослуживец вздрогнул, съёжился, как-то весь обмяк. Недолго думая, начальник выдал ему мощнейший тычок в загривок.

— Топай!

***

В комнате с личными хранилищами я отогнал болтливого ушлёпка в угол, набрал код. Дверца открылась, демонстрируя вешалку с гражданской одеждой, ниже которой стояли кроссовки, прикрытые пустым рюкзаком. Почти всё моё имущество. Однако Болта заинтересовала только коробка, лежащая на верхней полочке.

— Открой.

Слегка посомневавшись, всё же выполнил указание. Достал, снял крышку, продемонстрировал содержимое: сорок тысяч триста семьдесят кредитов Федерации. Моя доля от двух ограблений из недавнего прошлого.

Лейтенант внимательно посмотрел, кивнул.

— Убирай.

Когда дверца шкафчика захлопнулась, он обратился к Хлюпе:

— Показывай.

Я предусмотрительно отошёл. Нехорошо подглядывать, свои же осудят.

— Господин лей... — начал было сослуживец, но осёкся. Слишком нехорошо взглянул на него Болт.

Щёлкнула замком дверца, лейтенант заглянул внутрь и... ударил Хлюпу в челюсть.

Наотмашь.