— Признаюсь, когда Арсен в двух словах описал мне вашу ситуацию, я и не думал, что будет настолько интересно, — поправив очки, говорит гипнотерапевт Андрей Владимирович Кривицкий, который попросил называть его просто Андреем.
У него хороший кабинет: светлый, просторный, не заставленный кучей умных книг, как показывают в кино. Наоборот, из-за минималистической обстановки здесь будто бы легче дышать. Стены выкрашены в стильный серый, а мебель — стол, стул, мягкая кушетка и кресло цвета слоновой кости. Примечательно и растение в горшке, название которого я не знаю. Оно стоит на краю стола и листья устремляются к потолку. Это, пожалуй, единственное очень яркое пятно в кабинете.
Сам доктор хоть и старше меня на два года, но выглядит моложе. Андрей высокий, худощавый, гладковыбритый мужчина. Одет в джинсы и голубую рубашку, что поначалу никак не вязалось у меня с образом психиатр и гипнотерапевта, потому что в голове засел стереотип о бородатом старичке. Но отчего-то сразу при первой встрече к нему появилось доверие. То ли это связано с рекомендацией Арсена Ильясовича, то ли я настолько хочу вспомнить всё, что хватаюсь за него, как за соломинку.
— А я признаюсь, что дошел уже до ручки. Хочется напиться и забыться, но алкоголь мне теперь противопоказан, — невесело усмехаюсь я. — То, что мне приписывают, совсем не в моем характере. Однако все улики, как говорится, против меня.
— То, что в вашей памяти всплывают некоторые моменты из прошлого — хорошо, — доктор говорит размеренно, без напряга. — Значит, в состоянии сна сам мозг подкидывает вам картинки. И даже если они искаженные, это говорит о том, что здесь, — он касается указательным пальцем виска, — материнская плата еще не сгорела и ее еще можно отремонтировать.
— Очень надеюсь на это, — тяжело вздыхаю и впиваюсь ладонями в подлокотники.
— Мозг человека — самый удивительный и потрясающий орган, который не только контролирует наши чувства, память и эмоции, но и способен работать намного больше, чем мы можем себе представить. На данный момент из-за травмы головы определенный участок вашего мозга вышел из строя. А мы попробуем постепенно его восстановить. Но сразу предупрежу, что гипноз — это не волшебная палочка. И внезапного восстановления памяти как по щелчку не ждите.
— Да, я понимаю.
— Но все-таки мы сейчас заглянем именно в тот эпизод, который вы частично вспомнили.
— Отлично, — вздыхаю с облегчением.
— Карим, пересядьте, пожалуйста, в кресло.
Пока я перехожу в другую зону кабинета, Андрей тоже встает и идет за мной. Я делаю то, что он просит, а сам доктор садится на стул напротив меня. На низком столике со стеклянной поверхностью стоит метроном.
— Карим, вы даете свое согласие на использование гипноза?
— Конечно, — киваю ему.
— Хорошо, — улыбается Андрей, — это я обязательно спрашиваю перед введением пациента в транс.
Он замолкает и смотрит прямо в глаза. А когда начинает говорить, его голос меняется, становится ниже и мягче, успокаивает и обволакивает.
— Итак, что такое гипноз? Это способ сделать так, чтобы вашими действиями руководило подсознание, а не сознание, как в вашей обычной жизни. Вы будете слушать мой голос. Сконцентрируйтесь именно на нем, все остальное перестает входить в зону вашего внимания.
Речь врача монотонная, тихая, однообразная. Я уже чувствую легкую слабость в руках и ногах, а голова словно в тумане. Но мой взгляд все еще сфокусирован на докторе.
— Усаживайтесь поудобнее. Сосредоточьте свое внимание на моем голосе. И пока вы будете погружаться в состоянии гипнотического транса, какая-то часть будет оставаться в бодрствующем состоянии и будет слушать все, что я говорю…А теперь закройте глаза, сделайте глубокий вдох и расслабьтесь. С каждым вздохом пусть реальная жизнь отойдет на второй план...
Закрываю глаза и через несколько секунд оказываюсь в плотной темноте, сквозь которую меня ведет все тот же спокойный голос.
— А сейчас медленно откройте глаза и скажите, что вы видите?
***
Как по щелчку пробуждаюсь, но вовсе не в кабинете гипнотерапевта, а в своем столичном. Сижу за рабочим столом, одной рукой подношу ко рту чашку с кофе, другой стучу по клавиатуре.
Тук-тук-тук-тук…
— Войдите, — говорю я.
— Карим Даниалович, документы на подпись, — в кабинет входит Линара и идет столу. Остановившись, протягивает мне увесистую папку. Открываю ее и пробегаюсь по документам. Срабатывает эффект дежавю — я все это уже видел, читал и подписывал.
Листаю папку, ставлю везде свою подпись и слышу, как она спрашивает:
— Я заберу чашку?
— Да, конечно.
— Как вам кофе? — улыбается загадочно.
— Вкусный, как всегда, — коротко хвалю и продолжаю изучать документы.
— Спасибо.
***
— Карим, — надо мной звучит голос Андрея, — опишите, что сейчас происходит.
— Сейчас она наклоняется над столом и протягивает руку, чтобы забрать чашку, но касается пальцами моей ладони…
— Что вы сделали при этом?
— Сразу же убрал ее.
***
— Ой, простите, пожалуйста. Случайно, — извиняется Лина.
— Ничего, — бросаю, не глядя на нее.
Внимательно читаю последний документ в стопке, подписываю. Лина все еще стоит рядом, и я вдруг отчетливо слышу знакомые цветочные нотки. Аромат — уютный и манящий — щекочет ноздри, и я втягиваю воздух носом, как наркоман… потому что это запах моей жены.
***
— Что происходит? Почему вы напряглись? — вновь спрашивает врач.
— Это странно, но ее запах…он как у моей жены.
— Какой он? Опишите?
— Это парфюм “Armani/Prive”, аромат пиона и розы — ее любимых цветов. Зара пользуется им уже несколько лет, и на ее столике всегда стоит этот флакон. Она его очень любит.
— С чем он у вас ассоциируется?
— С ней. С тем, как она наносит его и улыбается.
— Хорошо. А теперь вернитесь в офис. Что происходит там сейчас?
***
Закрываю толстую папку, поднимаю на нее глаза.
— Это все?
— Да, — кивает она и ее губы расплываются в мягкой улыбке.
Мысленно ругаю себя за то, что внезапно зависаю на ее губах. Это неправильно. И, наверное, все дело в духах.
Она берет папку и идет к двери. Я же встаю и шагаю к шкафу, куда она днем повесила мой пиджак.
— До свидания, Карим Даниалович, — говорит, взявшись за ручку.
— Хорошего вечера, Лина, — надеваю пиджак, поправляю рукава. Пытаюсь быть с ней дружелюбным, но вижу, что она замешкалась и так и стоит у двери.
— Что-то еще?
Она делает шаг навстречу и кладет папку на край стола.
— Я хотела еще раз выразить вам соболезнования, — кротко шепчет Линара. — Ваш папа был очень добрым, щедрым человеком.
— Так и есть. Спасибо, — от мыслей об отце и его скоропостижной смерти снова становится не по себе.
— И я вас прекрасно понимаю. Тяжело терять близкого, любимого человека, — замечаю, что глаза ее вмиг увлажняются. — Ни дня не проходит, чтобы я не вспоминала Санжара.
— Понимаю, — становится неловко от того, что секретарша оказывается рядом и резко обнимает меня.
— Вы даже не представляете, Карим Даниалович, как вы мне его напоминаете. Вы так похожи.
Линара поднимает влажные от слез глаза, встает на носочки и неожиданно касается губами моих губ.
— Линара, нет, — резко отстранив ее, вытираю губы внутренней стороной ладони. — Что с тобой происходит?
— Простите, пожалуйста, Карим Даниалович, — Лина закрывает лицо ладонями и начинает плакать. — Я сама не знаю, что случилось. Извините. Накатило просто.
— Можешь идти, — проговариваю твердо.
— Вы теперь меня уволите? — всхлипывает она.
Мне ее жаль, несмотря на то, что сделала. Сейчас самым правильным было бы перевести ее в другой отдел.
— Нет, просто иди, — повторяю я.
— Простите еще раз. Такого больше не повторится. Я обещаю!
Она хватает папку, прижимает к себе обеими руками и вылетает из офиса.
***
— Карим, вы готовы вернуться? — доносится до меня вопрос психиатра.
— Да, — хрипло отзываюсь.
— Тогда я сейчас буду считать. Когда вы услышите цифру один, я щелкну пальцами, и вы откроете глаза.
— Хорошо.
— Пять, четыре, три, два, один, — слышу звук, о котором он предупреждал, и возвращаюсь в реальность.
— Как вы себя чувствуете? — интересуется Андрей и снова поправляет очки.
— Очень странно. Как будто я смотрел на себя со стороны.
— И как?
— Необычный опыт. Но теперь у меня еще больше вопросов.
— Например?
— Я понял, почувствовал, что она меня совершенно не привлекала. Более того, я оттолкнул её. Но тогда почему у нас это случилось в гостинице?
— На следующем сеансе мы можем попробовать заглянуть туда. О том эпизоде у вас были какие-нибудь сны, видения?
— Нет, — качаю головой.
— Будет сложно, — хмыкает врач. — Но мы попытаемся.
Как говорится, попытка — не пытка. Но мне до чертиков страшно оказаться в той точке невозврата.