Зара
Мы с Каримом не виделись почти месяц и за это время я что только себе не надумала. Сначала дико скучала по нему, потом настолько же сильно ненавидела, затем яростно ревновала к Линаре. Где он? С кем он? С ней? Или уже с другой? Думает обо мне? Страдает? Тоже ненавидит?
Собственные страхи породили во мне неуверенность, с которой я много лет жила, смотря, как Карим встречается с другими девчонками из школы, а меня — мелюзгу — даже не замечает. Хотя нет. Когда мы пересекались в школьных коридорах, я краснела, а он и смеялся и спрашивал: “Мелкая, тебя никто не обижает?” Мне было двенадцать, ему семнадцать, и половина девочек сохла по нему и завидовала мне, потому что мы с ним хоть как-то общались.
Воспоминания прохладным апрельским ливнем смыли мою прежнюю злость. Я сидела у подъезда его дома и ждала Дильназ. Ее водитель заболел и сегодня я сама забираю дочь от отца. А еще у него как назло не работают ворота в подземный паркинг, поэтому приходится ждать на улице. Знаю, что спустится вместе с ней, потому что мы никогда не отпускаем ее одну. Знаю и трясусь от предвкушения первой за долгое время встречи, ведь несмотря на ненависть я все еще его люблю. Интересно, сколько времени нужно женщине, чтобы разлюбить мужчину?
Как только думаю об этом, задняя дверь открывается и на сидение запрыгивает дочка.
— Мам, привет! — смеется она. — Такой дождь сильный!
Замечаю, как рядом с машиной стоит Карим и держит в руках большой, черный зонт. Он улыбается.
— Пап, пока! — машет рукой девочка.
— Пока, родная.
Наклонившись к Диле, Карим целует ее в щеку, после чего захлопывает дверь. Мои пальцы уже лежат рычаге коробки передач, но я внезапно вздрагиваю от стука в дверь. Поворачиваю голову и вижу бывшего мужа, который смотрит в окно и ждет. Приходится открыть.
— Ты что-то хотел? — спрашиваю сухо, хотя внутри все снова переворачивается.
— Привет, — уголки его губ дрогнули. Хотел улыбнуться, но сдержался.
— Привет.
— Как ты? — взгляд цепляется за его руку, которая крепко держит зонт. Отчего он так напряжен?
— Отлично. Ты? — односложные вопросы, односложные ответы — вот такая проза жизни разведенных .
— С переменным успехом, — вздыхает. — Прекрасно выглядишь.
— Ты тоже. Честно.
Да, действительно, за этот месяц ему заметно стало лучше и он постепенно приходит в форму. Вот только мне кажется, или я вижу серебристые нити в его волосах?
— Хожу и слава Богу. С остальным разберемся, — наконец, улыбается он.
— Карим, дождь хлещет, — хмурю брови. — И нам уже пора.
— Да, конечно. Хорошо погулять.
Не ответив ему, сама закрываю дверь и выезжаю с парковки.
— Папа скучает по тебе, мам, — Дильназ нарушает минутную тишину.
— С чего ты взяла? — бросаю на нее мимолетный взгляд в зеркало заднего вида и продолжаю следить за дорогой.
— Я знаю. Вижу. Он про тебя спрашивал, как только я вчера приехала.
— Что именно?
— Как у тебя дела, чем занимаешься, куда ходишь.
Вслух усмехаюсь, а в уме думаю: “То-то он не знает! Небось до сих пор следит за мной!”
— И что ты сказала?
— Что у тебя все отлично, — хмыкнула дочь, но по изменившейся интонации, я поняла, что она лукавит. Что-то мне подсказывает, что она и ему сказала: “Мама по тебе скучает”.
— Правильно. У меня все отлично. А станет еще лучше, когда мы купим тебе платье.
Одноклассница пригласила Дилю на день рождения, и дочка решила, что ей непременно надо быть в платье. Пока ходим из бутика в бутик и примеряем наряды, я расслабляюсь и думаю о том, как же здорово, что у меня девочка, да еще и такая взрослая. Когда она была крошкой, я наряжала ее в розовые платьица, делала хвостики и заплетала косички. Мы играли в куклы, дочки-матери, много рисовали и лепили, потому что она была усидчивая и схватывала на лету. А теперь Дильназ кружится перед зеркалом, сияет и спрашивает:
— Мам, ну как тебе это?
— Тоже классное. Мне нравится юбка! — подхожу к ней сзади и поглаживаю приятную ткань.
— А можно вот это, — Диля прикладывает ладони к груди, — и то, бордовое?
— Можно, — киваю и дочка радостно обнимает меня.
— Спасибо, мамулик!
Со стороны может показаться, что я ее балую, но она у меня одна и я хочу, чтобы у нее было все самое лучшее, как и у нас с сестрой в ее возрасте. Купив два платья и туфли, спускаемся на первый этаж торгового центра, где находится “Zara”. Когда Дильназ научилась читать по-английски, она смеялась и говорила, что магазин зовут, как маму. Мы тогда с Каримом расхохотались.
— Давай зайдем. Может, что-нибудь себе тоже куплю, — говорю дочке и она берет меня под руку.
— Тоже платье? Тебе, мама идет, белый, — улыбается она, а потом вдруг резко останавливается.
— Что такое, зайка? — я смотрю на нее и вижу, как она изменилась в лице. Поворачиваю голову и вижу, как Лина перебирает вешалки с блузками. Свободная ладонь лежит на животе и меня пронзает догадка, что она должно быть на пятом месяце.
— Пойдем, мам, — чуть ли не хнычет Диля, но поздно: Линара нас заметила и расплылась в довольной улыбке.
— Какие люди! — заявила она громко и сделала шаг в нашу сторону.
Я инстинктивно встала впереди, закрыв собой дочь.
— Давно не виделись. Зара, — скалится токал моего бывшего мужа. Хотя, какая она теперь младшая жена, если у него и старшей нет. — Как поживаешь?
— Пока тебя не увидела, все было прекрасно, — цежу сквозь зубы.
— Ну здесь ты меня уже не унизишь, как у себя дома, — зло усмехается нахалка. — Кстати, спасибо, что освободила место.
— Мама, пойдем, — Диля тянет меня за руку.
— Если ты не знала, то Карим сделал мне предложение и через месяц мы поженимся. Сынок должен родиться в законном браке, — стерва демонстративно гладит живот, а меня это выводит из себя.
— Неправда! Она врет! — Дильназ бросает пакеты на пол и встает передо мной. — Мама, не верь ей. Папа никогда на ней не женится!
— Маленькая невоспитанная врунья, — ее глаза блестят ненавистью. — Ты просто ревнуешь, потому что папа будет уже не только твоим. А мужчины всегда хотят сыновей, наследников.
На нас уже смотрят другие покупатели и консультанты. Хочется снова вцепиться в ее волосы, но мы в общественном месте и надо вести себя прилично. Дильназ открывает рот, чтобы ответить, но я хватаю дочь за запястье и пытаюсь увести.
— Это ты врешь! Папа никогда не женится на такой дуре, как ты! — сквозь слезы кричит Диля. — Он любит маму!
— Нет, он ее не любит, — стоит на своем наглая Линара.
— Все-все, Дильназ. Пойдем!
А моя девочка в гневе похожа на меня. Брыкается, злится, краснеет от гнева.
— Мам, ты ведь знаешь, что это не так?! Она соврала, — лопочет она, пока я тяну ее в сторону парковки.
— С чего ты взяла? Он уже свободный человек и может жениться на ком хочет, — сама же не верю своим словам.
— Не может. И не хочет. Потому что ты его жена!
— Мы развелись, Диля! Нашего брака больше нет.
— Брака нет, а любовь есть! — неожиданно выдает мой девятилетний ребенок, а я резко торможу, разворачиваюсь и прижимаю ее к себе.
— Маленькая моя девочка! — шепчу я и целую ее в макушку. — Дай Аллах, чтобы ты никогда не узнала и не чувствовала того, что сейчас чувствую я.
После неприятной встречи в торговом центре, мы с Дильназ не пошли в кафе, как планировали, а вернулись домой. После ужина дочке позвонила подруга и она хоть немного отвлеклась, а я, набравшись смелости, набрала номер бывшего.
— Зара? Что-то случилось? — родной голос с хрипотцой чуть не лишил меня дара речи.
— Случилось. Звоню поздравить тебя с предстоящей свадьбой! — язвительно чеканю.
— Какой свадьбой? — опешил Карим.
— Твоей. Линара сегодня сообщила нам с Дилей, что ты на ней женишься. Совет да любовь, как говорится! — сама не знаю, что говорю от боли, раздражения и обиды.
— Где?
— В торговом центре. Она снова довела нашу дочь до слез. Мне все равно женитесь вы или нет, но мой тебе совет: покажи ее психиатру. Она у тебя совсем больная и обнаглевшая.
— Во-первых, я не собирался и не собираюсь на ней жениться, — он вовсе не оправдывается — я не слышу этого в его голосе. — Во-вторых, я не вижусь с ней и она, вероятно, опять все придумала. И в-третьих…
— Есть еще и в-третьих? — снова ехидничаю.
— Есть, — рычит он. — В-третьих, она — не моя. У меня была, есть и будет только одна женщина. И это ты.
Приоткрываю рот, но слова застревают в горле. Молчу несколько долгих секунд, кажущихся вечностью.
— Зара, — зовет Карим
— Мне нужно идти. Я сказала все, что хотела.