Две жены моего мужа

Глава 35

Зара

— Зара, вам тут курьер цветы принес! Какие красиииивые!

Помощница Мила вплывает в кабинет с огромным, восхитительным и дорогим до неприличия букетом роз. Помещение сразу же наполняется ароматом цветов и кружит голову. Я сначала охаю, а затем краснею, потому что раньше получала такие шикарные букеты только от бывшего мужа. Родители учеников, конечно, тоже дарят цветы, но лично и по большим праздникам. Но сегодня не 8 марта и не мой день рождения.

— Это же просто сказка, а не букет! — восхищается Мила. — Уж я-то в этом разбираюсь! Сейчас-сейчас. Здесь у нас голландские розы, эустома, хризантемы и гвоздики. Идеальное сочетание для букета!

— Откуда ты знаешь? — улыбаюсь я, разглядывая цветы и невесомо проводя пальцами по нежным лепесткам.

— В студенчестве работала в цветочном салоне. Боже, какой аромат! О, здесь карточка.

— Да? — снова заливаюсь краской. — Дай-ка гляну.

В пышном букете она и вправду чуть не затерялась, но у моей помощницы глаз-алмаз. Достаю нежно-розовую картонку и читаю послание:

“Зара, спасибо за обед. Аслан”

В ушах звенит. Казалось бы, совершенно безобидное послание. Однако почему-то камень упал тяжким грузом на самое донышко сердца. Аслан хороший, добрый, отзывчивый. Но я всегда воспринимала его как друга моего мужа. Да, он поддержал меня во время всей этой истории с токал Карима, но разве я давала ему повод присылать мне цветы? В голове проносится наш вчерашний обед на летке — непринужденная беседа, стратегия, которую предложил Аслан, его участие и забота. А когда он проводил меня до школы, он вдруг взял меня за руку и спросил, как я чувствую себя сейчас. Я не ожидала такого поворота и посмотрев в его глаза медленно убрала ладонь и ответила, что я сильная и со всем справляюсь. Он взглянул разочарованно, но неожиданно ласково. Я же быстро отвела взор, потому что мне стало стыдно. Да, я все еще ощущаю себя женой Карима.

— Зара! Ау! Вы меня слышите? — Мила разве что танцы с бубнами вокруг меня не устраивает. Оказалось, я так задумалась, что совсем забыла про нее.

— Прости, пожалуйста, — спохватилась я.

— Перебираете в уме поклонников? — шутит помощница.

— Да какие поклонники. Так, просто приятель, — машу рукой, поднимаю букет и убираю их на широкий подоконник.

В этот момент на пороге кабинета возникает учительница скрипки Жибек с еще одним огромным букетом.

— Зара, вам только что принес курьер. Наткнулся на меня, я и приняла, — объясняет миниатюрная девушка, которую едва видно за гигантом.

— Боже мой! — щебечет Мила, забирая у коллеги букет. — да у нас тут цветник. Розовые пионы, белые и лиловые эустомы. Прелесть!

— Пионы? — слегка нахмурившись, подхожу к цветам, чтобы убедиться, что там действительно пионы.

— Ваши любимые цветы! — напоминает Мила. — Я тоже их обожаю, они еще с детства у меня ассоциируются с маем и началом каникул.

Мила права: я очень люблю пионы. И об этом хорошо знает один человек, которого я бы и рада забыть, но он постоянно мелькает в моих воспоминаниях и моей жизни. Карим. Это точно он. Возвращаясь домой из командировок, он всегда привозил эти цветы. То ли по дороге из аэропорта покупал, то ли они уже ждали его в машине с водителем. Неважно. Главное, он всегда помнил…Всегда ли?

Сеанс самокопания открыт. Я выуживаю из памяти воспоминание о его декабрьской деловой поездке в Актау. Первый раз, когда он приехал домой без цветов и в плохом настроении. Потом сказал, что возникли небольшие рабочие проблемы и умчался куда-то ближе к вечеру. Вернулся в двенадцатом часу еще более озадаченный. Я тогда не стала выпытывать, что случилось. А случилась, видимо, Линара. От одного имени у меня портится настроение, и девочки это видят.

— Все хорошо? — осторожно интересуется Мила.

— Да, просто голова закружилась от запахов, — отмахиваюсь я.

— О, понимаю. Я когда только начала работать в цветочном, у меня тоже самое было. А потом просто привыкаешь, — без умолку говорит помощница.

На столе оживает мобильный и я воспринимаю это как спасение и возможность остаться одной. Не глядя, кто звонит, хватаю его и тут же отвечаю.

— Да?

— Зара, привет! Это Аслан.

Теряюсь и мгновенно покрываюсь румянцем, услышав его имя и голос. Мои девчонки тихо выходят из кабинета. Я же, собравшись с духом, отвечаю:

— Привет, Аслан! Давно не виделись! — глупо шучу, ведь виделись мы как раз-таки вчера.

— Очень давно, — смеется он.

— Спасибо за цветы, — благодарю и сильно кусаю щеку от напряжения.

— Уже доставили? Быстро. И как тебе?

— Красивые, — делаю паузу, а потом добавляю, — Очень.

— Я рад, — слышу, что улыбается. — Хотел тебе сказать, что подумал над твоим вопросом и есть кое-какие идеи. Ты свободна сегодня вечером?

Начинаю вспоминать, что у меня запланировано на вечер. Дильназ напросилась с ночевкой к моей маме. У них какие-то свои движения и секретики. Это значит, что пятничный вечер у меня свободен.

— Да, — отвечаю ему уверенно.

— Предлагаю поужинать и обсудить твой план.

Я в замешательстве и несколько секунд молчу, не зная, что сказать. Внезапно вспыхнувший ко мне интерес удивляет и смущает, хотя я старалась держаться подчеркнуто дружелюбно, как и полагается жене друга.

— Это просто деловой ужин, — смеется Аслан. — Я тебе расскажу, в каком направлении лучше двигаться с филиалом.

Немного подумав, все-таки соглашаюсь, потому что консультация специалиста такого уровня дорогого стоит. И потом он обозначил, что это “просто деловой ужин”. Я ему верю.

— Ну хорошо, уговорил.

— Отлично. В районе семи ты будешь в школе или дома?

— Дома.

— Тогда я заеду, не против?

— Нет, я к этому времени буду готова.

Попрощавшись с Асланом, не сразу приступаю к работе. Подхожу то одному букету, то у другому, меняю их местами, вдыхаю по очереди аромат. Один — классический, нежный, приятный. Другой — идеальный, любимый и сладковатый. Снова копаюсь в себе, пытаясь убедить себя в том, что от одного ужина ничего страшного не случится. Главное — сохранять дистанцию и помнить, кто он. Да и сам он вряд ли переступит черту, ведь такие люди, как он, дорожат дружбой. По крайней мере, мне так кажется.

Перед приездом Аслана я особо не напрягаюсь и надеваю черное платье до колен, больше офисное, нежели коктейльное. И это срабатывает, потому что за ужином я действительно чувствую себя, как на деловой встрече. Надо признать, что и друг Карима ничего лишнего не позволяет, а как и обещал, рассказывает о том, сколько мне стоит вложить в новую школу на первоначальном этапе, показывает какие-то схемы и диаграммы.

— Прав был Карим, когда назвал меня творческой личностью. Все это — темный лес для меня, — качаю головой, сжимая бокал белого вина. — Вот моя старшая сестра — другое дело. Она очень умная.

— Она умная, а ты талантливая, — замечает Аслан, сидящий напротив меня. — Я слышал, как ты играешь. Как будто по струнам души пробегаешься пальцами.

Чувствую, как щеки от этих слов начинают пылать. Смущаюсь, поворачиваю голову, делая вид, что рассматриваю посетителей, а затем прячу глаза в пузатом бокале.

— У меня тоже есть старшая сестра. Все время учит меня уму-разуму, — переводит разговор на другую тему. — Как и папа. Все спрашивает: "Когда женюсь?"

— Ты рос один? — сочувственно спрашиваю.

— Как он кстати? — вспоминаю, что чуть за несколько месяцев до смерти свекра, у Аслана умерла мама. Мы с Каримом тогда ездили на похороны.

— Сдал немного после смерти мамы, но справляется. Столько лет вместе прожили. Хотел бы, как они, но, — на лице мелькает легкая ухмылка, — не получается.

— Ты обязательно встретишь своего человека, Аслан, — искренне говорю я, но замечаю, как внезапно его лицо стало задумчивым и печальным.

— Знаешь, я очень устала. День был сумасшедшим. Может, уже поедем? — прошу я.

— Хорошо, — спокойно соглашается, — попрошу счет.

В дороге мы говорим на отвлеченные темы и больше никак не касаемся личной жизни друг друга. Через полчаса он паркует машину неподалеку от моего дома, как я и попросила — не хочу давать лишний повод для сплетен охране. Аслан не глушит мотор и не выключает фары. Поворачиваюсь к нему и благодарю за вечер и помощь.

— Я всегда рад тебе помочь, — его голос вновь становится ниже.

Он крепче сжимает руль, и я замечаю это по скрипу кожи и белых костяшках на его пальцах. Легкость между нами бесследно исчезает, а воздух в салоне становится тяжелым.

— Спасибо, — тихо отзываюсь. — Я пойду.

Едва мои пальцы касаются дверной ручки, как он внезапно касается моего предплечья.

— Подожди, пожалуйста, — просит он так искренне, что я замираю. — Я скажу тебе сейчас кое-что и надеюсь, ты меня поймешь.

— Аслан, не стоит, — предостерегаю я, уже понимая, что услышу. В памяти пролетает его взгляд, когда он не дал мне упасть зимой; то, как он смотрел вчера в кафе и взял за руку, когда мы прощались; то, что он сказал сегодня во время ужина. А еще букет роз. Я вдруг почувствовала себя непроходимой дурой, не прочитавшей явных знаков, ведь все десять лет я практически не замечала Аслана. Он был просто другом нашей семьи. А теперь мы сидим вдвоем в замкнутом пространстве,

— Зара, прости, — он опускает голову, но через пару секунд вновь поднимает и смотрит на меня с такой болью в глазах, что мне становится безумно его жаль. — Я знаю, что нарушаю все правила, кодекс пацана, братана или как там они называются. Любить жену лучшего друга — это преступление, но я больше не могу держать это в себе.

— Аслан, не говори того, о чем пожалеешь, — шепотом молю его и дышу через раз.

— Пусть, — уголки его губ вздрогнули, — Но я больше пожалею, если не скажу сейчас. Я в тебя влюбился в первый день, как увидел в доме родителей Карима. Ты играла на рояле, а у меня сердце чуть из груди не выпрыгнуло. Но Карим сказал, что ты его девушка, и я сдался без боя.

— Не было бы никакого боя, — горько усмехаюсь, опустив глаза. — Я всю жизнь, с самого детства люблю Карима.

— А я люблю тебя, Зара, — внезапно он протягивает руку и касается пальцами моих волос, заправляя выбившуюся прядь за ухо. Вздрагиваю от непрошенного прикосновения, но впадаю в ступор, как загипнотизированная. — Очень много лет. Знаю, ты не замечала, но это так. И я не лез и не отсвечивал. Я просто хотел хотя бы так быть рядом с тобой.

Мы так непозволительно близко друг другу. Мне страшно от того, что могу сорваться и поцеловать другого — того, чья ладонь сейчас лежит на моей щеке.

— Аслан, не надо, — глаза застилает прозрачная пелена из слез. — Я не хочу делать тебе еще больнее, но я все еще люблю его.

— Все ясно, — невыносимая грусть сквозит в его голосе. — Насильно мил не будешь, да?

Мы молча смотрим друг на друга. Я чувствую себя разбитой. Он вероятно пытается подавить глубокое разочарование. Но громкий и сильный удар по капоту заставляет подпрыгнуть от неожиданности. Поворачиваемся на звук и видим разъяренного Карима. Он подходит к водительской двери, стучит кулаком по стеклу и кричит:

— Выходи! Выходи, я сказал.