Две жены моего мужа

Глава 46

— Сынок, ну, наконец-то приехал, — мама сходу обнимает меня и гладит по спине. Она сейчас кажется такой маленькой и хрупкой, что хочется оградить ее от всего. — Тебя не били? — спрашивает, слегка отстранившись.

— Нет, конечно, — отмахиваюсь. — Просто хотели раскрыть дело по горячим следам, но у меня алиби.

На этих словах из гостиной выходит Искандер. Взгляд суровый, осуждающий, колючий.

— Значит, все-таки помогли Линаре выйти в окно, — язвит, глядя на меня. — Интересно, кому кроме тебя была выгодна ее смерть?

— Это ты мне скажи, — цежу сквозь зубы, отпуская мамину руку.

— Да в том-то и дело, что некому. Кого ты снова хочешь обмануть, Карим? — подпирая плечом дверной косяк, он скрещивает руки на груди.

— Кого я хочу обмануть? — прищуриваюсь и иду на него.

— Карим, Искандер, — мама повышает голос. — Что между вами происходит?

— А что происходит? — усмехается младший брат. — Вот мама, ваш прекрасный, самый лучший и умный Карим сначала завел токалку, сделал ей ребенка, уводил на нее деньги компании, чуть не довел до краха головной офис, а потом избавился от любовницы. И сегодня снова нашу фамилию, имя нашего отца поливают грязью в СМИ.

— Что ты такое говоришь? — топает ногой мама. — Вы братья. Так нельзя. Я учила вас поддерживать друг друга во всем.

— А сколько можно его поддерживать, когда он топит себя в болоте и нас хочет утащить за собой?

— Ай, Искандер, как ты все идеально по полочкам разложил, — зло хмыкаю, а потом резко хватаю его за грудки и отшвыриваю к стене, плотно прижав.

— Карим! — кричит мама, схватившись за сердце.

— Давай, брат, расскажи нам с мамой, как и для чего ты захотел меня подставить? Зачем устроил шоу с Линарой и липовым приказом с поддельной подписью? Как ты подлил мне наркотики в отеле, от которых у меня начались галлюцинации? Ради чего? Чтобы очернить меня перед всеми и занять мое место? Так я тебя поздравляю. У тебя все это есть.

— Карим, отпусти брата! Прошу тебя, — мать вцепилась в мою руку, а я не смотрю на нее, потому что все мое внимание сосредоточено на Искандере. Смотрит на меня с ненавистью в глазах, от которой и страшно, и тошно одновременно. Я не хотел раскрывать все карты сразу, но его тон, самоуверенность и дерзость меня взбесили. Мы же братья! Мы одной крови! За что он так поступил со мной?

— Ты с больной головы на здоровую не вали, — орет Искандер в ответ. — Придумал заговор, чтобы себя обелить. Ты всегда был таким. Всегда на первом месте, всегда впереди меня. Мама, а ты что молчишь? Или уже не помнишь, что обвинила меня в молчании, когда узнала о его второй жене? Меня, не его!

— Искандер, это к тебе никогда не относилось! — мама начинает плакать.

— Да ты всегда его любила больше.Скажешь нет?

— Нет! Я люблю вас одинаково!

— Неправда, — огрызается Искандер. — И за последнее время я многое понял.

— Понял и решил убить брата? — вижу, что он в замешательстве. — Падение на лыжах не было случайным, да? Я столько лет спускался по этой трассе и никогда не съезжал. Что тогда произошло?

— Чего? — лицо его скривилось, сделалось бледным и страшным. — Ты точно больной!

Воспользовавшись тем, что хватка ослабла, он силой убирает мои руки и толкает меня в грудную клетку. Мама, недолго думая, встает между нами, закрыв меня от него. Искандер стоит насупившись и тяжело дышит.

— И ты все равно выбираешь его. Всегда. Он был прав, для вас с папой он всегда на первом месте, — бросает он матери, широко шагает к входной двери и скрывается за ней.

Мама плачет, закрыв лицо ладонями, а мне остается только обнять ее и попросить прощение за все.

— Нас кто-то сглазил, — всхлипывает она. — И проклял. Никогда вы себя так не вели. Я вас не этому учила.

— Знаю мама. Прости, — целую ее в макушку и еще крепче прижимаю к себе.

Меня все еще одолевают сомнения, что всю схему по моей дискредитации придумал Искандер. Допустим, главбух из Астаны помогла ему с подделкой документов а Линару он просто подложил под меня. Но зачем это все? Неужели он так сильно ненавидит меня? Я просто не хочу в это верить.

***

Ночь провожу в родительском доме, чтобы мама не волновалась. Перед сном долго сижу в отцовском кабинете и думаю, думаю, думаю. Все-таки чувствую, будто я упускаю нечто важное. Взгляд падает на фотографию в рамке, где папа сидит в кресле, а мы с Искандером стоим по разные стороны. Он учил нас быть дружными и никогда не предавать друг друга и семью. “Не предавать” — было его главным заветом. Почему-то в голову лезут мысли о той старушке с кладбища. Она что-то говорила о том, что папа стоит рядом и просит у меня прощение. За что? Что ты скрывал, папа?

В ушах набатом звучит фраза сумасшедшей апашки: “Ответы ищи у отца. Ответы ищи у отца”. Я вскакиваю с кресла и начинаю мерить шагами кабинет. Подхожу к окну, открываю его настежь, впуская свежий, прохладный воздух. Ночь сегодня спокойная и безветренная. Метнувшись к шкафу, открываю его и один за другим просматриваю все его папки и документы. Не знаю, сколько времени проходит, но сна ни в одном глазу. Я как заведенный продолжаю искать то, не знаю, что. Снова сажусь за стол и прохожусь пальцами по дереву и закрытым ящикам. Нужно отыскать ключ, поэтому я шарю по органайзеру на столе, вываливаю все содержимое на поверхность и, наконец, нахожу, маленький золотистый ключик. Плохо же он хранил его, раз я нашел. Или просто спешно забросил?

Выдвигаю ящики и вижу, что там тоже папки, папки, папки. Вытаскиваю все до одной и кладу на стол. Быстро и нетерпеливо пролистываю одну, убираю в сторону. Тоже самое делаю со второй и третьей. Ничего интересного. В глазах рябит, в висках стучит, а тень отца будто нависает надо мной. И тут происходит нечто очень странное и необъяснимое. Лампочки надо мной начинает мигать и трещать, а через несколько секунд свет и вовсе гаснет. Иду к выключателю, но на полпути ощущаю, как по спине пробежал холодок, а в открытое окно ворвался ветер. Повернулся и в свете фонарей увидел, что половина документов лежит на полу. Чертыхнулся и ударил по кнопке выключателя, что неожиданно помогло и лампочки в люстре заработали. Сев на корточки рядом со столом, собираю бумаги и раскладываю их по папкам. Внезапно глаз цепляется за цветной снимок под кипой документов. Достаю его и вглядываюсь в лицо мальчика, который кажется мне знакомым. Ищу другие фотографии и…нахожу. Много. Самых разных. Везде один и тот же ребенок от рождения до юности. А на обороте практически каждого снимка пояснение: год, три года, пошел в школу, выиграл турнир по шахматам. Я, наконец, узнаю этого человека и понимаю смысл слов о прощении. Столько лет он хранил эту тайну и унес с собой в могилу. Среди кучи фотографий и выцветших детских рисунков вытягиваю одну черно-белую. Наверное, ее сделали в студии в конце 80-х. С карточки улыбается очень красивая женщина с длинными темными волосами. Густые брови полумесяцем, черные миндалевидные глаза и пухлые губы. На обороте красивым почерком выведено послание: “Даниал, жаным (милый), я буду любить тебя всегда”.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ “Папа, что же ты наделал?” — шепчу в пустоту.