— Вставай! — ледяным тоном приказывает Чингиз, направляя на меня пистолет. Смотрю на него и не могу поверить, что этот тихий, неприметный, вечно прилизанный директор из столичного филиала стоит за всем этим. Как? Почему Зачем? Качаю головой, быстро поднимаюсь с пола, сажусь на кровать и закрываю собой дочь. Диля спит, ничего не слышит, а по мне ползет липкий, мерзкий страх, что мы не успеем выбраться.
— Глухая? Я сказал встать!
Мужчина теряет терпение и, схватив меня за предплечье, рывком тянет на себя и ставит на ноги.
— Нет! Нет! Отпусти! — шпилю я, пытаясь вырваться, но он усмехается и держит меня в тисках. Я барахтаюсь, как рыба на суше, тихо плачу, чтобы не напугать ребенка, но от голосов и шороха она просыпается.
— Мама?! — слышу ее голосок и застывая. — Это кто?
— Давай, Зара, скажи кто я? — зловещая ухмылка исказила его лицо. Никогда не видела его таким. Да и видела от силы раза четыре.
— Я не знаю, кто ты и что тебе нужно.
— Мамочка, мама! — испуганная Диля забивается в угол кровати и дрожит от страха. — Мама,иди ко мне, пожалуйста.
Чингиз бросает на нее короткий взгляд, а потом снова глядит на меня.
— Мы с твоей мамой прогуляемся. Да Зара? А ты пока посидишь с Мусой, — от его приторно-сладкого тона скручивает все внутренности. — Только не зли его. А то мало ли что.
Я в ужасе распахиваю глаза, понимая, что он имеет ввиду и ору, срывая голос, когда он ведет меня к двери:
— Нет. Не трогай ее. Оставь меня здесь, я прошу тебя! Она болеет. Диля!
— Мама! Мама! Куда ты?! — плачет дочь, которую я уже не в состоянии защитить.
Но ее плач я теперь слышу лишь издалека, потому что Чингиз ведет меня по коридору к выходу из дома. Я еле волочу ноги, а он еще сильнее сжимает пальцы на моих руках.
— Куда мы идем? — хрипло спрашиваю я
— Тебе понравится, — смеется он и заводит меня в маленький дом в конце огорода, — Заплатишь за своего мужа, раз он не дал мне уехать
Тошнота подступает к горлу, когда я понимаю, что он имеет ввиду. Кричи не кричи — все без толку. Мы на отшибе и нас все равно никто не услышит. Остается только тихо молится, беззвучно шевеля губами.
Он заводит меня в дом в конце огорода и заталкивает в комнату — по всей видимости чью-то спальню.
— Ложись, — толкает в спину и я чуть не падаю на пол. Взгляд цепляется за окно без решетки и я, забыв обо всем, бегу к нему, быстро открываю в надежде выпрыгнуть.
Мужчина бросается за мной и зажимает рот ладонью. Я со всей силы кусаю ее и слышу крик негодяя.
— С***! — от сильного удара по лицу отлетаю в угол. Голова кружится, перед глазами мелькают огни.
Он снова поднимает меня, а затем бросает на матрас.
— Ты всегда была заносчивой стервой!
А дальше происходит то, чего я больше всего боялась. Звенит пряжка ремня и я вижу, как он снимает его и подходит ко мне.
— Нет! Нет! Пожалуйста, не надо! — кричу сквозь слезы, пытаясь слезть с кровати.
Но мужчина сильнее. Он хватает меня за щиколотки и несмотря на то, что я брыкаюсь, нависает надо мной.
— Хотел вколоть тебе тоже, что и ему. Но так даже лучше. Будешь всю жизнь помнить, как все было. И Кариму расскажешь, — скалится он. — Это ему мой прощальный подарок.
— Больной придурок. Тебя найдут и посадят! — ору, надрывая слабые связки. Поворачиваю голову и замечаю пушку на низкой прикроватной тумбе. Дуло направлено прямо в мою сторону.
— Не найдут. Это сегодня он не дал мне улететь. Но к вечеру меня уже не будет в стране, потому что есть другие пути. Я всегда на шаг впереди.
Чингиз поднимает мои руки и привязывает запястья ремнем к прутьям кровати. От одного его звериного оскала мерзко до рвоты. Но когда он тянет вниз бегунок молнии на джинсах, я изо всех сил пытаюсь тянуть время.
— Ты думаешь, что на шаг впереди? Карим уже все про тебя знал, поэтому он провел аудит. Поэтому не дал тебе улететь! И он знает, что ты подлил ему наркотик в гостинице. Может, это ты убил Линару?
Чингиз усмехается, и я с ужасом понимаю, что оказалась права.
— Она слишком много знала и стала мне мешать, — дьявольская улыбка мелькнула на его лице. — Лина все равно сошла с ума и была отработанным материалом. Ее самодеятельность нарушила мои планы.
— Ты воспользовался тем, что у нее проблемы с психикой, — глухо произношу я.
— А у кого их нет? — ухмыляется он и проводит костяшками пальцев по моей щеке. Я резко поворачиваю голову вправо, но он фиксирует мою голову так, чтобы я смотрела на него. — Возьми Искандера. Ревность, зависть, ощущение, что ты всегда будешь вторым. Он ведомый и сыграть на его чувствах было не так сложно.
— Почему? За что ты нас так ненавидишь?
— Хочешь узнать за что? — подушечки пальцев теперь давят на шею, перекрывая кислород. Его глаза наливаются кровью, на лбу пульсирует вена. — Банальная история. Жила-была девушка, которую соблазнил богатый бизнесмен. А она дурочка влюбилась в него и верила, что он уйдет от жены. Но нет, не ушел. Бизнес и связи оказались дороже. А когда девушка умерла при родах, он своего ребенка, как ненужного щенка спихнул ее сестре, а чтобы совесть не мучила посылал каждый месяц деньги. Только в это время его законная жена тоже родила мальчика. Еще одного, — на секунду он горько усмехнулся, но затем стал еще жестче. — Лучшие школы, университеты, семейный бизнес, акции — все досталось им и тебе. А мне, как выродку, ничего. Хотя, — он потянулся за пистолетом, взял его и поднес к моему виску. — Шал (каз. — старик) оплатил мою учебу, прикинулся щедрым спонсором, помогающим одаренным школьникам. Потом устроил к себе. Я тогда еще не знал, что я его сын. Узнал, когда тетя была при смерти и призналась. Сказала, не хочет уносить эту тайну с собой. Я пришел к нему и все высказал. А он…он просто сказал мне “прости, так получилось”. Но закон бумеранга сработал очень быстро.
— Ты... — захрипела я, вспомнив, что отец Карима действительно умер в своем кабинете в столичном офисе. — Ты убил дядю Даниала?
— Нет, глупая, — засмеялся он, — я просто не сразу вызвал скорую, когда он схватился за сердце. Смотрел, как он подыхал. Знаешь, — он втянул воздух носом и отошел от меня, — мне было его не жалко. Я почувствовал облегчение. А потом узнал, что он ничего мне не оставил. НИ-ЧЕ–ГО! Все акции, недвижимость, деньги — все им, законным детям. Искандер — слабак. А Карим — нееет. Он как будто что-то чувствовал и не воспринимал меня всерьез. Однажды при всех отчитал, бросил на стол папку с отчетом, как шавке. Мне приходилось пахать, доказывать, что я чего-то стою. Тогда как у него все двери были открыты с детства. Это разве справедливо? Я решил разрушить все, что он строил, до основания. Настроить Искандера против Карима было несложно. Он и так всю жизнь на вторых ролях. А вот со старшим оказалось сложнее. Чего он больше всего боялся, знаешь?
Плачу и мотаю головой.
— Потерять тебя. От Искандера я узнал, что Карим помешан на своей жене. А чтобы вывести его из строя, надо подложить под него другую. Думал, он клюнет на эту влюбленную идиотку. Но нет, пришлось поработать. Если бы я только знал, что она больная.
— Ты тоже больной! — цежу сквозь зубы, а он снова хохочет зловеще.
— Я чемпион области по шахматам. И в моей партии все складывалось так, как я хотел. Он должен был умереть в горах. Мы все рассчитали. Но амнезия оказалась даже интереснее. Тем более, Лина залетела. Представляешь, с первого раза! Не то, что ты! — злорадствует Чингиз.
— Урод! — выплевываю я.
— Как приятно было смотреть, как вся его жизнь рушится. Помнишь, как ты мне пригрозила по телефону: “Я акционер, а ты Чингиз наемных директор, поэтому либо ты мне скажешь, какие дела у Карима с Линарой, либо я поставлю вопрос о твоем отстранении”. Помнишь?
Прикрываю глаза, потому что тогда я в сердцах действительного это сказала.
— Богатая, испорченная с**а, — он ходит из стороны в сторону, размахивая пушкой. — Ты получила то, что заслужила.
— Ты психопат! Твое место в психушке.
— Все, с***а, ты мне надоела, — рычит он, снова откладывает пистолет и надвигается на меня.
Какие-то ничтожные секунды и он придавливает меня своим телом. Я извиваюсь, пинаюсь, кричу так сильно, насколько мне позволяет севший голос. Кожа ремня больно сдавливает запястья. Выхода нет. Надежды тоже. Спасения нет.
Чингиз разрывает блузку и ведет мерзкими, влажными губами по груди. Слезы градом катятся по щекам, внутри все леденеет, превращаясь в острые сосульки, пронзающие насквозь все органы.
— Нет! Не надо! Нет! — реву, когда он стягивает с меня брюки, а затем приспускает свои.
— Нееет!
— Не дергайся, — смеется он и зажимает мне рот. — Тебе понравится.