— Замерзла? — Карим подошел сзади и обнял меня, укрыв меня от внезапного ветра. А руки у него сильные и теплые, как два орлиных крыла. Смотрю на выпуклые вены и хочется дотронуться, погладить.
— Как ты здесь оказался? — разворачиваюсь и вглядываюсь в любимые черные глаза.
— По воздуху, — усмехается он. — Несколько часов назад прилетел, остановился в гостинице.
— Поэтому не звонил так долго? — произношу с укоризной.
— Хотел сделать сюрприз.
— А я волновалась. Очень.
Рядом с ним я чувствую себя такой маленькой, тогда как он — настоящий великан: большой, мускулистый, мужественный. Мой. Хотя по статусу бывший. Я уже давно не девчонка в розовых очках, но сейчас, как в юности. в животе орудует целая шайка бабочек. Машут крылышками, стремятся наружу, подталкивают меня к безумию. И вот я, не сказав ни слова, вскидываю руку и дотрагиваюсь до его жестких волос, зачесывая их назад. Он закрывает глаза и стоит, не шелохнувшись. Мои пальцы скользят ниже, к бровям, виску, скуле, на которой я останавливаюсь. Он мягко кладет свою ладонь на мою и прижимает к своей щеке.
— Знаю. Мне уже сказали, — тихо-тихо отзывается он, а у меня в ушах начинает звенеть.
До меня, наконец, доходит! Ну, конечно. Дильназ, которая слишком легко меня отпустила. Слова Аделины о том, что меня кто-то может украсть. Даже Индира и ее “расскажешь потом, как все прошло”. Все всё знали!
— Это заговор? — заламываю правую бровь.
— Пришлось очень постараться, — уголки его губ задрожали и поползли вверх. — И кстати, тебя сегодня там не ждут.
— Почему это? — убираю ладонь и смотрю с вызовом.
— Потому что сегодня нам надо серьезно поговорить и решить, что делать дальше.
Он прочитал мои мысли, или мы уже так сплелись ветвями, что думаем одинаково. Несколько лет назад я сказала ему, что еще не готова. Но все это время только боролась с собой и желанием быть с ним. Образ Лины постепенно стерся из памяти, а если что-то снова возникало перед глазами, то я пыталась быстро прогнать видение. Она больше не должна стоять между нами. Пусть земля ей будет пухом.
— И что ты предлагаешь?
— Поговорить, обсудить, расставить все точки над “i”.
С океана снова подул холодный, пронизывающий ветер. Волосы растрепались, и я убрала их на одно плечо, а затем поймала на себе взгляд Карима. Он скользнул по лицу и спустился ниже, к шее, плечу, с которого слетела бретелька. Я потянулась, чтобы поднять ее, но он меня опередил, и сделал это молча, глядя в глаза. Я уже и забыла, что нам не нужны слова, чтобы понимать друг друга.
— Пойдешь со мной? — спросил, протянув руку.
— Но Диля… — начала было я, а он улыбнулся.
— Она в курсе, что мама с папой сегодня будут мириться, — огорошил он.
— И все-таки это заговор, — я медлила, но он даже не нервничал.
— Пойдем, — повторил он и я сделала первый шаг навстречу.
***
— Сейчас согреешься, — сказал Карим, открыв дверь в номер и пропустив меня вперед.
Я и вправду продрогла, но не сказать, что от холода. Карим, к примеру, вообще не замерз, хотя на нем футболка и джинсы. Какой он все-таки красивый, думаю я, входя внутрь.
— Почему свет не включаешь? — останавливаюсь, когда за спиной закрывается дверь.
В комнате не так темно, благодаря уличному освещению. Я могу разглядеть кровать, стол, диванчик у окна. В номере так тихо, что я слышу стук собственного сердца и дыхание Карима совсем рядом. Оно опаляет кожу, как и пальцы, что мучительно медленно гладят мои руки.
— Я безумно по тебе соскучился, — от низкого тихого голоса судорожно вздыхаю и прижимаюсь спиной к его груди.
Карим оставляет жадные жгучие поцелуи на шее и плече, а я даже не останавливаю его, потому что хочу его любви. Изголодалась, как кошка. Только я верная кошка.
Он разворачивает меня к себе, берет лицо в ладони и целует сначала медленно, а потом сильнее, сильнее…словно никак не может напиться, насытиться. И я не могу. Смелею настолько, что сама тяну его футболку вверх и дотрагиваюсь до волос на груди, а затем припадаю губами к солоноватой коже. Карим чуть дергается, но не останавливает, а поощряет стоном и тем, как сильно сжимает волосы на затылке. Другой рукой он нащупывает выключатель и в комнате загорается настенная лампа. Свет мягкий, теплый, ненавязчивый. Знаю, зачем он это сделал. Хочет все хорошенько разглядеть. Хочешь — смотри. Отхожу от него на пару сантиметров и глядя в его затуманенные страстью глаза медленно приподнимаю подол платья, собираю его на бедрах и тяну вверх. Легкая ткань падает к ногам, а я остаюсь в нижнем белье — простом, не вычурном и отнюдь не сексуальном. Ахаю, когда Карим поднимает меня на руки и несет к кровати.
— А ты не ответила, — его шепот щекочет ухо.
— На что? — удивленно моргаю.
— Я сказал, что соскучился. А ты ничего не ответила.
— Нет, я не соскучилась.
— Опять врешь?!
Захотелось немного помучить его, поэтому с ответом я медлила, за что быстро получила наказание. Он бросил меня матрас и навалился сверху.
— Врешь же? — посмотрел с надеждой.
— Ну конечно, — звонко засмеялась.
— Зара, я тебя люблю. А ты?
— И я.
— Прощаешь меня?
— Прощаю, — погладила его по колючей щеке, и сама потянулась к его губам.
Мы не были вместе с той ночи в старом доме, когда он вырубил электричество. Тогда все произошло спонтанно, я была злая, обиженная, разъяренная. Впрочем, и у него от ревности помутился рассудок. Но сейчас все по-другому. Мы заново открываемся друг другу, сгораем не только от страсти, но и от любви, которая вновь расцвела во мне алой розой, долгожданным рассветом и новой надеждой.
Из открытого окна до нас доносится шум океана — точно, как в ту ночь, когда я забеременела Дилей. Спустя десять лет мы снова нежимся в объятиях друг друга, а я не могу им надышаться.
— Зара, — позвал он, пройдясь пальцами по позвоночнику, отчего я довольно замурлыкала.
— М?
— Надо пожениться.
— Не хочу.
— Как? — грозно возмутился он и сел на кровати, а я лишь лениво потянулась.
— Я женщина свободная, разведенная, — расплылась в коварной улыбке. — Кошка, которая гуляет сама по себе.
— Вот сейчас не смешно, — прорычал Карим.
— Почему? — не унималась я, потому что мне теперь очень нравилось его злить и заставлять ревновать. В меру, разумеется.
Однако я его недооценила. Карим схватил меня за щиколотки, потянул на себя и воинственно навис, отрезая все пути к побегу.
— Потому что ты моя кошка. Только моя, — он взял мои руки, поднял их и зафиксировал над головой. — Еще раз спрашиваю: выйдешь за меня?
— Что подумают люди: в один год развелись и поженились. Скажут, что мы сумасшедшие.
— Пусть говорят, — прошептал в сантиметре от моего лица и закрыл мне рот долгим поцелуем.
Конечно, я сказала “да”.
Конец