Владимир Гаков ДВЕ ИПОСТАСИ ГРЕГОРИ БЕНФОРДА


Американский писатель Грегори Бенфорд, 65-летие которого отмечается в этом месяце, немало потрудился на нелегком поприще — реабилитации прилагательного в привычном словосочетании «научная фантастика». Когда-то оно, а не существительное, считалось главным, основополагающим, потом оказалось порядком дискредитировано и приобрело даже некий «стыдный» смысл. И только благодаря таким авторам, как Бенфорд, в последние десятилетия вновь вернуло свой былой респект и благозвучие.

Мое первое очное знакомство с Грегори Бенфордом состоялось в начале 1980-х. Было это в Москве, куда американский гость прилетел всего на день — на следующий день он должен был отправиться в Тбилиси. И не на какую-нибудь фантастическую тусовку (тогда на наши «коны» иностранные знаменитости еще не залетали), а на астрофизическую конференцию.

Короче, встреча состоялась не с фантастом Бенфордом, написавшим на то время несколько романов и три десятка рассказов, а с профессором Бенфордом, автором сотни с лишним научных работ по астрофизике и физике плазмы. Но весь день, в течение которого я «выгуливал» гостя по первопрестольной, мы, насколько помню, беседовали исключительно о фантастике. Хотя могли бы и сменить тему. Тогда я еще продолжал трудиться на два фронта — писал не только обзоры и статьи по научной фантастике, но и диссертацию по «некоторым точным сферическим и цилиндрическим решениям уравнений Эйнштейна». Так что при соответствующем усилии поддержать профессиональный разговор, вероятно, смог бы… Но беда в том, что меня совсем не интересовал коллега-физик Бенфорд — в отличие от Бенфорда-писателя.

Он тоже, кстати, все время разрывался между физикой и фантастикой… Нет, не так. Это большинство авторов научно-фантастической литературы, бывших одновременно профессиональными учеными, рано или поздно «завязывали» с одной из этих ипостасей, чувствуя, что дальше сидеть на двух стульях невозможно. Артур Кларк, Айзек Азимов, Борис Стругацкий… — примеры можно приводить десятками. А вот для Бенфорда такое двуединое существование оказалось абсолютно органичным. Может быть, поэтому он и сегодня, уже вкусив все прелести литературного успеха, продолжает активно трудиться в том же Университете штата Калифорния в Ирвайне, куда поступил на работу 35 лет назад. И по той же причине, вероятно, лучше других умеет писать настоящую НАУЧНУЮ фантастику.

Родился будущий писатель и ученый 30 января 1941 года в городе Мобиле, штат Алабама. На свет он появился, кстати, не один, а с братом-близнецом Джимом. Отчего в будущем возникнет дежурная шутка: мол, работают они на пару — пока один строчит фантастические романы, второй читает лекции студентам и пишет формулы, а затем меняются местами… После окончания Университета штата Оклахома в Нормане и защиты диссертации в Университете штата Калифорния в Сан-Диего молодой физик работал в знаменитой Лаборатории имени Лоуренса в Ливерморе, а в 1988 году был приглашен в группу научных консультантов НАСА. Но основным местом его работы стал, как уже говорилось выше, университет в Ирвайне.

Там же в получасе езды находится фешенебельный городок под исчерпывающим названием Лагуна-Бич. В этом райском уголке на берегу Тихого океана профессор Бенфорд поселился в середине 1980-х. Его дом расположен на высоком обрыве-каньоне, откуда открывается захватывающий вид на город, песчаную полосу пляжа и бескрайний океан до самого горизонта. Но чтобы купить себе дом в этом чрезвычайно дорогом месте и кататься на работу в открытом белом спортивном «мерседесе», одной профессорской зарплаты вряд ли хватило бы. А вот гонораров за романы-бестселлеры — вполне!

Фантастикой Бенфорд «заболел», по его собственным словам, лет в восемь-девять. Началось все с романов Хайнлайна, Брэдбери, Кларка, Азимова — что свидетельствует о хорошем вкусе юного читателя. Вместе с братом Джимом и двумя друзьями — такими же поклонниками фантастики, Терри Уайтом и Терри Карром — Бенфорд в студенческие годы начал выпускать фэнзин «Void» («Пустота»).

После чего оставалось только сделать следующий шаг. И в июньском номере за 1965 год ведущего журнала «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» появился рассказ дебютанта под названием «Стоя». Дебют имел успех — по результатам конкурса читательских предпочтений, проведенного журналом, рассказ занял второе место. А спустя четыре года уже известный писатель-фантаст Бенфорд публиковал рассказы десятками, а также вел регулярную научную колонку в другом журнале — легендарном «Amazing Stories».

За последующие десятилетия Грегори Бенфорд выдвинулся в лидеры американской «твердой» (естественнонаучной) science fiction. То есть такой, которую до него подняли на недосягаемую высоту классики жанра — те же Хайнлайн, Кларк, Азимов. В середине 1960-х это направление себя во многом исчерпало, и с легкой руки бунтарей из «Новой волны» писать научную фантастику стало даже как-то неприлично. Потребовалось два десятилетия, чтобы и авторы, и читатели пришли в себя, а научная фантастика в значительной мере была реабилитирована. Только теперь стали осторожнее относиться к пресловутому прилагательному — и под «научностью» понимать совсем не то, что понимали классики.

Сам Бенфорд не считает, что занятия наукой мешают ему: «Как мне удается совмещать эти два вида творчества? Боюсь, никакого надежного объяснения, тем более рецепта, я дать не смогу. Вероятно, это тот случай, когда ученый-позитивист во мне замолкает, не зная, под какой закон или под какую формулу все это подогнать; а вторая половина — литератор — просто фиксирует еще один труднообъяснимый человеческий феномен».

И на стандартный вопрос — как он сам понимает ставшее привычным словосочетание science fiction? — отвечает, в общем-то, вполне предсказуемо: «В качестве рабочего определения выберем следующее. Это фантастика, пронизанная не столько научной проблематикой, сколько атмосферой научной деятельности, а также оценивающая социальные последствия тех или иных научных результатов. В определенном смысле научная фантастика сохраняет верность породившему ее научно-техническому прогрессу и небезразлична к тому, как наука воздействует на окружающий мир. Таким образом, мне кажется, нужно отдавать себе отчет в следующем. Научный фантаст — по крайней мере тот, кто не стыдится первой части этого словосочетания — совсем не обязательно должен быть ученым. Но просто обязан понимать, знать, чувствовать то, чем заняты истинные ученые. Различать, что именно в научно-фантастическом произведении будет выглядеть научно достоверным, а что — нет. Читатель требует от вас не достоверности конкретных результатов той или иной науки (эти-то вполне можно нафантазировать), но достоверности иного рода — общей атмосферы поиска, психологии творцов науки…

Конечно, чтобы достоверно и убедительно писать об ученых, требуются солидные домашние заготовки: просто так, с наскоку, о современной науке не напишешь. Мне, разумеется, легче — я как-никак профессор физики. Но не думаю, что тому, кто волею судьбы стал сыщиком, следует убеждать себя: немедленно садись писать детективный роман! Хорошие авторы детективов должны знать, как работают законы, что такое сила доказательства, как проводится расследование, сколь важно обращать внимание на мельчайшую деталь… Но этим писателям совершенно необязательно самим служить в полиции или вести адвокатскую практику. Точно так же хороший научный фантаст должен знать, как „работает“ наука, как мыслят и поступают те, кто ее делает. Ну, и еще неплохо бы знать в основных чертах законы мироздания!»

Добавить, в общем, нечего. Бенфорд, кстати, гордится авторством так называемого «обратного закона Кларка». Если кто забыл, Третий закон Кларка звучит примерно так: «Всякая достаточно развитая наука неотличима от магии». А физик Бенфорд не отказал себе в удовольствии с математической четкостью сформулировать обратный закон: «Всякая наука, отличная от магии, является недостаточно развитой». Такие вот игры разума…

А теперь вспомним, как все эти теоретические постулаты Бенфорда-исследователя воплотились в конкретные произведения Бенфорда-писателя. К счастью, сегодня, когда его главное произведение и еще несколько переведены на русский, нет необходимости подробно останавливаться на сюжетах. Достаточно просто напомнить этапы творческого пути Грегори Бенфорда в НФ.

Среди его ранних произведений выделяется повесть «Если бы звезды были богами» (журнальная публикация 1975), написанная в соавторстве с Гордоном Эклундом и принесшая обоим по первой премии «Небьюла». Бенфорд написал еще несколько рассказов, тематически примыкающих к повести, после чего объединил цикл под одной обложкой — так появился одноименный «роман», в котором действительно описано то, что было бы, если бы звезды служили божествами для некоей гипотетической цивилизации. И если бы представители этой цивилизации в незапамятные времена наткнулись в своих звездных странствиях на Солнечную систему, чье светило стало бы очередным объектом их религиозного поклонения. И высадились бы на Земле, зажгли бы искру разума в обитавших там обезьянах…

В общем, ясно, что при всех этих «если» в результате получились бы мы — такие, какими являемся в реальности. Но вопрос, заданный Бенфордом, остается висеть в воздухе: а кто-нибудь может предложить иной, альтернативный, научно-убедительный сценарий превращения обезьяны в человека? И не просто в существо разумное, но и по непонятной, мистической причине тоскующее по далеким звездам.

Однако наибольший успех, выразившийся во впечатляющем букете высших премий — «Хьюго», «Небьюла», Британская научно-фантастическая, Мемориальная имени Джона Кэмпбелла, австралийская «Дитмир» — выпал на долю романа «Панорама времен» (1980), хорошо известного и российскому читателю. А общий тираж романа перевалил за миллион экземпляров.

Последнее особенно удивительно. Ведь это, если задуматься, не авантюрный боевик и не фэнтезийная сага, а «почти реалистический» роман об ученых, их проблемах и повседневной работе. Казалось бы, ну что миллиону с лишним читателей до профессиональных проблем, волнующих рядовых творцов науки… Хотя, конечно, не совсем рядовых. И уж точно — не только профессиональных.

Напомню, что действие происходит в 1998 году, когда, как казалось Бенфорду в те времена, начнется лавина глобальных катастроф — экологических, экономических и мировоззренческих. Попытка послать сигнал тревоги в прошлое с целью изменить катастрофические события в настоящем — это ведь лишь по форме научный эксперимент. А по сути — нравственный поступок. Что в истинной, большой науке всегда стоит бок о бок. Писатель Бенфорд это остро чувствовал, а профессор Бенфорд смог максимально убедительно и достоверно рассказать. Без частой в этой литературе псевдонаучной развесистой клюквы и ходульных персонажей. А все эти тахионные гипотезы (кстати, с профессиональной точки зрения, вполне корректные и имеющие право на существование) лишь гарнир. Который в отсутствие самого «блюда» вряд ли принес бы автору и эти премии, и миллион читателей.

После неплохих, но все же явно не «прорывных» романов середины 1980-х — «Против бесконечности», «Артефакт», «Сердце кометы» (в соавторстве с Дэвидом Брином) — Бенфорд снова удивил мир научной фантастики своей новой трилогией. Но на сей раз романы, составившие цикл о Галактическом Центре — «Великая небесная река» (1987), «Приливы света» (1989) и «Плывя в сияющую вечность» (1995), — скорее, напоминали творчество других классиков жанра, например, Станислава Лема. Как и польский фантаст-философ, Бенфорд замахнулся на масштабную сагу о путях эволюции (с обеими приставками — «био» и «техно») во Вселенной. Вдобавок к биологической жизни и цивилизации «механосозданий» автор вводит еще и третью силу — киборгов, которые, используя особые «космические струны», опутывают ими, как сетью, звезды, выкачивая из них необходимую энергию. Тут уже не профессор-физик берет слово, а философ-космист, последователь Пьера Тейяра де Шардена и Вернадского. А из коллег-фантастов можно добавить Стэплдона и раннего Кларка[1]

«Все это началось еще в 1969 году, — вспоминает Бенфорд. — Причем первым толчком была не идея, а, скорее, образ — английский астронавт Найджел Уолмсли, предельно ироничный и совсем не вписывавшийся в научный истеблишмент. Фактически, я списал своего героя с человека, которого хорошо знал — с английского писателя и критика Кингсли Эмиса. Потом вокруг персонажа „закрутилась“ вся эта идея насчет возможного присутствия в нашей Галактике самых разнообразных цивилизаций, в том числе прошедших механическую, а не органическую эволюцию. Разумеется, когда-то предков этих разумных машин создали существа органические. Но, если говорить честно, у механических созданий, снабженных интеллектом и способных к автоэволюции, шансов пережить своих создателей куда больше. На галактических просторах эти „разумные машины“ чувствуют себя вполне комфортно, как дома, поскольку на планетах и в космическом пространстве есть все, что им необходимо для поддержания жизнедеятельности: „сырые“ полезные ископаемые (в частности, металлы), энергия… Меня интересовали не столько эти „венцы механического творения“, сколько конфликт между нашим восприятием машин и восприятием самих себя. Отношение людей к творениям своих рук и мозгов всегда отличалось понятной двойственностью. Да, нас окружают многие игрушки цивилизации, значительно упростившие и обогатившие повседневную жизнь; но сколько было и других, поставивших эту жизнь на грань полного уничтожения…»

Некоторые критики поспешили прилепить к трилогии Бенфорда броский ярлычок «интеллектуальная космическая опера», но самого автора это никоим образом не шокирует: смотря что понимать под «космической оперой». Масштабы? Верно, в них себя Бенфорд не ограничивал — да и не получится это, если ведешь речь о Вселенной и эволюции разумной жизни в ней: «Мы очень, очень незначительные, едва различимые актеры на той гигантской сцене, которая называется Вселенной. И одной из практических задач, которые по силам, пожалуй, только научным фантастам, является как раз показ нас самих в реальном масштабе пространства и времени. Демонстрация того, что мы вовсе не „пупы Вселенной“ и, скорее всего, даже не венцы творения. В этой Вселенной мы, вероятно, почти невидимы. Поэтому для высокоразвитой „машинной“ расы люди — это не что иное, как неведомо откуда взявшиеся „насекомые“, „мошки“, если и вызывающие эмоции, то преимущественно неприятные и брезгливые! Словно крысы, скребущиеся за стенкой… Как к осознанию этой удручающей перспективы отнесутся те, кто по старинке продолжает мнить себя венцами творения, мучило меня, будто неразрешимая головоломка. Я провел немало времени, размышляя над тем, каким образом, с одной стороны, обрисовать конфликт, волнующий меня как писателя; а с другой — что сделать, чтобы при этом не потерять читателя».

Писатель Бенфорд с грустью соглашается: да, эти книги «светлыми» не назовешь. А ученый Бенфорд настаивает: он воспитан в той вере, что нужно стараться воспринимать мир таким, каков он есть — по крайней мере, каким мы его знаем. А не таким, каким хотели бы его видеть. «Что касается задач чисто писательских, то нарисовать образы людей, продолжающих нести свое бремя даже перед лицом удручающей правды, — кто из уважающих себя писателей пройдет мимо такого вызова! Хотя самым трудным оказалось другое: как донести эту драму до читателя — не на уровне высокой, отвлеченной философии, а на индивидуально-человеческом? Может быть, именно в этом разошлись наши пути с „космической оперой“ в ее традиционном исполнении. Последняя часто скатывается к грандиозным, монументальным вагнеровским ариям, а мне хотелось чего-то менее масштабного — более камерного, преходящего, человечного…»

Последние полтора десятилетия Грегори Бенфорд продолжал активно писать свою научную фантастику, но его романы вызывали скорее споры, чем безудержный восторг. Он отдал дань всеобщему поветрию — «продолжению» классиков в романах «После прихода ночи» и «Страхи Академии», изданном и в России. Пытался развить успех «Панорамы времен» в трех новых романах о близком будущем — «Косм», «Марсианские гонки» и «Пожирательница». Собирал с Мартином Гринбергом оригинальные антологии на тему альтернативной истории. Опубликовал немало ярких, запоминающихся рассказов. Но повторение его невероятного успеха — еще впереди.

Поводы к оптимизму имеются — в отличие от многих коллег по литературному цеху писатель не поддался на известные соблазны книжного рынка. Не стал шлепать бестселлеры (хотя в совершенстве овладел этим ремеслом), не впал в столь привычный в научной фантастике «сериальный грех».

Хорошо, что он не спешит окончательно порвать с наукой. Ученый в душе — оказывается, это неплохое, вполне эффективное противоядие от указанной выше заразы, которая унесла не один десяток талантливых, мыслящих авторов. Истинный ученый — как, впрочем, и истинный НАУЧНЫЙ фантаст — никогда не променяет острую, смелую, нетривиальную мысль на банальности и примитивные стереотипы, без которых трудно рассчитывать на бестселлер. Чудесные исключения, конечно, случались, но на то они и исключения, чтобы подтверждать правило.

О том, что Бенфорд по-прежнему ясно и нетривиально мыслит — пусть порой и провоцируя аудиторию на резкие эмоциональные контраргументы, — свидетельствует его недавнее интервью. Я долго думал, давать ли нижеприведенную длинную цитату «на десерт» к юбилейной статье — готов держать пари, что эти строчки вызовут агрессивное неприятие у многих читателей. Особенно тех, кто считает себя патриотами, а всех тех, кто понимает патриотизм по-своему, — агентами влияния известно каких вражин…

Признаюсь, после первого прочтения и я испытал недоумение и даже раздражение. А спустя день, успокоившись, перечитал еще раз. А потом вспомнил, как сам писал статью о продаже Аляски американцам, о Калифорнии, которая в ином историческом раскладе могла бы стать русской колонией — и о том, во что бы мы превратили сей благословенный край во время оно. А тут еще поездка в Гонконг, где я впервые не на рациональном, а на подсознательном уровне понял, что такое «китайская» проблема — если не сказать угроза… Поверьте, при втором и третьем чтении возникают совсем другие мысли и сравнения.

Итак, о чем же будет новый роман американского профессора и писателя-фантаста? О покупке американцами Сибири!

«Следующая идея, которую я хочу всячески продвигать и обязательно использую в новом романе, — это идея превращения Сибири в своего рода протекторат Соединенных Штатов. Заплатите русским столько, сколько запросят — сто, двести миллиардов долларов, — за возможность осваивать и „экологически ответственно“ управлять Сибирью. Это настоящий новый фронтир размерами с континентальные Штаты, и он должен быть открыт для освоения. И будет открыт, а станет ли это освоение ответственным или безответственным, другой вопрос. И я считаю, что мы не имеем права упустить такой шанс — через освоенную Сибирь ручеек западных демократических ценностей потечет в Азию. Потому что следующий крупный идеологический оппонент нашей западной системе ценностей с неизбежностью должен вызреть именно в Азии, и думаю, что оттуда его и следует ждать. Зачатки этого „мутировавшего капитализма“ уже видны на примере Сингапура и коммунистического Гонконга, и этот штамм демонстрирует свою заразность и эффективность. „Культурологическую“ опасность такого развития событий нельзя недооценивать… Лучший способ достойно встретить вызовы нового века — это полномасштабное, допускающее экономическую экспансию, „прозападное“ освоение Сибири — крупнейшего оставшегося на планете хранилища сырья и природных ресурсов. Сибирь даст западной цивилизации все. Даже новый литературный жанр — вместо вестерна его назовут „истерном“. Это будет новый Дикий Запад, где парень, которому надоело обслуживать автозаправку в Питтсбурге, сам сотворит свою судьбу».

Прежде чем впадать в патриотический раж, уважающим себя читателям научной фантастики советую задуматься вот над чем. Хорошая мысль — это не та, которая хорошая (в смысле правильная), а та, что провоцирует собственную умственную работу читателя. Бенфорд, поверьте, вполне вменяемый и благоразумный человек. Но он не политик, не политтехнолог, не идеолог — он писатель. К тому же — писатель-фантаст. А чем он и его коллеги, в сущности, и занимаются, как не «интеллектуальной провокацией»? Чтобы заставить нас самих пошевелить мозгами.

БИБЛИОГРАФИЯ ГРЕГОРИ БЕНФОРДА

(Научно-фантастические книги)

1. «Проект „Юпитер“» (Jupiter Project, 1975).

2. «В океане ночи» (In the Ocean of Night, 1977).

3. В соавт. с Г. Эклундом — «Если бы звезды были богами» (If the Stars Are Gods, 1977).

4. «Звезды под покровом» (The Stars in Shroud, 1978).

5. «Панорама времен» (Timescape, 1980).

6. В соавт. с Г. Эклундом — «Найти подмену» (Find the Changeling, 1980).

7. В соавт. с У. Ротслером — «Шива садится» (Shiva Descending, 1980).

8. «Против бесконечности» (Against Infinity, 1983).

9. «По морю солнц» (Across the Sea of Suns, 1984).

10. «Трение времени» (Time's Rub, 1984).

11. «Артефакт» (Artifact, 1985).

12. В соавт. с Д. Брином — «Сердце кометы» (Heart of the Comet, 1986).

13. Сб. «В чужой плоти» (In Alien Flesh, 1986).

14. «Великая небесная река» (Great Sky River, 1987).

15. «Приливы света» (Tides of Light, 1989).

16. В соавт. с П. Картером — «Рожденный во льдах» (Iceborn, 1989).

17. В соавт. с А. Кларком — «После прихода ночи» (Beyond the Fall of Night, 1990).

18. «Охладитель» (Chiller, 1993) — под псевдонимом Стерлинг Блэк.

19. «Яростный залив» (Furious Gulf, 1994).

20. Сб. «Конец материи» (Matter's End, 1994).

21. В соавт. с М. Мартином — «Более темная геометрия» (A Darker Geometry, 1995).

22. «Плывя в сияющую вечность» (Sailing Bright Eternity, 1995).

23. «Страхи Академии» (Foundation's Fear, 1997).

24. «Косм» (Cosm, 1998).

25. «Марсианские гонки» (The Martian Race, 1999).

26. Сб. «Миры отдаленные и разнообразные» (Worlds Vast and Various, 2000).

27. «Пожирательница» (Eater, 2000).

28. «За границами бесконечности» (Beyond Infinity. 2004).

29. «Что могло бы быть» (What Might Have Been, 2004).

30. «Мерлин» (Merlin, 2004).

31. «Рожденный Солнцем» (The Sunborn, 2005).

Загрузка...