Две столицы

Событие тридцатое

Шамхала Мехти II Тарковского, хана Кубы Шейх-Али-хана, хана Младшего Жуза Букея и пщэшхуэ Кабарды Марата Карамурзина Александр наградил орденами Владимира третьей степени, послов, в том числе и брата хана Букея — Шигая, орденами Владимира четвёртой степени, а для … предполагаемой жены хана Дербентского и сейчас правительницы Дербента Пери-Джахан-Ханум Мария Фёдоровна добыла где-то готовый уже орден Святой Екатерины второй степени. Может, с одной из дочерей сняла. На Брехта же в присутствии послов надели голубую ленту с высшим орденом Российской империи Святого апостола Андрея Первозванного с награждением, но тут уже только на словах, в соответствии со статутом этого ордена, орденами: Императорский Орден Святого Благоверного Князя Александра Невского и Императорский орден Святой Анны первой степени. А также присвоением, тоже согласно статуту ордена, звания генерал-лейтенант.

Послы благодарили и заверяли в дружбе вечной. А вот Брехт, как всегда, отличился. Он в ответ вручил подарки не до церемонии, как все послы, а после. Как там Штирлиц говорил, запоминается последняя фраза.

— Ваше Императорское Величество, — принял Пётр Христианович от Ваньки, одетого в черкеску, диадему, — разрешите вручить Их Императорскому Величеству Елизавете Алексеевне от жителей славного города Дербента и от себя лично диадему, что принадлежала самой Святой равноапостольной царице Елене — матери римского императора Константина I, деяниями которой были обретены Гроб Господень, Животворящий Крест и другие реликвии Страстей.

Народ не аплодировал. Народ рты пораскрывал. Потом опомнился и начал креститься, половина на колени свалилась и стала головой по полу стучать. В том числе и все иерархи, что находились в Грановитой палате. Брехт их понимал, не венец или частица креста, но реликвия тоже первой величины. Пётр Христианович подошёл и надел на голову Елизаветы поверх бус, в волосы вплетённых и опутывающих их, золотую невзрачную диадему.

Теперь народ начал креститься на императрицу.

— Ваше Императорское Величество, разрешите также подарить от жителей славного города Дербента и от себя эту чашу с острова Мурано Их Императорскому Величеству Марии Фёдоровне. — Брехт подал знак заранее предупреждённым горцам и те дружно стали бить в ладоши. Похлопали и царедворцы. Через окна Грановитой палату пробивались лучи солнца и Пётр Христианович, поднося чашу, специально остановился в этих лучах, чаша прямо засветилась красным, пуская сполохи во все стороны. Словно огонь живой.

— И последний подарок от переходящего под вашу благословенную руку города Дербента для вас, Ваше Императорское Величество. Мне хранитель сокровищ Дербента сказал, что этот невзрачный кубок принадлежал самому царю персов Дарию Великому. Царю, который покорил всю Азию. Царю, который жил две с половиной тысячи лет назад, за пять сотен лет до Рождества Христова. Пейте из него вино и тоже покорите всю Азию, Ваше Величество. — Брехт передал Александру большой золотой кубок с крылатым львом.

Всё же пацан ещё. Опять в слёзы и обниматься бросился Александр. То-то, знай наших. Никто ведь не сможет опровергнуть подлинность того, что Брехт озвучил. По времени поделки совпадают? Совпадают. Древние? Древние. Так чего тебе ещё, хороняка, надо? Целуй боярыню.

Когда все разошлись, ну почти все, то опять Мария Фёдоровна подняла вопрос о здоровье дочери.

— Что нового, Пётр Христианович?

— Я отправил конюха в Студенцы, чтобы он предупредил Матрёну и перевёз в Москву моих сыновей.

— Пётр Христианович, а что по соснам с Кавказа? — графа Шереметева тоже оставили. У него Прасковья будет подругой Елены Павловны.

— Завтра утром пщэшхуэ Марат Карамурзин и все послы отправляются домой. Готовьте граф и вы, Ваше Величество, экспедицию. Марат её до гор доведёт и сосны поможет выкопать и в бочонки посадить. Ну и семена соберут черкесы, дальше сами. Я договаривался с армянскими купцами, чтобы они в Судак, я там немного земли купил, привезли лозу виноградную. Человек, который возглавит экспедицию, может последовать моему примеру. Армянские купцы помогут переправить саженцы с Кавказа, скажем, с Ростова в Судак. Я тут ещё одну вещь вспомнил, Александр Павлович в Италии сейчас Демидов Николай Никитич нервы лечит, он может помочь поправить здоровье Елены Павловны. Кроме сосен очень полезны для прогулок эвкалиптовые рощи. Нужно выкопать в Италии молодые эвкалипты и морем через Босфор на французском, лучше всего, корабле перевезти их в Судак, ну, и семена тоже нужны. И пусть пришлёт туда хорошего красного вина. Его больной нужно в небольших количествах пить каждый день.

— Александр Борисович! — Государь нашёл стоящего у стены управляющего Коллегией иностранных дел Куракина, — Распорядитесь. — Что-то ещё, Пётр Христианович?

Брехт пытался вспомнить, чего там ещё кроме трав было. Точно.

— Красная икра и ослиное парное молоко. Ещё в Сарепте, недалеко от Царицына, выделывают горчичное масло, салаты нужно делать на нём. И ещё ложку его утром. Я не медик, Александр Павлович.

— Ха-ха, — горько рассмеялся Александр. — Не медик, я вчера пообщался с лейб-медиками. Никого сечь не стал. Двоих только рассчитал. Почти все сменились и Елену не наблюдали. Сейчас лейб-медик шотландец баронет Яков Виллие написал указ о регламентации деятельности придворных медицинских чинов, включив их в «Штат медицинских чинов, непосредственно состоящих при Высочайшем дворе». По этому штату предполагается иметь 33 медиков, в том числе четыре лейб-медика и четыре лейб-хирурга. Так же предполагается расширить штат придворной аптеки. Вчера я просмотрел этот прожект и переговорил с Виллие о Елене. Яков Васильевич, изучавший медицину в Эдинбурге и Абердине, мне сказал меньше, чем вы, и полностью одобрил ваши рекомендации. Обширны же ваши знания Пётр Христианович. Кто были ваши учителя?

Все примолкли, услышав вопрос. Всем любопытно стало.

— Отец. А ещё книги. Поговорка была в нашей семье: «Лучший подарок — книга».

— Отрадно слышать. Нужно будет взять на вооружение.

А чего прогрессорствовать, так прогрессортствовать.

— Александр Павлович, а можно мне ваш лорнет посмотреть?

Екатерина на совесть мальчиков воспитывала и Константина и Александра. В целом выросли крепкими и высокими. Но издержек было больше, чем пользы.

Рано стали царевичей артиллерии обучать. И как-то раз близко были к пушке, а там повышенный заряд положили и как жахнет. Не разорвало. Пушку, а вот с барабанными перепонками хуже. В итоге у Константина всё прошло, а вот Александр заработал тугоухость. А Мария Фёдоровна, вдобавок, передала с генами близорукость. В результате сейчас, когда Александр разговаривал с собеседником, он щурился, вытягивал вперёд голову и поворачивался лучше слышащим левым ухом к говорившему. А ещё постоянно носил лорнеты, привязанные шнурком к правому рукаву мундира. Жалко что ли, сделать для него пафосные очки с золотой оправой.

Событие тридцать первое

После приёма Брехт ломанулся в Московский университет. Здание сейчас не столь высокое и пафосное. Пётр Христианович мог бы контуры набросать проекта ТОГО университета, но сможет ли кто это в камень превратить? Железобетона нет. Не простое мероприятие будет. Сейчас как такового университета нет. Есть целый университетский квартал.

По указу Елизаветы Петровны учебному заведению передали здание бывшей Главной аптеки недалеко от Куретных[6] ворот на Красной площади. Занятия в здании рядом с Куретными воротами проходили только первые два года. Вскоре помещений стало не хватать, поэтому в 1757 году по указу Елизаветы Петровны заведение переехало в усадьбу князя Петра Репнина на Моховой улице. Недалеко от него в 1780-х архитектор Матвей Казаков построил новый «университетский квартал».

Пётр, подъезжая на «Слоне» к стоянке карет и лошадей рядом с главным зданием, вспомнил, как смотрел про него передачу. В 1812 году главное здание сгорит вместе с зоологическим музеем и библиотекой в несколько десятков тысяч книг. Очень ценных, в том числе, книг и рукописей. Нужно постараться не допустить Наполеона до Москвы, а если не выйдет, то хоть дать команду книги эвакуировать. Ну, будет ещё время. Сейчас поважней дела есть.

Поднявшись в холл здания на Моховой по высокому крыльцу, Пётр Христианович поймал за рукав одного из бегающих туда-сюда мужей учёных и вопросил:

— Где мне ректора найти?

— Директора? На втором этаже. — И попытался слинять.

— Не так шустро. Кто у нас директор?

— Статский советник Тургенев Иван Петрович.

Это не тот, который «Му-му» написал? Как там в песне? «Тургенев если написал Му-му, то памятник Толстому почему»? Нет, того звали Иван Сергеевич. Выходит, не родственник.

— Отведи меня, вьюнош со взором горящим. — Парень так и подпрыгивал, куда-то спеша. Диарея мобуть?

— Так вон …

— Ты, берега-то видеть, с тобой генерал-лейтенант говорит. Поедешь служить на Камчатку.

— Правда? А вы можете? Отправьте меня, пожалуйста, Ваше Высокопревосходительство.

— Я простое превосходительство, не передёргивай. Веди.

— А вы на Камчатку собираетесь, Ваше Превосходительство? Можно мне с вами? — пристал по дороге это подвижник.

— На Кавказ собираюсь. А чего там на Камчатке? Чего не в Африку например? В Африке горы вот такой вышины, в Африке реки вот такой глубины. Крокодилы, бегемоты, обезьяны, кашалоты и зелёный попугай.

— Правда?! Вы были в Африке Ваше Превосходительство?

Брехт в Египте по путёвке был. Это считается за Африку?

— Был. Жарко там, но готовить не умеют. Пирамиды растащили почти, голод и антисанитария. Эпидемии оттуда прут. Но пирамиды это вещь. Впечатляет.

— Эх, завидую. Вот, пришли, Ваше Превосходительство. Так это на вас Орден Андрея Первозванного? — сейчас молиться начнёт.

— Спасибо. Как звать тебя вьюнош?

— Дмитрий Дашков.

Надо же. Знакомая фамилия, каким-то начальником большим станет.

— Спасибо, Дмитрий. — Брехт потянул за бронзовую массивную ручку на темной дубовой двери.

Вместо длинноногой и красивой секретарши с высоким интеллектом и бюстом сидел старичок с огромными бакенбардами. Просто в два раза больше, чем у императора даже. И в парике. Последний человек в России с париком кучерявым.

— Уважаемый, мне бы вашего директора повидать.

— Вам назначено? — оторвал от бумаг нос старичок.

— Меня послала совесть.

— Хорошо, Ваше Превосходительство, я попробую что-то сделать для вашей совести, у Ивана Петровича сейчас профессора. — Дедушка встал и, чуть прихрамывая, доковылял до двери. Из военных. Ранен был?

Через пару минут инвалид вернулся с разведёнными руками.

— Хрена с два. Они не знают, что от своего счастья отказываются, — отодвинул бакенбардистого дедушку Пётр Христианович и зашагнул в кабинет.

Событие тридцать второе

Человек десять сидели за длинным столом для совещаний и во главе, за массивным директорским столом под зелёным сукном, восседал статский советник Тургенев, который Му-му не написал. Если бы не бакенбарды и парики на некоторых профессорах, то и от двадцать первого века не сильно отличается. Ну, разве на директоре камзол с золотым шитьём, как и надетый поверх кафтан. Брехт не обращая пока внимание на повернувшихся к нему учёных мужей оглядел помещение. Большое. Метров двенадцать на восемь. Две стены книжными полками заняты, к одной стол приставлен с огромным глобусом, разукрашенным рыбами-китами. Между шкафов за спиной директора дверь, там должно быть афедрон, пардон за мой эльфийский — сральня.

Ещё повыше двери карта Российской империи тоже со слонами нарисованными. Куцая. Даже до Хабаровска не доходит. Так и нет ещё Хабаровска. Там ничейная земля.

— Товарищ, вас тут не стояло! — стал подниматься Тургенев, не написавший Му-му.

— Вы же, Иван Николаевич, русский человек? И чиновник Российской империи, чего же вы на языке врагов разговариваете? Продались? Французы наших солдат и офицеров убивают, а вы на их поганом языке разговариваете!!!

Гоголь отдыхает с Добчинскими и Бобчинскими. Профессора рот раскрыли.

— Ваше Превосходительство, вы кто?

— Я ужас, летящий на крыльях ночи. — Не сказал. — Я глас народа.

— Народа? — Тургенев плюхнулся на царский трон, вернее этому стулу трон бы позавидовал. Тут поколения эльфийский мастеров резало завитушки.

— Господа, а скажите мне, кто главные спонсоры вашего университета?

— А что собственно происходит? — поднялся сухонький мужичок в английском фраке?

— Представьтесь. Кто вас вежливости учил?

— Снегирёв Михаил Матвеевич — профессор логики и нравственной философии.

— Так кто, по-вашему, является крупнейшим спонсором университета Михаил Матвеевич?

— Семейство Демидовых, несомненно.

— Вот это я и хотел услышать. Я тут информацию получил, что у вас три факультета, прошу прощения — отделения. Или факультета? Запутался, но всё одно — три. Медицинский, Философский и Юридический. Все медики у императорской фамилии иностранцы. Кого готовите? И что сделали для Демидовых?! У них мать вашу, Родину нашу, все управляющие и инженеры немцы. Почему они вам книги, деньги, коллекции, а вы им хрен на блюде. Не любите спонсоров, презираете тех, кто не словоблудием занят, а действительную пользу стране приносит? Почему на философском факультете нет отделения, в котором инженеров готовят? Физику же и математику преподаёте? Есть тут профессора, что физику преподают?

— Страхов Пётр Иванович — профессор физики, — поднялся мужчина в парике и мантии, как в Хогвартсе.

— А химии есть? — Молчание.

— Прикладные физики?

— Панкевич Михаил Иванович — профессор прикладной математики. Защитил диссертацию по теме «0б особенных гидравлических машинах, которыми с помощью действия упругих паров воды и давления атмосферы вода может быть поднята до чрезвычайной высоты и проч.».

— Сейчас чем занимаетесь?

— Кхм, попечителем университета сенатором Михаилом Никитичем Муравьёвым мне было предложено выполнить перевод на русский язык «Principia» Ньютона, потихоньку …

— Потихоньку. Срок три месяца, господин Тургенев, выделите помощь и контролируйте. Должна быть издана в этом году. Набирать по мере готовности глав отдельными брошюрами. Потом выпустить под общей обложкой. Ньютон умер двести лет назад, а вы перевести за это время не удосужились. Прекратить издавать стихи и всякую философскую дрянь. Издавать перевод на русский язык химических и физических трактатов виднейших зарубежных учёных. И математические книги в том числе. Без математики Физика не возможна.

Брехт оглядел скрючившихся профессоров, не перегнул палку? Половина почти сидела головами вращала. Вона чё, вообще русский не знают. Плохо.

— Иван Николаевич, запретите в стенах университета общаться на французском. Студентам, а преподавателям сделайте надбавку к зарплате, кто усердно русский изучает, ежели они из Европы. Всем же гражданам Российской империи устройте экзамен на знание русского языка. Ясно? — Вот теперь нормально, пора включать заднюю.

— Так точно, Ваше Превосходительство. Могу я узнать, что происходит? — всё же решился на вопрос директор.

Кхм. Занесло конкретно, а ведь пришёл просто передать статьи по законам Гей-Люссака и Авогадро. Бром нужно пить. Не открыли же ещё. Беда. Ничего, не расстреляют же. Можно вечером на балу с Александром на эту тему переговорить. А сейчас? А сейчас нужно отвлечь.

— Господа. У меня для вас есть две статьи. Прошу срочно ознакомиться, не выходя из кабинета. Я подожду в приёмной. Как ознакомитесь, позовёте, — Брехт выдал им исписанные листочки и вышел. Нужно, как все попаданцы скрепку изобрести. Сшил просто нитками пока. Не нашёл тонкой сталистой проволоки. А может и не умеют делать?