Глава 21

Событие пятьдесят шестое

Человек с ясной целью будет продвигаться даже по самой тяжкой дороге. Человек безо всякой цели не продвинется и по самой гладкой дороге.

Томас Карлейль.

Нда. Это не Лаврентий Палыч — лучший менеджер 20-ого столетия. Это просто пацан. Брехт пораспрашивал Вольдемара Алексеева о его умениях, вместе кофейку попили с конфетами у академика.

Что можно сказать? А сказать можно, что у парня, наверное, золотые руки, и он подойдёт Брехту в качестве специалиста по изготовлению пуансона и матрицы для пресса по выделке стальных перьев. И подойдёт, чтобы срочно десяток перьев для купцов изготовить вручную из золота. И в то же время он совершенно не подходит для места управляющего компанией, которая завалит Европу стальными перьями. Тут другие таланты нужны. С Володькой Пётр Христианович договорил, что он завтра зайдёт к нему в гости и принесёт эскизы штучки одной, которую нужно будет из золота изготовить. Золото и камешки Брехт с собой принесёт. Как и кусок красного дерева. Есть ведь у него приклады оставленных Демидовым ружей. Потом найдёт специалиста, заменит на орех. Сейчас не время мелочиться, нужно изготовить несколько ручек, как можно быстрее.

Попрощавшись с медальерами, Пётр Христианович поспешил на бывшую квартиру братьев Чарторыйских. Нужно было найти в кладовке подходящую красивую штуковину с несколькими небольшими драгоценными камнями из золота и нужно нарисовать эскиз пера. В детстве писал такими и потом в тридцатые годы, в армии, когда служил, нет-нет, да приходилось писать, должен вспомнить, как выглядят.

Нарисовал. Что-то не так, кургузо как-то смотрелось. Нарисовал второй эскиз с более широким плечом. И понял, что не так, перо в будущем имело центральное отверстие, которое не только собирало дополнительное количество чернил из чернильницы, но, главное, повышало гибкость зубцов конца пера и прочность всей конструкции, препятствуя облому зубца при сильном нажатии пера на бумагу. Посидел Пётр Христианович с закрытыми глазами и после этого. Всё одно немного не так было, взял и перенёс центральное отверстие ближе к переднему концу пера и рифление сделал на кончике. А что, вполне себя. Похоже.

В качестве материала для перьев выбрал золотой портсигар рубинами украшенный. Красное дерево и рубин вполне сочетаются.

Закончив с этой работой и на автомате проглотив чего-то приготовленное кухаркой, Пётр Христианович ушёл в кабинет, сел у печи и задумался. Где в Петербурге можно взять менеджера, который с нуля организует производство стальных перьев? Стоять. Бояться. А что вообще для этого нужно. Нужен пресс. Здесь в Петербурге, где нет водяных колёс. Значит, привод нужен, как и на монетном дворе от паровой машины. Машину ему скоро из Англии привезут. Правда, он её хотел отдать изучать Черепанову старшему, чтобы тот быстрее и лучше паровоз сделал. Но может, одно другому не мешает. Пусть изучает, и заодно обслуживает сей агрегат. Выходит, нужно кроме менеджера найти Черепанова и выкупить его у хозяина. Он ведь крепостной. Взял, Пётр Христианович карандаш недоделанный и строчку на листке написал под номером один — найти Черепанова. Он сейчас где-то рядом с Петербургом изучает английские паровые машины. Наверное, не сложно найти, не так много паровых машин в Петербурге и его окрестностях.

Вторым пунктом написал — помещение, но тут же вычеркнул. На часовом заводе в Литовском замке всё одно нужен будет тоже паровик, так что просто эти два производства нужно будет объединить.

Третьим пунктом шло железо. Брехт всё-таки металлург по образованию, хоть и цветник, но, как делать пружинную сталь, представляет. Сначала нагрев до восьми сотен градусов и закалка, потом снова нагрев до пятисот и отпуск. Ничего сложного. Ну, если термопара есть. Нету. Тоже не страшно. Он примерно помнит таблицу свечения металла в зависимости от температуры. Ему нужно чтобы свет не перешёл в оранжевый, оставаясь светло-красным или светло-вишнёво-красным. Это для закалки, и тёмно-коричневый — для отпуска.

Только это не всё, желательно легирование, не такое, как для нержавеек, но всё же. Шведское железо, природой легированное никелем, как раз подойдёт, желательно бы добавить марганца, но где же его взять. Попробовать можно и на простом шведском железе. А для начала просто купить в оружейном магазине обычное шведское ружьё. Там хороший металл идёт на стволы.

Нда, только начал прогрессорствовать, как одна задумка сразу другую притянула. На каретах сейчас в большинстве ременная рессора. И только на царских экипажах Пётр Христианович видел металлическую стоячую рессору. Выходит, лежачие рессоры ещё не изобретены. А ведь там ничего сложного. В будущем, и, наверное, не очень далёком, такие рессоры будут изготавливать из закалённых полос стали заданной дугообразной формы. И делать будут эту рессору наборной под известную грузоподъёмность экипажа из соответствующего количества полос. Заметочку поставить надо, но сейчас не до рессор. Нужно сначала запустить производство перьев.

Вот и последний пункт. Это менеджер. Стоп. А на чём сейчас работают паровые машины? На дровах? На угле? Где берут уголь и почему его не продают населению. Продают дрова. Что сейчас с Донбассом? Юзовка? Есть уже?

Если и есть, то не простое это мероприятие тараканить уголь с Донбасса сюда в Петербург. Здесь есть горючий сланец и торф. Так себе топливо для паровых машин. Нефть возить из Чечни? Ещё дальше, да и на чём, на телегах? Не смешно. По Волге до Рыбинска. А потом? Нет. Это не вариант. Только морем. Опять же нужны ёмкости. Тогда всё же Донбасс и уголь. Северный Донец впадает в Дон и вверх по Дону на барже с бурлаками до Брянска, наверное. А потом до Двины и Риги, а дальше опять морем. Нет. Опять легче вокруг Европы. Ну, да. Война же сплошная тотальная впереди. Англия с Францией на дороге. Не пойдёт.

Ну, тогда придётся пойти другим путём и перенести производство перьев в Лисичанск. Перья возить проще, чем уголь. Там и железо уже должны выплавлять. А легирование. Тьфу. Как жить без железных дорог?! Никак не получится прогрессорством заняться. Получается, проще в Петербурге все же перья делать и шведское железо сюда возить. А уголь? Уголь покупать древесный.

И нужен управляющий. Немец? Англичанин? Немец всё же.

Что в итоге? В итоге нужно искать Ефима Черепанова и ушлого немца с техническим образованием.

Событие пятьдесят седьмое

Алкоголь убивает любые микроорганизмы, вплоть до мелких личностей.

Е. Ермолова.

Кто ищет, тот обрящет. В Евангелие от Матфея, конечно, красивее: «Просите, и дастся вам: ищите, и обрящете: толцыте, и отверзется вам: всяк бо просяй приемлет, и ищяй обретает, и толкущему отверзется». Брехт хоть и безбожник и латинянин проклятый именно так на следующее утро и поступил. Нужно найти Черепанова? Нет, письмо Демидову на деревню дедушке в Италию он написал. Чёрт его знает, где Демидов с женою именно сейчас, он же путешествует там по Европам, не сидит на месте. Но написал. Рано или поздно найдёт. Написал и управляющему на Урал. Тоже не быстро туда-сюда ходить будет. Где Петербург, и где Тагил? Да и что управляющий может сделать, он не сможет продать Черепанова. Это не его собственность. Он ему только работу может поручить.

Для начала Ефима этого найти надо. Слышал в музее в Екатеринбурге, что несколько лет Черепанов старший провёл именно в это время на железоделательном заводе в окрестностях Санкт-Петербурга. Как найти этот завод? Кто лучше всего знают про заводы. Конечно банкиры. Туда и пошёл с утра. В Государственный ассигнационный банк пошёл. Банк находился на Садовой улице недалеко от моста через Мойку. Три этажа и видно, что строил архитектор, а не прораб СМУ № 8. Если что, то фамилия его Кваренги. Брехта как большого начальника проводили к помощнику директора банка надворному советнику Павлу Васильевичу Сизову.

— Железоделательный завод в окрестностях Петербурга? Так вы не директора нашего бывшего ищете? — поправил орден на шее банкир.

— С этого момента поподробнее.

— Мятлев Пётр Васильевич при Павле Петровиче управлял нашим банком. Но теперь отправлен Государем в отставку.

— А завод-то тут причём? — Прервал мхатовскую паузу Витгенштейн.

— Ох, простите Ваша Светлость. Не с того начал. В 1795 году Мятлев заключил выгодный брак, взяв в жёны графиню Прасковью Ивановну Салтыкову, старшую дочь фельдмаршала Ивана Петровича.

— И? — что за люди, клещами всё из них изымай. Не экономят время ни своё, ни чужое.

— Завод в сорока примерно верстах на север от Петербурга, принадлежит Салтыковой Дарье Петровне урождённой Нарышкиной. Но они в Москве, а заводом управляющий занимается, но Метляев частенько там бывает. Готовится принять наследство.

— Как называется город, или посёлок? Что там.

— Не скажу, Ваша Светлость. Это вам к директору нашему бывшему.

— И где он?

— В опале он у Государя. Безвылазно дома сидит во дворца на Галерной улице. Любой покажет.

— А из-за чего опала у господина Метляева?

— Не знаю-с, только слышал из разговора, что император Александр Павлович относится к нему столь неблагосклонно, что назвал в числе тех придворных екатерининского царствования, которых не желал бы иметь даже лакеями. — Снизил голос до шёпота заместитель директора банка.

— Спасибо. Должник я ваш, Павел Васильевич. До свидания. Выручили. Не знал, как к этому делу подойти.

— Чем могу-с.

Проехал на извозчике Пётр Христианович до дворца на углу Галерной улицы. Твою же налево! Как это семейство могло нажить такие деньжищи? За что Павел привечал этого человека? Или он на самом деле финансовый гений. Директор Ассигнационного банка, это если на будущие должности перевести, то глава Центробанка. Человек, который отвечает за печатание денег, за эмиссию.

На входе в парк стояли лакеи в золотой парче, на входе во дворец двое. Дорога гранитными шлифованными плитами выложена. По краям брусчатка интересна сделана, такое ощущение, что в бетон камни укладывали. Неужели производства цемента уже освоено? Сам дворец покрашен в красивый жёлтый цвет. Шикарно живёт бывший банкир.

— Тайный советник Метляев Пётр Васильевич дома? — подошёл Брехт к ливрейным лакеям. Те даже не поклонились толком, так, головами мотнули. Непонятно, то ли это поклон, то ли приглашение проваливать. Даже рычать на них Брехт не стал. Ему погладили выстиранный старый его гусарский мундир и когда Пётр Христианович в него залез, то понял, что в этом идти к Метляеву нельзя. Всё выцвело и обремкалось. Нищеброд. Хоть и генерал. Встречают по одёжке, а с такой одёжкой проводят на три буквы. Пришлось опять надевать золотую черкеску и папаху, смешно бы смотрелся в черкеске и треуголке генеральской с белой опушкой. Клоун.

— Доложи, дорогой, что его хочет видеть генерал-лейтенант князь фон Витгенштейн. — А не дрогнули лица. Подумаешь немчик. Там полно нищих князей и герцогов, у которых по триста человек всех подданных. Те же Голштинские герцоги.

Вернулся халдей в золотых одеяниях минут через пять и молча дверь раскрыл. Проводил на второй этаж, где в барском халате обломовском и встретил его опальный банкир.

— Пётр Васильевич, разрешите представиться? Я — Пётр Христианович фон Витгенштейн. Шеф Мариупольского гусарского полка и по совместительству хан Дербента.

— Угу, — человек был с похмелья. Выхлоп стоял, да ещё и не благородный коньячный, а сивушно-чесночный. Не вовремя.

— Я вас не задержу, Пётр Васильевич …

— Шампанское будете, князь? — собрал в кучку глаза Метляев.

— Чего же не выпить с хорошим человеком. Пост закончился, сухоедения нет. Опять же доктора говорят, что в малых дозах шампанское полезно в любых количествах.

— Тогда прошу за мной. — Не понял шутки юмора хозяин, да и не мудрено, с раскалывающейся должно быть головой. Какой уж тут юмор.

Пётр Васильевич был небольшого росточка пухленький такой человечек с красным лицом обрамлённым волосами бесцветными под парик закрученными. Но это не сейчас, сейчас неровными паклями всё это на голове топорщилось. Кабинет находился через три комнаты, прошли по анфиладе из этих комнат. Больше всего они напоминали детскую библиотеку в Краснотурьинске, где Брехт детство провёл. Сплошные стеллажи с тысячами книг разного формата и толщины, и указатели картонные с буквами алфавита, вычурно нарисованными.

— Как вам моя вифлиофика? — плюхнулся в огромное кресло у печи изразцовой Метляев.

— Впечатляет. — Вифлиотека — это так сейчас библиотеки называют. — Сами не пописываете стихов или прозы?

Пришёл очередной ливрейный катя перед собой столик с фужерами и ведёрком со льдом из которого торчала бутылка шампанского. Ещё вазочка с виноградом и яблоками стояла на столике и миска большая с красной икрой, рядом чёрный хлеб порезан. Гурман.

Вздрогнули. Кислятина. Шампанское не просто сухое, его ещё потом уксусом разбавили. Когда успели, пробку лакей при них в высоченный, картинами украшенный, потолок запустил. Нужно наладить в Крыму производство полусладкого шампанского. Фурор произведёт.

— Хочу … Знаете Пётр …Ик Кисти …ик. Хочу книгу, как про Робинзона английского … ик …написать. — Эх не получится разговора, двы фужера шампанского да на старые дрожжи. Пора срочно прозьбу озвучить, а то в потом с пьяным в стельку не договориться.

— Я знаете, зачем к вам зашёл, Пётр Васильевич, говорят, у вашего семейства завод железоделательный есть, где-то тут недалеко. Хотелось посмотреть, как железо выделывают, чуть не сказал выплавляют. Плавить сталь ещё не научились толком. Температуры не хватает. Даже, вот, скоро пудлингование изобретут, но и там только до тестообразного состояние смогут железо довести. Когда раньше фильмы исторические смотрел Брехт, то всегда поражался, когда показывают, как мечи в форму заливают, а потом проковывают. Какие мечи? Даже в начале девятнадцатого века, когда мечи уже никому не нужны, получить сталь, которую можно залить в форму нужно ну очень постараться.

— Завод? А так это вам к жене моей, Прасковье Ивановне. Это матери её завод, в местечке Рай… вола.

— Рай? Где это? — Пётр специально карту от англичанина доставшуюся принялся вытаскивать.

— Райвола, — послышался голосок нежный из-за уха.

Брехт обернулся. В чёрном строгом закрывающем горло платье бархотном позади стояла высокая красивая молодая женщина. Траур, что ли?

— У вас траур? Позвольте высказать соболезнование.

— А это? — залилась колокольчиками женщина. — Это я в репетирую роль Офелии. Смотрю некому нас представить, — указала подбородком Брехту за спину. Пётр Христианович встал, посмотрел на заснувшего банкира бывшего и щёлкнул каблуками:

— Пётр Христианович фон Витгенштейн — Дербентский. Хан Дербентского ханства. И самодур страшный. Деспот восточный.

— Я слышала о вас князь. Меня зовут Прасковья Ивановна урождённая графиня Салтыкова. Железоделательный завод находится в селении Райвола. Он в собственности моей матери Дарьи Петровны. А что там вас заинтересовало князь. Оружия завод не производит. Весь металл продаётся в Англию.

— Хочу посмотреть, как производится железо. Небольшую фабрику хочу открыть по … переработке железа. Кузнечное производство. Хотелось бы посмотреть в живую как это делается.

— А поехали! При одном условии, вы для меня стихотворение напишите, не хуже чем ваше «Я помню чудное мгновение». Весь Петербург его друг у друга переписывает. Божественная вещь.

Не хуже?! А что такие есть?

— Для чего вам, Прасковья Ивановна?

— Люблю я в домашних представлениях участвовать. По моей просьбе Карамзин Николай Михайлович сочинил водевиль «Только для Марфина». Это имение наше под Москвой, там у нас тоже театр свой был.

— Я не Карамзин, конечно. Куда мне. Солдафон и деспот … Прасковья Ивановна, а басня не подойдёт? Вы её сможете с выражением в лицах прочесть публике.

— Ура! Здорово! Обязательно басню, Пётр Христианович! Подождите меня, я быстро соберусь. Погода наладилась. В удовольствие будет прокатиться.

Чего одного Пушкина грабить и по Крылову нужно пройтись. Не для себя же. Для дела.

Загрузка...