Две столицы

Событие шестьдесят шестое

Брехт сидел за столом и воровал очередную умную мысль из будущего. И это была не песня Фрадкина, и даже не книга Поселягина. Гораздо умнее мысль была. Кто её родил, Пётр Христианович не знал, а вот кто озвучил, знал точно. Рисовал он «Сталинский план преобразования природы». Точно его выполнить не просто, там же и гидротехнических сооружений полно, прудов, озёр, каналов, а вот лесополосы в три ряда по обеим сторонам всех больших южных рек и хотя бы в одну полосу вдоль всех притоков, при желании Государя, вещь вполне возможная.

Рисовал новым золотым пером, что сегодня утром принёс ему Вольдемар Алексеев — самый способный ученик придворно медальера Карла Александровича Леберехта. Принёс шесть ручек и саквояж небольшой, полный новых, тёплых ещё, серебряных рублей с Александром в военном форме, которые в будущем коллекционеры «Воротником» будут называть. Брехт получил разрешения императора на чеканку этих монет, но только для Дербента и на изготовление в качестве подарка Брехту на монетном дворе партии в сто штук. Но монеты, ладно, до Дербента ещё добраться надо, а вот ручки были ко времени, и они были хороши. Никаких клякс. Ещё чернильницу непроливайку изобрести с карандашами нормальными и можно письменными приборами торговать.

Сейчас одной такой ручкой с кроваво-красным рубином в навершии деревянной палочки и писал Брехт свой сталинский план. Писал-писал, рисовал-рисовал на схематичной карте лесополосы вдоль рек Волга, Дон, Урал и Северный Донец, а на углу стола лежала карта, из дебильной, которую ему Александр показал, с островами Сахалин и Хоккайдо сросшимися, переделанная. И раз за разом к себе взгляд притягивала, эта самодельная карта. Что-то не давало покоя. Пётр Христианович отложил карту глобального преобразования климата на юге России и подтянул к себе схему с Сахалином. Что не так?

Стоять! Бояться! А Лаперуз ли дурак? А что если Сахалин полуостров и между Сахалином и Хоккайдо нет пролива Лаперуза!? А не дураки ли все, кто правил Россией и СССР и снова Россией, начиная с Александра этого нонешнего? Пролив Невельского, то есть, самая узкая часть Татарского пролива — это всего восемь, кажется, километров или меньше даже. И глубины там и, правда, небольшие, доходят до семи метров, практически делая невозможным судоходство. Этот пролив России не нужен. Более того, он, по чесноку, страшно вреден. По нему сплошным потоком и всегда, круглый год, идёт холодная вода из Охотского моря, вдоль всего нашего Дальнего Востока до самой Кореи, а там сталкивается с Цусимским тёплым течением, которое проходит по вдоль всей Японии и уходит, так и не отдав тепло нашему Дальнему Востоку, в пролив Лаперуза.

Предположим, взять эти семь с чем-то километров, засыпать скалой и сделать перешеек, соединяющий Сахалин с материком. Тогда это холодное течение пойдёт, никуда не денется, по восточному побережью Сахалина и упрётся в Цусимское течение, развернёт его и пойдёт вдоль берегов Японии, резко сменив там климат. Половина японцев просто вымрет, а половина откатится в каменный век. Ну, и часть переселится южнее. Главное, что этого хищника, который всегда вредил России, не станет. А потом можно перегородить точно так же и не такой уж большой пролив Лаперуза. И тогда холодное течение пойдёт, вообще, вдоль восточного берега японских островов и полностью заморозит Японию. А Цусимское течение превратит наш Дальний Восток в субтропики, каковыми он и является, если ориентироваться по широте. Ведь Владивосток с Сочи на одной широте. Даже чуть южнее Владивосток.

Интересно, а почему такая элементарная вещь не пришла в голову Сталину или Путину? Это наши территориальные воды и построить там дамбу нам никто не может запретить. И кердык Японии. Её экономика не выдержит такого резкого похолодания и самое главное — похолодания навсегда. Там, у нас на Дальнем Востоке, добывают уголь и ещё чего-то. И на Сахалине, если Брехта память не подводит, есть город Угольное или Угольный. Куда-то же отвалы девают, почему в море не сыпать? Подогнал к проливу Невельского железку и потихоньку вали туда камни. Что такое семь километров — ерунда. Несколько лет и Сахалин полуостров. А Япония — холодные острова слабо пригодные для жизни. И нет у сынов Ямато этого угля. Нечем отапливать жилища. Почему наша экономика плохо конкурировала с Западом? Много причин, но одна из существенных — холодный климат. Вот, пусть на равных конкурируют. При Путине если так сделать, то соседка просто разорится, а при Александре Павловиче, как не прискорбно, (хнык, хнык) половина население Японии вымрет.

Пётр Христианович с удовольствием соединил на карте остров с материком тонкой чертой и, вздохнув, вернулся к прожекту преобразования природы. Рано думать про Сахалин, до него ещё Крузенштерну доплыть надо и подтвердить, что это остров. Пока нужно юг России обустроить. У Сталина были созданы специальные хозяйства типа МТС, которые занимались созданием этих лесополос, забыл уже Брехт, как они назывались, не важно название. Важен факт. Их тоже нужно создавать — эдакие хутора, вдоль обоих берегов всех южных рек и в обязанность этих хуторян будет входить сначала посадка лесонасаждений, а потом присмотр за ними. Как людей заинтересовать, кроме небольшой зарплаты? Легко. Зарплаты вообще можно не платить. Выделить людям десятин (или гектар) по двадцать и пусть, сколько смогут, обрабатывают или на самом юге овец разводят. Налогом не обкладывать, и даже разрешить для проплывающих судов постоялые дворы устраивать со столовыми. Как в будущем вдоль всех автомобильных дорог.

И кто же лучшие хуторяне на территории Российской империи? Прибалты естессссственнно. И их сейчас очень мало. Всех эстов тысяч двадцать пять и остальных не многим больше. Все они на эти хутора с радостью и переселятся. Не будет никогда вымирающих русофобских республик создано. И никакого ущемления. И никакого геноцида. А кто не захочет? А кто не захочет, отключим газ. А нет. А кто не захочет у того сгорит хутор и ему предложат переселиться на Волгу или реку Урал ещё раз. Общаясь с русскоязычными бурлаками, сами выучат язык и обрусеют. И селить так, чтобы рядом с эстами летгалы и жемайты селились, а не эсты. Расстояние от одного хутора до другого десять вёрст. Переженятся и русскими станут. Были крепостными, станут свободными, никакой не геноцид. Наоборот совсем. Освобождение, процветание, благоденствие.

А как же немецкие бароны в Прибалтике, они кого будут эксплуатировать? Да, элементарно, пусть пленных поляков и французов эксплуатируют. Это Александр в той истории рыцарем был долгонько, а в этой должен перековаться пораньше и деспотом стать не после войны с Наполеоном, а до. Всё мужское население Франции, принимавшее участие в походе на Россию, должно двадцать лет отработать на её нивах. Вам земли нужно было, да пашите на здоровье. Как всю вспашите, ещё выделим. Семьи? А и семьи привозите. Кто-то же немецким баронам должен исподнее стирать. Лучше всего для этого подходят француженки. Стоит она, над корытом нагнувшись, стирает подштанники, а сзади подкрадывается барон, нет же никаких баронов, подкрадывается Karl Friedrich Hieronymus Freiherr von Münchhausen. Тут ключевое слово — фрайхерр (барон). Или просто хер.

Событие шестьдесят седьмое

Ручки с золотыми перьями сработали не так, как Брехт задумывал. «Так», в целом, тоже сработали, господа из Российско-Американской компании после вручения ручек и покровительственного взгляда Государя, решили, что не деньги главное в этом мире, в этом мире главное своё имя увековечить, в название гор там, или рек, или островов. Хочет капитан Крузенштерн плыть вокруг глобуса, так пусть плывёт во славу русского флота и Государя императора. Заселить Калифорнию, а чего хорошо это, ежели Госу… Ну, нет, так нет. Сами купим крестьян на вывод и на пару корабликов-то наберём. Плуги железные и бороны, и топоры, и пилы? Так крестьян раз купили, то не бросать же их с голоду помирать, конечно, нужны плуги. Лошади, ну, лошадей у испанцев проще купить. Там это ничего не стоит.

Зря ручки делал и дарил. Мог бы просто с Александром переговорить. Это в первый день так подумал. А оказалось, что всем, в том числе и Александру вещица понравилась. Пришлось поднос отдать медальеру и табакерку с камешками.

— А когда же я буду делать пуансон и матрицу? — приуныл Вальдемар Алексеев, впечатлявшийся огромным заказом.

— И действительно? — Понятно, что в ручном режиме делать перья руками Алексеева нерентабельно. Брехт задумался. Где-то нужно найти десяток обычных ювелиров, разобрать их на специализации, один палочку с навершием делает, второй — само перо, третий — зажим для крепления пера. А медальер пусть занимается, чем и должен заниматься — штампом.

Всё по щучьему велению и произошло. Только об этом подумал, как прибыл огромной обоз из Студенцов и Москвы. Все его горцы прикатили. А там как раз три ювелира. Посадил их в мастерских монетного двора пока работать Пётр Христианович с разрешения Карла Леберехта. Кривился австрияк, но Брехт руками развёл и, как бы по секрету, шёпотом, сказал, что всё царское семейство такие ручки себе затребовало, или послать монархов куда подальше. Как думаете?

— И вам изготовим, Карл Александрович. А ещё у меня мысль есть. В следующем году у нас будет пятьсот шестьдесят лет битве Александра Невского на Чудском озере или «Ледовое побоище». Почему бы вам не выпустить серебряные рубли, посвящённые этой битве или самому Александру. Прямо вижу, на аверсе бюст Александра Ярославича с мечом и слова по кругу: «Кто к нам с мечом придёт, от меча и погибнет». Ярославич в одеяниях русского витязя с шеломом острым на голове в кольчуге, а на реверсе внизу надпись один рубль, а вверху профиль Александра Павловича и надпись сверху в полукруге «преемник славы».

— Думаете, Государю понравится, — прямо подпрыгнул придворный медальер.

— Обязательно. Даже думаю, наградит вас Александр Павлович. Только не уродуйте государя, он красивый мужчина, просто соблюдите все пропорции.

— Осознал уже пагубную свою устремлённость к римским образцам. Пусть ваши горцы поработают, да и несколько своих учеников им в подмогу поставлю и мастерство переймут и сами может чему абреков этих научат, не зря же время на них тратил. — Сменил гнев на милость придворный медальер.

Литовский замок легко принял всех переселенцев. Ремонт после бардака оставленного съехавшими мушкетёрами закончили, прислугу наняли. Здание замечательное, разделено, как бы на два крыла, и имеют эти крылья собственные выходы, так что Брехт для черкесов несколько комнат зарезервировал у правого выхода и теперь их туда поселил. Рядом и шестерых унтерофицеров — бывших обитателей этого замка поселил. С мужиками переговорил. Конечно, виноваты, забили вшестером офицера. Били, пинали, пока тот не помер от внутренних кровотечений, скорее всего какую-нибудь селезёнку или печень порвали. И началась драка, когда они пьяные были. Что ни одного грамма на их чашу весов не добавляет. А добавляет то, что поручик Семёнов сам руки регулярно распускал и бил солдат налево и направо в своей полуроте. Если верить этой шестёрке. Полурота была особая. Застрельщики. Вооружены все были штуцерами. Мужики все взрослые, младше тридцати и нет никого. Четверо подпрапорщиков, один портупей-прапорщик и один каптенармус, отмечали именины Кузьмы с лошадиной фамилией. Нет, не Овсов. Кузьма был Кобылкин. И это не лошадь, а кузнечик. Был Кузьма родом с Омска и там этот вид саранчи водится.

Брехт им без имён и координат рассказал про Сёму Тугоухого и его подельников. Не про то, чем они занимались, сказал, что воевать на Кавказе помогали, да в Москве от татей помогли отбиться, и что теперь он им землю в Крыму купил и денег дал на покупку крестьян на вывод.

— Если хотите через пару лет так же зажить, то подчиняетесь мне и не шубуршите, если не хотите, то можете идти на все четыре стороны. С этого дня вы числитесь мёртвыми. Самоубийцами. Повесились в тюрьме. Домой возвращаться не советую. Ничем хорошим это не кончится.

— А сего делать-то надоть? — Этот Кузьма целый портупей-прапорщик и выступил от имени бывших сослуживцев главным. Сибиряк, сколько лет прошло, а буква «с» в словах некоторых чувствуется.

— Учиться воевать по-настоящему. Нет, сразу отвечу на ваш вопрос. Не умеете вы воевать. Да, отвечу на ваш вопрос, я умею. И вас научу, вместе с вами буду учить ещё одиннадцать горцев и пацанчика одного.

— А опосля, Вашество, сто делать будем? — ветераны согласно кивнули и им интересно.

— К свату будущему заедем. Убьём и ограбим. Князь Доминик Иероним Радзивилл зажился на Земле. — Не сказал. — Посчитаемся с ворогом одним. Большая сволочь. И мне и России много вреда принёс.

— Я согласен, — Кузьма оглядел унтеров бывших, те степенно боднули головами нечёсаными, вшивыми, должно быть, — И общество согласно.

— Ну, и гут. Завтра пойдём к портному одёжку вам закажем. А сегодня в баню и все волосы на теле там сбрить. Даже на жопе и пипиське, ясно ли?

— Понятно. Вши, богато их в тюрьме. Сами с радостью.

— Всё, пошли квартиры выбирать. Я купил дом бывший, где ваш полк квартировался.

— Кхм, так это Вашество, там нас люд опознать могёт.

— Вона чё? Не высовывайтесь пока. Еду вам Ванька будет приносить. Купите водки, вина хлебного выгоню на улицу. Потом бороды отрастите, под абреков одеты будете, никто не опознает, и говорить будете на черкесском языке. Прорвёмся.

Событие шестьдесят восьмое

— Зачем укротитель щёлкает бичом, когда в цирке с тиграми работает? — спросил Брехт у построившихся на заднем дворе Литовского замка людей.

— …

— Ладно. — Пётр Христианович махнул рукой. Именно так он учил молодых спецназовцев в Спасске-Дальнем. Начал и тут, на автомате. Сказал и сам рассмеялся. Какой нахрен цирк. Ни один из них не был в цирке и ни один из них не видел тигра. Ну, вон Кузьма, может, видел медведя. В Сибири бывают медведи. А Джарим — самый старший из черкесов, мог видеть барса.

— Зачем, Ваше Превосходительство? — неожиданно спросил Матвей, один из подпрапорщиков.

— Ну, раз спросили — отвечу. Щёлкает он не для того чтобы тигр боялся, а для того чтобы отвлечь его. Тигр готовится к прыжку и тут щелчок. И внимание тигра отвлечено.

— Ясно.

— А говорю я вам это для того, чтобы вы поняли, что прежде, чем броситься на врага, нужно на долю секунды отвлечь его внимание.

Брехт выстроил тринадцать черкесов, шестерых унтерофицеров и Ваньку в огромном внутреннем дворе Литовского замка. Легко футбольное поле влезет. Удачное здание купил Йона Барбе. Замечательную полосу препятствий построить можно.

Черкесы решили тренироваться все, даже недоучившийся мулла Бограт Шогенцуков. Зубер — старший брат будущего создателя кабардинского алфавита, не возражал, здоровое тело ни одному богослову ещё не помешало. Вот и получилось тринадцать черкесов и шестеро унтеров, плюсиком одиннадцатилетний Ванька. Но Ванька только после обеда подключался. Есть в Петербурге интересная лютеранская школа — училище святого Петра (Петришуле)[12]. Ещё при Петре немцы для своих детей при церкви создали. Интересная вещь между прочим, там будет преподавать, позже конечно, сам Ленц, а ещё чуть позже сам Менделеев. Пришёл Брехт на Немецкую или Миллионную улицу, где школа располагалась, Ваньку пристраивать, и с ходу наткнулся на ещё одну легенду физики и механики. Экономике детей учил Иоганн Бекман. Какой уж из него экономист Брехт не знал, а вот, то, что этот человек придумал или придумает ещё термин механика и сделает этот термин наукой, точно знал. Сам про него статью в журнал писал, пристал к нему директор гимназии как-то, что нужна от их учебного заведения статья в журнал, разнарядка. Болонская, мать её, система. Статьи обязательны. Покопался в физиках, что преподавали в России, Брехт и показалось ему, что этот подвижник вполне статьи достоин. А сейчас стоит в парике и улыбается.

— Гутен таг.

— И вам не хворать. Иоганн Фридрихович, дело у меня к вам есть, — А чего Каспер с Черепановым может и гении самоучки, а тут такой налим сам в сети заплыл, пусть поможет ребятам пресс и молот нормальный спроектировать. А потом и на нормальный токарный станок с массивной станиной и двумя бабками можно замахнуться. Налимы они такие. Жирные.

— Жирные! Жирные, старые свиньи, вот вы кто, ни один не может сделать выход силой и подъём переворотом. — Брехт смотрел, как его воинство будущее болтается на турнике, как сосиски.

— Ваше Превосходительство, так, а вы не жирные? — Это болтающийся сейчас мулла спросил. Кто другой, так можно и в лобешник бы засветить, а тут служитель культа. Опять же светоч культуры братского народа будущий.

— А ну, гедь со снаряда. Учитесь, пока жив, — Ох, мать твою! За лето и, правда, килограммов набрал бохато. Зимой в Студенцах спокойно всё исполнял, а сейчас пришлось зубы стиснуть, но по пять раз того и другого сделал, и спрыгнул после красивой склёпки с турника.

— Уууу! — сказал отряд.

— А теперь сотня отжиманий. Раз. Раз. До конца опускаемся. Два, чёрт с вами. Два. До конца.