Дверь в зиму

Я буду ждать

Изменения.

Они приходят извне. Приходят по-разному. Голос. Бессловесный зов. Ритм. Пульсация. Касания. Робкие, осторожные; грубые, настойчивые.

Запах. Вкус.

Вкус присутствует всегда. Каждый раз другой, но на самом деле — один и тот же. Без вкуса все остальное теряет смысл. Без вкуса им не добраться до меня. Одни это знают, другие догадываются. Боятся признаться самим себе, но все равно догадываются.

Толчки.

Колеблется иллюзорная, но прочная преграда, что отделяет меня от них. Ритм толчков рваный, синкопированный. Откуда мне известно это слово? Его значение? От одного из тех, кто стал мной. У меня нет слов, нет имени, нет формы.

Что у меня есть? Ощущения? Пожалуй.

А слова — от них.

Толчок. Пауза. Сдвоенный толчок. Сбив ритма. Пауза. Толчок. Синкопа. Пауза. Сдвоенный толчок. Ритм ускоряется, упрощается. На что это похоже? На соитие перед зачатием.

Призыв?

О, никаких сомнений! Это он и есть. Ритм открывает канал, толчки проникают сквозь мембрану. Теперь они звучат во мне, словно биение сердца.

У меня нет сердца, но это не важно.

Тьма, которая я, приходит в движение. Кажется, что по жилам заструились потоки черной крови. Жилы? Кровь? Человеческие аналогии — куцые, жалкие! — приходят непрошеными гостями. Слишком много их во мне: тех, кто был людьми, а стал частью меня.

Перестав быть собой.

Перестав — быть.

Меняют ли они меня? Да. Наверное. Не важно. Я был, есть и буду. Они были; теперь их нет.

Пульс бьется, захлебывается. Теперь я чую локализации. Толчки не всегда отдаются в нужных местах, и все же они выстраивают геометрию призыва. Грубую, но действенную. Там, по другую сторону преграды, между толчками проходят… Часы? Дни? Недели? Время — иллюзия. Для меня оно не имеет значения.

Значение имеют ритм и геометрия.

Когда-то, чтобы призвать меня, они били в бубен. Жгли дурманные травы. Рисовали пентаграммы, сигилы. Приносили кровавые жертвы. Читали заклинания. Слова не имели особого значения. Главное — ритм и цель.

Если они все делали правильно, я приходил.

Мне никогда не удавалось задержаться в их мире надолго. Но в этот раз…

Что я чувствую? Нечто, похожее на уважение. Раньше они не действовали с таким размахом! Геометрия призыва, которую вычерчивают мощными ударами в намеченные точки, накрывает огромную — по человеческим меркам — площадь. Там, на другой стороне, распластали на алтаре тело колосса Умелые жрецы последовательно вонзают десятки острых стилетов в точки темной акупунктуры, в центры животворной энергии. По каплям выпускают горячую кровь, рисуют невиданный доселе символ.

Сигилу, раскинувшуюся во времени и пространстве.

О, кровь! Вкус, без которого любой призыв звучит жалким кваканьем. Сейчас она льется в изобилии — в мою честь. Зовет, наполняет силой. Сила требует выхода.

Требует действий.

Какое-то время кровь лилась впустую. Безумное расточительство! Лишь недавно кровь стала жертвенной, начала питать меня. Некто приступил к ритуалу. Что ж, он будет вознагражден.

Я гурман. Повар изо всех сил старается угодить мне. Пикантная горчинка острой боли. Сладость мгновенного ужаса. Вяжущие нотки насильственной смерти. Неосознанное, кристально чистое угасание младенца двух дней от роду. Слаще всего кровь тех, чьи души мне не достанутся. Кровь тех, кто станет мной — другая. Тяжелая, густая, с торфяными тонами и затхлым ароматом.

На любителя.

Я — не любитель. Но я не способен принимать жертвы избирательно. Нет в мире совершенства, сказал кто-то из людей. Даже я не совершенен.

Последний глоток.

Хватит философских размышлений. Преграда истончается, лопается как мыльный пузырь. Звук, похожий на последний вздох, слышу только я.

Иду вперед.

Я выходил в этот мир безлунными ночами, в кругах мегалитов и обычных замшелых камней. В древних капищах и оскверненных храмах. В подземных святилищах, катакомбах и лабиринтах. В глухих пещерах и на вершинах холмов. Случалось, в кратере дремлющего до поры вулкана.

Сейчас я возникаю сразу везде.

Геометрию призыва никто не отменял. Но сигила, щедро напитанная жертвенной кровью, накрыла собой целую страну. Я выхожу на всей очерченной ею территории.

Размах призыва впечатляет. Даже интересно: кто сумел воплотить столь грандиозный замысел? Кто этот талантливый адепт?

Скоро узнаю.

Черные громады домов. В редких окнах теплятся робкие светляки. Небо затянуто мглой. По ущельям улиц проносятся механические повозки с глазами-светильниками. В прошлый раз их было заметно меньше, и двигались они медленней.

Свет — мой враг. Он истощает мои силы, вынуждает днем скрываться в тенях, чтобы не быть исторгнутым обратно в мое обиталище. Почти всегда меня призывают ночью. Ночь — мое время. Жалкие огни в домах мне не досаждают.

Да, помню: электричество. Будь внутри сигилы, где я возник, больше света — это могло бы стать проблемой. Почему нет света? Я хочу знать, почему. Знание может оказаться полезным. Тянусь к людям в домах. Стены и стекла? Это не преграда.

Где есть тьма, там есть я.

Страх. Неуверенность. Надежда. Ненависть. Тревога. Решимость. Ожидание. Любовь. Недостаточно страха. Не хватает отчаяния. Даже ненависть несъедобная. Когда попадается правильная, она испорчена любовью и надеждой.

Куда это годится?!

Как только я получу воплощение, я быстро все исправлю.

Меня не раз призывали во время войн. Обычно это делали те, кто терпел поражение. Победители в моей помощи не нуждались. Я прислушиваюсь. Учу новые слова, впитываю новые смыслы. Объекты энергетической инфраструктуры. Ракетные удары. «Ониксы», «Калибры», «Кинжалы», «Искандеры», «С-300». Blackout, lockdown…

Места и последовательность нанесения ударов. Ритм и геометрия призыва. Колоссальная сигила на всю страну. Жертвенная кровь. Отключение электричества.

Замысел, достойный восхищения!

Остался последний штрих, завершающий аккорд — воплощение. Воплотиться я могу лишь в того, кто меня призвал. Таково правило, я не в силах его нарушить.

Я приходил сюда множество раз. Те, кто мечтал стать для меня сосудом, ждали внутри сигилы — и я входил в них. Глупцы, надеявшиеся этого избежать, боязливо жались снаружи, в надежде, что сигила удержит меня.

Не удержала. Ни разу.

Не удержит и сейчас. Я успею до рассвета.

Собираю себя воедино. Волнами мрака несусь по улицам городов. Впереди вспухают огненные клубки взрывов. Трещат выстрелы, что-то горит. Линия фронта? Этот огонь меня не раздражает — он дарит смерть, а не жизнь. Души, насильно лишенные тел, взлетают, растворяются во мне, насыщают. Это приятно. Другие души пронзают меня насквозь, летят выше, дальше. Это неприятно.

С трудом подавляю искушение задержаться, насытиться. На войне всегда есть то, что нужно — правильные боль и смерть, страх и ненависть, отчаяние и ярость.

Нет, надо спешить.

Огибаю колючие россыпи огней — города, освещенные электричеством. Мне не нравится то, что я вижу. Люди слишком увлеклись своими новыми игрушками. Если так пойдет и дальше, у меня могут возникнуть проблемы даже ночью. С этим надо что-то делать. Уверен, мой адепт — человек влиятельный, раз сумел устроить столь масштабный призыв.

Воплотившись, я избавлю мир от лишней иллюминации.

Мы избавим.

Море, океан света.

Сияет, колет, жжет. Высасывает силы. Там, в сердцевине — он. Пытается спрятаться от меня? Отгородиться светом? Не знает, что я уже иду к нему?

У меня нет иного выбора, другого пути.

У него тоже.

Ищу лазейки. Темные улочки с тусклыми фонарями, неосвещенные закоулки. Можно уйти под землю, просочиться по канализационным трубам и коллекторам. Это слишком долго. Это унизительно. Такой роскошный призыв, а я явлюсь из канализации, как в дешевом фарсе?

Унизительно? С каких пор меня это волнует?

С каких пор меня вообще что-то волнует?!

Они меняют меня — те, кого я поглощаю и делаю мной. Придают толику человеческого. Они исчезают, я меняюсь. Каждый платит, как может, я не исключение.

Ага, вижу. Дворец, крепость. На башнях сияют багровые пентаграммы. Я уже бывал здесь. Хорошее место. Надеюсь, за это время оно не стало хуже.

Надеюсь? Я — надеюсь?!

Ныряю внутрь, несусь коридорами. Здесь тоже многовато света. Выпиваю душу охранника, его руками отключаю распределительный щит. Разношу вдребезги рукояткой пистолета.

Так-то лучше.

Вспыхивает аварийное освещение. Тревожные сполохи мне не мешают. Меня тянет, как магнитом. Да, близко. Да, здесь. За этой дверью.

Вхожу.

Он не один. Рядом — приближенные. Советники, генералы, служители культов. Кто-то из них посвятил адепта в подробности ритуала. Кто? Не имеет значения.

Оставить их в живых? Нет, это лишнее.

На полу лежат тряпичные куклы. Призвавший меня встает из кресла, отступает, пятится к стене. Лицо искажено ужасом. Обнимаю его прядями мрака, обволакиваю. Заключаю в кокон тьмы, которая я.

Шепчу на ухо:

— Не бойся.

Он дрожит.

— Я пришел на твой зов. Я исполню твои желания.

Он дрожит.

— Я повергну твоих врагов, дарую тебе победу. Мы будем править этим миром вместе…

Вместе. Ты и я.

Он верит. Он расслабляется.

Он все еще дрожит.

Вхожу в него. Надеваю на себя, как перчатку. Ты получишь желаемое. Ты будешь считать, что я послушен твоей воле, что это я исполняю твои желания, а не ты мои. Ты назовешь себя темным божеством, а я тем временем…

Что это?! Нет!

Сердце?! Твое проклятое, твое слабое, больное человеческое сердце! Ты, негодный сосуд! Жалкий кусок мяса! Не смей умирать! Нам еще столько предстоит! Я даже не начал!

Не смей!!!

Не умею лечить. Не умею воскрешать. Поддерживать жизнь сосуда дольше отпущенного срока — да, могу. Но если сердце останавливается, мне не запустить его снова.

Последний, еле ощутимый толчок. Адепт оседает на пол: ком бесполезной мертвечины, мятое тряпье. Его душа — во мне. Мечется в ужасе, кричит, зовет на помощь…

Растворяется.

С рассветом мир исторгнет меня обратно, в мою унылую обитель. Не получилось. В этот раз — нет. А как хорош был призыв! Изящен, оригинален, масштабен. Ничего, у меня есть время. У меня есть время всего этого мира, от начала до конца.

Я буду ждать.

Ноябрь 2022 г.