Роберт Блох

Двойная игра

Мое имя вы увидите скоро в газетах. Что бесит — вы меня можете не признать.

Впрочем, не каждый перечислит директоров-распорядителей Эн-би-эс, Си-би-эс, Эй-би-си или «Мью—чуэл» note 1.

Главное, что тут, когда слышат имя Уиллиса Т. Миллани, людей будто током бьет. Я всегда имел здесь большой вес, а в нашей корпорации только это и важно.

По крайней мере это важно для всех причастных к ТВ. Единственный человек, кто на это чихал, был Бзик Уотерз.

Да, Бзик Уотерз. Его-то имя вы знаете. Потому что последние три года я расшибался день и ночь, чтобы сделать ему рейтинг самым высоким и по Хуперу, и по Нилсену note 2. Эта толстая задница не сидела б на куче денег, если б не я. Господи, он-то, с его припевчиком «бзззэзз-бзик!». И дешевым юмором с Катскиллских гор!

Я вам скажу, что комики вроде Бзика на рынке идут меньше цента за штуку, а за десятицентовик бери таких дюжину. Он и сейчас бы варился в «районе борща» note 3, если б я его не вытащил. Все это помнят.

Все, кроме Бзика, конечно. Неприятности начались, когда он про это забыл.

Сижу в своем кабинете как-то жарким деньком — звонит телефон. Сид Рихтер из театра, где «Полный бзик» должны прогонять перед осенней премьерой. Сид — режиссер из тех, что сами управляться любят, и только моя секретарша доложила, кто звонит, я сразу учуял неладное.

— Ну, — сказал я, — выкладывай.

— Выкладывать? — Сид переспросил. — Боязно.

— Так помолчи, давай отгадаю, — предложил я. — Бзик сценарий забраковал.

— Не-а.

— Заезжая звезда ему не по вкусу.

— Валяй дальше.

— Явился в стельку пьяный.

— Хуже.

— Хуже?

Сид на другом конце, слышу, делает глубокий вдох.

— Совсем не явился. И точка.

— Минутку, подожди…

— Я час прождал. А у меня четырнадцать человек занято, полностью рабочая бригада — все из профсоюза — и двадцать музыкантов оркестра.

— Не сочиняй! Ты его искал?

— До розыгрышей мне! Не звонил бы, но я его обыскался. Он же знал про репетицию и вчера он был в городе. Кто-то вчера встречал его в ресторане «У Линди».

— Пьяного? Трезвого?

— Середина на половину. Швырялся творожным пудингом в официанта.

— Старина Бзик, как есть, он.

— Есть? Нет его, он сегодня пропал. Весь город перетряхнули. Утром из своего отеля вышел и — канул. Агент не видел, сценаристы не видели…

Меня осенило.

— А психоаналитику его звонил?

Сид рассмеялся устало.

— Которому? Ты же знаешь, как с ним в последнее время было. Психоаналитиков менял чаще, чем сценаристов.

— А девице его, этой Мелоди Морган, звонил?

— Только что. Говорит, он неделю уже не появляется.

— Хорошо, — сказал я. — Но ты шоу готовишь, да? Охотясь за ним…

— А что остается? Так ведь и дублера его раздобыть не могу, двойника наемного, как его там…

— Джоу Трэскин. — Я подсказал. — Хотя это не важно, Бзик на прошлой неделе говорил, что его выкинет.

— Чудненько! И кадры не выстроишь! А завтра репетиция в полном составе.

— Не отменяй, — сказал я. — Найду тебе Бзика, даже если придется город вывернуть наизнанку.

— Этого не советую, — пробормотал Сид. — Очень подозрительные жучки могут наружу выползти. — Он помолчал. — Ну, а теперь серьезно: думаешь, сможешь его найти?

— Черт, я должен, — сказал я на полном серьезе. — Не беспокойся. Это ж моя работа.

Я повесил трубку, тряхнул головой. Моя работа, так вот. Забота о Бзике Уотерзе. Он все лето меня доставал: не хотел подписывать контракт на осень, увиливал от встреч со спонсором, посредниками, нашими деятелями. А мне — терпи. Бзик в последний сезон чуть «Эмми» не схватил, хоть критикам и не по нраву его кривлянье. Поэтому брать на пушку его было без толку: знал, что он в моде, и мог переметнуться в любую студию.

Вдобавок ко всему какой-то задрипанный писателишка доцарапался до него, чтоб состряпать одну из этих дешевых биографий. Ну, вы знаете: про бедного маленького, брошенного на произвол судьбы мальчика, который вырастает, компенсируя ущербное детство, в горлопана-комика только потому, что не уверен в себе.

Это была последняя капля. Я делаю имена уже двадцать лет, и позвольте вам сказать: пресловутая «неуверенность» — вранье.

Возьмите Бенни, он вбил себе в башку, что только со скрипкой его принимают. Он покинул варьете и подался на радио, а тут ему никаких бенефисов не требуется. Уж этого сорта «неуверенность» я подам как надо, поверьте мне. Эд Уинн зарабатывал на смешных шляпах, но прекрасно сам себя показал в «Плейхаусе-90» и просто в кино. И таких примеров я вам с дюжину наберу. Бедный маленький комик? Нет, этот номер со мной не пройдет. Не запивают же от «неуверенности», не шлепают в золоте монограммы на подтяжки, не лягают же фельетонистов по кабакам.

Давайте называть вещи своими именами: Бзик — бракованный кадр, негодняк.

Но куда же он подевался?

Я набрал два-три номера по своему проводу. Знакомого букмекера, владельца игорного притончика и вдовушки Мэгги, этакой безотказной матушки, готовой снабдить вас всем, чего не пожелаете, хоть шотландскими пони.

Потом я прибег к крайнему средству — я позвонил Бзику домой, не в отель, тут в городе, но в его особняк, на Айленд. После Дня труда он туда не ездит, но мой запас телефонных номеров иссяк, а я должен был куда-нибудь позвонить.

Представьте, трубку сняли.

— Шервудский лес, — сказал голос. — Робин Гуд слушает.

— Бзик! Это Миллани. Черт побери, что за шутки! Разве не знаешь, тебя ждут репетировать?!

— Нам не до шуток. Король объявил праздник, народ пляшет на улицах.

Доверху набрался.

— Ты сам появишься, или мне потрудиться и тебя притащить?

— Очень жаль, ваш ответ не правильный! Но за участие спасибо, наш спонсор преподносит вам «утешительный приз» — набор глицериновых свечей, и суньте-ка их…

— Оставайся на месте, — сказал я ему. — Я сейчас буду.

И помчал. Сиду не позвонил, даже секретарше не сообщил, что исчезну, просто выскользнул через черный ход и сел в свою машину, припаркованную на той стороне улицы.

Прокатился я без всякого удовольствия. Преодолевая сумасшедшее городское движение, жару и злость, в тиски взявшую череп. Временами и «милтаун» note 4 не спасает.

Если подумать, не так уж все плохо. Комики напивались, репетиции пропускали и раньше, перед кем надо выкрутишься и забудешь. Но не только из-за Бзика болела моя голова в ту неделю. Стычка вышла с одним из этих проклятых маленьких чудищ в телевикторине, с восьмилетним паршивцем, который помнил средний уровень каждого спортсмена в классе «А» прямо с восьмого года нашего века. Он просился из викторины своими глазами чемпионат мира смотреть. Потом возня с нашей новой звездой, нашим ковбоем: пытался вскрыть себе вены из-за несчастной любви. Я ж ему говорил, чтоб не путался с танцовщиками прежде всего. Потом…

Зачем продолжать? Такая моя работа: миротворец, нянька и опекун для них, для всех — в едином лице. Я сам себя десять раз на неделе спрашиваю: «Зачем продолжать?» И ответ всегда подкатывает: круглая сумма наградой. Но дело в том, что на этой неделе я себе задавал этот вопрос по десять раз на день.

Старый, наверное, анекдот, вы слышали. Бзик Уотерз его рассказывал, и я каждый раз смеялся. Про чудака, у которого сломалась телега и который решил сходить за лошадью с телегой к скупому соседу. Тащится он к соседу и клянет его скупость, припоминает его вечные отговорки. И так себя накрутил, что не успел сосед на колокольчик в дверях объявиться, чудак как завопит: «А иди-ка ты со своей телегой и лошадью сам знаешь куда!»

Вот в таком настроении я подъехал к дому Бзика Уотерза, и уж было мне не до смеху. Только бы обошлось без шума — не вынесу…

Машины Бзика перед домом я не увидел — плохой знак. Может, удрал от меня? На мой звонок никто не вышел, и я уверился: удрал. Меня охватила ярость, я стал стучать громадным медным дверным молотком. И здорово «промахнулся»: молотком, докрасна раскаленным на солнце, я обжег руку.

Тут, чертыхаясь, я пнул дверь ногой. И остолбенел на мгновение: дверь распахнулась.

Я влетел, внутри было прохладней. Но остыть я не мог. Кондиционер ни чуточки не помогал. А дрожал я — так это от возбуждения.

— Ладно, Бзик, — орал я, — теперь выходи! Я знаю, ты тут!

Ну малец десяти годков — и только. Но самокритика меня не тормознула, я летел через холл в библиотеку. То есть в бывшую библиотеку, Бзик, купив дом, сделал из нее бар.

Да, бар: бутылки, стаканы, куда ни глянь, уж потом, вбежав в комнату, я заметил, что обеими ногами стоял в луже ликера. Бзик развлекаться изволил.

Отразвлекался. Лежал теперь поперек софы, полностью вырубившись.

В грязном, потрепанном спортивном костюме, с двухдневной щетиной. Как же воняло от него ликером, когда я наклонился к нему и тряхнул.

— А? — пробормотал он. — Кто? Миллани, ты? У-уди…

Я придал ему сидячее положение.

— Ну, живо! — приказал я. — Со мной поедешь!

— Не… Пму я бязан ехать?

— Репетиция, вот почему.

— Не хчу репетицию. Не бязан на репетицию.

— Черт, ничего больше не слушаю! Ты живо идешь под душ, трезвеешь и одеваешься, чтоб через двадцать минут был готов. Понял?

— Ставь мя… Ты мне не босс…

Я ударил его по лицу.

Он зарычал.

— Ну…

И тут же был на ногах, шатнулся вперед. Его рука скользнула по приставному столику, сбивая стаканы на пол, пальцы сомкнулись у бутылки на горлышке. Схватив ее, он замахнулся.

Мне оставалось одно, что я и сделал. Выбросил немедля кулак и резанул его в челюсть. Он повалился назад, увлекая за собой столик. Стаканы разлетелись осколками на мраморном белом полу за краем ковра, но слышал я только противный звук, с которым стукнулась об пол, когда он грохнулся, его голова.

Все знают: без вреда это пьяному. Так и я думал, когда наклонился, тряхнул его. Но потом засомневался: будто я труп тряхнул, глаза открыты и закатились, лучше бы мне их не видеть.

Я хотел посчитать пульс. Тело казалось белее мрамора — то мрамор и был, если иметь в виду отсутствие пульса.

В комнате — жуткая тишина. Я слышал свое дыхание, но его дыхания я не слышал.

Тогда я понял…

***

Тишина стала еще плотней три часа спустя, когда я дождался того, кого ждал. Солнце быстро закатывалось, но и при тающем свете я его лицо разглядел. Он был Бзиком Уотерзом больше самого Бзика

— Джоу Трэскин, — сказал я, поднимаясь. — Ты меня помнишь? Уиллис Миллани.

Он ухмыльнулся по-дурацки.

— Босс Бзика… — проговорил.

— Был. До полудня.

— Что, черт возьми…

Я не дал ему договорить, а схватил за руку и потянул туда, за софу.

Он вытаращился на Бзика Уотерза.

— Несчастный случай, — пояснил я. И описал происшедшее. Коротко. Я знал, что следует говорить. Я все прекрасно знал, кроме одной вещи, самой для меня важной, — как он к этому отнесется.

— Понятно, — отозвался Джоу Трэскин. — Но чего вы рассказываете это мне? Вам бы лучше полиции рассказать.

Я поглядел на него пристально и покачал головой.

— Нет, Джоу.

— Нет?..

— Я мог позвонить в полицию три часа назад, когда все случилось. Но зачем? Я рассказываю — они меня сажают. И, может, даже срок за непреднамеренное убийство отсижу, при хорошем поведении — пару годков. А выйду— найду себе дельце. Не там, где сейчас работаю, но близко. Ну, в нашем лучшем отеле место дежурного в уборной.

— Простите, это ваши заботы.

— Слушай, Джоу. — Я положил руку ему на плечо. — Ты еще не усек, нет? Я не про свои заботы. Конечно, когда случилось, я сразу все, о чем сказал, живо представил. Но это не важно. Этот номер — «Господи, что ж я наделал!» — на черта он сдался?! Только я понял, что Бзик Уотерз мертв, я кончил жалеть себя и начал опять шевелить мозгами распорядителя. Знаешь, как у них котелок варит, Джоу?

— А у них котелок варит?

Он кусался — вылитый Бзик, и мне стало полегче. Я стиснул его плечо.

— Да, Джоу, да. Их работа. Моя работа. Думать и беспокоиться. Не о себе — о моих людях. Обо всех моих людях в моих шоу. Например, о тех семидесяти пяти, что заняты так или иначе в «Полном бзике». О них как раз я сейчас думаю. Лишить жизни Бзика Уотерза — одно дело, жуткое дело. Но умышленно погубить их всех, лишить заработка — это, знаешь ли, тоже… Я решил, Джоу. Этого я не сделаю.

— Но о чем…

— Слушай, Джоу. Выход простой. Ясно как день. Отлично все вижу.

— …о чем вы?

— О тебе, Джоу. С этого момента ты — Бзик Уотерз.

— Ну!..

— Помолчи, Джоу. Говорить буду я. Я все обдумал. Вот сюда сядь.

Он глянул на меня с дурацкой усмешкой, но сел. И тогда я понял: он в моих руках. Меня понесло.

— Смотри, как складывается, — сказал я. — Никто не догадался, что Бзик прятался тут. Для всех он вчера поздно вечером пустился по кабакам кутить. Сид говорил, кто-то столкнулся с ним «У Линди», я проверял и знаю, с кем он был, что делал. От тебя требуется одно: подхватить прямо отсюда.

— Но…

— Слушай меня. — Я зажег сигарету, руки уже не дрожали. — Я осмотрел комнату. Крови — нигде, а бедлам — так на обычный запой похоже. Потом: можно ж почистить. И ни у кого никаких подозрений, ведь Бзик Уотерз, как раньше, вот он!

— Да. — Джоу мотнул головой — Вот он. И что вы будете с этим делать?

— Что-нибудь сделаем, — ответил я. — За утесами преотличный глубокий карьер, к тому же ночь темная. Немножко тяжелых камней — и у нас нет проблем.

— Нет проблем… Бзик Уотерз, как раньше, крутится… — Он помолчал. — Но что будет с Джоу Трэскином?

Я перехватил его взгляд

— Ничего, — сказал я. — Давай-ка начистоту. Что с тобой было, пока ты не встретил Бзика Уотерза в прошлом году? Рядовой работяга был, нет, что ли? Грузовик водил, ни семьи, ни связей.

— Вы мои письма читали, — пробормотал он.

— Просматривал. Моя обязанность. Теперь-то что… Давай обратно к фактам. Бзик подобрал тебя из-за сходства, чертовского сходства. В этом твое везение. Ты играл у него за дублера. Ты даже на публике тут, в городе, вместо него появлялся, и, кажется, он пару раз тебя просил посниматься за него для рекламы, когда он хотел умотать. Разве не так?

Джоу не отвечал — зубы скалил.

— Ладно. Год ты играл у него за дублера. А потом, на прошлой неделе, он тебя вышвырнул. Что с тобой было?

Он передернул плечами.

— Расплатился в отеле и съехал, нашел комнату на окраине, там и сидел.

— А когда деньги вышли, двинулся б дальше, — продолжил я. — В конце концов опять бы баранку крутил где-нибудь. И, может, когда-нибудь кто и сказал бы, что ты похож на Бзика Уотерза, это всего-то. Неприятно тебе говорить, но ты, Джоу, из многих. Если ты не дублер, ты — мелочь. Во всем шоу-бизнесе никто не поинтересовался, что с тобой сталось, когда Бзик тебя выгнал. Ты просто исчез. У тебя ж даже агента своего нет, ведь нет? И семьи нет, никому ты не нужен.

— Однако вы меня, черт возьми, быстренько разыскали, — заметил он.

— Случайность. — Я вытащил из кармана листок бумаги. — На столе нашел клочок с твоим именем и телефоном.

Джоу кивнул.

— Да, помню, звонил я ему, переехав, чтоб сообщить свой новый номер, вдруг понадоблюсь. Может, он бы сегодня мне звякнул.

— Кто ж теперь скажет, — откликнулся я. — Да это не важно. А важно, что ты сойдешь со сцены и никто не заметит. Ты просто покинул город, и все.

— И, однако, рискованно это.

— Ерунда. Помнишь, лет семь-восемь назад парень статистом много снимался, потому что на Гарри Трумэна походил? Ты часто задавался вопросом, что с ним сталось? — Я помолчал. — Нот, тут никакого риска не будет. Я тебе обещаю. И поверь, я больше тебя на карту поставил. Но только я твое имя и телефон на том листке из блокнота увидел, я понял: выигрыш мой — Ладно. — Джоу зажег сигарету. — Может, я и могу исчезнуть без шума. Но это не значит, что я появлюсь как Бзик Уотерз.

— Я б на твоем месте подумал, Джоу. Хорошенько подумал. Стоит подумать.

— Сколько именно стоит?

Теперь была моя очередь ухмыляться, видя его лицо, слыша предвкушение в его голосе.

— От меня ты не получишь ни цента, — объявил я. — Ни единого цента. Но я тебе предлагаю имя Бзика Уотерза. И этот дом его, и жилье в городе, и его машины, его счет в банке, его доход на сегодняшний день. Плюс его контракт, славу и будущее. Преподношу на блюдечке. Все, что от тебя требуется, — сказать «да».

— Всё, а? — Джоу вцепился в подлокотники кресла. — Забыли про пустячки! Бзик Уотерз… был., великий комик. Он такое откалывал за неделей недоля. Люди ж со смеху должны были от него помирать.

— Ты знаешь больше того, Джоу. У нас четверо авторов сочиняли весь юмор. Знаешь и то, как Бзик сачковал прошлый сезон, даже со сценаристами не хотел посидеть. Даже номера не заучивал, просто считывал текст с телесуфлера со своим кривляньем, конечно, и всеми ужимками. Не пройдет и недели — ты освоишь его голос, манеру, приемы. Я позабочусь, чтоб ты просмотрел все записи его старых шоу. Номера без песен, без танцев, так что тебе нечего будет делать. Бзик продукт синтетический, Джоу, просто соединение хороших авторов и верной рекламы. С твоим сходством я б его сам играл.

Джоу кивнул.

— Вы о нем были невысокого мнения, а, Миллани?

— Кто о нем был высокого мнения? — Я поднялся. — Давай-ка начистоту. Знай его друзья, что тут сегодня случилось, они скинулись и купили бы мне медаль. Да только они не знают, а кроме того, я сомневаюсь, что у него водились друзья.

— Может, вы несправедливы к нему. — Джоу запнулся. — Но в одном не ошиблись. Он знал тьму народа. Предположим, у меня выйдет с номерами Бзика Уотерза перед камерой, а в частной жизни, со всеми, кто его знал?

Опять пришло время мне ухмыляться.

— Уж тут ты практиковал. Позировал же вместо него фотографам, и никто не заметил подлога Остальное вызубришь: подробности там из его жизни, знакомства. Все. что о Бзике печаталось, до последней газетной вырезки, я тебе принесу; позабочусь, чтоб ты получил доступ к связанному с парнем архиву, а у нас его история от и до. Ведь я тебе, Джоу, сказал, я головой поработал. Я все обдумал, как только решил тебе позвонить. Все учел. У Бзика не было постоянного менеджера, и дружбу он ни с кем особенно не водил, так, якшался с кучей всяких статистов и выпивох. На руку нам и то, что, как я узнал, он ходил к психиатрам. А близко с ним не знался никто. Что до подробностей, поверь, я снабжу тебя полным комплектом. Через неделю ты будешь Бзиком почище самого Бзика. Вот только пить столько не будешь… и сачковать, не будешь таким законченным эгоистом и негодяем горластым.

— Вы его ненавидели, а?

Я вздохнул.

— Что, ты думаешь, старикан Франкенштейн чувствовал, глядя, какое чудовище сотворил? Вот тебе мои чувства в отношении Бзика. Я сотворил его из ничего.

— Теперь я должен стать новым чудовищем.

— А что ты теряешь?

Джоу уставился на меня.

— Ладно, — сказал он. — А что я теряю?

Я подал руку.

Ему пришлось тянуться, чтобы пожать мою, ведь нас разделяло мертвое тело…

На телеэкране наплыва достаточно, затемнения. В книгах той же цели служат звездочки или заголовки. Но в жизни время надо прожить.

К счастью, все пошло гладко.

Сбросить тело в карьер после наступления темноты труда не составило. Не пикник, конечно, но дело есть дело. И только мы с этим покончили, самое страшное миновало, во всяком случае, для меня.

Отныне бремя легло на плечи Джоу, и меня радовало, как он сразу включился. С мелочами задержки не было: заплатил за комнату, продал свои пожитки, перебрался на место Бзика. Я состряпал историйку для Сида Рихтера: нашел, мол, пьяного Бзика, в чувство привел. На другой день репетиция катилась по плану. Если Джоу и делал промашки, их можно было списать на похмелье. Но о промашках мне не докладывали. Следующие полмесяца я посвятил ему много времени, сообщал требуемые детали, натаскивал касательно имен: связи, отношения, дружба или что считалось дружбой у Бзика в его окружении из бородатых радикалов, ретроградов, подставок, попрошаек и прихлебателей. Все пошло у него как по маслу. Мы с ним даже каллиграфией позанимались, и через несколько дней он выдавал автограф — не придерешься, а из киноархива он узнал про Бзика-комика все, что хотел.

Конечно, мне пришлось попотеть, надвигалась дата его первого шоу, и передышки я себе не позволял. Но как тяжко все ни доставалось, все ж было легче, чем крутись тут взаправдашний Бзик. И от чего бы ни болела моя голова, я хоть знал: на Джоу могу положиться, мы действовали заодно. А с Бзиком я только воевал: кто кого.

Джоу отлично у меня работал. Схватывал на лету, я его нагружал и ограждал от журналистов, надоед всяких. Подготовка к осеннему сезону — тоже ведь предлог их отвадить. И когда он взял барьер с первым шоу, я почувствовал: дело пойдет.

Да, ему пришлось словно под пулями, мне ж — под бомбежкой атомной, но вот премьера прошла, и я сказал себе: уф!

Он появился на сцене, и они попадали.

Он был так же хорош, как Бзик в ударе Черт, он был лучше Бзика! Никаких промашек, никаких ляпов. Лицом показал товар.

А после пошел домой и завалился спать, а не шатался по кабакам и не швырялся творожным пудингом в официантов.

Признаться, это я отправился отметить событие. Я чувствовал, что заслужил.

Побежали дни — все, как по нотам, игралось. Жизнь без проблем. И я предоставил Джоу самому себе, он, казалось, справится и один. Конечно, я его проверял, мы встречались, но оплошностей он не допускал.

— Ну, нравится? — спросил я его.

— О таком кайфе я не мечтал, — ответил он. Я видел: правду человек говорил.

Вот я и перестал беспокоиться.

Пробежало два месяца, и я почти забыл, как все приключилось. Согласен: невероятно звучит, но настоящий Бзик Уотерз испарился из моей памяти вместе с тем злополучным днем. В воду канул. Точнее, в карьер…

А потом на дороге объявилась черная кошка.

Впрочем, то не кошка была. То была канарейка.

Защебетала до одури мою секретаршу однажды утром и впорхнула ко мне в кабинет.

— Мелоди Морган! — воскликнул я с напускным удовольствием.

Черт, вот она, Мелоди Морган, подружка Бзика.

Только я увидел ее, меня прошиб пот. В моем кабинете ей нечего было делать. Мелкие пташки сюда обычно не залетали, она фактически мечтать не смела даже взглядом сюда проникнуть, не говоря о том, чтоб влететь и устроиться в моем лучшем кресле, свесив с подлокотника ноги. Но вот она.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил я.

— О да, мистер Миллани, думаю, да. — Она взмахнула ресницами и одарила меня робкой улыбкой. — Хочу работу.

— Работу?

— Я певица, вы знаете.

— Знаю. — Я поджал губы. — Но это не по моей части. Вам надо к Лумису на прослушивание или к Сигристу в актерский отдел.

— Мистер Миллани, я говорила с ними. Им нечего предложить.

— В трудном положении?

Она улыбнулась.

— Да нет… Откровенно говоря, мистер Миллани, они не считают меня очень хорошей певицей. Потому никогда не пригласят.

— Гм.

— И уж раз откровенно, то должна признать, что и сама не считаю себя очень хорошей певицей.

— И, однако, думаете, что я вас возьму.

— Да, мистер Миллани.

— И почему же?

— Потому что я близкий друг Бзика Уотерза.

— Знаю.

— Я виделась с ним довольно часто последнее время.

— Этого я не знал. — Я-то как раз не виделся с ним и теперь ругал себя.

— Вы занятой человек, мистер Миллани. Вы не можете за всем проследить.

— Верно. — Верно-то верно, но за одним мне следовало проследить. Джоу, конечно, встретил бы подружку Бзика раньше или позже. Но уж лучше позже.

— Как бы то ни было, я работу хочу, — сказала она.

— В каком именно шоу?

Она пожала плечами.

— Вообще-то мне все равно. Подпишите со мной контракт. На эпизоды, замену, дубляж. — Ресницы Мелоди Морган перестали порхать, она смотрела в упор — И раз уж певица из меня никудышная, я вам подкину условие: если хотите, я совсем появляться не буду. Подпишем контракт — и конец.

— Ну… — Я запнулся. — Мы подписываем контракт на постоянный репертуар. В случае с заменой обычный минимум на шесть месяцев…

— Прошу вас. — Она поднялась. — Я предпочла бы контракт на пять лет. Без права расторжения. О минимуме я не думаю.

— А о чем думаете?

— О тысяче долларов в неделю, — пропела она мне отлично поставленным голосом.

Я встал. Куча ответов была у меня в голове, и ни один не годился. Я мог сказать, что она чокнутая, что рехнулась, кто, она думает, она такая, с кем, она думает, она говорит. Слабо. Тут и четверым авторам Бзика не справиться Я прочистил горло и произнес:

— Бзик знает, что вы у меня?

Она рассмеялась.

— Конечно же, нет. Нам с вами обоим ясно: Бзик больше ничего никогда не узнает. Не узнает, мистер Миллани? — Увидев выражение моего лица, она опять рассмеялась. — На последний вопрос я не требую, чтоб вы отвечали. Для вас это, может быть, затруднительно. Ответьте только мне о работе.

— А если не отвечу?

— Тогда, боюсь, мне опять придется задать этот самый вопрос. И много других. Например, что сталось с тем парнем, которого Бзик прогнал, с тем Джоу Трэскином? Я его не встречала последнее время — или встречала все-таки?

Меня качнуло вперед.

— Как вы…

— Прошу вас! Теперь вы ставите меня в неловкое положение, девушка, которая была с Бзиком довольно дружна, многое знает, замечает. Не лезущие в глаза мелочи, а потом она начинает складывать одно с другим. Проверяет. Пока все не сойдется.

— И к чему же сошлось?

— К тысяче в неделю, — опять пропела она.

Было единственное средство заставить ее замолчать.

— Ладно, — сказал я. — Но вряд ли стоит напоминать вам условия: держите рот на замке.

— Конечно.

Сколько улаживать, устраивать пришлось бы. Сколько пришлось бы объяснять, почему я раскололся на такую сделку без права расторжения для дешевенького дрозда. Хорошо еще, не из собственного кармана денежки выложил. Других средств под рукой не нашлось. Сразу не нашлось. Вот обсужу, подумал, с Джоу…

***

Джоу оказался мне не помощником.

— Говорю, ни черта не знал, — твердил он. — Мне и в голову не пришло бы, что она о чем-нибудь догадалась.

— Зачем было к ней соваться?

— Сами знаете. Они с Бзиком так притерлись. Не мог я ее обойти, вот тогда бы точно неприятности начались. Вы же в курсе, он держал для нее квартирку. Она б такой шум подняла…

— Шум? — Я завелся. — А тысяча в неделю на пять лет громом среди ясного неба! Как тебе?

— Лихо. Но такова жизнь.

— К черту эту жизнь!

— Что вы хотите сказать?

Я уставился в потолок.

— Ну, допустим, ты держишь в доме какую-нибудь душку из живности, Джоу. Ну, канарейку. И вот она тебе надоела. Устал от ее песенок. Что сделаешь?

Он в потолок не глядел. Он в упор глядел на меня и качал головой.

— Знайте, — сказал он, — я комнатных пташек люблю. И эту — особенно. Пусть все остается как есть. Если я теперь за Бзика Уотерза, то уж мне бзиково. Так договаривались.

— Но что ты нашел в этой бабенке? У тебя будет, какая захочешь. Моя Мэгги достанет тебе…

— Не нужны мне шотландские пони. Я этой канарейкой доволен. Или вам лучше, чтоб я недоволен был?

— Нет-нет, конечно же, Джоу.

— Бзиком зовите. Как все. — Он наклонился ко мне. — И если желаете, чтоб все меня так звали и дальше, вам бы помалкивать. Раз с рук сошло, в другой раз удача изменит. От добра добра не ищут.

— Хорошо.

Только что тут хорошего. Тысяча долларов девке — уже погано, а новый номер, который выкинул Джоу, — хуже некуда. Он раньше не заносился. Дурной знак.

Неделя не минула, тут тебе следующий, еще тревожней. Звонит и просит прийти к нему домой поговорить.

— В девять сегодня будешь?

Я согласился.

Буду. И буду крут. Пора приструнить его раз навсегда.

Джоу меня дожидался. Он чувствовал себя по-хозяйски, нацепив один из халатов Бзика с его монограммой, наклеив одну из Бзиковых широких и фальшивых улыбок. И к тому же пробовал, как я понял, Бзиковы любимые послеобеденные ликеры. Столик под бутылками прогибался.

— Добро пожаловать в скромную обитель, — приветствовал он меня. Садись, пожалуйста.

— Давай-ка без церемоний, — оборвал я его. — Хочу тебе кое-что сказать, а ты слушай внимательно. Пора поставить тебя на место. Откровенно говоря, мне не нравится эта твоя независимая игра. Я тут распоряжаюсь, ясно? Так вот станем работать.

— Ну была б в том нужда, — сказал он.

— Что?

— Мы не станем с тобой работать. — Он оказался за письменным столом. — У меня для тебя сюрприз. Вот, погляди.

Он пододвинул мне кучу бумаг.

Я кинул взгляд на заголовок.

— Контракт? И с кем — с паршивым..

— Я тебя попрошу. Это мой будущий босс — только пять недель пробежит.

— Но ты принадлежишь нам.

— На три месяца и неделю с правом расторжения контракта при уведомлении за четыре недели.

— Ты не бросишь «Полный бзик»!

— Конечно, не брошу. Я беру шоу с собой. Нет, не название. Большую часть моих людей.

— Твоих людей? Да кто, ты думаешь, ты есть?

— Бзик Уотерз. И они так думают, все так думают. Твоя работа, нет. что ли?

В горле першило. Слова давались с трудом

— Но ты не можешь уйти…

— За лишних семь тысяч в неделю я могу все, что угодно. Ведь ты не прибавишь столько?

— Нет, конечно. — Я таращился на приставной столик. — У меня нет нужды. Мы с тобой одной веревочкой связаны. Нечего дергаться. Я тебя создал, я способен и поломать.

— Не пойму.

— Я тебе разжую. — Я улыбнулся. Улыбка далась с трудом, но я поднатужился. — Когда я вызвал тебя к Бзику в дом в тот день» я говорил, что все как распорядитель учел. И это правда. Я знал, что делаю и почему.

Я мог избавиться от трупа, а потом позвонить тебе. Но у меня была причина позвать тебя раньше, чтоб ты мне помог. Нет, не о физической помощи речь, речь о твоем соучастии… в убийстве. Ты укрыватель, как законники говорят или скажут, только ты попытаешься меня к стенке прижать.

— Ага, вот оно что!

Я кивнул.

— Может, думаешь, я не сознаюсь? Только брось меня, и сознаюсь. Суть-то в чем: погибает «Полный бзик» — я погибаю. На мне крест. Отпусти я тебя, и я на ТВ банкрот. Я жизнь вложил в это дело. Если я теряю его, я теряю все остальное. Поэтому предупреждаю: уйдешь — заговорю. Когда меня посадят на электрический стул, ты будешь сидеть у меня на коленях.

— Не остановишься ни перед чем?

— Нет, — сказал я. — Я свое слово держу.

— Ты убийца, — пробормотал он. — Вот истинная причина, из-за которой я подписал новый контракт. Да-а, просчитался я.

— Что ты имеешь в виду?

— Помнишь, — сказал он, — когда в тот день я явился на твой звонок, ты объяснил: несчастный случай. И я готов был поверить. Был настроен спасти тебя, а еще больше — спасти людей в твоем шоу. В конце концов что им за польза, если бы я тебя заложил. И я включился в игру.

А потом понял: ты настоящий убийца. На другое же утро понял после того, как ты попросил меня помочь избавиться от Мелоди. Только настоящий убийца, Миллани, может так мыслить. Вот тогда я и решил уйти от тебя. И я это сделаю.

— Не пытайся, — я прошептал. — Заговорю.

Он покачал головой.

— Ты забыл. У меня алиби.

Я уставился на него.

— Да, алиби, Мелоди. Она поклянется, что я провел тот день с ней. И я выйду сухим из воды. — Он ухмыльнулся. — Сказать откровенно, я действительно провел часть дня тогда с ней. Меня видели, как я к ней входил. Но никто не видел, к счастью, как я выходил.

Я выдавил из себя:

— Но ты не был у Мелоди. Ты тогда даже знаком с ней не был. Даже ее не встречал, пока Бзик не умер.

Он опять ухмыльнулся.

— У меня для тебя сюрприз: Бзик не умер.

— Но…

— Ты убил Джоу Трэскина, — прошептал он. — Я — Бзик Уотерз.

Я стоял и глядел на столик. Он кружился передо мной.

— Давай-ка без дураков, — сказал он. — Ты накрыл меня дома, когда позвонил, булькая от возмущения. На репетицию мне не хотелось, мне не хотелось слушать твой бред. Ты грозил тут же явиться.

Вот и задумал я хохму. Я позвонил Джоу и велел ему мчать ко мне на такси. Он примчал, и я сказал, что беру его обратно дублером при условии, что он подставит себя под удар, когда ты заявишься. Мы выпили, и он согласился. Только боялся, что хозяйка в меблирашках присвоит его вещички, потому что он ей давно задолжал. Я сказал: нет проблем, он даст мне свой ключ, я к ней заеду и все улажу, а потом привезу его барахлишко. Таков был уговор.

По дороге я к Мелоди заскочил. И мы обхохотались, представляя, как ты мечешь громы и молнии на беднягу Джоу. Потом от нее я мотанул на квартиру к Джоу. И как раз ты позвонил.

Нет, я ни о чем не догадывался. Пока не вошел и не увидел тебя… и Джоу. Болван бутылку, наверное, из рук не выпускал, как я уехал. Я его не сужу, ему не хотелось с тобой встречаться. Вот так хохма для него вышла, а?

Но ты рассказал про несчастный случай, и я решил играть дальше. Вот уж когда пошла большая игра — когда ты заключил со мной сделку, чтоб я играл самого себя! Я про такое, черт возьми, еще не слыхал, кто поверит! И потому мне бояться нечего. Никто не поверит, чтоб я помог тебе отделаться от трупа моего двойника, только б играть самого себя! Это лишено всякого смысла, ведь у меня нет мотивов. А у тебя мотивы есть. У меня же — Мелоди и алиби.

Он затрясся от смеха.

— А Мелоди! Это был высший класс, тот номер, что я подсказал, — вымогательство. Говорила, ей казалось, ты прямо рехнешься!

Я шевельнулся, если б мог.

— Ты ее надоумил? — прошептал я. — Ты вздумал через нее меня шантажировать?

Он кивнул.

— Так ведь хохмы ради, я же сказал. Мое лучшее шоу. Учудил так учудил. Но у тебя нет чувства юмора, нет же? Не понимаешь, что это такое — комик, ты-то просто распорядитель. Или был им. — Он помахал контрактом. — Когда я уйду, поглядим. Тебе нечем меня остановить, тебе с твоим административным умишком…

— А вот и есть чем! — крикнул я. Ко мне разом вернулись голос и быстрота действий. Я схватил со стола бутылку, поднял ее и опустил, снова поднял и опустил, и, даже когда бутылка разбилась, поднимал, опускал ощерившийся осколок в руке.

Та же сцена, что тогда, по новой. Одно отличие: теперь неоткуда было вытребовать двойника. И больше я своим административным умом не владел.

Бзик Уотерз правду сказал в конце концов. Я — убийца.

И что теперь убийце делать?


Перевела с английского Наталья ПАДАЛКО

Рисунки Вячеслава ЛОСЕВА


Загрузка...