Двойная взлетная 2

Глава 5

– Иди ко мне.

– Игорь, прекрати, я устала и хочу есть.

– Я дам тебе много белка.

– Фу, Громов, какой ты пошлый, господи, не понимаю, как ты вообще раньше знакомился с женщинами.

– Зачем с ними знакомиться? Платишь и трахаешь. Или не платишь, а просто трахаешь.

– В тебе нет ничего святого, одна пошлятина, а я считала тебя романтиком.

Кристина стоит практически голая, потому что белая длинная футболка, надетая на ней, ничего не скрывает. Солнце просвечивает ткань, видны все изгибы, соски торчат, я знаю, что она без трусиков. Мой член медленно встает, наливаясь возбуждением.

Я точно животное, готовое не слезать с этой девочки часами. Трогать, лизать, целовать, засасывать соски, растирать влагу на половых губах пальцами.

– Иди ко мне, – тяну за руку, она вырывается, ест котлеты руками прямо из сковородки. – Горелые ведь.

– Ты виноват в этом, – говорит с набитым ртом, так сексуально облизывая пальчики, жир стекает с губ, подбирает его языком, а я сам сглатываю слюну, поправляя член в домашних брюках.

– Даже не думай, – Кристина показывает пальцем на мой пах. – Вы мне там все натерли. И прекрати так похотливо смотреть.

– Я залижу все твои складочек, что натер, обещаю, хочешь прямо сейчас?

– Игорь!

Торопливо прижимаю девушку к себе, убираю упавшие на лицо светлые волосы, целую в губы.

– Ничего вкуснее не пробовал – женщина со вкусом и запахом котлет.

– Не смеши, – но Кристина смеется, обнимает меня.

Легко подхватываю под бедра, несу на кухонный стол, аккуратно укладывая на него.

– Я так помру с голода.

– Буду лично кормить тебя котлетами каждый день.

– Только не подгоревшими.

– Тут уж как получится, опыта в их приготовлении у меня никакого, а вот жарить тебя я могу весь день.

– Громов… а-а-а-а-а-а… Игорь.

Раскладываю ее на столе, поднимая футболку, целую грудь, прикусывая набухшие соски, долго вылизываю их, у нее идеальная грудь, спускаясь губами ниже.

Она даже пахнет солнцем, если оно может вообще иметь запах. Такая открытая и яркая, как майское небо. Сжимаю талию, провожу языком по бархатной коже живота, ниже, разводя колени шире.

– Громов, прекрати, я буду кричать.

– Конечно, будешь, так громко, как можешь.

Веду щекой по внутренней стороне бедра, намеренно царапая щетиной кожу, вдыхая аромат этой невероятной девушки, которая за неделю подсадила на свое тело, голубые глаза, дерзкий характер и острый язычок.

– Игорь?

Подвисаю на максимально раскрытой киске, розовые, совершенно гладкие половые губки, нежная плоть возбуждает и манит. Провожу между ними языком, слушая вскрики Кристины, чувствуя вибрацию ее тела. Она замирает, напрягается, а через несколько секунд отпускает себя, разводя бедра шире.

Вылизываю свою женщину, потому что такое можно делать только своей, никому больше. Собирая влагу, кружа по клитору, натирая его языком. Испытывая реальный кайф от этого сам. Член дергается, истекая смазкой, так хочу эту девочку.

Хочу постоянно – всю, везде, всегда.

Даже когда дерзит, показывает характер, остренькие зубки и коготки, как у дикой кошечки.

Кристина пытается свести бедра, хватает меня за руки, крики становятся громче, она всегда так быстро возбуждается и заводит этим еще больше. Ночью брали ее вдвоем с Артёмом, а у меня, нормального мужика, и мысли не было, что между нами происходит что-то неправильное.

Там, в Праге, думал, что все это сексуальные игры, но теперь эта игра зашла слишком далеко.

Единственное, ревную, когда она с Шульгиным, когда вижу, что ей с ним хорошо так же, как со мной.

Идиот полный.

В голове туман, уши закладывает от ее стонов, ее девочка течет еще больше на моем языке и губах, Кристина готова кончать, стоит лишь засосать ее клитор сильнее.

– Боже мой… боже мой… а-а-а-а-а… да… а-а-а-а… не останавливайся, Игорь… да-а-а… не могу больше.

Она кончает, выгибая спину, снова пытаясь свести колени вместе, но не даю. Смотрю, как пульсирует ее лоно, как сокращаются внутренние мышцы. Вставляю два пальца, нанизывая ее на них, делаю несколько резких движений, провоцируя еще один оргазм.

Кристина мечется по столу, комкая бумаги, часть из них летит на кафельный пол, а она уже не кричит, а скулит, что-то шепчет осевшим голосом. Такая безумно желанная в своем удовольствии.

Не могу больше сам, спуская штаны, сжимая свой каменный от перевозбуждения стояк. Вхожу сразу практически на всю длину, за бедра натягивая Кристину на себя. Перед глазами ее невероятно красивая грудь, приоткрытые припухшие, искусанные губы.

Она сжимает член изнутри, такая горячая и влажная. Ускоряюсь, приподнимая за попку, насаживая на себя еще больше. Начинаю задыхаться от накатившего оргазма.

– Сука… черт, девочка… не могу больше… твою мать, яйца сводит.

Кончаю, кажется, целую вечность, словно и не было безумной ночи втроем, где мы брали ее одновременно. Сперма мощными струями омывает ее лоно, а я не хочу из нее выходить.

Резко просыпаюсь.

Дышать на самом деле нечем, кондиционер сдох еще вчера.

Сажусь, вытирая мокрое от пота лицо, член стоит колом после такого сна. Нет, это не сон, воспоминание, все это совсем недавно было реально.

Третью ночь торчим на юге Испании, когда должен был найти Кристину и поговорить с ней нормально, не как в самолете.

Встаю, иду на балкон, тянусь за сигаретой, делаю первую глубокую затяжку. По ночному небу рассыпаны сотни звезд, пахнет какими-то цветами, а меня все раздражает и бесит.

Реакция Кристины вполне ожидаема и понятна, она права, что заехала мне по лицу. Улыбаюсь, моя девочка, только она так может бить по морде и заехать по яйцам.

Назвал ее бывшей, но нет, она далеко не бывшая, просто так я ее не отпущу. Вообще, не отпущу.

Четыре месяца ее не видел, думал, прямо там на борту самолета зацелую до обморока, да и похуй на то, что кто-то увидит. Эта встреча – чистая случайность, я боялся даже подойти к дому, где она сняла другую квартиру, съехав из того бомжатника во вполне приличный район.

Да, наворотили мы дел с Тёмычем, четвертый месяц разгребаем. И как так все, сука, сразу-то навалилось? Кто-то точно слил очень много информации о наших делах.

А еще Якут с претензиями, пытающийся все свесить на нас. Гена, мать его, со своей предвыборной кампанией, отмыв денег на которую, только начал раскручиваться.

Делаю последнюю затяжку, тушу окурок в полной пепельнице, иду в соседнюю комнату. Тёма в одних шортах сидит у трех ноутбуков, в темноте, вглядываясь в мелкие цифры и всплывающие окна.

Пальцы быстро стучат по клавиатуре, он не замечает меня даже тогда, когда я включаю свет. На столе рядом недопитая бутылка текилы и разбросанные пластиковые карты со следами белого порошка.

Я, сука, точно его пришибу за это все.

– Шульгин, ты охренел? Какого черта стоило бросать, если снова начинать?

– Не ори и не мешай мне.

Даже не поворачивается в мою сторону, он полностью сосредоточен, лишь поправляет очки и все так же неотрывно следит за мониторами.

– Я тебе, сука, лицо разобью и закрою здесь на неделю.

– Мы и так здесь закрыты, ты и я, не можем сдвинуться с места и вернуться обратно, потому что там нас примут. Так что не мешай мне путать концы и сжигать мосты. Сука, даже на лирику потянуло.

Молчу, лишь сжимая кулаки, а этот гаденыш ухмыляется.

– Ты знаешь, с ним не так паршиво и думается легче. Не смотри, самому стремно, обещал, но сорвался. Птичка не простит меня, знаю.

– Я видел ее.

А вот тут его пальцы зависают на клавиатуре, Шульгин медленно поворачивается ко мне.

– Три дня назад, стюардесса на боинге, наша птичка уже не летает на джетах.

Артём продолжает молчать, знаю, хочет знать, как она, но не спрашивает.

– Она такая же красивая, даже больше. Заехала мне по лицу, послав ко всем чертям.

– Она может.

Снова молчим, каждый думает о своем, но об одной женщине.

– Громов, кто нас слил?

– Мы четыре месяца не можем понять кто.

– А ты подумай еще, если бы нас не увел Якут, нас бы скрутили спецслужбы, твои кстати, сука друзья бывшие, это еще повезло, что группа захвата не подъехала. Как же, сука, так все идеально совпало?

– Они мне не друзья, а ты даже не думай, я разобью тебе за мысли и слова не только лицо. Я верю, что это не она.

Артём отвернулся, посмотрел на свой телефон, тут же откинув его в сторону, потер руками лицо, схватившись за голову.

– Я тоже скучаю, Гром. Тоже.