Дыхание дьявола

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.

Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Бесплатные переводы в наших библиотеках:

BAR "EXTREME HORROR" 2.0 (ex-Splatterpunk 18+)

https://vk.com/club10897246

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

Для Фрэнка Скалы

Лучше сгореть, чем исчезнуть.

- Альбер Камю, "Посторонний".

Грег Ф. Гифьюн "ДЫХАНИЕ ДЬЯВОЛА"

Это ужасно - знать ужасные вещи.

Зеркало овальное и грязное, заляпанное и измазанное грязью. Запущенное, как и старое заброшенное здание, в котором оно висит, оно дает едва различимое отражение молодой женщины, стоящей перед ним. Ее лицо размыто и ужасно, глаза - не более чем пустые черные глазницы, волосы стянуты по бокам головы, рот и подбородок скрыты тенью и грязью.

Снаружи клубится туман, окутывает мир, окружает нас, медленно подползая все ближе, как разумное существо, поглощая все и всех на своем пути. Те немногие окна, что здесь есть, выбиты и разбиты, зазубренные раны кровоточат наполненными туманом кошмарами из давно разрушенных разумов.

"Ты знаешь, где мы находимся?"

"Нет", - отвечаю я, и наши голоса звучат богохульно в тишине, такой предательской.

"Ты знаешь, что происходит?"

Я качаю головой и, несмотря на свой ужас, отворачиваюсь от нее и смотрю в ближайшее окно. Сквозь густой туман на меня с большого расстояния смотрят следы города: здания и небо - все - тусклое, гнетущее, едва различимое серое покрывало, разделенное огромной полосой такого же пепельного безмятежного океана.

"Мы спим?" - спрашивает молодая женщина, отвлекая меня от призраков.

Вместо ответа я опускаю взгляд на свою руку. Она сжимает что-то блестящее и острое. Прямая бритва, лезвие которой отражает искаженную и удлиненную версию меня самого, словно какое-то измененное инопланетное существо, изгибающееся и скользящее во времени и пространстве, искаженное сошедшей с ума вселенной.

Я оборачиваюсь к ней, возможно, в поисках ответов.

"Что-то не так", - говорит она. "Что-то внутри нас".

И тут я понимаю, что это ее отражение в грязном зеркале, в которое я смотрю.

"Они идут", - говорит она.

Ее губы не двигаются, когда она говорит.

"Нас не должно быть здесь", - говорю я ей, думаю или только фантазирую.

Что-то над головой привлекает мое внимание. Потолок темный, но выглядит почти жидким, волнистым и набухающим, словно живой. Пауки. Он покрыт тысячами пухлых черных пауков, которые грозят обрушиться на нас мутантным дождем.

"Сделай это", - шепчет кто-то. Кто-то другой. Кто-то... другой.

Я крепче сжимаю бритву, подношу ее к лицу и быстро и жестоко режу по щеке, потом обратно, рассекая плоть дугообразными взмахами.

Позади нас что-то шевелится, сдвигает и перемешивает груду сломанных кровавых костей, собранных у наших ног. А где-то не очень далеко кто-то начинает кричать.

Раннее утро показалось мне подходящим временем для смерти.

В моей жизни бывали тяжелые времена, но самоубийство никогда не приходило мне в голову. И вот оно, прямо перед лицом. Сорок шесть лет на этой земле, и вот к чему все это привело. Все началось с унылого бормотания, на которое я не обращал внимания, но неизбежность этого постепенно набирала силу. Словно незнакомец, увиденный с большого расстояния, появляющийся над горизонтом, размытым жарой и пылью, он постепенно превращался в нечто осязаемое, узнаваемое и полностью осознаваемое. Я уже не мог отмахнуться от него, как от концептуальных измышлений эмоционально истощенного ума, и в отличие от прежних времен, когда я мог часами обсуждать все "за" и "против", а потом в конце концов отбросить все это как нелепость, чем больше я думал об этом, тем больше смысла в этом появлялось. Альтернатива - продолжать жить, как раньше, - казалась бессмысленной, хотя инстинктивное желание все еще оставалось. Какая-то первобытная часть меня все еще боролась за выживание, цепляясь за скрытую потребность дать этому отпор, как врагу. Это наводило меня на мысль, что, возможно, в глубине души я флиртую с концепцией смерти, а не с ее реальностью. Но смерть не была концептуальной. Не было ничего более буквального.

Ранее тем утром, страдая от одного из худших похмелий в моей жизни, я стоял перед зеркалом над раковиной в ванной, чистил зубы и смотрел в свои собственные темные глаза, словно надеясь на избавление. Странно, но за последние несколько месяцев я видел такое же отчаяние в тихие минуты, и оно тоже оставалось без ответа. Тогда я точно понял, что помилования не будет. Спасения не будет, а значит, не будет и побега, и вместе с этим странным прозрением пришло принятие и покой, которых я раньше не чувствовал. Я отпраздновал это событие глотком листерина.

Все в порядке, сказал я себе. Просто покончи с этим.

Время пришло. Я не понимал, откуда я это знаю, но я знал, и с жутким и неожиданным спокойствием навел порядок в своем маленьком домике, затем вымыл посуду и убрал ее, аккуратно сложив каждую в шкаф. Закончив, я принял душ, побрился, причесался и оделся в черные чиносы, черные туфли и черную рубашку. В конце концов, я собирался на похороны, так что вполне мог одеться соответствующе.

Я уже решил не писать записку. Тому, что я собирался сделать, не было разумного объяснения, и никакое цветистое прощальное письмо этого не изменит.

К тому же кто его вообще прочтет - парамедик, полицейские, может, хозяин квартиры? Вместо этого я опустился на стул за двухместным кухонным столом и задумался о том, что когда я был ребенком, я и представить себе не мог, что однажды буду сидеть за этим столом всего в нескольких мгновениях от того, чтобы покончить с собой. Я попытался вызвать приятные воспоминания, но они не шли на встречу, поэтому через минуту-другую я поднялся со стула, прошел в ванную и достал с края раковины бритву. Я положил ее туда раньше, чтобы не искать ее, когда придет время. Мельком взглянув на себя в зеркало, я понял, что вижу свое отражение в последний раз.

Я глубоко заглянул в собственные глаза, как мне показалось, очень долго, затем заставил себя вернуться на кухню и снова сел за стол. Поначалу я подумывал о том, чтобы принять таблетки - у меня все еще оставался почти полный флакон сильных обезболивающих, которые я выпил, когда несколько месяцев назад повредил спину на работе, - но передозировка часто не помогала. Я слышал слишком много историй о людях, проглотивших кучу таблеток и оставшихся в живых. В шкафу в спальне у меня лежали дробовик и пистолет, и хотя застрелиться было, пожалуй, лучшим вариантом - быстро, легко и окончательно, - существовал и небольшой, но вполне реальный риск не закончить дело как следует. Достаточно было дернуться в последнюю секунду, и я мог оказаться не мертвым, а искалеченным овощем. Единственный способ сделать это наверняка - вскрыть себе вены. Я бы быстро и глубоко перерезал себе запястья и просто истек кровью. Я потеряю так много крови и так быстро, что к тому времени, как это случится, я уже буду в отключке, куда бы, черт возьми, я ни отправился. Конечно, это было неприятно и поначалу болезненно, но в то же время это было так близко к безотказности, как только я мог получить.

Устойчивость моей руки удивила меня. Я предполагал, что, когда придет время, мои руки будут дрожать и я испугаюсь. Но этого не произошло. Даже с учетом ужасного похмелья я никогда не чувствовал себя спокойнее и непринужденнее. Серебряное лезвие ловило свет от потолочного светильника, отражая его с диковинной красотой. Я положил бритву перед собой, затем расстегнул рукава рубашки и аккуратно закатал их до локтей. Изучая синие вены на запястьях, я потянулся к лезвию, стараясь изо всех сил подготовиться к рывку, как только сделаю порез. Сначала я решил разрезать левое запястье. Затем я как можно быстрее переложу бритву в другую руку и порежу правое, прежде чем потеряю силы, нервы или впаду в шок.

Внезапно осознав все вокруг, я глубоко вздохнул.

Нужно ли мне молиться? Слушает ли меня кто-нибудь? Имеет ли это вообще значение?

Мир и все мои чувства казались обостренными. Я слышал движение транспорта вдалеке, шум и гул кондиционера за окном, кровь, бурлящую в моих венах, стук сердца в груди, медленный и ровный ритм дыхания. Я ощущал влагу в глазах при каждом моргании, чувствовал, как трепещут и задевают друг друга ресницы, чувствовал вкус - я чувствовал вкус своей слюны и остатков ополаскивателя для рта так, как никогда раньше, - даже он был более острым и четким. Видения моего детства, которые ускользали от меня раньше, предстали в живых красках, проплывая перед моим мысленным взором. Сцены из неудавшейся жизни, моей жизни, следовали за мной, но даже тогда я все еще видел себя таким, каким был когда-то: молодым, здоровым, сильным и счастливым. Теперь все это казалось таким давним и постепенно исчезало, погружаясь во тьму вместе со всем остальным.

Мир вокруг горел, и ничто не казалось реальным, но это была суровая и необузданная реальность в самом лучшем ее проявлении. А может, и худшая. Впрочем, как и во всем остальном, возможно, не было никакой разницы.

Я закрыл глаза. По лицу потекла слеза.

Странный звук донесся до меня как будто издалека. Я вытер лицо и глаза тыльной стороной свободной руки, другой крепче сжал бритву и на мгновение прислушался. Что это был за шум?

Стук. Кто-то стучал в дверь. В мою дверь.

Нет, подумал я. Никто не стучит. Это у тебя в голове, какой-то первобытный защитный механизм сработал, чтобы отвлечь тебя от текущей задачи.

Мой коттедж был одним из нескольких, расположенных вдоль частично заросшего лесом обрыва с видом на океан. Но для миссис Мюир, которая была слишком пожилой и дряхлой, чтобы дойти от своего дома до моего, и Альберта Смита, моего хозяина и ночной совы, жившей со своей девушкой Карлой в коттедже по другую сторону от моего и, скорее всего, еще спавшей, остальные коттеджи были сезонной арендой, которую занимали туристы.

За дверью никого нет, сказал я себе. Не отвлекайся.

Я посмотрел на лезвие, такое острое и смертоносное. Сделай это.

Странно. Это был мой голос в голове или чей-то другой?

Стук повторился, на этот раз громче и настойчивее, и старая дверь загрохотала от натиска. Кто-то определенно был там.

Может, кто-то что-то продает, подумал я.

Я ждал, надеясь, что они сдадутся и уйдут, но стук продолжался.

Меня пронзила дрожь, когда в голове зазвучал далекий и бесплотный голос.

Подойди и посмотри, - сказал он. Подойди и посмотри...

И тут же исчез, оставив меня потрясенным. Я отложил лезвие в сторону и встал. Ноги тряслись, и мне потребовалось время, чтобы собраться с мыслями.

Когда я только открыл дверь, то подумал, что, возможно, уже прошел через это и попал в причудливый сон или в момент безумия, зависнув между жизнью и смертью на медленно распутывающейся нити, потому что то, что предстало передо мной, было настолько поразительным, что я не мог этого понять. Я оглянулся на стол, отчасти чтобы отвлечься от того, что постучало в мою дверь, а отчасти чтобы проверить, не рухнул ли я там и не начал ли истекать кровью по всей кухне.

Дрожа всем телом, я обернулась к двери и посмотрела прямо в свои глаза. Тот, кто постучал, был я или кто-то, похожий на меня, какой-то давно потерянный близнец или двойник, окровавленный по лицу и шее, с глубокими порезами, нанесенными, вероятно, бритвой.

Я стоял и смотрел на себя. Никто из нас не произнес ни слова.

Этот другой я выглядел таким же встревоженным, как и я, но, казалось, не был обеспокоен или, возможно, даже не знал о своих ужасных ранах. Он смотрел на меня так же, как и я на него, с открытым ртом и расширенными глазами.

Впадая в безумие, которое, как я был уверен, овладело мной, я медленно протянул руку и коснулся своего израненного лица, глубоко вдавливая пальцы в мокрые и липкие раны. Мой желудок сжался, и я был уверен, что меня вырвет. Но этого не произошло, и мне тоже.

Зазвонил телефон. Я пошел на звук, второй раз оглянувшись через плечо.

Когда я обернулась, другого меня уже не было.

Я вышел на улицу, огляделся, голова кружилась, сердце бешено колотилось. Неужели у меня были галлюцинации? Может быть, это был сон? А может, я все еще была во сне?

Телефон продолжал звонить.

Пульс заколотился в такт с новым барабанным боем в висках, я вернулся в дом, запер дверь и привалился к ней, в голове царила путаница. В этот момент похмелье решило атаковать мой желудок. Он булькал и сжимался, выбрасывая желчь в основание моего горла. Я поморщился и подавил рвоту.

Я вернулся к столу, прислонился к нему, чтобы не упасть, и стал рассматривать остатки судьбы, которая, как я был уверен, ожидала меня всего несколько мгновений назад. Воспоминания о бритве и обострившихся чувствах кружили голову.

Если бы стук в дверь раздался хотя бы на несколько секунд позже, я был бы уже мертв.

Телефон своим непрекращающимся звонком вернул меня к действительности.

Достав из шкафа бутылку, я отбросил пробку в сторону и сделал большой глоток - алкоголь обжег мой и без того расстроенный желудок.

Я на мгновение зашатался: похмелье теперь долбило по вискам маленькой киркой. Я провел руками по своему телу, словно желая убедиться, что я все еще цел, все еще здесь, все еще реален, а затем заметил бритву на кухонном столе.

Я осмотрел запястья. Никаких порезов.

Телефон, подумал я, проклятый телефон. Наконец я добрался до него и прочитал номер. Мой отец.

Я не был уверен, что смогу вынести еще что-то, поэтому решил отправить звонок на голосовую почту. Но моему отцу было семьдесят три года, и он жил один. Несмотря на то что в лучшие времена наши отношения практически не складывались, когда он звонил, я считал своим долгом ответить. А может, я просто хотел, чтобы эта чертова штука перестала звонить.

"Стэн, - прорычал он, как только я ответил. "Ради всего святого, не торопись отвечать на звонок, радуйся, что он не экстренный".

"Я был в другой комнате", - сказал я со вздохом. "Чем могу помочь, папа?"

"В другой комнате? Ты живешь в коробке из-под обуви".

"Есть какая-то причина для этого звонка?"

"Следи за своим тоном со мной, парень".

Его речь была невнятной, что означало, что он уже пьян. Поскольку у меня изо рта пахло алкоголем, я сначала подумал, что не должен его осуждать. Но потом вспомнил, кто он такой, и продолжил. "Ты уже пьешь?"

"Это не твое собачье дело. Я взрослый человек, я делаю то, что хочу".

"Я как раз выхожу за дверь", - сказал я ему. "Что тебе нужно?"

"Я перед тобой не отчитываюсь".

"Да, я понял, забыл, что спрашивал. Что случилось?"

"Мне нужно поговорить с тобой, черт возьми, ты думаешь?" То, что началось как легкий кашель, быстро превратилось в булькающий хрип, за которым последовал громкий плевок, а затем резкий вдох. "Господи", - простонал он. "Эти мои чертовы легкие".

"Ты в порядке?"

"Нет, ни хрена я не в порядке. Тебе кажется, что я в порядке?"

Я опустил бутылку и крепче сжал телефон другой рукой, представляя себе, что это его шея. "Опять куришь сигары?"

"Никогда не прекращал".

"Доктор Апте сказал тебе..."

"Я перестал ходить к этому шарлатану", - огрызнулся он. "Апте, что это за чертово имя? Что случилось с обычными американскими именами?"

"Американских имен не бывает".

"Не начинай нести эту политкорректную либеральную чушь про дебилов, парень. Апте может поцеловать мою мохнатую белую задницу. Что, черт возьми, он вообще знает?"

"Он врач".

"Да, из Индии. Эта страна - ведро дерьма. Пожалуйста, я бы не позволил одному из этих людей лечить мою гребаную кошку". Он снова кашлянул. "Я хочу сказать, что найти американского врача не должно быть такой уж большой проблемой. Может, ты и найдешь бабу, но кому нужна какая-то юбка в качестве врача? Как, черт возьми, я должен воспринимать девушку-врача всерьез, если я знаю, что она подставляет ноги или задницу и ее трахают? Да ладно, я что, должен ее слушать? Если я хочу, чтобы баба возилась с моими яйцами и засовывала палец мне в задницу, я найму проститутку".

Видения преследовали меня, тянули назад.

"В любом случае, - продолжил он, - кроме них, здесь сейчас только кучка карри-болтунов и косоглазых гуков. Проклятый позор".

По крайней мере, об этом знал мой отец. Он сам довел себя до такого позора, который мало кто мог себе представить и тем более достичь. "Папа, у меня много дел, что тебе нужно?"

"Мне нужно, чтобы ты зашел в дом".

Я провел рукой по волосам. Они стали влажными от пота. Я все еще чувствовал головокружение, растерянность и страх. Что, черт возьми, только что произошло? Что, черт возьми, произошло?

"Эй, ты вообще меня слушаешь, парень?"

"Да, извини, зачем я тебе понадобился?"

"Это важно".

"Должно быть, папа, ты же не за углом".

"Это час езды, перестань вести себя так, будто я на другом конце света".

Если бы.

"Может, подскажешь?" спросил я, не сводя глаз с двери.

"Лучше сесть и поговорить об этом как мужчины".

"Да, хорошо. Давай я тебе перезвоню, еще не знаю, как у меня расписание на ближайшие дни".

"О, прошу прощения за беспокойство, сенатор Фальк. Ваше расписание, ты что, издеваешься? Ты работаешь в закусочной, а не в Пентагоне. Должно быть, это так напряженно и суматошно - быть инженером по чистке посуды и все такое. Попробуйте сделать мою работу за сорок с лишним лет. Я надрывал задницу по десять-двенадцать часов в день на стройке, был рабочим человеком, настоящим мужчиной, выполняющим настоящую работу. И вот ты здесь, мой сын, мой единственный сын, мой единственный чертов ребенок, с руками из посудомоечной машины и слишком занятой, чтобы навестить своего отца. Иисус, Мария и Иосиф, что я сделал, чтобы мне так повезло, а? Гордость, я просто лопаюсь от нее".

Вместо того чтобы ответить, я сосредоточился на том, чтобы ослабить хватку, пока телефон не разлетелся вдребезги в моей руке. Как всегда, при звуке его голоса нахлынули воспоминания, и все они были плохими. Испорченные, мерзкие и отталкивающие, как и мой старик. Я тряхнула головой, надеясь, что это поможет их отогнать. Почти получилось.

"Сегодня", - выдавил он. "Сегодня утром. Уезжай сейчас же, понял?"

"Я тебе перезвоню". Я отключился, прежде чем он успел сказать что-то еще.

Все мы находим способы проявить власть и контроль, когда это возможно, какими бы презренными они ни были. Когда дело касалось моего старика, я хватался за то и другое при любой возможности и любыми доступными способами. Я бы пошел к этому жалкому сукину сыну и выяснил, чего он хочет, в какой-то момент до конца дня, но это будет тогда, когда я буду чертовски хорош и готов.

Сейчас же у меня были другие заботы.

"Плохие сны", - пробормотал я.

Бритва на столе лежала нетронутой и неиспользованной, поблескивая от презрения.

По крайней мере, пока что смерть подождет.

Расположенная в конце главной улицы города, закусочная и гриль "Американская мечта" была совсем не похожа на мечту. Больше похожая на большую консервную банку и запущенную достопримечательность прошлого, за которой не особенно ухаживали, она вполне вписывалась в остальную часть умирающего летнего городка-ловушки для туристов, которым был Сансет, штат Массачусетс. Я проработал там почти год и, будучи надежным и трудолюбивым работником, хорошо ладил с большинством персонала. Поскольку терпение никогда не было моей сильной стороной, я добился этого, держась сам по себе: приходил, делал свою работу и уходил домой. Это также позволяло мне терпеть властного хозяина и повара Деметрия, грека, который кричал на всех на ломаном английском, несмотря на то что прожил в стране несколько десятилетий. Хотя это была неблагодарная, но стабильная работа с небольшими трудностями и еще меньшим количеством хлопот, а это именно то, что мне было нужно. Это было почти все, с чем я мог справиться. Хотя я думал, что видел последнюю закусочную, сейчас не было причин пропускать работу. Судя по всему, я задержусь здесь надолго, так что деньги мне все равно понадобятся.

Через несколько часов после начала смены я загрузил последнюю стопку грязной посуды в промышленную мойку и опустил вытяжку, выпустив в воздух клубы пара. Закусочная была нарасхват, и я уже давно без перерыва мыл посуду и складывал чистую. Меня всегда поражало, сколько еды люди выбрасывают впустую. Количество еды, которое я соскребал с тарелок в мусор перед загрузкой посудомоечной машины, часто поражало. Может быть, это потому, что еда была не очень вкусной. Может быть, потому, что половину ночи посетители были либо пьяны, либо под кайфом, либо и то и другое, либо спешили куда-то еще. Как бы то ни было, размышления о подобных вещах служили полезным отвлечением, пока не закончилась моя смена.

Как обычно, плиточный пол был липким и в пятнах, а типичные тошнотворные запахи жира и отвратительных пищевых сочетаний витали в воздухе, на моих руках и фартуке и просачивались в мои поры. Иногда, чтобы избавиться от этих запахов, мне требовались часы, и только долгий горячий душ помогал. Как и в большинстве ночей, я провел свою смену рассеянно, а механику работы перевел на автоматический режим. Я мог сделать двойную порцию с закрытыми глазами, и часто, когда я обнаруживал, что моя смена закончилась, я практически ничего не помнил о ней. Это была бездумная, повторяющаяся работа, и именно это мне в ней нравилось. Но я был еще более рассеянным, чем обычно. Я не мог избавиться от воспоминаний о кошмаре, который мне приснился - если это был кошмар, - когда я увидел у двери физически изуродованную версию себя. Я постучал в нужное время. Был ли в этом визите какой-то глубокий смысл или это просто совпадение? Может, я заснул или погрузился в какой-то транс, из которого меня вырвали галлюцинации и дурные сны?

После звонка отца я как мог успокоился и подумал, насколько близок я был к тому, чтобы покончить со всем этим. Это все еще казалось мне лучшим вариантом, но я не мог уйти, пока над моей головой не висит эта загадка. Были ли эти сны, или галлюцинации, или что бы это ни было, всего лишь защитными механизмами, призванными отвлечь меня от самоубийства, или чем-то большим? Весь остаток дня я прокручивал в мозгу любую подсказку или лакомый кусочек понимания, но ничего не нашел.

Софи Дюпри ворвалась через распашные двери в подсобку, пройдя через раковины и стойки, пока не добралась до моего рабочего места. "Эй, у тебя перерыв или ты работаешь без перерыва?"

"Я могу сделать перерыв на пять минут", - ответила я.

"Круто. Пойду выкурю окурок, хочешь с нами?"

Я вытер лицо и руки полотенцем, затем расстегнул фартук и бросил его на прилавок. " Там что-нибудь случилось?"

"Худшее уже позади. Скоро начнется ночное расписание фильмов, бары начнут заполняться, а на эстраде будет концерт".

"Кто-нибудь хорошо играет?"

"А разве бывает, чтобы кто-то хорошо играл?"

"Вполне справедливо".

"Может быть, будет несколько заблудившихся, но в основном они будут мертвы. Следующий наплыв будет только к завтраку, а к тому времени мы уже давно уйдем".

Неподалеку, на кухне, Деметриус прокричал что-то нечленораздельное, предположительно одной из официанток, и позвонил в колокольчик, сигнализируя, что заказ готов.

Софи закатила глаза и направилась к тяжелой стальной задней двери закусочной. "Идешь?"

Я последовал за ней в узкий переулок.

Ночь была жаркой и душной, но иногда дул приятный бриз с Атлантики. Движение транспорта и прохожих на улице уменьшалось. Вдалеке слышались звуки какой-то третьесортной группы, зажигавшей на эстраде.

Как всегда, я искал, что сказать Софи. Обычно я держался особняком, но, если нужно было, без проблем общался с людьми. По какой-то причине, когда я оказывался рядом с Софи, мне хотелось поговорить с ней, но я всегда чувствовал себя неуверенно и неловко.

"Та обеденная спешка была сукой, да?" Она нашла участок стены и прислонилась к нему спиной, поставив одну ногу на ногу, а другую твердо поставив на тротуар. Она достала из фартука сигареты и маленькую одноразовую зажигалку и посмотрела на луну, висевшую над заливом. "Еще одна ночь в раю", - вздохнула она. "Пару часов, и я буду дома с Бальтазаром, отмокать в прохладной ванне, с бокалом хорошего вина и толстячком в придачу. Жизнь хороша. Скажи это вместе со мной".

Вскоре после знакомства с Софи я узнал, что Бальтазар - ее кот. Как и мне, Софи было за сорок. Она была разведена и имела двоих взрослых детей: старший, двадцативосьмилетний сын, был результатом подросткового романа, который она закрутила в семнадцать лет, а второй, дочери и единственному ребенку, которого она родила от бывшего мужа, недавно исполнилось двадцать два. О ее сыне я знал только то, что он механик, живет в западной части штата и женат, у него свои дети. Ее дочь, начинающая актриса, переехала в Лос-Анджелес в восемнадцать лет. Насколько я мог судить, Софи редко видела своих детей и внуков, и это ее явно беспокоило. Как и я, я видел в ее глазах, в ее лице, в том, как она двигалась и несла себя, что она знала, что такое испытывать боль, быть сломленной.

Она знала, что такое быть безнадежным.

Я прижался к стене напротив нее, сложил руки на груди и смотрел на открытую пасть переулка слева от меня.

Софи поднесла сигарету к губам. "Почему ты всегда так делаешь?"

"Что делаю?"

"Следишь за переулком, как будто кто-то в любую секунду может выйти из-за угла?"

Я слабо улыбнулся. "Никогда не знаешь".

Она чиркнула зажигалкой и усталыми глазами посмотрела на меня поверх пламени. "Тебя что-то беспокоит, Стэн?"

"Что-то настигает всех".

Софи откинула голову назад и выпустила струю дыма в черное небо. "А что настигает тебя?"

Я позволил ночи пройти сквозь меня. Но так и не ответил ей.

"Я работаю на таких свалках и занимаюсь подобной работой всю свою жизнь", - сказала она мгновение спустя. " Ты не совсем тот тип".

"Какой же я тип?"

"Все еще пытаюсь понять это". Она едва подавила улыбку. "В тебе есть такая изюминка, которую невозможно подделать. У людей она либо есть, либо ее нет. Это говорит мне о том, что ты был в этом квартале".

"Да?"

"Ты слишком глубокий человек, чтобы зарабатывать на жизнь мытьем посуды".

"Есть что-то плохое в том, чтобы зарабатывать на жизнь мытьем посуды?"

"Вовсе нет. Честная работа. Черт, я всю ночь таскаю еду, кто я такая, чтобы говорить? Просто ты производишь впечатление человека, который не всегда занимался подобными вещами".

"Я могу сказать о тебе то же самое".

Она казалась искренне польщенной. "Моя глубина - это все иллюзия".

"Может, и моя тоже".

"Ты знаешь, о чем я. Я закончила школу, но у меня не было ни денег, ни оценок, чтобы поступить в колледж. Ты кажешься глубоким мыслителем, серьезным парнем, но, наверное, я не знаю, может, я что-то не понимаю. Не в первый раз". Некоторое время мы молчали. Потом она сказала: "Я знаю, что мы не очень хорошо знаем друг друга, и это не мое дело, так что ты можешь сказать мне, чтобы я не лезла не в свое дело, если хочешь, но мы работаем вместе уже сколько, почти год, верно? Я должна спросить. Как ты здесь оказался?"

Мне не хотелось вдаваться в подробности, но она никогда раньше не поднимала эту тему, а Софи была моим единственным другом на работе, так что я не чувствовал себя назойливым. У меня сложилось впечатление, что она искренне хотела знать, и не только из любопытства, но и из беспокойства.

"Давным-давно", - сказала я ей, - "у меня была другая жизнь".

"А ты ведь родом отсюда, верно?" - спросила она, попыхивая сигаретой.

"Из Ревера".

"Я тоже коренной массачусетский житель. Моя семья родом из Чарльзтауна, но мы переехали сюда, когда я училась в средней школе. С тех пор я постоянно кручусь в этих краях".

Она уже говорила мне об этом когда-то, но я вел себя так, будто она этого не делала.

" Ты тоже развелся?" - спросила она.

"Да".

"Дети?"

В голове пронеслись воспоминания, которых мне долгое время удавалось избегать. "Нет".

"Значит, я права? Ты не всегда был экстраординарной посудомойкой?"

"Раньше занималась продажами".

"Правда? Ты?"

"Чудо из чудес".

"Ты не очень-то умеешь общаться с людьми".

Я пожал плечами. "В другой раз".

Софи некоторое время наблюдала за мной, ожидая продолжения.

"Работал в отделе продаж крупной компании из Бостона", - сказал я ей. "Какое-то время мы с женой имели все девять. Хороший брак, красивый дом, новые машины каждые пару лет, отпуска - все это было как в сказке. У меня все это было на секунду или две".

По одному только выражению ее лица я понял, что Софи сочувствует мне, но это было не так, как я привык ожидать от людей. В этом не было ничего унизительного. Это было сострадание, а не сочувствие.

"Просто не сложилось", - сказал я, понимая, что это уже больше, чем я когда-либо говорил с ней за один разговор. Обычно она говорила, а я слушал, а потом коротко отвечал, когда это казалось уместным.

"Мне жаль".

"Не стоит. Не все сказки имеют счастливый конец".

"Я думала, это потому, что их не существует". Софи улыбнулась, но я видел, что она понимает, что в моих словах нет юмора. "Тебе придется как-нибудь рассказать мне об этом".

"Только что рассказал".

"Я думала, может быть, более подробно. Только если ты захочешь, конечно".

Я кивнул, но не смог придумать, что еще сказать.

Она затянулась сигаретой и выдохнула через нос. Вдалеке взвыла сирена, за ней еще одна. "Нам стоит как-нибудь сходить выпить".

"Хорошо".

"Да?" Она улыбнулась, стряхнула пепел.

"Конечно". Мой взгляд снова устремился к устью переулка. "Почему бы и нет?"

Она выпустила еще одну порцию дыма и тихонько захихикала. "Ты меня веселишь".

"Да, я регулярно смеюсь".

"Просто это естественно, да?"

"Это дар".

"Ты всегда такой серьезный и какой-то... ну... не пойми неправильно, но... какой-то жуткий и отстраненный. Все нормально, мне это нравится, если хочешь знать правду".

У меня не было для нее ответа, и я его не дал.

Что-то в ее лице изменилось, сдвинулось. "Ты в порядке, Стэн?"

"Да", - вздохнул я.

"Похоже, у тебя сегодня много забот, даже больше, чем обычно".

"Плохие сны", - тихо сказал я.

"Прости".

Я пожал плечами, улыбнулся и попытался притвориться, что мне это нравится.

"Если тебе когда-нибудь понадобится поговорить, - сказала она, - я буду рядом, хорошо?"

Прежде чем я успел ответить, меня спас внезапный шум: Деметриус кричал и ругался на одного из сотрудников, которого он, очевидно, загнал в угол на кухне. За его криком последовал звук бьющейся посуды.

" Пошли", - сказала Софи, выкинув сигарету в ночь. "Давайте вернемся туда, пока у Спартака не случился аневризм".

Через два часа моя смена закончилась. Софи предложила подвезти меня, но я предпочел пойти пешком. Мне нравилось выходить на свежий воздух после смены, это помогало избавиться от вони и поднимало настроение. Я забрел в ночь и направился к дому, который находился менее чем в десяти минутах ходьбы. Было уже за десять, так что на улице стало тише, движение значительно ослабло, но ночные люди все еще толпились вокруг, семьи и туристы сменились призраками, переходящими из одного бара в другой, гуляющими по пляжам или слоняющимися по углам и в парке. Влажность была высокой, как всегда, а ранее дувший океанский бриз утих, сделав обстановку еще более застойной, гнетущей и липкой, поэтому я решил зайти в круглосуточный магазин за парой вещей.

Кондиционер был приятной переменой, поэтому я не торопился. Медленно поднимаясь по одному проходу и спускаясь по другому, я пыталась отвлечься от всего, что произошло. Всего за несколько часов до этого я был в нескольких секундах от того, чтобы навсегда покинуть эту планету. Теперь я был здесь, потный, измученный, пропахший едой из закусочной, и просматривал аппетитный ассортимент замороженных ужинов по завышенным ценам.

Я выбрал что-то с курицей и макаронами, а затем взял банку колы. Молодой кудрявый парень в шортах, шлепанцах и футболке с надписью CAPE COD пьяно шатался у прилавка с микроволновкой, возился с оберткой от какого-то буррито и ругался на нее под нос. Я всегда считал, что на местных футболках должно быть написано NOT QUITE CAPE COD, поскольку Сансет находился в пяти минутах езды от мостов, а не на самом Кейп-Коде, и сюда обычно приезжали те туристы, которые не могли позволить себе отдых на самом Кейп-Коде.

"Ты в это веришь, братан?" Парень протянул мне все еще завернутый буррито и потряс им, его глаза были бледными, но отчаянными. "Это загадочное мясо, завернутое в тортилью, а не секреты вселенной. Почему его так трудно открыть?"

"У меня ничего нет", - пробормотал я. Протиснувшись мимо него, я подошел к стойке, положил вещи и решил добавить пару "Слим Джимс".

"Это все?" - спросила кассирша лет двадцати с короткими темными волосами и сильным макияжем глаз.

Она не выглядела знакомой, поэтому я решил, что она нанята на лето. "Да, все в сборе".

Оформив мой заказ, она назвала общую сумму, и я протянул ей свою дебетовую карту. Она провела ее через автомат, и через несколько секунд пришло сообщение о том, что карта не принимается.

Я заверил ее, что это ошибка, и она провела карту еще раз. Через три попытки ответ был все тот же: "Отклонено".

Я стоял, скорее раздраженный, чем смущенный, пытаясь понять, как такое возможно. На маленьком экране автомата по продаже кредитных карт, прикрепленном сбоку к стойке, большими яркими буквами высветился мой отказ - на случай, если я его пропустил.

"Должно быть, проблема на вашей стороне", - сказал я.

Кассирша пощелкала жевательной резинкой и объяснила, что больше ничего не может сделать.

"Я постоянно прихожу сюда, пользуюсь этой же картой, и у меня никогда не было никаких проблем", - сказал я. "Сделайте мне одолжение и проведите ее еще раз, ладно?"

С драматическим вздохом она так и сделала. Результат тот же.

"Это бессмысленно, у меня полно денег на этом счете".

"Может быть, вы попробуете воспользоваться кредитной картой или чем-нибудь еще?"

"У меня нет кредитной карты. У меня есть дебетовая карта. Эта дебетовая карта".

"Вы можете заплатить наличными, если хотите".

Я вернул карту в бумажник и порылся в главном отделении, где обнаружил в общей сложности семь долларов. Пришлось положить "Слим Джимс" на место, но мне хватило. "Вот, - сказал я, бросая на стойку скомканную пятерку и две однодолларовые.

Она бросила мой ужин и колу в пластиковый пакет. Я схватил его и направился к двери. За спиной я услышал, как Буррито Бой сказал: "Серьезно, кто-нибудь, помогите мне открыть это, или, клянусь Богом, я пройдусь Ветхим Заветом по этому ублюдку!"

Выйдя обратно в ночную печь, я переложил сумку в одну руку, а другой схватил сотовый и набрал номер своего банка. После многочисленных меню и нажатия ряда цифр я наконец дозвонилась до круглосуточного отдела обслуживания клиентов и очень бодрого представителя с густым индийским акцентом, которого якобы звали Табита. После того как я дал ответы на несколько вопросов, связанных с безопасностью, она проверила мой банковский счет.

"Мистер Фальк, баланс вашего расчетного счета составляет сорок семь центов".

Я остановился на углу. "Этого не может быть. Я только вчера перечислил свою зарплату. Мы получаем зарплату по средам. Я вношу ее каждый четверг утром по дороге на работу".

"Я сейчас подниму список ваших последних вкладов", - весело сказала она. "Да, вот он. Он был размещен вчера утром".

"Тогда где он сейчас?"

"Судя по вашим последним действиям, все деньги, кроме сорока семи центов, были сняты вчера поздно вечером в банкомате".

"Я не снимал никаких денег вчера вечером".

"Вы случайно не теряли свою дебетовую карту?"

"Очевидно, нет, я просто пытался воспользоваться ею и получил отказ в магазине".

"Я понимаю, что теперь она у вас есть", - сказала Табита тоном, который свидетельствовал о том, что мое раздражение бессильно против нее. "Я имела в виду, мог ли кто-то другой получить доступ к ней прошлой ночью?"

"Нет, он был при мне все это время. Она лежала в моем бумажнике, где и всегда".

"И я вижу, что вы единственный владелец счета".

"Верно."

"Думаю, сейчас лучше деактивировать вашу дебетовую карту, мистер Фальк. Если бы вы не снимали деньги..."

"Как можно было снять деньги в одном из ваших банкоматов без моей карты?"

"Карта необходима для доступа к банкомату, сэр".

"Тогда здесь большая проблема, потому что у меня единственная карта, и я не снимал никаких средств прошлой ночью".

"Я понимаю. Что я могу сделать..."

"Подождите, что мне делать? Мне нужны эти деньги".

"Я замораживаю счет и деактивирую карту, чтобы больше нельзя было совершать никаких операций. Если кто-то попытается воспользоваться картой или ее номерами, ему будет отказано".

"Значит, мои последние сорок семь центов в безопасности, слава Богу".

"Да, сэр".

Очевидно, Табите был незнаком сарказм. "Как мне получить новую карту?"

"Я собираюсь оформить вам ее. Она должна прийти по почте примерно через семь рабочих дней. Мы рекомендуем вам как можно скорее посетить местное отделение и поговорить с менеджером, чтобы мы могли помочь вам уведомить полицию и предпринять необходимые шаги для выяснения обстоятельств".

"Можете ли вы сказать мне, в каком банкомате были сняты деньги?"

В трубке послышался звук, с которым Табита щелкала по клавиатуре. "Отделение на Игл-стрит в Сансете, штат Массачусетс".

"Это мое местное отделение, которым я всегда пользуюсь".

"Согласно нашим записям, снятие средств произошло в 00:36 вчера ночью".

Я на мгновение задумался. Вчера вечером я, как всегда, пришел с работы в одиннадцать. По дороге домой я зашел в свой обычный винный магазин, а потом... что потом? Я вернулся домой и напился до беспамятства. Разве не так? Я уже тогда знал, что запланировал на следующее утро, и хотел напиться до беспамятства. Мог ли я вернуться и снять эти деньги? Это казалось невозможным. У меня и раньше бывали провалы в памяти, но не до такой степени. И даже если бы я снял деньги, что, черт возьми, я с ними сделал? Не может быть, чтобы я сделал это, потом потратил их и забыл обо всем. Этот чек был последним, о чем я думал. Единственной причиной, по которой я вообще потрудился положить его на счет, была чистая злоба. Я не хотела, чтобы Деметриус смог аннулировать его и оставить себе после моей смерти. Он был моим. Я заработала все до последнего пенни, почему же я должен позволить ему оставить их себе?

"Это была не я", - сказала я. "Я ушел с работы в одиннадцать. К тому времени я уже был дома".

"Я отправлю эту информацию по электронной почте руководителю вашего филиала и сообщу ей, что вы придете к ней".

"Должны же быть записи с камер наблюдения в банкомате?"

"Это вам нужно обсудить с менеджером вашего филиала, сэр".

"Да, хорошо. Спасибо."

"Не за что, сэр. Мне очень жаль, что это случилось. Надеюсь, это всего лишь ужасное недоразумение. Удачи".

По моему опыту, удачи редко желали тем, кто мог ее получить.

Я сбросил звонок, сошел с тротуара и перешел улицу, двигаясь по тротуару, который шел параллельно лодочной станции, пристани и общественному пляжу, где было тихо и темно, если не считать костра вдалеке. Я представил себе людей, собравшихся вокруг, пьющих, едящих и смеющихся. Такие вещи казались мне чужими. И так было очень долгое время.

Я продолжал идти, миновал отель и кинотеатр и поднялся на крутой холм, который вел в более жилую часть города. Последние двадцать четыре часа я мог искренне поцеловать себя в задницу. Я чуть не покончил с собой. Ужасные кошмары и странные видения терзали меня. А поскольку этого было явно недостаточно, какой-то придурок умудрился лишить меня тех крох денег, которые у меня вообще были.

Дрейфуя в темноте, я чувствовал только запах океана. Когда я добрался до вершины холма и снова оказался на относительно ровной земле, то услышал, как волны мягко омывают берег внизу. Это стало своеобразным сигналом.

Я был здесь. В том числе и дома.

Пройдя по тропинке к обрыву, я достал из кармана ключи и открыл свой коттедж, который оставался темным и пустым в ночи.

Пока не появился оранжевый огонек, остановивший меня на месте.

Там, в темноте, черный силуэт стоял у моей входной двери и невозмутимо курил сигарету.

Из тени появилось лицо - к счастью, не мое собственное - грязное, покрытое щетиной и купающееся в отблесках сигареты. "Привет, Стэн".

Опасения растворились в облегчении. "Дуэйн, что ты здесь делаешь?"

Местный бездомный, с которым я подружился за несколько месяцев до этого, Дуэйн курил свои сигареты с лихорадочным постоянством, одну за другой, пока они не сгорали до фильтра, после чего он обычно прикуривал другую от окурка предыдущей. "Просто жду, когда ты вернешься домой". Он небрежно указал на фонарь рядом с моей входной дверью. "Ты должен оставлять наружный свет включенным, когда уходишь, чтобы лучше видеть".

"Да", - сказала я, проходя мимо него.

"Ты хорошо провел ночь на работе?" - спросил он.

"Впечатляюще". Я отпер дверь, вошел внутрь и включил наружный свет. Часто, как только мог, я приносил ему что-нибудь поесть из закусочной, но он знал, что я не могу делать это каждый вечер. "Извини, в этот раз ничего не смог тебе принести".

"Без проблем", - сказал он, проводя свободной рукой по своим густым немытым волосам.

Дуэйн был моложе меня, но выглядел по крайней мере на десять лет старше.

"С деньгами туго", - сказал я ему. "А Деметриус - мудак, если жертвует еду".

"Конечно, Стэн. Ничего страшного".

"Ты же знаешь, как это бывает".

"Это же не твоя ответственность, чувак".

Мне пришло в голову, что я не видел Дуэйна уже несколько дней. Осенью и зимой копы оставляли его в покое, но летом, когда здесь полно туристов, бродящие по улицам бездомные парни не очень-то способствовали бизнесу, поэтому его часто беспокоили. Не было ничего необычного в том, что он пропадал на несколько дней подряд, но в конце концов всегда находил дорогу обратно к моей двери. "Давно не ел?"

Он поправил почти лохмотья, которые он называл одеждой. Несмотря на жару, на нем всегда было несколько рубашек, а иногда даже пиджак или тяжелое пальто. В результате он всегда был мокрым от пота. "Позавчера вечером ел китайскую еду на вынос".

Это означало, что он совершил набег на мусорный контейнер местного китайского ресторана после окончания рабочего дня. Я посмотрел на пакет в своей руке. "Вот что я тебе скажу. Дай мне минуту, чтобы переодеться и помыться, и я разделю с тобой замороженный ужин".

"Тебе не обязательно это делать".

"Да, я знаю. Но я все равно разделю его с тобой, хорошо?"

"Очень круто". Он сверкнул своей коричнево-зубой улыбкой, сел на скамейку справа от двери и достал из кармана маленькую бутылку дешевого виски. "С напитками разобрался, Пончо разрешил мне подмести в игровом зале, заплатил парой пинт. Одну уже прикончил, но вторая еще в запасе".

"Все в порядке, держись. У меня в холодильнике есть несколько бутылок пива. Я принесу тебе одно".

Дуэйн кивнул, его темные, налитые кровью глаза потяжелели от вечной печали. "Спасибо, друг".

"Сейчас выйду".

"Не торопись. У меня ничего другого нет".

В коттедже было как-то странно, в свете того, что я чуть не сделал. Я закрыл за собой дверь и постоял немного, пока мои нервы не успокоились. Это все еще был дом, единственный, который у меня был.

Я бросил все вещи на кухонный стол, закинул замороженный ужин в микроволновку и направился в ванную. Переодевшись в шорты и майку, я плеснул немного прохладной воды на лицо, а затем пропустил ее через волосы.

К тому времени как я достал из холодильника пару банок пива и вырвал каждому из нас по куску бумажного полотенца для салфеток, микроволновка издала звук. Я вытащил пластиковый поднос и отклеил пластик, покрывавший его. Пахло не так уж и плохо, но выглядело это так, будто кто-то уже пожевал для нас. Там было едва ли достаточно, чтобы накормить маленького ребенка, но я высыпал половину на бумажную тарелку, взял пару вилок и присоединился к Дуэйну на скамейке снаружи.

"Пахнет вкусно", - сказал он, аккуратно положив сигарету на землю, а затем убрал ее в карман и стал потирать руки в предвкушении. "Что у нас тут?"

"Не знаю, что-то вроде курицы с макаронами под соусом "Альфредо". Я протянул ему бумажную тарелку, вилку и пиво. "Приятного аппетита".

Держа тарелку одной рукой, Дуэйн запихивал в нее еду другой, шумно пережевывая. "Черт возьми, это очень вкусно!"

Я поковырял вилкой, наколол маленький кусочек курицы и галстука-бабочки и попробовал. "Дуэйн, на вкус это как задница".

"Восхитительная задница", - сказал он, запихивая в рот еще один кусок.

Когда он доел, я передал ему остатки своего.

"Ты уверен?"

"Поверь мне, я уверен".

Дуэйн набросился на него и принялся за работу. "Спасибо, чувак, ты лучший!"

Я отпил немного пива. Оно было ледяным и хорошо шло по рукам.

Он взял свою банку и поднял ее, чтобы я мог прикоснуться к ней своей. Как только я это сделал, он сделал длинный глоток, издал громкий рывок, а затем быстро доел остатки своего ужина. "Это было круто", - сказал он, доставая окурок из кармана. "Спасибо, Стэн".

"Что я тебе говорил по этому поводу? Тебе не нужно постоянно благодарить меня, хорошо? Я делаю это, потому что хочу".

"Что я могу сказать?" Он разжег грязными руками свою одноразовую зажигалку и крепко затянулся оставшейся сигаретой. "Мои родители учили меня правильно. Если кто-то делает тебе добро, ты говоришь спасибо".

Я часто задавался вопросом, как Дуэйн оказался бездомным и стал жить на улице. Но потом я понял, что большинство из них были всего лишь на расстоянии одной-двух зарплат от этого. Пара неудачных шагов или неожиданная трагедия - и кто знает, где может оказаться каждый из нас? По правде говоря, было маленьким чудом, что я избежал подобной участи и сам не опустился на такую глубину. Мы никогда не обсуждали, как он оказался в своем нынешнем состоянии, и я не собирался спрашивать. Если бы Дуэйн хотел, чтобы я знал, он бы мне рассказал.

"Ты ведь не видел ничего странного в городе в последнее время?" спросил я.

"Может, ты не замечал. Здесь все и вся странные".

"Я не об этом".

"Не видел ничего необычного". Дуэйн выпрямился. "А что, у тебя проблемы? Кто-то доставляет тебе неприятности, Стэн?"

"Нет, ничего такого".

"Ты уверен? Потому что если у тебя проблемы, я тебя прикрою".

"Я ценю это, но я в порядке".

Некоторое время мы молчали.

"Я просто рад, что ты больше не злишься на меня", - сказал Дуэйн.

"С чего бы мне на тебя злиться?"

"Ну, знаешь..." Он беспокойно заерзал. "После прошлой ночи и всего остального".

"Прошлой ночи?"

"Подумал, что ты злишься, раз ничего не сказал".

"Дуэйн, о чем, черт возьми, ты говоришь?"

"Прости, я..." Он почесал в затылке и прищурил глаза, словно изо всех сил пытаясь вспомнить. "Ты же знаешь, я иногда путаюсь. Это было вчера вечером, не так ли? Да, это было. Вчера вечером, помнишь? Я увидел тебя в центре города, поздоровался, а ты прошел мимо меня, и я решил, что у тебя был плохой день или, может, ты просто на меня за что-то злишься. Я знаю, иногда я бываю занозой в заднице".

"Ты пьян?"

"Конечно". Дуэйн посмотрел на меня так, будто я сошел с ума. "Я всегда чертовски пьян. Это вроде как моя фишка - быть пьяницей".

"Ты запутался", - сказал я ему. "Я не видел тебя несколько дней".

Он нервно почесал шею, потом глотнул пива. "Ладно, Стэн".

Я крепко завяз, но если бы я вышел из дома, то вспомнил бы. "В котором часу тебе показалось, что ты меня увидел?"

"Почти час", - сказал он. "Я знаю, потому что на большом электронном табло у хозяйственного магазина было 00:50. Ты шел по улице, а я был на противоположной стороне, пил и напевал под луну, сидя на скамейке у киоска с хот-догами. Я окликнул тебя и сказал "привет", ты посмотрел на меня, но продолжил идти. Ты не помахал рукой, не сказал "привет" или что-нибудь еще, и я решил, что ты на меня злишься".

"Это был не я, Дуэйн".

Он кивнул, хотя я мог сказать, что он просто успокаивает меня. "Хорошо."

Мне оставалось только надеяться, что мое внезапное беспокойство не было очевидным. "Должно быть, это был кто-то, похожий на меня", - сказал я ему.

Дуэйн встал, и вокруг нас распространился резкий запах тела и прогорклого дыхания. Не обращая внимания, он пригубил свое пиво и поставил пустой стакан на скамейку рядом со мной. "Уже поздно, лучше спуститься на песок, пока копы не начали рыскать по улицам. В последнее время они меня сильно достали, ты же знаешь, какими они становятся, когда появляются туристы".

"Ладно, чувак", - сказал я, игнорируя воспоминания о своем изуродованном лице. "Будь осторожен".

Он достал из кармана помятую пачку сигарет, сунул одну в рот и прикурил. "Черт", - пробормотал он, - "почти кончились сигареты".

Когда он направился к задней части коттеджа и тропинке, ведущей к дюнам и пляжу, я встал и немного потянулся. Ночь становилась все более липкой и гнетущей, редкий океанский бриз уже не так сильно помогал. "Эй, Дуэйн?"

Он остановился и оглянулся на меня.

"Ты уверен, что видел именно меня?"

"Нет", - тихо сказал он. "Было уже поздно, и я пил весь день, так что я был не в себе. Кроме того, ты же сказал, что это был не ты, верно?"

Я покачал головой: "Нет".

"Тогда, как ты и сказал, это должен был быть кто-то, похожий на тебя".

Голоса с пляжа внизу - скорее всего, это была пара, гуляющая вдоль берега, - доносились до дюн и обрыва, а затем уносились прочь, уносимые легким ночным ветром.

Дуэйн скрылся за домом, оставив меня в замешательстве и нарастающем беспокойстве. Что, черт возьми, происходило? Страшные сны, странные галлюцинации, загадочное опустошение моего банковского счета, а теперь еще и Дуэйн утверждает, что видел меня на улице, хотя я прекрасно знал, что лежу в постели и отрубился после ночной попойки. Все это не имело ни малейшего смысла.

Несмотря на жару, меня охватила ледяная уязвимость, как будто обычного, привычного больше не существовало.

Собрав со скамейки мусор, я проскользнул обратно в дом.

В глубине моего сознания слышалось отдаленное эхо криков.

С моего места на полу, на боку в позе эмбриона, зеркало на стене находится слишком высоко, чтобы я мог в него заглянуть. Но я вижу, как по нему мечутся тени, скользят фантомы, то появляясь, то исчезая. Как и женщина... исчезла. Они забрали ее.

Я не хочу двигаться, потому что не хочу тревожить кости. Они издают ужасный звук, когда их тревожат, и этот звук пробуждает и будоражит пауков.

Моргая, пока зрение не сфокусируется, я поднимаю глаза к потолку. Пауки затихли, как и все остальное. Ничто не движется. Ничто не издает звуков. Даже я. Особенно я.

Здесь пахнет смертью, как будто мертвые и разложившиеся вещи живут здесь уже очень долгое время. И в то же время здесь есть и свежая смерть. Кровь среди костей, размазанная по стенам, начертанная символами и словами на древнем языке, которого я не понимаю.

Я отворачиваюсь от пауков. Я больше не могу на них смотреть. Я хочу встать и убежать отсюда, но не могу подняться. Со мной что-то не так, что-то не так. Что-то управляет мной, удерживает меня на этом отвратительном полу из окровавленных костей, несмотря на все мои попытки выбраться отсюда.

На стене висит грубая картина с изображением старика, который властвует надо мной. Даже при скудном освещении я вижу, что он сидит на своеобразном троне. Его волосы длинные и непокорные, как и борода. В руке он держит косу, и его окружают многочисленные символы, написанные кровью и похожие на букву Т.

"Подойди", - говорит мужской голос из тени. "Приди и посмотри".

Где-то вдалеке, из другого темного угла этого старого заброшенного здания, я слышу крики... ужасные крики невообразимой агонии.

Женщина. Они убивают ее.

И я следующий.

Я проснулся от сильной головной боли, весь в поту и запыхавшийся. Я был один, а потолок надо мной представлял собой ту же старую потрескавшуюся и покрытую пятнами штукатурку, что и всегда. Несмотря на многочисленные работающие вентиляторы, влажность уже была невыносимой. Впереди был еще один палящий день.

Спустя две чашки кофе, горсть аспирина и долгий прохладный душ я почувствовал себя лучше и наконец-то вышел из-под власти кошмара, вырвавшего меня из сна.

Мой банк по субботам работает только до полудня, поэтому я позвонил и коротко поговорил с управляющей отделением, приятной женщиной по имени Джинни-Энн. Она сказала, что получила информацию о моем "спорном счете" и знает о моих опасениях, поэтому я объяснил, что скоро приду к ней. Поскольку мой банк находился недалеко, я решила не ехать, а пройтись пешком.

Закат медленно оживал, в утреннем воздухе витал запах жареной еды для завтрака. Вдалеке слышались радостные крики и визг детей, что свидетельствовало о том, что аквапарк в нескольких кварталах отсюда уже работает. Этот звук показался мне одновременно неприятным и манящим, в нем чувствовалась бесстыдная развязность, которой я одновременно завидовал и возмущался. А еще он напоминал мне о том, что я хотел бы забыть.

Добравшись до площади, где располагался мой банк, я вошел в вестибюль через зону банкоматов, сказал одной из кассирш, что мне нужно увидеть управляющего, и стал ждать ее, сидя в удобном кресле возле ее кабинета. Кондиционер был включен до такой степени, что к тому времени, когда Джинни-Энн вышла из-за закрытой двери, чтобы поприветствовать меня, я уже замерз. Но это было предпочтительнее, чем удушающая жара, поэтому я согласился, поднялся и пожал ей руку, представившись.

Привлекательная полноватая женщина лет сорока, она сверкала белоснежной улыбкой и изо всех сил старалась быть любезной и приятной, но как только она внимательно посмотрела на меня, что-то изменилось в ее выражении. Это было едва заметное изменение, но безошибочное. "Мистер Фальк, - сказала она писклявым, детским голосом, не соответствующим ее внешности, - очень приятно познакомиться с вами. Простите, что при таких обстоятельствах".

"Спасибо, что согласились встретиться со мной".

Я последовал за ней в кабинет. Она указала на стул перед своим столом. "Пожалуйста, присаживайтесь". Вместо того чтобы сесть в свое вращающееся кожаное кресло, она присела на край стола. "Насколько я понимаю, на вашем счету возникла некоторая путаница в связи с недавним снятием денег в банкомате, это так?"

"Никакой путаницы нет. Я не снимал деньги".

"Значит, вы оспариваете снятие денег в банкомате в прошлый четверг вечером?"

"Да".

Она снова улыбнулась. "Я просто хотела убедиться, что правильно вас поняла".

"Я положил свою зарплату на счет в четверг утром, как делаю это каждую неделю".

"Да, я просмотрела наши записи, и этот депозит поступил на ваш счет".

"Верно, но ваши записи также показывают, что я снял деньги в банкомате той ночью".

"Формально в пятницу утром, так как это было после полуночи, но да, все верно", - сказала она с эффективным кивком. "Текущий баланс составляет сорок семь центов".

Я заставил себя улыбнуться. "Проблема в том, что в четверг вечером я не подходил к банкомату и не снимал деньги, так что здесь должна быть какая-то ошибка".

Улыбка Джинни-Энн померкла. "Возможно ли, мистер Фолк, что вы просто забыли, что сняли деньги, или сделали это случайно?"

"Нет, - вздохнул я, мое терпение уже иссякало, - это не так".

"Как вы, я уверена, прекрасно знаете, все наши банкоматы оборудованы камерами наблюдения". Она развернула монитор своего компьютера так, чтобы я мог видеть экран, затем откинулась на спинку стула и постучала по клавиатуре. "Как только я получила информацию о вашем споре, я нашла запись, которая соответствует временному коду снятия денег".

На мониторе появилось новое окно, в котором был прекрасно виден банкомат и даже вход в банк. "Обратите внимание на штамп в правом нижнем углу экрана, - сказала она, указывая на него длинным ногтем, выкрашенным в ярко-синий цвет, совпадающий с цветом ее юбки. "На нем четко указаны день, дата и время".

Я сел вперед, чтобы рассмотреть его поближе. Изображение было черно-белым, но кристально чистым. "Хорошо."

"В прошлую пятницу в 00:36 ночи, видите?"

Не успел я договорить, как у стеклянной двери внезапно появился человек. Она открылась, мужчина шагнул внутрь, подошел к банкомату и посмотрел прямо в камеру.

На мгновение я не понял, на что я смотрю, потому что это просто не было зарегистрировано, а тем более вычислено. Сердце бешено заколотилось, в животе защемило, и, несмотря на прохладу в офисе, меня обдало жаром, оставив ошеломление и легкое головокружение. "Я не... я не понимаю", - услышал я свой голос, чужой и отстраненный, словно принадлежащий кому-то другому.

Я смотрел на себя. Снова. Вопросов не было, и на этот раз мое лицо было в порядке, без повреждений. Я был тем самым человеком на видео. Я смотрел, как я достаю пачку банкнот, затем поворачиваюсь и ухожу.

"Вы согласны, что это явно вы, мистер Фальк?"

Я кивнул, открыв рот. "Могу я посмотреть это еще раз, пожалуйста?"

"Конечно".

Она постучала по клавишам, и запись заиграла снова. На этот раз я посмотрел на свои глаза. Они казались не такими. Я выглядел растерянным. Спокойным и полностью контролирующим себя, но растерянным. На мне была та же одежда, что и в тот день, - джинсы и футболка без рукавов, а красно-белая бандана, которую я часто надевал во время смены, по-прежнему была повязана на голове. "Я не понимаю", - пробормотал я.

"Это просто откровенная ошибка".

Я сидел, озадаченный и более чем напуганный. Галлюцинация - ночной кошмар, каким бы ужасным он ни был, - это одно. Но это было нечто совсем другое. Это было реальностью. "Я не помню, чтобы снимал это".

Джинни-Энн повернула монитор в нужное положение, затем соскользнула с края стола, обошла его и опустилась в свое кожаное кресло. "Люди часто забывают о транзакциях, мистер Фальк", - ласково сказала она. "Они путают или путают дни и время, такое случается постоянно".

"Я не понимаю, как это возможно, я..."

"В этом нет ничего необычного, поверьте мне".

Как, черт возьми, я мог снять эти деньги и ничего не помнить об этом? И что я с ними делал? Все это не имело никакого смысла. Это был не я. Это не мог быть я. Но это был я. Я видел пленку своими глазами. Дважды.

" Простите, я..."

"Не стоит. Как я уже сказала, такое случается. Простое недоразумение". Джинни-Энн достала из ящика стола лист бумаги и протянула его мне. "На видео вы, похоже, не взяли чек, поэтому я взяла на себя смелость распечатать вам копию для ваших записей".

Внезапно все, чего я захотел, - это убраться оттуда. Я встал, взял чек и повернулся к двери. "Прошу прощения за недоразумение", - сказал я, не оглядываясь. "Спасибо, простите, что отнял у вас время, я..."

"Вы ничего такого не сделали, сэр. Я просто рада, что мы смогли все прояснить".

Пошатываясь, я вышел из банка на жару. Мир кружился, мой разум с трудом справлялся с тем, что я только что увидел, и я находился на грани абсолютной паники. Мне нужно было уйти с улицы, и побыстрее. Мне нужно было пойти в тихое место и подумать, разобраться во всем этом и попытаться найти какой-то смысл в ситуации, которая по самой своей природе не поддавалась логике. Мне нужно было выпить.

Улица заполнялась туристами, и теперь все было громче и перегруженнее. Я быстро шел, опустив голову, пока не добрался до своего коттеджа.

Внутри я достал из шкафа стакан и то, что осталось от бутылки Jack Daniel's, и, стоя у раковины, налил себе рюмку и выпил ее до дна. Я быстро сделал еще одну, потом третью. Наконец мои руки перестали дрожать.

Я зашагал по кухне. Может ли быть так, что я так напился прошлой ночью, что совсем забыл, что ходил к банкомату? Может, я снял эти деньги, а потом спустил их где-нибудь в местной забегаловке? Если так, то кто-нибудь видел меня, кто-нибудь мог бы это подтвердить.

Дуэйн. Он видел, как я шел домой той ночью. В двенадцать пятьдесят, через четырнадцать минут после того, как я снял деньги. Так где я был с 11:00 до 00:36? Я преодолевал расстояние между домом и банком примерно за пять минут, так что если после банкомата я шел прямо к своему коттеджу, это не должно было занять и четырнадцати минут. Неужели я специально или сам того не осознавая пошел медленнее? Даже если так, оставалось еще полтора часа неучтенного времени.

Помню ли я, как добрался до дома в тот вечер? Нет.

"Хорошо", - сказал я вслух. "Подожди. Подумай".

Что я помню о вечере четверга? Я прокрутил это в голове.

Я вспомнил, что в четверг была особенно напряженная смена. Я был измотан и ушел с работы в обычное время. После этого все стало туманным. До этого момента я списывал все на то, что сильно напился в тот вечер, но теперь, когда я пытался собрать воедино весь день, у меня ничего не получалось. Я смутно помнил, как пил, шатался по коттеджу в тот вечер и в конце концов рухнул в постель, но не имел ни малейшего представления о реальном времени.

В обычную смену, а именно так я работал в четверг, я уходил в 8:00. Где же я был с 11:00 до 00:36?

"Господи, - пробормотал я, откладывая бутылку и стакан в сторону.

Я пропустил в общей сложности час и пятьдесят минут. Почти два часа. Если только я не бродил бесцельно по городу, ничего не помня о том, что делал это, то, скорее всего, остался бы какой-нибудь бумажный след. Должно быть, я куда-то ушел.

Я поспешил в спальню и стал рыться в корзине, пока не нашел джинсы, которые надевал в четверг. Пошарив по карманам, я обнаружил корешок зарплатного чека, полпачки "Джуси Фрут", которые, как я помнил, купил в предыдущие выходные, и, на первый взгляд, черную визитную карточку. Ни квитанций, ни наличных. Даже мелочи не было.

Я бросил корешок чека и жвачку на комод, перекинул джинсы через руку и внимательно посмотрел на визитку. Она была абсолютно черной. Ни букв, ни цифр, ни графики, ни другой информации. Ничто не указывало на то, что это было, просто пустая черная визитка. Что я вообще с ней делал? Неужели кто-то дал ее мне? Если да, то зачем? Кто напечатал абсолютно пустую черную визитку? Я не знал и не помнил, что это такое и как она оказалась у меня.

Но я что-то чувствовал. Что-то странное. С того момента, как я взял ее в руки, мне стало еще более нервно и неуютно. Неуютно. На самых задворках памяти перед моим мысленным взором мелькали странные размытые картинки, но я не мог уловить в них никакого смысла. Это было похоже на то, как если бы я очнулся после кошмара и не смог вспомнить ничего, кроме того, что мне снилось. Все остальное оставалось недоступным.

Я бросил джинсы обратно в корзину, а карточку, все еще держа в руках, вернулся на кухню, выдвинул стул и сел за стол. Со мной что-то случилось. Я был подавлен до такой степени, что планировал покончить с собой. Неужели я сорвался или у меня случился срыв, о котором я не подозревал? Может быть, я впал в транс или что-то в этом роде, какое-то странное состояние, которое вызвало галлюцинации двойника, пронизало меня кошмарами и оставило без памяти о том, где я был и что делал? Неужели такое вообще возможно? И что, черт возьми, я собирался делать с деньгами до следующей недели? Эти деньги - все, что у меня было. Не было ни сберегательного счета, ни пенсионного фонда, ни резервных денег, которые я мог бы использовать. Я мыл посуду, чтобы заработать на жизнь.

Положив карточку на стол перед собой, я постарался сосредоточиться.

Но ни черта не мог вспомнить.

Может быть, бритва была не такой уж плохой альтернативой, в конце концов. Может, мне стоило сделать все так, как я планировал. Может, мне нужно было перестать оттягивать неизбежное и просто сделать это. Может быть...

Мой телефон зазвонил, испугав меня. Снова старик.

Он явно не собирался оставлять меня в покое, пока я не пойду посмотреть, что ему нужно, поэтому, не потрудившись ответить на звонок, я сунул визитку - или что это было - в бумажник и вышел за дверь.

Чуть больше часа спустя я проехал через Бостон и въехал в Ревир. Названный в честь Пола Ревира, город был домом для компании по производству конфет Necco, Kelly's Roast Beef, родины современного сэндвича с ростбифом, и старого парка борзых Wonderland. Родной город великого игрока "Ред Сокс" Тони Конильяро и кинозвезды Джона Казале, как и везде, здесь было и хорошее, и плохое. В городе было несколько очень хороших районов, но район, в котором я вырос рядом с пляжем, к ним не относился. Мои старые места обитания почти не изменились и, наверное, никогда не изменятся. Выросший в неблагополучном районе, я с детства привык к физическому противостоянию. Прошло уже много лет с тех пор, как я был вооружен или подвергался вооруженному нападению со стороны кого бы то ни было, но подобное никогда не было далеко. Насилие было таким же. Оно было как зависимость, всегда рядом, только и ждет момента слабости, открытия, которое позволит ему вернуться. Потому что на самом деле оно никогда не покидало вас, как бы долго вы ни отворачивались от него. Рано или поздно, оно прекрасно знало, что вы посмотрите в его сторону, и когда вы это сделаете, оно будет готово.

На улице, где я вырос, стояли скромные дуплексы и старые трехэтажные дома, давно переделанные под квартиры, а большинство крошечных дворов были обнесены оградой из цепей. Я не был там уже несколько месяцев, но каждый раз, когда я возвращался, на меня накатывали плохие воспоминания, которые я всю жизнь пытался забыть.

Хотя здесь у меня было и несколько хороших воспоминаний, мало что из них для меня значило. Моя мать давно умерла, у меня не было ни братьев, ни сестер, а отец был мудаком, с которым у меня практически не было никаких отношений. Дом, в котором я вырос, не представлял для меня ничего, кроме денег. Когда этот ублюдок в конце концов свалит, он достанется мне, и я планировал продать его так быстро, как только смогу, а потом забрать деньги и сбежать. Когда его и дома не станет, мне больше никогда не придется сюда возвращаться.

Я припарковался на первом попавшемся месте в конце улицы и пошел к дому. Как и в Сансете, здесь было жарко, но запах и звуки океана всегда были рядом. Где-то в этом квартале беспрестанно лаяла собака, вдалеке завывала сирена, а я стоял перед дверью на старых и медленно гниющих ступеньках дома, в котором прожил первые девятнадцать лет своей жизни. Главная дверь была открыта, но из-за солнечного света я не мог заглянуть в дом. Зато я слышал звук телевизора, и через ширму доносился запах испортившейся еды. Пытаясь убедить себя войти в дом, я обратил внимание на мелочи, которые обычно не замечал. Дом нуждался в покраске. Ворота на участке перед домом проржавели настолько, что их нужно было заменить. Трава была высотой не менее колена и, скорее всего, не косилась весь сезон, а занавески на окнах были грязными и в лохмотьях. Сколько раз в детстве я сидел на этих ступеньках, закрыв уши и изо всех сил стараясь отгородиться от звуков, доносящихся изнутри дома? Сколько раз мне снились другие места, другие люди, другие жизни?

Дверь была не заперта, я распахнул ее и шагнул в прошлое.

Я не был здесь уже полгода или больше, и хотя здесь всегда царил беспорядок, со времени моего последнего визита все стало гораздо хуже. Дом давно не убирали и даже не приводили в порядок, и он не только выглядел так, но и пах.

Мой взгляд упал на лестницу, стоящую передо мной. В голове промелькнули воспоминания о том, как отец тащил мою мать за волосы по этой же лестнице. Я так отчетливо помнил звук, который издавал ее затылок, ударяясь о каждую ступеньку, как будто это все еще происходило все эти годы спустя, перемежаясь с моими собственными мальчишескими криками, когда я умолял его остановиться.

"Кто там?" - позвал отец из комнаты, его голос был невнятным. "У меня пистолет, мать его!"

"Успокойся, папа", - сказал я, проходя мимо лестницы и направляясь по узкому коридору, который вел в комнату и, в конце концов, на кухню. "Это всего лишь я".

Я нашел его развалившимся в потрепанном кресле в гостиной, смотрящим игру "Ред Сокс" по старому телевизору, стоящему на тележке в углу. В испачканной майке и шортах он был босиком и выглядел так, будто давно не мылся. Он также давно не брился, так как его лицо было покрыто изрядным количеством седой щетины. Сверху он был лысым, а по бокам головы у него была подкова белых волос, которые очень нуждались в стрижке и тщательном мытье шампунем. Рядом с креслом стоял старый складной столик, на котором лежала недоеденная миска со спагетти-ос и пластиковая пепельница, наполненная окурками сигар и пеплом. На полу валялись многочисленные пустые банки из-под пива и несколько бутылок водки.

"Что ты сделал, выломал дверь?"

"Она была не заперта", - сказал я ему. "Тебе нужно быть осторожнее с этим".

Он поднял голову и прищурился, словно не мог меня разглядеть. "Я ждал тебя. Какого черта ты так долго?"

"У меня были дела", - сказал я, оглядываясь по сторонам. "Господи, папаша, неужели миссис Торрес больше не приходит и не убирает?"

"Уволил ее жирную задницу".

"Зачем ты это сделал? Посмотри на это место".

"Это не имеет значения". Он помахал рукой в воздухе между нами, взял с колен пульт от телевизора и убавил громкость на бейсбольном матче. "Чертовы "Сокс", разозлили меня для разнообразия".

"Это важно", - сказал я ему. "Здесь бардак. И воняет".

"Кому какое дело?" Он бросил пульт на стол и громко рыгнул. "Иди и принеси нам пару бутылок пива из холодильника, мне нужно с тобой поговорить".

"Я в порядке".

"А я нет, я хочу пить. Иди и принеси мне, грубый ублюдок".

Вздохнув, я вернулся в коридор и пошел по нему на кухню, изо всех сил стараясь не обращать внимания на фотографии на стенах, которые он настойчиво требовал оставить. Мне было невыносимо смотреть на них. В них не было ничего настоящего, ничего неподдельного, просто кучка людей, притворяющихся и улыбающихся в камеру.

Кухня была в худшем состоянии, чем весь остальной дом. Повсюду жужжали мухи, а тараканы ползали по горе посуды в раковине. Вонь стояла почти невыносимая, а по состоянию стены за плитой было видно, что не так давно здесь был небольшой пожар. Открыв холодильник, я обнаружил полгаллона прокисшего молока, несколько оставшихся кусков пиццы, брошенных на бумажную тарелку и бессистемно прикрытых полиэтиленовой пленкой, и ящик пива.

Я освободил банку от пластиковых колец и вернулся в комнату, не обращая внимания на одно воспоминание, когда отец в пьяной ярости прижал меня к полу на кухне и бил до потери сознания. Мне тогда было девять лет.

"У тебя был пожар?" спросил я, передавая ему пиво.

"Да, ничего особенного". Он открыл закладку, сделал несколько глотков, затем кивнул. "Забыл, что у меня на плите что-то горит. Немного подпалил стену, вот и все, пожарным даже не пришлось приезжать".

Я всегда знал, что, если мой отец проживет достаточно долго, наступит время, когда ему придется отправиться в дом престарелых или на попечение. Судя по всему, это время пришло.

"В любом случае тебя это не касается, мальчик". Он указал на кресло в углу, заваленное старыми газетами и нежелательной почтой. "И как я уже сказал, это не имеет никакого значения, так что сядь и заткнись, и позволь мне рассказать тебе, что происходит".

Я присел на краешек стула, не потрудившись сдвинуть мусор на пол.

"Помнишь моего приятеля Джоуи Стрицциано? Они с Люсиль переехали во Флориду в прошлом году. У них есть такое место, где о тебе заботятся и все такое, это как деревня, но у тебя все равно есть свобода и свой собственный маленький уголок, понимаешь, о чем я?"

"Жилье с поддержкой", - сказал я.

"Да." Он отхлебнул еще пива. "В общем, я тоже туда собираюсь".

"Как ты собираешься себе это позволить, папа?"

"Я продал дом".

"Ты продал дом? Этот дом?"

"Нет, тот, что дальше по улице, придурок, конечно, этот дом. Эта маленькая шлюшка из отдела недвижимости позвонила мне позавчера и сказала, что дом продан".

Я был ошеломлен. Я всегда ожидал, что он либо умрет в этом доме, либо оставит его мне. Это было мое единственное наследство. Я ничего не хотел от него, но это был дом моей матери, и она бы хотела, чтобы он достался мне.

"Как, черт возьми, ты продал его в таком состоянии?"

"Я мог бы получить больше, если бы отремонтировал его, но у меня нет на это денег". Он снова рыгнул, затем вытер рот тыльной стороной ладони. "В любом случае, я решил, что мне лучше сообщить тебе. Через пару недель я уезжаю во Флориду. Извини, что не могу оставить тебе старую усадьбу, парень, но так уж вышло".

"Это твой дом", - сказал я. "Делай с ним что хочешь".

"Я бы подкинул тебе пару баксов, но мне нужен каждый цент, чтобы перебраться на юг".

"Не беспокойся".

Он пригубил пиво и бросил банку на пол. "Я не беспокоюсь".

"Так что тебе от меня нужно?" спросил я.

"Ничего. Я просто хотел, чтобы ты знал".

"Ты мог бы сказать мне это по телефону".

Он улыбнулся своими бледными глазами. "Я хотел увидеть твое лицо, когда скажу тебе".

Однажды садист, всегда садист.

"Надеюсь, тебе понравилось", - сказала я, вставая.

Он рассмеялся. "Думаю, я немного кончил".

"Мне нужно идти".

"Если хочешь чего-нибудь, лучше бери сейчас", - сказал он. "Я поговорил с одним парнем, который может вычистить все здесь и вывезти все на свалку. Миссис Симс наняла его, чтобы он вычистил ее гараж, и он все сделал хорошо, так что я попросил его приехать завтра".

Все, что было связано с этим домом, я давно забрал с собой, и хорошее, и плохое.

"У меня все готово", - сказал я ему.

Он беспокойно заерзал в кресле. "Так что я... ну... наверное, мы больше не увидимся, парень. Я не становлюсь моложе, и все мои деньги уходят на это место, так что я не смогу позволить себе путешествовать, понимаешь, о чем я?"

Я кивнул.

"Когда я умру, они прилетят сюда и похоронят меня рядом с твоей матерью", - сказал он, почесывая свой огромный живот. "А пока, знаешь, может, заглянешь на ее могилу, убедишься, что эти уроды там делают все, что положено, и все такое. И обязательно загляни туда, прежде чем уедешь сегодня, и отдай дань уважения, слышишь?"

"Я не хожу на кладбища".

"Ты сделаешь то, что я тебе скажу!"

"Мамы там нет, папа".

"Кто сказал?" Он ткнул в меня толстым сосисочным пальцем. "Иди и отдай дань уважения своей матери, как я сказал!"

"Что, черт возьми, ты можешь знать об уважении к моей матери?"

Он несколько секунд смотрел на меня, словно не мог понять, что я сказал. "Что, черт возьми, ты мне только что сказал?"

"Ты меня слышал".

Он покачал головой. "Чертовски хороший способ попрощаться со своим стариком".

В те времена, когда он еще мог, он бы в кровь избил меня за то, что я так с ним разговаривал. Но мы оба знали, что те времена давно прошли. "Есть что-нибудь еще?"

"Да", - сказал он. "Ты разговаривал с Линдой в последнее время?"

Я уставился на него.

"Я серьезно".

"Уже много лет нет", - наконец ответил я. "Ты же знаешь".

"Не зря, но я слышал, что у нее сейчас все хорошо". Он улыбнулся.

Он знал все способы причинить мне боль и получал удовольствие, растирая меня в пыль каждым из них. "Линда была очень давно, папа, я не об этом".

"В наши дни она - модная Нэнси, знаешь ли". Он потянулся к креслу и вернулся с бутылкой водки. "Она и ее муж-шишка живут в Бруклине. Прошу прощения, блядь, да? У них тоже трое детей. У нее была самая горячая маленькая попка, которую я когда-либо видел, и симпатичные сиськи, но она не стоила твоей жизни, парень".

Я никогда не понимал своего отца, почему ему нравилось причинять мне боль. И хотя это было ужасно - стоять в двух шагах от человека, который помог создать меня, и не чувствовать к нему ничего, кроме презрения, я слишком хорошо понимал, почему ненавижу его. Я просто никогда не понимал, почему он ненавидит меня.

"Зачем ты это делаешь?"

Он отхлебнул из бутылки. "Что я делаю?"

"Издеваешься надо мной без всякой причины".

"Потому что это чертовски легко", - усмехнулся он. "Всегда так было".

"Гордишься собой?"

"Неважно", - сказал он, снова отмахиваясь от меня. "Как и твоя мать, ни у кого из вас никогда не было чувства юмора".

"Трудно смеяться, когда у тебя разбиты губы, глаза опухли, а зубы в руках".

"Ну вот, начинается это дерьмо". Он сделал еще один долгий глоток из бутылки.

"О, я знаю это. Ты был образцовым отцом и мужем, не так ли?"

"Я прекрасно справлялся с тобой и твоей матерью. Еда на столе, одежда на спине, крыша над головой. Я старался сделать из тебя мужчину, мальчик, делал все, что мог. Просто у тебя не хватало духу, парень, ты был слаб, не хотел делать то, что должен делать мужчина, чтобы быть мужчиной".

"Что, черт возьми, ты можешь знать об этом?"

"Я знаю вот что. Ты мог бы стать кем-то здесь, кем-то в округе, но ты бросил все на этот маленький кусочек задницы".

"Я был влюблен в Линду".

"Да, - рассмеялся он, - я тоже был в нее влюблен".

"Я не думаю, что попытка завести невестку каждый раз, когда ты слишком много выпьешь, подходит под это".

"Нет?" Он рассмеялся. "Ты уверен? Может, тогда это была просто похоть. Если бы у тебя были мозги в твоей гребаной башке, ты бы тоже ничем иным не занимался. Кинул бы ей хорошенько и пошел бы дальше. Но нет, ты женился на этой сучке. И как тебе это удалось, придурок? Думай об этом каждый раз, когда будешь мыть посуду за минимальную зарплату, гребаный идиот".

Я хотел сказать ему миллион вещей, миллион причин, по которым я хотел избить его до полусмерти, как он десятки раз избивал мою мать и меня на протяжении многих лет. Но он ничего этого не стоил. И никогда не стоил.

"Даже не смог подарить мне внука", - бормотал он. "Даже не смог сделать это правильно".

"Закрой рот". Я почувствовал, как мои руки сжались в кулаки. "Закрой свой грязный поганый рот".

"Я тебя не боюсь".

"А стоило бы, старик".

Он сделал еще один глоток водки, но большая ее часть растеклась по его подбородку, груди и животу. Он был настолько пьян, что почти не приходил в сознание. "Отвали", - прохрипел он, делая полубезумную попытку бросить в меня бутылку. Она упала в нескольких футах от меня и покатилась, расплескав по полу все, что в ней оставалось.

Чувство одиночества не было для меня чем-то новым. Я уже довольно долго находился на краю пропасти в одиночестве. Но сейчас я был рад, что не сорвался, как планировал, потому что впервые в жизни я почувствовал себя по-настоящему свободным от болезни, которой был мой отец.

"Удачи тебе во Флориде, папа. Как только ты устроишься и получишь новый телефон и адрес, сделай мне одолжение, а?" Без страха я посмотрел прямо на него, на этого жалкого старика, который в детстве пугал меня так сильно, что мог заставить меня описаться, просто повысив голос. "Засунь их себе в задницу. Хорошо и глубоко, ты, кусок дерьма".

"Помоги мне встать", - сказал он, протягивая ко мне руку. "Мне нужно отлить".

Вместо этого я стоял и смотрел, как он пачкает себя.

Когда я уходил, он все еще пытался выбраться из кресла, барахтаясь в собственной грязи и бормоча непристойности в мой адрес.

Радуясь, что вернулся на ступеньки, подальше от него и его вони, я стоял там и позволял солнцу омывать меня. Это было приятно. Почти так же хорошо, как осознание того, что я больше никогда не ступлю сюда.

На несколько минут я забыл о бритвах и жизни, которую почти выбросил, о времени, проведенном на этих подлых улицах, о счастье, которое когда-то имел, а потом упустил, о грязных столовых и бесконечных кучах посуды, о странных видениях у моей двери, о потерянном времени, пустых банковских счетах и жутких пустых визитных карточках.

На какое-то время все эти бури стихли, но, в отличие от меня, я знал, что рано или поздно они вернутся. Я поспешил к машине и направился к мысу, как бы держа их на мушке, понимая, что это место больше не является для меня домом, не было им уже очень давно.

И за это я мог быть только благодарен.

Обратная дорога была долгой и странной, голова была забита старыми воспоминаниями и новыми кошмарами, которые боролись за место в моем и без того измученном сознании. Ничто не казалось правильным или реальным: дорога, машина, небо - все это было похоже на гигантский навес, расстеленный и готовый отвлечь меня от того, что гнездилось под ним.

Я хотел только одного - напиться до беспамятства и проспать остаток этого дня, этой жизни, но, выехав на место рядом со своим коттеджем, я заметил, как мой сосед и хозяин дома Альберт Смитхи подметает свое маленькое крыльцо. Все коттеджи в нашем районе стояли относительно близко друг к другу, участки были довольно скромными, но у Альберта, который владел своим и моим домом, был один из самых красивых и больших коттеджей на нашей дороге, с гаражом, просторной террасой и джакузи на заднем дворе и небольшим крыльцом спереди. Хотя Альберту было далеко за шестьдесят, он выглядел гораздо моложе и находился в потрясающей форме благодаря многолетним занятиям йогой и тай-чи, которые он дисциплинированно практиковал на своей террасе с видом на Атлантику. Родом из Пенсильвании, он владел и управлял агентством недвижимости, которое было настолько успешным, что он смог продать его и уйти на пенсию, когда ему было еще за пятьдесят. Он и его давняя подруга Карла, учительница истории в средней школе, проводили лето в Сансете, а остальную часть года - в своем городском доме в Филадельфии. Поскольку мы всегда хорошо ладили втроем и, вероятно, потому, что им было жаль меня, они разрешили мне платить гораздо меньше, чем положено, в обмен на присмотр за обоими коттеджами в зимние месяцы. Если бы не их доброта, я бы никогда не смог позволить себе аренду.

Альберт помахал мне рукой. "Эй, Стэн, - позвал он, - есть минутка?"

Выбравшись из своего потрепанного "Шевроле", я помахал ему в ответ, перебрался через фасад своего коттеджа и подошел к ступенькам его крыльца. "Конечно", - устало сказал я. "Как дела?"

"Все в порядке?"

Я не был уверен, как ответить, поэтому просто сказал: "Да. А что?"

"Просто интересно, что было вчера".

"Вчера?"

Худой, худощавый Альберт, одетый лишь в серые хлопчатобумажные шорты, был загорелым до глубокого коричневого цвета, как и каждое лето. "Ты не помнишь?" - спросил он.

" Извини, я... что я не помню?"

"Я случайно встал вчера утром", - сказал он. Будучи отъявленной совой, Альберт обычно вставал не раньше полудня. "Я не мог уснуть и решил пробежаться по пляжу. Я уже возвращался, когда увидел тебя у двери. Я подумал, может, ты закрывал или что-то в этом роде".

Несмотря на жару, мне вдруг стало холодно. Неужели Альберт увидел то же самое, что и я? Действительно ли кто-то стучал вчера в мою дверь, мешая мне провести бритвой по запястьям, кто-то, похожий на меня, с изрезанным лицом?

Ошеломленный, я стоял и смотрел на него. "Прости, Альберт. Я тебя не заметил".

"В том-то и дело. Ты видел".

"Видел?" беспомощно спросил я, пытаясь скрыть свое замешательство легким смехом.

Альберт перестал подметать, облокотился на метлу и провел рукой по своим аккуратно подстриженным волосам цвета соли и перца. "Ты серьезно?"

"Да".

"Я посмотрел прямо на тебя и спросил, в чем дело, - объяснил Альберт. "Ты вел себя очень странно - нервничал и волновался, как будто не был уверен, где находишься, и на тебе была толстовка с поднятым капюшоном. Я спросил, все ли с тобой в порядке, а ты что-то пробормотал и уставился на дверь. Внутрь ты не заходил. Я пыталась завязать с тобой разговор, но ты полностью меня игнорировал. Я очень волновался за тебя".

Сердце заколотилось в груди. "Прости, парень, я слишком много выпил".

"В такой час? Слушай, я за то, чтобы хорошо провести время, и, видит Бог, я буду веселиться с лучшими из них, когда это будет правильное место и время, но это было, Стэн, - не было даже полудня, и, честно говоря, ты не выглядел пьяным, ты выглядел отстраненным".

"Я здорово надрался накануне вечером", - сказал я, надеясь, что он купится. "Утром я все еще был пьян. Прости, Альберт, правда, я просто был не в себе".

Он тяжело вздохнул. "У тебя ведь нет никаких неприятностей?"

"Я так не думаю. А что?"

"Если да, то, может быть, мы с Карлой сможем помочь".

"Спасибо, но я в порядке", - солгал я.

Он наблюдал за мной с минуту, оценивая правильность моего ответа. "Я не хочу лезть не в свое дело, ты же понимаешь, я просто хочу сказать, что если у тебя проблемы, то тебе могут помочь".

"У меня была плохая ночь", - сказала я. "Вот и все".

" Ты уверен, что это все?"

"Да". Я ненавидел врать ему. Он и Карла были добры ко мне и заслуживали большего. Но я не хотел впутывать их в происходящее. Чем меньше они будут знать, тем лучше. "Спасибо за понимание. Мне очень жаль, что я так себя вел".

Альберт улыбнулся, продолжил подметать, потом резко остановился и сказал: "Если в какой-то момент ты почувствуешь, что хочешь поговорить об этом, дай мне знать, хорошо? Я буду рад помочь, если смогу. Никакого давления, просто хочу, чтобы ты знал, что мы с Карлой здесь, если мы тебе понадобимся".

"Ты хороший друг, Альберт, спасибо тебе". Я направился к своему коттеджу.

"Стэн?"

Я остановился, оглянулся. "Да?"

"Ты не один. Важно, чтобы ты это знал".

С полусерьезной улыбкой я кивнул, помахал рукой и поспешил к себе.

Я оставил вентиляторы включенными, но там было жарко как никогда. Я взял пиво из холодильника, провел им по лбу и затылку - банка была ледяной на фоне моей пылающей кожи.

Господи, подумал я, этот ублюдок настоящий. Однако Альберт ничего не говорил о ранах на лице, так может, это был просто я? Если да, то почему я ничего не помню об этом? Может быть, я вообразил себе раны, и в мою дверь действительно постучался настоящий двойник?

Почему это происходило со мной?

Все это казалось невозможным и уж тем более неправдоподобным.

Внезапно у меня возникло ощущение, что за мной наблюдают. Я изо всех сил старалась избавиться от него. С нарастающей неуверенностью и паранойей я отправилась в спальню. С задней верхней полки я достал металлическую шкатулку, сел на край кровати и положил ее на колени. Я долго смотрел на нее: зеленовато-серый металл поцарапан и помят, ящик закрыт на маленький навесной замок. Я не открывал ее уже очень давно и до этого момента убеждал себя, что больше никогда не открою. Те дни прошли. Я больше не жил такой жизнью. Я ходил на работу, возвращался домой, оплачивал счета и подчинялся закону, как только мог. Теперь это была моя жизнь, и так было уже давно.

Я взял в руки висячий замок, и мои пальцы проворно закрутили комбинацию, о которой я не думал и не пробовал уже несколько лет. Она сработала с первой попытки. Глубоко вздохнув, я отложил висячий замок в сторону и медленно поднял крышку.

Внутри, завернутые в ткань, лежали пистолет Beretta M9 военного образца, полная обойма на 20 патронов, новая, нераспечатанная коробка с патронами и профессиональный набор для чистки пистолета в компактном футляре. Рядом лежали портативный полицейский и пожарный сканер, пара легких черных кожаных перчаток для вождения, куботан (оружие самообороны в боевых искусствах ближнего боя шириной и длиной примерно с волшебный маркер), покрытый шрамами от многолетнего использования, пара посеребренных кастетов, стопка поддельных водительских прав разных штатов и старые солнцезащитные очки, предназначенные для ношения после наступления темноты, чтобы улучшить ночное зрение и уменьшить блики от фар.

Я отпил пива и уставился на вещи, на меня нахлынули воспоминания. Хотя я и хотел бы этого не делать, но все равно находил в этих вещах утешение.

Мой телефон начал звонить, спасая меня, поэтому я закрыл коробку, положил ее на кровать и взял телефон с тумбочки. "Да?"

"Стэн, это я", - сказал приятный женский голос. "Софи".

Я закрыл глаза и попытался сбросить напряжение. "Привет, Соф".

"Ты в порядке? Я застала тебя в неподходящий момент?"

"Нет, я просто был чем-то занят, но... нет, все... все в порядке".

"Ты уверен? Я могу перезвонить, если хочешь".

"Нет, все в порядке". Я прочистил горло и сделал еще один глоток пива. "Что случилось?"

"Я подумала, что раз уж мы оба отдыхаем на выходных и у меня не так много дел, то, может, ты захочешь выпить со мной сегодня".

Я подошел к окну, из которого открывался вид на обрыв и океан за ним. Свидание было последней вещью на моем радаре, но мне нужно было с кем-то поговорить. Я не слишком хорошо знал Софи, но инстинкты подсказывали мне, что я могу ей доверять. Много лет назад эти же инстинкты помогли мне выжить, и хотя они немного заржавели с тех времен, когда я полагался на подобные вещи, я все еще верил в них. Но я был на мели. "Дело в том, - сказал я, - что у меня возникла неожиданная проблема с финансами".

"Не волнуйся об этом. Я приглашаю тебя на свидание, и я оплачу счет". Она рассмеялась так, что я позавидовал, одновременно яростно и беззаботно. "Справедливо?"

"Просто у меня возникли проблемы со счетом, и он был полностью очищен".

" Тебя ограбили?"

"Вроде того, да, но не совсем". Господи, я звучал как осел.

"Слушай, - сказала Софи, снова спасая меня, - давай соберемся и поговорим об этом за обедом. Я умираю от голода, как насчет того, чтобы встретиться в "Бичсайд Инн"?"

"Конечно. Да".

"Пятнадцать минут?"

Я мог дойти туда за пять, но она жила на другом конце города и находилась гораздо дальше от главной улицы, чем я. "Встретимся у входа возле скамеек", - сказал я.

"Это свидание!"

Я вернул телефон в подставку на тумбочке, затем взял шкатулку, застегнул и закрепил навесной замок на место. Запихнув коробку на полку шкафа, я пошел на кухню и допил остатки пива.

Через окно я увидел Альберта на террасе, который занимался тай-чи. Карла, которая совсем не была спортивной, расположилась за соседним столом и читала газету. Одетая в типичную для нее гавайскую рубашку, шорты цвета хаки, сандалии и матерчатую шляпу-кустик, она выглядела совершенно скучающей, наблюдая за движениями своего друга, но время от времени поглядывала на него и ласково улыбалась.

Я завидовал им. Они были вместе уже много лет, но все еще были счастливы и любили друг друга, и это было видно. Их жизнь не была идеальной, но, очевидно, они гораздо ближе подошли к тому, что искали, чем я.

По крайней мере, для меня долгое время все было спокойно. Теперь все изменилось. Как и много лет назад, неприятности пришли за мной. Раньше я встречался с ними лицом к лицу и на какое-то время даже повелителем. Но это были проблемы другого рода - я это чувствовал, - и теперь я был намного старше.

Оставалось надеяться, что и я стал мудрее.

Подъем. Медленно. Постепенно. Поднимаясь к поверхности... чего?

Мир мутный и окутанный туманом. Тусклая серая пелена движется и плывет вокруг меня, словно призрак. А прямо за ним ждет мертвый океан. Неподвижный. Тихий. Зловеще. Что-то приближается, чего я пока не вижу. Я только чувствую, как его веретенообразные лапки нежно ступают по моей плоти, как маленькие иголочки скребут тонкие волоски на моих руках, заставляя меня смотреть, заставляя меня хотеть почесаться и убрать их с себя, подальше от меня. Они душат меня, ослепляют.

Пауки.

Они спустились с потолка. Или я присоединился к ним, лежа на потолке, покрытый их жирными телами, ласкаемый их мохнатыми ногами?

За мной наблюдают ряды их бездушных черных глаз.

Отель "Бичсайд Инн" был назван очень удачно, поскольку располагался на вершине большого холма, с которого открывался вид на самый длинный участок общественного пляжа в Сансете. Гостиница - старый отреставрированный викторианский дом, который в 1870-х годах был домом местного морского капитана, - отличалась деревенским шиком и предлагала жилье, близкое к роскошному, какое только можно найти в таком городе, как Сансет. Их ресторан и бар были намного приятнее, чем большинство забегаловок в округе, относительно доступны по цене и рассчитаны не только на туристов, но и на местных жителей. Я несколько раз бывал в баре, но давно не ел в ресторане. Я ждал Софи на скамейке у входа, как и обещал, надеясь, что к ее приходу смогу избавиться от кошмаров.

Она появилась через несколько минут, пешком, припарковавшись на большой стоянке дальше по улице. С небывалой для меня прытью она пробилась сквозь толпу туристов и вышла, широко улыбаясь и слегка помахивая рукой в мою сторону. Я никогда не видел Софи ни в чем другом, кроме как в униформе официантки, поэтому мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к тому, что она одета в белые шорты, блузку без рукавов и теннисные туфли. Через плечо висела соломенная сумочка, на голове была бейсболка, а темные волосы были собраны в хвост, который торчал сзади и игриво подпрыгивал при ходьбе.

"Привет!" - с энтузиазмом сказала она, пряча глаза за темными линзами своих черных солнцезащитных очков.

Я встал, натянул улыбку и уже собирался протянуть руку, когда она наклонилась, небрежно обхватила меня за плечи и быстро обняла. "Рада тебя видеть", - сказала она, задыхаясь.

Я осторожно положил одну руку ей на спину и похлопал по ней. "Я тоже".

Мы прошли через ряд открытых столиков во внутреннем дворике и вошли в ресторан, где хозяйка усадила нас за столик недалеко от бара.

Здесь было многолюдно, но не шумно, и мы удобно устроились за маленьким столиком в углу. Когда официантка принесла нам пару стаканов воды и два меню, а затем удалилась, Софи сняла солнцезащитные очки и сказала: "Боже, я умираю с голоду. Я не завтракала. Я буду ролл с лобстером. Мне все равно, сколько они берут. Ты когда-нибудь пробовал их здесь? Умереть можно!"

"Я не люблю омаров", - сказал я ей, приготовившись к реакции, которую всегда вызывало это заявление.

"А?" Она уставилась на меня с открытым ртом, как будто я лично оскорбил ее. "Какой житель Новой Англии не любит омаров?"

"Вот этот".

Она пожала плечами и отложила меню. "Значит, ты недорого обходишься".

"Давайте перейдем к недорогим".

Софи рассмеялась сильнее, чем казалось, но я оценил это. "Как ты можешь не любить лобстера? Это же так вкусно!"

"Я не люблю морепродукты".

"Ладно, теперь ты начинаешь меня бесить".

Я рассмеялся, и это было приятно.

"Эй, бери все, что хочешь", - сказала она. "Будь доволен, я угощаю".

"Извини, что я страдаю по поводу денег, я..."

"Не беспокойся". Софи быстро похлопала меня по руке, затем откинулась в кресле и удовлетворенно вздохнула. "Я уже не помню, когда в последний раз куда-то ходила, и кто-то меня ждал, понимаешь?"

"Да, вообще-то помню. Давненько я так не ужинал".

Снова появилась официантка, и Софи заказала ролл с омаром и бокал шардоне. Я взял клуб индейки с картофелем фри и пиво.

"Итак, расскажи мне, что происходит", - сказала она, когда мы снова остались одни. "Ты не очень-то внятно говорил по телефону. Тебя ограбили или что?"

Хотя я опустил попытку самоубийства, но с большим сомнением рассказал ей все остальное, начиная с потери времени после ухода с работы, странного двойника у моей двери, с которым столкнулись и я, и, по-видимому, Альберт, пустой черной визитки, встречи с Дуэйном и моих недавних плохих снов. Я чувствовал себя совершенно нелепо, но Софи все это время молчала и задумчиво слушала. К тому времени как я закончил, принесли наши напитки.

Софи отпила вина. "У тебя была потеря сознания, ты это хочешь сказать?"

"Я признаю, что пью больше, чем следует, и у меня бывали провалы в памяти, я не говорю, что их не было. Но не так. Может быть, я забывал какой-то разговор или терял небольшие фрагменты времени, но я никогда не терял сознание на всю ночь".

"Ладно, - сказала она, - давай на секунду отбросим всю эту историю с двойниками. Конечно, это жутко, но давай сначала сосредоточимся на твоих потерях времени и денег".

"Хорошо."

"Что последнее ты помнишь в четверг вечером?"

"Уход с работы".

"Больше ты ничего не помнишь?"

Я на мгновение задумался, изо всех сил пытаясь вызвать хоть какое-то воспоминание. "Я помню, как отработал и ушел. Помню, как вышел из закусочной и повернул в сторону дома. Помню, как недолго шел вдоль дороги".

"А потом?"

"Ничего".

"Какое у тебя следующее воспоминание?"

"Проснулся в пятницу утром с одним из худших похмелий, которые у меня когда-либо были, и был очень вялым. Как в тумане, понимаешь?"

"У меня самого никогда не было похмелья, - сказала Софи, исказив лицо в комичное выражение, - мне придется просто представить, на что это было похоже".

Я отпил пива. Возможно, я был не лучше своего старика. Может, я был таким же пьяницей, как он, не бездомным и не жил на улице, как Дуэйн, но все равно пьяницей и бездельником, неудачником, которого преследуют дурные сны в медленно умирающем сознании. У кого еще были провалы в памяти такого уровня?

"Шутки в сторону", - сказала Софи, держа бокал с вином обеими руками и наклонившись вперед к столу, чтобы обратиться ко мне более мягким голосом. "Иногда я тоже пью больше, чем следует. Черт, я до сих пор регулярно курю травку, так кто я такая, чтобы судить тебя или кого-то еще? Но Стэн, если у тебя случаются провалы в памяти до такой степени, это верный признак того, что пора обратиться за помощью".

"Если я действительно потерял сознание, то ты права. Но это просто не сходится".

"Ладно, что я упускаю?"

"Я ушел с работы в одиннадцать", - объяснил я. "В следующий раз я точно знаю, где я был, через час и тридцать шесть минут, когда я появился у банкомата и опустошил свой счет. Я дважды просмотрел это видео, оно было очень четким и легко различимым. Я не выглядел на нем пьяным. Может быть, я выглядел немного не в себе, но не пьяным".

"Как не в себе?"

"Просто не в себе, наверное. Отвлекался".

"И это точно был ты? Не может быть, чтобы это был кто-то другой?"

"Нет. Только если..."

"У тебя есть двойник, который бегает вокруг, и я думаю, мы можем это исключить. Но до этого мы еще дойдем. А сейчас давай предположим, что это был ты. Ты понятия не имеешь, где находился с одиннадцати до двенадцати тридцати шести?"

"Верно".

"И ты утверждаешь, что не был пьян, когда забирал деньги?"

"Я не выглядел пьяным, нет".

"А что было дальше?"

"Четырнадцать минут спустя мой приятель Дуэйн увидел меня в двенадцать пятьдесят. В этот момент я направлялся к дому".

"И Дуэйн подумал, что ты был пьян в тот момент?"

"Он сказал, что помахал мне рукой, а я просто посмотрел на него и продолжил идти, чего я никогда бы не сделал. Но он никогда не говорил, что я выглядел пьяным".

"Но ты сказал, что он сам был пьян".

Я кивнул.

Софи на мгновение задумалась, глядя в свое белое вино. "И в какой-то момент тебе в руки попала пустая черная визитная карточка".

"Очевидно".

"Но это было до или после того, как ты отправился домой?"

"Я ничего не помню, поэтому не могу быть уверенным, но вероятность того, что я пошел бы домой так поздно, а потом развернулся бы и снова вышел на улицу, ничтожна мала".

"Я спрашиваю об этом без осуждения. Ты принимаешь какие-нибудь наркотики, Стэн?"

"Нет".

"Это круто, как я уже сказала, я курю травку".

"Не принимаю наркотики уже много лет. Последний раз я выкурил даже травку, когда мне было за двадцать".

"А как насчет рецептурных препаратов?"

"У меня есть обезболивающие таблетки, но я давно их не принимал".

"И ты не поранился? Ты не падал, не ударялся головой, у тебя не было какого-то медицинского приступа или чего-то в этом роде?"

Я покачал головой и отпил еще глоток пива.

Она пристально посмотрела мне в глаза. Не для того, чтобы пофлиртовать, а чтобы оценить правильность моих ответов. "Хорошо", - мягко сказала она. "Были ли какие-нибудь признаки того, что ты ездил на своей машине в тот вечер?"

"Нет. Я ходил на работу и домой пешком".

"Если мы предположим, что ты не был пьян, когда находился у банкомата, тогда это была не потеря сознания - по крайней мере, в тот момент, - из-за которой ты все забыл, а что-то другое".

"Например?"

"Черт меня побери, если я знаю. Но подумай об этом. Ты уходишь с работы и отправляешься куда-то не домой. Затем вы возвращаетесь на трассу, где по какой-то причине решил сходить к банкомату и опустошить свой банковский счет. После этого ты идешь домой и видишь Дуэйна, о чем ты тоже ничего не помнишь. Ты возвращаешься домой и напиваешься до беспамятства, то есть если только кто-то не вломился в твой коттедж и не украл у тебя наличные, пока ты был в отключке, ты потерял или потратил деньги до этого, во время пропажи".

"Если только я не выходил обратно в ту ночь, что маловероятно, я потратил или потерял эти деньги между двенадцатью тридцатью шестью, когда я их взял, и двенадцатью пятьюдесятью, когда меня увидел Дуэйн. Или за те несколько минут, которые мне понадобились, чтобы добраться до дома с того места, где он меня увидел".

"Я не знаю этого Дуэйна, но он бы не взял это, верно?"

"Он не стал бы красть у меня. И я не знаю, как бы он мог это сделать, если бы я об этом не знал".

"А что, если ты находился в каком-то состоянии или что-то в этом роде? Скажем, под действием наркотиков".

"Под действием наркотиков?"

" Ты не задумывался об этом?"

"Кто-то накачал меня наркотиками?"

"Такое случается. Женщин постоянно накачивают. Почему бы не парня?"

По мне пробежал холодок. Я решил, что это из-за кондиционера в ресторане. Может, кто-то подсунул мне что-то, а потом воспользовался этим, убедив меня в каком-то измененном состоянии опустошить мой банковский счет?

"Дело в том, что у банкомата я действительно выгляжу не в своей тарелке, но не настолько одурманенным, чтобы кто-то мог убедить меня сделать это".

"Есть ли еще какая-нибудь причина, по которой ты мог снять деньги?"

"Нет, это был последний цент, который у меня был, Соф".

"Ты совсем без денег?"

"Совсем".

Она потянулась к свободному стулу рядом с собой, куда положила сумочку, и взяла ее на колени. "У меня не так уж много", - сказала она, порывшись в ней, прежде чем достать бумажник. "Потому что я такая же безденежная сучка, как и ты, но у меня есть немного лишнего. У меня есть немного наличных. Я могу заплатить за обед своей дебетовой картой".

"Нет", - сказала я. "Я-"

"День зарплаты через неделю. Ты не можешь быть без денег целую неделю".

"Это не твоя проблема, я не могу брать у тебя деньги, я..."

"Тише." Она положила на стол небольшую пачку денег и пододвинула ее ко мне. "Здесь всего сто баксов, но этого хватит до следующего чека".

"Софи..."

"Возьми."

"Я не могу".

"Я хочу, чтобы они были у тебя. Кроме того, это всего лишь кредит".

"Софи, я не могу".

"Возьми и заткнись к черту, у меня от тебя голова болит". Она ткнула в меня пальцем, словно отчитывая ребенка. "Я мать, не шути со мной. Мы знаем, как сделать твою жизнь несчастной, если захотим, поверь мне. А теперь забирай. Вернешь, когда сможешь, хорошо?"

"Все это было не для того".

"Я знаю это", - сказала она, возвращая свои вещи в сумочку. "А ты думаешь, я не знаю? Ради всего святого, Стэн, мы же друзья. Не делай из мухи слона".

Прежде чем я успел возразить, появилась официантка с нашими обедами. Я положил деньги в карман, если не по другой причине, а чтобы она их не увидела.

Следующие полчаса или около того мы ели, пили и болтали о других, более приятных вещах. Я не мог вспомнить, когда в последний раз так хорошо проводил время или даже близко не позволял себе этого. Тайна произошедшего продолжала висеть над всеми, как темное облако, но какое-то время мы старались не обращать на нее внимания.

Покончив с едой, мы вышли из "Бичсайд Инн" и направились в кафе-мороженое, расположенное в квартале от нас. Местное заведение существовало на том же месте в той или иной форме с начала 1950-х годов, и, хотя оно неоднократно ремонтировалось и меняло владельцев, сохраняло вид, ощущение и очарование кафе-мороженого прошлых лет.

Пляжи были настолько переполнены, что не было смысла приближаться к ним, поэтому мы взяли наши рожки с мороженым и отправились на прогулку по драг-зоне и окрестностям, вокруг нас звучали крики из аквапарка и множество запахов, достопримечательностей и других звуков летней горячей точки, которую мы называли домом.

К середине дня мы оказались на подступах к оркестровой эстраде, где местная поп-группа выстукивала некачественную версию старой мелодии Blondie. Несколько человек расположились на большой лужайке на одеялах, устраивая пикники или просто отдыхая под музыку и наслаждаясь прекрасным днем.

Мы сели на скамейку достаточно далеко от сцены, чтобы иметь возможность поговорить. Я работал с Софи почти год, но это был первый раз, когда я действительно заметил ее в чем-то, кроме случайности. За несколько минут она вдруг стала цельной личностью, и чем больше она раскрывалась передо мной и чем лучше я ее узнавал, тем больше мне нравилось то, что я видел и слышал. Хотя временами она была циничной, здравомыслящей и обладала весьма сухим остроумием, в ней также присутствовали непринужденность и юношеский энтузиазм, которым я завидовал. Но, пожалуй, больше всего привлекали зрелость и изящество, которые существовали наряду со всем остальным. Ее противоречия не просто очаровывали. Они дополняли ее. Я уже много лет не был на свидании, если это можно назвать свиданием, и уж тем более не состоял в отношениях, и хотя это все еще казалось мне несколько чуждым и неловким, в присутствии Софи я чувствовал себя удивительно комфортно. В каком-то смысле она в безопасности, и это было приятно. Она чувствовала себя хорошо. Было приятно находиться в компании женщины, которая мне нравилась и казалась привлекательной, и которая, по какой-то нечестивой причине, очевидно, испытывала такое же влечение ко мне. Я почти забыл, что это такое.

"Я подумала о том парне у твоей двери", - сказала она довольно неожиданно.

Мы не обсуждали больше ничего из того, что произошло после обеда, и я был немного удивлен, что она вернулась к этой теме. Я не хотел впутывать ее в какие-то серьезные дела, мне просто нужно было выговориться.

Софи достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку. "Я пытаюсь понять, смогу ли я найти связь между ним и потерянным временем".

"Ты думаешь, они связаны?"

"А ты?"

"Не знаю. Возможно. Слишком много совпадений, чтобы не быть, нет?"

Она постукивала по пачке, пока одна сигарета не выскользнула из нее. "И он действительно был похож на тебя?"

"Да, за исключением ран на лице. Но Альберт никогда не говорил об этом, так что, возможно, я был единственным, кто их видел. Это безумие, я знаю".

С нарастающими опасениями и дискомфортом я смотрел на людей на лужайке, в креслах, на улице, на всех, кто двигался вокруг нас. Он может быть где угодно, подумал я, или вообще нигде, просто плод моего измученного разума, фантом из темного сна.

"Время совпадает", - сказала Софи. "Альберт видит того, кто это, и через несколько минут стучится к тебе в дверь, верно? Кто бы он ни был, он, очевидно, знает, где тебя найти, и в его появлении должен быть какой-то смысл".

С океана подул приятный ветерок. "Если он вообще существует".

"Может, он вам привиделся или приснился? Может, Альберт видел тебя, а не какого-то двойника, а ты опять был не в себе и ничего не понял и не вспомнил?"

"Наверное, я... я не знаю. В последнее время мне часто снятся плохие сны".

Софи вырвала сигарету и засунула ее в уголок рта, оставив там болтаться незажженной. "Время покажет. Оно всегда так делает".

Несмотря на все это, я почувствовал, что улыбаюсь. "Тебе следовало стать детективом".

"Нет", - сказала она, прикуривая сигарету и ухмыляясь. "Я просто читаю много криминальных и таинственных романов. Знаю, круто, правда? Я пью слишком много вина, живу со своей кошкой и заменяю отношения книгами в мягкой обложке. Думаю, сейчас не самое подходящее время вспоминать о моей одержимости эстрадными танцами, да?"

Ребенок внезапно вскрикнул, упав рядом и ободрав колено. Мать подхватила его на руки и стала утешать, а отец с беспокойством наблюдал за происходящим.

""Если это не ты, а этот парень существует", - сказала Софи, поразмыслив над отвлекающим моментом достаточно долго, чтобы понять, что с ребенком все в порядке, - возможно, он просто очень похож на тебя, и, учитывая твое душевное состояние в тот момент, ты увидел больше, чем было на самом деле".

"Альберт сказал, что на мне была толстовка с поднятым капюшоном".

"В такую погоду? Ну, может быть, он не так хорошо рассмотрел этого парня, как ему тогда показалось, и ошибочно решил, что это ты".

"Я не знаю, кто еще это мог быть", - сказал я, уставившись в землю. "Рискую показаться жалким, но я не знаю многих людей, у меня нет друзей. Кроме Дуэйна и, возможно, Альберта и Карлы".

Софи опустила солнцезащитные очки, чтобы игриво взглянуть на меня.

"И тебя", - добавил я.

"И ты говоришь, что отвернулся, а он исчез?"

"Как будто его и не было".

Некоторое время мы молчали.

Группа начала исполнять песню Джеймса Тейлора "Shower the People", а вокалист резко переборщил со стилизацией текста. Я посмотрел на Софи и скорчил гримасу.

"Я знаю, правда? Это как плохая сценка в SNL". Она затянулась сигаретой. "Тем не менее, я очень хорошо провожу время".

" Я тоже."

"Хочешь уйти отсюда?"

"Мне, наверное, пора домой".

"Большие планы на вечер?"

"Ну, нет, но..."

"Не хочешь зайти ко мне ненадолго и потусоваться?" Она сделала еще одну затяжку, затем бросила сигарету на землю и наступила на нее. "У меня есть печенье. Хорошее."

"С шоколадной крошкой или...?"

"Домашнее". Она встала. "Пойдем, будет весело. Ты можешь познакомиться с Бальтазаром".

"Я бы хотел", - мягко сказал я. "Очень хочу".

"Но?"

"Со всем этим дерьмом, которое происходит, я не уверен, что это хорошая идея".

"Я большая девочка. Я могу о себе позаботиться".

"Я в этом не сомневаюсь. Я просто..."

Она улыбнулась. "Господи, Стэн, расслабься. Я просто пригласила тебя к себе домой, чтобы немного расслабиться, я не прошу тебя жениться на мне".

Несмотря на ее шутливый тон, я чувствовал ее боль, скрывавшуюся под поверхностью. Я хорошо знал это, потому что она жила и во мне. Мы оба были сломлены и одиноки. И мы оба устали от этого.

"Просто подумала, что было бы забавно провести вечер с кем-то, кто не является моим котом. Бальтазар - бомба, и я люблю его до смерти, но он не очень-то разговорчив. А еще у него изо рта пахнет рыбой, и он разбрасывает комочки шерсти, похожие на какашки. Так что, знаешь, у него есть и это". Она застенчиво поправила волосы. "Если захочешь остаться у меня на время, я буду рада тебя видеть. Если нет, тоже ничего страшного, я могу подбросить тебя до дома. Решай сам".

Я пожалел, что на ней одеты солнцезащитные очки. Я хотел увидеть ее глаза. "У тебя правда есть печенье?"

"О, у меня есть печенье, детка".

Какого черта, подумал я. Я все равно не хотел идти домой.

Когда мне было семь лет, на Рождество мне подарили фигурку из фильма. Это был не G.I. Joe или подобная фигурка с именем, а обычная кукла в армейской форме, но я любил ее и повсюду носил с собой, постоянно играл с ней и притворялся солдатом, как в фильмах, которые я смотрел. На груди у него была кнопка, нажав на которую, он мелодраматическим голосом произносил разные слова: "В атаку!", "Штурм берега!" или "Вражеский огонь, в укрытие!". Без сомнения, это была самая крутая игрушка в моей жизни. Через несколько недель после того, как я получил ее, мой отец пришел домой пьяным и обнаружил меня сидящим на полу в комнате и читающим один из моих комиксов. Моя фигурка лежала рядом со мной. Не говоря ни слова, он схватил ее и разодрал на части, бросив осколки на пол, когда закончил. Я просто сидел и смотрел на него, ошеломленный и озадаченный тем, почему он так поступил.

"Что ты об этом думаешь, маленький засранец?" - сказал он, пробормотав слова так, что с нижней губы у него потекли длинные капли слюны, и, кажется, он этого не заметил. "Надоело постоянно слышать это тявканье. Я говорил твоей матери, чтобы она не доставала его, но она никогда не слушает. Она, как и ты, чертовски занята тем, что не уважает меня, чтобы слушать".

Несмотря на все мои старания, я не мог сдержать слез, наполнявших мои глаза, поэтому я смотрел в пол, надеясь, что отец не поймет, что я плачу.

"Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, мальчик!"

В следующий момент он схватил меня за волосы, поднял на ноги, раскрутил и свободной рукой ударил по лицу.

Из кухни появилась моя мама, умоляя его остановиться.

Он отпустил меня и вместо этого стал бить ее. Когда я попытался помочь ей, он избил и меня.

Через несколько дней, когда мы были на дне рождения родственника, мы все вместе позировали для семейной фотографии. Эта фотография до сих пор висит на стене в доме моего отца, но я помнил, как в детстве смотрел на нее и как мы все казались на ней такими счастливыми. Особенно мой отец широко улыбался, обнимая маму, а потом меня. И мы с мамой тоже улыбались, как будто в нашей маленькой счастливой семье все было в порядке. Если бы я присмотрелся, то увидел бы, что мамины глаза замазаны тяжелым макияжем, скрывающим синяки, оставленные кулаками отца.

Лжецы. Мы все были лжецами.

Прошлое таяло и стекало, как кровь, сменяясь фотографией Софи и двух ее детей, когда они были еще маленькими. Фотография стояла в рамке на полке книжного шкафа в ее гостиной, среди бесчисленных книг и безделушек.

"Мне нравится эта фотография", - сказала она, направляясь ко мне из кухни с бокалом вина в одной руке и рюмкой в другой.

Она выглядела по-другому. Не просто моложе, а как-то по-другому. "Это мило".

"Да". Она с тоской посмотрела на него. "Посмотри на моих малышей, таких маленьких тогда".

Я улыбнулся.

Она протянула мне мой напиток. "Кажется, ты заказал "Джек" со льдом".

"Спасибо".

Мы перешли к небольшому дивану и сели. Квартира Софи была скромной, но приятной, состояла из гостиной, мини-кухни и спальни. Она располагалась в небольшом здании в дальнем конце города, на значительном расстоянии от главной улицы и всех туристов, и здесь было тише: рабочий класс, преимущественно жилой район, состоящий в основном из старых домов, переоборудованных под квартиры. Она была очень любезна, но я все еще привыкал проводить с ней время вне работы. Было странно находиться в ее жилом пространстве, узнавать о той части ее жизни, которая до сих пор была закрытой, и я чувствовал себя незваным гостем.

"О чем ты сейчас думал?" - спросила она. "Ты выглядел напряженным".

"Плохие времена", - ответил я, потягивая свой напиток. "Давным-давно".

"У нас у всех они были". Она подтянула ноги под себя и прислонилась к спинке дивана, повернувшись ко мне лицом. "Жизнь в районе, где мы жили, когда я была ребенком, не была блаженством".

"Но ты рано ушла, верно?"

"Да, мы переехали сюда, когда я была еще маленькой". Софи отпила немного вина, но внезапно почувствовала себя неловко. "У меня есть старший брат, которому не так повезло. Он отсидел десять лет в Уолполе, но в девяносто шестом его перевели в тюрьму среднего режима. С тех пор он сидит в Конкорде".

"Когда он выходит?" спросил я.

" Не выйдет".

"Мне жаль".

"Он не был плохим парнем. Непростой район, связался с плохой компанией".

"Я понимаю".

"Да, понимаешь, не так ли?" Теперь ее глаза искали мои. "Он был частью команды, которая разбила броневик. Один из охранников решил стать героем, затеял перестрелку и погиб. Стрелял мой брат. Они дали ему два пожизненных срока, а потом еще и еще. Я постоянно навещала его, но через пару лет он попросил меня остановиться. Я не хотела, но это было слишком тяжело для него. Я не видела брата уже несколько лет".

"Это тяжело".

Я чувствовал себя необычно, обсуждая такие вещи, потому что никогда никому не рассказывал о своем прошлом и не собирался рассказывать ей. Но по какой-то причине мне казалось, что это правильно, что это может дать мне освобождение, способ сбросить тяжелые цепи, которые так долго висели у меня на шее.

"Я никогда не сидел в тюрьме, - признался я, - но в молодости мне довелось пару раз побывать в тюрьме. Ничего серьезного, мелочь, но на какое-то время я тоже погрузился в эту жизнь. Подлые улицы, понимаешь? А иногда моя домашняя жизнь была еще хуже".

Она озорно улыбнулась. " А ты действительно занимался продажами, как ты говорил?"

"Да." Я глотнул еще Джека. Мне это было необходимо. "Когда я был моложе, я вляпался в какое-то дерьмо, и, как и твой брат, бегал с плохой компанией. Наркотики, насилие, мелкие преступления, все девять, и дошло до того, что либо все становилось очень серьезным, либо я собирался пойти другим путем. Несколько из нас начали работать на местного ростовщика и букмекера, в основном собирая деньги и, когда нужно, подкрепляя их силой. Я был уверен, что моя жизнь никогда не станет ничем иным, кроме как тем, чем она уже была. Я буду преступником, как и все мои друзья. Потом я встретил Линду - мою бывшую жену, и все изменилось".

"Вау". Софи откинула волосы набок и прижалась щекой к ладони. "Должно быть, она была особенной".

"Была". Я отогнал приятные воспоминания, а также мрачные, которые всегда следовали за ними. "Впервые мне показалось, что у меня может быть обычная жизнь, понимаешь? У меня не было ничего особенного. Мой отец был пьяницей-садистом, который выбивал все дерьмо из нас с матерью при каждом удобном случае. Я ненавидел этого ублюдка. И до сих пор ненавижу. Моя мать... ну... я любил ее. Она умерла, когда я был подростком. Проблемы с печенью из-за алкоголизма. Она была милой женщиной, хорошей женщиной, но ограниченной и слабой. Весь свет, который в ней был, он погас задолго до того, как эта бомжеватая печень добралась до нее. Мне оставалось совсем немного, так что надежда не была реальностью в моем мире. Когда я встретил Линду, я не знал, что из этого следует. Я никогда раньше не видел спасения, я не знал, что это такое".

Напротив нас, откинувшись на спинку удобного кресла, сидел ее кот Бальтазар и незаинтересованно наблюдал за нами, балансируя между сознанием и дремой.

"Я бросил все", - продолжил я. "Перешел на нормальную жизнь. Мы поженились, и я устроился на обычную работу. Никто не мог в это поверить, но я был во всеоружии. Я даже бросил пить".

"Но потом?"

"Мы заключили сделку, Линда и я. Я обещал никогда не возвращаться к спиртному и не иметь ничего общего с той жизнью, которую вел до встречи с ней".

"А что она обещала?"

"Любить меня вечно, если я это сделаю". Я отпил. "Я долго придерживался этого обещания, и у нас было несколько хороших лет. А потом..."

Слова застряли у меня в горле, и я не был уверен, что смогу продолжить. Я хотел рассказать Софи все, мне было приятно наконец поговорить об этом после стольких лет, но то, что последует дальше, было так тяжело, что я редко позволял себе думать об этом, а тем более озвучивать.

"Все хорошо", - сказала она, коснувшись моей руки свободной рукой. "Да. Все хорошо".

На этот раз я посмотрел ей в глаза. Она была права. Все было хорошо.

"Мы создали семью", - сказал я.

Видения наводнили мой разум. Я закрыл глаза в надежде отогнать их, но они становились только хуже. Сердце заколотилось, и меня вдруг затошнило. "Мне очень жаль".

Рука Софи все еще была на моей руке. Она опустила ее на мою руку и нежно погладила ее. "Не стоит", - мягко сказала она.

На меня обрушился водопад эмоций, воспоминания, которых я не испытывал уже много лет, обрушились на меня, как волны. Я крепче вцепился в бокал. "У нас родилась девочка", - сказал я. "Самое удивительное, что я когда-либо видел, я... я не мог поверить, что участвовал в создании чего-то настолько совершенного".

Софи кивнула в знак понимания так, как это может сделать только другой родитель.

"Но когда я взял на руки эту маленькую девочку и она посмотрела на меня такими большими глазами, я понял, что вся моя оставшаяся жизнь будет посвящена тому, чтобы любить ее, оберегать и дать ей самую лучшую жизнь, на которую я только способен. Всю ту боль и ужас, которые причинил мне отец, она никогда не узнает". Я прочистил горло, задыхаясь от эмоций. "Все было так хорошо. Я даже не знала, что такое счастье существует, пока..." Я остановилась, не успев произнести имя дочери. Я не произносила его уже очень давно. "Она была хорошим ребенком".

Софи отпила еще глоток вина, но продолжала теребить мою руку.

"Все было прекрасно", - продолжил я. "А потом она заболела. Лейкемия. Она умерла меньше чем через два года. Ей было пять лет, когда мы ее похоронили".

"Боже, Стэн", - сказала Софи чуть ли не шепотом. "Мне так жаль".

"Ты хоть представляешь, каково это - смотреть, как твой ребенок умирает, медленно, с каждым днем все больше и больше, и ты ни черта не можешь с этим поделать?"

"К счастью, нет, не представляю".

Я заставил себя посмотреть на нее. Не только у меня в глазах стояли слезы. "Я был ее отцом, ее папой. Я должен был все исправить, все наладить, а я не смог. Я ни черта не мог сделать. Поначалу ужас всего этого действительно сблизил нас с Линдой. Но это было кратковременно. После этого все пошло кувырком. Я не смог справиться с тем, что произошло, и снова начал пить. Обещание номер один нарушено. Через несколько месяцев я потерял работу и стал общаться со старыми знакомыми, снова проводить время в старом районе и делать то, чего не должен был делать. Второе обещание было нарушено. Линда какое-то время терпела, но когда мы потеряли дом, она уже встретила другого. Кто может ее винить?" Я прикрыл глаза, пока они не высохли, затем выпил остатки напитка и поставил стакан на кофейный столик. "Я потерял все. Поэтому я уехал в Калифорнию на некоторое время, несколько лет слонялся по западу, пытаясь понять, что, черт возьми, делать с собой, и перебиваясь с одной никчемной работы на другую. Не думал, что когда-нибудь вернусь, но вернулся. Несколько лет назад я оказался в Сансете. Работал на разных работах по всему городу, пока почти год назад не устроился в закусочную. С тех пор там и работаю".

Софи замолчала. Она оставалась в глубокой задумчивости, но ничего не сказала.

"Вот и моя история", - сказал я через минуту. "Хотелось бы чего-то получше, но что есть, то есть".

"Как ее звали?" - спросила она. " Твоя дочь, как ее звали?"

"Ты не хочешь в этом участвовать, Софи, я чертова развалина. Я - оболочка, понимаешь? Нет ничего, что стоило бы иметь рядом или узнать лучше, чем ты уже узнала".

"Как ее звали?" - спросила она, глаза наполнились слезами.

Я тяжело сглотнул, чувствуя, как дрожит мое тело. "Оливия".

В тот момент, когда ее имя покинуло мои губы, я склонил голову, стыдясь того, что слезы снова наполнили мои глаза. Мне хотелось бежать, убраться оттуда подальше от всего и всех. Я хотел еще выпить. Я хотел много выпить. Столько чертовых напитков, чтобы я больше никогда ничего не чувствовал.

Я начал вставать, но Софи схватила меня за руку и потянула обратно вниз, прижав к себе и обняв, прижимаясь ртом к моему уху и шепча, что все в порядке. От нее пахло духами и детской присыпкой, ее тело было мягким и теплым. Я давно не был так близок с женщиной и чувствовал себя как нервный школьник на первом свидании. Эмоции момента и все, что разговор о прошлом вызвал во мне, были слишком сильны. Перейти сразу к сексу казалось невозможным.

"Софи... - задыхаясь, произнес я, только тогда осознав, что мое сердце бешено колотится, а дыхание стало тяжелым.

Она заставила меня замолчать, прижавшись своими губами к моим.

Когда наши языки встретились, я почувствовал во рту сладкий привкус вина, смешанный с резким ароматом табака. Притянув ее ближе, я обхватил ее руками, и она медленно опустилась на спину, увлекая меня за собой. Когда она легла на подушки, а я забрался на нее, она сняла сандалии и обхватила меня ногами, перекинув лодыжки через поясницу и притянув меня к себе.

Мы целовались, казалось, часами, наши руки бегали по телу друг друга, страсть и вожделение становились все сильнее и сильнее, пока не стали невыносимыми.

"Спальня?" спросил я, поднимаясь на воздух.

Софи сильно пыхтела, а когда она сняла бейсболку, когда мы только пришли, резинка, удерживающая ее хвост, рассыпалась, и волосы лежали по лицу в беспорядке, придавая ей дикий, дикий вид. "Да", - сказала она, задыхаясь. "Определенно".

Но эта пауза дала мне время подумать и обдумать, что мы делаем.

" Подожди", - сказал я, сползая с нее и спотыкаясь. "Это не очень хорошая идея".

Она перекатилась на бок, спустила ноги на пол и уселась в сидячее положение. Убрав волосы с лица, она откинула их за плечи и сказала: "Ладно".

Меня смущала эрекция, натягивающая мои брюки, но я ничего не мог с этим поделать. "Софи, просто я..."

На этот раз она не собиралась меня спасать.

Я хотел привстать, но мне и так было трудно идти, поэтому я изо всех сил старался принять непринужденную позу. "Ты потрясающая", - сказал я. "И ты мне очень нравишься, правда. Но я не знаю, смогу ли я это сделать".

"Может быть, если бы ты перестал так сильно себя ненавидеть".

"Я едва могу о себе позаботиться".

"Когда это я просил тебя заботиться обо мне?" Она потянулась к кофейному столику и достала сигареты и зажигалку. "Ты все усложняешь".

"Мне жаль". Я стоял как идиот, не зная, что еще сказать.

Она зажгла сигарету, сделала голодную затяжку, потом еще одну. "Все в порядке", - наконец сказала она, ее дыхание снова стало контролируемым. "Я просто подумала - черт, я не знаю, что я подумала, - но когда ты так открылся мне, это было невероятно мощно, и я позволила... Прости, я не должна была так бросаться на тебя".

"Я безмерно польщен".

Она выдохнула дым из ноздрей. "Тогда я в замешательстве. У тебя есть что-то вроде правила "не трахаться с людьми, с которыми ты работаешь" или что-то в этом роде?"

"Обычно это хорошая идея, но нет, ничего подобного".

Она облегченно рассмеялась.

"Что?"

"Ты иногда так формален, что это просто смешно".

"Прости".

"На самом деле я думаю, что это даже мило".

"Прости", - повторил я.

"Да, я услышала тебя в первый раз". Софи откинулась на спинку дивана и закурила сигарету. "Давай просто забудем, что все это было, хорошо? Хочешь, я отвезу тебя домой?"

"Нет".

"Прошло много времени, не так ли?"

Я кивнул.

"Слишком".

"Идея начать что-то заново не... Софи, мы же не подцепили друг друга в баре. Мы знаем друг друга, мы друзья, и я не тот, с кем тебе стоит связываться, поверь мне".

Она усмехнулась, зажав сигарету между губами. "Может, я и есть та, с кем тебе не стоит связываться. Никогда об этом не думал?"

Что-то было в том, как она опустилась на подушки дивана, раздвинув ноги и растрепав одежду, а сигарета свисала изо рта. "Ты какая-то плохая девочка?"

Она изогнула бровь. "Может быть".

"Мне нравится дружить с тобой", - неловко сказала я. "И я не хочу портить это ради нескольких минут в постели".

"Значит, я упускаю лучшие сорок семь секунд своей жизни, так?"

"В любом случае, тридцать - тридцать пять".

Она звонко рассмеялась, и я почувствовал себя нужным. "Ты все равно можешь остаться". Еще раз быстро затянувшись сигаретой, она села вперед и раздавила окурок в пепельнице. "Мы можем потусоваться, пожарить попкорн в микроволновке и посмотреть фильм или что-нибудь оригинальное в этом роде. Может быть, позже мы могли бы немного полежать, а утром я отвезу тебя домой. Не обязательно все усложнять. Мы можем просто прижаться друг к другу. Было бы здорово чувствовать кого-то рядом с собой в темноте. Я уже почти забыла, каково это. Не обижайся, Бальтазар".

Кот зевнул и отвернулся, совершенно не обрадовавшись.

Я отошел к ближайшему окну. Солнце было низко в небе. До ночи оставалось еще несколько часов, но она была уже на пороге, дневной свет угасал. Впервые я был рад, что избежал виселицы. Все это время я готовился, убеждая себя, что самоубийство - это правильный поступок, единственная альтернатива, единственный шанс обрести покой и утихомирить бушующие внутри меня бури. До этого момента я был уверен, что не способен чувствовать ничего, кроме боли. Но вот они снова появились, эти старые чувства, нашептывающие мне, что, возможно, в моей разбитой жизни есть смысл. И ради этого стоило остаться.

"Стэн?"

Я отвернулся от окна и снова посмотрел на Софи, уверенный, что больше нигде не хочу быть.

"Что ты думаешь?" - спросила она.

"Кажется, мне обещали печенье".

Ночь. Улица темна и пустынна. Ночь прекрасна, небо усеяно звездами, но что-то не так. Я чувствую, как оно подкрадывается ближе, преследует меня, как добычу. Я уже бывал в опасных ситуациях и могу справиться с собой, но в эту ночь мне знаком страх. В эту ночь дьявол живет и дышит.

И он все ближе.

Появляется машина, поворачивает за угол, а затем медленно катится рядом со мной. Кто-то говорит что-то неразборчивое изнутри машины, голос глубокий и невнятный. Через частично открытое окно я вижу силуэт, но не могу разглядеть никаких деталей.

А потом кто-то приближается пешком, двигается по тротуару и идет прямо ко мне. Мужчина. В темноте я могу разглядеть лишь часть его лица.

Кто-то... что-то... позади меня. Я чувствую его присутствие.

Когда я поворачиваюсь, из темноты появляется лицо и бросается на меня. Демон, ведьма... Лицо бледное, напудренное, белое, только одна черная полоса проходит по центру, глаза налиты кровью, белки дикие, остекленевшие и больные. Длинные черные волосы свисают по обе стороны от него, а с них, как украшения, свисают бусины, перья, полоски ткани и кожи.

Демон дует в раскрытую ладонь, рассеивая облако тумана, которое обрызгивает мое лицо и ослепляет меня. Я пошатываюсь, чувствуя тошнотворный привкус во рту.

А потом я падаю, падаю по спирали.

В ад...

Я открыл глаза, дал им привыкнуть к темноте, а затем, не двигаясь, посмотрел направо, на кровать и в сторону двери. Она была закрыта. Окинув взглядом спальню, я осмотрел все вокруг, пока не убедился, что мы одни.

Где-то, на самом краю моей памяти... что-то... но прежде чем я успел ухватиться за это, воспоминание - или что бы это ни было - ускользнуло, улетучившись, как дым от погасшей свечи. Вслед за ним остался только страх.

Старый кондиционер в окне шумно дребезжал и гудел, не давая возможности услышать что-либо еще, но в те первые мгновения, когда я очнулся, я готов был поклясться, что слышал что-то в другой комнате. Я сказал себе, что это всего лишь кошмар, который меня напугал, но некоторое время лежал неподвижно и все равно прислушивался.

Будильник на тумбочке показывал: 11:47. Мы проспали чуть меньше часа. Софи лежала рядом со мной на спине, приоткрыв рот, и тихонько похрапывала. Мы лежали на простынях и пледе и, за исключением обуви, оставались полностью одетыми.

Я перевернулся на бок, чтобы лучше видеть ее. Узкая полоска света светилась под нижней частью двери. Разве Софи не выключила все, когда мы ложились спать? Я так думал, но не был уверен. Сев, я спустил ноги на пол и всунул их в кроссовки.

Как раз в тот момент, когда я собирался пойти проверить остальную часть квартиры, меня инстинктивно потянуло к длинным двойным окнам вдоль задней стены спальни. Не включая свет, я подошел к ним и всмотрелся в ночь. Мое внимание привлекла бледно-желтая звезда. Сатурн, подумал я, хотя понятия не имел, откуда я это знаю и прав ли я. И все же в этом осознании было что-то такое, что привело меня в замешательство и тревогу. Это было тревожно, и мне вдруг захотелось бежать, бежать оттуда, подальше от этой штуки, сверкающей в темном небе, но огромная полная луна, висевшая передо мной, требовала внимания, блестящая и сюрреалистичная, ее сияние отбрасывало на улицу жуткие призраки призрачного переливчатого света.

Я посмотрел на здание прямо напротив. Там было темно и тихо. На тротуаре перед домом у обочины стояло множество мусорных баков и куча зеленых пластиковых пакетов, набитых отходами.

И тут я заметил кое-что еще.

На другой стороне улицы темная фигура стояла, наблюдая за квартирой Софи.

Я отошел в сторону от окон. Напоминание о том, что он все еще там, и страх, оставленный кошмаром, подползли ближе и свернулись глубоко внутри меня, завершая свое обращение к миру живых. Я заглянул за край оконной рамы, чтобы снова увидеть мужчину. Частично скрытый тенью, он несколько минут стоял совершенно неподвижно, глядя на квартиру сверху. Не меняя положения, я старался оглядывать квартал то вверх, то вниз, но, насколько я мог судить, мужчина был один.

Не желая пугать Софи, я тихонько обогнул кровать и выскользнул наружу, закрыв за собой дверь спальни.

В свете другой комнаты я увидел, что лампа оставлена включенной, но в квартире больше никого не было и ничего необычного. Открыв входную дверь и тихонько закрыв ее за собой, я двинулся по короткому коридору, затем вниз по лестнице, пока не оказался в фойе у входа в здание. Я уже не мог разглядеть человека на другой стороне улицы, так как тени с этой точки обзора были слишком густыми, но в фойе было темно, поэтому я знал, что он, скорее всего, тоже меня не видит.

Снаружи воздух был густым и горячим, а ночь - смертельно тихой.

Быстро, как только мог, я пересек улицу и приблизился к тому месту, где видел мужчину, но там никого не было. Вспотев, я проверил переулок между зданиями.

В дальнем конце переулка тень скользнула за угол и исчезла из виду. Я поспешил за ней, двигаясь быстро, но не бегом, чтобы мои шаги не создавали лишнего шума.

Дойдя до конца переулка, я остановился, прислонился к углу здания и посмотрел на улицу.

Мужчина двигался к небольшой парковке на другой стороне улицы.

Я последовал за ним, на этот раз перейдя на бег.

Он услышал мое приближение и оглянулся, с видимым удивлением обнаружив, что я надвигаюсь на него. Небритый, с маленькими, похожими на грызунов глазами, мужчина поднял руки вверх, словно это могло меня остановить. "Эй, что... что случилось?" - пробормотал он.

В нескольких футах от него я остановился. "Кто вы?" спросил я.

"Кто ты?" Он изогнул бровь. "Почему ты подбегаешь ко мне, брат?"

Хотя я был уверен, что никогда не видел этого человека раньше, в нем было что-то, что меня беспокоило. Изо всех сил скрывая это, я остался на месте. Я не мог быть уверен, что это тот самый человек, которого я видел, наблюдая за зданием Софи, но кто еще мог оказаться на улице в такое позднее время в тихом жилом районе?

Если бы не уличный фонарь, я бы не смог разглядеть его так хорошо, поэтому я сделал шаг ближе. Худой, с пятнами на коже, он был одет в дешевые полиэстеровые брюки, черные ковбойские сапоги и рубашку для боулинга. Бумажник в заднем кармане был прикреплен к тонкой цепочке, которая свисала до бедра. Он нуждался в бритье, а его черные волосы были уложены с помощью блеска в комичный помпадур. "Что ты здесь делаешь?" спросил я.

"Ты что, соседский дозор или еще какое-нибудь дерьмо?" Он ухмыльнулся и подмигнул мне, как будто мы были старыми друзьями. У него был исхудавший, с опухшими глазами вид давнего алкоголика и наркомана, а его руки, запястья и кисти были испещрены многочисленными татуировками, в основном теми, которые делают в тюрьме. "Вышел прогуляться, папочка, в чем проблема?"

"В это время суток?"

Он слегка рассмеялся и оценивающе посмотрел на меня. "Чего ты хотел?"

"Почему ты наблюдал за зданием?"

" Каким зданием?"

"Ты следишь за мной?"

"О чем ты говоришь? Ты на меня наезжаешь, брат".

"Почему ты следил за зданием?"

Он сделал свой лучший покер-фейс. "Я не знаю, о чем ты говоришь, чувак". Он повернулся и направился к парковке. "Мир".

"Подожди", - сказал я.

Он так и сделал, но начал нервно ерзать на месте. "Давай, Большой Папочка, я не хочу перегрева, ясно?"

"Ты следил за зданием", - сказал я. "И ты следишь за мной. Почему?"

Он притворился равнодушным и зажег сигарету, прикрывая пламя рукой, хотя ветра не было. "У тебя паранойя или что?"

"Отвечай на вопрос".

Он смотрел куда угодно, только не прямо на меня. "Да что с тобой такое, брат? Я ничего не делал, я, черт, я даже не знаю тебя. Почему ты ко мне пристаешь?"

"Кто ты?"

"Я - это я".

"Как тебя зовут, умник?"

Он глубоко затянулся сигаретой и выдохнул через нос. "Меня зовут Чик, ясно? А тебе-то что, крутой парень?"

"Что ты здесь делаешь, Чик?"

"Слушай, ты идешь своей дорогой, я - своей. Это все розочки, понимаешь?"

Я почувствовал, как что-то темное внутри меня оживает впервые за много лет. "Не заставляй меня просить тебя снова".

"Или что?"

Я уставился на него, но ничего не сказал.

"Да, я так и подумал". Он бросил сигарету в меня, и, когда она отскочила от моей груди, рассыпав искры, пошел прочь.

Он успел сделать два шага, как я схватил его за плечо и развернул обратно. Он пошатнулся, немного потеряв равновесие, но быстро выпрямился и достал что-то из кармана. Когда он протянул ко мне руку, лезвие с громким щелчком пронеслось в нескольких дюймах от моего лица.

"Отойди!" - прошипел он.

Я поднял руки. "Полегче".

"Я всегда спокоен, босс". Чик стоял на своем, преисполненный вновь обретенной уверенности, а лезвие все еще находилось в непосредственной близости от моего лица. "Но больше не поднимай на меня руки, понял?"

Я схватил его за запястье, вывернул его, пока он не выронил нож, затем впился предплечьем в его горло и отвел его назад к стене ближайшего здания, хлопнув его об нее с достаточной силой, чтобы он понял, что все может стать намного хуже для него, если я решу играть именно так.

"Ладно, палли", - вздохнул он. "Хорошо!"

Удерживая его на месте одной рукой, я потянулся вниз и другой выдернул его бумажник. Дешевая цепочка щелкнула и отлетела в сторону. Я отпустил его, затем подобрал нож, закрыл лезвие и вернул ему. "Убери свою игрушку, как хороший мальчик, или я воткну ее тебе в задницу так глубоко, что ты подавишься".

Чик вернул нож в карман, но больше его волновал бумажник. "Что, теперь ты собираешься меня ограбить?"

Он отошел от стены, но я толкнул его обратно в нее.

Я открыл бумажник, увидел водительские права, на которых красовалась его симпатичная рожица, и домашний адрес, указанный в Броктоне. В прорези под ним лежала чистая черная визитка, точно такая же, как у меня. У меня упало сердце, но я сохранил самообладание. "Броктон находится в сорока-сорока пяти минутах езды отсюда", - сказал я. "Что ты делаешь в Сансете?"

Чик широко улыбнулся. Один из его передних зубов был золотым. "Ты должен позволить мне скользить, Клайд, пока ты не убил нас обоих. Ты копаешь?"

"Нет, я не копаю. Я вообще не копаю".

Он рассмеялся, но в его смехе не было юмора. В нем был ужас, больной, развратный и ужасный. "Ты же не хочешь начать строить из себя дурака со мной, братец".

Я сделал шаг ближе к нему. "Ты заставишь меня отнести это туда, куда не нужно, Чик?"

Улыбка исчезла. Его глаза-бусинки переместились на меня. "Ну же, чувак".

"Что тебе от меня нужно?" спросил я. "Почему ты преследуешь меня?"

"Кто сказал, что я за тобой слежу? Может, я проверял заведение. Может, я вышел на полуночную прогулку и заблудился. Может, я хожу во сне. Может, тебе нужно выдуть это из своей дырки, потому что это не твой пчелиный воск, что я делаю. Не хочу тебя расстраивать, детка, но не все зависит от тебя".

Я достал из его бумажника черную карточку и протянул ей. "Что это?"

"Никогда раньше не видел".

"О, это не твоя? Я же не вытащил ее из твоего бумажника прямо у тебя на глазах?"

Он пожал плечами.

"Тогда, думаю, ты не будешь возражать, если я оставлю его у себя", - сказала я.

"Мне плевать, что ты делаешь, Скутер".

Он блефовал, и мы оба это знали, но я все равно сунул карточку в карман.

"Мы закончили, босс?" - спросил он.

В свое время я знал десятки таких парней, как Чик. Единственный способ достучаться до таких, как он, заключался в усилении насилия. Если я причиню ему боль, он расскажет мне все, что я захочу узнать. К счастью для него, я не был готов довести дело до такого уровня. Не здесь. Не сейчас. Не теперь.

"Иди", - сказал я.

"Могу я получить свой бумажник обратно?"

Я вытащил его права, сунул их в карман вместе с карточкой, а затем бросил ему бумажник.

"Ты серьезно? Ты хранишь мои документы, брат?" Чик пытался изобразить спокойствие, но явно лез из кожи вон. "Мне нужны права, чувак".

"Скоро увидимся", - сказал я ему. "Тогда я тебе их верну".

Едва сдерживая панику, он зашаркал ногами и нервно почесал щетину вдоль горла. "Это бред, ты... ты не хочешь быть..."

"Убирайся с глаз моих". Я наклонил голову в сторону парковки.

Покачав головой, он подошел к своей машине - побитому красному фургону без окон, который выглядел так, как будто на нем ездил человек, похищающий детей.

Чик вырулил и уехал, оставив меня стоять на тротуаре посреди ночи. Я уже ни в чем не мог быть уверен.

Но теперь я знал, что нужно делать.

Вернувшись в квартиру Софи, я обнаружил, что она не спит и нервно ходит по комнате. "Что происходит? Почему ты оказалась на улице в такой час?"

"Все в порядке", - сказал я, закрывая за собой дверь.

"Я проснулась и услышала, как ты уходишь", - объяснила она. "Потом я увидела в окно, как ты перебегаешь улицу и..."

"Соф, там кто-то был. Он наблюдал за квартирой".

Она посмотрела на меня как на сумасшедшую. "Что?"

"На улице, через дорогу, был человек. Он следил за квартирой. За этой квартирой". Несмотря на прохладный воздух в комнате, меня заливал пот. Я вытер лицо тыльной стороной ладони и, взмахнув рукой, нечаянно опрокинул стеклянную вазу с цветами с маленького столика возле двери. "Черт, извини". Я наклонился и начал убирать.

"Оставь это", - сказала Софи, схватив настенный телефон на кухне. "Я сама. Мне нужно знать, что Стэн... что происходит? Кто был этот человек?"

"Я не уверен. Но я собираюсь это выяснить".

"Почему он следил за моей квартирой? Что ему было нужно?"

"Я не знаю, но это связано со мной, а не с тобой, понимаешь?"

Она поспешила в спальню, а через минуту вернулась с мобильным телефоном.

"Кому ты звонишь?" спросил я.

"В полицию, кому, черт возьми, ты думаешь?"

"Не надо".

"Ты в своем уме? Кто-то следил за моей квартирой посреди ночи, и ты думаешь, что я..."

"Положи трубку, Софи". Я присоединился к ней на кухне. "Пожалуйста".

Она держала телефон в руке, но с драматическим вздохом опустила его на бок. "Я не... ты должен объяснить мне, что происходит, хорошо?"

Она выглядела так, будто в любой момент может разрыдаться. "Я не... я имею в виду... я полусонная, и теперь я напугана до смерти, за нами наблюдал мужчина?"

"Все в порядке, это..."

"Нет, не все в порядке!"

"Ты не можешь позвонить в полицию, Соф".

"О, я не могу? Почему, потому что у меня нет твоего разрешения?"

"Это не так".

"Ну что ж, Стэн, тогда расскажи мне, как это бывает". Она сложила руки на груди. "Пожалуйста, введи меня в курс дела".

"Я говорил тебе, что это не самая лучшая идея - ввязываться в это дело или приезжать сюда, помнишь? Кем бы ни был этот парень, его интересую я, а не ты".

"Но кто он?"

"Пока не знаю. Но у него была одна из тех карточек, Соф, похожая на ту пустую, о которой я тебе рассказывал, и которую я нашел".

"Что? Для чего она, что она означает?"

"Я не знаю".

"Но он имеет отношение к тому, что с тобой случилось?"

"Да".

"И он знает, где я живу. Где я живу! Я не могу здесь оставаться. Он может вернуться в любой момент и сделать со мной Бог знает что!"

"Ты можешь остаться у меня, если хочешь, но..."

"Отлично, я уверен, что это совершенно безопасное убежище. Он никогда нас здесь не найдет".

"Нам не нужно укрытие. Я просто хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности, хорошо?"

"В безопасности?" - сказала она, разразившись нервным смехом. "Я звоню в полицию".

"Софи, пожалуйста". Я потянулся к ней, но не успел дотронуться. "Пожалуйста. Никаких копов".

Она начала вышагивать возле раковины. "Почему?"

Я поднес руки к голове и провел ими по волосам. "Что-то случилось со мной в четверг вечером. Я не знаю что, но это было нечто большее, чем просто напиться и потерять сознание. Есть что-то еще, но я не могу вспомнить. Как бы я ни старалась, я не могу. Думаю, кто-то ограбил меня, убедил каким-то образом отдать им все мои деньги. Может быть, это был тот парень, я не знаю, но он связан с тем, что произошло, я в этом уверен. Я просто не знаю, как и почему. А вот что я знаю точно, так это то, что ты тут ни при чем. Он следил за твоей квартирой, потому что я был в ней".

"А если бы ты не заметил его вовремя, он бы... что... ворвался?"

"Мне не следовало приходить сюда. Мне очень жаль".

"Но вы ведь пришел". Она взяла сигареты и прикурила одну. "Я пригласила тебя, я хотела, чтобы ты пришел, я просто не понимала..."

"Я знаю", - мягко сказал я.

"Теперь я связана с этим, потому что я связана с тобой. Я часть этого".

"Нет, не часть. Я разберусь с этим".

"Я не понимаю, почему мы не можем позвонить в полицию и позволить им разобраться с этим".

"Они не могут помочь мне, и они не могут защитить нас. Если ты втянешь их в это, будет только хуже, поверь мне". Она выглядела совершенно неубежденной, поэтому я продолжил. "Я раньше плавал в той же выгребной яме, что и парень, с которым я столкнулся сегодня ночью, понимаешь? Я знаю, как все устроено на улице. Никаких копов".

Она затянулась сигаретой. "Ладно, хорошо, как скажешь".

"Если не хочешь оставаться здесь, можешь пойти ко мне", - сказал я. "Если тебя это не устраивает, может, ты пока поживешь у своего сына?"

"Он живет в западной части штата. Это в трех часах езды отсюда".

"Может быть, выбраться из этого района на несколько дней - хорошая идея".

"Стэн, мне нужно работать в понедельник. И тебе тоже".

Бальтазар выскользнул из спальни, глядя на нас сквозь огромный зевок. Он потянулся и выгнул спину дугой, затем подошел к Софи и змееобразным движением обхватил ее за лодыжки. Оставив сигарету во рту, Софи подхватила его на руки и прижала к себе.

"Я не собираюсь оставлять тебя здесь, если ты не чувствуешь себя в безопасности".

Держа сигарету в одной руке, а кота - в другой, Софи спросила: "Тогда что же нам делать?"

"Собери вещи и поживи у меня какое-то время", - сказал я. "Я знаю, что это не идеальный вариант, но какие еще есть варианты?"

Она докурила сигарету, бросила ее в раковину и пустила воду, пока окурок не погас. "А как же Бальтазар?" - спросила она, прижимаясь к нему. "Я не поеду без него".

"Собери его еду, игрушки и туалет и возьми его с собой".

"Правда?"

"Конечно".

"Спасибо". Легкая улыбка появилась и тут же исчезла. "Не то чтобы мы были под твоей ответственностью или что-то в этом роде".

"Назовем это заботой друг о друге, хорошо?"

"Хорошо".

"Мне так жаль, что я втянул тебя во все это, Соф. Я не хотел, чтобы все так получилось или..."

"Это не твоя вина".

"Нет, это так".

"Я взрослая женщина. Ты предупреждал меня. Я сделала свой выбор".

Я хотел обнять ее, но остался на месте, просто вне досягаемости. "Я собираюсь все уладить".

Она положила Бальтазара на стойку. "Я соберу кое-какие вещи".

Я посмотрел на вазу на полу, на разбросанные цветы и лужу воды, но в голове были только кошмары, преследующие темные уголки моего разума. И окутанные тенью видения крысиных глаз Чика, которые смотрели на меня, проклиная нас обоих за то, чего я еще не мог понять.

Присев, я поднял один из цветков. По какой-то причине он привлек меня, и я некоторое время смотрел на него, пытаясь осмыслить происходящее, но больше ничего не мог вспомнить.

Бальтазар наблюдал за мной со своего места на стойке, пока я отламывал от цветка изрядную часть стебля. Я решил подарить его Софи, когда она вернется из спальни со своими вещами. Это все, что у меня было. Ночь умирала, но все же в ней была красота. Пусть ущербная и умирающая, но все же красота, крошечный кусочек надежды, одиноко плывущий в море углубляющегося безумия.

Несмотря на странную силу этого, именно потраченные впустую годы, дурные сны и тьма, бегущая по моим венам, как яд, овладели мной и задушили. Может быть, все мои грехи наконец вернулись домой, а может, я был суеверным глупцом, боявшимся собственной тени и того, что в ней скрыто. В любом случае это не имело большого значения.

От этого никуда не деться.

Вернувшись к себе, когда Софи окончательно освоилась и успокоилась, мы оба легли с Бальтазаром в тишине моей спальни. Мы не разговаривали. Мы просто долго лежали рядом, я обнимал ее, а мои пальцы нежно поглаживали ее лоб, пока она наконец не уснула. Я уже и забыл, каково это - быть так физически близко. Я скучал по этому. Но я знал, что это ненадолго, по крайней мере, на данный момент. Сейчас было не время для сердечек и цветов. Сейчас все было в крови и колючей проволоке.

Кот, все еще напуганный новой обстановкой, оставался рядом с Софи, забравшись под одеяло и поглядывая на меня, словно для уверенности, что все будет в порядке. С большой осторожностью мне удалось освободиться от Софи, не разбудив ее. Я ободряюще погладил Бальтазара по голове, затем скатился с кровати и подошел к шкафу. Сдвинув ящик с верхней полки, я как можно тише двинулся на кухню.

Если не считать тихого шепота вентиляторов, я сидел в тишине за кухонным столом. Я налил себе виски, затем открыл кодовый замок на шкатулке, отложил ее в сторону и долго пил. Алкоголь двигался во мне, теплый и успокаивающий. После того как я смотрел на него, казалось, целую вечность, я открыл коробку и вынул все, кроме полицейского сканера, солнцезащитных очков и поддельных лицензий. Аккуратно разложив остальные предметы на столе, я некоторое время рассматривал их.

Как только я прикоснусь к ним, они станут настоящими.

Осторожно выбрав Куботан, я некоторое время подержал его в руке, прежде чем сменить хватку. Ряд движений, которым я научился много лет назад, вернулся ко мне вместе со вспышкой памяти, напомнив о последнем человеке, против которого я использовал это оружие, - парне из бара в Ревере, с которым у меня были дела. Я вспомнил, как с помощью куботана отгибал ему большой палец, пока он не сломался. Я все еще слышал этот ужасный звук, похожий на треск сухой ветки, все эти годы спустя. Я вернул куботан в коробку и выбрал кастет. Тяжелее, чем я помнил, и с ним пришли свои воспоминания, не самые приятные. Трудно было признать, что когда-то я был человеком, который использовал такие вещи, но насилие никогда не было далеко, а возможность вернуться к нему в случае необходимости - ближе, чем кажется. Я положил кастет обратно в коробку, а затем обратил внимание на водительские перчатки. Они были жесткими и потрескавшимися. Я отложил их в сторону и открыл набор для чистки. Там было все необходимое, и я взял в руки "Беретту", осмотрел ее и приступил к чистке. Хотя я не мог вспомнить, когда делал это в последний раз, уже через несколько секунд я ловко чистил оружие с таким же мастерством, точностью и тщательностью, как и много лет назад.

Удовлетворившись этим, я зарядил одну из обойм и положил пистолет на стол. Он был готов к работе, но действительно ли я хотел выходить из дома с огнестрельным оружием? Я обещал себе никогда больше не делать этого, но за прошедшие годы я нарушил все свои обещания, так что к чему еще одно? Кроме того, если я собирался выяснить, что происходит, это нужно было сделать по-старинке. Это была не игра. То, с чем я имел дело, было серьезным, а значит, и я должен был быть таким же.

Я написал записку Софи, в которой сообщил ей, что отлучился ненадолго, чтобы она оставалась на месте и что я скоро вернусь. Я надеялся, что она проспит всю ночь. К тому времени, когда я вернусь, возможно, я буду знать больше и буду ближе к тому, чтобы оставить все это позади.

Я закрыл коробку и вернул ее на полку шкафа, не обращая внимания на дробовик, стоявший в дальнем углу. Вернувшись на кухню, я оставил записку на виду на столе. Я сомневался, что мне понадобится дополнительная обойма, поэтому спрятал ее в редко используемый ящик, затем засунул "Беретту" за пояс и натянул на нее рубашку.

Через несколько минут я уже сидел за рулем своей машины, план все еще формировался в моей голове, но я чувствовал себя свободно, снова оказавшись на улице и двигаясь сквозь ночь. Прежде чем покинуть район, я тщательно осмотрел его, чтобы убедиться, что никто не наблюдает из тени. Убедившись в этом, я отправился в путь. Было уже три часа ночи, и все вокруг было тихо, спокойно и темно. Я подумал о Дуэйне, который лежит на песке и мечтает о лучших днях. Я думал о своем старике, гниющем в собственной грязи и грехах, мечтающем о Флориде и легкой жизни, которой он не заслуживал. Я думал о Софи и страхе в ее глазах, спящей и ничего не понимающей в моей постели. А я, без сновидений, с адреналином наперевес, скользил в темноте, как и все эти годы, разыскивая людей, которые не хотели, чтобы их нашли, и могли не выжить, если бы их нашли. Не имея ни смысла, ни причины, одержимый, я гнал машину, охваченный множеством эмоций, которые постепенно превратились в пелену холодной, хищной отрешенности. Такого тепла, как раньше, я не испытывал уже очень давно. Это было похоже на полусмерть, но в то же время знакомо и удобно, как старое пальто, вынутое из кладовки и накинутое, словно вторая кожа. Для того чтобы делать определенные вещи с ясностью и крайним предубеждением, нужно было стать менее чем полностью человеком, и я уже чувствовал, как скатываюсь в эту пустую яму.

Избегая мест скопления копов после наступления темноты, я в конце концов выехал из города и свернул на государственное шоссе. Зеленое сияние огней на приборной панели делало происходящее еще более сюрреалистичным и похожим на сон, поэтому я включил радио и позволил мелодиям отвлечь меня на некоторое время.

Я прибыл в Броктон чуть более чем через полчаса и, ориентируясь по GPS на своем телефоне, нашел адрес Чика в дерьмовом районе старых дуплексов и обветшалых многоквартирных домов. Его дом был двухэтажным, но его фургона нигде не было видно, а оба этажа были темными. Я нашел место в верхней части квартала, остановился и припарковался. С тех пор как я приехал, мимо не проехало ни одной машины, и ни в одном из зданий на улице не горел свет, поэтому я опустился на сиденье и стал ждать, переводя взгляд с лобового стекла на левое боковое зеркало, с заднего вида на правое, потом обратно, охватывая все углы, наблюдая за ночью.

Воспоминания возвращались, заставляя меня возвращаться к местам и временам, которые я хотел бы сохранить погребенными в мутных глубинах вчерашнего дня и дурных снов, которые приходили ко мне в самое неподходящее время и оставляли меня мокрым от пота и бормочущим ложь. Монстры под моей кроватью, пробивающие себе путь сквозь кошмары, чтобы напомнить мне, что они все еще реальны, как и все остальное, потому что я никогда не смогу убить их всех. Их было слишком много. Я был в меньшинстве.

Ночь. Волны разбиваются. Запах крови, мочи и океана в воздухе. Ужас.

Сигаретный дым, кокаин и выпивка выходят из наших пор - я, Джонни Фитц и Фенвей Дэйв - мои парни, все в коже и джинсах, с гонором и задором.

Это жестокая ночь, но разве не все они такие?

Какой-то парень по имени Пит, или Пол, или Рэнди, или Фрэнк - без разницы, он весь в крови, шатается и захлебывается собственными слезами и соплями. Он старше любого из нас, достаточно стар, чтобы быть нашим отцом, ему, наверное, пятьдесят, его штаны испачканы и разорваны, хвост рубашки развевается на ветру, очки набекрень, одна линза треснула.

Как и я, Дэйв Фенвей в основном молчит, стоит в стороне и курит сигарету, скорее от скуки, чем от беспокойства. Еще одна ночь в раю, выправление дураков, которые берут в долг и не платят. Как я здесь оказался? Когда я стал таким человеком? Я даже не могу вспомнить. Это просто случилось. Может быть, я всегда был таким и не знал об этом. Но даже тогда, когда Питер, или Пол, или Рэнди, или Фрэнк, спотыкаясь на толстом песке, с кровью из носа и свежеразрезанными губами, лепечет о том, как ему жаль и что нам не нужно этого делать, я знаю только одно: я не хочу быть здесь. Я хочу быть где угодно, только не здесь. Где угодно. Я просто хочу, чтобы это прекратилось. Я хочу снова стать маленьким мальчиком, но на этот раз без этой боли. Я хочу, чтобы Джонни и Дэйв закончили то, что должны закончить, и мы могли пойти получить оплату, выпить, найти женщин и забыть обо всем этом.

Питер, или Пол, или Рэнди, или Фрэнк знают, что мы не собираемся его убивать. Так поступают только в кино. Труп не может заплатить, а акулы только и делают, что платят. Они платят вам, чтобы вы вернули им больше, чем они вам одолжили. Ничем не отличаются от крупных парней с Уолл-стрит, просто никто в нашем мире не притворяется, что это не так, как есть на самом деле: мрачно, гротескно и ужасно, минные поля под землей мира, который уже сошел с ума. Что Питер, или Пол, или Рэнди, или Фрэнк точно знает, так это то, что мы собираемся причинить ему боль. Вопрос в том, насколько сильно? Уже все кончено? Пара пощечин и удар-другой от Джонни Фитца, после чего он уйдет и скроется с глаз наших? Или будет еще хуже?

Джонни Фитц, весь такой из себя оперный и величественный. Большой рот, громкий смех, большая жестокость. Я знаю его с тех пор, как мы были подростками, и он всегда был грозен. Похож на Фонзи из "Счастливых дней", только больше и злее.

"Надо поступать правильно", - говорит он.

"Определенно", - говорит Питер, или Пол, или Рэнди, или Фрэнк. "Скажи ему, я..."

"Я никому ничего не скажу. Я что, твой гребаный секретарь?"

"Нет", - говорит он, падая на колени, едва сдерживая рыдания. "Нет".

Джонни Фитц придвигается ближе, возвышается над ним, на секунду оглядываясь на меня и Фенвей Дэйва, и улыбается. Он хорошо проводит время. Для нас с Дэйвом это все бизнес. Джонни Фитц на самом деле наслаждается этим дерьмом. Он располагается над парнем так, будто собирается сделать ему минет, тянется вниз, хватает его за волосы и откидывает голову назад, чтобы тот смотрел на него сверху. "Поступай правильно. Разберись с этим. Если нам придется вернуться и прокатить тебя еще раз, то это будет не на песке, слышишь? Ты отправишься туда". Он показывает на темный океан. " Ага?"

Он кивает, прижимается к бедрам Джонни и плачет. "Да".

"Отвали от меня", - огрызается он, отталкивая его.

Он падает на песок на спину, все еще плача, возможно, от облегчения.

До тех пор, пока Джонни не прижимает его к себе.

Тогда крики становятся все более настоятельными и яростными, поскольку боль усиливается, а ужас от того, что его бьют и унижают, почти заглушает его.

Я отворачиваюсь, смотрю на улицу, на воду, на что угодно, только не на это.

Фенвей Дэйв затягивается сигаретой и небрежно подходит к ним, делая шаг навстречу Джонни, прежде чем тот действительно убьет этого парня. "Спокойно", - говорит Дэйв своим типичным тихим голосом. " Если ты не приведешь в порядок этого идиота, нам всем крышка".

Джонни Фитц кивает, понимая, что он говорит. Мы здесь, чтобы убедить его, что в его интересах заплатить долг. Неважно как, главное, чтобы это было сделано, иначе вас ждет еще больше. Джонни случайно убьет его, и мы не только превратимся в убийц, но и будем отвечать за долг этого тупого ублюдка. Все это приведет к тому, что на нас, нашего босса и его боссов обрушится огромное количество неприятностей, а этого никто не хочет. Джонни Фитц показывает на Питера, Пола, Рэнди или Фрэнка. "Поступи правильно, ты, кусок дерьма. Если заставишь нас вернуться, мы станем последним, что ты увидишь".

Фенвей Дэйв отводит Джонни в сторону, стараясь не проявлять излишней настойчивости. Он спасает задницу другого парня, а не указывает Джонни, что делать. Есть порядок, и его нужно соблюдать. Когда они проходят мимо, Дэйв наклоняет голову к парню, который все еще лежит на спине и рыдает. Я киваю.

Когда они направляются к машине, я подхожу к парню и приседаю рядом с ним на песок. "Он с тобой не играет", - говорю я ему. "Ты понял?"

"Да", - задыхается он, поднимая руки. "Пожалуйста... не надо..."

Он такой грустный, этот парень. Лежит, как маленький ребенок, которого сбили с ног и избили на детской площадке. Только он взрослый мужчина с семьей дома, женой и детьми, которые смотрят на него сверху, любят и уважают. А я - шпана. Но не я устанавливаю правила. Никто никогда не говорил, что эти правила должны нравиться, но если вы хотите остаться в живых, вам придется им следовать. Я - чистильщик, последний буллпен в конце игры, здесь, чтобы сделать несколько последних подач и закрыть игру. Вот как мы это делаем. Дэйв из Фенвея - стартер. Его плавные речи готовят их к тому, что будет дальше. Джонни Фитц выходит в среднем звене и успокаивает их, давая понять, что они не могут выиграть. А я - замыкающий. Когда мы воруем, они грабят, а я веду. У каждого своя работа, и все они плохие, потому что мы плаваем в дерьме. Хороших дней не бывает.

"Обязательно позвони им до завтрашнего вечера", - говорю я бедному ублюдку.

Он кивает, хныча, как ребенок. Я не знаю, кто этот парень, и меня это сейчас не волнует. Но я знаю, что он не такой, как мы. Возможно, он продавец обуви, почтальон или еще кто-нибудь, обычный парень, который попал в неудачное время или, возможно, имеет слабость к азартным играм или другим вещам, парень с плохим кредитом, который вынужден пробираться туда, куда ему не следует ходить, чтобы получить немного быстрых денег. Дома есть люди, перед которыми ему придется оправдываться и врать о своих травмах. Он упал, его ограбили, или кто знает, что еще? Я знаю их всех. Моя мать знала их всех. Они все одинаковые, всегда одинаковые.

Ему не место здесь, этому парню, на этом темном пляже с такими же животными, как мы. Но он здесь. Мы все здесь.

Я опускаю на него локоть. Сильно. Ломаю его очки надвое и рассекаю кожу прямо над левым глазом. Он вскрикивает и подносит руки к ране, но кровь уже брызжет во все стороны. Я стою так, что не успеваю заметить большую ее часть, но немного брызгает на переднюю часть моих джинсов.

"Пожалуйста", - плачет он. "Больше не надо, пожалуйста, я позабочусь об этом, я обещаю, я..."

Я киваю, хотя он не видит меня сквозь кровь и темноту. Часть меня видит себя - иногда даже свою мать, - когда я смотрю на этих ничтожеств, и я удивляюсь, почему я не помогаю им. Разве я не должен знать лучше? Разве я не должен быть тем, кто не причиняет людям боль? Я не хочу этого, никогда не чувствовал себя хорошо, но я дошел до точки, когда ничего не чувствую, и, возможно, в этом проблема. Как когда мой старик колотил меня, в конце концов я ни черта не почувствовал. Охотник или охотница, разницы нет.

На хребте, возвышающемся над пляжем, Джонни Фитц и Фенвей Дэйв стоят, наблюдая за мной, и ждут. Впереди еще много наркотиков, еще больше выпивки, еще много забвения и оцепенения. Через несколько лет они оба будут мертвы. Дэйв умрет на улице, прежде чем к нему успеет приехать скорая, застреленный возле бара мужем какой-то женщины, с которой он крутил. Год спустя Джонни отправят в Уолпол за двойное убийство, которое он совершил вместе с другим парнем во время ограбления подпольного казино в Чайнатауне. Месяц спустя он умрет в тюрьме, когда другой заключенный ударит его в душе, выполняя контракт, который китайская мафия заключила с ним за налет на их игру и убийство двух своих.

А я? Я думаю, что сбежал, клянусь, что нашел спасение - и, возможно, так оно и есть, - но его вырывают из моих рук с таким же немилосердием, какое я проявляю к этому бедному ублюдку и остальным, с кем мы имеем дело. Никогда никого не убивал. Был близок к этому, но остановился, и в тот момент, когда нужно было либо пройти через эти ворота, либо пойти другим путем, я сделал то, что большинство назвало бы правильным шагом.

Впрочем, неважно, куда я пойду и кем стану. Эти старые призраки никогда не умрут. Невозможно убить то, что уже мертво. Я чувствую, как они шевелятся под моей кожей, и всегда буду чувствовать, как они грызут мои кости, словно хищные каннибалы. Это все внутри меня, дурной сон, от которого я никогда не проснусь.

Поэтому я ослеп.

Прошлое исчезает в черноте, где ему и место.

Не знаю, сколько времени я просидел там, но в конце концов пара фар прорезала ночь и свернула на верхнюю часть улицы. За ними последовала вторая. Первым был фургон Чика, вторым - темный седан. Фургон въехал на площадку перед его домом, а второй остановился посреди улицы. Дверь фургона со стороны водителя открылась, и из него вышел человек. Это был не Чик, а какой-то другой человек, которого я не смог разглядеть в темноте. Он подошел к седану и забрался на заднее сиденье как раз в тот момент, когда передняя дверь машины открылась, из нее вывалилась темная фигура и откатилась к обочине.

Еще до того, как человек поднялся на ноги и показал, что он Чик, дверь закрылась, и машина рванула с места, проехав мимо меня и свернув за угол в конце квартала, а затем исчезла в темноте.

Оглянувшись назад, я увидел, как Чик начал подниматься по боковой лестнице к своей квартире.

Он не обращал особого внимания на окружающую обстановку, вероятно, все еще был поглощен тем, что случилось с ним раньше, но ничего хорошего из этого не вышло, поэтому я выскочил из машины и поспешил по тротуару, пока не оказался прямо напротив его дома. К тому времени как я подошел, он уже наполовину поднялся по лестнице и направился к двери в квартиру на третьем этаже.

Подняться по шаткой деревянной лестнице бесшумно не было никакой возможности, поэтому, глубоко вздохнув, я ухватился за перила и помчался вверх по лестнице так быстро, как только мог.

Я был еще довольно далеко от него, когда Чик услышал мое приближение. Было темно, и он не оставил включенным наружный свет, так что я не мог разглядеть его так хорошо и знал, что он тоже не сможет меня разглядеть.

Пока он возился с ключами, пытаясь попасть внутрь, я поднимался по лестнице, пока не добрался до него. Чик вставил ключ в дверь и только начал протискиваться внутрь, как я настиг его, врезавшись в него сзади с такой силой, что мы оба заскочили внутрь. Он потерял равновесие и чуть не упал, но в последний момент успел ухватиться за край стойки. Я закрыл за нами дверь и, как только он обернулся, выхватил пистолет и направил его на него. Сквозь окна над соседней раковиной проникало достаточно лунного света, чтобы разглядеть, что я на него нацелил.

"Что это за хрень?" - сказал он, тяжело дыша и подняв руки.

"Включи свет", - сказал я, так же тяжело дыша.

Чик потянулся к выключателю на стене, и внезапно вокруг нас появилась скромная кухня. Его лицо опустилось, когда он узнал меня. "Черт, чувак, только не ты".

"Боюсь, что так, Чик". Я указал на пистолет. "Оружие на стол".

"Я не собираюсь", - сказал он.

Я не доверял никому, кто носил бы куртку в такую жару, даже такую легкую, как у него, и которую я не видел уже несколько лет. "Сбрось куртку".

Чик покачал головой и осторожно снял пиджак, одной рукой задрав его до плеч, а затем стряхнул, пока тот не упал на пол, и поморщился. Когда в поле зрения попала вторая рука, я понял, почему. Он небрежно обмотал ее тем, что выглядело как полоска ткани, оторванная, возможно, от футболки, но странные углы трех первых пальцев не оставляли сомнений в том, что они были сломаны, скорее всего, по одному.

"Мы одни, или есть еще Миссис Чик?"

"Только ты и я, милый горошек".

"Случилось несчастье?" спросил я.

"Съел дерьмо".

"Тебе нужно в больницу".

"Отвали, туз".

"Кто это с тобой сделал?"

"Почему бы тебе не съебать из моего дома? Как тебе это?"

"Почему они сломали тебе пальцы, Чик?"

Он выглядел так, будто мог разрыдаться. Его страх был настолько силен. "Из-за тебя меня убьют, босс. Ты хочешь, чтобы нас обоих убили. Ты этого хочешь?"

"Мне нужна информация. И ты мне ее дашь".

"У меня есть соседи. Если я буду шуметь, они позовут мохнатых медведей".

"Ты не будешь шуметь, Чик".

"Нет?"

"Нет". Я опустил пистолет и свободной рукой выдвинул один из двух стульев за кухонным столом. "Садись".

Он заерзал на стуле. "Я не... я не хочу садиться".

Я уставилась на него. Вся возможная борьба в нем уже была выбита из него, и мы оба это знали.

Чик медленно опустился в кресло, держа поврежденную руку за запястье. Сломанные пальцы все еще изредка подрагивали. Он не смотрел на меня, и я не мог его в этом винить.

"У тебя и так была плохая ночь, - сказал я ему. "Хуже быть не должно, но это зависит от тебя, понимаешь?"

Он кивнул.

Я схватил полотенце, висевшее на ручке духовки, и бросил в него.

"Да ладно, шеф", - сказал он сквозь нервный смех. "Я... я даже не успел ничего ответить, я... что ты..."

"Ты знаешь порядок действий", - сказал я.

Он посмотрел на меня с таким страхом и мольбой в глазах, что я чуть не забыл обо всем и не ушел. Я не хотел причинять ему боль, но я должен был это сделать.

"Пожалуйста", - сказал он нехарактерно мягким голосом. "Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, я... я хочу сказать, что я буду сотрудничать, хорошо?"

"Я знаю, что будешь", - грустно сказала я.

Выхода не было, и теперь он это понимал. Он уже проходил через подобное. Лучше покончить с этим как можно скорее и надеяться на лучшее. Я указал на стол, и его лицо исказилось в гримасе. Хорошей рукой Чик засунул полотенце в рот, а затем закрыл глаза.

Я не был уверен, что у меня еще хватит духу на такие вещи, но сначала нужно было добиться боли. Другого способа сделать это не было. Вы делали боль, чтобы дать ему понять, что его ждет, когда он не будет сотрудничать. Угроза - это одно, а вот реальный вкус боли ничем не заменишь.

Начни с этого и надейся, что этим все и закончится.

Чик положил искалеченную руку на стол.

Я развернул пистолет, как молоток, рукояткой вниз и обрушил его на сломанные пальцы. Его крик был заглушен полотенцем, как и последовавшее за ним мычание. Его тело на мгновение покачнулось, голова опустилась, грудь вздымалась, а затем он медленно оцепенел и поднял голову. Его лицо было ярко-красным, глаза наполнились слезами, а рука яростно тряслась, но все еще оставалась на столе.

Я кивнул, разрешая ему убрать руку.

С очередным стоном он позволил руке вернуться к себе на колени. Я вытащил полотенце из его рта и бросил его на стол. "Кто сломал тебе пальцы?"

"Те же люди, к которым ты пытаешься попасть".

"Почему?"

"Облажались, когда я сел тебе на хвост". Он повесил голову. "Не должен был попасться. Они не хотели, чтобы о них узнали... пока".

"Ты знаешь, что случилось со мной в четверг вечером?"

"Да, но я же на грани, мужик, я... я никто, понимаешь?"

"Кто ты? Кто эти люди?"

Налитые кровью глаза Чика метнулись к двери, словно он ожидал, что они ворвутся в нее в любую секунду. "Никто, кого ты хочешь знать".

"Почему я не могу вспомнить ни тебя, ни других? Почему я не помню, как подошел к банкомату и опустошил свой счет?"

По тому, как он смотрел на меня, я бы поклялся, что в этот момент ему стало меня жаль. "Ты думаешь, это из-за гребаного ограбления?" - спросил он громким шепотом. "Ты понятия не имеешь, что происходит".

"Ответь мне", - сказал я. "Почему я не помню?"

"Потому что с ним все возможно".

"С кем?"

Чика охватила такая тоска, что я замер. "Дьявол".

Несмотря на удушающую жару в квартире, по моему позвоночнику пробежала дрожь. "Ты должен придумать что-то получше, Чик".

"Они привели его к тебе, позволили ему дышать на тебя".

"Никаких загадок".

С Чика капал пот, и в свете флуоресцентного кухонного освещения он выглядел еще более нездоровым и бледным. "Они убьют меня", - сказал он. "Убьют меня, понимаешь?"

"Ты заставишь меня снова причинить тебе боль?"

Он покачал головой, облизал губы и посмотрел в пол. " Ты не понимаешь, с чем имеешь дело, босс".

"Ты тоже не понимаешь".

"Думаешь, моя жизнь для них что-то значит? Думаешь, твоя тоже?"

"Никому не нужно знать, что я вообще был здесь, Чик".

"Они узнают".

"Как?"

"Они - ветер. Везде. Нигде."

Я вытащил из-под стола другой стул, поставил его напротив него и сел, пистолет по-прежнему был в руке. "Так что это за люди, какие-то дьявольские уродцы или что-то в этом роде? Секта, что ли?"

"Не все так просто". Чик двигался, как загнанный в клетку зверь, дергался и дрожал, но оставался на месте. "Они часть чего-то темного, как дерьмо, но... но это не так".

"А что же тогда?"

Он вздохнул. Это был вздох поражения и покорности. "Ничего, если я покурю?"

"Ты можешь покурить, когда мы закончим".

"Я знаю, я могу использовать его как оружие, верно? Не буду. Даю слово, шеф. Мне просто очень нужна сигарета. Пожалуйста, чувак".

Я встал, поднял с пола его куртку и порылся в карманах, пока не нашел пачку "Лаки Страйк" и "Зиппо". Я бросил куртку обратно на пол, выбрал из пачки сигарету и сунул одну ему в рот. Бросив пачку на стол, я открыл "Зиппо" и подержал пламя, пока он затягивался и прикуривал.

"Спасибо, - тихо сказал он, держа сигарету между губами.

Я щелкнул зажигалкой, положил ее на стол рядом с сигаретами и сел лицом к нему. "Поговорим".

"Слышал когда-нибудь о дереве Боррачеро?"

"Нет".

"Оно растет только в Колумбии", - объяснил Чик. "На нем растет растение под названием бругмансия. Его называют "дыханием дьявола", потому что из него делают нечто под названием скополамин. Это наркотик. Он легален во всем мире, его используют для лечения болезни Паркинсона и тому подобного. Дело в том, что в сыром виде он превращает людей в чертовых зомби. Они берут цветы или листья дерева Борречеро и варят их, а потом, когда они разжижаются, их можно подсыпать кому-нибудь в напиток или добавить в еду, понимаете? Они также измельчают его в порошок. Если дунуть этим дерьмом кому-нибудь в лицо, то можно мгновенно стать персональным зомби". Он затянулся сигаретой и выдохнул через нос. "Игра закончена, детка".

Когда я поворачиваюсь, из темноты появляется лицо и набрасывается на меня...

"Что ты имеешь в виду под зомби?"

Демон - ведьма - дует в его раскрытую ладонь...

"Дыхание дьявола, шеф".

Разгоняет облако тумана, которое обрызгивает мое лицо...

"Стирает свободу воли", - продолжает Чик. "Ты делаешь все, что они тебе скажут. Никаких споров, никакого сопротивления. Что скажут, то и делаешь".

"Как это возможно?"

"Я не знаю, как и почему это работает, но это работает. Звучит как бред, я понимаю, но это не так. Они используют его в Колумбии уже много лет, чтобы грабить людей, насиловать девчонок и все такое. В основном его используют отморозки с улиц, но даже проститутки используют его на косяках, чтобы заставить их опустошить банковские счета или пополнить кредитные карты. А самое приятное - это то, что на следующий день вы просыпаетесь с огромным похмельем, но ни черта не помните. Только куски, и то если повезет".

"И эти люди, у них есть доступ к этому наркотику, и они использовали его на мне?"

"Да, но..."

"Но что?"

"Дыхание дьявола" у них не такое, как в Колумбии, брат". Чик снова затянулся сигаретой, все еще оставляя ее во рту. "Ты слышал, что я тебе только что сказал? Думаешь, что-то настолько мощное, что-то, что может сделать с людьми такое дерьмо, навсегда останется наркотиком для уличных бандитов в Южной Америке? Чертовы военные и правительственные люди получили его в свое распоряжение. Но и некоторые местные группировки тоже. Финансируемые элитой, они поработали над ним в лабораториях и придумали что-то еще лучше. Более сильная версия, часть оригинального наркотика и часть синтетического, представляешь? Этот хуже оригинала, мощнее. Он стирает память почти у всех жертв. Это лучше, чем оригинал, потому что с оригиналом потеря памяти время от времени исчезает, верно? А с новой разновидностью она остается почти у всех. Она разрушает сопротивление еще дольше. Полный контроль, босс, полный контроль, понимаешь?"

Я встал и отодвинул стул к столу. Мне нужно было двигаться. Мне нужен был свежий воздух, нужно было проветрить голову. "А у этих людей есть более сильная версия?"

Чик кивнул, протянул руку вверх и вырвал изо рта остатки сигареты. "Нужно быть осторожным в использовании. Дерьмо может быть смертельно опасным, если не знать, что делаешь. Грамм оригинального вещества может убить до пятнадцати человек, чувак, а это уже серьезное дерьмо. То же количество нового штамма может уложить в два раза больше. Именно это вещество они использовали на тебе, брат".

"Почему?" спросил я.

"Ты был избран".

"Избран? Для чего избран, почему я?"

"Я не знаю, чувак. Я никто, детка, ты должна это понять".

Я задумался на мгновение, давая всему этому осмыслиться, пытаясь разобраться в смутных следах воспоминаний о той ночи. В конце концов, это были не сны и не странные видения. Это действительно произошло. Они вдули мне в лицо этот наркотик, я вдохнула его, попала в глаза и рот, где он впитался в кровь и превратил меня в раба, исполняющего любую их прихоть.

"Когда они закончили с тобой, они выбросили тебя обратно на улицу и сказали идти домой. И как хороший маленький зомби, ты так и сделал. Самое приятное, что люди, принимающие наркотики, не ведут себя так, будто они под наркотиками. Они выглядят нормально. Может быть, немного расслабленными, но все еще теми же, понимаешь? Выглядят как они, звучат как они, все как у них. Теперь понимаешь, почему ты ничего не помнишь и на следующее утро у тебя было худшее похмелье в жизни, Большой Папочка?"

"Значит, они вкололи мне это дерьмо по дороге домой с работы", - сказал я. "Потом они отвели меня к банкомату и сказали, чтобы я опустошил свой банковский счет..."

"Дьявол дышал на тебя, детка".

"Но речь идет не об ограблении", - напомнил я ему. "Ты сам так сказал".

Чик кивнул.

"А что тогда?"

"Те, кто за занавесом, колдуны, им плевать на твои деньги".

"И кто же эти колдуны?"

Чик поднял сигарету. Она почти погасла. "Надо затушить, босс".

Я указал на пластиковую пепельницу на столе. Он наклонился вперед и раздавил окурок, затем сел обратно, снова держа больную руку за запястье.

"Кто они?" снова спросил я.

Чик нервничал и плохо это скрывал. "Это не так просто".

"Почему?"

"Потому что это не так, брат, я... ты должен понять, это... это не какая-то маленькая группка неудачников, которые издеваются над людьми. Это гораздо глубже, это... это больше, понимаешь? Это больше, чем кто-либо из нас думает".

"Отлично, - сказал я, - тогда давай начнем с того, на кого ты работаешь".

"Я ни на кого не работаю. Я свободный агент".

"Кто нанял тебя, чтобы ты следил за мной?"

"Дело не в найме. Это долг. Речь идет о крови".

"Ты испытываешь мое терпение, Чик, и очень меня злишь".

"Нет, нет, подожди, подожди. Я никто, понимаешь? Я далеко внизу, босс, в низшей лиге. Я болтаюсь поблизости, пытаюсь учиться, но я даже не совсем с ними, нет, пока нет".

"С кем?"

Он не ответил. Держа пистолет у ноги, я другой рукой ударил его по губам. Быстро. Яростно. Голова Чика откинулась назад, и он издал стон, но остался сидеть, сжимая запястье.

Прошло несколько секунд, но ответа так и не последовало, и я ударил его еще раз.

Кровь потекла из его носа, запеклась во рту и медленно потекла по подбородку. "Хорошо", - сказал он, его речь была невнятной из-за рассеченной нижней губы, которую разбил первый удар. "Хватит, я... ладно..."

"В следующий раз я выдерну сломанные пальцы из суставов, понял?"

"Остынь, детка, я слышу тебя громко и четко, ясно? Я твой парень".

Я уставилась на него, но он знал, что я не стану спрашивать в третий раз. Даже если бы я спросил, ему было бы так больно, что он все равно бы меня не услышал.

"Братство", - тихо сказал он, качая головой в отчаянии, как будто от одного только произнесения этих слов все было потеряно. "Оно большое, в нем участвуют настоящие люди. Я... я еще не так много знаю об этой части, я... я только недавно начал крутиться в некоторых кругах, понимаешь? Я тусуюсь и что-то слышу, да? Но я настолько низок, что даже те, кто занимается разведкой, отдают мне приказы, брат. Я ничтожество".

"Как ты вообще связался с этими людьми?"

"Знал некоторых ублюдков, которые знали других ублюдков. Подумал, что смогу заработать на хлеб, понимаешь? Я, как и все остальные, шеф, просто суетился, пытался пробиться". Кровь все еще текла у него из носа. Он смахнул кровь с лица и рта правой рукой, а затем вытер руку о рубашку. "Я кое-что слышал и..."

"Что за вещи?"

"Как будто некоторые из тех, с кем я работал, были чуваками низкого уровня, которые выполняли грязную работу для более крупной рыбы, более важных денежных парней, занимающихся каким-то безумным темным религиозным дерьмом. Богатые, могущественные ублюдки, те, кто всем заправляет, понимаешь. Элита". Он вытер кровь с носа. "Можно мне получить гребаную салфетку?"

"По мне, так это полная херня с теорией заговора", - сказал я, бросая ему салфетку.

"Я знаю, верно?" Он подсунул полотенце под нос и позволил своей искалеченной руке упереться в край стола. "Кучка богатых ублюдков играет в богов, управляет дерьмом и дергает за ниточки за кулисами, а люди вроде меня и остальных управляют дерьмом с улицы. Нужно контролировать овец, понимаешь?"

"Где мне найти этих людей?" спросил я.

"Они находят тебя".

"А как насчет твоих контактов, этих головорезов, управляющих дерьмом с улицы?"

Он посмотрел на меня, в его глазах читалась безнадежность. "Давай, парень".

Я осторожно постучал пистолетом по внешней стороне бедра и подошел ближе.

"Ладно, подожди! Я тусуюсь в одном клубе в Сансете, маленькой забегаловке под названием The Cube".

"Никогда о нем не слышал".

"Это за дюнами, на другом конце города от трассы, брат".

"Продолжай."

"Они тоже из низшей лиги, мелкая картошка, ясно? Они... мы... мы все низкопробные ребята. Но они больше меня, глубже меня, понимаешь?"

"Мне нужно имя, Чик".

Он закрыл глаза. "Феликс".

"Как кота?"

"Он не такое уж и дерьмо. Но на этом уровне он - мужик".

"Это он накачал меня наркотиками?"

"Не знаю. Меня там не было, чувак".

Я наблюдал за ним некоторое время, но не мог быть уверен, что он говорит всю правду. Возможно, потому что каждый раз, когда он лгал, это было очевидно, но, возможно, он блефовал. Даже такой паршивый лжец, как Чик, время от времени блефовал.

"Ты мне врешь?"

"Стал бы я это делать, если бы мы были такими хорошими друзьями и все такое?"

"Что еще они со мной сделали?" спросила я. "Куда они отвезли меня той ночью?"

"Клянусь Богом, я не знаю".

Я снова повернул пистолет, как молоток.

"По-честному, по-честному! Клянусь могилой моей матери, брат, я не знаю!"

Я заколебался.

"Они просто сказали мне следовать за тобой", - сказал он. "Вот и все. Я даже не знаю, кто ты, блядь, такой, ясно? По-настоящему".

Я вынул его водительские права и черную визитку, которую взял у него, и положил их обе на кухонный стол. Вторую карточку я оставил в бумажнике. "Что означает черная карточка?"

"Это вход", - сказал он.

"Куда?"

"Везде. Просто зависит от того, как высоко ты находишься".

"Как у меня оказалась такая карта?"

"Не могу сказать, даже если бы хотел, шеф".

"Догадываюсь".

Он поморщился, может, от боли, а может, от моего вопроса. А может, и от того, и от другого. "Могу поспорить, что кто-то облажался в ту ночь, когда ты был у них, оставил одного, и ты ее зацепил. Возможно, ты и не знал об этом. А может, у тебя был один из тех моментов, которые они называют "моментами ясности", верно? Может быть, у тебя был один из них, и ты схватил ее, думая, что она поможет тебе вспомнить, что произошло".

"А они знают, что она у меня?"

"А ты как думаешь?"

"Это было частью того, что ты должен был сделать, - вернуть ее?"

Он кивнул.

"Значит, так я могу попасть в клуб, в "Куб"?"

"В некоторые из них. Зависит от уровня. На всех карточках есть штрих-коды, которые ты не видишь. Некоторые позволяют попасть в такое место, как "Куб". Некоторые позволяют попасть на более серьезные вещи, например, на встречи или даже на большие вечера. Все зависит от твоего уровня, понимаешь?"

"Что это за большие ночи?"

"Ритуальные ночи, я... я ничего о них не знаю. Некоторые говорят, что их вообще не существует, что это все ерунда и разговоры, но Феликс сказал, что видел один раз. Может, он врет, а может, и нет, понятия не имею. Это все разговоры, брат, все шепотки и слухи, понимаешь? Большие секретные собрания, на которых они якобы делают все это темное дерьмо за закрытыми дверями, но кто знает наверняка? А те, кто знает, молчат, понимаешь?"

Сирена на улице прервала тишину, а затем исчезла вдали.

"Расскажи мне о Братстве", - сказал я.

"Братство Сатурна", - ответил он громким шепотом. "Так они себя называют".

"Почему? Какой в этом смысл?"

"Я не знаю". Он отвел взгляд. "Спроси у них".

"Ну же, Чик, у тебя все было так хорошо".

"Я не хочу умирать", - тихо сказал он.

"Я не собираюсь тебя убивать".

"Я знаю. Но все равно умру".

"Нет, если..."

"Неважно. Я уже мертв, босс". Чик посмотрел на меня, окровавленного и со слезами на глазах. "И ты, наверное, тоже. Как я уже сказал, ты понятия не имеешь, с чем имеешь дело".

"Что, кучка панков, которые используют какой-то экзотический наркотик, чтобы грабить людей, когда они не тусуются в дерьмовом клубе и рассказывают жуткие истории идиотам вроде тебя, которые слушают их бредни? Серьезно?"

"Это не они. Это не то, что ты видишь, понимаешь? Как и во всем мире, папочка, не стоит беспокоиться о том, что находится впереди. Нужно беспокоиться о другом, о том, что позади". Он проверил полотенце: из носа все еще шла кровь, поэтому он снова положил его под ноздри и держал там. "Скрытые вещи скрыты не просто так. Они хотят оставаться такими. Даже если они прячутся на виду, как большинство из них".

Он был напуган до смерти, и было очевидно, что он считает меня наименьшей из своих проблем.

" Ты убил меня, как только вошел в эту дверь, босс". Он еще раз осмотрел полотенце, затем положил его на стол, очевидно, удовлетворившись тем, что кровотечение из носа остановилось или достаточно замедлилось.

Впервые я позволил себе сосредоточиться на чем-то другом, кроме Чика. Его квартира была маленькой и тесной, неухоженной и захламленной. Плита была грязной, раковина забита посудой. "Как долго длится действие "Дыхания дьявола"?"

"Несколько часов. Но с этим новым, более сильным штаммом, кто знает?"

"А как насчет побочных эффектов или флэшбэков, и тому подобных вещей?"

"Я не доктор и не ученый, откуда мне знать?"

Я крепче сжал пистолет, потому что не хотел, чтобы Чик видел, как дрожит моя рука. "Что-то еще случилось со мной той ночью, я... мне снятся ужасные сны".

"Это не сны, детка".

"Что они со мной сделали?"

"Клянусь, я не знаю".

Я верил ему.

"Я был с тобой откровенен. Ты можешь сделать мне одолжение? В том шкафу". Он указал на шкаф над раковиной. "За большой чашей, возьми ее для меня".

Не сводя с него глаз, я открыл шкаф, пошарил за большой пластиковой миской и достал оттуда бутылочку с таблетками. Этикетки не было, и в нем было всего две таблетки. "Что это?" спросил я.

"Оксикодон". Он поднял искалеченную руку. "Это чертовски больно, брат".

Я открыл бутылку и постучал по ней, пока обе таблетки не упали в его раскрытую ладонь.

"В холодильнике есть пара бутылок пива", - сказал он. "Возьми и себе, если хочешь, блядь".

В холодильнике я обнаружил четыре банки дешевого пива, остатки сэндвича и небольшой контейнер молока, давно прокисшего. Я взял пиво, открыл его и поставил на стол для него.

"Спасибо".

"Удовольствие или боль", - сказал я ему. "Решай сам".

Чик сделал долгий глоток пива. "Черт возьми", - сказал он, с нежностью глядя на банку. "Ничто не сравнится с холодным пивом, правда? Одна из лучших вещей в мире".

Я еще немного огляделся. В одиноком и мрачном мире Чика холодное пиво было, вероятно, одним из немногих светлых пятен. Его стены были увешаны фотографиями обнаженных женщин и женщин в бикини, соблазнительно раскинувшихся на мотоциклах и хотродах. Мебель, а ее было немного, была дешевой и потертой, и все помещение было окутано ощущением печали и одиночества.

"Как я уже говорил, - объяснил Чик, - у них якобы бывают собрания. Я никогда на них не был, но слышал о них. Говорят, они делают всякие штуки, хреновые штуки. Ритуалы. Не знаю, насколько это правда. Как ты сказал, люди говорят много всякого дерьма, так что кто знает? Но что бы они ни замышляли, ничего хорошего. Они молятся Тьме, дружище".

"Тьме?"

"Сатурну".

"Планете?"

"Богу".

На стене висит грубая картина, изображающая старика, который властвует надо мной. Даже при скудном освещении я вижу, что он сидит на каком-то троне. Волосы у него длинные и непокорные, как и борода.

"Они поклоняются и планете", - говорит он. "Все взаимосвязано, понимаешь?"

В руке он держит косу...

"Связано с чем?" спросил я.

А его окружают многочисленные символы, написанные кровью, похожие на букву Т...

"Не знаю. Как я уже сказал, меня все еще медленно вводят в курс дела. Или, как минимум, меня. Теперь это не имеет значения. Ничто не имеет значения". Чик грустно пожал плечами. "И никогда не имело, я думаю".

"Где они проводят эти встречи?"

"Точно не знаю, но я слышал, что они используют много разных мест, так что их труднее отследить или узнать, где они будут. Многие из них даже не знают об этом до самого начала".

"И часто они так поступают?"

"Больше, чем можно подумать".

"Так что ты будешь делать, Чик? Свалишь и будешь надеяться на лучшее?"

"Засунуть пистолет в рот и нажать на курок".

Воспоминания о бритве, приближающейся к моему запястью, нахлынули на меня. Желудок забурлил с такой силой, что я подумал, что меня может стошнить. Я притворился безразличным, но Чик что-то почувствовал, возможно, намек в моем выражении лица. "Из-за этих дураков?" Я издевательски хихикнул. "Вряд ли".

"Надо их выпить". Он посмотрел на таблетки в своей руке. "Боль слишком сильная".

"Подожди, пока мы не закончим, ты мне нужен целым".

Он кивнул. "Я даже ничего не сделал, и вот я разговариваю с тобой, у меня вся рука в крови, а ты бьешь меня, как будто я гребаная боксерская груша".

В моем сознании промелькнул образ кого-то другого - женщины - и исчез прежде, чем я успел его рассмотреть. "Мне нужно знать, что произошло той ночью".

"Не могу помочь тебе с этим, дорогуша". Он улыбнулся, его зубы окрасились золотом и кровью. "Никто не может".

"Ты знаешь, где я могу найти Феликса, кроме Куба?"

"Нет. Он либо есть, либо его нет".

"Поезжай в больницу, - сказал я, - пусть тебе вправят пальцы".

Тяжело вздохнув, он высыпал таблетки в рот. "Все это не имеет значения".

В этот момент мне показалось, что я получил всю необходимую информацию, которой он располагал. "Не мешай мне, и у нас больше не будет проблем".

"Конечно, папочка". Он подмигнул. "Не знаю, куда я пойду, но увидимся, когда увидимся, понял?"

Я понятия не имел, о чем он говорит, пока он не начал кашлять, задыхаться, а затем биться в конвульсиях. Ему явно было трудно дышать, и самодовольный вид, который был у него всего несколько секунд назад, сменился паникой и агонией.

"Что такое?" сказал я.

Банка с пивом упала на пол, зашипела и укатилась под стол, когда глаза Чика стали белыми, а его тело упало со стула.

"Господи, что за хрень?" Я отступил назад, ошеломленный и растерянный.

Его тело внезапно охватила серия ужасных судорог.

Таблетки. Господи Иисусе, таблетки.

Корчась на полу, он задыхался, из его горла вырывались булькающие звуки, а затем его охватил еще один сильный приступ, и его тело, хотя и застыло, стало неподвижным.

К тому времени, когда я понял, что он, скорее всего, проглотил цианид, а не оксикодон, как он утверждал, Чик был мертв. Я присел, не решаясь прикоснуться к нему. По какой-то причине я пробормотал его имя, все еще пребывая в шоке и не в силах поверить, что он покончил с собой прямо у меня на глазах.

Кто, черт возьми, хранит в шкафу таблетки цианида? Я никогда не видел, чтобы кто-то делал такое, кроме как в шпионских романах или фильмах.

Чувство вины накрыло меня, как саван. Я встал и провел руками по волосам.

Бедный ублюдок, подумал я. Окончательность всего этого - трагедия - ударила по мне как молотком, и я подумал, что всего несколько дней назад сам был так близок к этому. С этой точки зрения все выглядело совсем иначе, неразумно и безрассудно, и все же я понимал этот страх и готовность сдаться лучше, чем кто-либо другой.

В ужасе я попросил прощения у всего, что могло слушать.

Паника ответила. Здесь был мертвый человек, которого явно избивали и пытали, а я находился в его квартире посреди ночи с незарегистрированным огнестрельным оружием и его кровью на костяшках пальцев. Я схватил полотенце и начал вытирать все, к чему прикасался с тех пор, как оказался здесь.

Я пропустил это, но теперь я знал, что Чик был в такой же ловушке, как и я. Только демоны изменились, и в конце концов он так испугался этих людей, что предпочел покончить с собой, чем снова иметь с ними дело.

Они молятся Тьме.

Засунув 9-миллиметровый пистолет за пояс, я снова вышел в ночь, прекрасно понимая, что темнота больше не принадлежит мне.

Она принадлежала им.

Внизу, на улице, я видел первые намеки на дневной свет, пробивающийся над далеким городским пейзажем. Находясь на грани паники, несмотря на жару и капающий пот, я чувствовал себя удивительно замерзшим. Ужасная волна паранойи накрыла меня, задушив с неуклонной, все более жестокой точностью гигантской змеи, ее тело скользило и извивалось в медленно меняющейся темноте с красотой и изяществом, которые, казалось, находились в прямом противоречии с ее намерениями. Я хотел - должен был - почувствовать себя одиноким, но не почувствовал. На самом деле, я чувствовала себя совсем не так. Уверенный, что за мной наблюдают, у своей машины я остановился и осмотрел темную улицу, глядя то в одну сторону, то в другую. Ничего. Никого.

Из соседнего переулка донесся звук опрокинутого металлического мусорного бака, эхом прокатившийся по пустой улице и зазвеневший в темноте. Я посмотрел в сторону переулка и увидел, как что-то маленькое и темное скрылось в тени.

Кошка, подумал я, просто бродячая кошка или, может быть, большая крыса.

Я оставался совершенно неподвижным, неглубоко дышал и прислушивался.

Вдалеке, возможно, в дальнем конце того же переулка, я услышал звук, похожий на шаги. Медленные. Уверенные. Приближающиеся.

Уставившись на угол переулка, я ждал.

Что-то выделилось из ночи и образовало смутный силуэт стоящего там человека. Огонек спички шипел, когда он прикуривал сигарету, и на краткий миг показалась линия челюсти и боковая часть лица. Но прежде чем я успел разглядеть какие-либо детали, пламя погасло, и пелена серого дыма скрылась во тьме.

Сзади меня доносились негромкие звуки молитвы, обращенные назад.

В дальнем конце квартала стоял второй силуэт, наблюдая за мной из-за угла. Через мгновение к нему присоединился третий, а затем и четвертый. Я оглянулся на аллею. К курящему мужчине присоединились еще двое.

Я запрыгнул в машину, включил зажигание и выехал, быстро, но осторожно, чтобы не завизжать шинами, так как не хотел, чтобы возможные свидетели видели, как моя машина покидает район. Но как только я набрал скорость, я дал деру.

Люди в конце переулка скрылись в темноте, когда я проезжал мимо, а когда я проверил задний вид, перед тем как свернуть в верхнюю часть квартала, то увидел, что остальные тоже скрылись.

Это безумие, подумал я. Как, черт возьми, они так быстро нашли меня? Как они могли узнать, что я здесь?

Я добрался до шоссе без происшествий, опустил стекло и позволил теплому воздуху омыть меня. Пульс снова был под контролем, но с меня все еще капало ведро пота, а нервная энергия била ключом. В этот час на дороге было не так много машин, но я все равно следил за всеми своими зеркалами, пытаясь понять, не едет ли кто за мной.

К тому времени как я свернул на Сансет, я убедился, что за мной никто не едет, так как после съезда с шоссе движение практически прекратилось, и обнаружить хвост было гораздо проще. Тем не менее, чтобы убедиться в этом, я выбрал самый длинный из возможных путей к своему дому.

Солнце поднималось над океаном, новый день пробивался сквозь тьму. Я осторожно подъехал к своему коттеджу, надеясь, что Софи еще спит и даже не заметила моего отсутствия. В доме было темно, поэтому я вышел из машины и пошел по тропинке к пляжу. Я не мог ухватить ни одной мысли, чтобы хоть что-то понять, поэтому, вместо того чтобы идти в дом, я пошел по тропинке через обрыв, на дюны и вниз к пляжу.

Оказавшись там, я встал у кромки воды, наблюдая, как ласковые волны бьются о берег и мокрый песок ложится мне под ноги. Вдалеке на небе уже горел оранжевый отблеск восходящего солнца, и, несмотря ни на что, всего на несколько секунд я почувствовал умиротворение. Даже в самые мрачные моменты появляется красота.

"Эй, парень, что ты делаешь здесь в такую рань?"

Я обернулся, одна рука инстинктивно потянулась к пистолету.

Дуэйн улыбнулся своими коричневыми зубами и почесал голову, его пальцы исчезли в путанице грязных волос. Он выглядел так, словно только что проснулся, что, скорее всего, так и было. "Остынь", - пробормотал он. "Это всего лишь я".

"Не видел тебя там", - сказал я, расслабившись настолько, насколько был способен. В прежние времена никто не мог подойти ко мне так близко, чтобы я не знал о его присутствии. И хотя я был рад, что за моей спиной стоял только Дуэйн, его присутствие заставило меня осознать, что мне нужно обострить чувства, снова вернуться в режим и оставаться там. "Нужно разобраться с кое-каким дерьмом. Решил немного понаблюдать за восходом солнца".

Дуэйн поплотнее натянул на себя свои лохмотья от одежды. Температура немного понизилась, но все равно было жарко, слишком жарко для всех этих слоев одежды. "Красиво, да?"

"Можно подумать, живя здесь, я лучше понимаю, насколько она прекрасна".

"Я вижу, как она поднимается каждое утро, и наблюдаю, как она опускается каждую ночь". Он пожал плечами. "Но, знаешь, я живу на улице, так что вполне логично, что так и будет".

Я почувствовала, что улыбаюсь. Мне нравился Дуэйн.

"Тебе нужно побыть немного одному?" - спросил он.

Однажды я уже видел, как убивают человека, и хотя это было много лет назад, это все еще преследовало меня. В тот раз я был случайным свидетелем, и хотя я мог что-то сделать, чтобы остановить это, но это подвергло бы риску мою собственную жизнь, а также жизни тех, кто был со мной. В этот раз все было иначе. Чик покончил с собой прямо у меня на глазах, причем непосредственно потому, что я загнал его в угол и заставил выбирать: либо иметь дело со мной, либо с теми, кто там, во тьме. Теперь он был мертв, причем так же верно, как и то, что я убил его своими руками.

"Я могу свинтить, если я тебе мешаю", - добавил Дуэйн.

Я чувствовал себя ужасно одиноким, но не обязательно хотел быть один. "Все в порядке", - сказал я ему. "Оставайся, если хочешь".

"Отлично". Он достал из кармана пальто маленькую бутылочку, сделал большой глоток и предложил мне. Когда я отказался, он вернул бутылку в карман и придвинулся ко мне. "Ты в порядке, Стэн?"

Я посмотрел в его стеклянные, налитые кровью глаза. "Не уверен".

С приглушенным ворчанием он сел на песок. "Плохая ночь?"

"В последнее время их было много".

"Может, я смогу помочь?"

"Я ценю это, но..."

"Я вижу много дерьма", - перебил он. "Я много чего знаю. Иногда быть невидимым не так уж и плохо, понимаешь? Люди видят меня, но не хотят видеть, поэтому я исчезаю. Хотя на самом деле я не исчезаю. Я все еще там. Наблюдаю, замечаю, слышу то, что не замечают другие люди, то, что, по их мнению, я не вижу, не замечаю и не слышу. Даже если и так, я не имею значения, так что кому какое дело, верно?"

Я сел, присоединившись к нему на песке.

"Но я знаю человека с дьяволом, кусающим его за пятки, когда вижу его. Я знаю это, потому что тоже годами пытался обогнать этого ублюдка. Открывает глаза, не так ли? Как я уже говорил, когда ты становишься таким, то видишь то, что остальные не замечают. Например, той ночью я видел именно тебя".

"Да", - признал я. "Так и было".

"Но это был кто-то другой, кто ходил в твоей шкуре". Он почесал в промежности. "В нашем мире происходят вещи, которые никто не видит. Потому что это не наш мир, Стэн, не совсем. Как ты сказал, плохие сны. У меня они тоже постоянно. Уже много лет, в основном потому, что я вижу те вещи, которые другие люди не видят".

"Какие вещи?"

"Людей, которые ими не являются. Как ты в тот вечер".

Я не был уверен, насколько глубоко я хочу залезть в это с Дуэйном, но он еще никогда не был так загадочен со мной. "Кто-то накачал меня наркотиками", - сказала я ему.

"Они накачивают наркотиками всех нас. Так или иначе".

"Ты знаешь, кто эти люди, Дуэйн?"

"Есть вещи в темноте, рядом с нами, вокруг нас все время - даже сейчас, при свете, только мы не всегда можем их увидеть. Иногда мы можем, или нам кажется, что можем, понимаешь? Мы видим их как бы мельком, верно? А потом появляются те, кто делает их сильными, кто молится тем, кто находится во тьме, понимаешь, о чем я говорю?"

Я замолчал и позволил ему говорить.

"Мир горит уже давно. Мне, собственно, уже наплевать. Как ты можешь судить по моему образу жизни, я не самый оптимистичный ублюдок на планете". Он тихонько хихикнул, нашел свою бутылку и сделал еще один глоток. "Но я не всегда был таким, чувак. Не всегда".

"Я тоже".

"Ты не можешь победить", - грустно сказал он. "Ты ведь знаешь это, верно?"

"А разве это имеет значение?"

Он отпил еще, затем вернул бутылку в карман. "Есть один парень, с которым тебе стоит поговорить", - сказал он, вытирая рот рукой. "Он сумасшедший, как крыса в доме, но знает, о чем говорит. Раньше был профессором, поэтому его так и называют - Профессор. Долго падал, неудивительно, что он сумасшедший, но это не делает его неправым".

Я ничего не сказал, но по выражению лица Дуэйна понял, что он чувствует мое беспокойство.

"Я знаю, о чем ты думаешь", - сказал он, доставая из пальто смятую пачку сигарет. "Последнее, что тебе нужно, - это чтобы какой-то бездомный придурок рассказывал тебе о другом бездомном придурке, который думает, что что-то знает".

"Дело не в этом, я..."

"Ты всегда был добр ко мне, Стэн, добр. И не потому, что тебе ничего не нужно".

Я хотел закрыть глаза, чтобы отключиться, но испугался того, что мог обнаружить, если бы сделал это. "Я не очень хороший человек, Дуэйн. Я совершил несколько ужасных поступков".

"Идет война, и она происходит вокруг нас. Большинство даже не подозревает об этом, и неважно, кто верит, а кто нет, это просто так. Тебе нужно поговорить с Профессором. Когда-то он написал книгу, ее опубликовали и все такое, но его уничтожили, убрали. Тебе нужно знать то, что знает он, Стэн. Я могу отвести тебя к нему".

"Как его зовут? Его настоящее имя".

Дуэйн на мгновение задумался, его глаза сузились до прищура. " Прости, я... ты же знаешь, я иногда путаюсь... Подожди... Это Клинтон. Нет, Квинтон. Да, именно так, Квинтон. Квинтон Касселлс. Но никто не называет его так".

"Он здесь, в городе?"

"Да, он близко. Очень близко".

"Кто ты, Дуэйн?" спросил я. "Кто ты на самом деле?"

"Я просто друг, Стэн. Стараюсь присматривать за тобой с тех пор, как мы познакомились".

"Я сплю? На мне сейчас "Дыхание дьявола"? Или я просто сошел с ума?"

Вместо ответа он смотрел на океан.

"Эта встреча с профессором", - сказал я. "Организуй ее".

Дуэйн кивнул, и мы с ним вместе смотрели на восход солнца, две потерянные души, пытающиеся найти путь сквозь безумие и выйти из темноты.

Никто из нас больше не разговаривал.

Через некоторое время я оставил его и вернулся в коттедж. В округе было тихо, и хотя людей, наблюдающих из тени, больше не было - по крайней мере, я их не видел, - я все равно чувствовал на себе их взгляды.

Я обнаружил, что Софи уже встала и возится у плиты. Она выглядела лучше, как будто действительно выспалась, но все еще была полна нервной энергии и явно обрадовалась, увидев меня. "Привет, - сказала она мне со своего места у плиты. "Я проснулась и искала тебя, и когда тебя здесь не оказалось, я забеспокоилась".

Прошли годы с тех пор, как я возвращался домой в пустой дом. Никто не беспокоился обо мне уже очень давно. "Я не хотел тебя будить".

Она рефлекторно улыбнулась. "Куда ты ходил?"

"Нужно было кое-что разузнать".

"И долго тебя не было?"

"Недолго. Тебе не нужно было готовить завтрак".

" Захотелось. Здесь не было ничего особенного, но у тебя была пара яиц". Софи указала на тостер на стойке. "Яичница на скорую руку с тостами подойдет?"

"Конечно", - сказал я, хотя мысль о том, чтобы поесть прямо сейчас, была отталкивающей. "Спасибо".

"Кофе тоже есть", - сказала она. "Бальтазар в спальне. Он все еще напуган, но, думаю, с ним все будет в порядке".

Я достал из шкафа кружку и налил себе. У нее уже была своя кружка, поэтому я подошел к столу, снял с пояса пистолет и положил его на стойку. "Тебе удалось немного поспать?"

"Удивительно, но да". Софи оглянулась через плечо и заметила пистолет. "Ты носишь с собой пистолет?"

Я выдвинул стул и опустился на него. "Взял с собой на всякий случай".

"Заметила, что в шкафу в спальне тоже есть дробовик". Должно быть, она что-то почувствовала в моем выражении лица, потому что потом сказала: "Я просто повесила несколько своих вещей, я не хотела лезть не в свое дело..."

"Все в порядке, не беспокойся об этом".

Софи перевернула яйца, посыпала их черным перцем, разложила по тарелкам и присоединилась ко мне за столом.

Я протянул руку и осторожно коснулся ее запястья. "Ты в порядке?"

"В жизни не чувствовала себя в большей безопасности, но со мной все будет в порядке. А что насчет тебя? Ты выглядишь еще более обеспокоенным, чем вчера вечером".

"Мне жаль, Соф. За все это".

"Ешь", - мягко сказала она. "Пока не остыло".

Мы оба сидели и смотрели на тарелки, ни один из нас не притронулся к еде. Затем наши глаза встретились, и мы обменялись неловкими улыбками.

"Выглядит замечательно", - наконец сказал я. "Пахнет еще лучше, но я..."

"Разве ты не голоден?"

Даже когда я взяла вилку и проглотила яичный белок, перед моим мысленным взором пронеслись вспышки ужасающего лица Чика. "Это очень вкусно".

"Так куда ты пошел? Что случилось?"

"Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Хорошо?"

Она откусила тост. "Поздновато для этого".

Я отпил глоток кофе и изо всех сил постарался вытеснить из головы видения бьющегося в конвульсиях тела Чика. Откусив еще несколько кусочков, я отодвинул тарелку и откинулся на спинку стула, мой желудок уже урчал и бунтовал против такого вторжения. Спокойно, как мог, я объяснил, что произошло ночью. К тому времени как я закончил, Софи тоже перестала есть, ее лицо побледнело, а глаза расширились.

" Ты уверен, что он был мертв?" - спросила она через минуту.

"Поверь мне в этом".

"Господи". Она потянулась за сигаретами и зажигалкой. "Если кто-нибудь видел, как ты входил или выходил оттуда..."

"Никто не видел. Кроме..." Я рассказал о темных фигурах, прятавшихся в переулке и на верхней части улицы. "Я не знаю, кто они, так и не смог их разглядеть, но очевидно, что они связаны с этим и следили либо за мной, либо за Чиком. Иначе они никак не могли узнать, что я там".

Софи встала, не зная, что делать. "А этот наркотик, это... что это было?"

"Дыхание дьявола".

"Точно, это. Звучит безумно, как будто этого не может быть".

"Я все еще не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне. Чик сказал, что я был избранным".

"Ладно, рада, что это не слишком жутко". Она прикурила сигарету и обняла себя за плечи. "И что еще случилось, они сделали с тобой что-то еще, когда ты был под действием этого наркотика?"

"Да, я просто плохо помню. Вспышки, кусочки, это как пытаться вспомнить сон, за который не можешь ухватиться".

Софи подошла к стойке. Она взяла с собой ноутбук. Взяв его, она вернулась к столу и запустила его, делая одну затяжку сигареты за другой, пока компьютер не был готов к работе. "Хорошо, - сказала она, скользя глазами по экрану. "Это реальная вещь. Дерево Борачерро, Колумбия, все это. Как будто из фильма. И ты хочешь сказать, что у них есть суперверсия?"

"Разработана в лабораториях бог знает кем. Чик сказал, что она связана с сильными мира сего, а он и те, с кем он был связан, - люди низкого уровня".

"Значит, они преступники, но вроде как секта?"

"Посмотри, что можно найти по Сатурну. Начни с бога".

Софи набрала текст, затем нажала на ссылку, и на экране появилась страница. В верхней части страницы было изображено изображение бога Сатурна.

На стене висела грубая картина, изображающая старика, который властвует надо мной.

"В чем дело?" - спросила она в ответ на мою очевидную реакцию.

Даже при слабом освещении я вижу, что он сидит на каком-то троне.

"Я видел этого... его... раньше".

Его волосы длинные и непокорные, как и борода. В руке он держит косу.

"Где?"

"В тех воспоминаниях, или снах, или как их там. Там был рисунок или картина на стене, но это все, что я могу вспомнить".

"Здесь говорится, что Сатурн - бог смерти, несчастья, изоляции и страха. Он также бог темного колдовства и ложных пророчеств. Время - его раб, и еще есть что-то о том, как он может управлять урожаем или что-то в этом роде". Она стряхнула немного пепла на свою тарелку. "Ну, это, конечно, весело, он звучит как обольститель".

Я пододвинул стул поближе, чтобы лучше видеть экран, игнорируя остатки криков, доносящихся из глубины моего сознания. " Продолжай".

"Финикийцы, - продолжила она, - древний народ, живший на восточном побережье Средиземного моря примерно до 300 года до нашей эры, называли его Молех, что означает "царь", и поклонялись ему как богу. Говорят, они приносили ему в жертву своих детей. Через огонь".

Я взял наши тарелки, отнес их к раковине, затем покопался в одном из ящиков, пока не нашел старую стеклянную пепельницу.

"Очевидно, крест - это древний символ солнца", - объяснила Софи. "У финикийцев символом Молеха - или Сатурна - был черный крест, что означало черное солнце. Но сам символ не похож на обычный крест. Он похож на букву Т, которая, видимо, в те времена считалась крестом".

"Да", - пробормотал я. "Я помню, что его рисунок был окружен подобными символами".

"Ладно, для них Сатурн был черным крестом. Или черным солнцем".

Опасаясь, я поставил пепельницу на стол, но остался стоять. "Значит, они поклоняются тому же богу, что и финикийцы?"

"Да, но подожди". Ее пальцы яростно забегали по клавиатуре. "Если верить нескольким сайтам, сегодня у власти находится древний культ Сатурна. Похоже, это может быть просто безумная теория заговора, но кто знает?"

"И что там говорится?"

"Что группа огромна и состоит из элиты, богатых, знаменитых и могущественных. Говорится, что они практикуют древнюю оккультную науку, основанную на культе, существовавшем до Великого потопа, в котором выяснили, как использовать силу планет и препятствовать человечеству. Говорят, что для этого они использовали темные силы, которые вызывали с помощью кровавых жертвоприношений. Боже, это какое-то дерьмо". Она раздавила сигарету в пепельнице и провела руками по волосам, убирая их назад и подальше от лица. "Это еще не все. Что-то о том, как они используют триединство планетарной математики, что бы это, черт возьми, ни значило, и ритуальные кровавые жертвоприношения, чтобы манипулировать миром и контролировать население. Здесь есть целый раздел о том, что Сатурн когда-то был нашим солнцем или что-то в этом роде, и о том, что Земля и Сатурн имеют нечто, называемое коаксиальной связью. Посмотрим, что еще. Что-то о том, как мозговые волны людей синхронизируются с электромагнитными волнами, исходящими от Земли, и что изменения в магнитном поле Земли связаны с изменениями в нашем мозге. Это сложно, я имею в виду - этого достаточно, чтобы голова взорвалась".

"Трудно понять, что реально, а что нет", - сказал я.

Если Софи и услышала меня, то никак не подала виду. Вместо этого она продолжала смотреть на экран, скользя пальцем по коврику мыши. "Там есть часть о черных кубах и шестиугольниках, и как они связаны с..."

"Черные кубы?"

"Во всяком случае, так здесь написано. О том, что примеры черных кубов есть везде, во всех религиях, в средствах массовой информации и на памятниках по всему миру. Говорится, что это конкретные примеры того, как сатурнианский культ в некотором смысле помечал свои территории, показывая всему миру, что он контролирует ситуацию и делает это прямо у нас под носом. Здесь утверждается, что даже выпускные платья и квадратная шапочка являются примером, что их происхождение основано на этом черном кубе. Он имеет отношение к жизни, куб - это строительный блок во всей природе, утверждается здесь, и греки считали, что Земля состоит из кубических частиц. Форма куба, форма треугольника или пирамиды и Всевидящее Око - все они важны в этом, я полагаю. Воплощение, души, приходящие и уходящие по кольцам Сатурна, Я-Христос - здесь столько информации, что у меня просто сносит крышу".

"Софи, - сказал я, - клуб, о котором упоминал Чик, назывался "Куб"".

"Ни хрена себе".

"Визитная карточка, по которой ты попадаешь внутрь, полностью черная, черный куб".

С тяжелым вздохом Софи зажгла еще одну сигарету. "Я знаю, что только что выкурила одну, но мои нервы расшатаны, так что если ты позволишь мне просто сидеть здесь и заработать рак легких без комментариев, я буду тебе благодарна". Она вернула свое внимание к различным веб-сайтам, перебирая их в попытке добыть хоть какую-то дополнительную информацию. " Слушай сюда", - сказала она, перестраиваясь. В 1979 году космический аппарат "Вояджер" обнаружил идеальный шестиугольник над северным полюсом Сатурна. В 2006 году другой аппарат под названием "Кассини" показал, что шестиугольник все еще там. По его краю против часовой стрелки со скоростью шестьдесят миль в час движутся облака. Поскольку в этих кругах Сатурн известен как черное солнце, они называют этот шестиугольник Черным кубом, потому что шестиугольник, если смотреть на него трехмерно, представляет собой куб. Для тех, кто верит и поклоняется Сатурну, открытие шестиугольника - еще одно доказательство их места и власти во Вселенной и в природе человека и всего сущего".

Мы оба были потрясены.

"Какого черта, Стэн?" Софи смотрела на меня с равным смятением, страхом и неверием. "Это что, правда?"

"Трудно поверить, что столько информации может быть так легко доступно, и никто из нас никогда об этом не узнает, но..."

"Похоже, это повторяющаяся тема", - перебила она. "Все на виду, но люди этого не видят и не осознают, а если и осознают, то никто в это не верит. А тех, кто верит, считают психами".

"Реально ли все это или просто куча безумных теорий - это уже другая история, - сказал я, - но что-то в этом есть".

"Как минимум, есть очень ненормальные люди, которые верят в это дерьмо".

Я подошел к заднему окну и посмотрел на тропинку, ведущую через дюны к пляжу. Жара уже поднималась, рябила и размывала мир, поднимаясь из песка, как мираж.

"Это безумие, но, Стэн, если это правда, хотя бы часть, то эти люди еще опаснее, чем мы думали. А если это все чушь, то они еще и больны на голову. Мы говорим о глубоком безумии. И, если тебе интересно, ни тот, ни другой вариант не сулит нам ничего хорошего". Софи выглядела такой потерянной и испуганной, такой уязвимой, несмотря на свою силу. Мне хотелось обнять ее и сказать, что я тоже ничего не понимаю, что я так же напуган и растерян, как и она, но что все будет хорошо. Вместо этого я остался на месте и указал ей на ноутбук. "Есть что-нибудь еще?"

"Куча. Потребуется несколько дней, чтобы просмотреть все эти сайты и всю эту информацию".

"Ты можешь найти что-нибудь о профессоре Квинтоне Касселлсе?"

Софи набрала это имя. "Здесь есть парень с большим сайтом, похоже, у него есть что-то для каждого любителя конспирологии. Инопланетяне, круги на полях, теневые правительства - целая мегилла... И, похоже, несколько лет назад они брали интервью у человека с таким именем. Он написал книгу под названием "Врата Сатурна", и, согласно этому интервью, она разрушила его карьеру. Говорится, что раньше он был уважаемым профессором колледжа, но после того, как он попытался распространить правду о том, что он назвал "Заговором сатурнианского культа смерти", он исчез с глаз долой. Он не единственный, кто выпустил подобную книгу, но он местный, или был им в то время, когда писал книгу. В его биографии говорится, что он жил в Кембридже. Согласно этому сайту, Касселлс полностью исчез из поля зрения, и никто не видел и не слышал о нем почти пять лет. Они даже не уверены, что он еще жив, но этот сайт, похоже, считает, что он скрывается или что-то в этом роде. Возможно, он чудак, Стэн".

"Может, и так", - сказал я. "Или он может быть кем-то, кто может помочь".

"Как ты узнал о нем?"

Я не очень хотел ей говорить, но мы уже спускались в кроличью нору, какая теперь может быть разница? "Думаю, Дуэйн знает, где его найти".

"Дуэйн?"

"Да".

Она закрыла ноутбук и вздохнула. "То есть, Дуэйн - бездомный, которого ты знаешь?"

"Да".

"И он случайно знает этого парня?"

"Очевидно".

"И ты не находишь это немного странным? К черту, очень странным?"

"Послушай, - сказал я ей, - сейчас все кажется кошмаром, из которого я не могу найти выход". "Ничто больше не имеет никакого чертова смысла. Может, и не было. Но, может быть, этот парень поможет мне отделить факты от вымысла и подскажет выход из сложившейся ситуации. Может, Дуэйн уже давно знает, что происходит, я не знаю. Но пока я не получу от него весточку, мне нужно проверить тот клуб, "Куб", и посмотреть, что я смогу найти".

"Думаешь, он будет открыт в воскресенье?"

"Есть только один способ узнать".

"Отлично. Я иду с тобой".

"Нет, не пойдешь".

"Стэн, избавь меня от мачо-героя, ладно? Я сама справлюсь".

"Дело не в этом. Просто мне лучше одному. И я не хочу, чтобы тебе было больно".

"Это мило, я тоже не хочу, чтобы тебе было больно".

"Соф..."

"Пойдем", - сказала она, взяла свою сумочку и прошла мимо меня, сигарета свисала у нее изо рта, а дым тянулся из ноздрей. "Я поведу".

Кровь. Повсюду. На стенах, на полу, в проломах потолка, где не собираются пауки...

Я хочу встать. Я хочу бежать. Но все, что мне удается, - это ползти по мокрому и липкому полу. Здесь пахнет. Как смерть, пахнет смертью. Все, что должно было находиться внутри тела, оказалось снаружи. Их разбросали по полу, они перекинулись через окно, как кровавые лианы, а зеркало, которое когда-то висело на дальней стене, теперь лежит в углу напротив меня, разбитое вдребезги.

Со стены наблюдает Темный, его подобие нарисовано кровью.

На другой стене - всевидящее око в пирамиде, взирающее на меня, как повелитель, которому оно служит, - оно тоже измазано кровью и различными человеческими жидкостями.

Крики прекратились. Теперь здесь тихо. Так тихо, что я слышу, как надо мной щелкают и извиваются пауки. А за выбитым окном, выходящим на океан, начался мелкий дождь, накатывающийся с Атлантики вдалеке, пока туман и дымка медленно рассеиваются.

Я продолжаю движение. Мне приходится ползти по отвратительному полу, несмотря на сырость, хлюпающую под ладонями, и на то, что ноги скользят при каждой попытке.

В конце концов я с трудом добираюсь до маленького, похожего на раковину, куска потрескавшегося фарфора в углу, который я не заметил раньше. Хотя его скрывает тень, он тоже забрызган кровью. В неглубокой ванне плавают какие-то предметы, ужасные твари, покачивающиеся в черной смеси желчи и крови.

Шепот... кто-то шепнул мне на ухо? Почувствовал ли я дыхание, внезапный горячий и едкий выдох в горле, когда из тени донеслись непонятные мне слова?

Я судорожно оглядываюсь по сторонам, но никого нет. Я наедине со своим ужасом, кровью и грязью, наедине с безумным королем, обозревающим свои игрушки с трона ужаса и обмана.

Находясь достаточно далеко от центра комнаты, я вижу, что мазки крови на полу не случайны, как мне показалось вначале.

Они образуют огромную пентаграмму.

Следуя GPS-навигатору на телефоне Софи, мы нашли "Куб" на боковой улице, которая в остальном состояла из нескольких обветшалых домов, нескольких заколоченных и давно закрытых магазинов и пустой, заросшей травой и сорняками площадки. С улицы "Куб" выглядел так, будто был закрыт уже много лет, как и все остальное в этом районе. Приземистое здание с плоской крышей и без окон сильно обветшало и было полностью выкрашено в черный цвет, как и парадный вход, над которым висела небольшая красная вывеска с названием заведения.

В эту часть Сансета больше никто не заходил, и уж тем более на эту улицу, если только они не проезжали мимо, не заблудились или если "Куб" не был их конечным пунктом назначения. В это время суток, особенно в воскресенье, здесь, скорее всего, было еще пустыннее, чем обычно, звуки из более оживленной туристической части города были едва различимы.

На небольшой грунтовой площадке рядом со зданием стояли три машины, но все они были старых моделей, и невозможно было сказать, как давно они там стоят.

"Я уверена, что он закрыт", - сказала Софи.

"Скорее всего, но я собираюсь взглянуть поближе. Оставайся здесь".

"Но..."

"Я серьезно", - твердо сказал я, а потом, видя ее неодобрение, добавил: "Ты нужна мне здесь, хорошо? Особенно если я попаду внутрь".

"Хорошо. Но если ты не выйдешь через пятнадцать минут, я приду за тобой".

"Если я не выйду через десять, оставайся на месте и звони в полицию". Я подождал, пока она посмотрит мне в глаза. "Понятно?"

"Да, я поняла", - тихо сказала она. "Просто будь осторожен, хорошо?"

Я вышел из машины и прислонился к ней, наблюдая за окрестностями и ожидая, не появится ли кто-нибудь из пресловутого леса. Никто не появился. Я чувствовал запах океана - единственное напоминание о том, что я все еще близко к дому. Это мало утешало.

Удовлетворенный своей разведкой, я пересек улицу и подошел ко входу в "Куб". Дверь была черной, как и все остальное здание, поэтому сначала ее было трудно разобрать, но потом я увидел маленькую серебряную ручку и слот для карты слева от нее, который, как ни странно, напоминал тот, что можно найти в банкомате.

Я потянул за ручку, но дверь оказалась заперта. Еще раз быстро осмотревшись, я достал из бумажника черную карту и вставил ее в прорезь. За коротким жужжанием последовал звук отпираемого замка, и на этот раз, когда я взялся за ручку, дверь открылась без сопротивления.

Внутри было так темно, что мне пришлось протянуть руку и коснуться стены справа, чтобы сориентироваться, пока мои глаза привыкали к внезапному отсутствию света. Постепенно скромное фойе с черными стенами и потолком, покрытыми шрамами, и потертым красным ковром стало лучше видно. На стене слева от меня висели две черно-белые фотографии в серебряных рамках, рекламирующие музыкантов, которые, предположительно, выступают здесь. Небольшой узкий коридор выходил в собственно клуб, где я увидел бар и несколько столиков, освещенных свечами. Вдоль задней стены располагалась сцена, на которой стояли барабанная установка и пианино, ни одно из которых не было занято.

Пройдя в лаунж-зону, я заметил, что все столики пусты, но два табурета у богато украшенного, с подсветкой и в основном стеклянного бара, несомненно, центрального элемента помещения, были заняты: один - мускулистым мужчиной с бритой головой, а другой - пожилым человеком в дешевом и помятом костюме. Через динамики, спрятанные в стенах и потолке, играл мягкий джаз, а привлекательная женщина-бармен стояла за стойкой и равнодушно наблюдала за мной. Одетая в черную юбку и жилетку с блестящим красным галстуком-бабочкой, она и вся обстановка располагали к ретро, как будто я шагнул назад во времени и попал в маленький джаз-клуб другой эпохи.

Лысый мужчина оглянулся на меня, когда я подошел, и в его маленьких темных глазах, похожих на грызуна, появилось странное выражение. Пожилой мужчина по-прежнему сидел над своим напитком, и хотя он не поднял глаз и не признал меня, я понял, что он знает о моем присутствии.

Хотя я был уверен, что никогда не бывал здесь раньше, в этом месте было что-то знакомое, что беспокоило меня. Я и раньше бывал в барах, которые не отличались гостеприимством, но здесь все было по-другому. Я чувствовал себя не просто незваным гостем, я чувствовал страх, и не знал, почему. Изо всех сил скрывая это, я выбрал табурет, облокотился на стойку и кивнул бармену.

"Как вы сюда попали?" - спросила она.

"Прошел через парадную дверь", - ответил я.

Она ухмыльнулась, поправляя тяжелый макияж. С длинной гривой рыжих волос такого оттенка, который можно найти только в бутылке, и карикатурной фигурой она была совсем не пугающей, хотя и старалась изо всех сил. "Это частный клуб", - огрызнулась она, бросив быстрый взгляд на лысого парня. "Чтобы попасть сюда, нужна карточка".

Я протянул карточку.

Лысый мужчина соскользнул со своего табурета.

"Полегче, Тедди", - сказал пожилой мужчина, не поднимая глаз от своего напитка.

Я повернулся к нему лицом, но так и остался сидеть, не сводя с него глаз. "Вы его слышали", - сказал я.

"Что ты пьешь, сынок?" - спросил пожилой мужчина.

Вместо того чтобы ответить, я продолжил соревнование взглядов с его приятелем.

"Тедди", - сказал он, на этот раз громче. "Полегче, я сказал".

Тедди передернул плечами, как это иногда делают спортивные "крысы", чтобы расслабиться, и вернулся на свой табурет. Когда он подошел, то бросил мне еще одну усмешку, чтобы я знал, что он рядом, если я захочу продолжить эту тему.

Я улыбнулась ему в ответ, зная, что так я добьюсь желаемого.

Как только он прервал зрительный контакт, я повернулась к мужчине постарше. Его серебристые волосы были подстрижены под ноль, а на темно-коричневой коже было много складок и морщин. Вблизи он выглядел намного старше, чем мне показалось, и имел вид старого, измученного джазового музыканта, которым он, скорее всего, и являлся. Но в этом человеке чувствовалась серьезность, темнота не только в нем, но и внутри него, подлинная до мозга костей, а его глаза рассказали столько, сколько мне нужно было знать, потому что если бы внешность могла убивать, Тедди был бы мертв. Но старик не сказал ему ни слова. Да и не нужно было. К тому времени как Тедди вернулся к своему напитку, он покорно склонил голову под тяжестью жесткого взгляда старшего.

"Здешние жители зовут меня Слайд", - сказал мне старик, а затем обратился к бармену: "Принеси нам пару рюмок Джека, а, Долли?"

"Я в порядке", - сказал я. "Я здесь не для того, чтобы пить. Я ищу Феликса".

"Не знаю никого с таким именем".

"А ты, солнышко?" спросил я бармена. "Вы знаете кого-нибудь с таким именем?"

Она уставилась на меня.

"Ну ладно, Клайд, - сказал я, - полагаю, все зависит от тебя. Где мне его найти?"

"Это Слайд". Он невозмутимо потягивал свой напиток. "Человеку следует быть осторожным в том, как легко он произносит подобные имена. Никогда не знаешь, кто может подслушать и принять к сведению. Особенно в тех местах, где мужчине вообще не стоит появляться".

Я чувствовал, как продолжаю трансформироваться, возвращаясь к этому странному другому, старому, жестокому, высокомерному альтернативному "я", которое, как мне казалось, я уже давно уничтожил и похоронил. "Я сделаю все возможное, чтобы наплевать на это", - сказал я. "А пока, где он?"

"Сынок, иди домой", - сказал Слайд, его налитые кровью глаза умоляли меня. "Забудь обо всем этом, отпусти все и живи дальше, пока тебе еще есть смысл жить, слышишь?"

Все еще пытаясь сдержать себя, я опустилась на табурет и сделал шаг назад, чтобы держать обоих мужчин в поле зрения, полностью ожидая, что Тедди набросится на меня. К моему удивлению, это был Слайд, который собрал свои ключи и спустился с табурета. Я хотел задать ему вопрос, выпытать у этого человека, что он знает, но темнота в нем вывела меня из равновесия, а темнота, поднимающаяся во мне, была еще хуже.

"Я не знаю, как ты получил эту карточку, кто такой этот Феликс и что ты думаешь здесь делать, но поверь мне, когда я скажу тебе это, друг. В этом мире есть места, где тебе не место, и ты сейчас стоишь в одном из них. Иди домой, как я тебе и говорил. И не возвращайся".

"Он имел в виду сейчас". Тедди повернулся ко мне лицом, но остался сидеть.

Я никогда раньше не видел этих людей, но они знали меня. Они узнали меня так же, как и Чик. Я это чувствовал.

"И оставь карточку", - добавил Тедди. "Это собственность клуба."

Я протянул ее как приз. "Почему бы тебе не прийти и не забрать ее?"

Тедди усмехнулся. "Ты просто тупой или какой-то умственно отсталый?"

Я кинул ему карточку. Карточка сорвалась с его плеча и полетела на пол. Он так и не сдвинулся с места. На этот раз я усмехнулся. Затем я отошел, быстро вышел в фойе, прошел через дверь и вернулся в теплый и солнечный свет дня, в голове у меня все перевернулось, а сердце разбилось о грудную клетку с неуловимостью кувалды.

Как я и предполагал, Тедди последовал за мной через парадную дверь, и, как и много лет назад, то, что было дальше, представляло собой ряд вариантов. Если ситуация примет физический оборот, я уже знал, что буду делать. С самого начала я буду опережать его на шаг или два. Как при езде на велосипеде, подумал я, такое никогда не забывается. Сколько бы ты ни убеждал себя в этом.

На другой стороне улицы я увидел, что Софи сидит в машине, как только оказался на улице, и мог только надеяться, что она останется на месте. Я бросил на нее взгляд, показывающий, что так будет лучше, но не мог сказать, увидела ли она его или поняла.

"Эй!" прорычал Тедди у меня за спиной.

Я остановился и повернулся к нему лицом.

"Что это было?" - спросил он.

"Я здесь не для того, чтобы разговаривать с тобой, придурок".

Он выпрямился и сделал шаг ближе. "А я здесь, чтобы поговорить с тобой, ловкач".

"Если ты не хочешь сказать мне, где я могу найти Феликса, мне больше нечего сказать".

"Вместо того чтобы говорить, может, тебе стоит попробовать слушать?"

"Ты можешь отвести меня к Феликсу или нет?"

"Я не знаю, кто это", - сказал он, указывая на меня корявым пальцем. "Но я скажу тебе, что я знаю, хрен сырный. Ты не с теми людьми возишься, и тебе нужно убираться отсюда и никогда не возвращаться".

"Ты меня не интересуешь", - сказал я. "Мне нужно поговорить с Феликсом".

"Думаешь, мне есть дело до того, что тебе нужно?"

"Где мне его найти, урод?"

Что-то в его глазах изменилось. В них промелькнуло своеобразное удовлетворение, которого я не ожидал. "Ты не находишь Феликса, сучка. Он находит тебя".

"Ну, вот я и здесь".

"Убирайся отсюда, пока не пострадал, дедуля".

Я промолчал. С такими парнями, как Тедди, это и не нужно. Я просто улыбнулся. Широко. Достаточно широко, чтобы он понял, что я смеюсь ему прямо в лицо и мне плевать, знает ли он об этом.

Заглотив наживку, Тедди бросился на меня. Я ударил его пяткой ладони в основание горла. Сильно. Сила удара и его движение вперед остановили его. Он задыхался, потрясенный как скоростью, так и эффективностью удара, и поднес обе руки к горлу. Отскочив в сторону, он упал на спину и задыхался. Пошатываясь, он начал кашлять, пока с нижней губы не потекли длинные капли слюны почти до самого бортика.

Я мог бы пнуть его коленом оттуда и устроить избиение всей его жизни, как только он окажется на тротуаре, но вместо этого я подождал его, бросив быстрый взгляд на Софи, которая, к счастью, завела машину, но не вышла из нее.

"Передай Феликсу, что я его ищу", - сказал я. "Понятно?"

""Иди в жопу", - сказал Тедди, его лицо покраснело в пунцовый цвет.

У входной двери "Куба" появился Слайд, у которого изо рта торчала сигарета. Увидев происходящее, он покачал головой, затем повернулся и медленно пошел в противоположном направлении.

Я перешел улицу, помахав Софи, когда отошел от обочины. Она остановила машину, и я запрыгнул в нее.

"Вот дерьмо!" - сказала она. "Это было круто! Ты чертовски крут!"

"Просто удачный удар, которого он не ожидал". Я указал на Слайда. "Следуй за ним".

"Я думал, этот парень убьет тебя, он же огромный!"

"Соф", - сказал я, указывая. "Следуй за ним".

"Да", - сказала она, оторвавшись от своих мыслей. "Хорошо, хорошо, я займусь этим".

Она повела машину, крадучись за ним, пока Слайд шел к следующему кварталу, а затем к следующему. Он не смотрел на нас, но знал, что мы там.

"Держись прямо за его задницей", - сказал я ей.

"А с тем парнем все в порядке?" - спросила она, посмотрев на задний обзор.

"С ним все будет в порядке".

Тут я заметил, что свет изменился. Он был уже не таким ярким, как раньше. Сначала я подумал, что это просто мои глаза адаптируются, но темные тучи начали надвигаться со стороны океана, закрывая солнце и неся с собой угрозу летней грозы.

Слайд вышел на улицу и пошел по небольшой насыпи в сторону железнодорожных путей, которые проходили через город. Софи остановила машину, я вышел и последовал за ним пешком. На этот раз она пошла со мной, и у меня не было времени сказать ей, чтобы она не делала этого, так как я не хотел потерять его.

Внизу, у железнодорожных путей, стояло несколько небольших старых домов, простоявших там несколько десятилетий, а также несколько заброшенных кирпичных развалин, расположенных на потрескавшемся асфальте, заросшем сорняками и заваленном мусором и обломками. Я проезжал мимо этого места издалека раз или два, но до сих пор не решался зайти в это место.

"Держись поближе, - сказал я Софи. "Неизвестно, куда он может нас завести".

Примерно через сто ярдов дорога превратилась в грунтовую, а сорняки и заросли травы были высотой почти по колено. В конце дороги, где она превратилась в лес, стояли две маленькие ветхие хижины и развалины еще трех - остатки прежней эпохи, когда те, кто работал на богачей в этом маленьком приморском курортном городке, жили в нищете на самом краю города в самодельных лачугах - хибарах из грубых построек. Теперь, спустя десятилетия, это было все, что осталось.

Слайд продолжал двигаться, идя медленным и уверенным шагом. Он не оглядывался, даже когда добрался до своей хижины. Он поднялся по трем шатким ступенькам, отпер дверь и скрылся внутри. Но он не закрыл за собой дверь, а появился за ширмой несколько секунд спустя, наблюдая за нами без всякого выражения.

Мы остановились в зарослях сорняков, которые составляли его передний двор.

Я оглянулась, чтобы убедиться, что Тедди или кто-то еще не последовал за нами. Мы были одни. Казалось, что это совершенно другой город, может быть, даже другая планета, одинокая и безлюдная, но всего в нескольких минутах от коммерческой суеты и ликующих криков туристов.

Сквозь ширму Слайд пробормотал что-то, чего я не смог разобрать, но по голосу я понял, что это какая-то молитва, хотя и не мог быть уверен. Его голос был низким и шепелявым ворчанием, просачивающимся сквозь грязную ширму, а затем он замолчал и продолжил смотреть на нас. Когда он наконец заговорил, то громко и внятно, сказал: "Иногда дьяволу достается не по заслугам, сынок".

"Как это?" спросил я.

Веки его налитых кровью глаз потяжелели, придав ему почти рептилоидный вид. "Дьявол не приходит к тебе", - сказал он. "Ты приходишь к нему".

Некоторое время мы стояли молча.

"Если вы входите, - наконец сказал Слайд, - то идите вперед".

Я почувствовал, как рука Софи взяла мою и крепко сжала. Вместе мы поднялись по ступенькам. Слайд так и не открыл дверь, он просто отошел в сторону, глубже в хижину.

Когда мы вошли внутрь темного маленького здания, нас встретил странный запах, похожий на запах ладана, но более сильный. Повсюду валялись банки из-под пива и пустые бутылки из-под спиртного, старая акустическая гитара лежала на диване, заваленном обертками от еды и старыми журналами, а на одной стене висели две электрогитары и несколько золотых пластинок в рамке, дешевые стекла и пластиковые рамы были измазаны и нуждались в хорошей чистке. На другой стене был грубо нарисован шестиугольник, а вокруг него - несколько других странных символов. За маленькой главной комнатой находился узкий коридор, который, предположительно, вел в небольшую спальню. Кухни не было, и я даже не мог быть уверен, что здесь есть водопровод, не говоря уже о ванной.

"Ты думаешь, я какое-то животное?" спросил Слайд.

"Что ты имеешь в виду?"

"Конечно, здесь есть ванная", - сказал он. "Я бедный человек, но все же человек".

Страх окутал меня, как одеяло. Как, черт возьми, он узнал, о чем я думаю?

"В этом мире есть много вещей, которых ты не понимаешь". Слейд опустился на диван, взял гитару и положил ее на колени. "Но ты это поймешь. Как и дьявол, ты придешь. Рано или поздно они все приходят. Смиренные не унаследуют ни хрена, сынок".

"Я ни к чему такому не приходил", - сказал я. "Вы, люди, выбрали меня. Вы ограбили меня, вы..."

"В дураках никогда нет недостатка", - сказал Слайд, взял гитару и медленно заиграл на ней. В тихой хижине она звучала призрачно. "Они совершают ошибки. Говорят, когда не надо, жадничают, когда не надо, не замечают, когда надо, когда что-то пропадает. Например, черная карточка или быстрый поход к банкомату, да? Это ничего не значит, сынок. Все смывается. Спроси своего маленького друга в Броктоне".

"Я не могу", - сказал я. "Больше нет".

Слайд улыбнулся своими налитыми кровью глазами и тихонько заиграл на гитаре.

"Что вы от меня хотите?" спросил я.

"Вы люди? Черномазый, пожалуйста".

"Я здесь не для шуток, Слайд".

"Ты понятия не имеешь, зачем ты здесь, сынок. Если бы ты знал, ты бы уже бежал".

"Чего ты хочешь? Почему я? Почему ты выбрал меня?"

"Не мне говорить. У тебя был шанс уйти. Ты этого не сделал".

Софи потянула меня за руку. "Давай уйдем отсюда".

"Разве я не сказал тебе идти домой?" спросил Слайд. "Разве я не дал тебе этот шанс?"

Я держался твердо. "Я хочу поговорить с Феликсом".

"Хочешь сейчас".

"Сделай это".

Он сыграл на гитаре быстрый рифф. "Все случится так, как задумано".

"Софи", - сказал я, вырывая свою руку из ее. "Иди подожди снаружи".

"О, ты собираешься побить уставшего старика?" спросил Слайд, улыбаясь.

"Пожалуйста, Стэн", - сказала Софи. "Давай просто уйдем".

"Нет, пора..."

"Странная штука - время", - сказал он. "Ты ничего о нем не знаешь. Ты только думаешь, что знаешь".

Я попытался вспомнить, что Софи рассказывала мне о Сатурне в своих исследованиях. Что-то о времени, но я не мог вспомнить.

"Время принадлежит ему", - сказал Слайд. "Делает то, что он ему говорит".

И тут до меня вдруг дошло. Время - его раб.

"Сатурн", - сказал я.

Он откинулся на спинку стула и дал гитаре отдохнуть, но медленное кипение гнева бурлило прямо под холодной внешностью, которую он так старательно пытался изобразить. "Ты встаешь на колени, когда произносишь его имя, мальчик".

"Я ни перед кем не встаю на колени", - сказал я. "Тем более перед каким-то дешевым божком, которого кучка таких долбаных уродов, как вы, считает дьяволом".

"Продолжай говорить. Продолжай насвистывать прямо мимо этого кладбища. Продолжай говорить себе, что ты не боишься темноты. Может быть, рано или поздно ты в это поверишь".

"Единственный, кто должен бояться, - это ты".

"Змея не боится крысы, сынок. Паук не боится мухи. Они ставят ловушку и ждут, пока добыча сама придет к ним. И она всегда приходит". Он указал на дверь позади нас. "Всегда".

Я скользнул к двери и бросил быстрый взгляд на улицу.

Перед хижиной в ряд стояли Тедди и еще двое мужчин.

Все трое были немалого роста, а один, особенно мужчина посередине, - огромным. Все трое были одеты в черное. Тедди и человек, который мог бы быть его близнецом, тоже с бритой головой, стояли по обе стороны от третьего, огромного чернокожего мужчины с толстыми косами, свисавшими до середины спины. Его льдисто-голубые глаза были столь же поразительны, как и его массивное, скульптурное телосложение. Я застыла на этих глазах. Он явно был главным в этой троице.

Я взял Софи за руку. "Держись позади меня, поняла? И не говори ни слова".

Слайд тихонько засмеялся, я толкнул дверь и спустился по ступенькам с Софи за руку. Я почувствовал, как она потянулась за мной, и оглянулся. Она присела и схватила с земли камень размером с яблоко.

Прежде чем я успел остановить ее, она бросила его в них. Камень попал в самого низкорослого из троих и отскочил от его гладкой головы чуть ниже уха. Он поднял руку к голове и угрожающе посмотрел на нее. "Сука, серьезно? Какого хрена?"

"Она снова так делает", - сказал Брейдс, его голос был ровным баритоном с легким ямайским акцентом. "Перережь ей глотку, мать твою".

Ухмыляясь, как имбецил, Тедди достал с пояса огромный нож и протянул его нам обоим.

"Будь спокойна, Софи", - сказал я, не разрывая зрительного контакта.

"Да, Софи", - отозвался Брейдс. "Будь спокойна".

"Она просто напугана, это не имеет к ней никакого отношения", - сказал я. "Кто ты?"

"Неважно, кто я. Человек хочет тебя видеть".

"Человек?"

Брейдс кивнул.

"И кто же этот человек?"

"Это тоже неважно. Важно лишь то, что ему нужно тебя увидеть".

"Она не имеет к этому никакого отношения", - сказал я, указывая на Софи. "Не впутывай ее в это".

"Это не мне решать. Она с тобой, значит, тоже идет".

Я остался на месте и наконец посмотрел на двух других мужчин. Все они были спортсменами и явно неравнодушны к стероидам, их было немало, и кто знает, какие у них были тренировки. Я умел драться, но шансов у меня было немного, и мы все это знали. Кроме того, я хотел встретиться с Феликсом, и, скорее всего, именно его они имели в виду.

"Все будет хорошо", - сказала я Софи. "Просто сохраняй спокойствие, хорошо?"

Софи вцепилась в мою руку, и я чувствовал, как ее сердце бьется о мое плечо, но она не произнесла ни слова.

"Ты не доставляешь мне никаких проблем, - сказал Брейдс, - все будет хорошо. Если ты меня наебешь, ничего хорошего больше не будет. Чувствуешь меня?"

"Да". Я наклонил голову в сторону Софи. "Но если с ней что-нибудь случится, я убью всех в пределах досягаемости. Чувствуешь?"

Брейдс улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. "Все фрукты созрели", - сказал он, явно забавляясь, а потом, поняв, что я понятия не имею, что это значит, добавил: "Все хорошо".

Третий мужчина двинулся за нами, а Тедди занял позицию перед нами. Брейдс остался ближе всех, прямо рядом с нами, и мы все двинулись назад через участок к грунтовой дороге и ожидавшему нас большому черному автомобилю.

Стало еще темнее. Буря была ближе.

Ветер подул, исчезая в лесу, когда удушающая жара немного ослабла, уступив на некоторое время прохладному океанскому бризу, который обычно приходит перед громом, молнией и ливнем, которые, несомненно, были на подходе.

Змея не боится крысы.

Когда мы закрыли машину, раздались призрачные звуки гитары Слайда, оседлавшего тот же самый ветер и давшего свои собственные обещания.

Паук не боится мухи.

Обещания других бурь, более темных бурь, в которые мы попали.

Мы ехали в напряженном молчании. Нас с Софи посадили на заднее сиденье вместе с третьим парнем, Тедди сел за руль, а Брейдс - на переднее пассажирское место. Никто не произносил ни слова, по радио не играла музыка. Темнело, так что я не мог разглядеть деталей внутри машины, но в ней пахло каким-то чистящим средством, недавно прошедшим дезинфекцию.

Как только мы выехали за пределы района, я начал обращать внимание на то, где мы находимся. Когда мы выехали на главную улицу, она была еще запружена, но уже начала проясняться по мере приближения грозы. Я заметил пару полицейских машин, припаркованных у входа в док. Мы проехали мимо без происшествий, пока буквально не достигли противоположного конца города. Вскоре мы уже мчались по пустынной и извилистой прибрежной дороге, и я сразу понял, что они везут нас на песок. Здесь не было ничего, кроме дюн и пляжа, но об этом месте мало кто знал из туристов, да и местные жители редко его посещали из-за скалистой береговой линии, изолированного расположения и труднопроходимых дюн.

В тот момент я не знал, что и думать, но, как бы я к этому ни относился, это было нехорошо. Я вырос в прибрежном городе. Люди отправлялись на пески по разным причинам, и ни одна из них не была хорошей. Когда я взглянул на Софи, она посмотрела в ответ, и я понял, что она думает о том же. Я слегка сжал ее руку в надежде уверить, что все будет хорошо, но выражение ее лица не оставляло сомнений в том, что она напугана. Я все еще злился на себя за то, что позволил этому коснуться ее, но сожалеть было уже поздно, это случилось, и теперь мне нужно было сосредоточиться на том, что может быть на нашем пути.

Дорога сузилась и стала менее благоустроенной. Машина замедлила ход, но ехать все равно было неспокойно. Грозовые тучи сгустились настолько, что фары пробили две длинные дыры в растущей темноте впереди, но кроме высокой травы вдоль дюн вдалеке ничего не было видно.

Медленно машина остановилась.

Брейдс и Тедди вышли первыми, затем открыли обе задние двери. Мы с Софи вышли со стороны водителя, а их когорта - со стороны Брейдса. Двери закрылись за нами, и звук эхом разнесся по дюнам и вниз, к океану. Здесь было тихо, если не считать отдаленных раскатов грома, и сильно пахло океаном. Воздух был прохладным и не таким гнетущим благодаря постоянному ветру, дующему с Атлантики. Высокая трава вдоль дюн жутковато колыхалась в темноте, а стебли стелющихся деревьев шептались друг с другом.

Тедди прикурил сигарету, закрыв пламя руками, а Брейдс указал на узкую тропинку у дороги. Я взял Софи за руку, прижал ее к себе, и мы с тремя мужчинами осторожно пошли сквозь темноту, в высокую траву и на вершину ближайшей дюны.

Мы с Софи снова обменялись тревожными взглядами.

Уже стемнело, и идти было трудно. Когда мы поднялись на вершину дюны, я увидел пляж и большой костер, горевший внизу и освещавший все большую темноту. Несколько теней стояли вокруг костра, один из них танцевал, несмотря на то что музыка не играла. Все остальные стояли неподвижно, глядя в пламя. Я не мог разглядеть их лица или вообще какие-либо детали, но быстро насчитал четырех человек, включая танцовщицу, которая была меньше остальных, двигалась как женщина и, скорее всего, была ею. Всего семь человек, шесть мужчин и одна женщина. Мои шансы и так были невелики, а теперь они стали еще хуже.

После того как Брейдс не слишком нежно подтолкнул меня в спину, мы с Софи начали спускаться по наклонной стороне дюны, двигаясь к песку, костру и океану. Ничто не казалось реальным. С таким же успехом мы могли идти по поверхности какой-нибудь инопланетной планеты. Остальная часть Заката казалась такой невероятно далекой.

Они могут убить нас здесь, думал я, и никто не услышит, никто не увидит, и никого не будет рядом, чтобы остановить их.

Когда мы добрались до песка, нам приказали оставаться на месте. Тедди и другой парень, составлявший "лысый дуэт", остались с нами, а Брейдс прошел вперед к гигантскому костру и коротко переговорил с одной из теней, стоявших перед ним.

При ближайшем рассмотрении я увидел, что танцовщица на самом деле женщина. Ей было около тридцати, она была миниатюрной, с короткими дикими светлыми волосами, многочисленными татуировками и поразительно красивыми нордическими чертами лица. На ее остекленевших глазах был тяжелый черный макияж, тонкий рот был накрашен ярко-красной помадой, а танцевала она медленно, соблазнительно, словно в трансе.

Брейдс скрылся в тени у дальнего края костра. Темная фигура, с которой он разговаривал, медленно выплыла на свет и превратилась в невысокого, но крепкого мужчину лет тридцати. Его черные волосы длиной до плеч развевались на ветру. Темные глаза окинули меня взглядом, скользнули к Софи, затем вернулись ко мне.

"Вы знаете, кто я?" - спросил он.

У меня были подозрения, но я ответил: "Нет".

Мужчина указал на костер. "Ты знаешь, кто они?"

"А должен?"

Мужчина уставился на меня, но больше ничего не сказал.

Я указал на Софи. "Ей незачем здесь находиться, она ни в чем не замешана".

"Почему ты решил приходить и создавать проблемы и задавать вопросы в "Кубе"?" Очень осторожно он придвинулся к нам ближе. "Почему ты беспокоишь моих друзей?"

"Я никого не беспокоил", - сказал я. "Ты подобрал меня на улице".

"Подобрал?"

"Мы действительно собираемся играть в эти игры прямо сейчас? Я мало что помню, благодаря наркотику, который ты на мне использовал. Нашел карточку в штанах, которые были на мне, и отследил ее до "Куба". Понятия не имею, как я ее получил и что происходило. Должно быть, я подцепил ее, даже не осознавая этого, когда был с вами, ублюдками, Чиком и кем бы то ни было".

"Я не знаю никого по имени Чик. И я не понимаю, о чем ты, блядь, говоришь. По мне, так у тебя какие-то проблемы с наркотиками и алкоголем".

"Да, но у каждого из нас есть свой крест, который мы должны нести, да?"

"Этот крест станет намного тяжелее, если ты не будешь осторожен".

Софи крепче сжала мою руку.

"Да, я постоянно это слышу, но, как я уже сказал, что бы это ни было, вы, люди, втянули меня в это. Я шел домой с работы, занимался своими делами. Так что вот что я вам скажу. Как насчет того, чтобы прекратить это дерьмо и рассказать мне, что я на самом деле здесь делаю?"

Мужчина посмотрел на Тедди и другого головореза позади нас. Я знал, что сейчас произойдет, и приготовился, но вместо того, чтобы ударить меня, Тедди ударил Софи по почкам. Она издала визгливый хрюкающий звук, упав на колени на песок, и ее рука вырвалась из моей.

Я крутанулся и изо всех сил ударил Тедди острием локтя в лицо. Сигарета все еще была у него во рту, когда я ударил его, и он отшатнулся назад, рассыпавшись оранжевыми искрами. Прежде чем я успел что-то предпринять, второй парень оказался рядом со мной, пистолет "Глок" был плотно прижат к моей щеке.

После нескольких напряженных секунд мужчина махнул ему рукой. Он вернул пистолет на пояс и занялся Тедди, который стоял на одном колене, раскачиваясь и стоная от боли, пытаясь остановить кровь, хлещущую из его разбитого носа.

Я присел рядом с Софи, которая упала вперед лицом, и положил руку ей на спину. "Ты в порядке?"

Она выпрямилась и со слезами на глазах кивнула.

Встав, я повернулся к лидеру, мой гнев кипел, а кулаки были сжаты, но держались по бокам. "Ты Феликс?"

Снова пристальный взгляд.

"Я приму это как "да", - сказал я. "Я понятия не имею, какое отношение все это имеет ко мне. Все, что я пытался сделать, это выяснить, куда делись мои деньги и что произошло той ночью, ясно? Вот и все. Но если кто-нибудь еще хоть раз прикоснется к ней, весь этот район превратится в место убийства. Может, ты, может, я, может, оба, может, кто-то из твоих клоунов, но кто-то умрет на этом пляже, если хоть раз еще посмотрит в ее сторону, понял?" Я ответил ему своим лучшим мрачным взглядом. "Попробуй, приятель".

Его рот скривила улыбка. "Приятное ощущение, правда? Гнев. Ярость."

Я потянулся вниз и помог Софи подняться на ноги. У костра светловолосый уродец все еще крутился на месте и смотрел на чернеющее небо.

По и без того мрачному лицу Феликса прошла тень. На нем было несколько шрамов и черная щетина, но когда-то он был симпатичным мужчиной. Он не был физически устрашающим, но от него исходило властное присутствие. Это был серьезный человек, с которым нельзя было шутить. Но он также знал, что то же самое можно сказать и обо мне. Он видел Ад в моих глазах, а я - в его. Мое время на улицах прошло много лет назад, но если кто-то получил это клеймо, то оно оставалось на всю жизнь. Потускневшее и заржавевшее, оно оставалось клеймом, почетным знаком, который те, кто им обладал, признавали друг в друге и, по крайней мере, в какой-то степени уважали. Феликс контролировал ситуацию, в этом не было сомнений, но я мог все испортить, если решил стать занозой в заднице, и мы оба это прекрасно понимали.

"Это все дурной сон", - сказал Феликс.

"Кто ты, черт возьми, такой?" спросил я.

"Мы его святые. Когда-нибудь ты будешь нам молиться".

"Думаешь, твоя дьявольская чушь из фильмов ужасов меня пугает?"

"Ветка на реке, приятель, вот и все, что ты из себя представляешь". Внезапно его глаза стали живыми и похотливыми. "Контроль - это иллюзия, все происходит независимо от того, что ты делаешь. Неужели ты еще не понял, что уже принадлежишь нам?" Феликс поднял руку, которую держал у пояса с тех пор, как мы приехали сюда, и медленно выбросил в ночь горсть песка. "Мы повсюду. Мы рядом с тобой, даже когда ты думаешь, что ты один". Песок понесся по ветру, уносясь в сгущающуюся темноту. "Когда ты понимаешь, что наш повелитель рядом, ты уже его, уже в огне."

"Какого черта тебе понадобился такой человек, как я?"

Феликс не ответил, и в тот момент мне было все равно. Я все еще не был уверен, что мы выберемся оттуда в ближайшее время - если вообще выберемся, - и все, чего я хотел, - это увезти Софи как можно дальше от этих людей. Справа от меня стояли Тедди и другой кретин и смотрели на меня, причем Тедди все еще сжимал свой окровавленный нос. Я взглянула на них, но сосредоточилась на Феликсе. Они были его подручными и нападали только по команде. А до тех пор мне не нужно было о них беспокоиться.

"Думаешь, тебе стоит беспокоиться только обо мне?" наконец произнес Феликс с каменным лицом. "Или о ком-то из них? Ты так думаешь?"

"Твой приятель Чик сказал мне..."

"Насколько я слышал, он никому ничего не рассказывает".

Задыхаясь от смеха, блондинка закружилась у костра, раскинув руки в стороны и откинув голову назад в экстазе.

"Ты не всегда был какой-то посудомойкой", - сказал Феликс так тихо, что рев океана почти полностью заглушил его. "Но теперь ты именно такой. Это превосходит тебя настолько, что ты даже не можешь себе представить. Черт, я даже не могу себе этого представить. Так что трахай свою девчонку, мой посуду и не лезь туда, где тебе не место. Все уже закончилось. Мир наш, и так было всегда".

Как по заказу, прогремел гром, и гигантское голубое копье молнии пронеслось по небу и раскололо горизонт, вонзившись в океан.

"Ваше время вышло, и оно принадлежит нам. Оно принадлежит ему. И ты ни черта не сможешь с этим поделать. Но я скажу тебе вот что". Феликс наклонился чуть ближе. "Если увидишь меня снова, у тебя пойдет кровь, понял?"

Я кивнул.

Он повернулся к своим помощникам. " Верните их туда, где вы их нашли".

Пока они не высадили нас и не уехали, я не мог быть уверен, что они не собираются нас убить. Но как только мы вернулись на дорогу возле хижины Слайда, где оставили машину, и они уехали, я понял, что с нами все в порядке, по крайней мере на данный момент.

Не говоря ни слова, мы с Софи сели в машину и поехали оттуда. На этот раз я вел машину. Медленно и уверенно, мой разум все еще был окутан тусклой дымкой, словно я только что очнулся от долгого, наполненного кошмарами сна.

Мгновением позже мы стояли возле моего коттеджа под медленным дождем, потрясенные и растрепанные. Было уже позднее время суток, но из-за грозы и нарастающей темноты трудно было точно определить, какое сейчас время суток. Я посмотрел на свое запястье, но часов на нем не было. Где, черт возьми, были мои часы?

Софи, похоже, задавалась тем же вопросом, осматривая свое запястье и проводя пальцами по косточке, где, очевидно, должны были находиться часы.

"У тебя со спиной все в порядке?" спросил я.

"Болит, но да, я в порядке".

Все вокруг казалось туманным, замедленным.

"Нам нужно зайти в дом", - мягко сказал я.

Со смутно контролируемым видом паники она последовала за мной к двери. Как только мы оказались внутри, несмотря на прохладный воздух в коттедже, я почувствовал горячий инстинктивный прилив неуверенности и страха. Что-то было не так, что-то здесь, в доме.

И тут Софи произнесла мое имя маленьким и дрожащим голосом.

На полу, похоже, кровью, была нарисована огромная пентаграмма. Мы стояли в ее центре. На стенах кухни были намалеваны различные символы, похожие на те, что были в моих снах, а на столе лежал странный оберег, грубо сделанный из палочек и бечевки в виде фигуры, сидящей на троне.

"Бальтазар!" Софи лихорадочно обыскала коттедж и скрылась в спальне.

Как, черт возьми, они сюда попали? Дверь была заперта, замок и дверная коробка не были повреждены. Я стоял ошеломленный и пытался понять, что происходит, переводя взгляд с символов на фигурку на прилавке и пентаграмму у моих ног.

Софи вышла из спальни, держа на руках своего кота. "Он был под кроватью", - сказала она, задыхаясь. "С ним все в порядке".

Я обрадовался, что с ним тоже все в порядке.

"Зачем они это сделали?" - спросила она.

"Может, это все и было, - сказал я, - причина, чтобы вытащить нас отсюда, чтобы они могли сделать... что бы это ни было".

Она все поняла, погладила Бальтазара по голове и тихонько поворковала с ним. "Очевидно, это предупреждение".

"Я думаю, это нечто большее", - сказал я. "Это ритуал. Они провели какой-то ритуал, и это то, что от него осталось".

"Боже мой", - вздохнула Софи. "Это безумие. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова почувствовать себя в безопасности".

"Соф, ты носишь часы?"

"Да", - ответила она, снова рассматривая свое запястье. "Но, кажется, я забыла их дома".

"Ты уверена?"

"Нет".

Я поднял руку. "У меня тоже нет своих".

"Я не знаю, что делать". Софи выглядела такой маленькой и беспомощной, ее сила и юмор, столь очевидные раньше, теперь стали тенью. "Я хочу спать, я хочу просто лечь и закрыть глаза, но я боюсь".

"Я все уберу", - пробормотал я.

"Я помогу".

Но мы не стали этого делать. Мы просто стояли там.

Дождь хлестал по окнам, еще больше размывая мир снаружи. Вдалеке загрохотал гром, и внезапный порыв ветра сотряс коттедж. Ничто не казалось реальным, и мне, как и Софи, хотелось только спать, как будто, опустив голову и закрыв глаза, все снова станет хорошо.

Я взял ее за руку, и мы вместе прошли в спальню. Там было темнее, свет выключен, жалюзи закрыты. Она положила Бальтазара на кровать и медленно разделась до трусиков и лифчика, а потом скользнула под одеяло и легла там, прижавшись к коту и глядя на меня грустными, усталыми глазами.

Каждая мысль и каждое движение происходили словно по заведенному порядку. Хотя мне очень не хотелось, но, сам не зная почему, я разделся и забрался к ней в постель.

Тело Софи было теплым и мягким, а ее волосы приятно касались моей груди, когда она прижималась ко мне и издавала тихое мяуканье. Кошка перебралась на подушку над нашими головами и улеглась, яростно мурлыча.

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким измотанным.

В комнате внезапно стало прохладно. Занавески, которые я сначала не заметил, затрепетали, и холодный ветерок подул через частично открытое окно на дальней стене. Я прижался ближе и перевернулся на бок, когда она повернулась ко мне спиной, чтобы мы стали спать ложками.

"Холодно", - сказала она.

"Не так уж и плохо", - сказал я, прижимаясь губами к ее шее.

Она тихонько застонала - нежный звук неудобства и едва уловимого дискомфорта, - а затем прижалась ко мне задом, еще ближе.

Одной рукой я обхватил ее за талию, а другую протянул через нее. "Видишь?"

"Это разбудило меня", - сказала она.

"Я не знал, что ты уже спишь".

"А что еще я должна была делать?"

"Тебя разбудил холод?"

"Это и то, что ты разговаривал во сне".

"Но я не сплю, мы... мы только что легли в постель".

Она перевернулась на спину и повернулась ко мне лицом. "Кто такая Софи?"

Я смотрел в прекрасные голубые глаза своей бывшей жены Линды и чувствовал, что ухожу в себя, падаю в пустоту тьмы, такую глубокую и глубокую, что я не мог быть уверен, что когда-нибудь найду из нее выход. А может, мне и не суждено. Меня начало трясти, но не от холода.

"Линда". Я положил руку по обе стороны от ее головы и осторожно отвел волосы с ее лица. Я чувствовал, как разбиваюсь, распадаюсь на части, и все же крепко держался, желая, чтобы это была она, желая, чтобы это был я.

Она коснулась моего лица знакомыми руками, провела пальцами по моим щекам и изучила меня так, словно никогда прежде не видела меня с такой ясностью. "Что ты делаешь по ночам, Стэн?" - спросила она. "Куда ты ходишь?"

Я хотел ответить, но не смог.

"Кто такая Софи?" - снова спросила она.

"Никто, наверное, мне приснилось".

Она немного надулась, но все было гораздо серьезнее. "Я всегда могу сказать, когда ты мне врешь. Всегда могу. Ты ведь знаешь это, не так ли?"

"Да".

"Тогда скажи мне правду".

Я сглотнул так сильно, что это было слышно. "Я не знаю никого по имени Софи".

Она продолжала держать мою голову в своих руках и, медленно выдыхая, прошептала: "Я люблю тебя".

"Я тоже тебя люблю".

Я отвернулся и скатился с кровати. Мои босые ноги коснулись холодного пола. Не пол коттеджа. Я сплю, подумала я. Или это мне снилось до сих пор? Это был наш дом, наш дом, где мы с Линдой живем...

"Куда ты идешь?" спросила Линда. "Останься, обнимись, холодно".

"Я сейчас вернусь". Я встал.

"Стэн, нам нужно поговорить".

Я оглянулся на нее и кивнул, а затем, шаркая, вышел за дверь в коридор. В доме было темно и тихо, но стоило мне сделать шаг в сторону ванной комнаты в конце коридора, как из спальни напротив нашей появилась маленькая фигурка.

"Папа?"

Этот голос. Этот милый голосок пробрал меня до костей, до самого основания. Дрожа всем телом, я смотрел, как Оливия выходит из тени в своей маленькой пижаме, волосы растрепаны и свисают вниз, а глаза все еще тяжелые от сна. Она была жива и здорова, и это было самое удивительное и прекрасное, что я когда-либо видел. Слезы наполнили мои глаза. Я прочистил горло и с трудом нашел в себе силы заговорить с ней.

"Папа?" - повторила она.

Я взял ее на руки, крепко прижал к себе и начал плакать. Она чувствовала, пахла и звучала так же, как я ее помнил. Она снова была настоящей. "Детка, детка, детка", - говорил я, осыпая ее лицо и голову поцелуями. "Моя драгоценная малышка, я скучал по тебе, я так скучал по тебе, папа любит тебя, детка, папа любит тебя".

"Почему ты плачешь, папочка?"

"Я просто счастлив, я счастлив видеть тебя, вот и все".

"Как получилось, что ты проснулся?" - спросила она, хихикая, а затем немного откинулась назад в моих объятиях, чтобы получше рассмотреть меня.

"Что ты делаешь на ногах?" спросил я. "Ты должна спать, маленькая леди, уже поздно".

"Не грусти, папочка". Ее крошечные пальчики вытерли слезы с моих глаз, затем погладили мои щеки, ее большие глаза изучали меня так же, как ее мать несколько минут назад.

"Как я могу грустить, если я с тобой?"

"Что случилось с твоим лицом?"

"Ничего, я..."

В конце коридора я увидел его. Мужчину. Не просто мужчину, не просто одного мужчину, а всех их. Это единственное существо каким-то образом представляло их всех, и я знал это, я чувствовал это так глубоко, как никогда не чувствовал ничего. Его лицо было почти скрыто тенью, но рот открылся, и темная кровь медленно потекла изо рта, стекая по нижней губе и растекаясь по передней части в булькающее пенистое месиво.

Я крепко прижал Оливию к себе и отступил в сторону спальни, не в силах оторвать взгляд от кровавого видения в конце коридора, которое то превращалось в морфу, то вдруг начинало яростно извиваться, словно зажатое призрачными руками. Кровь забрызгала стену, когда я прижал лицо дочери к своему плечу, чтобы она не видела, и я вспомнил. Я вспомнила, кто все эти люди, потому что слышала их голоса, их молитвы, их крики, их ужас и агонию.

Остались только мой стыд и чувство вины. Все это в лужах и мазках черной, как уголь, крови.

А потом моя малышка обмякла у меня на руках. Спит, она только спит, сказал я себе, отступая в спальню и захлопывая дверь ногой. Она спит, и все будет хорошо, потому что это моя жизнь, такой она должна быть. И это тот, кем я должен быть. Это счастье, наше и только наше.

А оно умирало прямо на моих глазах, уничтожалось за мои грехи.

Снова.

Пожалуйста! Христос, пожалуйста! Остановись, я сделаю все, что ты скажешь, только остановись!

Я закрыл глаза и увидел, что мои кулаки громят, сапоги пинают и топают, оружие режет, трескает и калечит. На том одиноком песчаном участке, в грязных переулках, пустых бильярдных и заброшенных подсобках текла их кровь, их мольбы оставались без ответа. Теперь и мои тоже.

Милосердие было мифом, плохой шуткой, рассказанной в комнате, полной воров и выродков.

Она была такой маленькой, такой невозможно крошечной и хрупкой, моя прекрасная девочка, обмякшая в моих руках, словно бескостное чучело, мертвая, как в тот день, когда мы похоронили ее в этом непристойном белом гробу.

Линда сидела в кровати, подтянув колени к себе и уперев в них подбородок, и тихо плакала. ""Опусти ее", - говорила она, всхлипывая. "Оставьте ее в покое, ради Бога, просто оставь ее в покое!"

Но я не мог. Я прижал ее к себе еще крепче, ближе, чтобы не видеть ее лица.

Странный щелкающий звук над головой привлек мое внимание. Я медленно поднял голову.

Пауки, покрывавшие потолок...

"Не двигайся", - прошептал я.

"Думаешь, они нас не слышат?" Линда беззлобно рассмеялась, слезы оставили на ее щеках длинные черные полосы от макияжа глаз. "Думаешь, они не знают, что именно происходит?"

"Пожалуйста... я..."

"Что случилось с твоим лицом, Стэн? Что случилось с твоим чертовым лицом?"

Дверь спальни содрогнулась. Кто-то-кто-то с той стороны яростно колотил по ней, дребезжа в раме, пока дерево не начало трескаться и откалываться.

Дверь выдержала, но из-под нее хлынула кровь, хлынула в спальню и растеклась у моих ног огромными багровыми лужами.

Линда начала кричать на меня. Подползая к краю кровати, как бешеная собака, оскалив зубы, она кричала с такой яростью, что я не мог разобрать ни слова.

А потом пошел дождь... дождь злобных черных пауков.

Я никого не убивал.

Но ты был там. Ты ничего не сделал, чтобы остановить это, так что с тем же успехом.

Я...

Джонни Фитц, размахивая пистолетом, как какой-то псих из плохого фильма. Весь в поту, он все бушует и бушует, пока бедный ублюдок, которого мы привели сюда, прячется в углу. Мы с Фенуэем Дэйвом стоим в стороне и смотрим на выбитый дверной проем и переулок за ним, на заброшенную фабрику, словно на что-то из истории ужасов, в которую превратилась наша жизнь.

"Ты ведь знаешь, да?" шепчет мне Фенуэй Дэйв, его руки трясутся от переизбытка кокса и от нахлынувшего понимания, что этот раз будет не таким, как все предыдущие.

Я качаю головой - нет, но я понимаю. Я лгу и никого не обманываю.

"Это не мой выбор", - говорит Фитц парню.

"Пожалуйста", - говорит он, произнося слова невнятно из-за разбитой губы и отсутствующих зубов, полученных во время избиения, которое мы ему устроили. "Я не... что вы хотите, чтобы я сделал? Я сделаю это, я сделаю это, пожалуйста..."

"Ты веришь этому гребаному парню?" Фитц смеется, как безумец, обкурившийся до беспамятства и готовый сделать то, что ему велели, чего он никогда не сможет отменить или избежать, если действительно пойдет на это. "Как будто у меня есть выбор!"

Как позже скажет Фенвей Дэйв, Джонни Фитц был прав, выбора никогда не было. Слово было сказано. Ты идешь, делаешь дело и живешь дальше. Мы поехали туда, мы отвезли его туда, и мы прекрасно знали, что произойдет, что с ним сделают. В отличие от всех остальных до него, он не должен был вернуться домой. Мы не могли накуриться или напиться настолько, чтобы изменить это, потому что на этот раз речь идет не о неоплачиваемом виге, а о краже у тех, у кого не крадет ни один здравомыслящий человек, о наркоторговце, который стоит на углу и умирает ради нескольких долларов. Речь идет о мелкой банде таких же головорезов, как мы, у которых есть шанс заявить о себе и перейти на другой уровень.

Я просто хочу уйти отсюда. Уйти от них, от всего этого. Я хочу, чтобы это ужасное зло оставило меня в покое, не зная, что я никогда не смогу очиститься от такой грязи.

Это невозможно.

"Пожалуйста", - снова повторяет бедняга, этот сгусток избитой и распухшей плоти, все еще надеющийся, что ему удастся выкрутиться из того, что стало его судьбой. "Пожалуйста, друг, я..."

Я иду через комнату к Джонни Фитцу, протягивая руки.

"Стэн", - говорит сзади меня Фенвей Дэйв. "Не надо".

Но я убедил себя, что сейчас скажу что-то настолько поэтичное, настолько глубокое, что это остановит это безумие и позволит нам всем уйти. Я могу все исправить.

Я открываю рот, чтобы заговорить, а Джонни Фитц смотрит мне прямо в глаза, улыбается своей акульей улыбкой и стреляет парню в голову.

Звук выстрела оглушительный, и у меня все еще звенит в ушах, когда боковая часть черепа мужчины взрывается, забрызгивая стену, мое лицо и шею кровью и биологическими жидкостями. Мужчина падает вперед, на то, что осталось от его лица, и умирает, прежде чем я успеваю осознать, что только что произошло.

"Ясно?" говорит Джонни Фитц, почему-то крича это на меня. "Хорошо?"

Мозги мужчины на моем лице, в моем рту и глазах.

Я так же мертв, как и он. Мы все мертвы.

Прости меня. Прости нас.

Сквозь ужас пара царственных глаз медленно моргала, наблюдая за мной с отстраненным чувством превосходства, возможно, даже осуждения. Они не были человеческими.

Бальтазар.

Я очнулся - если то, что я потерял, было сном - на полу спальни, свернувшись в позу эмбриона. Надо мной, на краю кровати, с молчаливым безразличием наблюдал кот.

С трудом поднявшись на ноги, я уперся в кровать, пока ноги не подкосились, а голова немного прояснилась. Я яростно вытер лицо и шею, но кровь исчезла. Все еще затуманенный, я прищурился на кровать, чтобы убедиться, кто на ней лежит. Софи. Спит. Я протянул руку, чтобы осторожно погладить Бальтазара по голове, но он отпрянул назад, зарычал, выгнув спину, и злобно зашипел на меня.

Я отступил назад, подошел к окну и прислонился к стене, на этот раз опираясь на оконную раму, открыл жалюзи и посмотрел на бурю.

У начала тропинки, ведущей к пляжу, Дуэйн стоял под дождем, наблюдая за коттеджем.

Мир стал серым и прохладным. Сквозь дождь и туман, окутывающий побережье, Дуэйн провел меня по дюнам и вывел на песок. Мы шли вдоль линии воды, океан был бурным и обдавал нас брызгами, когда белые волны разбивались о берег. В конце концов мы добрались до длинного каменного причала и перелезли через него - камни были скользкими и раскисшими от дождя. На другой стороне нас ждал еще один длинный участок пляжа. Дуэйн бросил на меня короткий взгляд, затем повернулся и пошел дальше. Я последовал за ним. Никто из нас не разговаривал.

Когда пляж наконец закончился, он уступил место небольшой дюне и зарослям высокой травы. Дуэйн присел на корточки в траве и начал рыться в ней, словно что-то ища. Через минуту он встал, прихватив с собой большой круглый кусок земли. В земле была вырыта большая яма, а крышкой служила импровизированная маскировка из грязи и сорняков, закрепленная на каменной глыбе.

"Там внизу?" спросил я, перекрикивая завывания ветра.

Дуэйн угрюмо кивнул.

"Ты что, спятил?"

"Это единственный путь, Стэн".

"Почему?"

"Там находится Профессор. И он не выходит. Дыра ведет к туннелям, а туннели - к Профессору".

"Искусственные туннели?"

"Да", - сказал он, вытаскивая из дыры начало веревочной лестницы. "То есть, наверное. Я не знаю, как они здесь появились и когда. Они просто есть".

"Ты уверен, что все это не обрушится на нас?"

"Нет". Дуэйн указал на темное отверстие. "Используй лестницу".

Я подошел к отверстию, но за ним не было видно ничего, кроме темноты.

"Как только доберешься до дна, - объяснил Дуэйн, - просто отойди с дороги. Я буду прямо за тобой. Не волнуйся, у меня есть фонарик, так что мы сможем все увидеть".

Несмотря на то что я знал, что перед уходом из коттеджа спрятал пистолет в заднюю часть брюк, я все равно дотронулся до него, позволив пальцам прижаться к оружию, прежде чем спуститься в яму. Держась за лестницу, я медленно спускался в темноту, вокруг витал затхлый, земляной запах.

Опустившись на дно, я увидел, как Дуэйн пробирается в дыру, прихватив с собой крышку. В конце концов ему удалось установить ее на место, и, когда он задвинул ее, мы погрузились в полную темноту. Я все еще слышал шум близкого океана, который отражался от грунтовых стен так, как это бывает, когда слушаешь морскую раковину.

Я услышала, как Дуэйн подошел ближе, и почувствовала, как он прижался ко мне, когда достиг дна. Вздохнув, он несколько раз щелкнул фонариком, и тот ожил, проливая свет в другую темную пещеру. Нам пришлось приседать, чтобы продолжить путь, так как туннель был не очень высоким, а когда мы вошли в него, я понял, что он не очень-то и широкий. Я никогда не страдал клаустрофобией, но этот туннель был таким маленьким и тесным, что я почти сразу же оказался на грани паники.

"Как далеко?" пробурчала я, глядя на луч света, прыгающий впереди нас.

Вместо ответа Дуэйн ускорил шаг, заставив меня сделать то же самое.

Туннель поворачивал влево, затем некоторое время шел прямо. Воздух здесь был разреженным, и прохлада снаружи давно ушла. Чем глубже мы заходили, тем труднее было дышать, и вдруг я почувствовал, как по туннелю в нашу сторону устремился поток воздуха.

Наконец туннель открылся на гораздо большей площади, которая была вырыта гораздо тщательнее и вела к тому, что выглядело как еще одна серия огромных туннелей, только не грунтовых, а сделанных из цемента. Только когда мы подошли ближе, я понял, что это какие-то старые трубы, которые были зарыты, вероятно, гигантские дренажные трубы, которые когда-то были частью большой системы, но либо никогда не использовались, либо не применялись по своему первоначальному назначению уже много веков.

Дуэйн перевел свет на один из трех возможных вариантов и увидел нечто, нарисованное краской на стене.

Вы поклоняетесь тому, чего не знаете, Иоанна 4:22.

"Сюда", - сказал Дуэйн.

Мы шагнули в трубу и прошли по ней еще около пятидесяти футов, пока не вышли на другую открытую площадку, заваленную одеялами, консервными банками и различными предметами, указывающими на то, что поблизости живут другие люди и недавно здесь побывали. Теперь мы могли стоять прямо, и, когда Дуэйн погасил фонарик, я увидел, что вместо него пространство освещает огромное количество свечей.

На куче старых одеял, частично скрытый тенью, сидел мужчина и наблюдал за нами. На вид ему было около шестидесяти. Кожа была бледной и пастозной, седые волосы грязными и тонкими. Длинные пальцы поглаживали неухоженную козлиную бородку с проседью.

Я посмотрел на Дуэйна, но он уже направился обратно в туннель.

"Мистер Фальк?"

"Да", - сказал я, обернувшись к нему. "Профессор?"

"Несмотря на мою докторскую степень, - сказал он скучающим и немного горьким тоном. "Я уже давно не профессор. Но, полагаю, я и есть Профессор".

Одетый в грязную одежду и рваные кроссовки, он мало походил на профессора.

"Зарплата ужасная, - продолжал он, - а льгот не существует. Но зато у меня есть эти роскошные апартаменты в этом очаровательном районе". Вздохнув, он поднялся на ноги. Высокий и худой, он был длинноногим и грузным. Он окинул меня взглядом, внимательно изучая. "Квинтон Касселлс".

"Стэн Фальк", - сказал я, протягивая руку.

"Вы выглядите довольно отчаянно". Он быстро пожал мне руку. "Страх так действует на людей". Его лесные глаза были напряженными и отрешенными, как у ветерана боевых действий, который видел ужасы, которые мало кто мог постичь. Несмотря на то, что я исчез из поля зрения и живу, как сейчас говорят, "вне сети", люди все равно ищут меня. Приватность - дело прошлого, почему же со мной должно быть иначе? Большинство из тех, с кем я соглашаюсь встретиться, оказываются совершенно не в себе. Вы совсем спятили, мистер Фальк?"

Я знал, что мы не одни, так как слышал дыхание и видел тени, движущиеся рядом, но вне досягаемости света свечей. "Не знаю", - ответил я.

"Эти типы склонны мутить воду, так сказать, и, к сожалению, в них никогда не бывает недостатка. Но есть и те немногие, кто действительно заглянул за занавес. Это не значит, что они не сумасшедшие, но ведь все мы в той или иной степени сумасшедшие? Безумие. Помешательство. Они настолько реальны, насколько это вообще возможно. Поэтому, по понятным причинам, я должен с опаской относиться ко всем, кто нашел время и приложил усилия, чтобы прийти ко мне".

"Я не враг", - сказал я ему. "И я не представляю для вас угрозы".

"Нет, я и не думаю, что вы угрожаете", - протяжно вздохнул Касселлс, откинув голову на одеяла позади себя. "Давайте посидим и поговорим немного".

Я прошел за ним к одеялам и сел. Вокруг были разбросаны бумаги и блокноты, а целая стена от пола до потолка была завешана газетными статьями, печатными листами, фотографиями и прочей информацией о Сатурне, сатурианских культах и тому подобном. Вокруг пахло телом, едва скрываемым каким-то обычным освежителем воздуха.

Профессор заметил, что я смотрю на стену. "Моя работа продолжается", - сказал он, садясь напротив меня. "Из того, что рассказал мне Дуэйн, я уверен, что вы уже провели базовые исследования и знаете довольно много, да? В конце концов, я же не являюсь каким-то хранителем этой информации, она легко доступна и доступна любому, кто захочет ее поискать".

"Ну, я..."

"Драконы", - перебил он, наклонившись вперед.

"Простите?"

"Как можно убить дракона, если драконов не существует? Как сразиться с дыханием, в котором он скрывается, если это чудовище - всего лишь миф, сказка, сказка на ночь для детей и слабоумных?" Он слегка улыбнулся. "Ответ, конечно, кроется в самом вопросе. Драконы существуют, но только в виде проблесков, вспышек кошмаров и безумно нечетких воспоминаний на самом краю человеческого восприятия. Видите ли, драконы предпочитают быть выдуманными, никогда не раскрывать себя полностью, потому что в этом случае не остается ни вопросов, ни обмана, ни неопределенности, ни паранойи. Остался бы только ужас, снятый и не отягощенный покровом темноты. Но не стоит забывать, что то, что находится на виду, также более уязвимо, именно поэтому драконы предпочитают безнаказанность теней".

Возможно, он уже давно не был профессором, но Касселлс явно не утратил способности читать лекции. Учеба в колледже не входила в мои планы, но я мог представить этого человека в огромном зале, выступающего перед большими группами студентов на самые разные темы и делающего даже обыденные темы интересными и увлекательными.

А еще я могу представить его запертым в клетке с мягкой обивкой.

"Для меня драконы были не более чем фантазией", - продолжил он. "Долгие годы я считал себя скептиком. Я старался убедить всех в том, какой я блестящий и проницательный человек, раз не верю ни во что, не подозревая, что делаю именно то, чего хотят драконы. Когда я нашел время, чтобы действительно разобраться в происходящем, сделать это без предрассудков и предвзятых мнений, а действительно и по-настоящему изучить то, что существует, я довольно быстро понял, что то, что мы видим в этом мире, - лишь верхушка айсберга. Под поверхностью не только больше, но и большая часть айсберга скрыта там. И именно та часть, которую мы не видим, наносит огромный урон и является самой опасной. Почему? Потому что она была невидимой, а значит, многими отвергалась как неважная или даже несуществующая. Я писал об этом в своей книге".

Где-то в глубине туннелей раздались звуки мужчины и женщины, горячо спорящих и выкрикивающих друг другу непристойности. Их голоса то разносились, то становились громче, то отдалялись, пока наконец не затихли.

"Очаровательная парочка". Профессор снова вздохнул. "И настоящие тезаурусы ругательств. Здесь встречаются все виды. Когда углубляешься, становится еще хуже".

"Я не читал вашу книгу, - признался я, - но я..."

"Мало кто читал. Моя жизнь начала разворачиваться с момента ее выхода. Я потеряла своего агента, а издательство изъяло книгу из печати и исключило меня из списка авторов без объяснения причин. Но тем, кто был в тени, этого было недостаточно. Они еще далеко не закончили. Они разрушили меня в профессиональном и личном плане, они разрушили мою жизнь, мистер Фальк. Они уничтожили меня. И все потому, что я осмелился сказать правду". Он провел рукой по редеющим волосам, его лицо исказилось в гримасе. "Меня обвиняли в ужасных вещах, я потерял не только карьеру, но и семью. У меня есть бывшая жена и трое детей, которых я не видел после тех ужасных обвинений, я..."

Я не понимал, о чем он говорит, но он, видимо, думал, что понимаю, поэтому я позволил наступившей тишине затянуться и молчал, пока он не продолжил.

"Я бы никогда не причинил вреда ребенку", - сказал он, его глаза были полны отчаяния и боли. "Я бы никогда не стал хранить эти ужасные фотографии и фильмы, которые они... они поместили их на мой компьютер, мистер Фальк, я невиновен". Никто не поверил мне, ни друзья, ни коллеги, ни даже семья или жена. Никто. Никто не верил мне".

"А я верю", - сказал я ему. В тот момент у меня не было выбора. "Я верю вам".

Он пристально посмотрел на меня, слегка облизнул губы, затем откинулся на спинку кресла. "Спасибо", - тихо сказал он. "Можно подумать, что люди уже поняли это. Они делают одно и то же снова и снова. Боритесь с властью, мистер Фальк, нарушайте работу правительства или перечите сильным мира сего, тем, кто действительно управляет этим миром, и будьте уверены, не успеете вы оглянуться, как вас обвинят в самых чудовищных преступлениях, какие только можно себе представить. Всегда в отношении детей, потому что все согласны с тем, как это ужасно, и мало кто испытывает жалость или терпение, когда речь заходит о таких вещах. Люди так злятся и расстраиваются, что не задумываются о том, что, возможно, человека подставили, убрав его с помощью надежного метода. Даже те, кто задумывается об этом, не могут рисковать, не так ли? Речь идет о преступлениях против детей, о преступлениях, которые невозможно простить. Это идеальное оружие, и оно срабатывает каждый раз. Им не нужно было делать ничего столь драматичного, как убивать меня. Все, что им нужно было сделать, - это посеять правильные семена и выдвинуть правильные обвинения. Остальное за них сделали все остальные. Конечно, я отверг все обвинения, но я ушел в отставку, потому что иначе все стало бы только хуже. Опозориться и прослыть развращенным дегенератом, который наслаждается сексом с маленькими мальчиками, было достаточно плохо. Я мог бы отсидеть в тюрьме и, скорее всего, отсидел бы. Но когда я был разорен, потерял все и перестал быть помехой - а это все, что я действительно представлял собой в их глазах, - они, видимо, решили, что этого наказания достаточно. Обвинения были сняты, но ущерб был нанесен. Все было кончено. Я проиграл, а они выиграли. И снова. Меня оставили в качестве гостя на поздних подкастах и ренегатских радиопрограммах, которые посещают преимущественно душевнобольные, придурковатые конспирологи и религиозные теоретики с детскими убеждениями и неверной информацией, а также те, чей IQ чуть ниже среднего грецкого ореха. Видите ли, правда, которую вы ищете, не только пугает, мистер Фальк, но и чрезвычайно опасна. Это заряженный пистолет, прижатый дрожащей рукой к вашему виску".

"Мне нужно понять, с чем именно я имею дело и почему", - объяснил я. "Профессор, мне нужно знать то, что знаете вы".

Он вздрогнул, как будто я его ранил. Возможно, в какой-то мере так и было. "Большинство людей сегодня не понимают, что отношения между человечеством и Сатурном - как богом, так и планетой - существовали с древних времен. Многие народы поклонялись Сатурну. Шумеры, вавилоняне, ассирийцы, египтяне, греки и многие другие в той или иной степени поклонялись ему. Сатурн возглавил восстание своих братьев и сестер, титанов, против своего отца и стал царем богов. Ничего не напоминает? В библейских текстах на небесах шла война под предводительством архангела Михаила против падшего Люцифера, который поднял восстание против Бога, потому что хотел править небом и землей. И началась на небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона. И дракон и ангелы его сопротивлялись". Откровение 12:7. "

"Я никогда не был религиозным человеком", - сказал я ему.

"Вселенной все равно. Мы поклоняемся ему, даже не осознавая этого". Все жители земли поклонятся зверю". Откровение 13:8".

"Профессор, при всем уважении, я здесь не для того, чтобы слушать, как вы цитируете библейские писания".

"Это лишь один из аспектов", - сказал он, помахав рукой в воздухе между нами. "Откройте свой разум, мистер Фальк. 'Мой народ истреблен от недостатка знаний'. Осия 4:6. Мы не можем выплеснуть ребенка вместе с водой, вот чего люди не понимают. Те, кто считает, что древние тексты, такие как Библия или любые другие, должны быть полностью отброшены, так же невежественны и глупы, как и те, кто верит в них буквально. Я даже не христианин, но я вижу ценность христианских текстов так же, как и ценность любого другого древнего текста. Во всех них есть истина, и никакая ложь, которая может существовать рядом с этой истиной, не может ее отменить. Мы рождены из магии и обмана, мистер Фальк, наше происхождение, наша история, эта страна, этот мир - все это окутано магией и тем, что те, кто не понимает, называют мифом. Миф - это наша реальность, а реальность - наш миф. Нет никакой разницы". Он вскочил на ноги и двинулся к стене, указывая на различные фотографии и бумаги, свечи затрепетали от его резкого движения, пламя лизало стены, пол, нас. "Дело в том, что человечество веками поклонялось Сатурну - Сатане - Люциферу - Тьме, как бы вы ни называли это, какой бы ярлык ни навешивали - даже не осознавая этого. Зло. Они поклоняются злу. Люди верят, что поклоняются Богу, но это не тот Бог, о котором они думают. Другие люди думают, что не верят ни во что, ни в какие высшие силы, ни в какую загробную жизнь или духовное царство, но тем самым они поклоняются тому же, что и самые набожные, наделяя его силой, опять же, даже не осознавая этого. Почему? Потому что мы обмануты, мистер Фальк, вот почему. Жизнь, эта жизнь, - обман, не более того. Это трюк, подделка, фальшивка, как и мы".

Я сидел, не зная, что делать или говорить. Касселлс за несколько секунд превратился из расслабленного до скуки человека в почти разрывающегося по швам.

"До того, как, по мнению большинства, произошел Великий потоп, почти все поклонялись Сатурну и считали его верховным божеством. Он был представлен символом - черным кубом". Касселлс судорожно поискал на стене, затем ткнул пальцем в зернистую черно-белую фотографию. "Тот самый символ, который был обнаружен НАСА на северном полюсе планеты Сатурн".

"А шестиугольник, увиденный в трехмерном пространстве, - сказал я, - становится кубом, так?"

"Именно!" Кассельс указал на меня. "Шестиугольник - распространенная форма, встречающаяся в природе. Соты и снежинки - лишь два примера. Однако если посмотреть на шестиугольник в трехмерном пространстве, то он действительно становится кубом. И если большинству этого недостаточно - а это не так, потому что это неудобные истины, - на южном полюсе Сатурна обнаружили еще одно образование, никогда ранее не встречавшееся ни на одной другой планете: постоянный ураган, похожий на шторм, вращающийся и окруженный огромными облаками, которые создают форму человеческого глаза. Это уникальное для Сатурна явление, узор и символ, не встречающийся больше нигде. Итак, у нас есть вращающийся шестиугольник над северным полюсом планеты и вращающийся всевидящий глаз над южным. Как вверху, так и внизу".

Мне хотелось найти во всем этом хоть какую-то правду, но это становилось все труднее. И все же я знал - знал, что он мне не лжет.

"По всему миру есть примеры памятников и произведений искусства из черного куба. Дания, Манхэттен, Мекка - бесконечно. И все мы верим, что они представляют собой нечто иное. Вся планета поклоняется Сатурну уже тысячи лет, а они даже не знают об этом". Он отодвинулся от стены, казалось, немного успокоился, а затем снова опустился на одеяла.

В темноте за его спиной я услышал движение, но не смог ничего разобрать. Звук, похожий на мужское бормотание, то появлялся, то исчезал так быстро, что я не мог понять, послышалось ли мне это или только показалось.

"Нас всех обманули, мистер Фальк. Мы поклоняемся зверю, все мы. Даже те, кто думает, что вообще ничему не поклоняется. Средства массовой информации, мир развлечений, властная элита - они заставляют нас сосредоточиться на других вещах, отвлекаясь на объяснения, которые, как мы все в глубине души знаем, не верны, не истинны. И все же мы принимаем их, а в некоторых случаях сражаемся за них, убиваем их, становимся овцами ради них. Они не хотят, чтобы мы знали, что происходит на самом деле. Пока не хотят. И это устраивает большинство, потому что они не хотят знать. Они настолько поглощены своим высокомерием, что не поверят, даже если это будет у них под носом, а во многих случаях так оно и есть".

Я сел вперед, потер глаза и заметил у своих ног открытую банку с супом, рядом с которой лежала белая пластиковая ложка.

"И все же где-то в глубине души, - продолжал он, - если мы честны, мы это чувствуем. Что-то не так с миром, с нами. Мы чувствуем это, и это чувство становится все сильнее в каждом из нас. Но мы игнорируем его. Мы придумываем оправдания, потому что только сумасшедшие и глупцы осмеливаются забредать в эту темную кроличью нору, мистер Фальк. Остальные проносятся мимо кладбища, убежденные, что призраков не существует, даже когда волосы встают дыбом на их затылках. Братство Сатурна существует и по сей день. Оно никогда не прекращало своего существования, никогда не ослабевало. С древних времен оно становилось только сильнее, могущественнее. У него долгая история, и оно всегда было с нами, как и повелитель, которому оно поклоняется, - и то и другое передается из поколения в поколение. Они все еще у власти, элита, работающая за кулисами, в тех тенях, где предпочитает находиться дракон. "Ибо наша брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против мироправителей сего темного мира и против духовных сил зла в небесных сферах". Ефесянам 6:12".

"Так в чем же суть?" спросил я. "Чего они надеются достичь? Господства, контроля, чего?"

"Они уже достигли этих целей. Сейчас они пытаются открыть дверь, портал, чтобы впустить своего бога. Сатурн. Куб - это дверной проем, через который он придет. Кровавые жертвоприношения делают это возможным. Те, которые они проводят тихо, в рамках своих ритуалов, и те, что в гораздо больших масштабах, которые мы наблюдаем в последние несколько десятилетий. Войны, катастрофы, предполагаемые нападения - все это часть большой картины, большого плана". Профессор откинул голову назад и посмотрел в темноту над нами. "Они пытаются ослабить магнитное поле Земли, чтобы помочь открыть врата. Им нужно манипулировать нами и контролировать нас, но то же самое они должны делать с пространством, временем и материей. Видите ли, мозговые волны людей могут синхронизироваться с ритмом электромагнитных волн, генерируемых в ионосфере Земли".

"Я не... вы теряете меня, я не понимаю, что все это значит".

Он закрыл глаза. "Изменения в магнитном поле Земли напрямую связаны с изменениями в мозговых волнах и нервной системе человека. Теория, по их мнению, заключается в том, что если направить эту энергию в нужное русло, то это позволит контролировать человеческую расу изнутри. Было доказано, что ужасы, кровопролитие и хаос ослабляют не только человеческую решимость, но и магнитное поле Земли. Таким образом, ужас, кровь и смерть, постоянный шквал негатива и тьмы приводят к ослаблению магнитного поля, а в теории - к ослаблению населения, которое легче контролировать и обманывать". Он сел вперед и выдержал мой взгляд. "Кассини", аппарат, который подтвердил наличие шестиугольника на Сатурне, также зафиксировал излучения магнитного поля Сатурна. С тех пор ученые превратили их в звуковые волны. Они очень похожи на земные радиоволны, и считается, что они связаны с аврорами в районе полюсов Сатурна. Это, конечно, очень захватывающая и интересная находка, но они до сих пор не знают, откуда и что именно исходит. Они назвали их музыкой сфер. Как и любая другая планета, Сатурн - живая, и он разговаривает с нами. Можно сказать, соблазняет нас. Из уст Сатурна в наши уши, да?"

"Все это очень масштабно", - сказал я. "Какое отношение все это имеет к тому, что случилось со мной? Люди, с которыми я столкнулся, - это кучка ничтожеств, накачивающих наркотиками ничего не подозревающих глупцов вроде меня, чтобы лишить нас нескольких сотен баксов, а не какая-то властная элита, которая дергает за ниточки в какой-то космической войне добра и зла".

"Флангисты", - сказал он, отстраняя меня еще одним взмахом руки. "По всему миру существуют подобные клубы, дома собраний и тайные общества, большинство из них на виду, как и это. Никому нет до них дела, никто не воспринимает их всерьез, никто не знает, что они на самом деле собой представляют и за что выступают. Люди, с которыми вы столкнулись, - это пехотинцы и глупцы, считающие себя частью какого-то большого, темного целого. И, возможно, так оно и есть. Реальность субъективна, мистер Фальк, как и время".

"А этот препарат, который они использовали на мне, "Дыхание дьявола"?"

"Контроль. Они сделали то, что всегда делают. Они передали его по цепочке тем, кто находится внизу, чтобы те использовали его на остальных из нас, как подопытных кроликов". Должно быть, я показался ему неубедительным, потому что он продолжил. "Когда ЦРУ захотело испытать биологическое оружие - форму вируса, которую они создали в пробирке, - оперативники сбросили стеклянный контейнер с ним на рельсы метро в Нью-Йорке. Затем они садились и ждали, что произойдет: сколько заболевших, сколько времени это займет, насколько это эффективно и умрет ли кто-нибудь". Сильные мира сего никогда не отказывались от экспериментов над слабыми, мистер Фальк. Они делают это каждый день. Представьте себе такой мощный препарат, как "Дыхание дьявола", который был разработан таким образом, чтобы быть еще сильнее, чем тот, который они использовали на, как вы говорите, бедняге вроде вас. Что может быть лучше, чем выпустить его на волю и посмотреть, как он работает, будучи брошенным в гораздо большую сеть? Представьте, если бы они могли сбрасывать такие химикаты с самолетов, скажем, или добавлять их в каком-то виде в нашу еду или воду, что тогда? И вы хоть на мгновение верите, что они не сделают этого? А почему бы и нет? Все равно никто в это не поверит. Тени, мистер Фальк, мифы, они очень могущественны. То, что не может существовать, вольно поступать так, как ему заблагорассудится. Тем временем игры драконов становятся все хуже. Они верят, что настало их время, время, ради которого они работали и работали те, кто работал до них, время, когда ворота будут открыты и, как маленькие добрые овечки, мы все пойдем на убой, а они будут править тем, что осталось, - всем этим, под властью своего повелителя, того, кому все это принадлежит. Вот с чем вы имеете дело, мистер Фальк, хотите ли вы этого, верите ли в это или нет. Это реальность, о которой никто не хочет говорить или думать, потому что она слишком страшна, слишком разрушительна и безумна. Поэтому остальные бегают и играют со своими мобильными телефонами, игрушками и гаджетами, утопая в своих отвлекающих маневрах, пока мир горит".

Мысли кружились в голове, и я встал, не в силах больше сидеть на месте. "Что мне делать? Как мне остановить это?"

"Никак".

"Что тогда? Они следят за мной, они..."

"Как только они узнают, что вы их заметили, они никогда полностью вас не отпустят".

"Как же мне тогда выбраться из этого?"

"Беги".

"Никогда не любил бегать".

"С ними невозможно бороться".

" Вы боретесь, вы все еще боретесь, все еще пытаетесь распространить правду".

"И посмотрите, что они со мной сделали. Никто не слушает, мистер Фальк. Я болтаю с беспризорниками и душевнобольными, исключая, конечно, нынешнюю компанию. Не заблуждайтесь, они разрушат вашу жизнь, как разрушили мою и бесчисленных других за эти годы. Или уничтожат вас. Какой бы путь они ни выбрали, он будет самым легким. Несмотря ни на что, поймите, что вы ничего для них не значите. И вы, и я, и все остальные - мы всего лишь блохи на спине собаки".

"Значит, все безнадежно, вот что вы мне говорите?"

"Ты либо бежишь, либо спишь. Вот что я вам говорю".

"Они не дадут мне спать".

"Тебе нужно беспокоиться не о сне. А о том, чтобы проснуться".

"Вы говорили о кровавых жертвоприношениях. У них и сегодня есть такие практики?"

"Ритуалы", - сказал он. "У всего, что они делают, есть цель, смысл. Именно благодаря крови - смерти, ритуалу - их сила растет, решимость человека слабеет, а врата приближаются к тому, чтобы наконец открыться. Вам придется постараться, чтобы понять то, что находится в прямом противоречии с тем, чему вас учили. Практически все, что вы знаете, - ложь. Реальность и время не линейны, как нас заставляют верить. Время кажется таковым, да? Кажется, что мы рождаемся, проживаем жизнь, умираем, а затем переходим к тому, что нас ждет, - и все это по прямой линии. Это иллюзия. Время не линейно. Подобно облакам на Сатурне, оно постоянно вращается, размывая границы между тем, что мы считаем реальностью, и тем, что, как мы надеемся, таковой не является".

Никогда прежде я не чувствовал себя таким ограниченным. "Я не понимаю".

" Вы знаете, что такое пространство-время?"

"Не совсем."

"Это любая математическая модель, объединяющая пространство и время в единое измерение, или континуум. Шестиугольник - это пространство-время. Есть нечто, называемое длиной Планка, - это наименьшая часть пространства-времени, которую можно наблюдать или которая существует относительно нас. Если рисовать пространство-время, то все точки должны быть удалены от всех остальных на одно или целое кратное одной планковской длины. Это создает решетчатую структуру пространства-времени. Эта схема - единственный способ, которым можно нарисовать пространство-время, и поскольку в ней нет дробей, возникающая форма - это двумерный шестиугольник, который взаимодействует с другими шестиугольниками. В свою очередь, это приводит к появлению все больших и больших шестиугольников. Если посмотреть на эту фигуру трехмерно, то можно увидеть, что она автоматически создает трехмерные кубы, а эти кубы создают все большие и большие кубы. Вот почему Эйнштейн описал пространство-время как структуру, напоминающую решетку. В центре этой решетки, если бы она вибрировала со скоростью света, вибрировали бы и точки, соединенные с ней. Эти колебания продолжались бы и дальше и сталкивались бы друг с другом в определенных точках. Отсюда и вытекает квадрат скорости света в формуле Эйнштейна E=MC2. Скорее всего, именно так будет выглядеть машина времени - в виде шестиугольника. Теоретически она может искривлять пространство-время, делая возможным путешествие во времени". За его спиной послышалось движение, на этот раз это были несколько человек, скрывавшихся в темноте туннеля. "Что, если эта решетка находится вокруг нас? Что, если наша реальность существует внутри этой решетки, как компьютерная программа существует внутри более крупной структуры? Тогда реальность не была бы тем, чем мы ее воспринимаем. И время перестало бы существовать в том виде, в котором мы его считаем. Оно перестало бы быть линейным, а находилось бы в постоянном состоянии текучести".

"Это..."

"Безумие? Я говорил вам об этом в самом начале. Вам нужно отделить безумие от заблуждения, вы понимаете? Ваши обрывки воспоминаний о той ночи, когда вас накачали наркотиками, безумны, но это не значит, что они неправдивы".

"Я не могу вспомнить все", - сказала я ему. "Но они не просто ограбили меня, они куда-то меня увезли. У меня только вспышки воспоминаний, но это было какое-то ужасное место, и я думаю, что они кого-то убили. Я слышал крики, женщина билась в агонии".

"Вы помните что-нибудь еще?"

"На стенах были знаки, символы, непонятные рисунки".

"Опишите их".

"Теперь я знаю, что это был Сатурн на своем троне, окруженный древними символами крестов. И там были... пауки..."

"Пауки?"

"Тысячи их на потолке. Не рисунки, а настоящие пауки, двигающиеся как одно животное. Если это действительно произошло, если это было на самом деле, почему они меня отпустили?"

Впервые за все время он ничего не сказал.

" Скажите мне, - надавил я. "Почему они меня отпустили?"

Профессор встал, отошел к противоположной стене и ряду небольших перевернутых ящиков, которые он использовал в качестве импровизированного стола, и стал перебирать какие-то бумаги. Я понял, что он блефует. Ему ничего не нужно было видеть, он просто не хотел смотреть мне в глаза.

Он остался на месте, спиной ко мне.

"Профессор, почему? Почему они меня отпустили?"

"Они бы не отпустили", - мягко сказал он.

"Тогда почему они это сделали?"

Он наконец повернулся ко мне лицом, его глаза были полны печали. "Может, и не отпустили".

Я встал. Казалось, больше нечего сказать, нет ответа, который имел бы хоть какой-то смысл. Мир таял, как восковая скульптура, и я вместе с ним.

"В моем домике, - сказал я через минуту, - они провели ритуал, оставили после себя оберег и что-то нарисовали на стенах".

"У вас есть семья?"

"Нет".

"Карьера, о которой вы заботитесь?"

"Я мою посуду".

"Есть ли что-то, что связывает вас с этой местностью или жизнью, которую вы здесь ведете?"

"Ничего".

"Тогда идите домой. Соберите сумку и уезжайте. Никому ничего не говорите. Начните все сначала в другом месте и надейтесь, что вас оставят в покое".

"Куда, черт возьми, я должен ехать?"

"Куда угодно, лишь бы подальше отсюда".

"Я не уверен, что это так просто".

"Это не так. Надвигается буря, мистер Фальк, ужасная буря, подобной которой этот мир и все, кто в нем живет, никогда не испытывали и даже не подозревают, что такое возможно. Буря, от которой никто никогда не оправится. Независимо от того, что делаете вы, или я, или кто-либо еще, верите или не верите, хотите или желаете, нравится или не нравится, эта буря приближается, и ничто, кроме божественного вмешательства, не сможет ее остановить. Вопрос в том, когда. Идите и живите как можно лучше, делайте вид, что ничего этого не было, и что ничего из того, что вы теперь знаете, не реально. Иначе это медленно разложит ваш разум и сведет вас с ума. Это будет доминировать над всеми вашими мыслями и заставит вас скулить под одеялом в своей постели, потому что это слишком сложно, потому что чем глубже вы будете копать, тем больше вы найдете и тем более фантастичным это будет становиться. Зная то, что вы знаете, как вы можете продолжать жить как прежде? Никак, но вы можете попытаться. Вы можете пытаться, надеяться и молиться - и они оставят вас в покое, и, возможно - только возможно - вам позволят угаснуть, потому что в конце концов вы все равно не имеете значения. Никто из нас не имеет. Посмотрите на меня. Посмотрите, как я живу".

" Вы не думаете, что уже слишком поздно для всего этого?"

"Было неразумно идти в квартиру того человека в Броктоне".

Мое сердце заколотилось. "Откуда... Откуда вы это знаете?"

"Но шанс еще есть", - сказал он, не обращая на меня внимания. "Он не сказал вам ничего, что могло бы вывести вас на кого-то из высших чинов, и, скорее всего, не смог бы, даже если бы захотел, потому что не владел такой информацией. Они это знают, так что на данный момент нет ничего, что могло бы связать вас с кем-то, кроме горстки низкопробных хулиганов. Судя по тому, что вы мне рассказали, ничто из того, что вы сделали, еще не коснулось тех, кто имеет значение, и это вполне может стать спасением".

"Как вы узнали, что я там был?" снова спросила я.

Профессор смотрел на меня так, как смотрят на сбитого с толку ребенка, но он не был снисходителен, я мог сказать, что он действительно жалеет меня. Он, человек, прячущийся и живущий под землей, жалел меня. "Время не линейно".

Я кивнул, хотя все еще не понимал, что он имеет в виду. "Он сказал мне, что эти ритуалы каждый раз проходят в разных местах, и даже многие люди не знают, где и когда они будут, до самого начала".

"Он был прав. Так сложнее отследить их деятельность".

"А как вы можете быть уверены, что эти собрания действительно проводятся, что эти ритуалы действительно имеют место? Как вы можете быть уверены, что это не слухи, не куча жутких историй, которые никто никогда не сможет доказать?"

Профессор погладил бороду и вздохнул. "Потому что я их видел".

"Вы видели одно из этих собраний, где людей убивали?"

"Приносили в жертву".

"Сатурну".

Это был не вопрос, но он все равно кивнул.

" Вы видели, как это происходило?"

"Не кровавые жертвоприношения, нет".

"Тогда о чем мы говорим?"

Он вгляделся в темноту позади себя, как бы спрашивая разрешения. "Во время работы над книгой, - пояснил он, - мне удалось получить достаточно информации от одного инсайдера, чтобы ненадолго проникнуть на одно из их собраний. Я увидел достаточно".

"Кто этот человек?"

"Он бесполезен для вас. Он мертв".

"Из-за того, что он вам рассказал?"

"Я не знаю".

"Где проходила встреча?" спросил я.

"Теперь это не имеет значения, они никогда туда не вернутся".

"Но ведь будет еще одна, не так ли? Скоро. Одна здесь, в Сансете".

"Это забирает часть тебя, которую никто не должен отдавать", - тихо сказал он. "Часть тебя, которую никто не должен терять. Но паук не боится мухи".

" Я это уже слышал". Я теряла хватку, голова кружилась.

"Хищник никогда не ожидает, что станет добычей".

Я понял, что он имел в виду.

"Как только огонь будет потушен, - сказал он мне, - они разбегутся в ночи, как тараканы, которыми они являются".

"А эти предполагаемые жертвы, их никто никогда не ищет?"

"Люди исчезают каждый день. Дети исчезают тысячами по всей стране. Если бы вы остановились и посмотрели на реальную статистику, вы были бы поражены, цифры довольно отрезвляющие. Большинство из этих людей, даже дети, никого не волнуют и никто не тратит много времени на поиски, кроме всех первых шумих, поисков и заявлений. Мало кого удается найти - живым или мертвым - или даже услышать о них снова".

"Время идет", - сказал я.

"Именно. Люди забывают, перестают беспокоиться. Они идут дальше".

"И Братство Сатурна тоже стоит за этими жертвами?"

"Большая часть из них - да, но вы должны понимать, что это крайние случаи, кровавые ритуалы. Бесчисленное множество других ритуалов, посвященных Сатурну, совершается каждый день людьми, которые даже не подозревают, что участвуют в них. Вы женаты, мистер Фальк?"

"Уже нет".

"Когда вы были женаты, вы и ваша жена обменивались и носили обручальные кольца?"

"Да".

"А знаете, почему? Почему именно кольца, а не что-то другое? Вы когда-нибудь задумывались о происхождении этой традиции?"

Я не был уверен, что беспокоит меня больше: его линия вопроса или тот факт, что я никогда не задумывался и не задавался вопросом о такой обыденной вещи, как обручальные кольца.

"Они представляют собой кольца Сатурна", - сказал он. "Это способ почтить его, знак того, что он контролирует и благословляет союз. Люди делают это и по сей день, не зная, почему, как это началось, что это значит на самом деле или кому это действительно отдает дань уважения".

Я посмотрел на свою руку, на палец, где когда-то носил золотое кольцо.

"Вы знали, что в Мекке есть большой черный каменный куб, перед которым молятся, - Кааба?" спросил профессор. "Они движутся вокруг него, одновременно, как одно целое, гигантской толпой, и когда они это делают, вся сцена выглядит точно так же, как облака, движущиеся вокруг шестиугольника на северном полюсе Сатурна. Они даже движутся в том же направлении, против часовой стрелки. В Интернете и других местах можно найти бесчисленное множество сравнительных видео. И этим дело не ограничивается. Почти все основные религии так глубоко поклоняются Сатурну, что это просто поразительно, и самое пугающее, что практически никто из них не знает, что делает это. Это все обман".

"Как Дуэйн узнал о вас?" спросила я. "Об этом?"

"Он часть этого".

"Я не понимаю, он..."

"Мы все в этом участвуем. Вы ничем не отличаетесь от нас, ничем не отличаетесь от всех остальных, кто оказался вовлечен в этот ужас. Ничто не является случайностью. Ничто не является случайностью или умыслом. Это все кусочки большой головоломки, нити единого полотна, пьеса, которую разыгрывают люди, не подозревающие о существовании пьесы". Он погрузился в темноту, пока не появилась рука и не вложила что-то в его ладонь - маленькую пластиковую бутылочку с рецептурными таблетками. Он выпил две таблетки, проглотил их всухомятку, а затем передал бутылочку обратно тем, кто ждал его в темноте. " Тревога", - смущенно сказал он. "Таблетки помогают держать ее в узде".

"Нужно бороться с драконом, как только можем", - сказал я.

"Пока врата не откроются, это все, что мы можем сделать, - жить и умирать, пока наши души приходят и уходят, проходя через поляризованные кольца Сатурна. Вот куда они уходят, наши души. Именно там наши души входят в это измерение... и там же покидают его".

"Что это даст, если врата будут закрыты?"

"Мы говорим не о физическом мире. Вот почему люди не замечают того, что находится вокруг них. Это все равно что искать апельсины в яблоневом саду, а потом заявлять, что апельсины - это ложь, поскольку их не найти. Они не только ищут не там, где нужно, но и отказываются верить в существование правильного места, даже когда им на него указывают. В результате возникает идеальный шторм высокомерного невежества, маскирующегося под интеллектуальное превосходство. Тем временем обман продолжается".

"Тогда да помогут нам небеса", - сказал я.

"Мы очень далеки от рая, мистер Фальк".

В этот странный сюрреалистический момент, купаясь в мерцающем свете свечей и ожидая, когда начнут действовать наркотики, Квинтон Касселлс выглядел не только грустным и глубоко озабоченным человеком, каким он и был, но и человеком, безнадежно тонущим в собственном безумии.

И по тому, как тени собирались и стелились по его лицу в том ужасном месте глубоко под землей, я понял, что он видел во мне то же самое.

Дождь забрызгивал причал, смешиваясь с грохочущими волнами. Дуэйн стоял на скалах, казалось, ничем не затронутый, глядя на темный горизонт. Я остался позади него на песке, наблюдая, как его рваная одежда развевается на ветру.

"Дерьмо лезет в голову", - сказал он. "Забивается в голову".

"Не могу избавиться от него. Кажется, становится только хуже".

"Посмотри на небо", - сказал он. "Раньше они так не выглядели".

Я посмотрел, и он был прав.

Дьявол дышит над тобой, детка.

"Мы все умрем, правда, Дуэйн?"

Он частично оглянулся, но не настолько далеко, чтобы установить зрительный контакт, а затем вернул взгляд к океану. "Конечно".

Наступила ночь, и самый сильный шторм еще не начался. Но, как и надвигающаяся темнота, она приближалась, и с местью. Для меня все это было связано с возвращением. Теперь я это знал. Вернуться в то, чего я только что едва избежал.

"Тебе пора домой", - сказал Дуэйн.

"Еще нет". Океанский воздух и его прохладные брызги приятно касались моей раскрасневшейся кожи.

"Мужчина всегда должен возвращаться домой, когда он может".

"Если я пойду... когда я пойду... кто там будет?"

На этот раз, когда Дуэйн повернулся, он смотрел прямо на меня. "Что случилось с твоим лицом?"

Я отступил, сначала медленно, а потом побежал, бросаясь на ветер и спотыкаясь, вперед, изо всех сил, так быстро, как только позволяло мое тело и песок под ногами. Бесчисленные кошмарные сценарии снова и снова прокручивались в моей голове, и в конце концов я добрался до основания дюн, ведущих к моему коттеджу. В задних окнах горел свет. Было что-то гипнотическое в сиянии света, пробивающегося сквозь тьму.

Я стоял под дождем, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд.

Шепот... невнятный смех... шум волн, разбивающихся о берег...

Я упал на колени. В окне кто-то был, силуэт смотрел на пляж, неподвижный и ждущий, но чего?

Тебя, Стэн...

Мир начал крениться и вращаться. Я закрыл глаза и почувствовал, как опрокидываюсь на песок. Он был прохладным и влажным, прижимаясь к моему лицу, а дождь приятно падал на мои волосы и стекал по шее. Но мне было страшно, потому что я знал, что я не один. Здесь был кто-то еще, кто-то позади меня на пляже, и это был не Дуэйн. Это был даже не тот же самый пляж.

Когда я открыл глаза, я лежал на животе, как коммандос. Тупая головная боль пульсировала в основании черепа, пока я с трудом поднимался на ноги и озирался по сторонам.

Я чувствовал запах остатков костра, смешанный с запахом океана. Вокруг меня в темноте колыхалась высокая трава, сгибаясь и разгибаясь от ветра и дождя. За дюнами виднелось место, где был костер, куда нас отвели, и я понял, что, возможно, мы никогда и не уходили. Однако все это казалось таким давним, каким-то событием, существовавшим в вихре, где кошмар и память были единым целым.

Время больше не имело смысла. А может, и никогда не имело.

Я остановился на вершине дюн, все еще пытаясь понять, как я сюда попал и что происходит. От потухшего костра поднимались огромные столбы черного дыма, отделяясь от тьмы и грациозно уносясь в ночь. Выдыхая густые клубы, дым тянулся к иссиня-черному небу, где впитывался обратно в ночь, выдыхая смерть, ушедшую, но все еще живую, скрытую в плаще тьмы.

А там, на пустынном пляже, меня ждала одинокая фигура на дальнем краю того места, где был костер.

Я спустился с дюн и побрел по песку, пока не добрался до выжженной ямы, в которой когда-то горел костер. От нее все еще поднимался пар, смешиваясь с проливным дождем. Напротив меня стояла светловолосая женщина. Обнаженная, она улыбалась сквозь туман, дым и темноту, ее ослепительно белые зубы резали ночь, скорее зловещую и дикую, чем прекрасную.

Я быстро, насколько мог, осмотрел окрестности. Если здесь и были другие, то они были очень хорошо спрятаны. Я вернулся к остекленевшим глазам женщины, ее диким коротким светлым волосам и маленькому телу, покрытому многочисленными черными татуировками - больше символов и загадок, смело выделяющихся на бледной коже, - и приготовился к тому, что мне, возможно, придется сделать. Я потянулся к задней части брюк, вытащил пистолет и позволил руке свеситься на бок.

Она бежала к воде, кружась и прыгая, раскинув руки в стороны, откинув голову назад в экстазе. Но она не издала ни звука, даже когда я последовал за ней. Вместо этого она остановилась перед волнами и повернулась ко мне спиной, ее обнаженная белая плоть пронзила ночь.

Ухмыляясь, женщина подошла ближе, ее маленькая грудь задрожала, темно-розовые соски стали маленькими, но длинными, упругими и твердыми. Полностью выбритый живот украшала большая татуировка в виде анха, расположенная таким образом, что казалось, будто он вонзился в ее влагалище и выходит прямо между ног.

Тем не менее она ничего не сказала и не издала ни звука. Она потянулась ко мне, приглашая подойти к ней, позволить ей обнять меня, но я остался на месте, пистолет по-прежнему был опущен на бок.

Она продолжала двигаться, соблазнительно проводя руками по своему телу, которое было мокрым и скользким от дождя. Ее волосы прилипли к лицу, а черный макияж глаз и ярко-красная помада, которыми она пользовалась раньше, практически смылись. Она подошла ближе, ее маленькие босые ножки ступали на цыпочках, шагая по песку, словно имп.

Я стоял на месте, но слегка отклонился в сторону, чтобы прикрыть руку с пистолетом. Женщина остановилась в нескольких футах от меня, но была так близко, что я мог разглядеть вены в ее глазах и бисеринки дождя, стекающие с ее волос. Она снова жестом предложила мне заключить ее в объятия.

Моя решимость слабела.

"Отведи меня к ним", - сказал я. "Отведи меня к остальным".

Она по-детски радостно кивнула и потянулась ко мне, едва касаясь кончиками пальцев моей руки. По мне пробежал холодок. Я засунул пистолет обратно в штаны и наклонился ближе, позволяя ее пальцам сомкнуться на моей руке и притянуть меня к себе.

Я прижался к ней и опустился на колени. Она была невысокого роста, поэтому, несмотря на то что она стояла, моя голова оказалась на одной линии с центром ее груди. Я задрожал от страха, растерянности и первобытной похоти. Я не хотел, чтобы она была рядом со мной, не хотел, чтобы она прикасалась ко мне, и я не хотел прикасаться к ней. Но я не мог остановиться.

Ее руки вцепились в мою голову по обе стороны и вдавили мое лицо в ее груди, ритмично прижимая меня к ней, пока я не взял в рот один из ее сосков. Ее грудь вздымалась, когда я сосал его, ощущая вкус дождя и соли, а затем чего-то еще, чего-то металлического. Мои руки скользнули по ее талии, затем спустились к ее попке, обхватили и сжали ее, притягивая еще ближе.

Что-то большее, чем дождь, брызнуло мне в лицо, и тот же металлический привкус на языке усилился. Я повернул голову, и ее грудь вырвалась из моего рта с громким хлопком. Задыхаясь, я выплюнул полный рот крови. Ее крови.

Я отпрянул назад, наблюдая, как женщина обхватила груди и сжала их вместе, и кровь тонкой струйкой полилась из них на живот и на бедра. Но никаких ран, никаких видимых повреждений не было. Кровь выделялась прямо из ее грудей, когда она доила их и беззвучно смеялась, ее глаза были дикими и демоническими.

Судорожно вытирая рот тыльной стороной ладони, я поднялся на ноги и успел заметить, как кто-то зашевелился у воды. Человек, вынырнувший из прибоя, словно рожденный им, неуверенно шел к берегу.

Боковая часть его головы отсутствовала, ее снесло. И тогда я понял, кто он.

Когда он был жив.

Он посмотрел на меня, открыл рот, чтобы заговорить, но вместо этого его вырвало густой черной кровью, которая хлынула на губы и вниз.

Огромная волна обрушилась на берег, и мужчина исчез в ней. Когда волна исчезла, исчез и он.

Но женщина осталась.

Она побежала в темноту.

Я последовал за ней.

В темноте и под дождем я видел только ее белую спину, движущуюся в ночи передо мной. При более нормальных обстоятельствах это могло бы показаться комичным или даже эротичным, но в эту ночь это был еще один пример сошедшего с ума мира, в котором ничто не имеет смысла и не является тем, чем кажется.

К тому времени как женщина пробежала мимо таблички на песке, объявлявшей пляж за этой точкой частной собственностью, мои легкие горели, а мышцы болели так сильно, что я едва мог стоять. Обессилев, я опустилась на колени в надежде перевести дух. Промокнув насквозь, я смахнул дождь с глаз, перечитал знак во второй раз, а затем посмотрел на тот участок пляжа, где меня ждала женщина. Над нами возвышалась горстка красивых домов, встроенных в холмы и скалы, возвышающиеся над песком. Мы зашли так далеко, что достигли самой богатой части Сансета. Я никогда не была здесь раньше.

С трудом поднявшись на ноги, я последовал за женщиной, пока не добрался до ряда ступеней, встроенных в склон холма, с перилами и факелами по обе стороны от них до самого особняка наверху. В грозу факелы не горели, но я представил себе, как они могли бы выглядеть в любую другую ночь, величественно пылая и указывая путь к предполагаемой Шангри-ла, которую создали те, кто там жил.

Слева от меня молния пронзила ночь гигантскими копьями, озарив все вокруг голубым светом, а затем вернула нас во тьму. В эту долю секунды я увидел, что женщина стоит на нижней ступеньке и улыбается мне.

Мои ноги ослабли, и я хотел только одного - снова упасть на колени, но вместо этого, пошатываясь, подошел к ней и остановился прямо на ступеньке. Она раскрыла руки и откинула назад голову, как будто смеялась, но не издавала ни звука.

Над нами, на вершине ступеней, были и другие. Теперь я видел их в темных мантиях с капюшонами, не более чем тени и силуэты, стоящие под дождем и наблюдающие за нами. А затем, в унисон, они подняли головы, открыв поразительные белые маски с прорезанными в них отверстиями для глаз, но в остальном гладкие, как фарфор.

Как части одного большого целого, подумал я, большого, полностью воплощенного организма.

Сквозь бурю я слышал слабые звуки песнопений, молитвы, которые бормотал ветер, когда облаченные в мантии фигуры двигались вместе, колыхаясь, как высокая трава вдоль дюн.

Движутся как единое целое, подумал я, прямо как пауки.

Светловолосая женщина внезапно бросилась ко мне и взяла мое лицо в свои маленькие холодные руки. "Мы не реагируем на то, что происходит в этом мире", - сказала она певучим голосом. "Этот мир реагирует на то, что происходит в нас. Рожденные в крови, вы умираете и возрождаетесь в огне. Это ваше горнило. Убивай за нас. Убивайте за него. Вы голодны. Позволь ему накормить тебя".

Кулак врезался в мою голову, задев висок и верхнюю часть уха. Удар вывел меня из равновесия и привел мир в состояние медленного вечного наклона. Падая то вбок, то вперед, я вскинул руки, пытаясь прервать падение, но уже оказался на земле и рухнул на песок подбородком вперед. Боль вырвалась из глаз и изо рта, когда я прикусил зубы, и они сошлись с противным лязгающим звуком.

В следующее мгновение я инстинктивно попытался встать, поднялся на четвереньки и огляделся, пытаясь сфокусироваться. Те, кто кружил вокруг меня, казались не более чем размытыми цветами, расплывчатыми фигурами, как и все остальное в поле моего зрения. Волна паники захлестнула меня, когда зрение медленно начало возвращаться в фокус. Я упал на задницу и почувствовал вкус крови. Хотя я быстро и многократно моргал, все вокруг оставалось размытым. Это было похоже на взгляд через линзу, намазанную вазелином.

Три фигуры приблизились ко мне, и мое зрение достаточно скорректировалось, чтобы я смог разглядеть, что это Брейдс, Тедди и еще один его лысый придурок.

Я попытался встать, но Брейдс уперся сапогом мне в грудь и толкнул меня назад, прижав к песку, его пронзительные голубые глаза смотрели на меня сверху вниз.

Когда я стал сопротивляться, он подставил ногу к моему горлу, и я схватил его за ногу обеими руками и изо всех сил ударил ногой. Попав в лодыжку, я выбил его ногу и отправил в полет.

Тедди закрыл меня, пока я поднимался на ноги. Как раз вовремя, я скрестил руки над лицом, блокируя его удар, а затем нанес ответный удар по печени, который свалил его. Попасть человеку в печень было то же самое, что выбить колено или ударить коленом по яичкам. Не имело значения, в какой форме ты находишься и насколько ты вынослив - если тебя ударили достаточно сильно, ты падаешь.

Пошатываясь, я перепрыгнул через Брейдса, который уже поднимался на ноги, и выхватил пистолет из кармана брюк. Но прежде чем я успел навести его, Брейдс замахнулся на меня, выбив пистолет из рук. Он отлетел в сторону, так как сила удара выбила из равновесия и меня. Я попятился назад, удержался на ногах и обрушил на него комбинацию из трех ударов.

С ловкостью опытного боксера он увернулся от первых двух. Третий задел его щеку, но лишь слегка, и он прошел прямо сквозь него, метя в мое нутро мощным апперкотом, который заставил меня выдохнуть весь воздух в едином порыве.

Когда я сложился вдвое, он схватил меня за воротник и, подобно вышибале, подбросил на несколько футов в воздух. Я приземлился и перекатился, как мог. Больной, запыхавшийся и все еще с легким головокружением, я сумел встать, прежде чем Брейдс добрался до меня, но он быстро приближался, и на его лице читалась твердая решимость. Я огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы от него отбиться.

Он ударил меня прежде, чем я успел увернуться. От удара я отлетел в сторону и упал на спину. С минуту я лежал, пытаясь отдышаться, а на меня лил дождь.

Я перевернулся и встал как раз вовремя, чтобы увидеть, как все трое мужчин надвигаются на меня. Брейдс отошел в сторону, так как Тедди набросился на меня первым, а я встал и схватил ближайший предмет, который попался мне под руку, - обломок коряги, частично зарытый в песок. Подняв его и размахнувшись одним плавным движением, я со всего размаху ударила его по лицу. Кровь забрызгала нас обоих, и он отшатнулся назад. Я снова подошел к нему и снова ударил его, на этот раз по голове. Он упал на колени и свалился без сознания.

Третий мужчина бросился на меня. Он сосредоточился на оружии в моих руках, поэтому я нанес ему быстрый удар ногой в колено, которое сильно выгнулось, а затем подкосилось со зверским щелкающим звуком. Зажав ногу, он упал на песок, застонав в агонии.

Я обошел его кругом. Не сводя глаз с Брейдса, который наблюдал за мной, но еще не бросился на меня, я впечатал каблук в горло мужчины, перебив ему дыхательное горло.

К тому времени, как я перестроился, не сводя глаз с Брейдса, мужчина захлебнулся и потерял сознание. Через минуту или две он был мертв.

Брейдс небрежно стряхнул с себя одеяние и принял боевую стойку. Без рубашки, демонстрируя свое впечатляющее телосложение, он внезапно налетел на меня и с быстротой, превышающей возможную, нанес удар локтем, который пропустил, а затем вращающийся удар ногой в спину, который пронесся мимо моей головы, как пуля, промахнувшись мимо меня на считанные дюймы.

Я парировал удар ногой в колено, но, несмотря на свою массивность, он оказался слишком проворным и выскользнул из-под удара прежде, чем я успел его нанести, а затем вернулся и нанес удар предплечьем в челюсть, свалив меня с ног.

Я упал, и воздух снова покинул меня, а я забился в конвульсиях, как рыба в воде. Кашляя, я перекатился на колени и попытался подняться, но он снова оказался на мне, на этот раз обрушив на мое лицо кулак, который должен был повалить меня окончательно.

Когда я лежал на боку, все вокруг расплывалось, потом прояснялось, снова расплывалось, а громкий звон в ушах постепенно стихал, пока не вернулся звук, как у радиоприемника, постепенно увеличивающего громкость.

Дождь продолжал идти, пропитывая нас насквозь.

Брейдс напряг мускулы и закружил меня, как кошка в джунглях.

"Вставай, - прорычал он.

Я с трудом поднялся на колени, не зная, смогу ли вообще стоять в этот момент. Я попытался, потерпел неудачу и, перекатившись, понял, что упал на пистолет. Он был прижат к моей спине. Я вытащил его, упал назад и выстрелил.

Первый выстрел попал Брейдсу в горло. Вторая пуля взорвала его левый глаз.

Третий промахнулся, так как он уже упал и был мертв, не долетев до земли.

С жутким спокойствием, смысл которого я не совсем понимал, я встал и подошел к Тедди. Он все еще лежал без сознания.

Я дважды выстрелил ему в затылок.

Я постоял с минуту, дыша медленно и осознанно.

На первой ступеньке, ведущей к дому и остальным, сидел Феликс и смотрел на меня сквозь дождь с демоническим блеском в черных глазах.

"Сделай это, - сказал он, медленно поднимаясь на ноги, вытянув руки по обе стороны от себя в издевательском распятии.

Однажды ты будешь молиться нам.

Мои грехи, моя вина, моя слабость и ужас - все это было со мной. И дьявол, он тоже был там, его хвост скользил между моих ног, его когти брали меня за руку, уверяя, что все будет хорошо.

"Сделай это!" крикнул святой ада над бурей.

Я посмотрел Феликсу прямо в глаза. Затем я выстрелил ему в лицо.

Он упал назад и скрылся во тьме, захлебываясь кровью и дождем, а я отшатнулся и выронил пистолет.

Из темноты появилась светловолосая женщина.

Безумные молитвы тех, кто наблюдал за ней, стали громче.

Ее лицо исказилось, жутко перекошенное дождем и безумием. То самое лицо, которое я видел раньше, вынырнуло из темноты, демоница - ведьма - дунула в ее раскрытую ладонь и рассеяла облако тумана, обдавшее мое лицо.

И вдруг мы вместе упали назад. Мы приземлились на мокрый песок, она лежала на мне, ее обнаженное тело блестело, когда она извивалась, а руки все еще сжимали мое лицо. Я тщетно пытался обхватить ее крошечную талию, но мои руки скользили вверх по ее спине и ягодицам.

Я хотел снять ее с себя. Я хотел встать. Я хотел убраться отсюда подальше. Но ничего из этого я не мог сделать. Вместо этого я лежал, быстро моргая и пытаясь разглядеть сквозь дождь фигуры в мантиях, наблюдавшие за мной сверху, но они пропали из виду. Все, что я мог видеть, - это лес неправдоподобно белых блестящих лиц, разбросанных по холмам, как в страшном сне, - отделенных и больше не человеческих, лиц без носов и ртов, только пустые, черные, безжизненные глаза.

Женщина прижималась ко мне, и мое тело отзывалось, твердея под ней, когда она снова и снова прижималась тазом к моему, а ее руки держали мое лицо с такой страстью, что казалось, будто ее пальцы в любой момент проломят мою плоть, чтобы она могла проникнуть внутрь меня этими нежными пальцами. Ее губы коснулись моих, и ее язык зашевелился, как змея, протискиваясь к моему рту, пока не оказался внутри.

Мы перевернулись, и я оказался на ней, прижимая к себе ее маленькую фигурку, и стал целовать ее еще крепче, встречая ее толчки своими, а она возилась с моими брюками, освобождая меня от них и стягивая их. Я знал, что они там, остальные, смотрят и произносят свои ужасные молитвы, но я не мог остановиться. Ее руки освободились от моего лица и обхватили мой член, направляя его ближе, а ее ноги обхватили мою поясницу.

Дождь не прекращался, и буря бушевала, пока я входил в нее.

Мои руки нашли ее нежное горло и сжали его, а я трахал ее все сильнее и сильнее, все глубже погружая ее маленькое тело в мокрый песок. Я слышал, как ее приглушенные крики переходят в рвотные позывы, когда я выжимал из нее жизнь, но я продолжал трахать ее дикими толчками, пока наконец не отпустил ее горло. Я приподнялся над ней и почувствовал, как моя рука сжалась в кулак. Я откинул ее назад, готовый ударить по ее прекрасному лицу, уничтожить его костяшками пальцев. И когда ее глаза расширились, а изо рта потекла струйка крови, она улыбнулась и уперлась в мою эрекцию, заставляя меня входить в нее еще глубже.

Но под дождем все расплывалось и превращалось в нечто иное, и все, что я мог видеть, - это жалкого старика и то, как я мечтал разбить ему лицо этими же кулаками. Сколько раз я фантазировал о том, как причиню ему боль так же, как он причинил боль моей матери, как он причинил боль мне. Скольких людей я избивал и пытал за деньги, каждый раз представляя, что это мой отец? Могу ли я вспомнить? Было ли какое-то число, которое могло бы придать всему этому смысл, как-то оправдать мое насилие и разврат, мою ярость против тех, кто ничего мне не сделал?

Молитвы звучали все громче, они кружились вокруг нас, как ветер и дождь, и от этого становилось только хуже. Темнее... чернее... ужаснее...

Женщина улыбнулась, показав свои яркие белые зубы, теперь измазанные кровью и слюной.

Я обрушил кулак на ее лицо и трахал ее до тех пор, пока дождь и влага между ее ног не хлынули на нас, забрызгав наши животы и груди. Я снова ударил ее, на этот раз сильнее, и продолжал трахать ее, несмотря на то что все, что брызгало между нами, превратилось в кровь. Ее кровь. Моя кровь.

А потом она исчезла. Лицо больше не ее, не моего отца, а кого-то другого, и моя ярость и бессмысленная жестокость сменились стыдом. Я закрыл глаза и рухнул на пляж, скатываясь и вжимаясь лицом в мокрый песок, надеясь, что он задушит меня и положит конец этому ужасу.

Папа?

"Нет! Черт возьми, нет!"

Не грусти, папа.

Маленькие пальчики потянулись в песок, нашли мои глаза, осторожно вытерли с них слезы, затем нашли глазницы и надавили, медленно, глубоко вонзаясь. Мучительная боль пронзила мой череп, когда ее пальцы пробили мои глазные яблоки с отвратительным чавкающим звуком.

"Остановись, пожалуйста, ты убиваешь меня!"

Из дыр, где были мои глаза, пузырилась сухая пена и текла кровь.

Что случилось с твоим лицом?

Я упал вперед и рухнул на женщину, ее лицо прижалось к моей шее, я прижался губами к ее лицу, пробуя ее кровь на вкус, когда она стекала в мой рот и в горло, покрывая его тошнотворным металлическим привкусом, который был одновременно тошнотворным и соблазнительным, таким первобытным, сырым и заразительным.

Приди и посмотри, папочка. Приди и посмотри.

Над звуками нашего сбивчивого дыхания и учащенного биения ее сердца я снова услышал молитвы остальных, теперь уже более отчетливо, над грохотом бури.

Приди и посмотри.

И я увидел.

Король наблюдает за происходящим со своего трона, стены вокруг него запятнаны кровью и запёкшейся кровью, а потолок покрыт пауками.

Моя голова кружится, кажется, будто она отделяется от остального тела и летит через всю комнату, летит над костями и кровью, сыростью и холодом. Но когда я пытаюсь встать и не могу, мое лицо ударяется о кафельный пол и напоминает мне, что я вовсе не свободен улететь, а привязан к этому ужасу, а он - ко мне.

Стало темно. Я вижу, как ночь вползает в дом через выбитое окно, как тьма поглощает туман, пожирая его так же, как безумие пожирает меня, пожирая изнутри, как прожорливый паразит.

Кто-то идет по длинному и темному коридору в сторону комнаты. Я не вижу, кто это, но вижу, как сквозь темноту приближаются черные ботинки, и вдруг этот кто-то хватает меня за лодыжку, крутит вокруг себя и без усилий тащит по полу, как тушу, - моя грудь, живот, лицо и руки скользят по окровавленному, усыпанному костями полу, а сверху пробуждаются пауки.

Они начинают падать.

Последнее, что я вижу, - это Сатурн на своем троне, окруженный кровавыми символами, и гигантская пентаграмма, нарисованная кровью на полу.

В темноте меня тащат по грязному, потрескавшемуся и ужасно грязному полу. Я хочу пнуть тащащего меня человека другой ногой, но нога безжизненно болтается, не желая подчиняться. Я не могу заставить свое тело сделать то, о чем кричит мой разум, и мои протесты не более чем приглушенное хныканье.

Мы попадаем в другую комнату, более темную и без окон, с рядом горящих свечей, расставленных по полу в виде большого круга. Моя нога свободна.

Я с трудом переворачиваюсь на бок и судорожно оглядываюсь по сторонам.

Огонь свечей лижет темные стены, отражается от кафельного пола. Человек, который притащил меня сюда, - громадная тень - исчезает в коридоре, не проронив ни слова.

Только услышав звон цепей, я понимаю, что не один в этой комнате. Здесь есть кто-то еще, в дальнем углу, за пределами досягаемости пламени.

Я подползаю поближе к кругу свечей, чтобы получше рассмотреть темный угол. Кто-то невысокий - я не могу определить, мужчина это или женщина, - обнажен и сгорблен, на запястьях и лодыжках - кандалы.

Фигура прикована к стене.

"Пожалуйста", - говорит тень, и я понимаю, что это женщина. "Не надо".

С другой стороны комнаты внезапно вспыхивает и разгорается сильнейший огонь, и мы видим множество фигур в одеяниях, стоящих в еще большем круге, который окружает нас. Все они носят пугающие белые маски, похожие на фарфор, и черные атласные мантии с капюшонами, кроме трех, которые облачены в красные мантии и носят маски из золота.

Из круга доносится странная мелодия. Жуткая, пронизанная меланхолией, она эхом отражается от стен и разносится по темному коридору. Странный звук напоминает пение монахов из глубин древнего каменного храма, их голоса одновременно неземные, угрожающие и странно прекрасные. Слова произносятся на каком-то давно вымершем языке, который я не могу понять.

Я подношу руки к лицу, провожу окровавленными пальцами по рассеченной плоти на щеках и подбородке и пытаюсь понять, что со мной происходит.

Над нами больше нет крыши, только большая, зазубренная, давно разрушенная дыра, портал в огромный, полный звезд ночной полог.

От звезд отделяется огненный шар, дрейфующий и горящий над головой, превращая тьму в свет.

Нет. Не свет, а что-то похожее на свет.

В ушах звенит ужасный крик, в висках закладывает уши, а в глазах рябит от спазмов и жжения в желудке, грозящего в любой момент яростно выплеснуть свое содержимое. Я уверен, что умру, если это продолжится, но не знаю, как это прекратить. Я не знаю, что делать.

Я смотрю на остальных, наблюдая, как полыхает ночное небо.

В ответ один из обладателей красной мантии кивает своим золотистым лицом.

Я слышу в голове голос, который не принадлежит мне.

"Питайся", - говорит он. "Питайся".

И я питаюсь.

Свет двигался вдоль дальней стены, ускользая, как призраки, прежде чем я успел понять, что именно его вызвало. Мое зрение, хотя и затуманенное, сфокусировалось настолько, что я смог разглядеть небольшую темную комнату вокруг себя. Кровь и ужас исчезли. Здесь было тихо и уютно, поскольку меня уложили в постель и укрыли тяжелыми роскошными простынями и одеялами. Пышные подушки под моей головой смутно пахли лавандой, а на тумбочке слева от меня медленно горела палочка благовоний в маленьком золотом держателе. Я смотрел, как тонкие струйки дыма поднимаются в воздух, и вокруг меня витал странный соблазнительный запах.

Я попытался пошевелиться, но мое тело было слабым и жестким, и я не мог даже поднять голову с подушек или почесать нос. Всякий раз, когда я глотал, я чувствовал вкус крови, отчего меня тошнило, и хотя ужасная мигрень прошла, основание черепа все еще пульсировало тупой и постоянной болью. Я провел языком по зубам и деснам. Они болели и были покрыты кислой пленкой. Я хотел встать, позвать, но вместо этого почувствовал, что уплываю в темноту, из которой только что вышел.

Этот процесс повторялся много раз, не могу сказать, сколько и как долго, потому что я потерял всякое ощущение времени, места и самого себя, проваливаясь в темноту и выныривая из сознания. Но в какой-то момент я очнулся в той же кровати и на этот раз почувствовал себя более собранным и сосредоточенным, более контролирующим свой разум и тело.

Некоторое время я лежал, глядя в потолок.

Пауков не было, только тени.

Дверь медленно открылась.

Внутрь вошел пожилой лысеющий мужчина. Одетый в потертый черный костюм, он двигался осторожно, стараясь не шуметь, а руки сложил перед собой, наклонившись ближе, чтобы получше рассмотреть меня.

"Вы проснулись", - сказал он мягким, приятным голосом, который, казалось, противоречил его напряженным, похожим на птичьи, чертам лица. "Как вы себя чувствуете, сэр?"

Я попытался заговорить, но у меня получилось лишь гортанное кваканье.

"Минутку". Мужчина поспешил в тень на дальнем конце комнаты и вернулся с графином воды и маленьким стаканом. Он налил воды, поставил графин на тумбочку и поднес стакан к моим губам, а другой рукой осторожно обхватил мою шею и приподнял голову, пока мой рот не встретился со стаканом, и я смог отпить. "Вот так, сэр", - сказал он, забирая стакан и укладывая мою голову обратно в подушки через секунду или две. "Сначала не слишком много, ваш желудок, вероятно, и так уже расстроен".

Вода была теплой, но вкусной. Я и не подозревал, насколько пересохло во рту, пока не проглотил и не почувствовал, что язык и рот снова наполнились влагой. Я облизала губы, увлажняя потрескавшуюся кожу.

Мужчина поставил стакан на тумбочку и выпрямился, наклонив голову, глядя на меня. "Лучше?"

Я кивнула, сглотнув. "Где я?" спросил я, мой голос был хриплым, горло болело.

"Мы нашли вас на пляже", - сказал мужчина. "Вы были очень больны".

"Женщина..."

"Женщина, сэр?"

"Блондинка, которая была со мной".

"Не было никакой женщины, сэр. Только вы. Очевидно, вы потеряли ориентацию во время бури и упали у основания лестницы, ведущей в дом. Мы не знали, что именно случилось, но занесли вас в дом и уложили в постель. К счастью, один из соседей - врач, и он пришел и осмотрел вас той ночью. Мы давали вам антибиотики и снотворное, которые он прописал, так как у вас была очень высокая температура, когда мы вас нашли. Мы не могли с уверенностью сказать, что произошло, но, похоже, не было причин звонить в полицию. Доктор Паскуалес считает, что через несколько дней вы будете как новенький".

"Как долго я здесь нахожусь?"

"Почти три дня, мистер Фальк".

Я прищурился в надежде рассмотреть его получше. "Откуда вы знаете мое имя?"

"Ваш бумажник был у вас в штанах, сэр. Мы нашли ваше удостоверение личности".

"Вы с кем-нибудь связались?"

"Боюсь, у нас не было ни малейшего представления, с кем связаться. Мы не смогли найти ни вашего партнера, ни ближайших родственников, ни кого-либо, связанного с вами, ни вообще какой-либо информации о вас, честно говоря, поэтому мы решили, что лучше дать вам отдохнуть и прийти в себя и заняться всем этим позже".

Я попытался сесть, и частично мне это удалось, но я все еще был ужасно слаб. "Кто вы?"

"Аргус Пикок, сэр". Он протянул руку. "Очень приятно".

Мне удалось поднять руку настолько, чтобы взять его ладонь в свою. Его плоть была теплой и гладкой, а хватка - нежной. "Это ваш дом?"

"О боже, нет". Аргус вежливо рассмеялся. "Я здесь только работаю, присматриваю за домом и мистером Баком, конечно".

Я боролась со сном, но он снова наваливался на меня, и я мало что мог сделать, чтобы остановить его. "Я хочу увидеть его, я хочу поговорить с мистером Баком".

"Конечно, сэр. Всему свое время". Аргус улыбнулся, обнажив длинные узкие зубы тускло-желтого цвета. "Но сейчас вам лучше отдохнуть и набраться сил. Когда вам станет лучше, мы все уладим. А пока, уверяю вас, вы в надежных руках и под моим личным присмотром, мистер Фальк".

Остальное стало вспоминаться как наяву. Я хотел уйти. Немедленно.

"Спокойно, сэр", - сказал Аргус, осторожно положив руку с печеночными пятнами на мое плечо.

"Я знаю, кто ты", - сказал я, с трудом находя в себе силы подняться с кровати. "Я знаю, кто ты, я..."

"Не расстраивайтесь", - сказал Аргус. "Все будет хорошо, сэр".

Как я ни сопротивлялся, мои глаза стали неподъемно тяжелыми, медленно закрылись, и, несмотря на панику, я снова погрузился в сон.

Мои сны всегда были призрачными. Я боюсь их, люцидных или иных, потому что знаю, что они - нечто большее, чем кошмары, навеянные измученным и избитым разумом. Это сувениры на память, сувениры от ужасных вещей внутри меня, которые гнездятся и процветают, медленно растут и питаются мной, даже когда я говорю себе, что все это в прошлом, аккуратно забыто и убрано подальше, как старые игрушки, с которыми больше не играют.

Природа всех зверей меняется в любой момент, но сам зверь остается. В конце концов, не мы реагируем на этот мир, а мир реагирует на нас. Наш мир призрачен, потому что призрачны мы. Поступками и мыслями, памятью и познанием мы прокляты или спасены.

Мы движемся в свете, но видим сны во тьме. Все мы пауки, мы не боимся мухи, а боимся своего рода, своего другого, не того, кого мы убиваем, а того, кому даем жизнь, поскольку именно это поглотит нас так же верно, как мы поглощаем муху.

Это ужасно - знать ужасные вещи.

Подойди и посмотри...

Когда я прохожу через дверь и ступаю под радугу, я вижу, что все они здесь, собрались как будто для какого-то великого блага, благотворительного коктейля в Аду.

Они все останавливаются и смотрят на меня, и на мгновение я замираю. Затем, видимо, удовлетворенные моим присутствием, они возвращаются к своим разговорам, возобновляют то, чем занимались, когда я появился.

Цвета тают и смешиваются, зрение, звук и запах не совсем соответствуют этому лихорадочному сну, этому путешествию в ясный ужас, мерцающему, как пламя, на самом краю моего рассудка, или того, что сейчас там обитает вместо него.

Я тупо стою и пытаюсь понять.

В другом конце комнаты Альберт занимается одним из своих боевых искусств, а Карла и некоторые другие наблюдают за ним. Они оба видят меня и улыбаются. Я отворачиваюсь и вижу, что Дуэйн стоит один в углу, одетый в грязные лохмотья, со стаканом в руке. Пристыженный, он отказывается смотреть мне в глаза.

Слайд сидит на стуле неподалеку, тихонько побрякивая гитарой, лежащей на коленях. Он поднимает глаза и подмигивает мне. Неподалеку стоит, медленно покачиваясь в такт его мелодии, Джинни-Энн, управляющая банком. Она ухмыляется и игриво показывает на меня.

Профессор стоит перед двойным окном на задней стене и смотрит на горизонт, охваченный пламенем. Я стараюсь сосредоточиться на огне, отражающемся в его глазах, а не на мальчишках, стоящих на коленях вокруг него, и горстке посетителей вечеринки, наблюдающих за отвратительными усилиями детей с демоническим ликованием.

Нас всех обманули, мистер Фальк.

Других я не узнаю и не верю, что когда-либо видел. И все же в них есть что-то знакомое, что-то, что я в них узнаю. Мы все - родственные души.

Однажды ты будешь молиться нам.

Мое зрение расплывается от слез, когда еще один человек отделяется от группы посетителей вечеринки, подходит и протягивает мне стакан с густой красной жидкостью.

Что-то шевелится у меня между ног. Я смотрю вниз.

Бальтазар, его змеиные движения между моими икрами странно завораживают, когда он скользит по ним, время от времени останавливаясь, чтобы потереться об меня головой и громко мурлыкнуть.

Я поднимаю глаза и смотрю в глаза Софи.

"Все в порядке", - говорит она, подталкивая ко мне стакан. "Возьми".

Я закрываю глаза. Если бы только кто-нибудь зашил их и заставил все это забыть. Но это не проходит. Оно выживает. В темноте. Вместе со мной.

Когда я открываю глаза, Софи все еще там, протягивает мне этот ужасный напиток, но мое внимание привлекает что-то еще.

Справа от меня к стене прислонилась блондинка. Все еще обнаженная, избитая и окровавленная, она прижимает к груди овальное зеркало. Я уже видел это зеркало раньше. Я видел, что живет в нем.

Беззвучно смеясь, она медленно идет по стене к потолку.

В другом конце комнаты, в углу, лицом к стене, стоит мужчина в черном костюме. Словно поняв, что я его заметил, он медленно поворачивается.

Его глаза. Боже мой, его глаза, десятки глаз, разбросанные по лицу, моргают в унисон, уставившись на меня мертвым взглядом.

Бдительные глаза Аргуса Павлина...

Мой разум разлетается на осколки, растворяется вместе со всем остальным в пыльных чертогах криков и жуткого, безрадостного смеха.

Я проснулся под звуки песнопений. На самом деле это было скорее пение, которое доносилось до меня на малой громкости через невидимые в стенах динамики и имело призрачный характер, от которого мне стало не по себе.

На этот раз я смог легко сесть, ко мне вернулись силы. Я откинул одеяла и спустил ноги на пол. Одетый в красную шелковую пижаму, с голыми ногами, я стоял. Голова немного закружилась, но быстро пришла в норму, и я смог пересечь комнату и подойти к стулу в углу, где лежала моя одежда. Она была выстирана, выглажена и аккуратно сложена. После стольких часов, проведенных в поту и лихорадке, я чувствовал запах и нуждался в душе, но единственной моей мыслью в тот момент было одеться и убраться из этого места.

Я как раз закончил одеваться, когда кто-то легонько постучал в дверь. Я не ответил, но дверь все равно открылась, и в комнату вошел Аргус Пикок, лицо которого больше не было многоглазым чудовищем из моих кошмаров.

"Вы уже на ногах", - приятно сказал он. "Очевидно, чувствуете себя гораздо лучше, великолепно! И у меня есть еще одна хорошая новость, сэр. Мистер Бак готов принять вас, если вы все еще хотите с ним поговорить".

"Отведи меня к нему", - сказал я, мое горло все еще болело, но голос уже был похож на мой собственный.

"Конечно, сэр". Он указал на прилегающую ванную комнату, которую я не заметил раньше. "Если вы хотите сначала освежиться, я взял на себя смелость предоставить вам свежую зубную щетку, мыло и бритвенные принадлежности".

Я заколебался, не зная, что делать.

"Продолжайте, сэр", - сказал Пикок, отступая. "Я буду ждать вас в коридоре".

Ванная была красивой, как в дорогом отеле.

Я спустил воду, вымыл лицо и руки, затем почистил зубы и поправил волосы. Я не стал бриться, хотя очень нуждался в этом, но меня заворожила стоящая на стойке бритва, ее серебряное лезвие отражало свет со зловещей красотой. В голове промелькнуло видение того, как она скользит по моим запястьям, а затем по лицу, заставляя меня снова взглянуть на свое отражение в зеркале.

Глубокие шрамы пересекали мои щеки. Я поднес дрожащую руку к лицу и провел пальцами по вырезанным в плоти каналам. Они казались старыми, как будто они были у меня много лет. Я посмотрел вниз, ухватился обеими руками за раковину и устоял на ногах.

Что вы со мной сделали?

В ярости я обнаружила Аргуса прямо за дверью спальни. Улыбнувшись, он пригласил меня следовать за ним и направился по длинному ковровому коридору через арочный дверной проем в большую бальную залу с мраморным полом и витиеватыми хрустальными люстрами, свисающими с куполообразного потолка. Наши шаги гулко отдавались в пустом пространстве, словно мы перемещались по музею после закрытия.

Еще один длинный коридор с закрытыми дверями по обе стороны привел нас к открытой двери и огромному кабинету. Аргус остановился на пороге и, слегка согнувшись в талии, жестом руки пригласил меня войти.

Я вошел. Он закрыл за мной дверь.

Мужчина медленно поднялся из-за большого письменного стола красного дерева. Ему было около шестидесяти лет, он был среднего роста, с плотным телосложением, которое не мог скрыть дорогой костюм, сшитый на заказ. Его темные волосы были сильно поредевшими, крашеными, зачесанными назад и удерживаемыми на месте с помощью, вероятно, большого количества лака для волос. На переносице покоились серебряные очки.

Он был похож на бухгалтера.

"Чего вы ожидали?" - спросил он, прочитав мои мысли. "Лихого главного героя в плаще? Монстра с заостренными ушами и копытами? Какого-нибудь сумасшедшего с топором?"

"Нет", - сказал я. "Только вы".

"Рад наконец-то пообщаться, Стэнли", - сказал он ровным тоном. "Я Рик Бак".

Никто не называл меня Стэнли с тех пор, как была жива моя мать.

"Кто вы?" спросил я.

"Я только что сказал вам, кто я". Выражение его лица оставалось безучастным, хотя и слегка забавным. " Чувствуете себя лучше?"

Я уставилась на него, ничего не говоря.

"Тошнота пройдет, как и головные боли и боли в желудке, которые иногда бывают сильными. В конце концов вы почувствуете себя так же, как раньше".

"Что раньше?"

"Вы были ужасно больны, когда мы нашли вас там".

"Где?"

"Внизу, на пляже, конечно". Бак обогнул стол, но остался на той стороне комнаты. Вдоль стен стояли огромные книжные шкафы, заставленные рядами книг в кожаных переплетах, вытравленных сусальным золотом. Ковер, как и все остальное здесь, был дорогим и экзотическим. На другой стене висели оригинальные классические картины в рамах, подсвеченные снизу, а полностью укомплектованный встроенный бар, кресло для влюбленных и несколько классических французских стульев дополняли комнату. В центре комнаты с потолка свисала великолепная люстра, свет которой отражался от свисающих кристаллов и золотых светильников. "Полагаю, Аргус должным образом удовлетворил ваши потребности. Вы голодны? Должно быть, да. Могу я предложить вам что-нибудь? У меня есть полностью укомплектованная кухня".

"Я хочу уйти".

" Вы здесь не заключенный, Стэнли, вы можете уйти, когда захотите".

"Перестаньте меня так называть".

"Разве это не ваше имя?" С презрительной улыбкой он подошел к бару и выбрал стакан с полки, на которой стояли их ряды. "Хотите выпить?"

"Нет".

"Надеюсь, вы не возражаете, если я выпью". Он выбрал богато украшенный графин с коричневым ликером и налил небольшое количество в бокал. Повернувшись ко мне, он сохранил дистанцию, потягивая свой напиток. "Почему бы вам не присоединиться ко мне? Мы оба знаем, что вы любите выпить".

Я сжал кулаки, но держал их наготове.

"Да ладно, Стэнли", - усмехнулся Бак. "Ты же не собираешься прибегнуть к своему методу сильных рук, правда? Здесь, со мной? Правда? Должно быть, эта лихорадка была хуже, чем мы думали. Вы просто бредили. Должно быть, все, что осталось от ваших мозгов, разрушилось. Вам повезло, что мы нашли вас, когда нашли. Мы сразу же отправили вас под наблюдение врача. Не за что, кстати".

"Как насчет того, чтобы прекратить это дерьмо?" сказал я, придвигаясь чуть ближе.

Бак сделал еще один глоток своего напитка. " Давайте так и сделаем".

" Вы нигде меня не нашли", - сказал я, выплевывая слова в его сторону.

"Нет?"

" Вы заманили меня сюда, привели прямо к своему порогу. Я видел, чем вы занимаетесь, вы и остальные уроды в мантиях и капюшонах, проводящие свои дурацкие ритуалы, или черные мессы, или что вы там, блядь, делаете".

Бак некоторое время наблюдал за мной без комментариев. "Ну, все это звучит довольно глупо", - наконец сказал он. "Как я уже сказал, у вас был сильный жар, может, вы..."

"Люди мертвы, Бак".

"Правда? Кто? Кто умер, Стэнли? Расскажите."

Мне хотелось разбить все в комнате. Хотелось схватить его за самодовольное раздутое лицо и бить до неузнаваемости. Я хотел причинить ему боль и изуродовать его так же, как они сделали это со мной. " Вы привели меня сюда, мы оба это знаем. И вот я здесь. Значит, вы большой человек? Глава всего этого?"

Что-то изменилось в лице мужчины, серьезность взяла верх над сарказмом. "Может быть, вам стоит меньше думать о том, кто я такой, а больше о том, кому подчиняюсь я и такие, как я". Он поднял свой бокал и покрутил в нем спиртное, как будто ему было скучно. "Все идет своим чередом, Стэнли. Но вы об этом не думаете".

"Рик Бак", - сказал я. "Это вообще ваше настоящее имя?"

"Наверное, нет. Но неужели вы думаете, что это будет так сложно выяснить? Я видный, уважаемый член общества, уже много лет".

"Кто вы все? Кто вы на самом деле?"

"За кого вы нас принимаете?"

"Кучка больных ублюдков".

"Это не очень хорошо, Стэнли".

" Иди на хуй."

"Мы просто сумасшедшие, которые верят в древние глупости, приносят в жертву человеческие существа, устраивают дикие кровавые оргии и молятся давно забытому богу, так?"

"Сатурну. Вы молитесь Сатурну".

Он отпил глоток, пожал плечами и подошел ко мне ближе. "И откуда у вас такие идеи, Стэнли? Откуда у вас эта столь невероятная информация? Ни одной унции, которую вы могли бы подтвердить, между прочим. Из каких надежных источников она взята? Может быть, от какого-нибудь бездомного алкоголика, живущего на пляже? Или это был отверженный профессор колледжа, педераст, написавший какую-то нелепую книгу, которую все равно никто не читал? Может, это был наркозависимый старый блюзмен, живущий в убожестве буквально на окраине города? Может быть, это были обычные бандиты и панки, которые часто посещают забегаловку, до которой никому нет дела, или считают ее чем-то иным, чем она есть, - заведением, названным так по форме и цвету здания, в котором оно работает? А как насчет сумасшедших и идиотов со всех сайтов в Интернете, посвященных теории заговора? Не стоит забывать об этих бастионах точности, подлинности и правды. А потом, конечно, есть вы, Стэнли. Насколько вы заслуживаете доверия? Бывший заключенный, бывший подкаблучник низкопробных букмекеров и акул в таких местах, как Ревир-Бич, ради всего святого. Ужасный пьяница, одиночка и неудачник, который моет посуду в какой-то забегаловке, - вот кто вы, Стэнли. И это все, что вы есть. А я - очень уважаемый, дико успешный бизнесмен, предприниматель и филантроп. Мне дают награды. У меня по всему дому висят памятные таблички о моей человечности".

Мой гнев пылал так жарко, что меня трясло. "Зачем вы привезли меня сюда?"

"Вы пришли к нам. Так должно быть, чтобы все дела были завершены".

"Почему я?"

"Простите нас, но мы неравнодушны к запятнанным душам. К тем, кто полон гнева и насилия, к тем, кто полон тьмы", - он легко рассмеялся. "Как мотыльки на пламя, можно сказать. В глубине души ты всегда был таким же, как мы, Стэнли. Теперь ты действительно такой". Бак допил свой напиток, затем повернулся, подошел к бару и налил себе еще. "Но у меня есть новости. Боюсь, и хорошие, и плохие. Плохая новость заключается в том, что ваш отец умер. Его тело нашли только сегодня утром".

Я не знал, верить ли ему.

"Примите мои искренние соболезнования", - добавил он.

"Как?" спросил я.

"Видимо, сердечный приступ. Сильный сердечный приступ".

Я остался с каменным лицом. "Я должен быть запуган?"

""Запуганным". Бак изогнул бровь. "Странный выбор слов. Не опечален, не расстроен или..."

"Мне давно уже плевать, жив мой отец или мертв. Если он действительно умер и пропал, пусть так и будет. В добрый путь".

Бак слегка улыбнулся. "Тогда хорошие новости должны быть особенно интересными. Ваш отец оставил вам все. Конечно, у него было не так много, но у него был дом. Как вы знаете, он недавно был продан, и хотя он планировал переехать во Флориду и поселиться в доме престарелых, оказалось, что он еще не подписал документы. Это значит, что все деньги от продажи недвижимости достанутся его ближайшим родственникам. Это вы, Стэнли, и только вы. Вы только что унаследовали чуть больше ста тысяч долларов. Для такого человека, как вы, это деньги, меняющие жизнь".

Может ли это быть правдой? Может ли мой старик действительно умереть? Каким-то образом я знал, что это так, что Бак не лжет, и мне хотелось почувствовать что-то еще, кроме облегчения, но это было все, что во мне осталось.

Бак поднял свой бокал. "Ваше здоровье".

"И что теперь?" спросил я.

""Идите и живите своей жизнью".

Если все это реально, почему они меня отпустили?

"И это все?"

Почему? Почему они меня отпустили?

"Вы ожидали чего-то более глубокого?"

Не ожидал.

"Я просто уйду? После всего этого?"

Бак вернулся к своему столу и сел на передний угол. "Ты был отмечен", - сказал он ровным тоном. "Теперь ты наш, один из нас."

Я поднял руку к лицу. "Зачем вы это сделали?"

"Ты сам себя порезал", - напомнил он мне. "Ради Него".

Моя голова снова закружилась, но силы оставались. "Я не могу... я... не..."

"Время больше не имеет для вас значения", - сказал мне Бак. "Беги, иди и играй, живи этой жизнью, которую мы тебе подарили. Мы знаем, где тебя найти. Мы позвоним в обеденный колокол, когда ты нам понадобишься. Мы найдем тебя, Стэнли. Тебе не нужно знать, где мы, потому что мы всегда будем знать, где ты".

Перед глазами пронеслись ужасные картины и звуки.

"Тени - наши", - сказал Бак.

Кровь и ужас отражались в мутном зеркале. Сны о пауках, падающих с грязных потолков.

"Мы правим из этих теней".

Тошнота вернулась. Ноги начали дрожать, а кожа стала липкой и холодной. Мне хотелось оторвать глаза от головы, разорвать кожу и убежать от собственного тела и того, во что оно превращается.

"Мы - кошмары, скрывающиеся за твоими снами".

"Я сумасшедший, разве нет?"

Он улыбнулся. "Чертовски безумен, Стэнли".

"Что вы наделали?" спросил я. "Что вы сделали со мной?"

"Спас тебя". Бак спокойно потягивал свой напиток. "Дал тебе жизнь. Настоящую жизнь".

Я знал, что должен бежать, но когда я повернулся, чтобы уйти, мои ноги подкосились, и я внезапно упал. Комната накренилась и закружилась, как на каком-то безумном карнавальном аттракционе, и я рухнул на пол в замедленной съемке, только потом осознав, что сделал это в облаке пыли, вдохнув "Дыхание дьявола".

Тот, кто стоял за моей спиной, теперь возвышался надо мной, черным пятном глядя на меня сверху вниз. А потом он подошел ближе, протягивая ко мне руку с чем-то.

Золотая чаша, наполненная кровью.

Не могу точно сказать, сколько времени я пробыл в машине. Думаю, это не имело особого значения. Я знал, куда мы едем, и это было главное. Было утро, но уже жарко и влажно. Несмотря на температуру, я поплотнее натянула серую толстовку с капюшоном и наблюдала за проплывающим за окном закатом.

Наслаждайтесь отдыхом на прекрасном Кейп-Коде!

За рулем, в больших черных солнцезащитных очках, с головой, обмотанной шарфом, Софи попыхивала сигаретой. Сзади, перед задним стеклом, растянулся Бальтазар, а сиденья внизу были забиты нашими вещами. Мы не знали точно, куда направляемся, но подальше отсюда, подальше от этого.

Бегай и играй...

Но сначала... это...

Я закрыл глаза, увидел кровь, льющуюся из священной чаши, и грубые рисунки Сатурна на его троне в том ужасном месте, где все это началось. Если бы я внимательно прислушался, то услышал бы музыку колец, поющих мне серенаду с небес, которые, несомненно, принадлежали ему.

Мы - кошмары, скрывающиеся за твоими снами.

Машина остановилась довольно резко.

Тебе нужно беспокоиться не о сне. А о пробуждении.

Я открыл глаза. Софи остановилась в конце дороги, ведущей к моему коттеджу. Я посмотрел на нее, и она улыбнулась своей лукавой улыбкой. Мне хотелось бы увидеть ее глаза, но они оставались скрытыми за темными солнечными очками.

"Ну что ж, тогда продолжай", - сказала она.

"Продолжай". Я поднял капюшон над головой, вышел из машины и направился к своему коттеджу. Мое лицо было влажным и липким. Раны на щеках снова открылись и кровоточили.

Я подумал, заживут ли они когда-нибудь.

Отвлекаясь на видения отца, сидящего в своем доме и готовящегося в любой момент сделать телефонный звонок, который отвлечет меня от того, что сейчас произойдет, я ускорил шаг.

Время перестало иметь для тебя значение.

Нет, не имеет. Полный круг, змея, пожирающая свой собственный хвост, возвращающаяся назад и идущая прямо на себя - вот и все, что это было. Круг за кругом, пока те, кто находится в тени, в существование которых большинство даже не верит, дергают за веревочки.

Где-то на задворках сознания я позволил себе вспомнить о матери. Моя бедная милая мама, посадившая меня к себе на колени и нежно гладившая пальцами мои волосы, ее прекрасное печальное лицо улыбалось мне, когда она тихо шептала: "Это просто плохой сон, малыш, просто плохой сон".

Сны, в которых навсегда останется это овальное зеркало, измазанное кровью, отражающее мои кошмары, зажатое в голодных объятиях женщины, шагающей по потолку, как насекомое. Зеркало, которое предсказывало будущее, показывая мне прошлое, облако концентрированного зла и чаша крови, дарующая вечную жизнь и смерть в едином неистовом слиянии невообразимого ужаса и изысканного рабства.

Один-единственный вдох "Дыхания дьявола".

Надвигается буря.

Альберт появился на тропинке, возвращаясь с пробежки. Он посмотрел на меня и понимающе улыбнулся, а затем продолжил путь без комментариев.

В тех же глубоких тенях назревала ужасная буря.

Ожидая прикосновения, ощущения пальцев, которые, словно в первый раз, скользят по ранам на моем лице, глядя прямо в свои собственные затравленные и склонные к самоубийству глаза, я подошел к входной двери, глубоко вздохнул и постучал.

Хотя эта история, разумеется, полностью вымышленная, наркотик, известный как "Дыхание дьявола", существует на самом деле и потенциально так же страшен, как и в этом вымышленном рассказе. С того момента, как я узнал о нем и начал его исследовать, роман, представленный вашему вниманию, начал обретать форму и в итоге стал "Дыханием дьявола". Как всегда, спасибо Шейну Стейли и всем в DarkFuse за то, что поверили в него и выпустили в массы. Также спасибо моей жене Кэрол и всем моим друзьям и близким. И наконец, особая благодарность моим поклонникам и читателям по всему миру. Я даже не могу выразить, как много для меня значит ваша постоянная поддержка и вера в мою работу.

Перевод: Алексей Колыжихин

Бесплатные переводы в наших библиотеках:

BAR "EXTREME HORROR" 2.0 (ex-Splatterpunk 18+)

https://vk.com/club10897246

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915