Дыши глубже

Глава 12

АМАЛЯ

Просыпаюсь и не сразу понимаю, где я.

Палата, все кругом белое, чистое сверкает. Рядом с кроватью тумбочка, на которой стоят какие-то таблетки, стакан и графин с водой. По другую сторону кровати – маленькое кресло, тоже белого цвета, за креслом окно, в котором не видны ветки деревьев, значит, я не на первом этаже , и уже темно. Сколько я проспала? В углу напротив маленький холодильник. Прямо напротив моей кровати на стене висит телевизор. Vip-палат, наверное. Господи, как и чем я за всю эту роскошь заплачу?

Беременна?

Как сирена прозвучала в мозгу, давая мне сигналы о своем плачевном положении. Сердце начинает бешено биться, готово вырваться наружу. Пульс зашкаливает, дыхание учащается. Встаю, сажусь, голова кружится. В животе урчит, я сегодня ни ела, и есть не хочется. Во рту сухо. Наливаю дрожащими руками воду, делаю глоток.

– Ой, вы уже проснулись? – дверь открывается и заходит медсестра, – я сейчас поставлю вам ещё одну капельницу, но прежде вы поешьте.

– Нет, я не хочу есть, помогите мне, пожалуйста, дойти до уборной.

Она помогает мне встать и дойти до нужной двери в палате, дальше я сама.

– А можно позвать врача, – спрашиваю, когда оказываюсь опять на кровати, такая слабость, я моментально покрываюсь потом.

– Да, сейчас вам принесут ужин, я распорядилась.

– Я не буду есть, можно спросить? – она кивает, стоит рядом с кроватью, – какая вероятность того, что у алкашей могут рождаться здоровые дети?? – она смотрит огромными глазами на меня, до нее не доходит суть моего вопроса.

– У алкашей? Почему вас это интересует?

– Так! – дверь открывается и в палату заходит пухлая женщина, с подносом на руках, здоровается со мной и ставит мой ужин, состоящий из каши и кусочка хлеба с маслом, на тумбочку, уходит, – Вам нужно поесть! Вы теперь прежде должны думать о малыше, ему нужно питаться, и хорошо питаться, – она мило улыбается.

Опускаю глаза, смотрю на ещё плоский живот. Там не может быть здорового ребенка. Ребенок, зачатый пьяными родителями. Не повезло ему с мамой, а с папой, тем более. Я его и знать не знаю. По срокам он зачат той ночью.

Слезы тихо стекают по лицу.

Алекс, его тут нет. Конечно, можно понять. Зачем ему женщина, беременная, которая сама не знает от кого. Думать даже не хочу, какого он обо мне мнения.

Кто отец – это был единственно заданный вопрос.

На него у меня не было ответа.

Чем больше я думаю, тем сильнее я всхлипываю.

– Вам нельзя волноваться, успокойтесь, – медсестра наливает воду в стакан , протягивает, я отказываюсь.

– Где тот мужчина, который привёз меня?

– Он как ушел тогда, больше не приходил... но вы не волнуйтесь... Приедет еще.

– Неа, не приедет. Я не нужна ему.

– Вы что такое говорите? Если бы были не нужны, разве он распорядился бы, чтоб за вами был уход такой?

– Я знаю, вы стараетесь успокоить, не нужно...

Мама, что подумает мама о своей дочери, которая оказалась распутной? Раздвигает ноги налево-направо. Теперь еще беременна. Что мне ей сказать? Господи! Какой стыд! Хочется волком выть!

– Я позову врача! Вы не можете так волноваться, в вашем положении нельзя. У вас угроза, вы можете потерять малыша.

Она удаляется, а мои мысли готовы убить меня, сожрать изнутри. Голова трещит, глаза болят от слез, но я не могу успокоиться. Внизу живота опять начинает ныть. Я опять покрываюсь потом, становится тяжело дышать.

Я готова провалиться в сквозь землю, лишь бы все, что сейчас происходит со мной, не было явью. Мама, она же не простит меня, не сможет полюбить, принять моего ребенка. Без отца.

Почему все это происходит со мной? Что такого я натворила в прошлой жизни, за что сейчас я расплачиваюсь?

И вдруг решение приходит само собой.

Я даже смеюсь, похоже на истерику, но мне становится вдруг легко, и в этот момент в палату заходит Валерий.. Отчество его не помню.

– Я смотрю, вам уже лучше? Вам повезло, я сегодня дежурный врач, хотя, по виду не скажешь, что вам лучше, – он прощупывает пульс.

– Будет еще лучше.... – но меня никто не слушает.

– Быстро сюда, капельницу, немедленно, – он обращается к медсестре, – живот очень плотный, ничего вас не беспокоит?

– Не надо, стойте! Мне не нужна капельница. Мне нужно избавиться... – как же это горько и больно произносить, Боже, дай мне сил и прости меня, но это лучшее решение, – я хочу сделать ..... аборт. – отворачиваюсь от него к окну и опять реву. От боли в груди начинает стучать в висках.

– Вы не можете принять такое решение, в одиночку, без мужа. Я никогда так не поступлю. Выкиньте эти мысли с головы, у вас и так положение не из лучших. Подумайте лучше о малыше!

– Он мне не муж, и советоваться с ним я не намерена. Это мое решение.

– Я позвоню Алексу! – он тянет руку в карман за телефоном, но я его останавливаю.

– Он не отец ребенка! Вы видите, его даже тут нет! Оставьте. Просто сделайте, что я прошу, – слезы душат, я еле выговариваю слова.

– Из всего уважения к вам, я не могу так поступить! Он привез вас сюда, заботился, вы не можете так, я не могу так. Алекс, он мне не просто друг, он мне как сын!

– Поверьте, он не имеет никакого отношения к ребёнку, – мне очень больно, и морально, и физически, боль опять усиливается, – мне и так не легко принять такое решение, но это единственный выход. Других вариантов нет.

– Вы понимаете, чем чревато это для вас? Это может быть вашей первой и последней беременностью. Уж поверьте мне, я знаю , что говорю! Многое повидал в своей жизни и работе! Люди годами лечатся, чтоб родить хотя бы одного ребёнка! – он тяжело и грустно вздыхает, я еще хуже реву, – У вас может больше не получится...

– Мое решение не поменяется, умоляю вас, давайте побыстрее закончим с этим... и прошу, Алексу не говорите, скажите, не смогли спасти.

– Я не могу! Господи! Дочка!

– Умоляю у вас, у меня нет другого выхода...

Я переживу, и это переживу. Раз мне Бог послал все эти испытания, значит знал, что я выдержу. Он меня простит, я буду молиться день и ночь.

Мой малыш...

Он меня тоже простит.

Простит?

Как же больно...

– Я... сделайте мне аборт, по-другому я не могу.

– Я распоряжусь, чтобы вас подготовили. Очень жаль... – он разочаровывается, видно по взгляду, с недоверием смотрит на меня и выходит из палаты.

– Миленькая ! – ко мне обращается медсестра, – вы потом пожалеете о своём решении, но будет слишком поздно, что же вы делаете? Может, вы еще подумаете, передумаете? Это же ни в чем не повинный ребенок, он ни в чем не виноват, и он тоже хочет увидеть белый свет! Хотя бы до утра потерпите, подумайте хорошенько, прежде чем принять такое решение . Это ваш малыш, чтобы не произошло в вашей жизни, он ваш, ваша кровинушка, у вас роднее него никого не будет!

– Моя мама ... моя мама... она никогда не простит, не примет моего ребенка...

– Такого быть не может, поверь! Она тоже мать! Ты же ее роднуля! В твоём ребенке течёт ее кровь, она не сможет не принять вас и своего внука! Она любит вас, поверьте. Не делайте ничего поспешно, на эмоциях решения нельзя принимать. Доктор прав, это может быть вашей последней беременностью.

Дверь палаты открывается, в палату закатывается каталка.

– Амаля Довгань? – киваю, со страхом смотрю на каталку, парень проходит внутрь, – вы готовы?

К этому можно быть готовым? Я сижу, вся грудь и больничная ночная рубашка мокрая от моих слез.

От вида каталки у меня начинает дрожать все тело, я начала стучать зубами. Медсестра держит меня за руку, помогает лечь на каталку.

Свет ярких ламп светит с потолка, ослепляя меня. Я вижу своё отражение в потолке операционного помещения.

Лежу на кресло-кровати, не знаю, как правильно называется это сооружение, с раздвинутыми ногами.

– Вам наркоз местный или общий? – это, наверное, говорит анестезиолог.

Мне наркоз общий, и, пожалуйста, чтобы я больше не проснулась, не хочу возвращаться в эту жестокую реальность, я подумала про себя и закрыла глаза.

АЛЕКС

Я трезвею моментально, хотя приступы тошноты и рвоты не прекращаются. Какой аборт? Это мой ребёнок, мой!!!!

Обуваю ботинки, выхожу на улицу, вызываю такси, ждать долго, я могу не успеть! От мысли, что я не успею, тело покрывается мурашками! Озноб. Хожу по двору в ожидании такси, свою машину оставил в офисе, в клуб же попёрся, вместо того чтобы поговорить нормально с Амалией, я нажрался, как скотина!

Из-за поворота во двор заезжает машина, свет фар слепит, но это не такси.

Торможу.

– Друг, отвези меня в клинику! Вопрос жизни и смерти! – парень с девушкой сидят, мило держатся за руки.

– Не вопрос! – отзывается парень, я сажусь на заднее сиденье.

– Брат, гони! Как можешь быстрей довези, гони! Я за все штрафы и нарушения заплачу! Только довези!

Девушка, что сидит впереди, крепко хватается за ремень безопасности.

– Если раньше я была против, то сейчас можешь быть Шумахером! – говорит девушка парню, и мы слышим запах жжёной резины.

Доезжаем за пять минут! Меня мутит, открываю дверь и содержимое моего желудка оказывается на асфальте, во дворе клиники. По хуй! Я даже не благодарю парня, бегу, что есть силы, в здание клиники. Лифт открывается сразу, нажимаю на кнопку шесть, на этом этаже лежит Амаля. Хорошо, ночь, людей мало. Подбегаю к посту дежурной медсестры, узнаю в ней сегодняшнюю девушку, которая крутилась возле Амали.

– Где операционная?

– В конце коридора направо, но вам туда нельзя, – я уже бегу в сторону операционной, – молодой человек, вам туда нельзя!

Она за мной что ли, бежит?

Плевать! Открываю тяжёлую дверь, попадаю в коридор со множеством дверей.

Все двери закрыты, что ли?

Медсестра, что бежала за мной, заходит.

И эта последняя дверь открывается, я вижу ее.

Амаля.

Плачет, лекарство маленькими каплями, медленно, через капельницу стекает в вену. Валера стоит рядом.

– Все будет хорошо, увидишь, – говорит он ей и поворачивается ко мне, – что ты тут делаешь, черт бы тебя побрал!

– Я пыталась его остановить! Но он меня не слушал! – говорит медсестра из-за спины.

Амаля не смотрит на меня.

– Пошли, – берет меня за руку Валера, – выйдем, поговорить надо.

– Я задам, – смотрю на Амалю, сердце выпрыгивает из груди, мне кажется, все кто рядом, слышат, как оно стучит, – один вопрос... всего лишь один. Амаль... – я хочу узнать, черт возьми, она сделала аборт или нет.

Она поворачивается ко мне... плачет.

– Это мой ребёнок! Мой малыш, моя кровинушка! И пусть весь мир отвернется от меня, но он увидит белый свет! Можешь валить к черту! Слышишь, Колесников! Да, может, я не знаю его, отца своего ребёнка , мне плевать! Но я не распущенная девка, как ты думаешь обо мне! В моей жизни не было много мужчин! Один мужчина, отец моего ребёнка, я его не знаю, – она жестикулирует, волнуется, и ей плевать, что тут мы не одни, – только одна ночь с ним, и вот результат, – она указывает на свой живот, – и ТЫ, и мне плевать, веришь ты или нет!

Я никогда не верил в Бога! Но сейчас я благодарю тебя, Господи! Я услышал самые важные слова с своей жизни, мне больше ничего не надо!

Я падаю на колени перед ее кроватью, беру за руку и, кажется, мои глаза, полные слез.

– Это мой ребёнок, – она расширяет глаза, не моргает, – мой родной ребенок! Я твой первый мужчина, и последний! Я рад, я безмерно счастлив, что я успел, что ты не сделала....

– Твой? Ты тот, с кем... та ночь, твой парфюм, я всегда это чувствовала, – еле слышно произносит Амаля, я вижу дрожь в ее руках.

– Так, – Валера кашляет, дает понять, что мы тут не одни, – я рад, мы рады, что выяснили все, Алекс, сынок, я рад, правда, что ты единственный мужчина в ее жизни и ребёнок твой, но здесь операционная, Алекс, сынок, пошли, – берет меня за руку, выводит, – ты, черт возьми, можешь ее любить понежнее? – уже в коридоре спрашивает, – да не волнуйся ты, ее позже переведут в палату . Ты понежнее можешь с ней?

– Понежнее любить? Я ее не люб... люблю да, но, как могу, – я ее люблю? Не знаю еще, что такое любовь, я никогда никого не любил.

– Алекс! Она вся пятнах, уверен, это следы твоих рук! Понежнее будь, она вся в засосах и синяках!

Бля, он умеет вгонять в краску!

– Как умею, – отвечаю и вижу каталку с Амалией, медсестра рядом несёт штатив с лекарством.

Мы проходим в палату, я беру на руки Амалю, осторожно спускаю с каталки на кровать, и только когда мы остаёмся вдвоём, она произносит:

– Я хочу селёдку в масле, которая маленькими кусочками равномерно лежит в пластмассовой прозрачной баночке, и хлеб. Буханку хлеба и эту селёдку. Сейчас. Я хочу сейчас.