Дом его родителей оказался очень огромным. С большим двором, весь усаженный цветами. Из всех цветов, которые еще стоят под первыми морозами, я узнала только розы и дубки. А цветов тут много. Я, конечно, ничего не знаю, как за ними ухаживать, чтобы за зиму они не вымерли, но, по-моему, розы должны быть под банками. Или я что-то путаю? .
Мы идем к дому по тропинке, выложенной брусчаткой. Алекс идет следом, несет большие пакеты с покупками. Ворчит что-то себе под нос, потому что поскользнулся, чуть не упал. Благо, у меня обувь не скользкая, зимние сапожки с мехом, на плоской подошве. Оба мы в джинсах и в свитерах, в теплых куртках, утром чуть не подрались из-за моих джинс, но я все же победила и надела их. Не, ну, а что? Он вырвал из моих рук джинсы со словами, что они будут давить мне на живот, что они застегиваются именно там, где находятся малыши. Я бегала за ним по дому, пытаясь отобрать свои джинсы. Потом кое-как договорились, что я надену их и если будут давить мне на живот, я тут же их сниму. Слава Богу, я еще влезала в них и ничего мне не давило. Он пошел на уступки, лишь предупредив, что это в последний раз, что я должна носить свободные платья, которые он мне купит по возвращению. И я уже знаю, что спорить с ним бесполезно, поэтому про себя уже решила, что за покупками я пойду с ним, чтобы не купил мне такой комбинезон, огромный, как на слона, как тот, что он мне купил при выписке из больницы.
– Ооо!!!! – нас встречает тетя Тоня, его мама, сзади которой я вижу уже и отчима, – мои любимые, родные! – она обнимает меня крепко, – моя любимая дочка, – целует в щечки по очереди, опускает глаза на мой живот, как будто он мог за несколько дней вырасти, я от ее действий улыбаюсь, – как я рада что вы приехали, – она опять меня обнимает, опять целует в щечки.
– Я тоже приехал, – Алекс стоит сзади, подает знаки, такой смешной сейчас, – мама?
Женщина, наконец, отпускает меня, обнимает сына, я прохожу дальше, здороваюсь с его отчимом и успеваю осматривать прихожую, а затем и огромную гостиную. Все отремонтировано в современном стиле. Тут уютно и тепло, пахнет родным домом и вкусняшками.
– Амалька, раздевайся, – говорит Алекс, помогая мне снять куртку, забирает, вешает на вешалку, мы разуваемся и Алекс меня подталкивает в сторону кухни.
– Мама, напои нас чаем, а потом мы распакуем покупки, – Алекс выдвигает стул для меня, сам садится рядом, целует в щечку, – не смотри на меня так, почему-то когда тебя мама и папа целовали, ты на них так не смотрела, – говорит мне на ушко, чуть наклонившись в мою сторону.
– Ты серезно сейчас сравниваешь их поцелуй со своим? Сядь подальше от меня, не смущай.
– Они тебя любят, и я тебя тоже люблю, – тем временем тетя Тоня ставит напротив каждого чай, варенье малиновое, печеньки и свежеиспеченные булочки. Ммм, как же они вкусно пахнут.
– Я вас ждала, поэтому и напекла булочки, – говорит его мама, усаживаясь с нами за стол, рядом со своим мужем. Как они мило смотрятся, любуюсь ими, сколько лет они уже вместе? Разочарованно вздыхаю. В наше время редко, когда пары живут так долго вместе в любви и согласии, – Амаля, бери, – она протягивает мне горячую булочку, – только ешь с малиновым вареньем, у нас все свое, тебе понравится.
Мы с удовольствием поели булочки с вареньем, чего раньше никогда я не делала, выпили чай, начали распаковывать покупки.
– Мама, вы с Амалькой прогуляйтесь по двору, не забудь ей показать задний двор, а мы с папой приготовим дрова и вечером пожарим шашлык.
– Амаль, – зовет меня тетя Тоня, – мы сначала поставим тесто для хлеба, оно как раз подойдет к вечеру, будет свежий хлеб к шашлыкам, потом выйдем на прогулку. Это не долго.
Я соглашаюсь, с условием, что буду сама месить тесто. Мама раньше часто пекла хлеб сама, я видела, как это делается, пару раз делала даже сама, и вот и сейчас я хочу сама. Потом, конечно, я пожалела, что ринулась все сама делать. А вдруг им не понравится? Вот что я за человек, не могла молча сидеть и смотреть, может и научилась бы у нее! Нет, я же дура, сама делаю!
– Только если что не так сделаю, вы скажите, хорошо? – вымываю руки и принимаюсь за дело, – все вроде бы так, как надо, на два килограмма муки, пачка дрожжей, теплая вода, вроде тесто и получается, – я все правильно делаю?
– Да, только воды побольше, – она подливает мне воды, – тесто должно быть не сильно густое, чтобы получился вкусный хлеб.
Ну, вот вроде все, накрываем тазик с тестом, одеваемся тепло и выходим во двор. Морозный ветерочек пробивает нос, проходит в легкие. Я вдыхаю чистый свежий холодный воздух! Красота, мы сначала гуляем по двору с цветами, она мне рассказывает про все цветы. Откуда, какой кустик привезла.
– Вот эти, – она указывает на куст коралловых роз, какие они красивые, – мне привез Алекс. Куда-то ездил по работе, не помню правда куда, оттуда мне привез.
– Коралловый – это мой любимый цвет. Особенно, если это вечернее платье, – говорю и прохожу кончиками пальцев по лепесткам розы, наклоняюсь, вдыхаю прекрасный аромат.
– Я их скоро все соберу, к зиме они должны быть готовы, благо, Толик мне помогает, сама бы не справилась, – смеется, – я не могу работать секатором, садовыми ножницами, прикинь, сколько мне лет, а я это не умею. Но Толик об этом не знает, он думает, я просто слабая женщина, а обрезать розы – это мужское дело, – теперь мы смеёмся обе, – пошли, – мы обходим дом и оказываемся на задней части двора.
Половина высажена садовыми плодовыми деревьями. На одном еще висят груши.
– Это зимняя груша, она хранится до самой весны, – поясняет мне тетя Тоня.
– До весны висят на деревьях? – удивляюсь я.
– Нет, ты что, – смеется, – в погребе, я их собираю, плету за хвостики на ниточки, и они гроздями висят. Алекса тоже всегда заставляю есть, когда приезжает. У нас много деревьев: черешня, вишня, яблоки, абрикосы, – она тяжело вздыхает, – некоторые из них, например, эти сливы, – она указывает мне на не слишком высокие деревья, – сажал еще родной отец Алекса. Их много, по-моему, десять штук, мы вместе покупали саженцы, теперь так много слив, что я умудряюсь даже продавать, – мы смеемся, проходим через маленький сад из деревьев, оказываемся перед большим огородом, – я не всю эту землю обрабатываю, тут около пятнадцати соток. Половину я отдала соседям. Я лишь сажаю зелень, помидоры, огурцы, и все. Остальное Алекс привозит, затаривает нас, как будто мы не вдвоем тут живем, а нас тут целая династия, – мы опять смеемся, – хотя, я сто раз говорила, чтобы ничего не привозил. Но кто меня слушает?
Мне нравится, да мне очень нравится его мама, их дом, полностью пропитанной любовью и уютом. Я поняла, что я тоже так хочу. До старости прожить со своим человеком.
– Мама, – мы оборачиваемся на голос Алекса, – вы не замерзли? – он подходит ближе к нам, – Амаль, тебе не холодно? – трогает мои руки, – где твои перчатки?
– Алекс, успокойся, мне не холодно, мороза нет, – я смотрю на Алекса, но за глаза цепляется другое. Соседский огород. Странно, но тут участки друг от друга отделяет обычная сетка. Дома отделены друг от друга красивыми заборами, а участки – сеткой? Вроде это район не бедных, а забор из сетки. И у соседей не убран урожай. Если у тети Тони в огороде нет уже и следов от помидор и огурцов, все кустики убраны, то у соседей наоборот, еще висят неспелые помидоры. В ноябре.
– У них почти до декабря все всегда висит, – говорит тетя Тоня, – они ленивые.
– Пошли в дом, холодно, – Алекс тянет меня за руку, – еще не хватало, чтобы ты заболела.
– Отпусти, Алекс, – вырываю руку, – мне не холодно, дай подышать свежим воздухом. Ладно, пошли, я помогу собирать дрова.
– У нас есть дрова, – возмущается Алекс, – нужды собирать нет.
– Давай соберем, сами, – надуваю губки, – пожалуйста.
Мы с Алексом отдаляемся довольно далеко от участка, почему-то конец участка не огражден забором, просто выход в поле, которое заканчивается лесом. Такая красота открывается перед нашим взором, не описать. Я, чтобы успеть за Алексом, должна бежать.
– А можно шаги короче делать? Я не успеваю за тобой.
– Не успеваешь? – он смеется.
– Конечно, ты высокий, у тебя шаги длинные, – я почти бегу, поэтому, когда он останавливается, я утыкаюсь носом в его спину, – что стало? – он поворачивается ко мне, целует.
– Ничего, хочу тебя на свежем воздухе, – я не успеваю ничего ответить, мой рот накрывают поцелуем. Горячий скользкий язык проникает внутрь, дразня, маня грубыми движениями в моем рту, – ты что-то хотела сказать?
– Я не буду с тобой ...этим заниматься на морозе!
– Ты же только говорила, что мороза нет, – смеется, гад, – я пошутил, предпочитаю в такую погоду теплую постель.
– Блин ..я уже думала.... – стучу кулаком ему в грудь.
– Какая ты пошлая, все мысли о сексе.
– Я? Я не думала.... – он опять целует меня.
– Ты ни о чем вообще не думай, я все сделаю за тебя.
– Сейчас ты о чем? Я другое имела в виду.
– Я знаю, что ты думаешь только о сексе, – прямо хохочет, а не смеется, и быстрыми шагами идет ...в лес. Я следом, большими шагами, потому как не успеваю.
Лес такой красивый, некоторые деревья уже стоят голые, а на некоторых еще листья и еще зеленые. Шелест листьев приятно хрустит под ногами. Хотя, мне страшновато, каждый раз наступая на какую-то ветку под листьями, я жду, что кто-то, например, змея, вылезет и будет шипеть в мою сторону. Боюсь даже спросить про змей, он же начнет меня подкалывать. Гад. Поэтому, иду молча. Все-таки, лес, природа – она красива, в любое время года.
– Я догоню же?! И ты получишь.
– Я знаю – я получу тебя, – кажется, все, что я сейчас говорю, он использует против меня. Поэтому дальше я молчу, нахожу ветки, кидаю в его сторону. Мне нравится его такое настроение… игривое. Он тут совсем другой, свой, домашний.
Собрав кучу разных веток, Алекс завязывает их веревкой, которую он достает из кармана, кидает себе на плечо.
– Пошли, – берет за руку, мы уходим в сторону дома, уже медленными шагами, чтобы я успевала за ним, – может мне тебя кинуть на другое плечо? А то такими шагами к вечеру как раз придем.
– Даже и не думай, – я отпускаю руку и только потом замечаю, что он смеется, опять шутит. И меня это злит. Я намеренно отстаю от него, иду назад, прячусь за огромным деревом. Слышу, что он что-то говорит, потом и вовсе его не слышу.
– Амаля! Не шути так, – слышу его голос где-то рядом, еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, звук хрустящих листьев под его ногами то приближается, то отдаляется, он ищет меня, – клянусь, если не выйдешь – трахну прямо тут, нагну к дереву и трахну! Выходи.
– И чьи мысли только о сексе? – разрываюсь в смехе, принимаюсь бежать от него, но далеко не успеваю. Он хватает меня за талию, тянет к себе.
– Еще раз так напугаешь, получишь по попе, и я не шучу, – и только когда оборачиваюсь, вижу тревогу в его глазах, – и не смей бегать. Ты беременна.
– Прости, – обнимаю, целую в шею, – больше не буду прятаться.
– Конечно, не будешь, ты же не хочешь, чтобы тебя трахнули в мороз, в лесу? – подмигивает.
– Уфф, неисправимый! Пошли.
– Дай сюда руку и не вздумай отпускать.
Почему назад к дому, мы добираемся быстрее, чем когда шли в лес.
– Я хочу с тобой, – он ставит дрова около мангала на пол, – делать костер и шашлык.
– Нет, иди домой, согрейся, мы сами справимся, с папой.
– Алекс, ну, почему ты ведешь себя со мной, как с ребенком? Мне не холодно! Да и я согреюсь у костра.
– Иди лучше помоги маме, – и я вспоминаю про тесто.
– Ладно, но позже я приду. Можно?
– Только ненадолго.
Я захожу в дом с заднего входа, слышу знакомые голоса. Раздеваюсь, снимаю сапоги, прохожу и вижу Валерия Виссарионовича с какой-то женщиной, сидят на кухне, мило беседуют с родителями Алекса.
– Валерий Виссарионович? Здравствуйте! – мужчина при виде меня поднимается, подходит, приобнимает.
– Наша капризулька! – все смеются, – как себя чувствуешь? Как малыши? – он мило улыбается.
– Все хорошо.
– Тогда позволь представить тебе мою любимую супругу – Настя, можно просто Настя.
– Здравствуйте, – женщина средних лет, мило улыбается. Я прохожу к тесту.
– Мы присматривали, – говорит тетя Тоня, – я включу духовку, уже пора печь. Она встает, включает духовку. Наливает мне чай, – сначала выпей, согрейся.
Мы остаемся беседовать за кружечками чая, в то время, как мужчины удаляются помогать с мангалом и шашлыками.
По-моему, вечер будет прекрасный.
Мы печем хлеб, запах которого распространился по всему дому. Как же давно я не ела свежий домашний хлеб. Сразу вспомнила детство и маму.
Оживленно беседуя обо всем на свете, о чем только могут говорить женщины, мы накрываем на стол, я как будто всю жизнь жила в этом доме, и знаю всех, кто сейчас рядом.
Мужчины заходят, моют руки. Алекс ставит на стол большую кастрюлю с шашлыками. Мы все садимся, каждый со своей любимой рядом. Принимаемся за шашлыки.
– Какой вкусный хлеб! – говорит Валерий.
– Да, моя жена никогда не печет плохой, – отвечает дядя Толя.
– Это, вообще-то, Амаля пекла, – тетя Тоня улыбается.
– Ты умеешь печь хлеб? – Алекс удивленно смотрит на меня, – ты ела сырое тесто?
– Нет, я не ела.
– Мама, – он смотрит на свою мать, – скажи, она ела сырое тесто?
– Она не ела сырое тесто, – все смеемся.
– А почему она должна есть сырое тесто? – Валерий ничего не понимает, и его жена тоже.
– Дядь Валер, я вот хотел спросить, – Алекс поворачивается к нему, – когда Амаля перестанет есть странные вещи? – за этот вопрос я щипаю его под зад, гад.
– Когда родит, – дядя Валера отвечает спокойным голосом.
– Точно? – все смотрим на Алекса, – А что? Я просто уточняю.
– Точно.
– Может, ей каких-то витаминов не хватает, поэтому ее тянет на странные вещи? – Алекс все не угомонится, поэтому я еще раз его щипаю.
– Что странного я съела? – я уже не выдерживаю.
– Мясо сырое, еще не удивлюсь, если и тесто…
– Алекс! – мы с его мамой кричим в один голос.
– Ладно, молчу, – смеется, – точно когда родит, все закончится?
– Я тебя задушу, – шепчу, наклоняюсь к нему, – когда останемся одни, смеются все.
Вечер проходит просто замечательно.
***
АЛЕКС
Захожу в душ и закрываю дверь, пока Амаля не успела меня заметить, быстро скидываю с себя одежду и прохожу к ней.
– Ты что тут делаешь? – она не видит меня, потому что глаза в пене, быстро становится под струи воды, открывает глаза, – я же дверь закрывала на замок, как ты зашел?
– А тут замок не работает, я все время забываю купить, привезти поменять, теперь я рад, что забываю, – она не успевает открыть рот, чтобы ответить, я сливаюсь с ее губами в поцелуе. Какая она сладкая и вкусная. Дразнит, сучка, не отвечает на поцелуй, крепко зажала зубы.
– Нас услышат, немедленно прекрати!
– Нас никто не услышит, расслабься, – только после этого она отвечает на поцелуй, – моя сладкая, я дурею от тебя, – скольжу языком по шеи, вода теплыми струями падает на нас, делая обстановку более сексуальной. Ее руки ласково гладят все мое тело, – скажи, что ты хочешь меня, – спускаю руку между ножек, нахожу чувствительные складки, глажу, ласково давлю на клитор, от чего с ее губ срывается громкий стон, – скажи.
– Алекс... – я и так знаю, что она хочет, чувствую же ее влагу на своих пальцах, и это не вода.
– Скажи, – не могу оторваться от ее губ, другая давно гладит нежное полушарие груди, покручивая сосок.
– Хочу…
– Громче скажи, я не слышу.... – башню срывает от ее пьяного голоса. В паху давно приятно больно завязался узел страсти, член готов разорваться, я так сильно хочу в нее. В ее горячее, нежно тугое лоно.
– Я тебя хочу, Алекс....ахх– раздается громкий стон, когда мой палец проникает внутрь ее, ласково делая круги внутри, трахаю ее пальцем, добавляю второй палец. Она насаживается на мои пальцы, требуя продолжения. Я знаю, она уже готова кончить, поэтому прекращаю свои движения, вынимаю пальцы, слышу ее разочарованный стон.
Приподнимаю ее за бедра, она быстро хватается за меня ногами, скрещивая их у меня за спиной. Руками обнимает за плечи, делаю резкий толчок и врываюсь внутрь. Закрываю глаза, издавая животный стон. Она насаживается на меня, вхожу глубоко, до основания. Наши движения происходят в такт друг другу. Я учащаюсь, не могу сдерживаться! Стоны удовольствия не перестают слетать с наших губ.
– Ванилька...я по тебе с ума схожу...... – ставлю ее на пол, – прогнись, – давлю рукой на спину, держу за бедра, – упрись ладонями в стену, – она слушается, в следующее мгновение я уже вколачиваюсь в неё. Двигаюсь жадно, часто, резко, как всегда, не могу сдерживаться, – не больно? – она мотает головой, не способная говорить ни слова, содрогается в оргазме. Зажимает мой член так, как будто выжимает, я лечу следом, пульсируя в нее. Какое наслаждение кончать в нее. Я уже по-другому не смогу с ней. Только в нее и точка.
Эйфория.
Она мой наркотик. Я больше не смогу без нее.
Приподнимаю ее, обнимаю ее сзади, нежно гладя мягкие полушария, целую, кусаю и засасываю нежную кожу…
– Я всегда буду помеченная ходить? – не свои голосом говорит Амалька, ставит голову на мое плечо.
– Всегда, иначе я не могу тебя любить.
***
– Алекс, – сквозь сон слышу нежное дуновение над своим ухом, – проснись, пожалуйста.
Амаля.
– Что-то случилось? – я испугался, подорвался, сел.
– Ничего не случилось, просто...
– С тобой все хорошо? Ты не спала, что ли?
– Я не могла уснуть.....я хочу…это.
– Что, говори уже, – протираю глаза, чтобы проснуться.
– Тебе нужно одеться.
– Одеться? Мы куда-то идем? – только сейчас я замечаю, что она полностью одета.
– Да, пойдем.
– Куда? Ночь на дворе. Ты куда собралась? – я не могу сообразить.
– К соседям. Я хочу те помидоры, которые видела у соседей.