“Дю́на — положительная форма рельефа; песчаный холм, образовавшийся под воздействием ветра. Особенностью дюны является её способность к движению за счёт переноса ветром песка через гребень; при постоянных сильных ветрах и происходит движение. Чтобы остановить дюну, используется закрепление песков, насаждение древесной растительности”.
Я стояла у подъезда своего дома и, прикрыв глаза, обнимала маму.
Рядом поддерживал маму за локоть дядя Саша, а позади слышался мотор машины, готовой увести меня из Питера.
— Давай я с тобой поеду в аэропорт… — мама говорила спокойно, но я чувствовала, она переживает.
— Мамуль, не надо. Рейс в два ночи. Тебе завтра на работу в универ к первой паре. Не выспишься. — Я отстранилась и, рассматривая её лицо, улыбнулась. — Всё будет в порядке.
— Ребенок, ты как прилетишь, сразу позвони, — голос дяди Саши звучал ободряюще, но он тоже переживал.
— Обязательно, дядя Саша, — обняла я отчима.
— Не понимаю твоего поступка, — покачала головой мама, поправляя очки. — Закончить бакалавриат в числе лучших. Пройти колоссальный конкурс на магистратуру. С твоими способностями тебя ждет аспирантура, ученая степень, кафедра. И всё одним махом перечеркнуть.
— Мам, я всего лишь взяла академку, а не бросила учебу, — вздохнула я. — Была бы заочная форма, было бы удобнее.
— И двух месяцев не проучилась, — недовольно кивнула она. — Я и правда не понимаю. Если тебе так хочется работать за границей, то, с твоими знаниями и способностями, ты могла бы поехать по обмену опытом в Сорбонну. Да, не сразу. Но перспектива же есть! Но нет. Ты бросаешь все на полпути и уезжаешь в какой-то Гонконг! Это вообще не по твоему профилю и никак не связано с французской литературой, историей и культурой.
— Все равно что забивать микроскопом гвозди, — поддержал маму дядя Саша. Он тоже считал мой отъезд плохой затеей.
— Мам, мы уже говорили на эту тему. Это будет хорошим опытом, и английский попрактикую, — тихо, но уверенно произнесла я, пытаясь остановить далеко не первое обсуждение моего отъезда и устройства на работу.
— Ну да. Мы не ищем легкий путей. Лучше сорваться на другой конец света, к черту на рога. Неизвестно к кому и непонятно с какими перспективами. Авантюра чистой воды, — резко бросила мама, но я на нее не сердилась. Я понимала, что она переживает. — Упрямая. И ведь если что-то решила, не переубедить.
— Мы все такие Дюнины, — попыталась я сгладить напряжение.
— Если вдруг что-то не срастется с работой, сразу звони. Мы тебе деньги переведем на обратный билет, — сжал мое плечо дядя Саша.
Я бросила взгляд на тонкую кофточку мамы, на ежившегося от порыва ветра отчима и, чувствуя горечь разлуки, вновь обняла их.
— Погода портится, замерзнете, — тихо произнесла я.
— Ну да… Долгие проводы, лишние слезы, — в очередной раз смиряясь с моим отъездом, вздохнула она и поцеловала меня в щеку.
— Буду на связи, — поцеловала я её и отчима и быстро, чтобы они не почувствовали моего волнения, направилась к форд-фокусу двоюродной сестры.
— Галя, осторожнее на дороге, не гони, — бросила мама вдогонку, и та кивнула:
— Не беспокойтесь, теть Таня.
Сев в машину, я захлопнула дверь и была рада, что ночь и длинные пряди волос скрывали волнение на моем лице.
— Que será, será*, - тихо проговорила я и, пока машина отъезжала от нашего дома, помахала маме и дяде Саше рукой, бодро улыбнувшись.
___________________________________________
* Чему быть, того не миновать
Решение улететь в чужую страну, “к черту на рога”, как сказала мама, было принято спонтанно, быстро, но осмысленно.
История эта началась несколько месяцев назад, когда я случайно столкнулась с Маринкой Рудовой — подругой детства или, как я её называла, летней подружкой. Она жила в Выборге, а я туда приезжала на летние каникулы к маминой сестре тете Вале, которая уехала из Питера в Выборг работать и осталась там жить.
Маринка жила по соседству, была на несколько лет старше меня, но нам это не мешало сдружиться. Когда мне было двенадцать, мама Марины вышла замуж за военного моряка, переехала в Калининград, а через полгода отчима Марины перевели на Дальний Восток и с тех пор наши с подругой пути разошлись окончательно.
До этого июля. Когда я нечаянно столкнулась с ней в холле Мариинки, куда нам с Галкой доставал контрамарки дядя Саша. Как оказалось, Марина уже несколько лет жила и работала в Гонконге. В Питер она приехала на три дня в командировку со своим руководством, и завтра они уезжали обратно. её начальница, менеджер отеля — англичанка Регина Лант, с которой Марина меня и познакомила в фойе во время антракта, прибыла на классический русский балет, где давали Жизель.
Мы обменялись контактами, но я понимала, что вряд ли еще увижусь с подругой детства. С этой мыслью я забыла о встрече. До этого августа. Когда после зачисления в магистратуру я планировала съехаться со своим парнем Ильей. Я познакомилась с ним на втором курсе, он учился в политехе на маркетинге, стал моей первой любовью и моим первым мужчиной. Однако, вместо переезда меня поставили перед фактом — как оказалось, он начал встречаться с девушкой из своего офиса, куда он устроился рекламщиком полгода назад, у них все серьезно, а не говорил он мне только потому, что не хотел расстраивать меня перед защитой диплома и поступлением в магистратуру. На прощание, прежде чем он ушел, я, сдерживая боль, слезы и обиду, все же спросила:
— Скажи мне честно, почему не я? Она умнее? Красивее?
Мне нужно было разобраться — я искренне не понимала, что происходит.
— Ты красивая, Дюнка. Умная, с тобой интересно. Но ты слишком правильная. Слишком совершенная. С тобой я постоянно боялся сделать ошибку. Постоянно в напряге, — был его ответ.
Я ревела в подушку, бродила, как сомнамбула, от нашего дома на Лахтинской до Крестовского острова, и каждая улица и аллея напоминали об Илье. Я не понимала, почему стремиться к совершенству было плохо, почему все так произошло, пока как-то раз не увидела Илью на Малой Невке с его девушкой. Моим первым желанием было умчаться домой, но, усмирив эмоции, вспомнила его последние слова и заставила себя остановиться — мне нужно было найти ответы на мучавшие меня вопросы. Оставаясь незамеченной, я рассматривала Илью и его новую девушку, наблюдала, как они вместе курят вейп, который я на дух не переносила и запрещала, как они садятся на одолженный у друга Ильи байк, к которому я тоже относилась отрицательно, и внезапно в моей голове будто щелкнул тумблер.
Нет, я по-прежнему считала курение и катание на байке без шлема безрассудством, но эта ситуация позволила посмотреть на себя со стороны. Я вдруг поняла, что вся моя жизнь была слишком правильной. Слишком предсказуемой. Слишком тепличной. Слишком оберегаемой мамой и родными. Отчего моя дорога к двадцати одному году превратилась в узкую колею. Потому что она мне была понятна и знакома. Потому что я боялась попробовать что-то новое. Потому что не хотела выходить из зоны комфорта. И я не винила в этом маму — мы заслуживаем той жизни, которую сами себе выбрали — мне было комфортно в этих тепличных условиях. Я любила французскую литературу, училась на ин. язе, побывала в Париже, но не хотела даже попробовать жить или работать за границей, предпочтя строить академическую карьеру. Я выбрала Илью потому, что он был мне понятен, с ним было просто, но любила ли я его на самом деле, или он лишь удобно вписался в мою жизненную схему?
Я следовала строго намеченному пути, будто опасаясь сделать шаг в сторону. Я ставила понятные мне цели и шла к ним. Как все Дюнины. Как песчаная дюна, передвигающаяся вслед за ветром, которому я задавала комфортный курс. Я вдруг ощутила, что мне стало тесно на этом пути. Поняла, что пора менять направление ветра и искать новую дорогу. Пусть и незнакомую, пусть и пугающую до дрожи в ногах своей новизной и неизвестностью, но я должна была её найти, чтобы у меня была возможность сравнить и понять — чего же я хочу на самом деле. Найти себя.
Придя к такому выводу, я развернулась на сто восемьдесят градусов и спокойной походкой направилась из парка. Оказавшись дома, я заварила горячего чая в чашку, привезенную из Парижа, и, сев на подоконник, принялась листать контакты, примеряя свой наработанный жизненный багаж к новому плану.
Рядом стояли два имени: Клэр Реверди — одна из моих университетских преподавателей по французской лингвистике — и Марина Рудова.
Желая попробовать что-то новое, я решила начать со второй — далекий неизведанный Гонконг подходил под новую жизненную программу. Правда, я не надеялась на успех и была уверена, что Марина откажет — у меня не было ни опыта работы в отельном бизнесе, ни опыта жизни в Азии.
Найдя Рудову в Скайпе, я вышла с ней на связь и в лоб спросила — нужны ли им люди со знанием английского и французского. Я была готова к тактичному отказу, однако, к моему удивлению, первая же попытка сменить направление ветра сработала — тем же вечером Марина перезвонила и сказала, чтобы я готовила документы.
****
— Душа моя, я хоть и не согласна с твоей мамой, но что-то волнительно, — послышался голос сестры, сидевшей за рулем, и я оторвала взгляд от окна.
— Галь, ты хоть не начинай, — нахмурилась я. Сейчас, когда меня страшила неизвестность, я нуждалась в поддержке.
— Если тебе так срочно хотелось за границу, то почему не Франция? Она тебе ближе. Да и к нам ближе.
— Дело не в этом, — покачала я головой, а Галка с высоты своих тридцати двух лет продолжила:
— Если дело в деньгах, то ты зарабатывала переводами и репетиторством. Не думаю, что тебе там будут платить гораздо больше. Плюс там жизнь дорогая. Тебе придется снимать квартиру, оплачивать счета…
— Нет. Дело не в деньгах, — покачала я головой. — Просто я захотела попробовать что-то новое. Совершенно новое, понимаешь?
— Здесь я тебя понимаю, — кивнула Галя, но я, все еще улавливая тревогу на её лице, спросила:
— Что тебе не нравится?
— Всё как-то очень быстро срослось, — задумчиво покачала она головой.
— В Гонконге открывается новый отель. Им нужен персонал. Я просто оказалась в нужном месте в нужное время. Меня взяли помощником администратора. Всё официально. Мне сделали рабочую визу. Я еду работать по контракту.
— Логичнее было бы взять спецов с опытом работы и со знанием китайского там, на месте, а не вызывать молоденькую девочку без опыта работы и знания Китая. Уверена, у них большой выбор. В очередь стоят.
— Марина обещала ввести меня в курс дела. Поручилась за меня перед руководством. А что до знания китайского… Пока я полтора месяца ждала визу, я много читала о Гонконге. Это один из ведущих финансовых центров Азии и мира. Зона свободной торговли. Laissez-faire. Много иностранцев. Пригодится и мой французский. Весь Гонконг говорит на английском. Бывшая колония, — парировала я, но, зная свои слабые стороны, спросила: — Ты считаешь, мой английский не на уровне?
— Да нет. Здесь я спокойна. Ты в антракте произвела хорошее впечатление на эту Регину. Красиво щебетала, пока рассказывала ей о Мариинке.
— Ну и вот, — посмотрела я на профиль сестры и добавила: — Сеть солидных отелей. Какие-то у них дела с питерской администрацией, которая их и пригласила в театр.
— Ну да. Видела их в бенуаре, маячили какие-то мужики и бабы, — кивнула Галка и, задумавшись о чем-то, все же покачала головой: — Душа моя. Никому не доверяй. Даже Марине. Такие, как она, себе на уме. Если вдруг что-то пойдет не так, рви когти домой. Ты уже знаешь, где там в этом Гонконге российское посольство?
— Галь… Все будет в порядке, — ответила я и, рассматривая сестру, грустно улыбнулась.
— Буду скучать по тебе, Галчонок.
— И я тоже, — приобняла она меня одной рукой, и я, чтобы разогнать нахлынувшую волну грусти от предстоящего расставания, включила радио.
Из динамика громко запела Zivert, и мы с Галей, не сговариваясь подхватили в унисон
“Эта лайф в кайф…”
Выводя вместе с Зиверт жизнеутверждающие слова, я повернулась к окну и, наблюдая за лунной дорожкой в Финском заливе, прощалась с Питером и с какой-то частью себя.