Мое сознание фиксировало, как мы прощались с Уордами, как садились в машину, как ехали домой, но я, все еще под впечатлением от происшедшего, не находила себе места. Картинки сменялись одна за другой — смерть старика Чэна, взгляд Вэйжа, плач женщин, хмурые лица родственников и всеобщий хаос. Пусть мои выводы были недоказуемы, но я была уверена, что Чэн умер с помощью Коула, и меня накрывало тревогой. Первый раз в жизни я почувствовала страх, жуткий, поднимающийся из глубины сознания страх за человека, которого, по сути, знала всего несколько недель. И это было странно. Будто этот страх определил место Коула в моей жизни. Будто Он был мне близким человеком. Так бы я переживала за своих родных. Я бросила взгляд на Коула, но его поведение не отражало случившегося, а глаза, как и обычно, оставались такими же космически черными.
“Завтра будет новый день. Утро вечера мудренее”, - успокаивала я себя, но, как только мы подъехали к парадному входу кондоминиума, я увидела Боджи, открывающего дверь с моей стороны, и поняла, что Коул подниматься в апартаменты не планировал.
— Ты разве не домой? — тихо спросила я, пока сердце тревожно билось о ребра.
— Нет, у меня дела, — коротоко ответил он.
— Когда ты вернешься? — я понимала, что не имею права задавать такие вопросы, но старалась, чтобы мой голос звучал ровно, а мое лицо не выдавало беспокойства.
Коул бросил на меня недовольный взгляд, но спокойным тоном ответил:
— Ложись спать. Берди принесет тебе успокоительное.
Я хотела сказать “останься, никуда не уезжай сегодня ночью”, но, рассматривая его темные вакуумные глаза, лишь произнесла “удачи” и, пряча тревогу за улыбкой, вышла из машины, в надежде, что в моей тихой спальне меня отпустит.
Но меня не отпустило. И даже Берди со своим седативным, которое она мне принесла и которое я у нее не просила, мне не помогали. Я приняла душ, переоделась в пижаму и легла в постель, ожидая, что простые действия помогут успокоиться, но толку от этих ритуалов было чуть, как и от таблеток.
Я нервничала, рефлексировала и пыталась успокоить свое сознание простыми логическими размышлениями. Коул не был маленьким мальчиком и знал, что делал. Совершая публичную казнь, он не прятался, не находился под воздействием эмоций, и все его поступки были продиктованы разумом, но никак не жаждой расправы. А из этого следовало, что он просчитал все риски и не страшился врага. Смерти не нужна была армия, чтобы защищать себя. Возможно, поэтому его враг действовал не так открыто.
Но меня, в отличие от хладнокровного Коула, все равно била дрожь. Едва моя голова касалась подушки, перед глазами вставал Чэн, его искаженное параличом лицо, его казнь на электрическом стуле, и я резко садилась на постели не в состоянии уснуть.
Так я промучилась несколько часов, как внезапно где-то внизу послышались шаги, и я выскочила в коридор. Увидев, как в зал зашел Коул, я облегченно выдохнула, прильнув к перилам, а он тем временем поднял голову и нахмурился:
— Время начало четвертого. Ты почему не спишь? — недовольным голосом произнес он.
— Волновалась, — честно ответила я. Хотела добавить “за тебя”, но не стала.
Но, по видимому, Коул и так все понял, потому что не стал задавать вопросов.
— Не о чем переживать. Иди спать, — уверенно произнес он и направился к внутреннему лифту. Вскоре послышался звук открывающихся створок лифта на этаже его спальни, уверенные шаги, и через минуту все стихло.
“Спать, так спать”, - вздохнула я, возвращаясь в свою комнату, но сейчас, когда я знала, что хозяин дома вернулся живой и невредимый, меня отпустило. Я опустила голову на подушку и, в какой-то момент почувствовав сонливость, отключилась.
В отличие от моей сестрицы, сны мне практически никогда не снились. За редким исключением — если мое подсознание и выдавало мне какие-то видения, то по большей части их можно было назвать смазанным сюрреалистичным сумбуром. Но не сегодня.
Сон был настолько ярким и отчетливым, настолько врезался своей реалистичностью в сознание, что казалось, я смотрела кино с собой в главной роли.
Я вновь находилась на плавучей платформе. Вот я поздравляю мистера Чэна. Вот я общаюсь с Вэйжем. Вот я сплетничаю с Барбарой. Вот гости поздравляют юбиляра. Картинки сменялись быстро — одна за другой, но все они были логичны и связаны между собой. И наконец — кульминация. Спич Коула и казнь Чэна. Но теперь все поменялось — теперь я стояла перед стариком и отчетливо видела его кончину. Будто мое воображение дорисовывало недостающие фрагменты. Теперь лицо старика, наполовину изуродованное параличом, стояло прямо у меня перед глазами. Он трясся на стуле, словно к нему были подсоединены электроды с током, изо рта вытекала кровавая пена, но внезапно картинка зависла, все вокруг замерло, и он открыл глаза. Его выцветший взгляд был живой, осознанный и направлен именно на меня. Он открыл рот, испачканный кровью, и начал что-то говорить, будто рыба, выброшенная на берег. Слов его я не слышала, но в какой-то момент в моей голове заскрипел старческий сухой голос: “Я его заберу”. Внезапно я оказалась в спальне Коула, подошла к его кровати, откинула одеяло, но вместо его силуэта зияла черная пустота. Вязкая и глухая. Тупиковая. Непроходимая. Не знаю почему, но именно эта страшная черная дыра меня испугала больше всего, и я, закричав, проснулась.
Резко сев на постели, я нащупала дрожащими пальцами выключатель и зажгла ночник.
— Дюнина, успокойся. Это всего лишь ночной кошмар, продиктованный вечерними событиями. Ничего более, — успокаивала я себя, потирая виски, но по спине все еще текли холодные капельки пота, а голову сдавило болью.
“Я его заберу…” — продолжал звучать старческий голос в моей голове, и я сглотнула, чувствуя, как язык прилипает к нёбу.
Мне вновь стало страшно. По настоящему страшно за Коула. Перед глазами вновь возникла картинка пустой кровати с черной дырой, и я сжала кулаки. Сердце бешено колотилось, шелковая пижама прилипла к позвоночнику, и у меня возникло непреодолимое желание удостовериться, что с Коулом все нормально.
“Я все равно не усну до утра. Только проверю, что Коул в порядке. Он даже не проснется”, - тихо прошептала я и в одно движение встала с кровати.
Я не стыдилась своего поступка. Его нельзя было назвать истеричным или инфантильным. Я переживала не за себя, а за другого человека, который, как оказалось, стал для меня не чужим, и это поведение лишь демонстрировало мое к Коулу отношение, но никак не истерику.
Выйдя из спальни, я осмотрелась по сторонам, и если вчера этот дом казался тихим и спокойным, то сейчас каждая тень имела зловещий вид. Однако я аккуратно выдохнула и, выпрямившись, уверенно направилась на третий этаж к спальне Смерти.
Подойдя к массивной двери, я остановилась, но не из-за нерешительности, а для того, чтобы перевести дух. Набрав в грудь воздуха, я повернула ручку и вошла внутрь.
Как только глаза привыкли к темноте, я сделала несколько шагов в сторону кровати и остановилась, чтобы рассмотреть Коула. Из-за того, что в комнате было чертовски темно, единственное, что можно было увидеть, так это силуэт на кровати.
Перестав дышать, я прислушалась, но не различила дыхания Коула — на уши давила такая тишина, что казалось, я слышу, как по моим венам стремительно несется кровь. От страха, что старик Чэн забрал Коула, я тихо сглотнула и сделала еще один шаг к нему.
Внезапно меня будто ударил в грудь какой-то невидимый барьер. Резко отскакивая назад, я вскрикнула, хватаясь за грудь, в следующую секунду загорелся ночник, и послышался голос Коула.
— Ты что здесь делаешь?