Дьявольские Карты

* БИБЛИOTEKA ЭPOTИЧECKИX POMAHOB *

* M A K C P E H У A P *

* Д Ь Я B O Л Ь C K И E *

* K A P T Ы *

* (ПEPEBOД C HEMEЦKOГO) *

* ЮHAЙTEД-CEKC-ПPECC *

* 1977 *

- 1 -

Г Л А В А I

Мы прибыли в Амстердам. Был тихий июльский вечер 1948 года. Мне нарочно приходилось указывать год, чтобы вы не думали, что все со мною приведенное есть вымысел, но об этом потом.

Итак Амстердам. Лето. Вечер. Я стою у борта, облокотившись на леера и смотрю на темнеющую вместе с небом воду, в которой словно расплавленное золото, переливаются огни огромного города. Тихий вечер навевает сладкие манящие грезы, а незнакомый город обещает много интересного и увлекательного.

Через час кончается моя вахта, и почему-то на память приходят слова песенки, которую пела юркая негритянка в портовом кабачке на острове Борнео:

О, милый мой, Пип.

Ты могуч и красив,

Ты источник радости и сладости

Ты - мой кумир.

Можно без труда догадаться, кто такой Пип, так как негритянка вертела в руках его резиновую копию и проделывала с нею такие манипуляции, что молодые матросы, краснея, опускали глаза. Вспоминаю Бомбей с его широкими улицами, богатыми ресторанами и темноглазыми индианками. Правда, ничего романтичного в том городе со мной не произошло, если не считать случая, который скорее всего можно назвать трагическим. Но о нем я не хочу сейчас думать - это тяжело. Мысли о воспоминании текут рекой, заливая меня сладостным ощущением жизни, которая представляется мне сплошным праздничным фейерверком с тем ничтожным количеством пятен, который в море огня нельзя и различить.

- Фридрих, проснись.

Я очнулся. Передо мной стоял Макс Викерс, второй помощник капитана. Это смена. Ура. Свободен.

Через 10 минут я уже бежал по зыбкому трапу на берег, на ходу застегивая пуговицы тужурки. Я взял такси и приказал везти меня в лучший бар.

Еще десять минут - и я вхожу в великолепный холл гостиницы “Америка”, в которой расположен ресторан супер-люкс. Нелегко описать ту роскошь, которая делала этот небольшой ресторан лучшим в Амстердаме. На меня дохнул густой аромат цветов, и нежные звуки джаза обволокли меня одуряющей негой. Мягко ступая по толстому пушистому ковру, ко мне подошел официант и провел меня к столику, на котором в широкой хрустальной вазе высилась гора цветов. Ничего не заказывая, я отпустил официанта и осмотрелся.

За стойкой буфета на высоких табуретах сидели мужчины и женщины, которые пили коктейль. Женщины, за исключением тех, которые сидели с мужчинами, пристально обыскивали зал. Справа от меня расположилась богатая компания. Два юнца, лет по семнадцать, в обществе довольно милых дам, гораздо старше их возрастом, о чем-то весело болтали и громче всех хлопали, когда джаз кончал играть. Еще два-три столика были заняты парами, которые довольно нескромно любезничали, пользуясь полумраком, а на мраморной площадке для танцев все время вертелась одна

- 2 -

и та же пара пожилых танцоров, выплясывая такие допотопные па, что вся публика в зале наблюдала это зрелище, как представление. В общем, было скучно. Я оставил официанту доллар на столике и вышел. На улице меня захватил поток людей, и я, не сопротивляясь, плыл, как по течению. Постепенно улицы опустели, народ пошел посвободнее и я оказался в одном из невзрачных и тихих рабочих кварталов. Не зная куда двинуться, я остановился в нерешительности. Мимо проезжал человек на велосипеде.

- Скажите, пожалуйста, нет ли здесь поблизости бара?

Человек остановился. Посмотрел на меня и спросил:

- Вам нужен порядочный?

- Мне все равно.

- Тогда пройдите по этой улице, - он показал на темный, пустынный переулок направо, - и сверните за угол. Там бар для матросов.

- Спасибо.

Я без труда нашел указанный бар, на котором висела вывеска “МОРЯК”.

В низеньком и длинном зале было дымно и шумно. Справа вдоль стены высились стойки буфета, а в глубине была небольшая эстрада, на которой сидел слепой аккордеонист, и его музыку едва можно было разобрать в гвалте пьяных голосов. Народа было много. Я с трудом нашел свободное место возле пожилого и бедно одетого матроса, который тупо и бессмысленно уставился на пустую бутылку из под рома. Перед ним на столе лежали карты в потертой целлофановой обертке. Он не обратил на меня никакого внимания, продолжая сидеть не меняя позы. Во взгляде его мутных, пьяных глаз было что-то нездоровое и я уже собирался было пересесть на другое место, как вдруг к нашему столику подошла милая, но грубо накрашенная девушка в дешевом сиреневом платье.

- Что грустите, мальчики? - задорно воскликнула она, блеснув черными пуговками больших глаз. Странный мужчина вдруг встрепенулся, оттолкнул перепуганную девушку заорал:

- Пошла вон, шлюха! Жизни от вас нет. - Он нехорошо выругался и, не глядя на девушку, уже тише сказал: - Кровь вы всю мою высосали, вампиры. - Его лицо скривила плаксивая гримаса и он, уткнувшись лицом в ладони, опустил голову на стол. Удивленный и озадаченный, я остался на своем месте, надеясь разузнать подробнее, что с ним приключилось, что вызвало такую ненависть к женщинам. Он долго лежал, не поднимая головы. Потом вдруг резко выпрямился и сунул мне карты.

- Купите карты, всего два доллара, хотите?

- А что это?

- Карты. Смотрите, какие красивые женщины.

Он перевернул одну карту и я увидел изображенную на ней светловолосую красавицу с красивыми длинными ногами, облаченную в такую прозрачную серую ткань, сквозь которую явственно просвечивалось нежно-розовое тело, прикрытое только трусиками. Это был король треф. Я невольно залюбовался красавицей и попробовал поднять другую карту.

- Нет, сначала скажите, возьмете ли за два доллара.

- Но я не видел карты.

- Это не важно, они стоят больше. Берите, не прогадаете.

Я не знал, что ответить. Карты были заурядные и уже потрепанные по краям. Правда середина, где изображены женщины, была, как я потом убедился, абсолютно чиста. Покупать я их не хотел, так как в карты совсем не играл, ценности в них никакой. Человек умоляюще глядел на меня прямо в глаза и тихо шептал:

- Ну возьмите. Для вас это ничего не стоит. Вы молоды, вам еще нравятся женщины.

- 3 -

Я отрицательно покачал головой, а он схватил мою руку и, всовывая мне в ладонь карты забормотал:

- Берите так, ничего не надо, угостите только вином и мы квиты.

Мне было непонятно то упорство, с каким незнакомец стремился всучить мне карты, я хотел спросить его об этом, но в этот момент к нам за столик подсела безобразно толстая, азартно размалеванная девка и, хлопнув меня по плечу, пьяно пролепетала:

- Всего десять долларов кэп, и море удовольств… - она не закончила фразу и с визгом бросилась от стола. Мой сосед, гневный и исступленный, вскочил из-за стола и бросился на девку с огромной бутылкой из-под рома. Не догнав, ее он со злостью шлепнул бутылку об пол и вернулся к столу.

- Черт возьми, - выругался он, опрокидывая остатки вина из стакана, - наплодил их дьявол на нашу голову… Ох, как я их всех ненавижу… Ну, не будете брать карты, - уже зло спросил он у меня, пряча их в карман, - ну и не надо. Он пошарил в карманах, выскреб несколько мелких монет и, бросив их на стол, собрался уходить.

- Прощай, кэптен, передай привет своей матери, - он злобно пихнул пробегавшую мимо девку, что-то буркнул ей вслед и тяжелой походкой направился к выходу. Что-то непостижимо загадочное было в поведении и поступках этого странного человека, и я не в силах был справиться с любопытством, окликнул его. Он был уже в дверях. Не сразу сообразив, что зовут именного его, он с минуту стоял, недоуменно оглядывая зал, потом кивнул мне головой, пошел обратно. Усевшись на свое место, он бросил снова колоду карт на стол и в порядке предисловия буркнул:

- Если есть время и охота слушать, закажи вина и чего нибудь пожрать.

Пока я передавал заказ, он молча и сосредоточенно разглядывал грязные заскорузлые ногти на своих почерневших от масла и угля, коротких пальцах правой руки, на которой красовалась толстое литое обручальное кольцо. Когда все. что я заказал. было на столе, он не спеша налил себе полный стакан коньяку и медленно, смакуя, выпил его до дна. Потом долго жевал буженину, постоянно вытирая рот рукой, и на конец придвинулся ко мне поближе, тихо заговорил:

- В 1945 году я после эвакуации из Франции осел в маленьком городке Эбель, который находиться недалеко от Кельна. Через год я завел свое дело и уже имел достаточно средств, чтобы обзавестись семьей. К счастью, подвернулась хорошая возможность, и я стал мужем маленькой Элизы, дочери директора одного из заводов в Кельне. Я перешел служить к тестю и быстро пошел в гору. Через год тесть отправил меня в Алжир с важным поручением фирмы. Вот здесь-то и начинается все чудеса, которые привели меня в такое жалкое состояние. Если у вас есть время выслушать меня до конца, то я готов рассказать вам все по порядку, и если вы согласны слушать, то заранее предупреждаю, что я не сумасшедший и не собираюсь вам врать, хотя история о которой я хочу рассказать совершенно невероятна, и даже самому мне порою кажется просто кошмарным сном.

Я дал согласие слушать его и он, осушив еще один стакан, начал свой рассказ.

Г Л А В А II

- Через 2 дня, окончив все дела, я собрал вещи, готовясь отправиться в обратный путь. Пароход из Алжира в Антверпен с заходом в

- 4 -

Марсель уходил на следующее утро. Окончив сборы, я пошел проститься с городом. Был полдень. Стояла нестерпимая жара. Раскаленный воздух даже в тени не давал прохлады. Но я шел по опустевшим улицам и у каждой колонки обливался водой, которая моментально высыхала. Так я дошел до длинных рядов парусиновых навесов, в тени которых, развалясь прямо на земле, лежали алжирцы среди вороха разнообразной рухляди. Это был черный рынок. Он был обнесен с двух сторон высоким глиняным забором, который тесными рядами подпирали однообразно скрученные фигуры людей в белом, как бы составляя с ним единое целое. Я прошел по рядам, рассматривая товары. Чего тут только не было! Все, начиная от старых дырявых туфель, до дорогих золотых и серебряных сосудов. Возле груды самого разнообразного хлама на земле лежал индус, и, облизывая языком сухие потрескавшиеся губы, перебирал четки. Когда я поравнялся с ним, он поднял руку вверх и крикнул по-французски:

- Мсье, хотите женщин?

Я ничего не понял, но подошел к нему, а он, видимо решив, что я согласен, вскочил с земли и пошарив в своих карманах, извлек колоду карт, завернутых в целлофан.

- Посмотрите это, - сказал он, протягивая карты. Они были уже не новые, и не очень потрепанные. На каждой из пятидесяти трех карт изображена женщина и каждая была по своему великолепна. Я рассматривал их с нескрываемым удовольствием, а индус, придвинувшись ко мне поближе шептал на ухо:

- Каждая из них придет к вам ночью. Эти женщины созданы для любви и знают такие ее тонкости, о которой мы, земные, не имеем никакого понятия.