ЯНА
Пока я пытаюсь перетерпеть массаж ног, мама Кирилла усаживается справа от меня. А всё-таки, массаж — это здорово.
— Так, Ян, — её голос вырывает меня из привычной круговерти мыслей. Я поворачиваюсь и вижу ее добрую и теплую улыбку — Можешь рассказать, как ты встретила Кирилла?
Черт, это не совсем та история, которую можно рассказать матери своего парня. Неужели она не могла спросить про внучку?
— На тусовке в универе, — выдавливаю я.
Ее улыбка становится шире, и она явно ждет продолжения. Ладно, я же смогу описать нашу первую встречу более невинно, чем это было на самом деле.
— Я пролила на него… сок, — начинаю я, и мои щеки пылают от воспоминаний той ночи.
— О, я могу себе представить его реакцию, — голос мамы Кирилла вырывает меня из прошлого.
Я прикасаюсь к своей щеке и обнаруживаю, что она горит.
— Ну да, он не обиделся, — смеюсь я.
Я улыбаюсь ещё несколько секунд, вспоминая тот вечер…
— И неудивительно, ты же очень красивая, — отвечает она.
Я киваю, не в силах сформулировать внятное предложение. Воспоминания о нашем первом разе вместе только усиливают мое желание. Я пытаюсь сосредоточиться на маме Кирилла, но моё тело по-прежнему как будто гудит от напряжения.
— Знаешь, страх может заставить людей поступать так, что они сами себя не узнают, — она продолжает говорить, а мне ну вообще не хочется сейчас откровенничать, особенно с ней.
— Ага, — отвечаю я, кивая головой.
— Кстати, Кирилл говорил тебе об Арине?
Как только я слышу это имя, меня начинает подташнивать.
— Да, я знаю про неё.
Её рука ложится на мою, и я искренне надеюсь, что она быстро ее уберет, потому что я не люблю проявлений нежности, а ей они, похоже, доставляют огромное удовольствие.
— Я знала, что они разбегутся, — продолжает она. — Кирилл просто слишком импульсивный. Ничего не обдумывает как следует.
— Да, он импульсивный, — соглашаюсь я, хотя это качество мне в нём нравится.
— Но обычно он знает, что делает, у него всегда все получается. Но когда он не попал на серьёзные соревнования, это затянуло его в такую депрессию…
— Послушайте, — прерываю я её, потому что видела всё это с другой стороны.
Она замолкает, и я использую эту возможность, чтобы высказаться.
— Я пыталась помочь ему, вытащить его из той ямы, но он не хотел идти мне навстречу. Я только больше запутывалась. Мне ведь и самой было мало лет. В какой-то момент я представила, что моя дочка столкнется с полным безразличием ко всему происходящему со стороны Кирилла, с которыми сталкивалась я. Вот почему я ушла от него, не сказав ему о дочке.
Она кивает, на ее глазах выступают слезы.
— Простите, что расстроила вас, — говорю я.
Она трясёт головой, вытирая слёзы.
— Ты любишь его. Ты любишь его таким, какой он есть, — её голос дрожит, и мне непонятно, почему она делает такие выводы из моего откровения.
Она снова пожимает мою руку.
— Самое прекрасное на свете — это обнаружить, что кто-то любит твоего ребёнка таким, какой он есть, — продолжает она.
— Но любви недостаточно, — я пытаюсь мягко вернуть её в реальность.
— Нет, ты не права. Я вижу, что он причинил тебе много боли, но ты здесь с ним, ты готова помочь ему, и я понимаю, как сильно ты его любишь.
Она хлопает в ладоши.
— Мы с Кириллом не вместе, — уточняю я, прежде чем она подумает что-то не то.
— Пока, дорогая. Это пока.
— Может, мы никогда не будем вместе, — опять поправляю её я.
— Ой, девочка моя, ты слишком любишь его, чтобы отпустить. Он твой единственный.
— Я не могу этого обещать. Дочка для меня всегда на первом месте.
Её рука крепко сжимает мою.
— Я знаю, и я уверена, что и для Кирилла это тоже важно, но любовь творит чудеса, дорогая моя девочка. И ты его любишь.
Она широко улыбается, как будто я только что сообщила ей, что мы собираемся пожениться. Но её радость заразительна, и во мне тоже начинает разгораться искорка надежды, что, возможно, любовь исцелит нас обоих.