Дыхание стало болезненным, а звуки – оглушительными.
Твердая стена позади давила в спину… Шероховатая на ощупь, но теплая. Почему-то дорогие обои всегда такие – теплые, как бархат. Я ощущала это открытой платьем кожей, ладонью левой руки.
Вторая сжалась на ложе рукоятки, но палец на спусковом крючке налился свинцом.
Эмиль же сказал…
Шея напряглась так сильно, что заныли мышцы. Я не могла оторвать взгляд от вампира у окна и его глаз, полных презрения.
Он был уверен, что все сойдет с рук. Что нас можно размазать на глазах у Андрея.
Но именно насмешка его подвела. Нам их хватило с лихвой за три года.
Эмиль поднял пистолет – стрелял навскидку, без остановки, пока не опустел магазин. Первое же попадание окрасило окно за вампиром в красный – словно краской из пульверизатора. Стекло лопнуло, покрываясь белой паутиной трещин с дырами в центре. Пули ложились кучно, разрывая стекло. У Эмиля сорок пятый.
Напряженные плечи застыли, пока он вел огонь. Затем опустил руки, чтобы поменять магазин. Вампир неуклюже повалился на пол.
После последнего выстрела голос Андрея показался оглушительным:
– Какого хрена ты творишь? Эмиль!
Избитый вампир медленно поднял руки над головой. Он стоял на коленях спиной к нам, пригнув голову. Руки тряслись, он хотел что-то сказать, но с первым звуком голоса Эмиль высадил в него пол-обоймы.
Он обернулся: взгляд скользнул по мне, не замечая. Открытый рот, полный заостренных зубов, кривился, верхняя губа поднялась. Однажды, с таким же свирепым лицом, он держал пистолет у моей головы.
Эмиль быстро вышел из кабинета.
– Иди сюда! – услышала я его рычание в коридоре.
Он искал третьего. Выстрелы где-то внизу – на первом этаже? Эмиль убирал свидетелей своего позора, но ведь… Андрей тоже слышал это.
Я смотрела в проем – Эмилю вслед, поэтому не увидела, как ко мне подошли, а ощутила руку на плече и резко обернулась. Мне что-то говорил Андрей, только я не слышала, оглушенная.
Сначала я посмотрела на пальцы на моем плече, а когда он взял мое лицо в ладони – ему в глаза. Чего ему надо?
– Яна, – звук донесся, как издалека. – Не плачь.
Я и не…
Пальцы сжались, и я вырвалась. Убрала руку из сумки, напряженный палец болел так сильно, словно по нему ударили молотком. Но как часто бывает после эмоционального пика, меня начинало трясти – ноги стали слабыми.
Я опустила голову, избегая его взгляда. Хватит на меня пялиться!
Удушливой волной меня захлестнул стыд. Ненавижу быть беззащитной, эта уязвимость, как позорное клеймо. Этот стыд я едва пережила перед Эмилем. Не заставляйте меня снова…
Стоило о нем вспомнить, как он появился на пороге. Лицо напряженное и дышит ртом – тяжело, словно Эмилю больно. Смотрел он на Андрея. Размышлял, не убрать ли последнего свидетеля.
Надо взять себя в руки. Пока не поздно.
Я набралась смелости и подошла к Эмилю. Запустила руки под пиджак, гладила до самой шеи, пытаясь успокоить. Я бы поцеловала его, но высокого мужчину без его желания не поцелуешь – я не дотягивалась, поэтому начала гладить его губы ладонями.
Пистолет пока был опущен стволом к полу. Успокойся, Эмиль. Не надо.
Грудь под моими ладонями поднималась в бешеном дыхании. Теплый, такой живой – пусть так и будет. Не начинай это.
– Делаем так… – Андрей стоял за спиной, я его не видела. – Я все уберу. Варианта у нас два, либо имитируем убийство, либо делаем вид, что гости пропали. Ее здесь вообще не было, понял?
Я мысленно поблагодарила его, что он не стал ворошить тему. Спасибо, Андрей, что промолчал.
– Теперь у нас большие проблемы, – добавил он. – Тебя я не сдам, но… Если отделаемся, это чудо.
Андрей обескуражено вздохнул – он явно не понимал, что теперь делать.
– Яна, поезжай домой. Мы сами разберемся.
Моя рука тряслась на пуговице сорочки Эмиля, за которую я держалась, как за спасательный круг. После долгой и томительной паузы он убрал оружие в кобуру.
– Пойдем, – пробормотала я ему в грудь. – Пойдем отсюда.
– Я тебе позвоню завтра, – сказал Андрей. – Эмиль, отвези ее и возвращайся. Надо решить, что делаем.
Я ничего не ответила. Только не это. Не звони мне, Андрей. Я ушла, низко опустив голову, так и не осмелившись взглянуть ему в лицо.
Хоть немного я начала соображать, когда оказалась на парковке. Ночной воздух освежил, несмотря на духоту – здесь хотя бы не воняло кровью.
Я подошла к машине, но не села – прислонилась к бамперу, глядя под ноги. Мысли путались в голове, я не знала, что хуже: что о нашей истории узнали или убийство столичных гостей. Эмиля я не винила. Он не мог поступить иначе.
Он подошел вплотную, я ощутила, как он обнимает меня и приникла к плечу, когда Эмиль наклонился. Рукам на его спине – под пиджаком, было тепло, и вообще объятия получились горячие – не из-за страсти, из-за жары. Мы отстранились друг от друга.
– Откуда он узнал? Ты же сказал, что всех выследил.
– Всеволод рассказал, уверен, – Эмиль смотрел в сторону, выглядел он так, словно кусал изнутри губы.
Никто не хочет, чтобы о его жене гуляли такие истории. Эмиль – мэр города, на его репутации после этого можно поставить крест.
Я знаю, о чем ты думаешь, но ты не сможешь убить всех. Не сможешь, Эмиль. С этим придется как-то жить.
Он внезапно прижался лбом к моему виску и усмехнулся. Страшно, некрасиво – между зубов скопилась кровь, похожая на красную окантовку. Щеки под моими ладонями напряглись.
– Что теперь будет? – спросила я. – Скажи, не скрывай. Умоляю.
Эмиль ухмылялся, как безумец и молчал.
– Эмиль, – ласково прошептала я. – Скажи мне.
Словно нехотя, через силу, он перестал улыбаться.
– Ничего хорошего, – признался он. – Если этот урод честно меня не сдаст, проживу немного дольше. Я важных персон убил, Яна. За ними обязательно приедут. Мне не выкрутиться.
Эмиль не выдержал и рассмеялся. Не обращая внимания на спазм в горле, я сглотнула. Я знала, почему он себя так ведет, знала, почему смеется, говоря о скорой смерти.
Потому что это действительно глупо. Столько пережить, уметь держать лицо в любой ситуации – он ведь даже под пытками продолжал увиливать и хитрить. И сорваться теперь, чтобы убить того, кого нельзя убивать.
Но он не мог поступить иначе. Я его знаю, моего Эмиля. Единственного, кто разбудил во мне чувства.