Его сладкая девочка

Глава 24

Егор.

Ксюшу осматривает врач, выгнав меня за пределы кабинета. Хотя, спрашивается, чего я там не видел, учитывая, что принимал участие в процессе. Ладно, орел птица не гордая. Подпираю стену, думая о своем.

Расслабляться рано, но я не просто нашел свою девочку. Неведомые силы на нашей стороне: пусть не самым приятным образом, но таблетка вышла, не успев наворотить дел. Это сейчас самое важное.

Из вопросов Ксюши понял, что ничего не понял, если честно. Причина ее исчезновения так и подвисла. Но мы обязательно все проясним. Я ее никуда больше не отпущу. Надо будет — подниму все связи и хоть завтра зарегистрирую брак. Быстро? Да хрен там. Быстро — это когда через час. А у меня вся жизнь перед глазами столько раз проносилась, пока метался по городу.

Бессилие убивает. Не отчаяние, нет. А именно осознание, что не все в твоих руках. Вот вроде возможностей море, а упираешься в глухую стену. Не знаю, что бы делал, не явись тогда Светка со своими откровениями. Спасибо ей сказать стоило бы, наверное. Но лучше не пересекаться. Что она, что компания ее мнимых подружек — те еще кобры. И ведь устраивало же раньше. Рыночные отношения во всей неприглядной откровенности: не было чувств у нас. Ей нужны были деньги, меня устраивало ее присутствие в постели. Как ни называй, а суть—то одна. Гнилая такая суть.

— Егор Александрович, можете возвращаться.

Занимаю свое кресло у стола. Ксюша бледная и растерянная на кушетке старательно разглаживает невидимые складки на одежде.

— Что с моей же… с Оксаной? — В последний момент прикусываю язык. Слишком много для нее сегодня. Попозже открою свои карты.

— На данный момент хорошего ничего нет. Оксане Игоревне не стоило уходить, а следовало долечиться. А принимать препарат… хорошо, что он вышел. На самом деле та таблетка не принесла бы ощутимого время, большую роль играет вторая, до которой дело у вас не дошло. — В этот раз нами занимается гинеколог—мужик, и как—то он вызывает у меня больше доверия. По крайней мере, не язвит, как прошлая тетка. — Но в совокупности произошедшего и при таком маленьком сроке состояние матери и плода категорически не стабильно. Поэтому, если хотите сохранить и выносить ребенка, придется недели на две—три забыть обо всем и остаться в условиях стационара.

Ксюша в течение всей речи часто—часто моргает, а на последних словах начинает шмыгать носом и отворачивается. Ну что такое…

— Иди—ка сюда. — Врач в первую очередь представитель профессии, но во вторую—то мужик. А значит, поймет. А если нет, мне по боку. Моя девчонка плачет. Тяну Ксюшу на свои колени и прижимаю к себе. — Извините.

Что я говорил? Мужик понимающе хмыкает и продолжает расписывать нам ход лечения, поддержания организма (у кого—то капитальный недобор веса) и предстоящие анализы. Ничего сложного. К тому же, под круглосуточным присмотром.

— Всё понял. Оксане необходима самая лучшая палата, с таким расчётом, чтобы я мог у нее оставаться. Возможно это оформить?

Ксюша хватает меня за руку, но я пока не обращаю внимания. На самом деле понимаю, что ее тревожит. Но она моя. Моя женщина. Будущая мать моего ребенка. Тьфу ты. Уже носящая его! И они не должны ни в чем нуждаться. Это моя зона ответственности и я полностью принимаю на себя все обязательства. Пусть даже не думает ничего другого!

Пока нас устраивают в палату, не даю Ксюше высказаться. Хотя она порывается. Под разными предлогами отхожу: то расписаться, то оплатить, то купить чай. Дюймовочка горюет, что ей нельзя кофе, который она любит, оказывается. Еще один кофеман в семье. Врач предлагает альтернативу — либо какао либо какой—то цикорий. Понятия не имею пока, что это. Но обязательно узнаю.

— Вот теперь можешь высказать мне всё, что хочешь.

Ксюша лежит на кровати, а я сижу на одеяле, держа тонкую руку. К другой руке подключена система, которая капает поддерживающий раствор. Или очищающий. Этот момент я пропустил.

— Зачем ты это делаешь? Это безумно дорого, у меня…

— Послушай меня, маленькая. Я один раз скажу, а ты в своей головке это запиши: у моей женщины будет все необходимое. Если бы я чего—то не мог, то в лепешку бы расшибся, но сделал. Давай договоримся: на тебе в нашей паре держится красота и обаяние, а мне достанется роль добытчика. Чертовски красивого, хочу заметить.

Стараюсь развеселить свою ягодку. Она не по—детски сильно ушла в мысли.

— Ксюююш?

— Ты обещал разговор. Но сначала я хочу сказать важное. Очень. — Моя Дюймовочка приподнимается в постели, смотрит в глаза. — У меня есть две сестры, как ты знаешь. Ты их видел. Они маленькие, а еще у нас никого нет.

Киваю, потому что всё это знаю. Пока не пойму, куда ведет Ксюша.

— Так вот. Девочки с понедельника по пятницу в саду. Это специальный такой садик, где можно на ночь оставлять.

— Ксюш, я знаю. Я там был.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты знал. Девочек я не брошу. Ни за что. Не поможет ни твое влияние, ни твои деньги. Мы с ними с самого рождения вместе. И они же никому не нужны.

— Ты снова плачешь. — Стираю соленые дорожки с бледных щек. — А врач сказал, нельзя нервничать. Я тебе разве что—то говорил про мелких? Предлагал забыть о них, бросить?

Опускает голову и мотает головой. А надо, чтобы смотрела на меня, чтобы верила мне.

— Дома, где я жил, и куда ты переедешь, уже готова спальня твоим сестричкам. Пока только кровати и шкафы. Остальное ты сама выберешь, или они. Я покажу, как. Кстати, кровати Дейв собирал. Тот, у которого нет мозгов по мнению твоих мелких.

— Это Даша.

— Что Даша?

— Ну, про мозги. Она иногда такое выдает, у меня краски не хватает краснеть.

— Я познаю мир в действии. Сам такой был. Только я руками: лез везде, ломал все, что ломается. И не ломается тоже. Мне вроде три было, когда я довел бабушку, колотя поленом по стеклу камина. Огнеупорное, между прочим, и очень прочное!

— А зачем?

— Кто—то сказал, оно не бьется. Короче, оно бьется. Но не с первого раза.

Ксюша расслабляется и смеется. Вот так—то лучше.

— Давай теперь вернемся к вопросу Антона, м? Почему ты не хотела ему быть должна и вообще, откуда эти мысли взялись? — Этот момент меня очень волнует. Тоха должен мне, и первую часть уже «выплатил». Нос подлечит и продолжим.

— Но это же он привез меня сюда вот, когда мне плохо стало…

— Ксюш, прости, что перебиваю. Я сейчас сэкономлю нам время. Я был на той вечеринке, не сразу только понял, что тебя накачали. Когда тебе было плохо, я уже был с тобой, сюда приехал тоже я. Ну и про беременность узнал, соответственно, тоже здесь. Правильно понимаю, ты не была в курсе своего положения?

Потому что, если знала и пошла в этот вертеп… Да нет…

— Не знала. Я когда заподозрила, сделала тесты. Они показали, что нет. А оказалось, не то купила. Ну там пачки с другими похожи.

— Маленькая ты моя балда, — не могу больше отказывать себе в удовольствии. С первых минут, как увидел её, держу в кулаке силу воли. Наклоняюсь и целую. Сейчас немножечко… капельку… и продолжим…

Кого я обманываю? Её? Себя? «Немножечко» перетекает в… короче, долго… особенно, когда Ксюша отвечает и прижимается теснее.

— Т—ш—ш, нам сейчас нельзя.

Стопорю себя в первую очередь. Совсем крыша поехала: девчонка в таком состоянии в больнице, а я думаю нижними мозгами. Извращенец, блин.

— В общем, я приехал к тебе на следующий день. А ты пропала. Сразу кинулся тебя искать. — Поглаживаю плечики, кайфуя от простых прикосновений. Рядом. Она рядом. Душа просто поет!

— Я испугалась…

— Я понимаю… — Вспоминаю кое—что: — Я заходил к тебе той ночью в палату. Ты спала, но открыла глаза, когда я подошел. Помнишь что я тебе сказал?

— Я думала, это сон. Плохо помню весь вечер. Какими—то вспышками. А что ты мне говорил?

Наклоняюсь, убирая локон от щеки. Провожу языком по нижней губе и шепчу в раскрытые губы:

— Я сказал, что люблю тебя…