Его сладкая девочка

Глава 29

Ксюша.

Сердце сжимается, как я переживаю за своих сестричек. Чем ближе выходные, тем выше растет напряжение. А выхода пока не вижу. Обращалась к врачу с просьбой отпустить на выходные. Но получила такую отповедь, что потом в душевой плакала минут двадцать. Егору, едва не выбившему дверь, когда услышал всхлипы, пришлось соврать, что гормоны шалят. Не знаю, поверил или нет, но все утро внимательно присматривался.

Теть Зоя болеете, а Милка зашилась с учебой и работой. Нет, в экстренной ситуации она, конечно, поможет. Только ей уже реально это боком выйдет.

Интересно, можно ли оплатить в саду, чтобы девчонок оставили? Хотя им это как—то объяснить надо. Если Маша плохо поймет и просто поплачет, то Дашка со своими размышлениями сведет с ума и себя, и меня.

Нет, уйти из больницы возможно. Насильно держать не будут. Только врач доходчиво объяснил прогнозы. Быть может, и пугал, но я впечатлилась. А еще больше испугался Егор. У него на лице написано было, что он готов до родов меня здесь запереть, воюя с окружающим миром и закрывая грудью все прорехи. Вот только «прореха» с сестрами ему не по зубам. Пока что.

Завтра должен приехать нотариус, который заверит доверенность на посещение детского сада и полномочия Егора по поводу девчонок. И по этому вопросу переживаю. Нет, сомнений в порядочности любимого мужчины нет. Верю ему и его словам. На уровне подсознания.

Я же вижу его поступки и поведение. А еще его слова про наше будущее. Отпустила себя. Когда Милка приезжала, долго с ней разговаривали. Рассказала страхи свои, опасения. Подружка все по полочкам разложила. Как правильно быть должно. И я согласилась. Не хочу накручивать себя. В самом деле, ну стал бы Егор искать меня и кружить рядом, если бы не любил? А я видела его глаза, когда признавался. Любит. Верю ему.

— Тут—тук. А Егорка выйдет гулять?

От неожиданности вздрагиваю. В дверях показывается голова Давида. Друг Егора, с которым он был в нашей деревне. Красивый мужчина. А эта легкая небритость невероятно ему идет. Глаза смеются, но все равно я ощущаю в них грусть. Мне кажется, что этот парень в чем—то несчастен, хоть и пытается этого не показывать.

Егор при виде друга начинает улыбаться. А когда следом входит еще один — смеяться. Про Тимура я тоже наслышана. Они ровесники, но если Егор выглядит серьезным молодым мужчиной, то Тим со своей широкой улыбкой кажется мальчиком—студентом. Хотя я уже знаю про его жизнь. У Тимура сложные отношения с мамой. Очень сложные. И очень серьезный отец. Правда, отец горой за сына.

Улыбаюсь, смотря за пикировками ребят. Настоящие мальчишки — смеются, подкалывают друг друга. И внимания не обращают, что уже бороды бреют. Тимур дарит букет, а Давид приносит кучу коробочек, в которых оказываются вкуснейшие сладости. Еще час назад я отказывалась от ужина, а сейчас безумно хочу попробовать все.

Кажется, внутри меня живет сладкоежка. И что—то подсказывает мне, не мальчик, как Егор мечтает.

— Ксюш, вообще, если девочки нормально останутся со мной, могу побыть с ними. Опыт есть, у маминой подруги младенца нянькал. Тим поможет, его вообще дети любят. Вопрос только в том, как нас познакомить и чтобы не боялись.

Мой мужчина (хоть мысленно же могу себе позволить такие слова?) мрачнеет после этих слов, а я принимаюсь всерьез раздумывать. Это не самый плохой вариант. Не самый. Но я с ума сойду оставить девочек с незнакомыми им мужчинами. Блин. Нет. Ну как я вообще задумалась про такое?

— Егорка, а ты чего вообще паришься? Берешь Ксюшу домой на выхи, платишь медсестре, которая приедет и сделает лекарства. Тебе капельницы ставят? — Киваю. — Ну. Ксюша лежит, как здесь. За девчонками присмотрим вместе. Она только подсказывать будет. Но строго, реально без лишних вставаний и все дела. Короче, как здесь. Потерять маленького Керро нам нельзя.

— Тим, бля, гений. Ты, раньше не мог сказать?

— Ты меня раньше не спрашивал. И хочу напомнить, что в офисе завтраком кормил эту наглую рожу и рожу Артика. Меня покинули и оставили злым и несчастным. — Поворачивается в мою сторону и продолжает: — Нет, Ксюша, ты только представь. Они меня одного кинули на встречу с Капустиной. Гром—баба. С меня ростом, вся в красном и еще в углу норовила прижать. А у меня стресс. Совесть не позволила дыроколом отбиваться. Пришлось почти обморок изображать.

Смеюсь от вида несчастного лица Тимура. Почему—то так явно представила нависающую над ним эту Капустину. И маленького дрожащего Тимура, трясущегося в углу с дыроколом в руках.

— Вот и ты туда же. Коварная женщина. Я к тебе со всей душой. В следующий визит на Егорушку ее натравлю. И даже степлера в кабинете не оставлю.

— Я занят. Давай Дейва ей отдадим? Все равно он с Наташкой в очередной раз расстался.

— Я и не сходился. У нас коллаборация, устраивающая обе стороны. Так—то она мне верность не хранит.

Я в шоке. Во—первых, не все слова понимаю, если честно. Но запоминаю про себя, чтобы потом погуглить. А во—вторых, как можно быть в отношениях и… ну быть с другими. А Давида я ведь видела на озере, уходящего с другой. Улыбка сходит с лица. Я и Егора тогда видела…

— Изыди, нечисть. Девочку мне расстроил.

Егор моментально считывает изменения настроения и притягивает к себе. Глупо ревновать к прошлому. А с такой внешностью красавчика — к гадалке ходить не надо — желающих провести с ним время много.

— Я его святой водой оболью, Ксюш. Хочешь?

— И чесноком накормишь? — Ловлю волну и отвечаю Егору.

— Жестокие люди, а. Парочка садистов. И куда я потом мокрый и воняющий? На меня ж даже Капустина не клюнет.

Как давно я столько не смеялась. Даже грустные мысли сделали ручкой. А выход, предложенный Тимуром, на самом деле оптимальный. Вредить малышу я не буду. Ну я же отбитая на всю голову. И уверена, что Егор решит с врачом. О том, сколько все это будет стоить, боюсь даже думать. Потом аккуратно спрошу. Если ответит. Он ясно дал понять, что такие вопросы табу. Может, умеет, делает. В этом весь он.

Доедаю третье пирожное и отваливаюсь на подушку. Хочу еще с желтыми ягодками, но стесняюсь так много есть. И вообще, наверное, столько сладкого за раз вредно. Егор наверняка ночью будет чай пить, работая. Вот тогда и присоединюсь.

— Устала? Мужики, давайте провожу. — Егор выпроваживает своих друзей так быстро, что я теряюсь. А они ни капли не смущаются. С пониманием смотрят и прощаются. — Побудешь одна?

— Побуду, конечно.

Почти засыпаю, когда Егорка возвращается. Он сейчас именно как «Егорка» выглядит: волосы в художественном беспорядке, игривая улыбочка, и прищур хитрый.

Посматривает на меня, убирая принесенные угощения в холодильник. С его стремлением меня накормить, сюда второй скоро понадобиться.

— Егор, — зову тихонечко.

— М? — Он стоит и дергает браслет на часах. — Сейчас, Ксюш. Надо как—то впихнуть невпихуемое.

Хихикаю от его выражений.

— Мы же не все открыли?

— Нет. Хочешь посмотреть, какие там? Сейчас тебе принесу. — Начинает суетиться, перехватывая коробочки.

— Да нет, подожди. Отнеси медсестрам на пост. Ну и что, что здесь платная больница. Сладкое все любят. Тем более, они очень вкусные!

— Я тебе говорил, что ты у меня умничка?

— Говорил.

— Вот еще раз говорю. Сейчас отнесу. Без меня в душ, чур, не ходить. Я свой десерт весь вечер ждал.

— Егоооор…

— Чуть что, сразу Егор. А я соскучился. Оооооочень, — и тянется к губам.

— Ты пирожные нести собирался, — шепчу в его приоткрытый рот, сама уже ерзая от учащенного сердцебиения. Как он умудряется так на меня действовать? Один миг, а я уже не я.

— Так. Сиди и жди. А ты, малой, — наклоняется к животу, — присмотри за мамой.

Пока его нет, открываю в телефоне календарь беременности и читаю про свой срок. Оказывается, на этом сроке уже можно разглядеть очертания малыша. Он, конечно, еще не может ничего слышать, но Егор упорно разговаривает с животом, а я неизменно плачу в такие моменты.

— Готова? В душ, — поясняет, видя мою растерянность. Так погрузилась в чтение, что забыла.

— Готова.

— Что читаешь?

Молча поворачиваю экран к мужчине. Всматривается в буквы.

— Скоро уже сердце послушать можно будет. А на двенадцатой попробовать пол узнать. Я этот календарь наизусть знаю.

Он точно невероятный.

И я в очередной раз убеждаюсь в этом, когда оказываемся под струями воды. Чуткий и внимательный. Подмечает любые мои движения и — уверена — умудряется читать мысли. Его ласки тонкие, на грани. Не дает сорваться, но заставляет тело дрожать. Знаю, что сейчас в кровати оторвется по полной всеми доступным на данный момент способами. А я… Я мешать не буду. Сама хочу его до безумия. До дрожи в коленях. До рваных вдохов.

— Уже хочешь кушать? — Улыбается, доведя меня практически до эмоционального истощения. У меня горят губы от поцелуев, дрожат руки и ноги после не знаю какого по счету оргазма, а живот и грудь в белых каплях. Сам не вытирает и мне не дает. Дикарь. «Моя женщина пахнет только мной», сказал. И ладонью специально размазал.

— Хочу. И вымыться хочу. Пожалуйста.

— После еды. Дай полюбоваться, жестокая ты женщина.

— Грязным животом?

— Вот ничего не понимаешь ты в романтике. Это ж про любовь, ягодка ты моя. Я пахну тобой, как корзинка малины. А ты мной. Это типа семья.

— Что? — Таращу на него глаза. Что творится в его голове?!

— Пирожное какое будешь, говорю? Или бутер сделать?

— С желтеньким. И бутер. Только без колбасы, меня от нее тошнит.

— Испортишь мне мальчика. Сладким кормишь, мяса не даешь. Колбасы и той лишила.

— Вообще—то это он не хочет. Или она.

— Он. Максим Егорович. Или Демид. Я еще думаю. А тебе какое больше нравится?

— Ты не очень торопишься?

— Блин, Ксюш, я с ним разговариваю. «Малой», конечно, прикольно. Но пусть сразу к имени привыкает.

— Да если там девочка?

— Вот до двенадцатой недели я думаю, и ты тоже думай пока, какое тебе больше нравится. Демид необычнее, правда?

И не переубедишь. Пока наливает чай, бухтит про китайские обычаи, что там днем рождения считают дату зачатия, и еще много—много разной информации. В какой—то момент мой мозг перестает воспринимать слова, и я начинаю засыпать.

***

Уже почти час прошел, как Егор ушел разговаривать с врачом. Доверенность написана, Милка отпросилась доехать до сада, чтобы девочки не испугались незнакомцев, а мой уход все еще под вопросом. Вчера взяли очередную батарею анализов, чтобы посмотреть динамику.

— Оксана Игоревна, Вы, простите, неугомонная особа. — Тарас Алексеевич входит в палату с очень недовольным лицом. Егор маячит сзади, хмуря брови. — Анализы Ваши посмотрел, показатели улучшились. Но мы говорили уже про риски. Как Вы не понимаете?

— Я понимаю, — пищу. — Но у меня выхода нет.

— Егор Александрович рассказал в двух словах, из—за чего возникла острая потребность покинуть клинику. К сожалению, сюда двух маленьких детей мы пропустить не можем. Что ж… — задумчиво листает карту, — я надеюсь на Вашу сознательность и ответственность Егора Александровича. И еще раз предупреждаю: не геройствуйте. В следующий раз мы просто не сможем помочь. Только постельный режим. Никаких передвижений. Душ, уборная, кровать. Все. И в воскресенье вечером сюда. Утром у Вас снова возьмут анализы и проведут контроль УЗИ.

Протягивает мне лист с распиской, качает еще раз головой и уходит.

— Быстро собирайся и поехали. Сначала тебя отвезу, потом за твоей подругой и в сад.

Спускаю с кровати ноги, чтобы взять одежду.

— Ты куда собралась?

— Одеваться.

— Ксюш, реально здесь останешься. Говори, что дать. Одеваешься лежа. Дома только лежишь. Ешь тоже лежа. С сестрами разговариваешь лежа. Только так или отменяем все расписки.

— Я согласна, согласна. — Даже теряюсь от его напора. — Можешь достать брюки и джемпер?

— Платье или платье. На живот брюками давить нельзя. Юбка по той же причине отменяется. Выбирай.

И достает вязаные платья.

— Господи… Егор, ты весь магазин скупил? Мне же не надо столько!

— Надо. Ты обещала не спорить.

Закатываю глаза. Ну как еще донести, что мне не-у-доб-но?!

— Наверное, синее?

Невероятная красота тут же приземляется на кровать вместе с колготками. Пока пыхчу, натягивая одежду (сам бы лежа попробовал это делать!), Егор достается из пакета коротенькие сапожки на низком ходу. Терпеливо ждет, пока я присяду, и сам надевает их мне. Чувствую себя наследной принцессой.

— Я сама могу.

— Не можешь. Тебе наклоняться нельзя. Посиди, я сейчас сумку твою возьму. И сразу, чтобы исключить возмущения. Или я несу на руках до машины, или ты едешь на кресле. Но до квартиры по—любому на руках. В багажник кресло не влезет, там пакеты с игрушками.

— К—к—какими игрушками? — Я временно забываю про выбор.

— Т—т—такими. Я к детям с пустыми руками приехать не могу.

— У меня слов нет. Ты хоть когда успел?

— Заказал, пока кто—то сопел в мой бок. — И улыбается, довольный собой. А мне со стыда сгореть хочется. — Ты выбрала?

— Что?

— На руках. Долго думаешь, малышка. Да и я все равно бы уговорил. Нравится тебя носить.

Что я там говорила? Ах да, невыносимый!

И на самом же деле несет до машины на руках. А потом и до… кровати…

Не успеваю осмотреться, испугаться. Человек—ураган.

— Сейчас Тим подъедет, побудет с тобой. Я за Милой и в садик. Приеду, все тебе покажу. Хорошо?

Как раз раздается звонок в дверь. Егор забирает плащ и сапожки и, бурча, что у друга вообще—то есть ключ, идет открывать.

— Мало ли, чем вы тут занимаетесь. А у меня нервная система еще нежная и растущая. — Тимур заглядывает в комнату. — Ксюш, привет. Отлично выглядишь.

— Привет. Спасибо.

Если честно, сижу в небольшом шоке. У Егора все происходит естественно и непринужденно. Так себя ведет, словно обычное дело — принес домой беременную девушку и поехал за ее сестрами. А я мысли в кучу собрать не могу.

Осматриваюсь, пока парни переговариваются у входа в комнату.

Огромных размеров спальня. Вот правда — большущая. У Милы, наверное, вся квартира такая. И это же если не считать, что мы поднимались по лестнице на второй этаж! Много света из двух окон. Они тоже нестандартного размера. Ну или, проще говоря, раза в два больше, чем обычные. Широкая кровать, заправленная покрывалом лавандового цвета. Провожу рукой. Такое мягкое. И цвет мой любимый. Тяжелые по виду шторы в цвет покрывала.

Вдоль одной из стен широкий шкаф. Я насчитала четыре двери. Обалдеть! Никогда таких не видела.

— Дверь в санузел. Он совмещенный. Если захочешь сходить, предупреждаешь Тима и идешь. Ксюш, я тебя прошу. Понимаю, что ты стесняешься и все это, — обводит комнату глазами, — тебе непривычно. Но у нас сейчас вариантов немного. Потерпи немножко, ладно? Я скоро буду.

Целует и выходит, подмигивая. А я так и полулежу, боясь сдвинуться.

— Загрузилась? Не переживай, если ты из—за Егора. Он не обидит.

— Да я… я знаю… Просто… Для меня это все как—то…

— Неожиданно?

— Угу.

— Для нас тоже было дико, когда Егорка поплыл. А он сразу влип. Не знаю, говорил тебе или нет. Еще на озере тебя увидел когда. Он же думал, ты замужем, дети у тебя. Дейв говорит, с ума сходил. Они вместе тогда ездили. А когда ты утром ушла… в общем, я немного в курсе, потому что видео с камер помогал достать… Его ж капитально накрывало.

— Тим, — трогаю его за руку, когда он подсаживается на кровать. — Ты думаешь, у него со мной… серьезно?

Никак не могу найти нужных слов. И никак не могу полностью отпустить предчувствие, что что—то может произойти. Стремительно меняется моя жизнь. Я к такому не привыкла. И постоянно ищу подвох.

— Красиво он тут поменял все. Я еще не видел, Дейв рабочих засылал. — Тимур переводит внимание на меня, показывая рукой на окна. — Как ты думаешь, серьезно или нет, если он не просто узнал цвет твой любимый, он еще и спальню вам переделал. Девчачью комнату сам покажет. Мне не велено прикасаться без острой необходимости. Так что с обмороками повремени, не хочу фингалом светить.

Тимур встает и подходит к окну, вложив руки в карманы брюк.

— Я знаю, что такое любить. Сам люблю, аж сердце останавливается. Пропадаю в ней. И Егор тебя любит. Это видно. Не влюбленность, когда море по колено, а гормоны кан—кан пляшут. Нет. У него серьезные чувства. Вообще—то он сам должен говорить с тобой про это. Но так и быть, побуду Купидоном. После вашей ночи он ни с кем не был. Это я точно могу сказать. Сначала с матерью вечера просиживал, потом тебя искал. Это много значит, Ксюш. Мужик готов хранить верность в одном случае, если отдал сердце. Высокопарно, может, звучит, но так оно есть. А Егор точно отдал. Он же дышит тобой. И это, ты ему не рассказывай, но я очень рассчитываю выпить в ближайшее время за твое «да».