Егор.
— Ты что творишь, сученыш?
Эпично. Я бы даже сказал, эффектно. Но нестрашно.
Визита «вежливости» я ждал со дня на день. После того, как наш юрист лично вручил Ивану Бинковскому иск по поводу опубликованных новостей. Мы постарались собрать всё, что только можно было вписать. Может быть, мелочно. Но суть—то не в самом заявлении и не сумме компенсации. Суть в том, чтобы наказать.
А деньги все равно пойдут на ремонт детского дома. Пусть они косвенно, но сделают доброе дело. Единственное в своей жизни.
Не поднимая головы, продолжаю вбивать цифры в столбец. Дейв с интересом наблюдает, также не показывая никаких эмоций. Мы оба знаем, что бояться нечего. А распыляться на человека, присутствие которого в моей жизни нежелательно… не—а, не буду.
— Я с тобой разговариваю.
Бросаю взгляд на Дейва. В уголке губ мелькает усмешка. Ну же, рекламируемая ярость берсерков уже на подходе или надо еще подождать?
Нажимаю кнопку «сохранить» ровно за секунду до того, как ноутбук с треском летит в стену, а следом телефон Давида. Хорошо, что свой я привык держать в кармане.
Конечно, на подобный эффект мы не рассчитывали, но… Так даже лучше!
— Проникновение на чужую территорию, учиненный погром. Думаю, нам будет, чем дополнить список претензий в иске? Да, гражданин Бинковский?
— Порча чужого имущества, — весело добавляет Давид, поднимая осколки своего смартфона. По чертям в глазах вижу, что друг веселится вовсю. И даже знаю, почему.
Несколько лет назад, когда мы только организовали общее дело, Иван Викторович активно вставлял нам палки в колеса. И не просто палки. Выражаясь нелитературным языком несколько раз нае… подставил. Пришло время алаверды.
— Будем продолжать или покинете помещение? Мне неинтересно, ради каких целей был устроен цирк с мнимой помолвкой. Но видеть свое имя в связке с Вашей фамилией мне претит. Все свои требования я изложил в документах, которые были Вам переданы.
Встаю из—за стола, распахиваю дверь.
— Прошу покинуть мой кабинет.
— Пожалеешь, Керро.
— Уже пожалел, Иван Викторович. Когда связался с Вашей дочерью.
— Малолетний идиот.
— Как угодно. Я добавлю эти слова в редактированном экземпляре. — Показываю рукой наверх: — Можете улыбнуться на камеру.
— Да ну. Скучно. Я ждал большего.
Давид поднимает с пола носитель и подключает к своему ноутбуку.
— Мордобоя, стрельбы?
— Типа того. Про него столько слухов ходит. А тут… даже ты в порыве гнева нанес бо́льший урон.
— Да по хрен на них. Нервы еще помотают, но думать… есть поважнее дела.
Я не кривлю душой. Весь этот террариум во главе с моей бабулей уже в печенках сидит. Откинув злость и все случившиеся уже последствия поступка ба, я пришел к выводу, что рад. Рад увидеть настоящие лица и истинные отношения в своей семье. Хотел бы сказать «бывшей», но от родных не отрекаются. Что не помешает мне сократить с ними общение до самого необходимого минимума. Я все еще люблю свою бабушку. Ту, какой её знал. Ту, любящую меня. А эту… эту сторону я только узнал и, как маленький мальчик, хочу спрятаться от тьмы, которую рассмотрел в душе. Реально, даже страшно от собственных выводов.
— Когда закончишь, скинь мне на почту.
— Почти. Я тут подумал, — всматриваюсь в экран, — может, подтянуть пару знакомых и обустроить им игровую площадку?
— Я всегда «за», ты же знаешь.
— На концерт поедешь?
— Придется. Хотя видеть это… черт, каждый раз наизнанку душу выворачивает.
— Я знаю, Давид. Когда не можешь помочь всем вместе, и смотришь в эти лица…
— Не всё знаешь, Егор. Когда смотришь на лица, а видишь одни глаза. Которые с надеждой смотрят, а ты вообще ничего не можешь. И самое страшное знаешь, что?
— Что?
— Уходить. Уносить с собой надежду.
Я не знаю, о чем говорит друг. Но выражение его лица… что бы я не сказал, он не услышит, потому что в данный момент он не здесь.
***
Заведующая суетится перед нами, а мне хочется поскорее сбежать в зал. Пусть тяжело, но только не видеть этого выражения лица. Мы все прекрасно знаем причину нашего появления здесь, а также причину ее нервного состояния. Если бы выделенные деньги доходили до места, мы бы не стояли в душном коридоре, выслушивая лживые благодарности.
— Егор Александрович, Давид Рустамович, ваши места в первом ряду. А Ти…
— Сегодня мы вдвоем, — перебивает Дейв, испытывая те же чувства, что и я.
— Поняла, поняла, — женщина торопливо кивает и распахивает дверь, приглашая войти.
Ну что ж, добро пожаловать на концерт имени нас — почетных спонсоров районного детского дома номер десять.
Смущенные и грустные личики сменяют друг друга на сцене. Горло сдавливает привычным уже для этого места обручем. К этому невозможно привыкнуть. Или же я не настолько толстокожий.
Давид сидит ровно, но зная друга, догадываюсь, что мыслями он снова далеко. Механически зеркалит эмоции: хмурится или улыбается, в зависимости от происходящего представления.
— А сейчас самые маленькие наши воспитанники покажут свой танец.
Воспитательница объявляет следующий номер и на сцену выходят совсем крохи. Встают парами и начинают качаться под музыку.
Скольжу по детским личикам взглядом и чувствую, что сердце пропускает удар за ударом, а с лица сходит вся краска.
Наверное, я дошел до личной степени бреда, или от постоянного недосыпа ловлю галюны, но в нескольких метрах от меня… в сером платье… с отрешенным личиком топчется… Машка…
Наша маленькая крошка, еще недавно скакавшая на моей спине.
Мысли в панике мечутся, не находя ответа на вопросы. А я будто прирос к стулу, боясь вздохнуть.
— Давид, ты тоже её видишь?
Я всё еще в шоке и не могу поверить своим глазам.
Как? Кто? Почему?
Вопросы роятся в мозгу, но… бля, да я не могу поверить!
— Вижу, — Дейв сидит, сцепив зубы. Отчетливо видны скулы и поджатые губы.
— Сиди здесь, я сейчас.
Ждать терпения не хватит. Вот совсем нет. Делаю знак директрисе, чтобы вышла со мной.
— Девочка Маша, которая сейчас танцует. Как она сюда попала?
— Маша? — Тетка с хрен—знает—каким—именем, потому что оно мне на фиг не надо, морщит лоб. Ну понятно же, что она не знает детей по именам.
— Воспитательницу детей сюда. Живо! — Я рычу, срываясь. Изнутри душит ярость. Мысль «она не могла» пронзает раскаленной иглой. Не могла же!
— Вызывали?
— Маша. Девочка. В сером. Платье. — Я просто выплевываю слова. Сейчас мне вдруг понятным стало пресловутое состояние аффекта. По—любому я нахожусь в нем. Перед глазами так и стоит личико, не выражающее никаких эмоций.
— Девочки недавно к нам попали.
— Девочки? — Спрашиваю, заранее зная ответ.
— Да, их с сестрой совсем недавно перевели.
— Точно. Сестры. — Директриса начинает щелкать мышкой компьютера, поднимая глаза на меня. — Это конфиденциальная информация и только из уважения к тому делу…
— Короче. С Вас информация и список, что нужно.
Вот оно. То самое паршивое чувство. Когда ты знаешь, что всё продается и покупается и… и покупаешь… Неужели в нашем мире все настолько прогнили и нет никаких человеческих чувств? Чистых. Тех, которые просто для блага другого. Не просто другого — ребенка!
— Где сестра девочки? Я сегодня же заберу обеих.
— Егор Александрович, при всем уважении… Это невозможно.
Я тупо понимаю, что это действительно невозможно по закону. Но… мы же вроде как нашли общий язык, скажем так. А еще я понимаю, что объективно один здесь не вывезу. Просто знаний не хватит, как обойти долбаную систему.
Набираю Игорька и нашего штатного юриста. Мужик хваткий, с большим багажом дел. Должны справиться. Да я этой ушлой бабе готов лично денег сунуть, чтобы только забрать малышек домой.
К вечеру удается обо всем договориться. Если не деньги, то связи решают многое. Подключив все доступные ресурсы, забираю девочек.
Даша молча садится в машину, не поворачивая головы к обожаемому Давиду. Как он не пытается разговорить, она злится и отворачивается к окну. С Машей еще сложнее. Едва увидев меня на пороге комнаты, она подбежала и повисла на шее. И всё. Оторвать без истерики не смог никто. Даже сейчас Дейв взят нами в заложники и ведет тачку, пока Машка гордо восседает на моих руках.
Александр Клементьевич.
Роль деда мне определённо нравится. Нам понадобилось несколько минут, чтобы понять: любовь взаимная, абсолютная, и навеки. Чистые детские глазенки смотрят с таким доверием, что сердце затапливает лавиной нежности.
— Ты правда наш дедушка? Настоящий?
Маленькая Даша ерзает на коленях, задавая этот вопрос уже в сотый раз.
— Правда – правда.
— И никуда не уйдешь?
— Никуда.
— Точно? — Она грозно хмурит бровки и смотрит в сторону моего внука. — Не бросишь нас, как он?
С тех пор, как Егор забрал малышек к себе, прошло неполных два дня. Даша категорически отказалась говорить с внуком и Давидом, который в этот момент был рядом. Я приехал проведать Егора, посмотреть новый дом, и неожиданно попал в плен очаровательной юной дамы.
— Он вас не бросал, я тебе уже объяснял, Даша, — Егор сидит за столом и держит на руках младшую сестру.
Машенька, в отличие от девочки-войны, ни в какую не отпускает шею внучка́. Вцепилась так, что он не смог отойти в уборную. Она плакала под дверью, не подпуская к себе.
Настрадались девочки.
Егору ехать надо, невесту свою забирать, а Мария не отпускает.
— Ты бросил Ксюшу, и нас. Мы одни далеко жили. А потом папа нас тоже бросил. Злая тетенька, с которой ты разговаривал, сказала, что у нас нет родителей. И мы никому не нужны, поэтому здесь.
— Никому не нужны? — Маша трогает внука за щеки и повторяет за сестрой. Она неплохо говорит для своих лет. Или я так быстро научился понимать. Да…
— Мне нужны. Дедушке нужны. Давиду нужны. Тимуру. И Ксюше очень нужны. Ты отпустишь меня за ней?
— Угу. Отпущу. Ты точно вернешься?
— Я точно вернусь. И привезу нашу Ксюшу.
Маша опять кивает, но рук не отпускает.
— А ко мне пойдешь? — Давид предпринимает попытку за попыткой.
Но куда нам, трем взрослым мужчинам, справится с маленьким ребенком? Ребёнком, чуть не потерявшем веру в чудеса.
— Машенька, а к дедушке пойдешь? Пока Егора не будет, я расскажу вам сказку. Пойдешь?
Протягиваю руку, второй обнимая егозу Дашу. Но маленькая Маша та еще упрямица.
Вижу же, что Егор нервничает. Но и как помочь не знаю.
— А со мной в магазин? Накупим игрушек. Поедете?
— Нет. — Железная леди Даша. — Ты уже дарил игрушки, а потом нас все бросили.
Что ж, в логике не окажешь. Судя по тому, что мне известно…
— Дедушка, тебе плохо?
Очень плохо, милая. Очень. Узнать, сколько жизней оказалось на грани, сколько пережили маленькие дети… только потому, что моя собственная жена возомнила себя борцом. Во имя чего её борьба? Во имя капитала? Так времена Маркса прошли. К счастью. Да и денег ей всегда хватало. Никогда её не ограничивал, и сейчас не собирался. Не собирался, но придется.
Придётся напомнить Ирине, что окромя фамилии за душой у нее ничего не было. Её семья отдавала дочь за деньги. Чем она лучше тех, кого так упорно презирает?
— Всё хорошо, девочка. Всё хорошо. Давай попробуем уговорить Машеньку отпустить Егора? Подумай, что Ксюше сейчас страшно и холодно одной? Надо её спасти.
— Он не принц!
— Как не принц? Самый настоящий.
— Принц всегда защищает принцессу и женится на ней.
— Егор тоже вас защищает. Не всегда у принцев есть возможность бороться с врагами.
— Почему?
Хотел бы я и сам знать ответ на этот вопрос. Почему…
— Может быть потому, что иногда приходится сражаться с самыми близкими людьми.
— Как это?
— Давай отпустим Егора, и я вам расскажу?
Дарья по-деловому слезает с колен и подходит к внуку. Молча тащит Машеньку за руку.
***
— Ты обещал сказку, — Даша трет сонные глаза, но руки моей не отпускает.
Оказывается, для счастья мне не хватало именно этого: детской ладошки, любопытных глаз, непосредственных вопросов. Егор очень быстро вырос, рано стал серьезным мальчиком. Да и времена какие были — работа, приумножение счетов. А жизнь чуть мимо не прошла…
— Ложитесь на бочок и слушайте. В некотором царстве, в далёком государстве…
Крохи давно сладко посапывают, а я сижу и смотрю сквозь пространство. На того принца Сашу и его любимую принцессу Полину. Полечку.
… Как же надоели каждодневные скандалы! Со дня моего возвращения со службы родительские споры не прекращались ни на минуту. Не подслушивал, конечно, но готов побиться о заклад, что и ночами они ругаются. Никак не могут решить, куда поступить единственного сына. Меня то бишь. А самого сына спрашивать не надо?!
В раздражении бегу в библиотеку. Единственное место, по—моему, в нашем особняке, куда не доходят голоса. Резко распахиваю дверь и застываю на месте. На лесенке, балансируя на самых кончиках пальцев, стоит девочка. От неожиданности хлопаю дверью, а она теряет равновесие и с тихим вскриком летит вниз. В мои руки.
Всего один взгляд глаза в глаза и моё сердце отдано навеки этой незнакомке.
— Привет! — Единственное, что приходит в голову. Ругаю себя за скудоумие, но больше выдавить из себя ничего не могу.
— Привет. Спасибо. — Девочка смущается, заливаясь румянцем, а боюсь моргнуть. Что если она пропадет также быстро, как появилась? — Отпустишь?
— Что? Я? Да. — Удается взять себя в руки и выпустить девочку из объятий.
— Полина, — смотрю на узкую протянутую ладошку. Аккуратно касаюсь ее пальчиков.
— Александр. Можно проще — Саша.
— Александр, — девочка повторяет имя, пробуя его на вкус. Не знаю, откуда берется такое сравнение, но выглядит именно так. — Мне нравится.
— Мне тоже, — выдаю лучшую улыбку. Готов говорить любую ерунду. Только бы еще постоять с ней…
Спускаюсь вниз и застаю Давида на кухне.
— Опять работаешь? Молодежь, молодежь. Время быстро пролетит…
— Оно и летит, Александр Клементьевич. Но сами знаете, что и без работы никуда. Я б, может, отдохнул, но ваш внук взял в рабство. Вчера еще и Севера гонял на ночь глядя.
— Давненько его не видел уже. Считай, наверное, с нашего переезда.
— Он весь в делах. Мы его тоже видим мельком.
Хорошие парни. Хорошие. Даже не так. Надежные. Это ценнее. Да…
— Вы ложитесь, я сейчас закончу и тоже спать лягу. Звонка жду от Егора.
— Спасать поедешь? — Оба улыбаемся.
— Неее, там сам выгребает пусть. Я на няньках готов немного побыть.
— Любишь детей, Давид?
Спать не хочется. Наливаю нам чай и придвигаю свою кружку.
— Не задумывался об этом раньше. Наверное, да, люблю. С ними просто. Притворяться не надо лучше, чем ты есть. Вот Маша любит Егора. Ей все равно, какой он: красивый или нет, сколько у него денег на счету. Она его просто любит.
— Правильно говоришь. Пора тебе своих уже заводить. Рассуждаешь здраво, обращаться вон умеешь.
— Не, — смеется Давид, — я не встретил ту, с которой бы решился. Даже не так. С которой бы захотел детей. Не родилась, наверное, моя половинка. Тридцать два скоро, а так и скитаюсь. Самому иногда противно.
— А хочется?
Мне нравится этот паренёк. Добрый, открытый. Хороший друг. Да все они хорошие. Нашлись же когда—то, столько лет не разлей вода. Двое постарше — Влад и Давид. Посерьезнее. У Тимура—то ветер в голове. Ему бы ещё гулять да гулять, но вот жизнь сложилась. Да…
— Накатывает периодами, Александр Клементьевич. Смотрю на родителей — всё вместе делают, переживают друг за друга. Даже ссорятся любя. Мама отца каждый вечер на пороге встречает. Все, наверное, так хотят.
— Всё ещё будет. Всё еще впереди.