Его сладкая девочка

Глава 44

Ксюша.

Напряжение зашкаливает. Лежу на кушетке, сжавшись так, как только могу. Внутренне, конечно.

Мы на контрольном УЗИ. Первом исследовании, когда можно узнать очертания малыша и услышать его сердечко. Мы — это я, живот и Егор. И именно он сейчас напряженно вглядывается в монитор, а я малодушно боюсь посмотреть и жадно ловлю эмоции на любимом лице.

Врач что—то говорит, но от волнения в ушах такой шум — я ничего не слышу. Вернее, слышу, но не воспринимаю. Мне надо решиться перевести взгляд на экран и услышать, что всё хорошо. Только после этого, наверное, я начну приходить в себя. По крайней мере, надеюсь.

— … а сейчас можем послушать сердечко…

Это значит, всё в порядке, да?

— Егор?

— Выдохни, Ксюш. Хорошо всё. Приготовься, сейчас…

И кабинет наполняет мерный стук. Он проникает в меня, задерживаясь где—то в районе солнечного сплетения. Стук сердца нашего ребёнка. Оно бьётся, а это значит, он растёт, он борется и стремится к нам. Спасибо, Господи!

— Ксюша, Ксюш! — Не с первого раза слышу, что говорит Егор. — Ну ты чего, малыш? Правда хорошо. Я тебе расскажу, я всё—всё запомнил.

Врач с улыбкой смотрит на нас и говорит, что можно вытирать гель и вставать. Тяну руку к салфеткам, но Егор и здесь оказывается быстрее. Он сегодня с утра вообще невероятно суетливый и даже немного нервный. Тоже переживает. Хоть и не говорит ничего.

— Фото на память. — Врач протягивает несколько небольших листков с черно—белым изображением. — Результаты передам Тарасу Алексеевичу.

Провожу пальчиком по картинке. Наш малыш. На следующем УЗИ обязательно буду смотреть в оба, а сегодня… слишком много всего свалилась, чтобы успеть взять себя в руки за короткий промежуток времени. Это же не значит, что я буду плохой мамой?

— Ты уже самая лучшая мама. — Егор помогает подняться и целует в висок.

— Я вслух сказала?

— Ага. Перенервничала. А теперь можешь успокаиваться.

Придерживает за талию, пока выходим в коридор.

С момента приезда в дом и моей истерики, Егор ко мне больше не прикасался. Всегда находится рядом, готов помочь в любую секунду, но… это касание — максимум, который он себе позволил. И я знаю, почему. Я сама виновата в том, что выстроила очередную стену.

Можно списать на гормоны, но себя—то не обманешь. Сначала я боялась. Когда ещё не знала всей правды. А потом меня переклинило. Егор сказал, что готов ждать. А я… я не хочу ждать больше! Хочу, чтобы, как раньше, он решил всё за меня. Только он этого не сделает, я знаю.

Может быть, придумать, как аккуратно намекнуть? Например, попросить что—нибудь достать в спальне и… Что дальше я не придумала, но обязательно додумаю. До вечера время есть.

Пока сидим и ждём окончания Тараса Алексеевича, Егору приходит на телефон сообщение. Он открывает, улыбается и поворачивает экран ко мне. Дед Саша скинул свежие фотографии: Даша верхом на Рое, а Маша кормит его печеньем. Пёс влился в их компанию так быстро, словно всегда в ней был. Девчонок он ещё по деревне помнил, мы его подкармливали и он летом любил играть с детьми, если его не прогоняли. Но то, что он дружелюбно примет всех остальных! — Удивился и дедушка, и ребята из охраны, которые теперь дежурят на подъезде к дому. «Чтобы больше никто не лез», — пояснил Егорка.

Егоркой его зовёт Александр Клементьевич, и мне это очень нравится. Егорка или Егорушка. Ему подходит.

Успеваю устать и сбегать в уборную несколько раз, когда, наконец, нас приглашают в кабинет. Я себя так накрутила, что только пью и писаю. Как в рекламе. И отойти здесь некому, приходится самой добираться до кабинки.

Врач вдумчиво изучает результаты, которые успели прийти. У меня уже и кровь взяли, и ещё кучу манипуляций провели. Не клиника, а пыточная. Сомневаюсь, что районные поликлиники уделяют столько времени женщинам в положении. Да—да, я сама в этом виновата. Надо было раньше посетить врача. И не раз. И если бы… Да что уж теперь оправдываться? — Виновата, терпи. И терплю.

Тарас Алексеевич, наверное, не меньше меня удивлён хорошим анализам. Вспомнить только, в каком состоянии сюда попала, что потом было. Беспокоит только моя худоба и недобор веса. Егор тут же сводит брови и начинает задавать миллион вопросов, что делать, как исправить, чем кормить. Чуть ли не по граммам. Ещё и пометки в телефоне делает. И стыдливая часть меня хочет провалиться сквозь землю, а другая — девичья часть — умиляется и тает от такой заботы. Кто—то скажет — «Фу, контроль». А я скажу так: «Да! Контроль!»

Потому что с каждой минутой становлюсь увереннее — он меня любит.

Выслушав рекомендации и наставления, направляемся к двери, когда я — сама от себя не ожидала! — краснея и смущаясь, задаю вопрос:

— А личная жизнь… она также… ну под запретом?

Егор вопросительно смотрит, приподняв бровь. Потом, видимо, сложив в уме что—то одному ему понятное, улыбается и кивает.

— Во время близости вырабатываются гормоны счастья. Через кровь они передаются плоду, оказывая благоприятное воздействие. Помимо этого при половом акте активизируется кровоснабжение в органах малого таза, улучшается питание малыша. Поэтому никаких причин сейчас для ограничений нет. Разумеется, в пределах разумного. Игрушки, плётки и подобное исключаем.

Мамочки! Мои щеки похожи на пылающий факел. Вот уж намекнула, так намекнула. Молодец, Ксюша.

Блин!

Егор же напротив начинает широко улыбаться и настойчиво подталкивать на выход. По глазам вижу, что сейчас выдаст пошленькую фразочку. Уже готовлюсь краснеть сильнее (хотя куда уж), но парень молчит. Ухмыляется только, и уже не сдерживаясь, прижимает к себе.

Забираюсь в машину и пытаюсь пристегнуться дрожащими руками. Егорка отбирает ремень и сам вставляет в замок. И молчит!

— Говори уже, — сама не выдерживаю.

— Что говорить?

И моська такая невинная. Я бы даже поверила, но в глазах бесенята скачут.

— Что хотел.

— Хотел.

— Ну? Говори.

— Есть хочу.

— Есть?

— Ну да. Проголодался, пока ждали. Давай заедем перекусить, а?

— А—а… да, хорошо.

До меня поздно доходит, что он просто дразнится.

— А ты спросить хотела о чем—то, да?

Да, блин. Хотела! А теперь не хочу. Нельзя так издеваться над беременными.

Собираюсь даже испортить ему настроение, спросив про маму или бабушку. Но понимаю, что так не только ему, но и себе весь день испоганю.

— Что говорил узист? Я так переживала, всё прослушала.

— Сейчас доедем до рестика, расскажу.

Егор как раз заворачивает на парковку и красивого здания. Выбираюсь из машины и любуюсь. Ресторан занимает, насколько я понимаю, первый этаж. Смотрится внушительно, если честно. Наверное, внутри потеряться можно. Ожидаю увидеть много золота, красного бархата и колонн. Не знаю, откуда такая ассоциация. Может, в книжках подобное видела. Но тут ожидает сюрприз: огромный светлый зал, в котором всё оформлено в черно—белой цветовой гамме и яркими пятнами выделены желтые детали. Круто и стильно.

— Нравится? Это ресторан Дейва. Он его два года назад открыл. Тут отличная кухня, тебе должно понравиться. Кстати, лучшие креветки в городе готовят здесь.

— Звучит вкусно, но я не хочу кушать.

— А придется. Хотя бы несколько штучек. Док что сказал? Обязательно хорошее питание. Сама не хочешь, а малого корми.

— Хорошо—хорошо. Ты что ругаешься?

— Я не ругаюсь, а забочусь и переживаю. Это большая разница. — Тянет меня за руку к угловому столику. — Присаживайся на диванчик, удобнее будет.

И сам рядом устраивается, даже не думая присесть напротив.

— А Давид? Он здесь?

— Спросим сейчас.

Нам приносят меню и, пока Егор разговаривает по телефону, начинаю рассматривать картинки. От воспоминаний о креветках начинает мутить. Они были нереально вкусные, но сегодня, похоже, организм требует других вкусностей.

— Выбрала?

— Нет. Я здесь ничего не хочу. — Придвигаюсь ближе и шепчу на ушко: — Я поняла, что дико хочу винегрет.

Егор начинает хохотать, запрокидывая голову.

— А я всё ждал, когда же начнутся запросы. Винегретом не удивила.

— Что за шум, а драки нет?

— О, вот видишь, а ты по нему скучала. Вежливые люди, Давид Рустамович, здороваются сначала.

— Здравствуйте, свет очей моих Ксюша, — подмигивает мне, — и Егор Александрович. Чего ржать изволите аки конь педальный, за пределами зала слышно?

— Мы о своём, о женском, мамочка.

— Так поделитесь, папочка.

— Короче, — Егор перестает улыбаться и кивает Давиду, — мы у врача сегодня были.

Начинает рассказывать про УЗИ, достает снимок и показывает другу. Я думала, только девочки так делятся. Я с Милой примерно также всё буду обсуждать. Только эмоциональнее, наверное.

— Сказали, кто у вас? Тут особо не видно ничего. — Давид тычет пальцем в фото. — Я догадываюсь, что это ручки и ножки. Наверное. А это голова, да?

— Это попа, Давид. Карточку переверни, баран, блин.

— Эээ… если честно, понятнее не стало. Ксюш, прости, я в этом вообще ноль.

— Потому что своих нет. Заведешь, начнешь разбираться.

— О! Когда это будет! Сомневаюсь, что решусь. С вашими посидеть готов, можете рассчитывать. Но не злоупотреблять.

Они ещё немного препираются, а я утыкаюсь в принесенную тарелку. Ммм, как же вкусно! Какая же я голодная! Или просто нервозность отступила, и проснулся аппетит. Ем и прислушиваюсь к разговору парней. Обсуждают рабочие вопросы, поездки. Перескакивают на общих друзей. Оказывается, Артур и Инна успели пожениться. Очень за них рада. Обязательно надо будет поздравить, когда появится возможность.

***

— День так быстро пролетел, я не заметила.

— Потому что постоянно была занята. А тебе нужен отдых. Врач же сказал: себя беречь, не перенапрягаться. А ты, как приехали, то у плиты стояла, то гулять пошла с мелкими. Ксюш, так же нельзя. У тебя есть помощники. Дед счастлив возиться с девчонками. Отдала ему и легла.

— Я не привыкла так.

— Знаю, малыш. Но всё меняется, и жизнь меняется. Тебе надо принять, что ты не одна больше. У тебя есть мужчина, который готов хоть звезду с неба достать.

Все уже разбрелись спать, а мы сидим с Егором на кухне и пьем чай. Давид приехал проведать малышек и остался на ночь. С той девушкой у него не сложилось. Но по нему не скажешь, что он переживает.

— Понимаешь, я привыкла рассчитывать на себя. И не могу просто подойти и сказать: поиграйте, пожалуйста, пока я посплю.

— Вообще—то, деду так и можно говорить. Он прям помолодел. А представь, как он будет счастлив, когда пацан родится?

— Ты опять? Врач же сказал, что не видно пока, кто.

— Не знаю, не знаю. Я уверен. Так—то я уже место под футбольное поле присмотрел.

— Какое поле, Егор?

— Футбольное. Мини. Будем мяч гонять с Дёмой.

Нет, он неисправим! А если в животе у меня девочка?!

— Отдыхать уже пора, фантазёр.

— Я сам уберу, — забирает из рук кружку. — Иди ложись, малыш.

Прячу вдох разочарования. Так ведь и не сказал ничего про… Ладно, не сказал и не сказал. Спать, Ксюша.

— Ой. — Вырывается, когда Егор подхватывает на руки.

— А ты думала, хитрая девочка, что я забыл или не понял? Мне так нравилось смотреть на твое смущение. Молчала бы, да?

— Угу.

— Дразниииишься… маленькая ягодка…

Мы уже у двери в спальню. Егор прижал меня к стене, не спуская с рук. Господи, только бы никто в коридор не вышел и не увидел…

Обвиваю талию мужчины ногами сильнее, чтобы не упасть. Горячее дыхание опаляет кожу губ. Мы в миллиметре от поцелуя и оба чего—то ждем.

— Одно твоё слово, Ксюша. Одно… и я не уйду. — Он шепчет, прижимая к себе ближе. Кажется, это невозможно. Но нам мало. Мало и хочется слиться воедино.

Какое слово он хочет? Разве не видит, что…

— Да, выдыхаю еле слышно.

— Моя девочка. Ты не пожалеешь.

В два шага оказываемся в спальне. Вздрагиваю от хлопка двери.

— Не бойся, милая. Не бойся.

Егор кладет меня на кровать и нависает сверху. Наши губы так и не соприкоснулись, но в комнате уже искрит.

— Иди ко мне…

… Порывистый поцелуй перерастает в глубокий, жадный, волнительный и волнующий…