Его сладкая девочка

Глава 64

Егор.

Хочется возвести глаза к потолку и спросить: будет ли когда—нибудь спокойно?! Пару секунд на лирику и я уже возле жены. Внешне никаких травм, царапин и синяков.

— Ксюш, малышка, что случилось? Почему тебе плохо?

Вместо ответа моя ягодка протягивает свой телефон. Смотрю в погасший экран и не втыкаю. В голове—то мысли: насколько всё серьезно и есть ли смысл гнать в клинику. Если действительно тошнило, то да. Надо собираться.

— Тебя рвало? Ксюш? — Легонько трясу за плечо.

— Нет. Тошнило.

— Болит что—то?

— Нет. Да.

Терпение, Егор. Она растерянная беременная девочка. И разумная. Просто иногда бывает.

Так, себя уговорил. Теперь Ксюнина очередь.

— Да или нет?

— Голова, — всхлипывает малышка.

Ну голова наверняка от слез. Однако… тошнило же.

— Давай—ка покажемся доктору. И ты мне по дороге всё расскажешь, да?

Быстро пробегаюсь по внешнему виду жены. Вязаное домашнее платье, носочки. Носки стаскиваю и меняю на колготки, вытащенные из комода. Не мешает надевать, но и глаза прячет. А это уже ненормально.

— Идти сможешь или на ручках отнести?

— Сама.

Внутри крепнет уверенность, что дело во мне. Где—то накосячил? Забыл про важную дату? Прокручиваю в голове числа. На ум ничего не приходит.

Ладно, разберемся. Сейчас важнее знать, что с малышом порядок. И с женой.

Предупреждаю деда, что мы уехали в клинику. Пристегиваю Ксюшку и охреневаю. Жена не просто прячет глаза, она демонстративно отворачивается к окну.

— Ксюш, да что происходит—то?

Она снова молча тычет в морду темным экраном телефона. Сломался? Сел? Что, блять?

Для неё вообще подобное поведение несвойственно. Выхватываю смартфон и провожу пальцем по экрану. Работает.

Твою мать. Лучше бы сломался.

Пока грузится ролик в сообщениях соцсети, я уже примерно понимаю, что там будет.

Сука. Со всей дури бью кулаком по рулю.

Вдох—выдох. У жены болит голова и тошнота. Вот то, что должно волновать. Остальное — решаемо.

Вылезаю из машины и подхожу к пассажирской двери. Открываю, разворачивая Ксюшу к себе боком.

— Слушай внимательно. Ролику этому больше года. Мы тогда здорово перебрали на днюхе Игорька. С телками этими только фотографировались ради смеха. Групповушка не входит в топ моих любимых развлечений. Запомнила?

Стараюсь говорить спокойно и четко. Может, местами жестковато. Но истерику необходимо пресечь, пока хуже не стало.

— Запомнила, Ксюш?

Дожидаюсь согласного кивка.

— Дальше давай. Ты же знаешь, что эта сучка тебя цепляет. Стефановская на всю голову давно, Бинковская недалеко ушла. В блок отправила и ничего смотреть не надо. А ты себя накрутила.

— Там… там… — ну вот, опять всхлипывает, — там еще написано, что я тебе надоела, поэтому ты развлекаешься. А я тебе звонила, ты не в зоне был. И я…

— И ты сама поверила, сама расстроилась. Иди ко мне, — тяну руки, отстегивая жену, и прижимаю к себе. — Мне кажется, я тебе не только словами, я делами уже доказал, что мне, кроме тебя никто не нужен. Ну что ты, котенок мой? А? Плакала снова… тебе же нельзя…

Нежно стираю со щек мокрые дорожки. Злюсь? Не—а. Горю внутри от нежности к своей девочке. Она в своей чистоте, не сказавшая плохого слова, откуда может знать, что есть стервы, для которых отправить ролик и довести человека до икоты — просто развлекуха? С ними мы обязательно разберемся. Раз слов Светлана не понимает, поговорим на доступном ей языке.

Целую свою малышку, надеясь, что мои слова дошли до её сознания. Гормоны же шалят ко всему прочему. Одно на другое и получает то, что сейчас получаем.

— Тебя правда только мутило? Не скрываешь ничего?

— Нет.

— Что ты сегодня ела утром?

С едой в последнее время тоже тяжело. Ксюшка ничего не хочет. Приходится уговаривать и маленькими кусочками кормить.

— Ничего. Я не могу.

— Вот поэтому и тошнит. Тебе что Тарас в прошлый раз говорил? По чуть—чуть. А ты? Пюре детское будешь? Давай попробуем?

— Давай.

— Пришла в себя?

— Угу. Прости меня?

И смотрит опять глазками, полными влаги. Своими руками придушу эту тварь, которая довела до подобного.

Целую, ничего не отвечая. Ну какое «прости»?! Она—то в чём виновата?

— Давай снова в машину, поедем, покажемся Алексеичу.

— А ты пойдешь со мной?

— Конечно. Когда я тебя одну куда—то отпускал? Всё вместе.

— И на роды?

— И на роды.

— Не, на роды не надо. Пишут, что мужчины от вида потом перестают любить своих жен.

— Во—первых, меньше читай всякой ерунды. Мужчины не из—за родов перестают любить, а потому что женщины чего—то не додают мужикам. В природе заложено было, что самец оберегает самку. Ничего не изменилось с тех пор, когда обезьяна встала на две ноги. Мы по—прежнему оберегаем своих женщин. Во—вторых, я читал, что все закрывают ширмой, и ты тоже видеть не будешь. А я тебя за руку подержу. И первый крик Максимки услышим тоже вместе. Классно же, м?

От ответа на мой развернутый спитч Ксюшу спас приезд к больнице.

Быстренько выгружаемся и следуем к стойке. Тарас Алексеич точно живет здесь. Иначе как объяснить его очередное дежурство в наш приезд.

Провожаю жену в кабинет и сам пристраиваюсь на стул при входе.

Стандартная процедура опроса, взвешивания, измерения давления. Пока малышка рассказывает, думаю, чем таким прижать стерву, чтобы забыла даже как дышать в сторону моей семьи.

Кажется…

«Дейв, скинь номерок твоего опера знакомого а?»

«Лови во вложении. Проблемы?»

«Сенкс. Завтра расскажу».

«Звони, если понадобится помощь».

В этом весь друг. Кратко и по делу.

Прислушиваюсь к разговору.

— Всё хорошо?

— Да, Егор Александрович. Ваши жена и ребенок в полном порядке. Распишу рекомендации и отпущу вас.

— Отлично. Спасибо. — Киваю врачу. — Ксюш, в коридоре тебя жду.

Выхожу в холл и набираю знакомого Давида. Мы уже пересекались, поэтому особо расписывать ху из ху не надо. Обрисовываю ситуацию и то, чего хочу. Пару минут обговариваем действия, и я обещаю подъехать примерно через час с готовым заявлением.

То, что отца Светки нет в городе, только на руку. Жестить никто не будет, а вот поставить зарвавшуюся дуру на место надо.

Сурово? Может быть. Но ночь в отделении против того, что она натворила… Если только гипотетически представить возможные последствия… Мотаю головой, отгоняя поганые мысли. Бинковская сама заслужила. Пусть впредь думает, когда захочет что—то сделать.

— Мы всё, — смущенная Ксюня выходит из кабинета. — Долго, да?

— Нормально. А щеки чего красные?

— От стыда, Егор Александрович. — Тарас провожает нас по коридору. — Вместо ожидаемой прибавки в весе опять минус. Некритичный, но минус же. Следите, пожалуйста, за питанием. Или вынужден буду через неделю рекомендовать стационар и насильно «кормить» через капельницы. Мы же все этого не хотим?

Пока малышка шмыгает носом, врач подмигивает мне и наклоном головы прощается.

— Накосячила? — Смеюсь, сгребая руку жены. — Отрабатывать будешь. Белковая пища очень полезна. — Это шепчу в ушко, прижавшись вплотную.

— Егор!

— Здесь я. А теперь поехали в магаз и домой. Мне отскочить надо будет ненадолго. С одним хорошим человечком встретиться.

— А с кем?

— С приятелем Давида. — Вот. И не обманываю же. Просто не договариваю.

К чему расстраивать свою жену? Я её только радовать должен. И буду. До конца жизни буду. Оберегать. Радовать. Заботиться.

Природой изначально это задумано. И кто я такой, чтобы спорить?