Его сладкая девочка

Глава 67

Егор.

Важный вопрос на повестке дня: как всё успеть и при этом не сойти с ума?

Беспокойство за Ксюшку затмевает все остальные мысли. Друзья шлют сообщения, а я в телефоне текста не вижу до тех пор, пока Тарас не выносит вердикт.

— Недомогание и тошнота спровоцированы слабостью. А я Вас предупреждал, Егор Александрович, что если Ксения не будет нормально набирать вес, этим закончится. Но, учитывая ваш срок, хорошо, что эти дни проведете в стационаре?

— В больницеееее? — Ксюшка тянет расстроенным голосом и начинает ладошками стирать прозрачные слезки. Как маленькая девочка. Так трогательно, что в груди начинает печь.

— В больнице, Ксения, в больнице. Вы у нас и так по срокам перехаживаете, так что наблюдение будет не лишним. Думаю, плюс—минус пару дней и родим.

Ну всё. Зря он это сказал. Малышка сейчас начнет метаться по палате. Чем ближе день иск, тем сильнее её накрывает паникой. Не знаю, чего боится она, но глядя на метания жены, я, кажется, сам начинаю терять спокойствие.

— Я… что… — Ну. А я о чем? И это при нем она просто глазки делает как, описавшийся Чак Лихацкого. У того тоже глазищи полны недоумения и паники.

— Окс… Ксения Игоревна, — вовремя вспоминает и исправляется. — Вам не о чем переживать. Рожать придется в любом случае. Без крайней необходимости я не рекомендовал бы кесарево сечение. Уверен, что справимся своими силами.

Интересно, успокоительное на таком сроке можно? Эти пара—тройка дней могут довести жену до нервного срыва. Она за последние десять минут несколько раз покраснела и побледнела. Надо наедине уточнить у дока.

— Отдыхайте. Сейчас Вам поставят капельницу. И, конечно, полный покой, хорошее питание и положительный настрой.

— Спасибо, — пищит моя послушная девочка, задумчиво закусывая губку.

Стоит Тарасу Алексеевичу покинуть палату, Ксюня срывается с места и бросается в мои объятия. Глажу ее по голове, давая возможность выплакаться. Усталость, страх, нервное напряжение… да и вся наша беременность не была легкой. Как и наша история.

— Успокойся, солнышко мое. Все же хорошо. Хорошо?

Она поднимает заплаканное лицо и смотрит с такой надеждой. Надеждой, что я помогу ей, заберу себе ее сомнения. И я рад бы. Но, к сожалению, природа не дала возможности мужчине разрешиться от бремени вместо своей женщины. А я готов был бы забрать ее боль и страхи. Но все, что могу — только поддерживать и приободрять. И отвлекать.

Дожидаюсь, пока медсестра поставит систему, и укладываю любимую на свое плечо. Ох уж эти узкие больничные кровати! Но нелепо думать, что я уйду только потому, что здесь неудобно спать. Не уж: вместе, значит, вместе.

Отбиваю сообщения пацанам, которые взорвали чат своими предположениями. Пишу, что мы в палате, тошноты и головокружения нет.

Тим присылает фотки перемазанных мороженым довольных мосек. Ну кто бы сомневался: все трое дорвались без присмотра—то. Жаль, что дед уехал, он бы приструнил. Но у него очень даже весомая причина: мой непоколебимый дедуля разводится. Эта новость просто разорвала все шаблоны. Столько лет терпеть закидоны ба и в их возрасте устроить подобное…

Но никто не стал отговаривать. Бабушка пустилась во все тяжкие. Она и раньше практиковала поездки с подругами и небольшие загулы. Только раньше она никогда не переходила границы дозволенного. Думаю… нет, уверен!... порознь им будет лучше. Пусть хоть несколько лет, да поживут свободно друг от друга и от обязательств.

Тем более, что—то подсказывает мне, недолго Александру Клементьевичу ходить холостяком. Нежные взгляды деда и домработницы Давида заметили все. Не зря, ох не зря, я отправлял младшеньких погостить к другу на пару дней.

Может, конечно, ничего и не выгорит и в лице Галины он обретет друга. Пусть так. Но он как никто достоит заботы и спокойствия.

— О чем ты думаешь?

— Честно?

— Угу.

— Про деда.

— А что с ним?

— Нет—нет, ничего. Просто думаю, что он заслужил хорошей жизни.

— Очень заслужил. Я так плакала, когда он рассказывал о своей Полине.

Ксюша еще что—то говорит слабым голосом и засыпает. Был период, когда она засыпала в любом положении: сидя за столом, поперек кровати, на диване в детской. Напугала, заснув утром в ванной. Прислонилась спиной к тумбе и спокойно смотрела сны про розовых единорогов, пока я долбился в дверь. Не слышать звуков — тоже стало её особенностью. Видимо, организм так переживал перенесенный стресс. К счастью, это быстро прошло. Потому что оставлять одну с мелкими ее было банально страшно.

Пока капает лекарство, наблюдаю за прозрачной трубочкой и думаю. Родится ребенок. Как себя с ним вести? На курсы молодых родителей мы не ходили. Как—то было не до них. В тот период мы переворачивали город в поисках Севера, вытаскивали Тимура, а потом наблюдали за непонятными отношениями Лихацкого и младшей Северьяновой. Надо, кстати, позвонить другу, узнать, как девчонка. Там со здоровьем тоже не лады. Особенно после того, как невольно узнал некоторые подробности её прошлой жизни.

Мальчик. Не знаю, почему я так жду именно пацаненка. Представляю, что у него будут темные волосы, как у меня, и яркие Ксюшкины глаза. А еще довольная улыбка. Мы будем вечерами играть в футбол. А еще заниматься боксом. Мальчик обязан просто уметь за себя постоять.