Его трудное счастье

Глава 18

Маму выписали через неделю с рекомендациями и наилучшими пожеланиями.

— Валюш, я твою маму жду где-то недели через две на контрольный осмотр, тогда же и УЗИ сделаем. А пока покой, приятные эмоции и витамины. Скоро весна, а возрождающаяся красота сама по себе настроение улучшает. — Татьяна Борисовна подмигнула и быстро поднялась по лестнице в своё отделение — её ждали другие пациентки.

Валя помогла маме устроиться в такси, села рядом и выдохнула — сегодня пришли последние анализы, которые подтвердили, что самое страшное прошло стороной.

— Мам, я через две недели привезу тебя в Татьяне Борисовне, а потом, возможно, всё вернётся на круги своя.

Галина Михайловна молча кивнула, отвернувшись к окну, а потом тихо пробормотала:

— Приедем домой — поговорить надобно, — и умолкла, устало смотря на городские пейзажи.

Валя внимательно посмотрела на бледный профиль матери и пожала плечами, поймав себя на мысли, что это движение плотно вошло в её повседневную жизнь — она стала равнодушной ко всему, что происходило вокруг неё. И давно уже перестала смеяться.

Они всё так же молча зашли в родительскую квартиру, Валя почему-то зябко поёжилась — прошло уже три года, а она помнила свой приезд из командировки и разговор о своём замужестве.

— На кухню проходи, — раздался строгий голос матери, Валя нахмурилась — ей не позволено теперь даже в свою комнату зайти? — Я вот что тебе сказать хочу. Познакомилась я с твоим этим Королём поближе. Знаешь, не пойму никак, что такой мужчина в тебе нашёл, что даже женился. — Галина Михайловна поставила чайник на плиту, оглядела чисто убранную кухню и скривилась — цветок на подоконнике опустил листья. — А посему вопрос у меня есть к тебе один — ты когда беременеть собираешься? Или думаешь, что такого мужика смазливым личиком на всю оставшуюся жизнь привязала?

— Вадим не хочет детей, — устало проговорила Валя. — Да и мне, мама, надо учиться. Хотя бы до четвёртого курса дотянуть, там пойдут клинические дисциплины, говорят, что станет немного легче.

— Одна учёба в голове! — раздражённо ответила мать и опустилась на табурет. — Ты на себя посмотри — года уходят, детей у тебя нет, мужик что воробей — отчирикается и улетит, поминай как звали. А вот если ребёнка родишь, то хоть на алименты заработаешь.

— А зачем тогда рожать, когда не ребёнок нужен, а алименты на него?

— Не груби матери! А как ты жить собираешься? Пока тебя муж обеспечивает, а дальше?

— Он меня не обеспечивает, мама, его зарплата на меня не распространяется.

— Значит, сама виновата! Мужика надо в такие рамки загнать, чтобы он сам всё тебе отдавал, поняла? Или ты думаешь, что отец твой святоша? Я его сучкам быстро космы повыдёргивала, да и ему самому сказала, что в профсоюз пойду, если кобелировать не перестанет. А я насмотрелась там у вас на этот гадюшник. Все так и норовят на мужиков запрыгнуть! Была бы моя воля, я бы тебе строго-настрого запретила там работать, это не госпиталь, а дом терпимости какой-то!

— Мама, не говори глупостей, там люди просто работают, спасают и пытаются помочь.

— Конечно, как же! — вскрикнула Галина Михайловна и скривилась, приложив руку к животу. — Через две недели я, так и быть, поеду к этим твоим врачам, но потом всё! С меня довольно, ноги моей больше там не будет. А запомни — сюда возвращаться даже не думай. Удерживай своего мужа как хочешь, но чтобы никаких мыслей о разводе, поняла? Чтобы я перед людьми не краснела.

Валя внимательно посмотрела на маму, встала и тихо ответила:

— Как же я раньше не замечала, что ты меня не хочешь видеть счастливой, потому что сама никогда счастливой не была.

— Ерунду-то не пори. — Галина Михайловна открыла навесной шкаф и вытащила одну чашку. — Ты ещё о любви вспомни. Куда только та любовь девается, когда ничего хорошего от неё не случается.

Валя посмотрела на одинокую чашку на столе и молча вышла. Интересно, как бы себя вела мама, если бы она вышла замуж за того противного Геночку? Или тоже бы учила, как привязать, как жить, как ябедничать? Одно ясно — что бы ни случилось в её жизни, ей надеяться не на кого, только на себя. Может, ещё Люда и её Воеводин помогут. А больше никого в её жизни не осталось. Никого…

Вот и заканчивается весна. Валя отошла от распахнутого окна и села в кресло. Вадим опять задерживается на работе. В последнее время он всё чаще приходит домой поздно и с запахом алкоголя. Девчонки на работе странно себя ведут — как только заходит речь о Короле, сразу замыкаются и переводят разговор на другие темы. А дома всё чаще и чаще звучат какие-то нелепые обвинения — будто Валина учёба разрушила их семью, что общение с другими студентами изменили её характер, что муж не ощущает той любви и ласки, что была когда-то, и не видит той нежности, что раньше светилась в её глазах. А сам ведь ни разу не спросил её, как она считает, что её беспокоит, не поинтересовался её делами, не узнал, чувствует ли она хоть каплю той бывшей страсти. О любви и ласке речь не идёт уже давно.

Отношения с родителями зашли в глухой тупик. Несколько холодных фраз «у нас всё хорошо» и тихие гудки в телефонной трубке. Люда тоже немного отдалилась — ребёнок и учёба забирали всё её время; тут не до разговоров по душам, когда Воеводина срывалась с места с последними словами лектора и неслась домой, бросив на ходу «пока, до встречи». Хотя иногда Валя в чём-то завидовала подруге. Выросшая в детдоме, лишённая родительской любви, Люда испытала всё это сейчас, выйдя замуж за Диму. Его мама окружила невестку таким теплом и вниманием, что даже полгода отчаяния из-за молчания мужа не смогли сломить молодую женщину. А Дима молчал… Люда через знакомых, сослуживцев пыталась узнать хоть какие-то новости, но все только разводили руками и прятали глаза. Где-то там, далеко на юге шла страшная война, вокруг гуляли толки и сплетни, шёпотом передавались ужасные слухи о пытках и убийствах, а Дима молчал…

Валя встала и ещё раз заглянула в конспект. Завтра госэкзамен по биохимии, затем физиология — и всё! Прощай, второй курс. Как быстро пролетело время…

…Люда с грустной ухмылкой смотрела в зачётку, в которой красовалась очередная пятёрка. Всё «отлично», именно так, как хотел Дима. Только вот жизнь — это не её зачётка.

— Не думай о дурном, — тихо проговорила стоящая рядом Валя. — Ты даже сама не поймёшь, когда всё изменится. Вот увидишь, как в один прекрасный день и солнце засияет ярче, и небо поголубеет, и трава зазеленеет.

— И это говорит мне та, которая уже и улыбаться разучилась.

— А чему улыбаться? — Валя подняла голову и глянула на небо, по которому неспешно плыли облака. — Вот что сегодня на ужин готовить? В магазинах пустые полки, зарплату опять задержали.

— А Вадим?

— А что Вадим? — устало переспросила Баланчина. — Если в магазинах пусто, что мне его деньги? Знаешь, я вчера одну фразу по радио услыхала, что яйца, оказывается, очень вредны для здоровья человека. У нас как что-то с полок в магазинах исчезает, его сразу же во вредные продукты записывают.

— Это точно, — тут же откликнулась Воеводина, пряча зачётку в сумку и подсчитывая мелочь на транспорт. — Кофе — чёрная смерть, мясо — жирная смерть, сахар — белая смерть. Кругом одна смерть. Говорят, что полезно только голодание! Как у нас заботятся о народе. Ну да ладно, я на них, хозяев жизни, зла не держу, пусть идут с миром… Но в задницу! Кстати, мне тут в голову одна мысль пришла и я её думаю.

— Это уже настораживает, — усмехнулась Валя, рассматривая серьёзную подругу.

— Чего это? Я, между прочим, всегда умные вещи говорю. Глупостей, правда, тоже достаточно, но жизнь частенько вышибает из меня всякую дурь. Но я знаю, где достать ещё!

— Людка, ты невозможна! — громко расхохоталась Валя и вытерла выступившие вдруг слёзы.

— Что есть, то есть. А подумала я вот о чём. Надо нам с тобой, Валентина, учиться верховой езде. Спокойно! Это я про машину, а не про лошадок разных. А то из нас с тобой те ещё кавалеристы получатся.

— Ага, собрались как-то мухи под хвостом лошади и решили, что они кавалеристы. Это ты об этом?

— Точно. Я решила, что нам надо срочно научиться водить машину. Вот вернётся мой Воеводин, вдруг напьётся, а кто извозчиком будет? Правильно, я! А если я напьюсь, потому что мой Димка не пьёт, то ты. Как тебе план? И прежде чем отказать, запомни — в любой ситуации говори, что всё идёт по плану. Мало ли какой у тебя дурацкий план!

— По-моему, я скорее поеду крышей, чем сяду за руль автомобиля.

— У каждой крыши свой стиль езды, — отозвалась Люда, внимательно всматриваясь в толпу радостно галдящих студентов. — Всё зависит от таракана за рулем. Валя, мне уже мерещится или это действительно Димкины тыловики?

Она сделала несколько маленьких шагов в сторону, высматривая кого-то среди людей, и неожиданно закричала:

— Саша! Саша, я здесь!

Молодой человек, растерянно стоявший у входа в корпус, резко повернул голову и широко улыбнулся. Затем что-то крикнул куда-то себе за спину и побежал к мелко дрожащей Люде.

— Как хорошо, что я вас нашёл, Людочка! У меня есть новости от командира. — Он продолжал широко улыбаться, не замечая появившейся бледности и дрожащих рук. Валя шагнула к подруге и крепко её обняла. Офицер умолк на несколько секунд, а потом схватил женские пальцы в горячие ладони и тихо проговорил: — Вы это бросьте! А то мне Димыч голову оторвёт. Он так и сказал: «Если с моей Людочкой что-то случится, я тебе…» Короче, оторвёт. Вот! Люда, Дима в столице, он звонил сегодня по военной связи. Люд, ему придётся немного задержаться, но он вас ждёт. Мы уже были у вашей мамы, она сказал, что берёт Мишутку на себя.

— А как же… как же мне попасть туда? — заикаясь прошептала Люда, сильно сжав кулаки.

— Вы не переживайте, мы уже всё организовали. Там наша машина, билеты уже у нас на руках — мужики из комендатуры свою бронь отдали ради такого-то дела. Или вам домой надо заехать всё-таки?

Люда мелко затрясла головой, прижимая ладони к лицу и стараясь сдержать рыдания, быстро вытерла слёзы и неуверенно спросила:

— А я могу маме позвонить? Я Мишутку ещё никогда не оставляла надолго с ней. Я быстро!

Она рванулась к таксофону, прикрытому металлическим козырьком, долго рылась в сумочке в поисках карточки, а потом со счастливыми слезами слушала свекровь, молча кивая, будто её могли видеть. Она аккуратно повесила трубку, повернулась и прикрыла глаза со словами:

— Я готова. — Она шагнула к Вале, та успокаивающе протянула ей руку, а Люда вдруг вложила в раскрытую ладонь связку ключей от своей старой квартиры: — Это же здорово, что хорошего не ждёшь, а оно случается, правда? Ты запомни, у тебя всегда есть место, где ты можешь побыть одна. И не отказывайся. Знаешь, когда ты счастлив, так хочется, чтобы все вокруг тоже были хоть чуточку счастливее. А теперь мне пора, поеду своего Воеводина убивать, он мне за эти семь месяцев столько нервов угробил. А они, как известно, не восстанавливаются.

Валя улыбнулась и заметила:

— Судя по всему, это не про тебя. Твои нервишки кого хочешь сами умотают, а потом ещё и отомстят за свои угробленные нейроны. Я так рада за вас, Люд, — прошептала она и обняла подругу. Люда шмыгнула носом и вместе с сослуживцем мужа направилась к машине, припаркованной у старого кафе.

И уже ранним утром она рыдала в объятиях мужа, периодически поднимая заплаканное лицо и невесомо проводя ладонями по коротко стриженным седым волосам. А Воеводин смеялся и тихо повторял: «Людка моя, Людка, если бы ты знала, как я по тебе скучал. То, что в этом мире есть ты — прекрасно уже само по себе. Счастье мы моё трудное».