— Татьяна Борисовна, — раздался голос дежурной медсестры. Заславская оторвала взгляд от истории болезни и молча уставилась на заглянувшую в ординаторскую девушку. — Вас к телефону, трубочку городского возьмите, пожалуйста.
Татьяна кивнула и прижала трубку плечом, продолжая писать очередной дневник течения болезни.
— Я слушаю вас.
— Татьяна Борисовна, — раздался тихий шёпот. — Это Валя Баланчина. Извините за беспокойство.
— Ну что ты, Валюша, о чём ты говоришь!
— Татьяна Борисовна, вы не могли бы уделить мне пару минут?
— Что-то с мамой случилось? — обеспокоенно спросила Заславская и закрыла историю болезни.
— Нет, помощь нужна мне. Только вы могли бы посмотреть меня в поликлинике? Ну… чтобы я в нашем корпусе не появлялась.
Заславская улыбнулась и игриво спросила свою молодую собеседницу:
— Бог мой, Валюша, никак ты сюрприз готовишь для Короля?
В трубке раздалось сдавленное покашливание, а потом раздался тихий уставший голос:
— Вы сами всё увидите. Я подожду вас у кабинета, хорошо?
Татьяна непонимающе глянула на умолкнувшую трубку, резко поднялась, распахнула шкаф, накинула шубу на плечи и, коротко бросив сёстрам «я на консультацию», выбежала из отделения. Она быстро спускалась по лестнице, пытаясь сунуть руки в рукава, но постоянно промахивалась, пока не была остановлена мужем.
— Ты куда несёшься? Пожар? Война? Наводнение?
— Денис, мне только что звонила Баланчина. Я не знаю, что произошло, но почему-то мне кажется, что ничего хорошего.
Заславский внимательно посмотрел на нетерпеливо переступающую с ноги на ногу жену, вспоминая вчерашний праздничный вечер, и тихо сказал:
— Пошли вместе. Вместе мы горы свернём. Или дров наломаем.
Они вышли из хирургического корпуса, пересекли двор и голый зимний парк, заваленный снегом, вошли в непривычно тихий после праздника поликлинический коридор и увидели одиноко сидящую с опущенной головой Валю.
— Валюш, — с улыбкой позвала Татьяна Борисовна.
Валя подняла глаза, и у Заславского вырвалось тихое «сука!», Татьяна сжала стиснутый мужской кулак прохладными пальцами, быстро открыла дверь и помогла тяжело поднявшейся молодой женщине войти в кабинет. Она внимательно посмотрела на синеву на виске, оценила следы пальцев на шее и молча сглотнула, ужасаясь своей догадке.
— Это Король сделал?
Баланчина медленно стянула с головы тёплый шарф и криво усмехнулась, затем коротко кивнула и прошептала:
— Татьяна Борисовна, мне очень больно. Я боюсь, что…
— Так, — деловито заметила Заславская, — раздевайся, не торопись, я всё сделаю очень аккуратно, — после чего она выглянула в коридор и тихо обратилась к мужу: — Денис, судебникам позвони, мне кто-то из них может понадобиться. И учти, это всё официально.
— Тань, ты точно решила дать ход этому делу?
— Ещё одно слово из этого района, и я буду вынуждена напомнить тебе одну простую истину: «Есть всего два мнения: моё и неправильное». Вопросы?
Денис Викторович понял, что дело очень серьёзное, потому что эта фраза у них означала только одно — случилось что-то страшное и непоправимое. Он коротко кивнул и быстро пошёл к выходу. Татьяна посмотрела вслед мужу, рассчитывая, сколько у неё времени, чтобы закончить осмотр до прихода коллег. Она вернулась в кабинет, оценив синяки на ногах своей неожиданной пациентки и кивком указала на кресло, натягивая стерильные перчатки…
Татьяна слушала тихий голос и только молча стискивала зубы. Скотина! Какая же скотина. Мало ему девок одноразовых, решил своё мерзкое эго на жене испытать. А ведь явился сегодня на работу в прекрасном настроении, даже шутил на пятиминутке. Ну а как же! Осталось-то совсем чуть-чуть, и укатит к новому месту службы. Только вот что-то подсказывает, что укатит, сука, в одиночестве. Если только Верка не присосётся как пиявка. Вчера вся реанимация шепталась после известия о рождении ребёнка. Ну вот пусть и едет с этой «простигосподи»!
— Я вечером ушла на квартиру к подруге, переночевала, только боль так и не позволила уснуть.
— Ты не переживай, катастрофы не произошло, ещё немного поболит, конечно, но я тебе хорошие препараты выпишу.
— Татьяна Борисовна, спасибо вам, но у меня денег нет на лекарства.
— А я, между прочим, про препараты говорила, а не про деньги. В нашей госпитальной аптеке возьмём, заслужила на пилюли. А подруга случаем не Воеводина?
Татьяна увидела короткий кивок и с облегчением выдохнула. Эта если не устроит скандал с Королем, то уж точно не позволит Вале утонуть в депрессии. Да и где пережить такое потрясение тоже есть. Конечно лучше, чтобы рядом были родные люди.
— Валюш, а почему же ты к родителям не поехала? Мало ли что могло ночью случиться.
— Мне туда дорога заказана, Татьяна Борисовна. Мы практически не общаемся, мама с самого начала была против, а папа всегда её поддерживает.
— Не так уж они и неправы оказались, — прошептала Завславская.
Валя хмыкнула и поправила свитер:
— Вы просто не знаете главного. Мои родители меня уже «пристроили», мужа мне выбрали, даже обговорить всё успели за моей спиной. Так что мне надеяться не на кого, только на себя.
— Хорошо. Теперь скажи, что ты делать собираешься. И будешь ли принимать таблетки во избежание беременности?
— Развод, — отрезала Валя и прижала ладошку к животу. — Если он сделал это первый раз, то сделает и во второй, и в десятый. И слава богу, что он уезжает отсюда. Ни видеть, ни слышать его не смогу. Кстати, а вы не знаете, когда он должен уехать?
— Где-то в течении двух-трёх недель. А как же учёба, Валя?
— У нас каникулы два месяца, а все свои вещи я сегодня перевезу. А что до беременности, то я противозачаточные принимаю. Он никогда не хотел детей.
— Тебе помощь нужна?
— Нет, спасибо, мне Дима и Люда Воеводины помогут. Но если вы…
— Говори быстро, я голос мужа слышу, он судебников ведёт.
— Мне нужен хороший адвокат.
— Будет тебе и адвокат, и судья будет нормальный. И развод в течение месяца. А то и быстрее. Да, входите, — ответила Заславская на короткий стук в дверь. — Ничего не скрывай, только правда. Это поможет тебе потом. Держись!
Вечером того же дня Люда Воеводина помогала Вале расставить книги на полках и громко костерила Короля, не особо стесняясь в выражениях.
— Этот осмелевший светоч хирургии с лицом вечно сексуально голодного крысёнка всерьёз думает, что он что-то из себя представляет? Неужели на эту хитрую жопу не найдётся управа?
— На всякую хитрую жопу всегда найдётся хер с винтом, — спокойно ответил Дмитрий и продолжил: — Ты, Валюш, конечно, молодец. Терпимость и выдержка — это здорово, но вот лично я не помню ни единого случая, когда они смогли урезонить хамло и быдло. А вот прямой в челюсть или дрын по хребту творили чудеса, превращая записного грубияна в образец корректности и вежливости. Может, пора?
— Нет, не трогай его, знаешь, как говорят, — не тронь говно, вонять не будет. Пусть валит на все четыре стороны. А вот помощь в разводе мне нужна, кстати, заявление я уже подала. Правда, есть один нюанс — наш брак был зарегистрирован в посольстве, как думаешь — архивы сохранились?
— Ну на это у нас свои люди в столицах имеются, — Дмитрий пожал плечами, будто дело уже было решено.
— Это будет здорово. Наши врачи мне помогут с адвокатом. Я очень хочу, чтобы всё это поскорее закончилось. Ты кому звонишь, Дим?
— Алёшке Вегержинову, у него и у его отца «концов» во всех министерствах немерено. — Воеводин вышел на кухню, тихо разговаривая по сотовому телефону.
— Люд, а откуда у Димки такой крутой телефон?
— Бандит один подогнал в благодарность за консультацию по оружию. Ты родителям звонила?
— Нет, не буду пока. Когда уже развод будет оформлен, тогда поговорим. Спасибо тебе, Люд, за квартиру.
— Не говори глупостей. Знаешь, я тут надумала, как тебе развестись, не привлекая к этому Короля, чтобы он даже не знал о повестках в суд. А когда всё случится, то он уже ничего не сделает, потому что душа, совершившая предательство, каждую неожиданность воспринимает как возмездие.
— Только нет у него души. Пустота и темнота там, Люд.
— Поглядим. Что-то башка у меня болит.
— Может, вирус какой-то поймала? — Валя обеспокоенно посмотрела на подругу, на секунду забыв о своих проблемах, но Людмила сидела спокойная и как всегда румяная.
— Все великие люди мало жили, — задумчиво произнесла Воеводина. Затем осмотрела себя в зеркале и добавила: — Вот и мне что-то нездоровится.
Валя фыркнула, усмехнулась и вдруг громко рассмеялась, глотая слёзы и растирая частые капли по щекам. Люда обняла подругу, поглаживая по волосам, заплетённым в тугую косу, и тихо что-то приговаривая, стараясь успокоить и давая понять, что всё пройдёт, и жизнь заиграет новыми красками. Валя плакала и плакала, что-то пытаясь сказать, но силы постепенно покинули её и она уснула, уткнувшись мокрым носом в плечо подруги. Люда аккуратно уложила уставшую и опустошённую Валю, накрыла одеялом и вышла на кухню, где Дима уже заканчивал разговор.
— Что там у вас?
— Кажется, её психика достигла предела, Дим. Она долго терпела, прощала, оправдывала. Но… Знаешь, у каждого человека, наверное, внутри существует некий предел. Предел чувств. Предел боли. Предел слёз. Предел прощения. Поэтому люди иногда могут долго терпеть. Долго прощать. Долго делать выводы. А потом в один миг взять и уйти, без слов и объяснений. А нам с тобой, Воеводин, надо ей помочь, понял?
— За какие грехи ты мне такая ответственная досталась? — Дима обнял жену, сел на подоконник и прижал любимую к себе, делясь теплом и уверенностью в будущем.
— Ясен пень — в подарок! — с улыбкой ответила Люда и потёрлась носом о мужское плечо. — Ты езжай домой, я с Валюшей останусь. Сейчас обогреватель включу, а то к утру две Снегурки мороженные тебя встречать будут. И маму успокой, а то она себе места не находит весь вечер, и Мишутке скажи, что у мамы дела.
Дмитрий молча кивнул, поцеловал жену, заглянул в комнату и молча оделся.
— Если что — звони, — Воеводин аккуратно провернул ручку и вышел в ночь. — Людка, я тебя очень люблю.
Воеводина улыбнулась и тихо прошептала:
— Я сильнее, но об этом мы с тобой потом поговорим. Езжай осторожно, скользко.
Она постояла у окна, наблюдая за машиной, рванувшейся по широкому проспекту, и не снимая одежды скрутилась в старом кресле. Всё пройдёт, всё ещё будет отлично. Просто надо верить.