Его трудное счастье

Глава 39

Вадим смотрел вслед спокойно уходящей Вале и ощущал, как его затапливала волна злости и ненависти. Да, он готов был признать, что тихо ненавидит эту красивую, стройную и, чёрт возьми, умную женщину! А злился на себя, потому что в очередной раз ошибся на её счёт…

…Она не удивилась, когда увидела его, не вырвала локоть из его пальцев, она просто медленно повернула голову и молча уставилась на него своими глазищами. Он улыбался и откровенно разглядывал свою жену. Точнее, бывшую жену. Хороша! Как же хороша! И его. Никто и никогда не отберёт у него пальму первенства, тем более этот Кучеров.

— Здравствуй, Вадим. Ты что-то хотел? Говори быстрее, я тороплюсь.

И это всё? Они прожили вместе четыре года! И в итоге — «я тороплюсь»?

— Твои дела могут подождать, не каждый же день ты встречаешься со мной, своим первым мужчиной, — самоуверенно ответил Король и понял, что опять сморозил глупость, когда увидел иронично искривлённые губы. Чёрт, чёрт, чёрт! С этой женщиной всё происходит наоборот. Он жил с ней, ел-пил, спал, занимался сексом где хотел и когда хотел, но так и не разобрался в ней, не понял. Другая бы кокетничала, строила глазки, вздыхала и сбивчиво что-то говорила, как его нынешняя. Но не Валя. Хотя надо признать, она никогда не была кокеткой. Вот и спустя четыре года после их последней встречи ничего не изменилось.

— Да, действительно, не каждый день, — усмехнулась Валя, глядя на бывшего мужа, и спокойно добавила: — И упаси господь от этого в будущем. Теперь извини, мне надо к дочери.

— А ты, как я посмотрю, недолго горевала в одиночестве, — с издёвкой бросил ей вслед Вадим. — Быстро же сходила налево. Со мной, значит, ни детей, ни семьи, а после меня всё сразу организовала. Все бабы одинаковые, главное, окрутить и ребёнком привязать. А ты долго выжидала, чтобы к своему Кучерову в постель запрыгнуть. Помнится, он ещё на интернатуре к тебе клинья подбивал. Дождался, когда ты сама к нему побежала?

— А я просто твой совет в жизнь воплотила, — пожала плечами Валя и невинно хлопнула ресницами. — Ты же его имел в виду, когда говорил о молодых хирургах, которые ошивались рядом со мной? Почему же не послушаться и не поступить именно так, тем более, что с ним я, наконец, поняла, кто я и каково моё место в этой жизни.

— Кто ты? И где твоё место? — Король усмехнулся. — Это и так было понятно. Твоё место, как и всех остальных баб, у плиты!

— Ага, — пробурчала Валя, обернувшись к дверям палаты, где её ждала Надюшка, и неожиданно вспомнила ответ медсестры на такое же заявление. — У твоей могильной.

— Ты…

— Что я? Ну что я? — неожиданно со злостью ответила Валя. — Что тебе надо? Чего ты пристал ко мне? Кто ты такой, чтобы мне «тыкать»? Что, не нравится, когда так с тобой разговаривают? Знаешь, я недавно поняла, что жизнь cтaновится нa пoрядок пpoще, когда ocoзнaёшь, чтo еcли ты кoму-тo не нравишься, кого-то не устраиваешь, если человек злится и выходит из себя, тo этo не твои пpoблемы, a егo. А ещё я хочу тебе сказать, что ты многому меня научил. Спасибо, потому что сейчас я оцениваю своего мужчину совсем по-другому. Слабый мужчина свою женщину оскорбляет, унижает, создаёт невыносимые для неё условия жизни, чтобы самому себе казаться сильнее. Сильному мужчине казаться сильным не нужно, он свою женщину бережёт, заботится о ней. Любит… Ему важно, чтобы его женщина рядом с ним была просто счастлива. А ты никогда не сможешь поступать таким образом, потому что любить не умеешь. И больше мне сказать тебе нечего. Прощай.

Она резко повернулась и спокойно пошла по коридору. Вадим нервно передёрнул плечами и зашагал в другую сторону, стараясь как можно быстрее покинуть это отделение, тем более у него назначена встреча в министерстве. Он остановил частника и уже через несколько минут был в приёмной генерала Фиккера. Неизменный секретарь генерала Ирина Павловна с застывшей усталой улыбкой предложила ему подождать, так как у Романа Игоревича был важный гость из Центрального госпиталя. Король устроился у окна, глядя на грязный снег и тёмные кучи мусора вдоль проспекта, прокручивая в голове их разговор с Валей. Она изменилась. Даже разговаривает как-то по-другому, смелая стала, а уж её фразочка о могильной плите вообще за гранью! Если бы они не были в стационарном отделении, он бы не стерпел этого хамства. Просто не хотелось затевать разборки у всех на виду, ещё и у входа в палату, где лежал его сын, а Денис не любит громких разговоров. Что бы подумала его нынешняя жена, его никоим образом не волновало, так сказать, от слова «совсем».

— Ирина Павловна, зайдите ко мне, — раздался искажённый динамиком голос генерала; секретарь быстро поднялась, схватила блокнот и распахнула дверь в кабинет. — Сегодня ещё есть посетители?

— Да, Роман Игоревич, в приёмной ожидает полковник Король.

— А, ну пусть заходит, он нам с подполковником не помешает.

Послышался звук отодвигаемого тяжёлого стула. Секретарь генерала улыбнулась Вадиму и пригласила его в кабинет своего начальника. Король встал, отдёрнул китель, шагнул в кабинет и замер. Кого он меньше всего ожидал застать в кабинете начальства и, чего уж там, вообще хотел бы видеть, то этого мальчишку, выскочку Кучерова. И не только в кабинете Фиккера, но и в жизни вообще. Кстати, и одет он в зимнюю куртку, а его, полковника Короля, заставили сдать верхнюю одежду в гардероб. Видимо, забегает к Фиккеру часто, вот тебе и молодые-рьяные.

— Заходите, Вадим Васильевич. Вы знакомы с Валентином Павловичем? Это, Король, будущее нашей хирургии. Мы уйдём, а вот такие Кучеровы заменят нас. И думаю, что не только догонят, но и перегонят. Ты, Валентин, не тушуйся, не тушуйся, я правду говорю. Всегда. Во всяком случае стараюсь, вот Ирина Павловна не даст соврать. Ирина Павловна, вы нам чайку организуйте и идите домой. Наверняка есть чем заняться в конце недели.

Секретарь благодарно улыбнулась и стремительно удалилась.

— Присаживайтесь, Вадим Васильевич. А ты чего засуетился? — Фиккер чуть повернул голову и строго посмотрел на Валентина.

— Мне пора, Роман Игоревич, сегодня моих девочек выписывают. Разрешите идти, товарищ генерал?

— Ну что ж, девочки — это святое. А мы ещё посидим с полковником по-стариковски, да, Вадим Васильевич?

Король усмехнулся и глядя прямо в глаза Кучерову спросил:

— А сами они доехать никак не могут? Насколько я знаю, служба такси работает в столице отлично.

— Зачем напрягать кого-то, если я могу сделать это сам? — Кучеров вытащил из кармана кожаные перчатки и сильно сжал их в ладони. — Тем более что это не только мой долг, как отца и мужа, но мне доставляет особое удовольствие слышать радостный визг нашей малышки и тихий голос любимой женщины.

— Какая поэзия, чёрт возьми, — пробурчал Король, вспоминая кривую ухмылку бывшей жены. — Все они одинаковые, лишь бы свистеть без умолку и делать вид, что слушают открыв рот. Щёлкают клювом, стараясь повыгоднее себя продать и устроиться в этой жизни. Такие независимые, а на самом деле куклы напомаженные. Бабьё, одним словом!

— Бог мой, Вадим Васильевич, это что за выводы? — Фиккер прищурил глаза и пытался понять, что же связывает этих двух мужчин, что воздух в кабинете накалился до искр.

Кучеров опустил голову и спрятал улыбку, что-то ему подсказывало, что плохое настроение его оппонента связано именно с Валюшей. Значит, встретились и поговорили.

— Говорят, что женщины любят ушами. — Валентин прямо глянул на Короля и пожал плечами, будто объяснял что-то не требующее доказательств. — Но на самом деле они ценят поступки. Они уважают мужчин, которые разделяют с ними их проблемы; мужчин, которые всегда держат своё слово и никогда не раздают пустых обещаний, берут женщин под своё полное покровительство и опеку. Они, конечно же, могут и сами всё контролировать и решать, но скажу вам по секрету, полковник, они этого не хотят. Каждая независимая и непокорная женщина ждёт мужчину сильнее себя, потому что до отчаяния верит, что он возьмёт её проблемы на себя. И тогда она отдаст своему мужчину всю себя и свою любовь.

Валентин натянул перчатки и несколько раз сжал пальцы. Король равнодушно пожал плечами и иронично спросил:

— Всю себя? Любовь? Вы ничего не путаете? Может, им ещё в любви каждый день признаваться, чтобы они себя чувствовали получше? Треснут, пусть скажут спасибо, что окружающие их терпят.

Кучеров криво усмехнулся, стараясь скрыть назревающий в его душе вулкан эмоций, вспоминая рассказ Валюшиного отца, как они выживали вдвоём. Как дрожала Валя в его руках, когда судорожно плакала, хватаясь за его плечи. И он знал и чувствовал, что она справится со всеми проблемами после того, что ей пришлось пережить. И, кстати, по вине этого самодовольного павлина, рассуждающего о женщинах, тоже! Но он помнил и тихие стоны, и слёзы, когда признавался ночами жене в любви, когда она будто распахивала перед ним свою душу, вот уже несколько лет словно застёгнутую на все пуговицы. Валентин покачал головой и спокойно продолжил:

— Я знаю, что есть целая категория мужчин, которые уверены, что вообще не надо говорить о своей любви. Всё понятно по делам, конечно, если эти дела есть, не так ли? Не надо так не надо, без проблем. — Он сжал кулак и ухмыльнулся: — Своей не говори, пускай твоя, которой ты никогда об этом не говорил, до конца жизни ходит с ощущением, что про неё и говорить-то не надо. А я считаю, что оттого, что ты признался в любви своей женщине, ты слабее не стал. А если ты встречаешь женщину в аэропорту, а цветы в багажнике лежат, чтобы никто не узнал, как ты любишь свою жену, то такому мужику я могу сказать только одно — ты дурак! — Валентин бросил взгляд на хмыкнувшего генерала, а затем перевёл взгляд на сцепившего зубы Короля: — Пусть все увидят! — Валентин переступил с ноги на ногу, вдохнул и с улыбкой глянул в тёмный проём окна. — Букет цветов даришь — дари, чтобы видели все! Любишь — целуй при всех. Захотелось тебе её обнять — обними! Что там все остальные думают — плевать! Она твоя, любимая, единственная. Ты с ней живёшь, ради неё, и она, возможно, ради тебя, а все остальные вокруг обречённые, они ни при чём, пусть думают всё, что угодно, им не повезло встретить своего человека. Неужели какое-то чужое мнение должно ограничивать твою любовь?

Король прикрыл глаза, облизнул губы и тихо спросил:

— А мою бывшую ты трахал тоже с такими пафосными мыслями?

В этот момент открылась дверь, показалась секретарь генерала с подносом для чайной церемонии. Фиккер отвлёкся на секунду и не успел остановить Кучерова, который от души врезал Королю в нос. Тот схватился за лицо, тихо матерясь, а Валентин гордо поднял голову и тихо прошипел:

— Ещё одно слово в адрес моей жены — и я вам шею сверну, полковник!

— Кучеров! — воскликнул Фиккер. — Прекратить!

— Виноват, товарищ генерал!

— Ты Ирину Павловну постеснялся бы!

— Ирина Павловна, прошу простить, — тут же отозвался Валентин и улыбнулся, услыхав удивлённый ответ:

— А что случилось-то? Да меня тут и не было. Ничего не знаю и ничего не видела.

И довольная женщина вышла из кабинета, аккуратно прикрыв дверь и напоследок подмигнув Валентину.

— Виноват он, — пробурчал Фиккер, открывая замаскированный под шкаф холодильник. — А рожа такая довольная, что хоть картины о счастье пиши. Иди давай, а то ещё мне достанется. Вот молодёжь пошла, никакого уважения к старшим.

Он протянул Королю пакет со льдом и коротким жестом отпустил Валентина. Тот гордо вышел из кабинета, сжимая кулак — пальцы болели, сильный удар получился, но кости на руке вроде бы не сломал. В отличие от королевского носа. Сука! Будет учить ещё, что делать и как жить.

Валентин спустился по широкой лестнице, кивнул охранникам и вышел в морозный вечер. Небо тёмное, будет снег. Это хорошо с одной стороны, морозы чуть ослабнут, только вот гулять с Наденькой опять придётся во дворе, если детскую площадку засыплет. Он сел в машину, подождал, пока прогреется мотор, и плавно выехал за ворота. У него было минут пятнадцать, чтобы успокоиться и встретить своих девочек с улыбкой. Хотя… Валюшка всё равно догадается. Она всегда чувствует его состояние, его маленькая ведьма, околдовавшая его раз и навсегда.