Елена

Эта история о женщине-ведьме, то есть о женщине, магически одаренной и сексуальной. Мой старый друг, а он этих материй тоже не чужд, рассказывал обо всем так[1]:

- Все началось, когда я с дневного отделения перевелся на вечернее. Группа, куда я попал, четко делилась на две половины: в одной девочки интересовались тряпками и учебой, а в другой к этому добавлялись постельные приключения. Елена принадлежала к этой второй половине, и я выделил её с первой встречи: она была невысокой полноватой блондинкой, а мне тогда нравился этот тип.

— А сейчас?

— А сейчас все едино. Не перебивай. Да и была она посексуальней других, как чувствовалось. Но я тогда был только что после первой серьезной — любви, как бы в некоей паузе, да и знал уже, что эти дела лучше все-таки иметь где-нибудь на стороне. Так что по-настоящему я тогда Ленкой не заинтересовался, тем более, что другие женщины мне представлялись ярче.

— То есть как это — представлялись?

— Ну… Это когда пробуешь прочесть человека — на расстоянии, в воображении — и это удается. И не всегда удается, между прочим, а тогда, когда человек тебе откликается. Сейчас мне это скучно, а в молодые годы я это проделывал очень часто. Кстати сказать, это не воображение, не только воображение, — у меня были случаи, когда потом с женщиной было на самом деле, и всегда это бывало так, как оно представлялось. И у Ленки с этим было так же, она мне рассказывала. И ещё — есть разница, ты сам думаешь или кто-то тебя ищет — тогда оно само представляется — вдруг всплывает, и все тут. К слову сказать, о двух-трех женщинах я до сих пор жалею: на вид они были тихонькие такие, серенькие, а на самом деле очень одаренные, и было бы справедливо, если бы мы узнали друг друга и в жизни, а не только — так назову — астрально.

Так вот, Елену я тоже чувствовал, но не очень сильно и не очень для меня интересно. У ней был муж — это я узнал позже — и свои веселые дела, так что мы проучились вместе год, не особо сближаясь. Так, курили вместе, болтали, то, се. Но как-то раз мы с ней сидели за одним столом, вместе листая учебник, а ноги наши — моя правая и её левая — соприкасались. По-моему, я правильно помню, что это она так подвинулась. Такой сладости я не испытывал никогда в жизни, — кажется, включая прямую близость, секс то есть. Не совсем так было все, как при койтусе — скорее происходило знакомство, но такое радостное знакомство, счастливое — через Эрос. Я чуть не отключился. И заранее скажу — в постели потом ничего подобного не было. Да и до постели ещё было неблизко. Мы сходили на каникулы, а потом начался наш последний курс. Приближались октябрьские праздники, а накануне я узнал, что Елена развелась. Меня что-то так и толкало к ней, не желание, я повторю, что не очень и хотел её, но что-то иное — вернее всего, — судьба. Как водится, была масса знаков. Например, мой напарник по работе, пожилой такой мужчина, сектант строгих понятий, баптист, кажется, — он вдруг начал какие-то скоромные разговоры — событие для него просто небывалое. И в тот же день я встретил на улице сумасшедшего, он вовсю горланил что-то — и помнится, тоже непристойное. Кстати, этот знак очень сильный. И ещё кое-что, о чем необязательно говорить. И в эти дни я как раз договорился с Ленкой вместе отметить праздники; я приглашал приятеля, она — подругу, квартира была её, музыка наша — в общем, обычная такая вечеринка. О том, что там было, даже не знаю, как и рассказать.

— Что, стены ходуном от неистового соития?

— Нет, что ты!.. Наоборот, по пьяни я был очень слабым. К тому же, не прошло и пятнадцати минут, как в дверь стала ломиться её подруга со страшным скандалом — весь вечер она обнималась с моим приятелем, но, однако, потом посадила его на автобус и занялась моей нравственностью. В общем, продолжить нам в тот вечер не удалось, и я уехал в страшном раздражении. Бывали и раньше, и позже гадкие вечеринки — но эта была из худших: перепил, не кончил, выгнали, поскандалил, брюки перепачкал, магнитофон сломался — или вертушка была? — не помню. Но дело было не в этом, и не в сексе, которого почти не было, а в сопутственном. Я ведь раньше не видел Елену в подобных ситуациях, а тут она раскрылась во всей красе. Мне это не описать: вульгарность самая грубая, крайняя, но в такой дозе, что становилась уже не вульгарностью, а чем-то сверхъестественным — и с ней в сочетании такая же сексуальность. Ее танец… Как-то до этого я видел по телику фольклорные танцы Гвинеи-Бисау. Что там выделывали задастые негритянки, влажно блестя глазами, — я ещё подумал: «Да, куда белой женщине до настоящей эротики.» Теперь я убедился, что поспешил ставить крест на белой расе, — Ленка вытворяла такое, что негритянкам до неё ещё было расти и расти. А вроде почти все те же движения… Не помню, как это получилось, но мы с ней катались по полу… в общем, я тоже был хорош. Ужасно. Ужасно!

Всю ночь мне виделась Елена, и это был не совсем сон, а нечто между сном и этим вот чувствованием: мы с Леной соединялись, и очень бурно, бешено — не знаю, с чем и сравнить. Интересно, что Ленка тоже видела это, но, как бы назвать, в другой тональности — в её сне мы соединялись чисто. Так тоже бывает, и очень сладостно, но я слишком невежествен, чтобы внятно объяснить, что здесь и откуда. Ну, а через пару дней я пришел на занятия и стал поджидать Ленку. Она появилась в середине урока и резко войдя, села где-то в углу, ни на кого не глядя. И у меня, и у ней, как это бывает в подобных случаях, было такое чувство, что все уже все знают — хотя, конечно, никто ещё ничего не проведал. Потом, после уроков, мы пошли покурить, осторожно наводя друг друга на разговор о произошедшем и последующем. Я намекнул Лене, что она впечатлила меня как женщина — и верно, хотя все было недолго, это понять было можно. А Ленка отвечала примерно так, что все лишь бледная тень сравнительно с тем, что у ней бывает понастоящему. Кстати, это было правдой. Оказалось, и я как партнер ей понравился, и это было уже странно, потому что мне-то алкоголь никогда на пользу не шел. Потом мы поехали к ней, и когда стояли на остановке, её волосы с расстояния притянулись к моей шубе. Конечно, электростатика, а все равно — выглядело впечатляюще. В тот раз, однако, продолжения не было, я только забрал пленки и ящик. Елена, казалось, была в нерешительности, а мне объясняла так, что для меня эта связь будет опасной. Я и сам это понимал, скажу больше — я не испытывал к ней сильного влечения, несмотря на её сексуальность. И все же что-то иное — не секс — нас очень мощно сводило. После того я ещё раза три был у неё — она, кстати, жила в коммуналке, соседствуя с одной деревенской старухой. Но как-то оно не получалось — то она сама не позволяла, то наоборот, она была на взводе, но я слишком инертен, то какие-то гости мешали.

И вот в один день у меня написалось хорошее стихотворение и одно научное письмо. Я решил про себя обязательно это отпраздновать с Ленкой, как раз и мама была на работе в ночь и не было тети Нади — о ней позже, купил вина и пригласил к себе Елену. Но она отказалась, ей куда-то было надо, и она ушла, не дожидаясь конца занятий. Я разозлился и решил, что все равно проведу вечер в женском обществе. Недолго думая, я пригласил к себе другую сокурсницу, Эллу В. Она условилась, что составит мне компанию только на вино, но не больше — а меня это вполне устраивало — и мы оказались у меня дома. Мы пили, общались, и я наслушался сплетен про наших девочек. Про Ленку Элла В. сказала:

— А — она назвала по фамилии — сексуально неуправляема.

— Не берусь судить, — пожал я плечами, но про себя подумал, что похоже на то. Кстати, типичная ошибка женщин: они при первой возможности торопятся заложить одна другую с потрохами, выдавая самые скандальные подробности. Почему-то никому не приходит в голову, что мужчина может воспринять это по-своему — не как компромат, а как рекламу. Когда позже Елена занималась тем же самым, и я узнавал разные головокружительные истории про её подружек, моей реакцией было: «Э, так с этой тоже можно!» — а ведь я был всецело поглощен нашей связью.

Ну вот, а когда вино было выпито, Элла В. сказала, что ей куда-то там уже поздно и далеко, и любезно согласилась переночевать у меня. Я проводил её в комнату тети Нади, и отвернулся, чтобы включить торшер. Когда я повернулся, Элла В. была полностью заголена. Я этого совсем не ожидал, но делать нечего — принялся за работу. Только вот стоял опять плохо. Проклятая водка! Вообще — не понимаю, зачем эта идиотская традиция мешать одно с другим? Какой уж там кайф.

Утром Элла В. сказала: «У тебя хорошие способности, но тебе не хватает техники,» — и на том мы расстались. Замечание наивное — мне не хватало трезвости, а не техники.

И раз уж зашла речь, скажу пару слов и о технике. Я и раньше думал, а потом только убеждался, что от всех этих пособий с росписью поз и разновидностей поцелуев никакого толку. Должно быть другое — если уж не любовь, это редко, то истинное влечение к друг другу. Самое меньшее — хотя бы желание и интерес. Тогда достаточно довериться естеству, а оно само быстро подскажет и позы, и разновидности, и ритм, и все прочее. Это как проплыть по реке от истока до устья, — все изгибы, и перекаты, и водопады это все уже есть, и ничего выдумывать не надо, все, что требуется — не утопить лодку и немного её направлять. А вот если нет пламени, то никакой техникой это не поправить. Все равно, что жевать нарисованное яблоко картинка, может быть, и красивая, а вкусно не будет. И кстати, именно это часто и происходит — мужчина и женщина только изображают друг перед другом сексуальность, а пламени за этим нет, — ну и, секс получается поддельный, рутинный, а потом, как водится, взаимные обиды, и куча всяких комплексов. Одну только оговорку сделаю: что действительно надо знать, так это начальные элементарные вещи, анатомические. А дальше уж пламя — ну и, сам человек, конечно, что он есть из себя.

— Начальные анатомические вещи — это что, например?

— Э… Ну, скажем, устройство этого хозяйства, — у себя, у партнера. У меня, например, член имеет одну особенность — и я даже не знал, что это особенность.

— Какая?

— Ну…

— Колись, колись, интересно ведь.

— Сейчас, подберу, как сказать. Не залупляется, если кратко. То есть член все время в такой обертке, только природной. Мне девчонки, та же Ленка, говорили пару раз, но я тогда не въехал, пропустил мимо ушей.

— Ты что, у других член не видел?

— Почему? — видел. Лет в пятнадцать мне друг, например, похвастал, как у него кожа взад-вперед ходит — с такими словами: «Видишь, как раздрочил!» — ну, я и подумал, что из-за этого.

— Ладно, ты про Эллу В. рассказывал. Что там дальше?

— С ней — ничего. Она, вероятно, ждала продолжения, но я устранился. Более того, даже повинился Елене. Это было в тот вечер, когда я привел её к себе домой. То есть, она и раньше бывала, но теперь уже не в гости. Накануне я гадал на спичках — знаешь, вставляешь в коробок с двух сторон и поджигаешь. В этот раз мне даже не по себе стало: только загорелись — и сразу наклонились друг к другу и сошлись головка в головку. Я так и понял, что сроки вышли. Ну и вот — уманил. И тетя Надя была дома, но надо отдать ей должное — тихо сидела у себя в комнате, не высовывая носа. Это подруга мамина, поссорилась с дочерью и перебралась к нам — погостить. Ну и — это погостить затянулось на полтора года. Так все ничего, конечно, но мама на раскладушке спала, а я девок не мог к себе водить — согласись, большое неудобство для молодых лет. И никак мы с мамой не могли придумать, как её вежливо спровадить. Нот вот это средство подействовало — после того, что она наслушалась той ночью, тетя Надя на следующий день собралась и уехала. Не вынесла. А про вечер опять-таки трудно рассказать — чего только и не было, и вино, конечно, и расспросы, и признания, и всякая такая романтика, о чем уж не буду говорить. А потом я уложил Ленку спать, и снова — когда я повернулся к кровати, она лежала, выставив из-под одеяла голые грудки. Очень красиво и эротично. Но что ты скажешь — этот гад в природной обертке не желал проникнуться важностью момента и вел себя не лучше, чем с Эллой В.! А уж как Ленка старалась! И соском, и языком, и уж не знаю чем. Конечно, он приободрялся, но оставался нетверд в своей стойкости — или нет, наоборот, — стоек в своей нетвердости. Делать то-се было можно, но я ничего не чувствовал и, как это называется, не владел ситуацией. Под утро оно пошло лучше, а там мы сделали перерыв и, кажется, немного поспали. Итогом всего было: 1 — тетя Надя собралась и шустро исчезла; 2 — Ленка решила, что я гожусь и можно будет по-настоящему.

И начались наши встречи и приключения. Я не буду много описывать дела постельные, тем более, в стиле «эротических рассказов» — «котик играл с кисонькой» и т. д. Во-первых, котик играл не только с кисонькой — да и не только котик. А во-вторых, не это важно и не это запомнилось. Важно, например, то, что у нас все время было по-разному — это так чувствовала и Ленка, и я: только раз или два одно соитие походило на другое. Мы как бы все время узнавали что-то новое — и даже не о друг друге, а о чем-то еще. А самым странным было то, что у меня продолжалась потеря чувствительности, хотя теперь обходилось и без вина. То есть я чувствовал, что — тепло, влажно, больно, и я чувствовал её как женщину — когда переменить позу, когда — рисунок и т. п., но наслаждением это совершенно не сопровождалось. Я даже кончал, почти ничего не испытывая, — а ведь я желал её, и она мне нравилась, да и Ленка все-таки была нежной и все умела. В конце концов, я с другими женщинами — и раньше, и позже — хоть что-то чувствовал, а были среди них совсем глупые и эгоистичные. Но что секс — когда я через несколько лет влюбился, то покусывая ушко, млел и испытывал головокружение — почти как в тот раз с Ленкиной ножкой. А тут все-таки не ушко! В чем дело — для меня до сих пор остается загадкой. Возможно, это моя айама ревновала…

— Кто?

— Айама. Айами, айама — это вещая жена шамана. Обычно такая маленькая девочка с косичками. На самом деле, конечно, это образ, который принимают женские энергии в мужчине. Юнг это похоже называл — анима. В общем, шакти. Так вот, я тогда этого не знал и не умел увидеть, а может быть, это айама мне все выключала.

— А что — с другой уже нельзя?

— Нет, почему, совсем не обязательно. Обычно шаман женат, просто он оставляет ночь для небесной жены. Впрочем, я сам мало что знаю — спроси сведущих. А другое что — я это и Ленке говорил — может быть, Елена всю сладость забирала себе, хотя и ненарочно. Она, кстати, мою нечувствительность очень переживала — не в пример тому, что у большинства женщин было бы. Так или иначе, у меня было чувство какой-то намеренной блокировки. Понимаешь, ведь некоторые вещи чисто физиологически очень чувствительны — и вот, только начнет строиться ощущение, как сразу отсечка — уходит, и все тут. А может быть, это мой ангел-хранитель пакостил.

— Зачем?

— Ну, чтоб не слишком прилип. Я и так увяз. Любовью это не было, я до того прошел любовь — и кстати, только тогда и понял все эти дела между мужчиной и женщиной, хотя с ней-то, с первой любовью, как раз ничего не было. Так что было с чем сравнивать, — и это скорее походило на наваждение. Видишь ли, Елена — женщина порченая, и что-то она во всем этом не понимала. Главное — она это вот не понимала — быть вместе. Женщина ведь обычно старается свое владение мужчиной обозначить, даже если сама для себя хочет свободы. А тут не так. Стоило оказаться где-нибудь на людях, как она держала себя так, будто гуляет сама по себе — что с ней можно знакомиться поближе, снимать её — зеленый свет, а этот вот — просто так, знакомый. И не то что именно я был такой временный и случайный, нет, со всеми так. Например, до того она приходила на уроки с мужем — и то же самое.

— А может, ты слишком ревнивый?

— Я её вообще не ревновал. Другое — это просто жутко неудобно. Ну, смотри. Скажем, пришли в бар. Она, как выясняется, без трусов. И вот времени от времени заходит к бармену в закуток и вздергивает подол показывает картинку. А он ей за это наливает. Тоже способ, конечно, — но мне что с этим делать? Потом начинаются танцы. Она танцует, как я это уже описывал, а мой танец состоит в том, что я таскаюсь за ней тенью и снимаю с её бедер мужские руки. Как за все время обошлось без рукоприкладства — фиг знает. И считается, что это мы вместе проводим вечер и нам обоим весело. Ладно, фиг с тобой — хочется тебе того волосатого, — ну, иди к нему, — а я-то тогда зачем? И все это из разу в раз, причем, никогда не знаешь, откуда тебя треснут. То возникает какой-нибудь лечащий хирург, то таксист, то Саша, то Миша, то Вова Юрасов… «Почему ты вчера не пришла?» «А я зашла к Вове Юрасову, он в разводе с женой. Так его жалко, всю ночь плакался.» И выясняется помаленьку, что не так плакался, как поил коньяком. И спали вместе, но ничего не было. То есть он хотел, но она не позволила. Даже плавки снял, а она — нет. Так и спали. Слушаешь это — и не знаешь, что и подумать. С одной стороны, «спали и ничего не было» — вещь при её нимфомании невероятная. С другой стороны, Ленка и не такое могла выкинуть. И честно скажу — какая там ревность, я представлял, как бедный Вова Юрасов шоркался всю ночь — садизм какой-то. Хотя, конечно, может, и зря жалел. Но мне-то что со всем этим делать — вот ведь вопрос.

Видишь ли, цель каждой женщины — заставить мужчину на себя тратиться. У Ленки здесь были свои сложности — её слишком интересовал секс, чтобы извлекать из этого денежную выгоду. Замужество ей тоже не помогло. И она отыгрывалась на другом — на мужском внимании, на эмоциях, на энергии — на неё этим вот тратились, и тратились капитально. Так что выходки, скандальные истории, выяснение отношений — все это было совершенно неминуемо, это была её стихия, её вода, её — даже не спорт — религия. Раньше, в древности, были такие культы — где-нибудь при храме Венеры или Астарты богослужение жриц в том и состояло, чтобы гулять по городу и отдаваться мужчинам по своему выбору. Но это раньше, а сейчас получалось не так: Ленка пыталась держать себя в стиле дрянной девчонки, милашки, порхающей по постелям, но была для этого слишком энергетична, слишком женственна, слишком магична. Самые тупые мужчины понимали, что столкнулись с чем-то особенным, из ряда вон — и не могли ко всему отнестись столь легко.

И потом — её похождения не были только её делом, это все же нас двоих касалось. И не в морали дело — эти понятия здесь неприложимы. Но, видишь ли, все же мы с ней образовали какую-то связку, какой-то — не знаю — союз, какое-то вместе, а она с этим не считалась. А по мне-то отдавалось. Скажем, после такого вот бара я силой за руку притащил её на квартиру. Сдал соседке и уехал. Потом зашел к приятелю, посидел и часов в час вернулся домой. И узнаю, что Елена заявлялась и исчезла неизвестно куда. Время самое глухое, где её искать — фиг знает. Ладно, ложусь спать. А она тем временем три часа колесит с одуревшим таксистом по городу, заголяется перед ним, он, естественно, пытается её трахнуть, она его спрашивает: «За кого вы меня принимаете?» — а я все это время во сне дико стону, потому что мы в связке и происходит это все с нами обоими, а не с ней одной. А между прочим, ничего в жизни просто так не дается, и если у нас в той же постели кое-что получалось, то это потому, что мы оба в это вложились, что-то нашли, раскрыли друг в друге — и это вещь на самом деле очень и очень дорогая, и не затем оно найдено, чтобы бросить на сиденье первому попавшемуся водиле. И опять же, дело не в морали, но это все просто разорительно. Ну, представь, ты с компаньоном пашешь в кооперативчике, а он ваш доход пропивает, причем тебя не спрося — то же самое. И долго ли проживет такой кооперативчик? То есть Ленка двойную ошибку делала: к ошибке редкого свинства добавляла ещё и несусветную глупость.

— Слушай, я все хочу спросить: все, что ты пока расказываешь, это блядство и нимфомания, а в чем магия-то?

— Да как сказать. В этом тоже, кстати. Понимаешь, магично на самом деле многое и многое, самые обыденные вещи. Тот же секс вообще-то без магии не обходится. Какой именно — это уже другой вопрос. Так что не надо ожидать, что какие-то там духи должны являться и из воздуха розы сыпаться. Наоборот, чаще все облекается в такие повседневные, правдоподобные формы.

— Ты лучше примеры какие-нибудь приведи.

— Сейчас, подберу. Ну вот сны, например. Мне и раньше много чего снилось, но с Еленой обострилось. Один сон запомнился особенно — про мертвых львят. Будто ночь, а я превратился в льва. И так мне это понравилось, бегу себе и вижу Ленку. Она сидит у какой-то ямы с Юрой — это прежний её поклонник. Увидела меня, ей это понравилось, и она тоже превратилась в львицу. И мы с ней прыгаем, играем, а потом я подхожу к яме и заглядываю. А там львята, и все мертвые, убитые, и львенок один сверху такой красивый, сильный львенок. И над ямой сеть натянута. И приходят какие-то люди, охотники, и в этой сети всех уносят. А я на них прыгаю, пытаюсь отнять львят обратно — и ничего не получается. Страшный такой сон, а смысл без всякого Фрейда понятен.

Или что-то вроде общего сна — наяву. Лежим с Ленкой, отдыхаем, — то есть я отдыхаю, она не уставала, — и она начинает рассказывать, что ей в это время видится. А я ещё до её слов знаю, что она скажет, хотя сам это вижу очень смутно.

— А видение-то хоть какое?

— Про памятник. Нам двоим, будто лежим вместе — на локте так под голову. Потом прилетел Бог с недовольным лицом, надел на неё нимб и за собой увел. А я отпустил. Да это так, ерунда, важно, что оно видится вместе.

Или гадания. Я тогда и понял, что гадать хоть на чем можно — было бы что узнать, а знаки и самому можно подобрать. Например, я по Овидию гадал, это называется так, — раскрывал наугад один восточный сборник. И что ты скажешь — всю дорогу попадалась «Джатака о Суссонди» — это такая сказка, как царь драконов утащил на необитаемый остров женщину, а она и там ему рога наставила. Правда, не только это попадалось, но романтические такие любовные четверостишия:

Ну и, хотелось, конечно, верить, что это вот правильно, а то — нет. И наконец, без всякого гаданья знаки даются. Как-то раз, например, лежим с Ленкой у неё на кушетке, даже ещё не совсем лежим, и вдруг в раскрытую форточку влетает пташка — забыл, воробушек, синица ли. На улице холод, но у Елены по-настоящему топили, так что форточка настежь. И вот проходит полчаса или больше, мы уж распустились, а воробушек все летает себе по комнате. И садится на раму ещё и подруга, — Ленка вообще-то спорила, что это как раз воробей, а летает воробьиха, но ясно, что наоборот. И так все он порхает, и ведь не боится нисколько, а она — нет, все на форточке.

— Ну, и что это все означает?

— Смотря для кого. В моем обиходе это плохой знак — знак облома, неудачи, затянувшейся ошибки — примерно так — но это я сейчас знаю. Но ведь сразу можно понять: птичек две, но они врозь; потом — вроде как нашел он теплое место, и не гонят, и даже покормить могут, но это ведь только кажется так — все эфемерно, непрочно — до закрытой форточки. Штукато в том, что ужасно не хочется это понимать.

Что ещё запомнилось — пару раз у меня начинала ци с ладони течь. Знаешь, вроде мурашек — сухое такое электричество.

— Эрос?

— Н-нет, это не одно и то же. Эрос — это больше одушевленное, энергия живого, такое, ещё досексуальное, притяжение живого к живому. Мужское, женское, секс — это уже потом. По крайней мере, я так это понимаю, а я человек неграмотный, может, все и не так.

— Хорошо, и что с ци?

— Да ничего, просто забавно было — водишь у Ленки над животиком, а её разбирает. Я все хотел это — кисоньку — побаловать, но Ленка не дала, побоялась.

Но самое загадочное, что у нас было, я проспал <…>

— Слушай, но ведь это все скорее мистика, чем магия.

— Как посмотреть. Не так и важно. Видишь ли, я ведь говорил — очень часто это дела как бы совсем обыденные. Например, c тетей Надей — ну, выставили мы её, это одно, но ведь она только спустя год, когда уже вся история закончилась, рассказала обо всем маме.

— А что, мама… это…?

— Ну да, она человек совковых понятий на этот счет. Была, по крайней мере. А поскольку капать на мозги все женщины умеют, то для меня существенно было, как она на все взглянет. И взглянула так, что оставляла Ленку ночевать, — уж чего не ожидал, того не ожидал. Или соседка раньше была, умерла уже, пенсионерка, сплетница та еще. Ленка иногда кричала…

— То есть?

— Да то и есть — кричала. Как люди кричат? Между прочим, не особенно в кайф — не в лесу ведь где-нибудь. И вот был у меня магнитофон включен, а там запись — Ленка принесла — с похожей музыкой, женщина стонет, как бы сексуально. Я закрыл все двери и сделал погромче. А Ленка это переорала, и, видимо, в подъезде все равно было слышно. А эта соседка потом позвонила мне, вперила одобряющий взгляд и говорит: «Какой ты молодец!» — я чуть со стыда не сгорел, какое уж там мужское тщеславие. Так вот, эта старуха раз до и раз после выдумывала про меня какие-то совершенно никчемные сплетни будто я там кого-то приводил. Получалось, правда, пальцем в небо, а тут ни единого звука маме, а ведь и выдумывать ничего не надо. И понимаешь, походя заткнуть рот двум старым сплетницам — ей и той же тете Наде — это магия ещё та, не хуже филиппинской какой-нибудь. У Елены вообще дар был заставить работать на себя чужие тени, как это в магии называется. Ей потому и сходило все с рук. Скажем, как-то раз у её сестер на дому мы готовились к зачету. Закрылись в комнате и, конечно, всю ночь — как поизящней выразиться? — предавались дозволенным радостям. К слову, на следующий день одна из сестер повстречала Эллу В. Та поинтересовалась — а что, мол, Лена заболела? Сестричка с простой души отвечала — да нет, они то есть мы с Ленкой — наверно, ещё придут, всю ночь готовились. Элла В. вытаращила глаза и цинично захохотала. Это-то смешно, конечно, но злополучный зачет я вредной бабе сдал с третьего захода. А Ленка через недельку поехала и потихому списала. Получилось так, что она попользовалась моей удачей, и так у ней получалось со многими и по-разному. Другое дело, что все это попусту, вслепую, — Ленка этим, так назову, обладала, но не владела. Она за всякие пустяки хваталась, за кольцо какое-нибудь серебряное, а все это, разумеется, чепуха — все эти карты, амулеты, заговоры, кошки черные и прочее. А по-настоящему, в чем её главная магия была, — это то, что она создавала волшебную историю, приключение. Скажем, такой маг, как Толкин, это очень похоже описывает. Ты как бы оказываешься в опасном краю, где никогда ничего заранее неизвестно: из лужи может вдруг вылезти водяной — или чудище крокодил, птичка превратиться в Вову Юрасова ну и так далее. Нет правил, нет повторений; всегда надо быть начеку, потому что действительно опасно — до смерти, обоюдно. Мужчины её, понятно, бесились и страдали, но на самом-то деле им это очень нравилось.

— Ты вроде бы чуть раньше говорил про редкое свинство?

— Я и повторю. Верно то, верно и это. Она ведь сама не понимала, что делает.

— Слушай, а как вы расстались?

— Да даже не знаю. Понимаешь, я на каждую встречу шел с чувством, что она последняя — больше ничего не будет. Можно сказать, что вся эта история была сплошным расставанием. Не знаю — когда. Может быть, когда после одной из ссор я привел её к себе, а она заглянула в дневник и прочитала там что-нибудь вроде — «Нет, не она. Ничего не получится.» И тут же ногой в сапог, рукой в шубу в рукав — и на улицу. Секундами позже я выбегаю — и ни зги не вижу. Обычно фонари не отключают у нас, а тут не горят. И какая-то беспросветность — хожу, высматриваю, но все как в том львином сне — как парализован, и ничего нельзя сделать.

— Ну хорошо, тогда другое — а сколько времени все это тянулось?

— Где-то полгода.

— Так долго?

— Хм, так было же из-за чего и тянуться, не только расстаться. Не всякой женщине в пять утра будешь за чифиром рассказывать о четырех встречах принца Сидхартхи, а потом посмотришь в глаза и скажешь: «Я хочу тебя» — причем, ей и то интересно, и это. Мы и сами под конец стали понимать, что нам не любовниками надо быть, а как-то по-другому — только не знали — как. А как трогательно она меня ревновала! «С кем ты представлял себя из нашей группы?» — почти по Евангелию — с кем ты прелюбодействовал в душе своей? — «Вот с этой и этой». «Ну, и с этой, наверное?» — а я действительно почти всю группу примерил — «Да, и с ней тоже.» — «И с ней?!. Она же мымра, она же некрасивая!» — «Почему, она интересная.» — «Вот гад!» Или пошутить могла: идем по улице, я и вспомню из детской книжки: «Шел Шашка по шошше и шошал шошку» — а в ответ следует: «Шла Ленка по шоссе и сосала Сашкин». И начнет расписывать: тихо едет машина, на капоте Сашка со спущенными штанами, за ним она… Потом, жить не по трафарету — это тоже ведь чего-то стоит. Ну и проникновения у ней были кое-какие, и — Тайна, этого уж не касаюсь. Да и постель — до и после Ленка могла себя безобразно вести, но здесь-то была безупречна. Почти. А у многих женщин наших наоборот — ходят-то вроде гладко, ну, а в постели по-свински, а это показание, между прочим, более надежное.

— Как по-свински?

— А так, низший тип — думает, что если легла и ноги раздвинула, то уже все — она облагодетельствовала. И мужчина обязан стараться — и в постели, и в жизни — отрабатывать, что его к мировому сокровищу допустили.

— Знакомо.

— О чем и речь. Переучить, конечно, можно, но долго, и лучше уж в сторону. Видишь ли, здесь дело даже не в сексе. Главное, человек должен принять вызов своей судьбы, — а этогото все и боятся — и ищут, за кого спрятаться. Вот сейчас американские феминистки у нас толкутся и, конечно, лепят много смехотворного. Но в этом-то они правы — наши женщины слишком зависимы, слишком несамостоятельны, слишком хотят укрытия — на том и попадаются. Пока дело дойдет до мужчины, наша женщина уже сто раз отдалась государству — на простой секс её уже не остается. Это не метафора, кстати, все буквально так. Все эти стереотипы — «хорошо то, плохо это», «в жизни надо так и так» и так далее — это ж не просто так приобретается, — на это тратиться надо — и тратится на это жизненная сила — Эрос. Одна беда поиметь-то её во всех видах поимели, мусором голову забили, но кайфа от этого совершенно нет. Теперь она ждет, что придет мужчина и доставит ей положенное удовольствие, — а мужчине уже просто некуда воткнуться. Ну и что с такой жизни? — конечно, пьянка. Понимаешь, то, что принято считать общественными установлениями, государством, моралью там — это на самом-то деле такое коллективное совокупление — да ещё с таким размахом и с такими извращениями, что куда там какому-то порновидео — это уже так, манная каша. «Пентхаус» сто тысяч народа не сгонит в бараки, а Адольф Гитлер пожалуйста, хоть сто миллионов. И я не великие новости открываю — на Западе это азбучные вещи для любого психолога или, скажем, антрополога.

— Очень интересно, но ты сильно отвлекся. Как вы все-таки разошлись? Ну, внешне-то хоть как все обстояло?

— Я не выдержал. Если кратко, написал письмо — извинился, что я не Бог, что быть вместе без её участия не получается, слов больше было, но суть такая. Приехал, привез письмо, сказал, что ухожу, поцеловал в губы и уехал. Потом умирал несколько дней — не то, что очень её хотел, а просто плохо было, как вот с водки. Может, и умер, не знаю.

И где-то в это время приснился сон. Будто я стою на маленькой такой планетке, и она начинает сдвигаться с места вверх. А напротив на такой же планетке стоит Ленка и растерянно так смотрит на меня. Над ней такая большая радуга — и эта радуга её за мной не пускает. И мы все дальше расходимся.

И примерно в это же время произошла одна важная вещь. Был, кажется, конец марта, все таяло, в небе стояло солнце, и все сверкало. Конечно, это не мировые линии, а все равно — какой-то отблеск в таких случаях есть. И среди этого сверкания я неожиданно понял, почувствовал, что я свободен: я могу пойти, куда захочу, и делать то, что найду нужным, я могу прямо сейчас повернуть к вокзалу и поехать в Ригу или Хабаровск, а могу, если так решу, сесть в этот мокрый снег и умереть прямо здесь, и только моя глупость, а никакой ни Бог, ни женщина, ни страна, — может держать меня на привязи самых больных или самых сладких переживаний. Тогда я, конечно, не знал, а ведь это и было настоящим магическим решением, — таким, которому можно помешать исполниться, но которое нельзя оспорить или отменить — таких сил в мире просто нет. И как знать? — может быть, вся эта путаная история затем и приключилась, чтобы я принял вот это решение свободы.

Потом у меня было разное, такого уже не было. Самое странное, что лет пять я вспоминал Ленку довольно часто, но — никак: ни как хорошее, радостное, ни как больное и плохое — просто — было и было. За это время я прочитал кое-какие тексты, кое-что понял и теперь могу, мне кажется, определить, что у нас было неправильно.

У Ленки главная ошибка была та, что она была «красный демон»: пользовалась тонкими, верхними энергиями, чтобы получать наслаждение, а правильная направленность противоположна. А моей ошибкой было то, что я пытался быть с ней вместе, как с обычной женщиной, рутинно, тогда как мы оба на это не годились. Следовало совсем другое — построить магический союз и помочь друг другу понять в себе чудесное — хотя бы попробовать так. Но мы были слишком нетерпеливы, слишком глупы и невежественны — оно и не получилось.

А может быть, и это неверно, и все бывшее и небывшее — всего лишь эпизод в старой игре Охотника и Дианы.