Enter Rupor

Часть 1. Не подставь брата

Весна 2020 года в Москве не задалась. То дождь, то снег. То холодный мерзкий ветер. То разрастающаяся из Европы, Америки и Азии паника. Пандеминимум пока ещё не превратился в пандемаксимум, но уже пожирал человеческие мозги.

Алекс, встрёпанный после разговора с отцом, зашёл в пустынное вьетнамское кафе и задумчиво побрёл в дальний угол за ширму. На беззвучном экране телевизора бульдозер сваливал в братскую могилу тысячи искорёженных манекенов. Брат уже сидел на чёрном диване и лениво теребил меню в чёрной рамке. Дурное отражение. Вроде такой же высокий и чернявый, но борода слишком ухоженная. А от клетчатого спортивного костюма и винтажных роговых очков у любого стилиста случилось бы семяизвержение. Даже у тощей, фригидной бабы.

– Хай! Как сам? – бросил брат, наугад протянув руку.

Даже головы не поднял.

– Херово, Майк, – зачем-то протянул Алекс, шлёпнул по подставленной ладони и сел напротив. – Батюшка поставил условие, – не став тянуть резину, сообщил он. – Денег на раскрутку группы получим, только, если вернусь в грёбаную семинарию.

– И чё? – наконец взглянув на брата, уточнил Майк. – Она же всё равно закрыта на карантин…

– Через плечо…

– Не ругайся, Елисей, ты же будущий служитель господа…

– Иди в жопу! И не называй меня так больше, Мишенька!

Майк пожал плечами, но провоцировать брата больше не стал. Он и от собственного имени не фанател, а уж от Елисея и подавно. Их дорогой батюшка вычитал его в книге. Замшелый еврейский пророк, прославившийся тем, что проклял потешавшихся над ним детей. Потешавшихся?! Это слово покруче «монстрофилии». Сразу чувствуется, что дальше начались сплошные извращения, направленные против детей. Отсюда вопрос: «Зачем так называть сына»? Имя и в ранние то годы высаживало, а после школьной порнушки Пушкина «О спящей тёлке и семи качках» окончательно изогнулось в клеймо. Королевичем, с характерной картавостью, брата называли даже преподы.

– Я, в семинарию, не вернусь! – рубанув ладонью ни в чём не повинную атмосферу, выплюнул Алекс.

– Тогда группе хана, – с унылым смешком протянул Майк. – Видишь же, что творится? В чартах одни хачи. Заработали на помидорах, теперь на тупых подростках наживаются. А мы с тобой уже у самого ануса. У нас ни витаминок, ни половин-ОК, ни батюшкиного бабла, – он подпёр подбородок кулаками и просительно уставился на брата. – Хоть вид сделай, всё равно же закрыта…

– Нет!

Они замолчали, и повисшее в ароматах вьетнамской кухни напряжение, разрушил только с трудом протолкавшийся сквозь него официант. Он, улыбаясь, показал пустой блокнот и демонстративно приготовил карандаш. По-русски, самый настоящий вьетнамец, нихрена не понимал, но умасливанию клиентов языковой барьер не мешал.

– Нихао! – бросил Майк. – Фо-бо.

– Кон нитти ва, – поддержал брата Алекс. – Фо-га.

Китайское и японское приветствия сказали на автомате, давно уже привыкли так общаться в этом заведении, «Тяо» почему-то не прижилось. Да и выбор супов традиционный: много, сытно и недорого. Батюшка деньгами не баловал.

Официант тоже, как обычно, поднял раскрытую ладонь, по которой они всегда хлопали, но тут же убрал, виновато поведя плечами. Эпидемия требовала послушания: трогать друг друга, даже за руки – не толерантно: «Здоровайтесь локтями, туфлями и мысл́ями». Вот и новый хит! Такие бы писать, чтобы девочки писались, а не перепевать Кипелова, о котором уже мало кто помнит.

Официант скрылся за дверью на кухню, и Майк выглянул из-за бамбуковой циновки-ширмы. Зал так и остался пустым. Только кричал в безумном патриотическом порыве стандартный, 84 на 60 см, агитплакат: «Правильнее спасти одного вирусного, а не двух сердечников!». И медсестра с фонендоскопом в белом халате, из-под которого призывно выглядывали голые коленки, предлагала ударить по подставленной ладони в перчатке, чтобы скрепить договор и подтвердить, что один к двум нормальный размен.

– Дебильный вирус, – проворчал он. – Так скоро последнюю дешёвую обжираловку закроют.

– Как бы нас всех не закрыли…

– Чёртов пессимист, вернись в проклятую семинарию, получим бабки на раскрутку и свалишь.

– Сам туда иди!

– Не могу, – вздохнул Майк. – Ты старший. Тебе все плюшки, а я, так. На меня батюшкино благословение не распространяется. Знаешь, что он сказал, когда я набил робота на бицепс? – он хлопнул себя по руке. – А ничего! Надо было на морде татуху сделать…

– Давай махнёмся! – разозлился Алекс. – Хочешь на моё место? Ну чего ты, давай, – он выхватил нож из подставки и приставил к горлу. – Ща чиркану, и ты старший. Пойдёшь в семинарию…

– Пошёл ты сам.

Они ели друг друга глазами, пока у обоих не запершило в горле. Тогда Майк прокашлялся и состроил задумчивую рожу.

– Помнишь, что говорила Галина Эдуардовна…

– Не поминай при мне эту чёртову психичку! – у Алекса волосы встали дыбом.

– Галина Эдуардовна, говорила, что ты никогда не поправишься, если будешь делать себе больно…

Нож пролетел в нескольких сантиметрах от головы Майка и воткнулся в ширму. Покачался и упал, громыхнув об пол. Сиденье дивана заскрипело так, словно попало под циркулярную пилу. Оно катапультой подбросило Майка вверх и сдвинуло им стол:

– Не хочу жрать с психом. Фо-бай за двоих.

Он развернулся и рванул к чёрному ходу.

Алекс неподвижно сидел минуту, пытаясь считать про себя. Обычно помогало успокоиться, но сейчас внутренний голос орал так громко, что заглушал счёт. Догони и накажи! Никто не может так с тобой поступать. Он держался, пока не кончились припасённые цифры, вскочил и побежал за ним. Влепить брату подзатыльник и поджопник, как в детстве. Прижать к стене и наорать. Да так, чтобы всю рожу слюнями забрызгать. Чтобы… чтобы… переломать рёбра… Он выскочил в переулок и чуть не налетел на машину. Здоровенный чёрный джип едва вмещался в узкую каменную кишку, сдавленную с двух сторон домами. Водитель стоял у машины, с недоумением рассматривая асфальт. Под широкими колёсами валялось смятое тело. Грязное, с кровавыми разводами. Алекс даже не сразу признал брата.

– ПДД надо соблюдать, что и требовалось доказать, – грустно выдал водитель и потёр длинную кучерявую бороду.

Настолько здоровый человек не должен был помещаться даже в своём огромном джипе. Непонятно как на него налез строгий чёрный костюм, как у служителя похоронного бюро из иностранного фильма. Алекс задрожал. Медленно опустился на колени и приставил руку к шее брата, но передающая удары сердца жилка не дёргалась. Челюсть сжалась сама собой, он подскочил и хотел врезать здоровяку, но тот предусмотрительно прыгнул за открытую дверь джипа.

– Он пока будет жить, если ты согласишься послужить!

– Чего?!?

Водитель снова потёр длинную бороду, будто пытался её заострить.

– Ещё успеешь его спасти, если смогу до тебя донести.

– Ты дебил?

Алексу не помогли даже цифры, они бросились врассыпную, а он накинулся на здоровяка, но лишь схлопотал тяжёлой дверью джипа. Отлетел и плюхнулся на задницу рядом с неподвижным братом.

– Решать, пока не торопиться, иначе можешь… – водитель задумался, нелепо перебирая губами, – ошибиться.

У Майка голова так вывернулась, что из шеи под воротом спортивного костюма что-то выпирало, но распахнутые глаза смотрели с осуждением. В них отражался засраный переулок между домами, большой чёрный джип и сидевший на асфальте человек. А внутри, глубоко под неправдоподобной ширмой, разливались океаны злости. Алекс видел, как из окон, отзеркаленных в глазах домов, выплёскиваются потоки огня. Он сморщился от их жара, неутолимой ярости и желания пожрать весь мир. Тяжесть пламенного потока прижимала к холодному асфальту так, что под задницей трещало. Здоровяк ещё что-то говорил, но беспорядочный смысл его фраз пролетал мимо и разбивался россыпями льда об стену дома. Он даже шмыгнул носом. Сунулся в свой джип и достал куклу-перчатку с круглыми чёрными глазами и кучерявой бородой. Её тоже облегал чёрный костюм, от чего надетая на руку, она напоминала обожжённый детский труп. Водитель тут же превратился в чревовещателя и его уменьшенная копия заговорила:

– Ты знал, псих, что твой брат освободит весь мир?

На Алекса так давил неподъёмный поток ярости, что он с трудом прошипел: «Нет!».

– Отвечать было не обязательно, – рассвирепела кукла-перчатка, распахнув зубастую пасть. – Ты даже таких простых вещей не понимаешь, – она вздохнула и оглянулась на здоровяка, чью руку скрывала. – Он тоже ни шиша не понимает. Говорю же, адекватных людей не осталось – в мире миллиарды придурков. А нашу единственную надежду на освобождение убил ты!

Алекс попытался возмутиться, но его отодвинул в сторону, протиснувшийся в переулок официант. За ним вышел повар. Они взяли Майка под руки и понесли внутрь.

Водитель-чревовещатель замахал куклой перед собой, как будто она ходила в отрешённой задумчивости.

– Они сейчас воткнут нож с твоими отпечатками, который ты кинул, ему подмышку. Пока подмышку. Но если будешь упираться, воткнут по-настоящему. На видео с камеры наблюдения видно, как вы ругаетесь, и ты кидаешь нож, но из-за бамбуковой ширмы не видно, что ты промахиваешься. Часть записи, где твой брат вскакивает и убегает, уже стёрли. Так что его убил ты. Почти убил! Но всё ещё можно исправить. Как магистр Храма истинных богов, ручаюсь, что это так.

Давление ярости спало. Алекс провёл языком по пересохшему нёбу. Металлический вкус слюны напомнил, что он уже несколько дней не принимал таблетки. Они, как всегда неожиданно, закончилось. Может отражение в мёртвых глазах брата галлюцинация? Он заморгал и уставился на грязный асфальт. По ледяной корке расплывалось бордовое пятно, доказывая, что таблетки ничего не исправят. Но тут вышел улыбчивый официант с тряпкой и начал замывать кровь с дороги.

Алекс зажмурился.

– Неправда, брата сбил ты…

Кукла-перчатка хрипло засмеялась голосом здоровяка.

– Кто тебе поверит, псих? Один анализ крови, в котором не найдут препаратов, и батюшка лично упрячет тебя в самую дорогую психбольницу до конца твоих дней. Думаешь, он, правда, не заметил робота на руке Мишеньки? Да он через десять минут домчался до того самого тату-салона на Ленинградке и разнёс его в клочья. Картонным роботом так отмудохал администратора, что того увезли в реанимацию. Знаешь, как вторичный картон опасен для здоровья? Минеральное масло, являющееся продуктом нефтепереработки, которое содержится в чернильных надписях вторичного картона, убивает нас…

Магистр-чревовещатель отвесил кукле пощёчину свободной рукой, и она закашлялась. Встряхнула головой, пробормотав что-то типа: «бр-ррр-р», и продолжила обвинительную речь.

– Убийца ты, тут сомнений нет. Скажу больше, после того, как здесь уберут кровь, – кукла-перчатка взглянула на выжимающего тряпку официанта. – Поправят одежду твоего брата за столиком и стряхнут с неё всё, что могло на неё прицепиться на улице, ты и сам поверишь, что прикончил его. Ты уже сомневаешься. Так что давай не будем усугублять твои разногласия с самим собой. Сделаешь то, что хочет Храм истинных богов, и брат вернётся к жизни.

Алекс замотал головой. Огненные потоки уже потухли и не давили на восприятие реальности. Мёртвые не возвращаются к жизни. Даже среди конченых психов, с которыми он прожил несколько дней во время обследования у Галин… ГЭ, в воскрешение никто не верил. А это о чём-то, да говорит. Логичная мысль так ясно отразилась на его перекошенном лице, что магистр-чревовещатель ответил:

– Твой батюшка прав, тебе не хватает веры. Именно от этого вся твоя несдержанность и ярость. Но в отличие от лживых христианских святых, я не буду кривляться и уверять, что чудеса случаются только тогда, когда пожелает бог. Потому, что в отличие от жадных обманщиков, сам способен сотворить кое-что особенное. Твоя мама знала, теперь узнаешь и ты!

Кукла-перчатка усмехнулась и опустилась к мусорному баку за дверью чёрного хода кафешки. Там в густой тени, среди плевков и жестяных банок валялась дохлая синица. Матерчатые руки куклы ухватили её за хвост и переложили на свободную ладонь здоровяка. Тот поднял её к лицу, дыхнул, и маленькая жёлтая птаха встряхнулась и, затрепетав крыльями, вознеслась над стенами домов.

Алекс даже не успел рассмотреть её отражение в тёмных окнах, но отчётливо понял, что теперь всё обязательно получится. Синица ожила! Огонь потух, и окна окончательно потемнели и лишились ярости.

– Больше не будешь мотать своей тупой башкой? – заревела кукла-перчатка. – Чудеса вокруг нас, но мы слишком больные, чтобы разглядеть их. Они повсюду, но мы слишком заняты собой, чтобы видеть, слушать и осязать реальность. Придумали себе… – она не договорила, подозрительно взглянув на официанта, который полностью уничтожил кровавое пятно, но не уходил, а фанатично смотрел вслед исчезнувшей в низких серых тучах синице и улыбался.

– Нгуен Ван… или как там тебя… Хань? Чё вылупился? Будда никогда мертвяков не оживлял? Вали, пока в иммиграционную службу не позвонил! Они тут всем такие чудеса покажут!

Официант вздрогнул от басовитого оклика магистра-чревовещателя и, загремев ведром, юркнул в кафе.

– Хочешь брата вернуть? – вкрадчиво спросила кукла-перчатка голосом здоровяка.

– Он не птица, – с трудом сглотнув, севшим голосом проговорил Алекс. – Он уже ушёл за огненную реку…

– Тсс! – кукла приставила матерчатый палец ко шву, заменяющему рот. – Тебе мама рассказывала? Об этом лучше не говорить вслух. Твой брат не птица, но он перелетит на этот берег, когда я позову, обещаю.

– Мне…

– Батюшка не простит, если ты не попытаешься.

Алекс опустошённо склонил голову. Ничего ужаснее, чем вернуться домой и описывать мятый окровавленный кусок мяса, лежащий на… он посмотрел на асфальт. Чистый лёд поблёскивал, и отражение как будто глумливо подмигивало. Окровавленный… с ножом подмышкой…

– Вот! – закричала кукла-перчатка, шов разошёлся и обнажил зубы из пуговиц. – Убийство тяжкий грех. Все религии на этом настаивают. Убивать можно только богу и его доверенным лицам. Ну, у некоторых конфессий ещё святым и помазанникам. А тебе, психу неверующему, даже думать об этом нельзя… но дело не в этом, твоё задание лишь частично связано с грехами. Ты должен найти грешников и дать им то, что они брали силой – добровольно. Помнишь заповеди?

Перед глазами Алекса пролетела серая стена семинарии и бесконечные часы, похожие один на другой, проведённые за ней. Челюсть свело от омерзения, но он всё равно кивнул.

– Хорошо, – обрадовалась кукла-перчатка. – Я помогу тебе с одной. Почитай отца твоего и, мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которые Господь, Бог твой, даёт тебе. Речь идёт о тебе самом. Покойную маму ты почитаешь, а своего дорогого батюшку ненавидишь, это неправильно. Исправь!

– Но как? – едва справившись с челюстью, спросил Алекс.

– Как угодно, хоть заколдуй, – отрезал водитель-чревовещатель. – У тебя сутки. Потом я скажу, что делать дальше. А если не выполнишь все задания, через десять дней твой брат так далеко уйдёт за огненную реку, что уже не услышит мой зов.

Здоровяк прискорбно вздохнул и сел в свой джип.

– Подожди! – заорал Алекс, но автомобиль заревел мотором и дал задний ход.

Он побежал следом, но джип выскочил на дорогу и исчез за тенями других машин. Пришлось вернуться. От одной мысли, что придётся входить в пустынное кафе, по спине побежали склизкие мурашки, поэтому Алекс даже обрадовался, когда дверь чёрного входа не открылась. Хотя он и так знал, что она не откроется, но всё равно подёргал за ручку и обошёл вокруг здания. На витрине висела табличка: «ЗАКРЫТО НА КАРАНТИН».

Часть 2. Не почитай отца

Первым делом он купил таблетки, заглотил их, едва отойдя от прилавка, и замер у аптечной витрины, посматривая на тёмное вьетнамское кафе на другой стороне улицы. Дом словно сжался. Потрескался кирпич на фасаде, осыпалась жёлтая штукатурка. Даже шторы на потухших окнах, как-то обвисли. Горел мертвенными огнями только рекламный экран. Резвые врачи в масках переливали кровь и увозили её в длинный коридор со светом в конце. А конечная запись ролика убеждала, что «больных вирусом, спасают так же эффективно, как больных онкологией». Хотя по мере действия таблеток смысл текста всё больше терялся.

Алекс несколько раз набрал номер брата, но в ответ каждый раз приходило смс: «То, что грешники брали силой – должны получить добровольно. Почитай отца своего, хоть загипнотизируй, но заставь поверить».

Нервы сбросили напряжение стальных канатов. Больше не хотелось швырять предметы, а жар огненной реки окончательно перестал кипятить мозг. В голове прояснилось, но стало только хуже. Разум бунтовал. Произошедшее в переулке казалось галлюцинацией. Такого не могло произойти, просто потому, что не могло произойти. Выходит, это спланированное, подготовленное, хитроумное похищение с… неясными целями, окончательно превратившееся в фарс и инсценировку. По официальной версии: храм истинных богов (ХИБ) давно хотел перевербовать батюшкиных последователей. Несколько лет действовал через маму, почти добился успеха, но она неожиданно погибла. Сферы влияния проповедников самая жестокая бойня во вселенной. Алекс посмотрел на часы мобильника. Пора звонить Пашке. Школьный товарищ работал в органах и быстро продвигался по карьерной лестнице, присмиряя жадные секты. А его начальник вёл дело мамы, перед тем, как её не стало.

Алекс провёл пальцем по смартфону и ткнул в зелёный значок с трубкой.

– Паш, Паш, Паш, – он выдохнул. – Помощь нужна. Майка похитили.

– Трезвый?

– Ты же знаешь, мне нельзя!

– Знаю, поэтому и спрашиваю.

Паша явно не обрадовался звонку.

– Я серьёзно, – взяв себя в руки, предупредил Алекс. – Похититель сказал, что он магистр Храма истинных богов…

– Кто? Всё! Хватит! Второй раз я… придёшь в себя, тогда звони!

Раздались длинные возмущённые гудки.

– Раз, два, три… – Алекс не успел досчитать даже до десяти, когда прогремел тревожный звонок с неизвестного номера. – Да?! – пробормотал он.

В ответ прозвучал бесчувственный металлический голос.

– Елисей Рябушинский, в разговоре вы произнесли словосочетание, обозначающее запрещённую в России террористическую организацию. Пожалуйста, оставайтесь на месте, не бегите и не пытайтесь препятствовать правосудию. С вами будет проведена разъяснительная беседа, специалисты по разъяснениям уже выехали. Оставайтесь по запеленгованному адресу.

Запись обращения отключилась под вздох Алекса. Теперь только ждать. Иначе будет намного хуже. Аннулируют пропуск с документами и банковскую карту. А восстанавливать потом всё очень долго и муторно. Один раз по дурости он уже бежал, так батюшке потом потребовались все его связи, чтобы замять происшествие.

Ждать специалистов по разъяснениям пришлось больше часа. Они будто нарочно провоцировали нарушителя на побег. Хотя за такую идею можно было лишиться не только электронных документов, но и гражданства. Государство ведь заботится о вверенных ему людях, и думать по-другому недостойно настоящего гражданина. Зато Алексу хватило времени, как следует проанализировать похищение брата. Большой чёрный внедорожник, как в романе Стивена Кинга. Мерзкий чревовещатель, как в романе Уильяма Голдмана. Воскрешение синицы, как в соннике Роммеля. Требования ХИБа, как галлюцинации упоротого наркомана. Всё случившееся не имело абсолютно никакой логики, поэтому могло напугать до мурашек даже святого мученика.

«Не посидели, не поели, а как устали» всегда говорила мама, по крайней мере, в исключительно редкие моменты, когда отрывалась от своих книг и компьютера. Она жила разработкой сверхсекретной компьютерной программы, из-за которой её и уничтожили спецслужбы. Так звучала семейная легенда, и противоречить ей было смерти подобно.

Наконец в аптеку вошли двое чисто выбритых мужчин в серых комбинезонах, масках и белых рубашках с галстуками. У одного синий, у второго красный. Младший направил на Алекса телефон, провёл сканирование, чтобы удостоверить личность и кивнул старшему. Тот поморщился, рассматривая подопечного, так что сжалась маска, но всё-таки поманил пальцем и повёл на улицу. Таблетки уже действовали на всю катушку, и спровоцировать приступ агрессии не получилось бы даже у Галины Эдуардовны устроившейся на работу в семинарию, поэтому Алекс безропотно следовал не особо вежливым приказам.

Его впихнули в тёмный фургон с гербом Аппарата Национального антитеррористического комитета (НАК): орлом с шахидским поясом в одной руке и автоматом Калашникова в другой. В кузове перемигивалась и тренькала приборами экспресс-лаборатория и по совместительству дознавательный пункт. Алекса усадили в кресло и подключили детектор лжи.

Наковец с синим галстуком спросил:

– Вы сейчас принимаете ваши лекарства от агрессии?

– Да, последний раз проглотил чуть больше часа назад.

Их лучше не пытаться обманывать, они знают всё. Наличные деньги давно вывели из оборота, а электронные медицинские карты так же легкодоступны для ФСБ, как сведения о кредитах, история браузера и телефонные переговоры. Спрятаться невозможно. Они лучше тебя самого знают на какой диете ты сидишь и какую порнуху предпочитаешь. Они помнят какие свечи от геморроя ты использовал в позапрошлом году, а какие в этом. О медицинских препаратах им вообще известно всё. Органы и фармкорпорации едины и неделимы.

– Амобарбитал лучше не применять, – вздохнул седой наковец с красным галстуком. – Попробуй что-нибудь из новенького.

Синий кивнул. Шприц с непринуждённостью палача воткнулся в вену, но Алекс даже не дёрнулся. Он в любом случае не собирался ничего скрывать и начал выкладывать всё как на духу, ещё до того, как что-то новенькое растворилось в крови и подействовало. Полиграф только успевал пищать, подтверждая его чистосердечные признания. Хотя хитроумные аппараты не забывали фиксировать и пульс, давление, частоту дыхания, электросопротивляемость кожи и сердечный ритм.

Когда он дошёл до своего звонка Паше, Красный приказал остановиться.

– Это мы и так знаем, – оборвал он и махнул рукой.

– Вас закодировали психотропными веществами, чтобы продолжить своё давление на вашего батюшку, – начал объяснять Синий. – Смерть инсценировка. С вашим братом всё в порядке. Показания его жизнедеятельности, поступающие к нам с его фитнес-часов, не менялись на протяжении последних восьми часов, с момента пробуждения. Поэтому, погибнуть под колёсами джипа он никак не мог. Мы обязательно проверим вьетнамский ресторан и его служащих, но вы тоже должны нам помочь…

– Если бы твоя мать в своё время не отказалась от сотрудничества, ничего этого бы не случилось! – бросил Красный.

Синий недовольно хрустнул челюстями, но всё-таки продолжил:

– Вы должны помочь нам задержать членов опасной террористической организации, запрещённой на территории Российской Федерации.

– Как именно? – послушно уточнил Алекс, стараясь не смотреть на Красного.

– Если этот, так называемый магистр, хочет, чтобы вы выполнили его условия, вы выполните. Пока он не требует ничего противозаконного.

– Как? Вы думаете это так легко? У меня с батюшкой, мягко говоря, натянутые отношения. Как быстро убедить его в почитании?

Синий снова поморщился.

– Мы разработаем несколько вариантов законного взаимодействия и сообщим вам позже. Ещё вопросы есть?

Он задумчиво уставился на Алекса и тот уточнил:

– Как этот, так называемый магистр, воскресил синицу?

Наковцы переглянулись и Красный кивнул.

– Она не была мертва, – мгновенно отрапортовал Синий, словно ответ входил в стандартную памятку фсбэшника. – Террористы из ячейки ХИБа используют запрещённые препараты, влияющие на сознание жертв. Вас отравили заранее, мы уже взяли анализ крови, когда делали укол, и обязательно выясним, чем именно вас кодировали. А птицу временно обездвижили вытяжкой из анальных желёз опоссума, а потом отпустили, чтобы заставить вас поверить в суперспособности, так называемого магистра. Стандартная схема зомбирования по типу «мессия-чудотворец».

Алекс кивнул. Такое объяснение обязано устроить любого гражданина. Оно разумно, логично, а главное, заставляет заткнуться расшалившееся воображение.

– Я могу идти?

– Да, вас временно лишают права на свободу передвижения и общения. По возможности, постарайтесь самоизолироваться, чтобы не увеличивать проблемы. И, естественно, делайте всё в точности так, как мы договорились.

После душного фургона на вечерней улице оказалось слишком холодно, поэтому Алекс вызвал такси и поехал домой. Пожилой киргиз рассказывал, что в Киргизии весной очень красиво, что там всё цветёт и пахнет, а в Москве очень холодно, плохо и люди злые. Если бы не таблетки, Алекс давно послал его на родину, а может даже ещё подальше за хребты Памиро-Алая, но проглоченные препараты вместе с новой сывороткой правды от НАКа превратили его в ласкового, полусонного, пушистого котика, которого не волновали ни мигранты, ни ХИБ, ни даже синица с огненной рекой. Он просто плыл сквозь разноцветные огни ночного города, нырял поглубже в их зачарованные заводи и выплывал на поверхность, только чтобы сделать очередной вдох. Сердце билось реже раза в минуту. Кислород давно растворился в томительном аромате киргизской шурпы, мант и лагмана. Восточные специи въелись в обивку такси, в крышу и даже трансформировали электронику. Радио играло что-то незамысловато-приторное, разбавленное призывами оставаться дома, на которые таксист каждый раз повторял: «А кормить, бараны тупые, вы нас будете? Жрать тогда на что?».