Эпидемия любви

Приложением к книжке, и к жизни, и к сердцу,

Приоткрывшему книгу как тайную дверцу,

Из тетрадок пиита ушедшего века,

от уже не чужого тебе человека.

ГЛАВНАЯ МЫСЛЬ ГЛАВНАЯ МЫСЛЬ

Молвлю я сейчас ТАКОЕ!

Что взовьётся ад от воя.

Что на всё придут ответы.

Что зайдутся все газеты!

Что слепцы прозреют разом!

Что стошнит вселенский разум!

Что богам – упасть, не встать!!!

…Что же я хотел сказать?

Варвар вправе выжать вдохновенье,

Из

тягучей тверди трудных троп:

Азимут

Любовный

исцеленья;

Йоту

Словом

Умертвлённых

нот;

Дерзость – декламировать

аккорды;

Каламбуром колебать канон…

Осознав однажды обречённо

Высшую возможность – выйти вон!

Эка дурость – смякнуть словом.

Эка тайность – крепнуть делом

В мире нашем черно-белом.

А попробуйте очнуться,

Рассупониться, взметнуться.

Потянуться за звездою,

Не рукою.

Бог в космосе,

Наверное, скучал.

Себя изучал.

По звездной пыли,

Мечтая, брел

И…!

Мир изобрел.

Слово обронил –

свет породил.

Землю создал,

души роздал, –

вылепив пару тел.

Разных.

Наверное, прекрасных.

Потом посмотрел,

прикинул, и подумал:

– Ну, я и удумал!

Наступил на огромного чёрного таракана, нечаянно,

Маленький, белый, с прожилками синими слоник.

Фолианты научных томов заслонили своими телами

Изрезанный нервными рифмами томик.

Всё! – устала калёная цепь от собачьего лая спесивого,

И тошнит моряка от лазурного моря, ужасно красивого.

Он отдал бы все то, что надёргал из моря сетями,

За козюлю земли под обгрызенными ногтями.

Возвращает дефисом война от приказов – до сказок

Сапогом по лицу, босиком по траве, кувырком из салазок.

И обида зелёной слюной за карманами щёк пузырится…

Может, вылизать кошку и в птичьем гнезде умаститься?

Я исправлю огрехи,

оставив грехи,

так, как правлю стихи,

оправляя их в правду.

Жаль судьбы не поправить,

поправ все права,

как себя я расправил,

отправив от правил.

Пресвятая Владычице Дево,

Непорочная Матерь всего

Покровительнице и упование

Ты спасения моего!

Ныне вновь я хощу отлучитися,

в многотрудный се путь предлежащий.

Ибо ведаю, не течет водица,

под недвижимый камень лежащий.

Отправляшись на праведно дело,

Свою душу и бренное тело

Всесвятая вверяясь Тебе,

Превручаю на время сие.

Во смотрение Твое крепкое,

И всесильную помощь Твою.

Богородице, Одигитрие,

покаянно я Тя молю.

Буде мне Ты, во всем помощницей,

Руководствуй мя на Пути,

Наипаче же, в далях дальних,

Ты направи мя и соблюди.

Под державным покровом Твоим,

Да не ползок путь будет моим

Мирна Ангела, верна хранителя,

Дево дай.

И незримого неба силою, – охраняй.

И от видимых враг, и невидимых,

живота моего

Во все дни охрани и от многих,

Не забыв одного.

От скорбей и от бед находящих

Огради.

И всецела к жилищу мя отчему

Возврати.

Дай, летящим к своей мечте,

Путь и Истина сый, Христе,

Ныне, присно, во веки веков,

Береги, Божья Мать, чудаков.

Чем засеял Ра Расею?

Что Ра жал, когда рожал?

Ра дугу, мостком подвесив

Рать, под Радугой собрал.

Хлопотать, –

хлопать тать.

Доле в цифери играть?!

Спеленали мужика

в лейбаки как в фанты.

На рогатине кишкой

золотые банты.

Навались, Святая Рать, –

повертаем время вспять!

Чудо-юдовых творцов

скалигеровских писцов,

всё одно, тверёз иль пьян,

в Чёрмно-море-окиян.

Потекли по роне Руны,

киммерийцы, скифы, гунны,

и Моголы, и татары, –

все имперские Тартары.

Рей седая борода

Ра Великая Орда!

Ряска хлюпнет

стиснув тину.

Скрипнет крест,

взойдя под спину.

Свистнет Вече:

– В коло-круг!

За спиной-спиною друг.

Копоть кружит кружева.

Русь пока ещё жива.

Ожил Сфинкс

взмахнув крылами.

Рвёт железными когтями

заскорузлую кору

и клокочет: к топору!

Наш посыльный

ветер пыльный.

Девять рун шлёт Перун.

Ну…

– Ату темноту!

Под хоругвями у Ра

грянем грозное

– у-Ра-а!!!

Сны

превращают в пепел сермяжный,

Мир,

заколдованный ложью бумажной.

Руки

в карманах,

Губы

в мозолях,

Чувства

заджинены в аэрозолях.

Память усохла.

Плечи обвисли.

В дезодоранте нуждаются мысли.

Если не снится,

значит, не спится.

Сердится

сердце встревоженной птицей.

Вот бы

проснуться и

улыбнуться,

от услышанного

обескрышенного.

Голосит глас

– Звоните сейчас!

Облучение приучение.

Экранное уркаганное.

Тонны чистейшего телеозона.

Доставка в любые зоны:

военные – патогенные,

курортные – эрогенные…

Из анальных анналов

сточных каналов и чёрных дыр.

Помоем

помоями «ойдодыр».

За качество отвечаем, –

до дыр облучаем.

Орган: «мозги».

Диагноз: «скисли».

Чудо шампунь «Тёмные мысли».

Флакончик пота «Запах работы».

Крылатки-прокладки «Мой нежный вампир»

Кому – чума,

а кому – пир.

Зарплата кровью!

Умри на здоровье.

Мир прекрасен,

ужасен и сир.

Если не спится,

то и не снится.

Сердце

трепещется раненой птицей.

Как бы проснуться и

не свихнуться,

от увиденного

постпредвиденного.

В Землю-матушку

вонзив,

хоботок железный,

извивается вампир:

сколько вам, любезный?

Жаль, природные дары

стерегут лишь комары.

Я бы пил,

да можно спиться.

Я бы спал, – увы,

не спится.

Мне бы кинуться закинуться,

но досрочно не откинуться.

Мне бы броситься отброситься,

но душа

в пенаты просится.

Врывается то и дело

в контейнер-тело,

пугая глазами,

наполненными миражами.

– К Президенту? На приём?

Не в чем.

И потом, о чём?

– Не каждый не может (подумай!),

«быть»

активированным Членом

блабладарственной Думы.

– Членом?!

Ответ, соответственно, нет.

Предпочитаю

«не быть»

органом оргазма,

миазменного маразма.

Пока в согласии

с головою

(органом не столь активным,

но менее интимным).

Звезды не падают,

а возвращаются,

туда,

где рождаются.

И цветут в соцветиях,

а не в созвездиях, скопом,

как видится из телескопов.

Ветхое фортепиано

предпочитает piano,

а не forte-музон,

вздыбленный как газон.

– Ученичёк!

Покаж дневничёк. Пятёрки за что?

За незнание?

Похвальное оправдание.

Из небесной канцелярии.

Справка.

Внесена поправка

в уложение «О размножении»:

Совокупляться, впредь, будете в мука?

Рожать – в наслаждении.

Законодатель: Создатель.

Судьба навестила.

Устало спросила, –

всё истязаешься?

Ой, нарываешься.

Ладошки,

нежные и горячие,

щенками незрячими

заёрзали по лицу.

– Дети,

дайте поспать отцу!

Обычно к концу

Снится, что спится.

Но,

что там, валяется…

мёртвою птицей?

Ватные ноги –

стыдятся дороги.

Нежные руки –

боятся разлуки.

Голое тело, режет глаза.

Стынет

без ножен, жало ножа.

Беда вальяжно

змеем бумажным

скользит над миром.

Мальчик

мечтает стать банкиром!

Принимают

отделы пропажи,

стариков и детей

как поклажу.

В моде измор.

Сапог сапогу не пара.

Не пойман, – значит, вор.

В своре, свара.

– Как,

шесть материков?

Тревога!

Семёрка – число Бога.

В морге ор,-

нет тары.

Восьмёрка

на колесе Сансары.

Ухабами жизней

вырваны спицы, –

ода и годы,

лики и лица…

Жизнь или смерть?

Игра или спор?

Всё одно, –

Пе-ре-бор!

Крик немой разорвал на пупке,

Плоть тяжёлого пыльного неба.

Белый камень в плетёной руке,

Стал краюхою чёрного хлеба.

На базаре старушки крестясь,

Продают свои девичьи грёзы.

И не всходят без боли стихи,

И тошнит от рифмованной прозы.

Сто жар-птиц со щенячьим восторгом клюют,

отощавшие за зиму бледные тучи.

Домочадцы сгребли в живописные тучные кучи

мои прелые мысли, наводя во дворе муравьиный уют.

Забреду в океан, закатав рукава и штанины,

мимо жирных медуз, мимо тины-рутины.

Простирну в Мировом всю слащавую пресную сушу…

Но, молитвой, увы, не припудрить истлевшую душу.

Но, увы, уходя, – никуда не прийти,

Без Любви,

Без Мечты,

Без Пути…

Днём и ночью кота на цепи,

Стерегут медалисты-собаки

Выдавая права только тем,

Кто усвоил запретные знаки.

Награждаются тени телами,

Так становятся тексты звуками.

Нарекаются бесы богами,

Так становятся звуки муками.

От теории страхов Селье,

Спит старуха в ажурном белье.

И четырнадцать женщине лет,

Стукнет в обед.

По праву – направо, по блату – налево.

Жаль, не пьют комары пиво.

Женщина без мужчины, – дева.

Мужчина без женщины, – диво.

Гружёные дымом подводы,

Усталые талые воды,

И честный, священный обман,

Как розовый жирный туман.

Нет в столице светящихся лиц,

Нет в деревне нудистских пляжей…

Мною писано, в «День восьмой»,

Белой сажей.

Спи, заевшая нота шарманки,

Спать – не знать.

Ты приснись мне похожей на маму, –

Божья Мать.

Слово зародилось и об зубы билось.

А я так старался (выпустить боялся)

что оно погибло, задохнувшись в чреве…

Схороню его я в родословном древе.

Опять стихи читаю вслух.

Глухим.

Огонь давно уже потух.

Все спим.

Кони скачут по свободе…

…был зачат на огороде.

Кони скачут по свободе…

…разродилась на подводе.

Кони скачут по свободе…

…одевался по погоде.

Кони скачут по свободе…

…был сержантом в третьем взводе.

Кони скачут по свободе…

…всё трудился на заводе.

Кони скачут по свободе…

…с думой главной, о народе.

Кони скачут по свободе…

…выпивали на природе.

Кони скачут по свободе…

…а ведь был не старым вроде.

…Кони скачут по свободе…

Под каретою телега, –

супер ига super ego,

(вполз гадючий гад ползучий

шумных дум безумный ум).

Чадо ухнет, Дева ахнет,

небо ладаном запахнет.

Демон денег и чудес

скрозь кольчужку в люда влез.

Сизокрылые гонцы

скалят желтые резцы

из недавнего в давно:

– хлеб из плоти?

– кровь-вино?

И уже не ночки, – ночи.

И уже не строки, – строчки.

В домовину или в дом

семь девчонок тащит гном?

Снесены ума палаты,

дружба требует зарплаты,

нежность ходит на работу,

правда вызывает рвоту…

…терпит совесть пораженье,

в тайной битве с отраженьем.