Катастрофа случилась под самый конец восьмичасовой вахты, когда Колька начал понемногу скучать.
Произошла она без особых «спецэффектов» – в рубке мигнул свет, на мгновение свернулись экраны консоли управления, и сверху, из-под потолка, донесся ритмичный вой тревожной сирены.
Разгерметизация! Ночной кошмар космолетчика.
Колька действовал по инструкции – выскочил из кресла и бросился к аварийному ящику, где хранился легкий скафандр, предназначенный как раз для таких случаев.
Щелчок замка, хруст пластика, и он оказался внутри прозрачного, снабженного парой баллонов герметичного «целлофана». Мягкое пиканье дало понять, что встроенный в скафандр блок связи включился в работу и подключился к информационной системе корабля.
«А как все хорошо шло…» – подумал Колька, шагая обратно к креслу.
Транспортный корабль «Багратион» класса «Прорыв» стартовал с орбиты Земли полтора месяца назад. Четыре месяца полета, и они окажутся в окрестностях Марса, вокруг которого вместе с Фобосом и Деймосом вращается российская станция «Тихов». Часть груза останется на ней, часть пойдет вниз, на расположенную в районе дюн Абалоса базу «Полярная».
Но это если по плану…
Когда вахтенный уселся на место, консоль работала, как и прежде, на экранах разворачивались диаграммы, менялись цифры в объемных таблицах, мерцали красным тревожные сообщения.
Колька про себя матюкнулся.
Судя по всему, им «повезло» угодить под настоящий ливень из нескольких десятков небольших метеоритов, и те как следует хлестанули «Багратион». Попадания обнаружились и в жилом отсеке, и в грузовом, и в отсеке компонентов дозаправки, и даже в двигательном отсеке.
Многослойная обшивка жилого отсека, рассчитанная на попадание «камушка» размером с кулак, торопливо затягивала нанесенные кораблю «раны», но тех было уж больно много.
В любом случае – нештатная ситуация, и сирену должны были услышать в каютах, где вкушали заслуженный отдых коллеги Кольки – капитан Иванченко, в просторечии Михалыч, и бортинженер Запольский, откликавшийся на Саню. Непонятно, почему они оба еще не появились в рубке, облаченные в такие же «целлофаны», возбужденные, готовые к труду и обороне…
Оценив обстановку – давление почти в норме и продолжает подниматься, система жизнеобеспечения работает нормально, отклонения от курса незначительны, – вахтенный выбрался из кресла и двинулся к выходу из рубки.
За люком – короткий коридор, из него можно попасть в каюты, санузел, камбуз и к шлюзу. Жилой отсек невелик, особенно если сравнить с двигателями или огромным грузовым.
Сделав два шага, Колька распахнул люк первой каюты.
Сначала он не понял, что видит, а затем волосы на затылке зашевелились – Михалыч лежал на койке, пристегнутый, лицо его было белым, в волосах запеклась кровь, а в стене виднелось оплавленное пятно – след пробившего все слои обшивки крохотного метеорита.
– Твою маму… – сказал Колька, понимая, что случилось почти невероятное.
Пронзивший «Багратион» камушек угодил капитану в череп и убил его.
На миг показалось, что это бред, что он спит, что этого не может быть, и, чтобы прийти в себя, Колька встряхнул головой. Аккуратно закрыл люк, шагнул дальше, к каюте бортинженера, но когда попытался повернуть ручку, та даже не шелохнулась.
Это значит – давление в каюте ниже критического, и люк автоматически блокирован.
– Саня! – позвал он, зная, что если бортинженер успел натянуть «целлофан», то он жив, и блок связи должен работать, отверстие в борту затянется, и позже можно будет открыть каюту…
Никто не ответил, и Колька понял, что остался один.
На то, чтобы свыкнуться с этой мыслью, ему понадобилось минут десять – невероятно мало для обычного человека, но вполне достаточный срок для тренированного российского космонавта.
Колька запретил себе думать, что случилось с коллегами, и вернулся в рубку. Сейчас главное – оценить повреждения, понять, что с кораблем, и решить, что делать дальше. Стащив ненужный более «целлофан», он склонился над консолью, и пальцы его запрыгали по клавишам.
Вскоре стало ясно, что «Багратион» жив, но тяжело ранен.
Серьезными неприятностями грозило, во-первых, то, что начисто снесло приемную антенну, так что Колька имел возможность передавать данные в ЦУП, но не слышать его. Во-вторых, отказал комплекс «Маяк», обеспечивающий «привязку» корабля к «Тихову», а без него невозможна автоматическая коррекция курса, в то время как каменный «град» вызвал отклонение в десятую долю градуса, грозившее на подлете к Марсу обратиться промахом на тысячу-другую километров.
Пустяк по космическим меркам, но гибельный для мало похожего на фантастический звездолет «Багратион».
У него есть тормозной двигатель, чтобы сбросить скорость, имеются маневровые, чтобы корректировать курс и маневрировать при посадке, но нет ничего, что позволит развернуться и полететь в другую сторону. Поэтому ликвидировать отклонение нужно сейчас, но это невозможно без «Маяка» или переданных из ЦУПа команд, у самого корабля недостаточно навигационных мощностей, чтобы точно определить, куда и какое нужно направить ускорение.
«Багратион» по большому счету – летающий склад, набитый в данный момент продуктами.
Ну а в-третьих, и это было самым гнусным, датчики показывали, что получивший пробоину главный топливный бак неспешно, но неотвратимо пустеет, и это значит, что примерно через месяц тормозной двигатель станет бесполезным и корректировка отклонения ничего не даст.
Николай Смирнов, заключенный в железную банку, врежется в «Тихов» или, что вероятнее, огненным болидом прочертит небо Марса и влепится в его поверхность, оставив на память потомкам небольшой симпатичный кратер.
– Твою маму, – сказал он. – И угораздило же нас…
Встреча даже с единичным метеоритом – штука почти невероятная, а «Багратион» ухитрился попасть на рандеву с целой их «компанией», причем крайне неудачно.
О том, чтобы самому устранить повреждения, речи не шло – новой приемной антенны у Кольки не было, устройство «Маяка» он, в общем, себе представлял, но не обладал должной квалификацией, чтобы его чинить, поскольку исполнял на борту должности пилота и врача. Ну а чтобы отыскать и заделать пробоины в топливном баке, понадобится не один выход в космос…
Есть шансы закончить эту работу раньше, чем топливо испарится, но не очень большие.
– И что, молча подыхать? – спросил Колька сам себя и сжал кулаки.
Нет, братцы, так не годится, русские так просто не сдаются, а уж русские офицеры – тем более.
Главная проблема – утечка топлива, грозящая тем, что он не сможет затормозить, улетит в неведомые дали или погибнет, врезавшись в Марс. Решить ее можно, ликвидировав пробоины в топливном баке или…
Удачная мысль, пришедшая Кольке в голову, давала шансы на успех, хотя и очень небольшие, – все зависело от того, пусто пространство вокруг него или поблизости имеется что-нибудь крупное.
Он включил радар, что используется на околопланетных орбитах во время стыковки и расстыковки, и затаил дыхание, ожидая результата… есть, на экране появилась светящаяся точка: сзади по курсу, довольно близко, немного дальше от Солнца и почти в плоскости эклиптики.
– Посмотрим, что это такое, – пробормотал Колька, отдавая команду идентификации.
«Астероид Эрос», – выдал корабельный «мозг», содержавший в памяти параметры орбит тысяч космических тел, начиная от планет и заканчивая безымянными, имеющими лишь цифровое обозначение каменными глыбами.
«Эрос, один из группы амуров, – вспомнил Колька, – в афелии вроде бы уходит за орбиту Марса, но недалеко, ну а большую часть времени болтается между орбитами красной планеты и Земли…»
Если удастся сесть на него, «Багратион» не умчится в космическую пустоту, не расплющится о поверхность планеты, вдохновившей Алексея Толстого на написание повести «Аэлита», он останется «на привязи» вокруг Солнца, причем в зоне досягаемости спасательной экспедиции.
Почесав затылок, Колька согнулся над консолью.
Ему предстояло решить непростую задачу – с помощью тормозного двигателя сбросить скорость, а используя маневровые, опуститься на вращающуюся, похожую формой на туфлю скалу длиной всего в тридцать с небольшим километров, а толщиной и шириной в три раза меньше.
Причем сделать это на корабле, не рассчитанном на приземления, и так, чтобы не разбить его в лепешку.На то, чтобы все рассчитать, а также проверить и перепроверить, ушло двенадцать часов.
Понятно, что скрипел мозгами компьютер «Багратиона», ну а Колька корректировал его работу и занимался другими делами: он передал информацию о случившемся в ЦУП и сообщил, что собирается делать. Устранил кое-какие мелкие неполадки и попытался восстановить «Маяк», но не преуспел; попал-таки в каюту Запольского, где убедился, что тот умер от декомпрессии, когда несколько метеоритов одновременно пробили все слои обшивки…
Отверстия затянулись, оставив уродливые черные «звездочки» из швов, давление нормализовалось, но это мало чем могло помочь бортинженеру.
Колька запаковал тела коллег в черные пластиковые мешки для мусора и через шлюз вытащил их наружу, поместил в «мусорный бак», предназначенный для хранения предметов, не портящихся в вакууме.
Затем он позволил себе час сна и приступил к работе.
Импульс маневровыми двигателями, чтобы слегка изменить ориентацию корабля в пространстве… и тут же – импульс главным, чтобы немного сбросить скорость… и еще один…
Понятно, что посадка на Эрос не являлась обязательной частью программы, вполне достаточно было бы выйти на орбиту вокруг него, но Колька понимал – «Багратион» слишком тяжел, чтобы слабенькая гравитация астероида надежно удержала его, а шансов исправить промах может и не быть.
Рубка дернулась и поплыла в сторону, перегрузка натянула пристяжные ремни.
Когда она исчезла, Колька оценил результат – все в соответствии с расчетами, все по плану…
За первым тормозным импульсом последовал второй, третий, четвертый… десятый, каждый в точно установленное время и с длительностью, определенной до десятой доли секунды… Поспешишь или опоздаешь, пережмешь или недожмешь – собьешься с курса, промахнешься мимо крохотного островка Эроса, затерянного в черном океане космоса.
К тому моменту, когда астероид оказался в поле зрения орбитальных камер, Колька чувствовал себя вымотанным до предела, и не столько физически, сколько морально – тяжело нести вахту двадцать четыре часа в сутки, не имея возможности как следует выспаться и отдохнуть.
Эрос выглядел не особенно впечатляюще – глыба красноватого камня, испещренная кратерами и усыпанная валунами. Типичный астероид класса S, обращается вокруг себя за пять с небольшим часов.
– Ну что же, будем стыковаться, – сказал Колька и принялся за дело.
Стыковок за его плечами было более трех десятков, причем иные проходили в сложных условиях, но никогда ему не приходилось подводить корабль к столь нестандартной «цели».
Еще один импульс главным, совсем короткий… затем два четвертым маневровым…. Один вторым, чуть подольше… Астероид приближается, можно рассмотреть детали на его поверхности… Долины, горы и кратеры получили имена еще в конце прошлого века, после миссии зонда «NEAR Shoemaker»… А вот и он сам, выглядит так, словно опустился на Эрос вчера, а не несколько десятилетий назад… Так, еще три импульса, все по разным направлениям…
Двигатели включались и выключались, «Багратион» дергался и дрожал, рыская в разных направлениях.
Единственный шанс не разбиться – уравновесить скорости корабля и астероида так, чтобы они почти не двигались относительно друг друга. Только в этом случае неуклюжая махина из нескольких отсеков, рассчитанная на «плавание» в открытом космосе, опустится на Эрос плавно.
Когда эта задача оказалась выполнена, внизу находилась большая котловина, расположенная на вогнутой поверхности астероида. Колька откинулся в кресле и вытер пот со лба – теперь ему остается нацепить «целлофан» и ждать, как произойдет «стыковка», до которой осталось тридцать… двадцать девять… двадцать восемь… двадцать семь секунд…
На экране моргнул ноль, рубка содрогнулась, скрипнуло основание кресла, откуда-то издалека пришел звук, напоминавший тяжкое металлическое кряхтение, и на этом все закончилось.
– Твою мать, справился… – прошептал Колька.
Теперь ему, заброшенному на Эрос Робинзону, можно познакомиться со своим каменным островом и ждать, когда за ним «приплывут» спасатели. Продуктов в трюме достаточно, чтобы не умереть с голоду полвека, ресурсов системы жизнеобеспечения хватит примерно на год…
А за этот срок астероид обязательно навестит спасательная миссия.
По крайней мере Кольке очень хотелось в это верить.