Ешкин код

Подловил майор Кормухин Гену Ешкина в самое «подловительное» время. После обеда, на коротком пересыпе, когда сон не сон, а глаза закрываешь и разлетаешься на атомы. Были вокруг пуховые и мелкие елочки, жирный воздух с комариными песнями и ты. Отдельно. А теперь нет. Теперь ты елочки, ты воздух и комариная песня и белое, такое жаркое, что уже все равно, солнце на рыжей сосновой ветке. Ты миг. Ты век. Ты, наконец-то, человек. И может быть… Ну хоть по краюшку…

– Цып, цып, цып, муховатые. – звал-подзывал майор Кормухин. Греб правой рукой хвойный слоеный воздух. Сгонял отвязавшиеся генкины атомы обратно в единую атомарную функциональную цепь. Постукивал нежно алюминиевой тростью с пистолетной ручкой по титановому мелодичному протезу. Он заменил майору левую голень и непутевые, левые мысли. Восстановив суть вещей, от физики майор Кормухин перешел к лирике. Начал тревожить, царапать свой внутренний нравственный мир.

– Гена, Генчик, Генацвале. – негромко позвал майор Кормухин. Так чтобы не прямо Гене Ешкину в ухо, а в сторону. Как бы для себя. Для галочки. Вроде бы как то что от него зависело сделал, а там как пойдет. Может Гена не проснется, может откажет, когда поймет куда и зачем его майор Кормухин тянет. Дело смертельное. И важности и вообще. И главное это майор Кормухин лично придумал Гену туда определить. Очень ловко и правильно Генка мог туда встроиться. Как можно и должно. Но все-таки. Все-таки где-то в самых потаенных своих душевных уголках-закаулочках таил майор Кормухин неосознанную и хрупкую надежду, что Генка его не услышит. И все само как-то мимо сквознет. То, что майор Кормухин решил затеять. Но что мактуб, то мактуб. Его не перемактубишь. Это, конечно, база. Как есть экзистенция. С этой философской категорией майора Кормухина познакомила противопехотная мина в славном 2015 году на грязной и зимней дороге в город Дебальцево. Можно (нет!) нужно сказать, что тогда Кормухин потерял ногу, зато приобрел голову. Теперь в нее майор не только ел и пил, но и зрил. Как в зеркало. Без страха, но с упреком.

– Товарищ майор. – Генка встал перед Кормухиным как есть. Худой, заспанный и баскетбольный. Кормухин едва до плеча Генки Ешкина доставал.

– Выспался? – строго спросил майор.

– Вроде. – Генка прищурился. Прямо в большие и нездешние красивые глаза с длинными ресницами валило полуденное хулиганское солнце.

– Вроде с ногами проснулся? – спросил Кормухин. – Посмотри внимательно. Может потерял где?

Генка вниз послушно посмотрел. По бедрам своим тощим похлопал и проснулся совсем.

– Да вроде … Как росли так и растут, товарищ майор.

– Это они зря. – посочувствовал майор. – С таким-то хозяином.

Кормухин, трость и протез издали осуждающий гулкий звук.

– Сколько раз говорил под машинами не спать? – не спросил, а загрустил майор. – Техника первая цель для дрона, Ешкин. Ну а ты за компанию. Зачем? Ты умрешь. Ладно. Твой выбор. Но ведь целый мир за собой потянешь, кусок ты куска. За просто так. Без цели и пользы. Маму-папу и куст сирени за окном. Э-э-эх. Пойдем.

– Куда это? – спросил Генка. – Я на кухню больше не пойду. Другой наряд давайте.

– На кухню это само собой. – обрезал майор. И добавил. – Но после дела. Пойдём.

Вперед майор не зашагивал. Рядом с Ешкиным держался. Трость лесную землю колола, а подпрыгивал майор. Из-за протеза или ещё чего. Генка пока расслаблено шёл. Позёвывал. Если бы не майор, опять начал бы растворяться в комарах, елочках и солнце.

– Будет у меня к тебе предложение. – говорил Кормухин. – Но сразу же скажу, что острое. Не по твоей шоферской специальности. Если откажешься, наоборот, даже спасибо скажу. Почему, знаешь?

– Вообще по нулям. – ответил Генка.

– Потому что я эту шутейку и выдумал. Уж очень ты под нее подходящий. Так что вот так вот. Понял?

– Нет. – честно признался Генка.

– Хорошо. – согласился майор. – Значит, самое время отказаться. Пока не понял. Думать не будешь. Ни меньше. Ни больше.

По широким и крепким земляным ступеням они спустились в окоп. Ловкий и справный. Уставной и кормухинский. С маскировочной плотной сетью над обшитой смолистыми ошкуренными брёвнами. На повороте к блиндажу с толстой, в три наката, крышей майор Кормухин Генку остановил.

– Дай посмотрю. – майор неодобрительно осмотрел Ешкина. – Повертайся. Ох и шпаковня ты, Гена.

– Да вы можете толком, товарищ майор! – начинал сердиться Генка пока Кормухин выправлял ему одежду и осанку заодно.

– Повертайся. – Кормухин отступил назад. Пробежался еще раз чётким глазом по не стремительной ешкиной вертикали.

– Толком тебе кто надо объяснит. Заходим, воин.

Блиндаж у Кормухина получился, как впрочем и все остальное кроме отношения к бытовому зароастризму и веганской шаурме, однозначным. Солидным и без подвохов. Два узких и длинных окошка смешивали подземную тьму с белым светом. Потолок и стены в свежих и духовитых досках. На полу мягкий упругий лапник и вместо комариного писка тихий и узорчатый джаз из синей таблетки-колонки. Но столе электрический самовар в полведра со скрепными граненными в подстаканниках, пачка рафинадного сахара и терикончик из горловской маковой сушки в глубокой и почти бездонной супнице. А по бокам всего этого натюр не морта война сидела и мир охраняла. Только теперь Генка Ешкин начал понимать, что дело может получиться серьёзным. На фронте именно эти ребята отвечали за громы и молнии. Свои и чужие.

– Спецназеры. – определил верно Генка.

– Есть такое. – весело отозвался один из спецназовцев. Молодой и бесконечно рыжий.

– Я Чума. Это самовар. А это… – рыжий подвинул самовар. – Это Шарон.

– Присаживайся, Гена. – сказал Шарон. Низенький, квадратный и с неожиданно зелеными и трудными глазами. Гена присел на лавку у стены. Рядом с ним сел Кормухин. Вытянул с удовольствием левую ногу.

– А? – спросил Кормухин. – Что скажете, товарищи офицеры? В масть?

– В какую такую масть? – заволновался Гена. – Чего темните? Если есть что, говорите. Нет, так я пошел. Мне за БК ехать, а потом кухня.

Шарон потянул вверх клапан нагрудного кармана. В ладони у него оказался пластиковый прямоугольник. Что-то вроде водительского удостоверения. Шарон посмотрел на Гену, потом на пластик. Сказал.

– Да. Есть в этом что-то.

– Так и я об этом. – поддержал Кормухин. – Я как только увидел сразу про тебя Гена подумал. Как надо похож. Там негр и здесь…– майор довольно и нежно ткнул Генку кулаком в район печени. – На всю бригаду один Майкл Джордан и мне попался.

Шарон передал пластик Чуме, тот Кормухину, а майор вложил его в тяжелые крестьянские Генкины руки.

– Это, Гена. – Шарон открыл самоварный краник. Плеснул кипятка в стакан. Отпил немного и продолжил.

– Значит, это американец. Вроде как, если мой Лэндан всё ещё изэ кэпитал. Абедайя Стар из города Гари штат Иллинойс. Про что жил, об чем дышал нам не ведомо. Знаем, что вчера его соседи ваши из 22-го полка того этого.

– Думал, как в Резидент Эвил будет. – улыбнулся Чума. – Запасная жизнь.

– Прям реально тупые. – согласился майор Кормухин. – В Курдюмовку на сафари? Дикий, дикий народ. Я вот чем больше таких вижу в горизонтальном положении, вообще у меня все ясно становится. В политическом смысле. Чтобы народ нормальный получился, он должен по щам получить хорошенько. Подняться после этого. Опять по щам и опять подняться. Тогда это реально народ, а не фигня на арахисовом масле как Соединенные Штаты Америки. Где мозги? Над Курдюмовкой решили доминировать? Курдюмовка их пережует и выплюнет. На то она и Курдюмовка.

– Ух ты. – восхитился Чума. – Вам, товарищ майор, на Первом канале выступать. С экспертным мнением.

– Мне не надо. У меня работа есть. – майор Кормухин потянулся за тростью и после упреждающего мелодичного звука сказал. – Как договаривались, хлопцы. Вы Генке всё объясните, но решение за ним. У меня и так и сяк мысли виноватые в голове костры рябины жгут.

– Да там делов то, Ген. – Чума забрался веснушчатой рукой в супницу. Выбрал одну ему известную правильную сушку и, подбросив вверх, поймал ее крепкими и белыми зубами. – Хруп, хруп и всё.

– Ты джихад-мобиль водишь? – спросил Шарон Ешкина.

– Я всё вожу. – сказал Гена. – А что это?

– Тойота пикап. Трофейный.

– Праворулька, что ли?

– Ага.

– Не вопрос. А делать то что?

Шарон переместился на лавку. Замкнул Генку между собой и Кормухиным.

– Мы бы и сами справились. Но вот некомплект у нас неожиданно случился. Старшой наш Николаич на больничке, а дело делать надо. Суть такая. Одеваем трофейные комки и броники садимся в трофейный пикап и едем трофеить одну трефную немецкую гаубицу на резиновом ходу.

– Всего-то? – недоверчиво спросил Гена.

– Ага. – подтвердил Шарон.

– Я то думал, что-то реально опасное. – сказал Ешкин. – А это… Когда выдвигаемся?

– Вот это малорик. – похвалил Чума. – Я как тебя увидел, сразу понял наш человек. Кровь штурмовая. Ты откуда, Гена?

– Из Шахуньи.

– Это понятно. В России где живешь?

Генка ломаться не стал. Обижаться тем более. Он вообще не обижался. Жизнь так заставила.

– Нижегородская область. Город Шахунья.

– Шахуньянин, значит? – задавил Чума озорную улыбку горстью сушек.

– Шахунец. – Генка зевнул и спросил у Шарона.

– Когда выдвигаемся?

– В полночь, конечно. – ответил Шарон. – Наше время.

– Ладно. – Генка повернулся к Кормухину. – Товарищ майор, тогда Семенова на рейс ставьте, а в наряд я уже как-нибудь после.

– Наряд само собой. – подхватил Кормухин. – Нет. Стоп. Что значит, выдвигаемся? Куда полетел, шахунец? То вообще тямишь, куда выдвигаться собираешься? Это не в Сватово по тихому смотаться за крымскими чебуреками и баклагой табуретовки для ефрейтора Рыкало. А? Что? Гена, Генчик, Генацвале? Не ожидал? Все про вас знаю.