Глава 23

— Жень, я сошла с ума?

— Сошла.

— Что мне делать?

— Наслаждайся.

Подруга усмехается, отправляя в рот полную ложку «Павловой». Меня передёргивает.

— Ой, только вот торт не надо ненавидеть! — продолжает усмехается Женя, прекрасно считывая мои мысли.

Торт, названный в честь великой русской балерины ненавидеть было за что.

За объединяющий его и «обожаемую» мной любовницу мужа балет.

— Торт ни в чём не виноват, тем более, не факт, что Анна Павлова такой вообще ела.

— Еле, не ела, какая разница. Не об этом.

— Вот-вот. Давай лучше о твоём незнакомце и разводе… мостов.

О незнакомце я и пришла поговорить.

Мне надо было поделиться.

Удивительно то, что с Женей мы общаемся в основном по интернету. И познакомились там же. В одной из соцсетей в группе для женщин.

Сначала сидели в «болталке» там, обо всем разговаривали, без рангов и чинов, ну, понятно, что в основном всё-таки подобралась группа приблизительно одного возраста и социального статуса, было несколько человек из другой оперы, но как-то быстро они отмелись. Потом перешли в мессенджер, где переписка была более кулуарной и удобной, тут изначально вместо нескольких тысяч читающих, что называется «из кустов» нас отделилось человек десять, может чуть больше. Постепенно стали отсеиваться и другие.

В итоге осталось семеро. Четыре москвички, одна девушка из области, одна живущая в далекой Германии и питерская Женя.

С Женей мы встречались в основном на её родине, собираясь в Питер я всегда ей отписывалась, договаривались один вечер провести вместе. Посплетничать, так сказать, вживую.

О моём разводе мои чатовские подружки, конечно, знали. А где мне еще было сливать негатив? Тем подругам, с которыми я близко общалась в реале всего сказать не могла. С чатом было проще.

С Женей — проще вдвойне, потому что она всегда казалась мне ироничной и мудрой. Могла сказать простыми словами то, что сам себе не всегда объяснишь.

— Жень, наверное, не стоит идти с ним в Мариинку, да?

— Наверное не стоит. И в «Англетер» заселяться не стоило. Но ты же там?

Я там.

Это ужасно.

Я не смогла.

Не смогла уехать. Не смогла твёрдо сказать Рафу, то есть Арсу, что не буду с ним общаться.

Я даже толком ничего не успела спросить о том… обо всем!

О жене… Как я спрошу?

Расскажи, почему ты жене изменяешь? Как часто ты это делаешь? Какая я по счёту?

— Он номер оплатил?

— Конечно.

При мне, мило пообщался с девочками на ресепшн, забронировал мне апартаменты с видом на Исаакий. Хороший номер. Лучше, чем я снимала в «Мосте». Ну и дороже, конечно, раза в три.

Это ужасно.

— Это нормально, Мила, смирись.

— С чем? С тем, что я блядь?

— Ой, Милана, тебе еще вот до этого самого… — Женя не очень любила материться. А вот я в последнее время что-то уж слишком часто. — Как до балерины.

Женька посмеивается, а я губу закусываю. Помню ведь, что и она через измену прошла. У неё такой бывший был… катком по ней проехал, сволочь. Это как раз всё происходило у нас на глазах, то есть в группе. Обсуждали, сочувствовали, помогали. А потом у Жени появился сразу муж и двое детей этого мужа. Многие тогда тихо по личкам у виска крутили, мол, нафига ей этот «гембель»? Чужие дети? Своих еще могла бы родить. А Женя молодец, никого не слушала, чужих подняла, да еще и своего умудрилась родить почти в сорок. Этому, как она сама смеялась «нежданчику» уже пять лет, а у детей, которые мужа — уже свои дети, так что Женя у нас и молодая мама и молодая бабушка в одном флаконе.

Я боялась, что она меня осудит.

За Арса.

Почему-то именно Женькиного осуждения боялась.

А Женя — вон она, усмехается весело.

— Знаешь, Мила, ты меня прости, но я так скажу. Когда любят — не изменяют. Это ты знаешь. Это я знаю. Значит, что? Значит наши мужики нас не любили. И на хрена они нам тогда? — Подруга многозначительно поднимает бровь. — Во-о-от!

— Да я не про наших сейчас.

— А жене Арса твоего зачем такой муж, который не любит?

— Может, ей нужен?

— Ну, если дура, то нужен. Или… если бабло дороже собственного достоинства.

— В смысле?

— В коромысле. Вот тебе бабло дороже?

— Какое бабло, Жень? Меня Королькевич вообще грозится оставить, с голой Жозефиной на снегу.

— С Жозефиной — это еще ничего, хорошо, что не с Изольдой.

— А… Изольда — это кто? Стесняюсь спросить… — я на самом деле не всегда понимаю Женькин юмор.

— Изольда, это тоже самое, что Жозефина, только спереди.

— Это… как?

— Ой, соображай, экскурсовод-любитель. Культурная женщина, а название органов не знаешь. То, что видит твой муж и твой гинеколог.

— Боже…

— Спасибо, я тоже думаю, что мы с тобой богини. Значит так, рефлексию отставить. Ну, переспала с женатым, и что?

— Не кричи, Жень!

Мы сидим в очень приличном ресторане, народу немного, но голос у Жени…

— Перестань, кому мы нужны? Так вот. Переспала. Ты не знала, что он женат!

— Тогда нет, но потом…

— Потом — суп с котом. Мила, хватит. Ты только себя мучаешь. Или ты думаешь, что таким образом ты отмоешься в глазах общественности? Или его жены?

— Плевать мне на общественность, — лукавлю, не плевать. — А вот жена…

Жена Арса меня на самом деле беспокоит. Да. Мне очень перед ней стыдно.

Стыдно потому, что я буквально только что пережила подобное и я помню свою боль.

Да, я орала на мужа, била его букетом, да, я не безропотно как овца приняла то, что произошло, да я, кажется, сама поняла после всего, что я, вероятно, не так уж сильно любила мужа. Но всё равно мне было больно и обидно.

Потому что предал.

Потому что если бы он пришёл и сказал — Мила, любви нет, прости, давай разойдёмся — это было бы честно. Пришёл бы до того момента как полез балерине под пачку. Да, мне бы тоже было бы больно. Но не так.

А если уж совсем честно — я запуталась.

И история с Арсением мне сейчас только мешает.

— Жень, что мне делать?

— Тебе правду сказать?

— Бежать?

— Честно? Мил, если бы я знала. Знал бы прикуп — жил бы в Сочи, так мой муж говорит. Любит в преферанс перекинуться, знаешь ли. Так вот — это очень верное выражение. Кто знает, что тебе делать? Что совесть подсказывает. Или сердце. Вот совесть что говорит?

Вздыхаю.

Нет у меня совести. Молчит она.

Как только думаю о том, что надо бросать Арса, «Англетер», Медного всадника, Эрмитаж, Невский, Неву… Мосты… Всё внутри протестует.

Но я ведь не могу оставаться тут и встречаться с Арсом?

Не могу с ним спать дальше, как ни в чем не бывало!

Боже…

— А сердце?

Сердце… Сердце сжимается при мысли, что я больше никогда…

Чёрт, чёрт…

Боже.

Каблучки щелкают по асфальту. Не мои. На встречу с подругой я пошла в кроссовках. Мы расстались у входа в метро на Невском, Женя нырнула туда, а я пошла пешком до Зимнего дворца и дальше по набережным.

Утром город на Неве был таким ярким, красивым — потому что на небе было солнце. И небо — чистое-чистое. Голубое. Высокое.

Я вспомнила рассказы о том, что, когда Питер начинали строить, желающих тут жить реально не было. И не из-за того, что якобы климат гадкий, болота. Тогда и болот-то почти не было. Север. И солнце, которое не хотело никуда заходить — если показывалось.

Иду по улицам и думаю о том, что чувствую к этому городу. Нравится ли мне тут? Однозначно — да. Нравится. Смогла бы я тут жить? Однозначно нет.

Почему? Потому что правильно говорят — не стоит путать туризм с эмиграцией. Это и в случае с Питером работает. Я не представляю себе жизнь в этом городе. Да и в любом другом, наверное. Просто потому. Что Москва — это моё.

Именно Москва с широкими проспектами, с вечно спешащими горожанами, с кривыми улочками, где можно натолкнуться неожиданно на деревянный дом, увидеть совершенно необыкновенную архитектуру. Москва уникальная. Москва ни на один город не похожа. Самобытная. Яркая, шумная, щедрая. Хлебосольная. Веселая. На самом деле никогда не спит. Очень разная. Даже язык в разных районах разный — и дело не в наличии трудовых мигрантов.

Люблю Москву. Она в моём сердце.

А Санкт-Петербург… это другая любовь. Несколько часов дороги, и ты словно в параллельной вселенной. С поребриками, бадлонами, пышками, курой и гречей. Величественным Исаакиевским. Золотым Адмиралтейством. Огромной Дворцовой. Полноводной Невой. Статными жеребцами на Аничковом с блестящими «фаберже». С совсем другой историей. Удивительной, уникальной, мрачной, трагичной, великой.

Почему-то хочется плакать.

Не из-за себя. Из-за него. Из-за города. Города, которого могло не быть.

Но он есть.

Солнце прячется, налетает странная мгла. И сразу вспоминаются герои Достоевского. Их драмы. Страдания.

Не хочу страдать.

В городе, в котором страдать вроде как принято я хочу улыбаться и быть счастливой. Несмотря ни на что.

— Ты красивая когда грустишь, но еще лучше, когда улыбаешься.

— Ты следил за мной?

— Нет. Правда. Честно, не следил.

Арсений смеётся и разводит руками.

— Я же сказала, что не хочу тебя видеть.

— Не смотри.

Издевается? Хмыкаю, и иду дальше. До отеля рукой подать. Я, правда, хотела еще зайти в Исаакиевский…

Женя в конце встречи сказала мне, чтобы я забила болт и плыла по течению.

Мне отчитываться теперь не перед кем, пусть у Арсения голова болит.

Но у него, по ходу, болит кое-что другое.

— Я знаю место, где тебе не придётся на меня смотреть. — говорит, и протягивает билеты.

Всё-таки Мариинка. Как обещал. «Лебединой озеро». Что ж.

Ударим балетом по разводам и изменам?

Символично.

И самое главное, что ведь я пойду! Не упущу такую возможность точно.

— Когда?

— Завтра.

— А сегодня?

— Крыша в нашем распоряжении.

— Нет.

— Ну, может просто погуляем по городу?

И мы просто гуляем. И снова смотрим развод мостов. Уже просто с набережной, в толпе.

Красиво, ярко, весело. Молодежь ликует, кричит, поёт. В Питере постоянно поют, столько уличных групп, все играют рок. Не всегда хорошо, но стараются. И сейчас на набережной кто-то с гитарой лихо рубит песни группы «Кино». Я их знаю благодаря старшему брату. Вижу, что Арс их тоже знает. Не удивительно, ведь песни сочиняли и пели именно в этом городе?

Зябко ёжусь, на плечи ложится пиджак Арса, его рука.

— Замёрзла?

— Устала, хочу в отель.

— Пойдём, провожу.

— А ты потом куда? — зачем я спросила?

Он пожимает плечами.

Я не должна идти с ним. Не сегодня точно.

У гостиницы Арс меня мягко разворачивает к себе. Обнимает.

— Прости меня. Я должен был сказать тебе правду.

Поздно уже раскаиваться, всё произошло.

— Я хочу тебя, Мила. Ты хочешь меня. Почему мы должны… лишать себя этого?

— Потому, что ты женат? — пожимаю плечами.

А он молчит.

Но в Мариинку мы идём.

Я надеваю привезённое специально платье, туфли. Всё пригодилось. Причёску делаю в салоне отеля — для меня находят местечко. Хороша. Сама себе улыбаюсь, глядя в зеркала в холле.

Арс приезжает за мной на такси. Он в смокинге. Офигенно выглядит. Мы красивая пара.

У нас места в партере, идём по проходу, и я вижу прямо перед собой другую красивую пару.

Балерина. И мой пока еще муж.

Шикарная встреча.

Загрузка...