Если он неотразим

Глава 13

Комнату освещал слабый свет луны и свечи. Хартли смотрел на жену, лежащую в постели. Повязки на ее плече и груди резали глаз. Ее ранили, когда она находилась под его опекой, и это бесило его. Три дня битвы с раздирающими противоречивыми чувствами не погасили гнева Хартли.

Он был в глубокой, глубокой тревоге. Чувства, с которыми он боролся, были вызваны не чисто физическими желаниями. Конечно, вожделение присутствовало, сильное и горячее, как огонь, более сладкое и приносящее большее удовлетворение, чем когда-либо. Уже одно это должно было предостеречь его: он вступает не просто в милый, обычный брак. Вспоминая свои чувства и поступки со времени знакомства с Алтеей, он дивился своей собственной слепоте. Все признаки налицо, если знаешь, что ищешь. Он любит ее.

Хартли чуть не рассмеялся, и не просто потому, что ему понадобилось три дня, чтобы понять это. Он был полон чувств, которые прежде презирал. Это ведь он надменно заявил Яго: «Я в любовь не верю». И привел самодовольные и глупые причины. Теперь, зная, что это такое, Хартли смутно вспоминал времена, когда его родители были вместе, и понимал — они любили друг друга. Очевидно, это и было причиной того, что, долгое время считая себя убежденным холостяком, он подумал о браке, как только встретил свою суженую — Алтею.

Сидя в кресле у постели, он взял ее за руку. Как же он ошибался, считая, будто достаточно испытывать к жене симпатию, наслаждаться ее обществом и делить с ней горячую страсть. Теперь ему нужно больше. Ему нужно, чтобы она любила его так же, как он любит ее. Как этого добиться — вот вопрос. Он умеет соблазнять, но он никогда не пытался завоевать сердце женщины. Да никогда и не хотел этого. Хартли не оставалось ничего другого как молить Бога, чтобы у Алтеи было больше причин выйти за него замуж, чем у него, причин более важных, таких, которые идут из сердца, а не из головы.

Хартли застыл, когда Алтея пошевелилась, ее рука сжалась в его руке. Она будет жить, но какое-то время ей придется терпеть боль. Даже тех трех дней, когда она то приходила в себя, то снова теряла сознание, оказалось недостаточно, чтобы боль прошла. И еще останутся два уродливых шрама, которые испортят совершенство ее кожи цвета слоновой кости. От этого он не будет желать свою жену меньше, но всякий раз при виде этих шрамов он будет вспоминать, как легко мог потерять ее. Он поднес ее маленькую нежную ручку к своим губам и поцеловал в ладошку. Потом снова посмотрел на ее лицо, глаза Алтеи были открыты.

— Очень больно? — спросил он, помогая ей сесть, чтобы выпить сидр, оставленный Кейт. — Доктор оставил тебе немного лауданума.

— Терпеть не могу это отвратительное лекарство, — сказала она. Алтею обеспокоило, что такое простое действие — слегка приподняться и выпить напиток — заставило ее задохнуться и задрожать от слабости. — У Кейт есть настойка из трав, которая действует не хуже. Кейт здесь?

— Нет. Она провела с тобой всю ночь, и я отправил ее отдохнуть. — Хартли снова сел. — Она была тут, когда доктор обрабатывал твою рану. Доктор потребовал, чтобы я связал ее и заткнул ей рот, пока он не закончит, но я отказался.

— Она давала ему указания?

— И очень красочно. Доктор выгнал меня из комнаты, и я отомстил ему, оставив ее здесь. Хочешь настойки? — спросил он, надеясь таким образом отвлечь ее внимание.

— Пока нет. А почему тебя выгнали? Ты тоже пытался давать указания доктору?

— Нет. — Его поразило, каким счастливым он почувствовал себя — она уже в состоянии задавать ему вопросы. — Меня вышвырнули, потому что я попытался задушить его. — Он пожал плечами, когда Алтея удивленно воззрилась на него. — Ты кричала от боли. Я решил оттащить его. Ему это не понравилось.

Алтея засмеялась и поморщилась от боли.

— Бедняга. — Вспомнив все, что случилось в саду, она прошептала: — Он собирался убить Жермен.

— Я знаю. Она нам сказала. Сначала я не поверил, но Жермен нас убедила. — Хартли покачал головой. — Она и раньше пыталась привлечь мое внимание, но я к ней не сразу прислушался. Мы все были совершенно уверены, что это очередное покушение из-за твоего нежелания уехать или из-за нашей женитьбы, о которой узнала Клодетта.

— Тебе нужно научиться слушать Жермен. И Байяра. Они гораздо старше своих лет. Они уже не те дети, какими ты их помнишь.

Она права. Хартли все еще считал Жермен и Байяра теми детьми, которые уехали вместе со своим отцом три года назад. Время и трагедия положили конец ясноглазому детству, в котором они пребывали до того дня. Хартли понимал, что ему придется научиться уважать зрелость, приобретенную племянниками за годы их мытарств во Франции.

— Сомневаюсь, сможем ли мы узнать все о случившемся с ними, — заметил он.

— Возможно, нет, но это, может быть, и к лучшему. Услышав об их страхах и боли, мы только разозлимся, а изменить ничего не сможем. И будем от этого мучиться. Поймали негодяя, стрелявшего в меня? Это был тот же бандит, который избил меня тогда.

— Знаю, но боюсь, уже не поймаем. За ним гонялись три дня и не обнаружили никаких следов.

Алтея смотрела на Хартли, пытаясь понять смысл его слов. Плечо горело, все тело ломило, а голова, казалось, набита ватой. Трудно было следить за разговором, а еще труднее — участвовать в нем, но она неплохо с этим справлялась. И все-таки она не ослышалась: Хартли сказал, что они ловят бандита уже три дня. В этом не было никакого смысла.

— Три дня? — переспросила она.

Хартли поцеловал ее в щеку.

— Три дня. Жара у тебя не было, но ты не хотела просыпаться. Временами ты приходила в себя, немного ела, немного пила, говорила. Потом ты снова впадала в сон. Сначала это вызывало у меня беспокойство, но потом я решил — это просто твой способ поправляться. А возможно, ты так долго спала еще и благодаря настойкам, которые Кейт вливала тебе в горло. Мы перенесли тебя сюда вчера.

— Теперь понятно. Хотелось бы мне только вспомнить, как я все это делала. Должно быть, я говорила чудовищные глупости, а теперь об этом не узнаю. — Она улыбнулась, а Хартли громко расхохотался.

— Скоро придет Кейт. Она поможет тебе привести себя в порядок и сменит постельное белье. Я же должен уйти, хочу поучаствовать в охоте на негодяя, который ранил тебя. Пьер Леон кажется неуловимым, но твоя семья поможет нам.

— О Господи. — Алтея вздрогнула, вспомнив. — Ты мне это уже говорил, да?

— В тот вечер, когда в тебя стреляли, сразу после ухода доктора. Ты очень сочувствовала мне. — Он поцеловал ее в нос, и она улыбнулась. — Хлоя заходила еще раз, но она вот-вот родит, поэтому требует, чтобы ей сообщали, как ты себя чувствуешь. Леди Пенелопа Редмур забредала несколько раз, но, когда она последний раз сидела с тобой, явился ее муж и утащил супругу домой, потому что она тоже скоро ждет ребенка. У нее целая толпа мальчиков плюс одна маленькая девочка, и они все ужасно топают, как стадо.

— Как стадо? — Алтее ужасно хотелось засмеяться, но она сдержалась, понимая, что от этого ей будет больно.

— Очень похоже на стадо. Они маленькие, но зато Жермен и Байяр с ними в большей безопасности, хотя бы потому, что их так много. А еще имеются адвокат и учитель, Андрас Вон и Септимус Вон.

— Господи Боже, толпа Уэрлоков — Уорренов, Пенелопа теперь маркиза, насколько я помню.

— Да. Я вспомнил о скандале, как только она назвала свое имя и начала представлять всех своих мальчиков и девочку. Потому что для семьи, которая стремится держаться в тени, вы, кажется, обладаете настоящим искусством попадать в самые громкие скандалы. А еще здесь был твой кузен, сэр Аргус.

— О, я так и знала. Я его видела, но решила, что мне это померещилось.

— Вовсе нет. Он зашел, чтобы посмотреть, как ты себя чувствуешь. А ты велела ему постричь волосы, а то он выглядит как какой-нибудь чертов поэт.

На этот раз Алтея не смогла удержаться от смеха.

— Ой, больно. Не смеши меня. Бедный Аргус.

— Ерунда. Он смеялся так громко, что я удивился, как ты смогла снова заснуть. Похлопал меня по спине, выходя из комнаты, и сказал, что Хлоя права — с тобой все будет хорошо. — Он нахмурился и посмотрел на Алтею. — А сколько же лет Аргусу?

Вопрос был такой неожиданный и так не связанный с тем, о чем они говорили, что Алтее потребовалось время, чтобы найти ответ.

— Думаю, чуть за тридцать. А что?

— Боже милостивый! У человека два сына, и старшему — пятнадцать.

— Аргус любит называть себя молодым, да ранним. — Алтея широко улыбнулась, увидев удивленное лицо мужа, и похлопала его по руке. — Его не воспитывали, когда он был ребенком, но заметь, нет более приятного мальчика, чем Олвен, ему сейчас одиннадцать. Аргус хорошо заботится о своих детях и видится с ними при каждой возможности. Он сам был еще ребенком, когда стал отцом, думаю, поэтому он хорошо справляется с ними.

— Да. Но он может нагнать страху, если захочет. Мы расспрашивали любовников Клодетты, и боюсь, одному из них теперь грозит обвинение в измене. Он был сообщником. Остальные были просто идиотами, и Аргус настаивает, чтобы они снова не оказались на таких постах, где смогут услышать или увидеть что-нибудь важное. Однако нам не удалось выяснить, где искать Клодетту.

— Она исчезла?

— Ее квартира не закрыта, слуги на месте, но ее саму найти не удается.

Алтее очень хотелось продолжить обсуждение охоты на Клодетту, но она обрадовалась, когда вошла Кейт. В животе заурчало от запаха супа и хлеба. Несмотря на боль, Алтее стало тепло, когда он встал и легко поцеловал ее в губы.

— Я вернусь позже, — сказал он. — И угощу тебя рассказом о том, как продвигается охота.

Алтея посмотрела ему вслед и состроила гримасу, когда Кейт решительно подошла к ней. Алтее не нравилось, что она не может раздеться без посторонней помощи, но она не жаловалась. Неудобство, которое она испытывала, было вознаграждено мытьем с душистым мылом, чистой ночной рубашкой и чистыми простынями. Она осторожно устроилась в постели, прислонившись спиной к подушкам, которые Кейт положила ей за спину, ничуть не потревожив рану.

— Маркиз снова провел у вашей постели больше часа, — сказала Кейт, начиная кормить Алтею жидким, но вкусным супом.

— Маркиз серьезно относится к своему долгу, — сказала Алтея, но сердце в надежде подпрыгнуло.

— Ха. Он бы выполнил свой долг, если бы просто вошел, быстренько посмотрел на вас и ушел. А он сидел тут, читал вам, разговаривал, когда вы просыпались, хотя временами в этом было мало толку, и постоянно волновался, нет ли у вас боли и жара. Я за вас беспокоилась, когда вы за него вышли, а теперь я спокойна.

— Ты не беспокоилась, — проворчала Алтея. — Ты была слишком занята сватовством, чтобы волноваться. И не отрицай. Как ты могла волноваться, если этот брак был плодом всех твоих лукавых планов? Я думала, что это случайность, но потом поняла — тебя нет поблизости всякий раз, как он появляется, ты изо всех сил старалась оставить нас наедине.

— Хм, ну и почему же я не могла волноваться, спрашивается? А вдруг бы я ошиблась. Я рада, что, как всегда, оказалась права.

Алтее очень хотелось поспорить с Кейт, но ее клонило в сон. Это немного беспокоило, но Кейт сказала, что она с каждым днем поправляется, с каждым днем бодрствует все дольше. Закрыв глаза, Алтея мечтала, чтобы Хартли был с ней рядом. Она делила с ним постель всего несколько ночей, но ей не хватало его жара, не хватало его крепких объятий. Снова оказаться в его постели — вот важная причина, чтобы выздороветь как можно скорее.

Хартли вышел вслед за Олдусом, Джиффордом и Аргусом из маленького городского дома сэра Гарольда Бердуэлла. Было увлекательно следить за тем, как Аргус задает вопросы полноватому лысеющему господину, но слушать, как отвечающий каждым своим словом выносит себе обвинение, — это было мучительно. Раздавшийся выстрел заставил Хартли вздрогнуть, хотя это не стало для него неожиданностью. Какой еще выбор оставил себе старый дурак? По крайней мере, таким образом они смогут использовать сказанное им, чтобы предотвратить страшные последствия, а жизнь его семьи не будет разрушена подозрениями в государственной измене. Хартли остановился и посмотрел на Аргуса, когда в доме раздались крики.

— Нам лучше вернуться в дом, — сказал Аргус.

— Какой вы глупец! — проворчал Джиффорд.

— Я пришел к выводу, что мужчины определенного возраста на время лишаются разума, — сказал Аргус. — Они совершают поступки, которые ни за что не совершили бы раньше: они отправляются в длительное путешествие в Индию или в другое экзотическое место, где нет виски, или заводят себе любовницу вдвое моложе себя, или ночи напролет играют в карты и развратничают. Я думаю, они внезапно сознают свою смертность и от этого трогаются в уме. Старый Бердуэлл поверил, что ему удалось околдовать и завоевать красивую женщину. И до тех пор пока он давал ей все, чего она желала, она была с ним и поддерживала его ослабевшее мужское достоинство.

— Откуда вы знаете, что оно ослабело? — спросил Хартли, которому не хотелось возвращаться в дом.

— Это обычная причина, из-за которой мужчина вроде него начинает бегать за молодыми красивыми женщинами, особенно если прежде он был верным мужем и любящим отцом на протяжении тридцати пяти лет. Обычно это кончается крушением брака и напряженными отношениями между отцом и детьми, но не превращением в предателя и пулей в голову. Давайте все же вернемся в дом. Мы хотя бы сможем заверить вдову, что ей не придется страдать за его ошибки.

— Вы думаете, леди Бердуэлл знает?

— Жены обычно знают все, что делают их мужья.

— Это пугает, — пробормотал Олдус, подходя к двери. Он вошел первым и пригласил остальных последовать за ним.

Оставив своих друзей и Аргуса разбираться с истеричными слугами, Хартли прошел к леди Бердуэлл, Ей по его подсчетам не меньше пятидесяти пяти, но она все еще была женщиной привлекательной, немного полноватой, с сединой в каштановых волосах, но модно одетой и не слишком измученной заботами. Она стояла в дверях кабинета, глядя на сэра Гарольда, лежащего на письменном столе в окружении заляпанных кровью бумаг. Она не рыдала. Хартли коснулся ее руки, и она обернулась к нему.

— Видите, что вы наделали? — резко сказала она. — Он был просто старым глупцом. Почему вы не могли оставить все как есть, почему не захотели оставить его в покое?

— Миледи, я думаю, вы знаете, почему он это сделал, — начал Хартли, по ее полным слез глазам он видел, что она знает.

— Знаю. Он сделал это, потому что она околдовала старого дурака. Глупый, глупый павлин, — пробормотала она, голос у нее дрожал от печали, которую она пыталась сдержать. — Я думала, если не буду обращать на это внимания, то все пройдет, что это просто потребность снова почувствовать себя молодым. Разве мы все время от времени не чувствуем такую потребность? Но потом я стала понимать — тут нечто большее, гораздо большее, и это может навредить нам. Я пыталась сказать ему об этом, но он не хотел ничего слушать. А теперь видите, чем все кончилось? Я потеряла все, не только мужа.

— Почему же вы должны лишиться всего из-за несчастного случая с вашим мужем, чистившим ружье? — тихо спросил Хартли, не желая, чтобы их слышали слуги.

Леди Бердуэлл посмотрела на него:

— В это никто не поверит.

— Всегда не верят, но все на том и кончается. Он заплатил за свои преступления. Нет необходимости платить вам и вашим детям.

Наконец она заплакала, и Хартли обнял ее. Он держал ее в объятиях до тех пор, пока она не собралась с силами и не отстранилась, вытирая слезы. Она обернулась к слугам и отправила всех с поручениями. Потом снова обратилась к Хартли.

— А что будет с ней, с той, которая довела его до этого? — спросила она. — Мой бедный Гарольд сделал глупость, но не он один виноват. До этого его довела эта женщина.

— Мы знаем, — ответил Хартли. — Мы работаем над тем, чтобы она предстала перед судом. Мне жаль, что мы доставили вам горе.

— Нет, не вы. Гарольд. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Позвольте нам войти и просмотреть бумаги.

— А вы не можете подождать, пока уберут его тело? Когда она задавала этот вопрос, появились двое слуг с простынями и унесли убитого.

— Мне нужно заняться похоронами. Поступайте как знаете.

— Леди Бердуэлл, я послал секретаря вашего мужа убедиться, что деньги, которые ваш муж хранил здесь, в банке или в фондах, в безопасности, — сказал Аргус.

— Эта женщина может их забрать?

— Она так уже делала. Нужно подстраховаться, пока она не услышала о смерти вашего мужа. — Аргус поцеловал ей руку. — Мне искренне жаль, миледи.

— Нет, вам не за что извиняться. — Леди Бердуэлл вздохнула и посмотрела на письменный стол, за которым ее муж свел счеты с жизнью. — Боль, которую я сейчас испытываю, не из-за этого глупого человека. Он предал наш брак, но он не заслужил за это такого наказания. Возможно, мне грустно, что у моего мужа и у меня нет больше возможности вернуть потерянное. — Она посмотрела на четверых мужчин, смотревших на нее. — По правде говоря, я в долгу перед всеми вами, ведь это могло стоить мне всего, моих детей стали бы презирать, они остались бы без копейки денег. Удачной охоты, милорды, и не забудьте пригласить меня, когда ее будут вешать.

Она вышла и направилась присмотреть за тем, как обмоют тело мужа.

— Надеюсь, никто не будет возражать против того, что я пообещал хранить молчание? — спросил Хартли.

— Нисколько, — сказал Аргус. — Жена сэра Гарольда и его дети не должны страдать за преступления, которых они не совершали. Я всегда считал неправильным забирать у предателя все, чем он владел, ведь от этого страдает вся его семья. Жена и дети не могут влиять на действия главы дома. Ну, покончим с этим неприятным долгом?

Почти час они просматривали бумаги сэра Гарольда. Хартли отложил в сторону несколько документов, которые могли оказаться полезными им, но не обвиняли покойного. Проглядывая бухгалтерские книги, с которыми работал Бердуэлл до прихода незваных гостей, Хартли понял, что сэра Гарольд не жалел денег на свою любовницу, Клодетту.

— Ага! — Сэр Аргус поднял лист бумаги. — Наша красивая гадюка вытянула себе дом из бедного старого дурака. Вот почему мы не нашли ничего интересного в ее квартире.

— Не удивлюсь, если у Клодетты есть несколько убежищ, — заметил Хартли.

— Давайте пойдем и посмотрим.

Попрощавшись с леди Бердуэлл и получив разрешение вернуться, чтобы внимательнее просмотреть документы, Хартли и его друзья сели в карету и направились к бывшему любовному гнездышку сэра Гарольда. Хартли понимал, что Бердуэлл не был совсем уж невинной жертвой. Он мог бы воспротивиться соблазну. И конечно, мог бы отказаться платить за свои удовольствия секретами страны. И все-таки печально, что Клодетта уничтожила хорошего человека, разлучила его с семьей, заставила сэра Гарольда нанести обиду жене и детям и запятнать собственную репутацию.

Хартли посмотрел на своих товарищей и увидел — они размышляют о том же.

— По крайней мере, его семья не пострадает. Если бы о его измене стало известно, у них не было бы выхода.

— Да, — согласился Олдус, — теперь его вдове не придется страдать от презрения и нищеты. И все-таки это ужасное, печальное событие. Будь мы такими же хладнокровными и хитрыми, как эта гадюка, мы правили бы миром.

— По крайней мере мужской его частью, — протянул Джиффорд. — Думаю, в женской половине мира все эти Клодетты вскоре вымерли бы и сгорели бы в аду. Возможно, мы действуем слишком медленно.

— Да, — согласился Хартли, — она слишком просто может бежать из страны. Среди судов с контрабандистами и шпионами, которые курсируют между Англией и Францией, должно быть, дюжина судов, которые покидают страну и пересекают границы днем и ночью.

— Просто у меня такое чувство, будто мы вложили ружье в руки старого дурака.

— Это сделала Клодетта, да и он виноват. Он нарушил свои брачные обеты, так поступают многие из нашего класса, но это не значит, что ради удовольствия своей любовницы он имел право передавать ей важную информацию о судоходстве.

— Многие хорошие люди погибли из-за него, — сказал Аргус, и тон его голоса показал, как мало он симпатизирует сэру Гарольду. — И рядом с погибшими не было жен, чтобы обмыть их тела и устроить им скромные похороны. А вот вам, пожалуйста — милое любовное гнездышко, которое он подарил Клодетте. Сомневаюсь, что мы ее здесь застанем.

Карета остановилась, они вышли. Хартли сказал:

— Будем надеяться, что она торопилась и в спешке оставила нам что-нибудь важное и интересное.

Аргус только проворчал что-то и, не постучавшись, вошел в дом. В холле было полно слуг, которые, очевидно, очищали дом от всего сколько-нибудь ценного. Не потребовалось много времени, чтобы согнать их в кучку. Оставив Аргуса и Олдуса допрашивать их, Хартли с Джиффордом начали обыскивать дом. Не потребовалось много времени для того, чтобы понять: никаких компрометирующих бумаг не осталось. Несколько полусгоревших писем позволили расширить список людей, которых следует допросить, но больше ничего не было. Хартли прошел в спальню, которую любовники, очевидно, выбрали для чувственных утех, и поморщился. Здесь все выглядело как в борделе.

— Моей Эллен это не понравилось бы, — сказал Джиффорд.

— У твоей любовницы изысканный вкус, — заметил Хартли, роясь в вещах на туалетном столике. — Только вот покровителя могла бы выбрать получше.

— Спасибо. — Джиффорд вздохнул и начал обыскивать кровать. — Похоже, это стоило Бердуэллу маленького состояния.

— Клодетта торопилась, — сказал Хартли, увидев беспорядок в гардеробной. — Думаю, она уехала совсем недавно.

— Думаешь, она узнала о Бердуэлле? Но как ей удалось так быстро узнать?

— Наверняка платила какому-нибудь слуге. Кто бы это ни был, но сюда он прибежал сразу, не успел рассеяться дым от выстрела. А может даже, прибежал, услышав, как мы допрашиваем Бердуэлла. — Он со вздохом обвел взглядом комнату. — Я надеялся найти какое-нибудь украшение. Что-нибудь украденное у графа и его жены, это было бы очень хорошей наградой за наши труды.

— Ну, она оставила одно украшение. Посмотри.

Хартли посмотрел на серьгу с рубином, которую протянул ему Джиффорд, и сердце дрогнуло. Он с грустью взял серьгу в руки. Ему вспомнилась сестра с этими рубиновыми капельками в ушах, радующаяся подарку, который муж сделал ей в честь рождения сына. Хартли крепко сжал серьгу в руке, молча обещая сестре, что заставит Клодетту заплатить за все, что она сделала.

— Это принадлежало Маргарите, — сказал он. — Де Лако подарил ей эти серьги, когда родился Байяр.

— Если Жермен засвидетельствует, что Клодетта на ее глазах взяла драгоценности, это будет гвоздем в крышку гроба этой гадюки.

— Это поможет. Но для начала еще нужно поймать ее.

Почти рассвело, когда они отправили слуг по домам и закрыли дом. Хартли, ужасно уставший, вернулся домой и поднялся в спальню. Он постоял у кровати, глядя на пустую постель, и пошел к Алтее. Она проснулась сразу, как только муж вошел в комнату. Кейт спала на койке в углу, и он тихо пробрался к кровати.

Хартли поцеловал жену, наслаждаясь чувством радости и покоя, которое вызвала у него эта ласка. Потом он достал серьгу с рубином. Алтея посмотрела на нее, подняла глаза на мужа, и по ее взгляду он понял — она знает, что это такое.

— Ты хочешь, чтобы я посмотрела, не даст ли это что-нибудь новое? — спросила она.

— Нет. Возможно, позже. Если у нас будут трудности с ее поисками. Я слишком хорошо помню, что сделало с тобой прикосновение к другой вещи, которую держала в руках Клодетта. Я не хочу, чтобы ты прошла через это еще раз.

— Это ведь доказательство того, что она была в тот день на берегу?

— Да, и этого будет достаточно, если мы ее схватим. Но я хотел бы большего. Мне нужно доказательство, что она работает на врагов. Я хочу, чтобы стало известно каждое черное деяние, чтобы ее осудили за все. Я хочу, чтобы всех ее сообщников повесили вместе с ней. Однако если у нас будет только эта улика, я ею воспользуюсь.

— Ты скажешь Жермен?

— Пока нет. — Хартли зевнул и встал. — Мне бы очень хотелось остаться здесь, забраться под одеяло и обнять тебя, чтобы твоя сладость смыла все то отвратительное, что мы видели сегодня.

Он рассказал ей о Бердуэлле.

— Бедная леди. Она не заслуживает такой расплаты за идиотизм своего мужа. Если бы стало известно о его преступлении, она лишилась бы всего.

— Да. Только бы Клодетта не прихватила все оставшиеся после него деньги. Надеюсь, мы ее напугали, и ей теперь не до этого.

— Ложись, Хартли.

— Нет. Ты еще слишком слаба, чтобы выдержать в постели такого увальня. — Он снова поцеловал ее. — Уже скоро. Спокойной ночи, любимая.

Алтея посмотрела ему вслед и вздохнула. Хартли трудно, а она не может ему помочь. Однако скоро это закончится. Алтея твердо решила как можно скорее встать с постели. Она должна быть рядом с ним. Внутренний голос говорил ей: погоня будет долгой и опасной, но Хартли победит. Свернувшись под одеялом, Алтея молила Бога, чтобы это было настоящее предвидение, а не просто пожелание.