Если он неотразим

Глава 18

Жгучая боль в горле — вот что почувствовал Хартли, с трудом выбравшись из темного беспамятства. Очевидно, в конце он громко вопил, хотя и не помнил этого. Его гордость была задета, но он велел себе не быть идиотом. Какой дурак не страдал бы от боли при пытках? Его честь спасена. Он ничего им не сказал.

Алтея. Сердце сжалось, когда ее имя ласково коснулось его разума. Если его вскоре не обнаружат, он никогда больше не увидит ее. При этой мысли слезы обожгли его глаза. Он никогда больше не будет заниматься с ней любовью, не увидит, как ее гладкий белый живот становится все больше и круглее, как в нем растет их ребенок. Хартли почти радовался тому, что привязан к креслу, иначе он упал бы на колени и принялся громко оплакивать свою судьбу. Его похитители увидели бы в этом проявление слабости, а не искреннюю скорбь о том, что он теряет. Боль — вот причина его нездоровых мыслей, решил Хартли и стал бороться против такого фаталистического поворота своих мыслей. От них он ослабеет, может, даже настолько, что выдаст секреты, которых разглашать не должен, и невольно предаст свою страну. Хартли изо всех сил старался обрести такие мысли, которые сделали бы его сильным, дали бы ему утешение и надежду. Он думал о том, что семья Алтеи будет заботиться о ней. Скрытные, замкнутые, одаренные способностями, которые он не всегда понимал. И очевидно, их очень-очень много, и все они будут защищать Алтею и помогать ей.

Если он уже наградил ее ребенком, они помогут вырастить его, и лучшего выбора не смог бы сделать и он сам. Ему ужасно хотелось быть с ней, но его утешала уверенность, что она не останется без защиты. И племянники не останутся одни. Алтея об этом позаботится. Семья Алтеи не успокоится, пока не найдет этих исчадий ада, сестер, которые убили его. Подумав об этом, он чуть не улыбнулся, но израненному рту, без сомнения, было бы трудно это сделать.

В помещении раздался топот дорогих туфель Клодетты и отвлек его от мыслей. Хартли был удивлен, что ему очень хочется остаться в живых, чтобы увидеть, как повесят Клодетту. Однажды он видел казнь через повешение и поклялся никогда больше на такое не смотреть. Но ради того, чтобы увидеть, как Клодетта отплясывает джигу на Тайберне[7], он готов без колебаний нарушить свою клятву. И не потому, что она стала его палачом. Пока Клодетта жива, никто не будет чувствовать себя в безопасности, ни женщина, ни мужчина, ни ребенок. Она отвратительное существо, из тех, кто испытывает огромное удовольствие, доставляя боль другим, кто убивает ради своего каприза.

— Вы меня очень разочаровали, Редгрейв, — сказала она. — Я считала вас умным человеком, а вы не делаете ничего, чтобы спасти себя от страданий.

Хартли, насколько мог, открыл свои опухшие глаза. Ее люди очень умело размягчили его для ее пыток. Они доставили много боли и нанесли увечья, но не переломали кости и не лишили его возможности говорить. Кости ломали уже потом. Он посмотрел на свои руки, привязанные к креслу, и поморщился — так они распухли. Почти все пальцы теперь были переломаны, из бесчисленных открытых ран на теле капала кровь. Он подумал о других убитых ею подобным образом и понял: сломаны пальцы или нет, но если бы ему удалось освободиться от пут, он задушил бы ее собственными руками. Его дух ей сломить не удалось, но она лишила его всяких цивилизованных манер.

Хартли посмотрел на нее и произнес страшное ругательство. Такое ругательство он не употреблял никогда. Его не очень удивило, что эти слова не остановили ее, она только разозлилась. Наверное, многие бедняги из тех, кого она отправила на смерть, выплевывали в нее такие же грубые слова.

— У тебя осталось не так уж много кожи, которую можно было бы содрать, и не так много целых костей, — сказала Клодетта. — Думаю, твоя маленькая женушка и вся ее семья, все эти колдуньи и одержимые демонами души, на которые ты так рассчитывал, оставили тебя подыхать.

— Единственный, кто одержим демонами, это ты, ты — больная, сумасшедшая тварь.

Злость, исказившая лицо, лишила Клодетту красоты.

— Они найдут тебя, ты же знаешь. У них множество необычных талантов, которые помогут им уничтожить тебя, и они не успокоятся, пока тебя не поймают и не повесят. Три долгих года я искал Жермен и Байяра, детей, которым удалось избежать участи всей семьи. Я не мог их найти. Как только Алтея и ее семья присоединились к поискам, эти дети оказались дома. Не важно, сколько у тебя денег и сколько влиятельных мужчин ты поймала в свою ловушку, Воны и Уэрлоки все равно найдут тебя и заставят заплатить за все преступления.

— Ты скажешь мне то, что я хочу знать!

— Нет. — Он посмотрел на ее людей и увидел, что их осталось всего трое. Остальные караулят дом снаружи, понял он. — И если ты продолжишь и дальше терять своих приспешников, скоро тебе придется все делать самой.

— Эти дезертиры уже заплатили за свое предательство. Я не потерплю неудачи.

— И много чего еще, судя по количеству твоих бывших любовников, которых убили или ранили за последние несколько дней. Ты оказалась опасной змеей.

— Они знали слишком много, и от них уже было мало пользы. Снимите с него сапоги, — приказала она своим людям. — Я вспомнила, что у него есть еще несколько целых костей.

Хартли сдержал инстинктивный протест. Он понимал — сейчас ему придется перенести такую боль, от которой он может завопить как девчонка. К тому же он останется инвалидом. Он поднял взгляд на стропила, когда двое людей Клодетты принялись стаскивать с него сапоги, и тут же заморгал, не веря своим глазам. Что-то шевелилось под крышей, что-то намного крупнее, чем крыса. Он попытался разглядеть, что же это, но в голове так стучало, а глаза так опухли, что ему трудно было отличить одну тень от другой. Потом, когда Клодетта резко обругала своих людей за медлительность, темная фигура попала в лунный свет, проникающий сквозь щель в крыше. Хартли видел ее совсем недолго, она тут же скрылась в тени.

Олдус. Хартли молил Бога, чтобы его друг не оказался бредом, вызванным болью, которую он испытывал. Один из людей Клодетты подхватил молоток, а другой деловито привязывал ногу Хартли к деревянному чурбану. Если Олдус не померещился, если помощь действительно близка, пусть она появится прежде, чем молоток упадет на пальцы ног, молился Хартли. Видя, что Клодетта держит в руках нож, он понял: переломы пальцев всего лишь начало. Если его друзья не поспешат, скоро можно будет не беспокоиться о тишине. Его вопли перекроют любой шум, который они создадут.

Алтея расхаживала взад и вперед перед дверью здания, в котором держали в заточении Хартли. Люди Аргуса быстро и тихо убрали охранников Клодетты. Алтея не переставала удивляться многочисленным талантам своего кузена, и это позволяло ей сдерживать страх за Хартли. По крайней мере, она находила в себе силы не совершать ничего глупого и опасного. Но теперь, когда Хартли так близко, страх за него превратился в зверя, терзающего, изводящего ее изнутри. Ей потребовались все остатки силы воли, чтобы не ворваться в здание, во весь голос выкрикивая его имя, и тем самым не разрушить всю проделанную работу.

— Хватит, Алтея, а то ты протопчешь перед дверью такую глубокую канаву, что нам придется строить мост, чтобы через нее перейти, — сказала Олимпия, хватая Алтею за руку и вынуждая ее остановиться.

— Я знаю, знаю. — Алтея потерла лоб. — Мне просто нужно увидеть его, узнать, что он жив. Мне хочется стать валькирией, тогда бы я смогла участвовать в спасении, выкрикивая какой-нибудь языческий воинственный клич и размахивая мечом. — Она слабо улыбнулась, а Олимпия рассмеялась. — Я хочу, чтобы Хартли оказался дома. — Она тяжело вздохнула и поспешила признаться: — И, Господи, прости меня, я хочу увидеть Клодетту мертвой.

— Я думаю, Бог простит тебя за это. А мне бы хотелось, чтобы она испытала все страдания, телесные и душевные, которые доставила другим.

— Это было бы справедливо, но будем надеяться, что слова священников правдивы и что она проклята и будет жестоко страдать за свои грехи в загробной жизни.

— Да, дьявол, несомненно, опытнее в мучениях, чем эта тварь. — Олимпия вздохнула, когда Алтея вздрогнула. — Извини. Иногда я сначала говорю, а потом думаю. Скоро все закончится. С Клодеттой остались только трое охранников. К тому же Олдус — мастер незаметно подползать к людям. Этот мерзкий сброд будет схвачен, связан и отправлен на виселицу, они и глазом не успеют моргнуть.

— Я очень удивлена. Как и когда Аргус успел научиться всем этим вещам, этому шпионскому делу? Я всегда думала, что он, ну, просто Аргус.

— Он долгое время был членом тайного общества. Большинство наших родичей состоят в нем. Некоторые работают как полноправные члены этого тайного общества, другие просто подключаются время от времени. Я за него беспокоюсь, но он делает то, что считает нужным, и ему это нравится. Вообще-то я ему завидую, даже, несмотря на опасности, которым он себя подвергает. А потом я вспоминаю случаи, вот такие, как этот, и решаю, что все мужчины немного сумасшедшие.

— Как мне хочется потребовать от Хартли, чтобы он прекратил заниматься этим!

— Тебе лучше промолчать. Но не думаю, что тебе стоит беспокоиться. Как только Хартли узнает, что скоро станет отцом, он отойдет от этих опасных игр, если и так уже не сделал этого ради тебя.

Алтея удивленно поморгала, глядя на свою кузину, пытаясь понять, что она сказала.

— Я не ношу ребенка Хартли. Еще слишком рано.

— Достаточно и одного раза. Леопольду очень нравится говорить, что все мы кролики.

— Как приятно. Откуда ты знаешь, что я жду ребенка?

— Я узнала это только сейчас, когда взяла тебя за руку. Ты бы и сама уже заметила, но ты слишком увлеклась всеми этими интригами. Поверь мне — ты ждешь ребенка. Можешь подождать и пока не говорить об этом Хартли. Я ничего не скажу.

Алтея и не хотела пока говорить. Она поверила Олимпии и даже почувствовала, как в ней зарождается радость. Неужели она станет матерью? Нет, радоваться пока рано. Хартли сначала нужно восстановить свои силы и дать ей понять, что он ждет от нее не просто удобного брака. Ей хочется любовного союза, и теперь у нее есть всего несколько месяцев, чтобы его создать.

— Ты этому училась? Читала книги о великих инквизиторах? — спросил Хартли Клодетту, преодолевая желание съежиться от предстоящей боли. — Или такая жестокость естественна для тебя?

— Я делаю все необходимое, чтобы получить нужные сведения, — отрезала Клодетта.

— Ты делаешь это ради денег, из жадности и извращенного чувства власти. Тебе кажется, так ты становишься сильнее, чем жалкие сволочи, над которыми ты издеваешься. Привязать человека к креслу, а потом резать его и ломать ему кости — так поступают трусы. А тот, кто испытывает наслаждения от таких действий, — у того действительно больны и разум, и душа.

Краем глаза Хартли следил за тем, как приближаются темные фигуры, и молил Бога, чтобы это оказались его спасители. Даже если это будет стоить ему пары пальцев на ногах, он отвлечет внимание Клодетты на себя. Три ее лакея следили за хозяйкой, все их внимание было приковано к ней. Очевидно, они считали себя в безопасности и думали, что здание хорошо охраняется. Хартли был знаком с сэром Аргусом очень недолго, но он уже понял: Аргус попадет куда захочет.

— Понимаю, что ты пытаешься сказать. Раз я женщина, то должна быть нежной и покорной, — засмеялась Клодетта. — Ты такой же дурак, как и все мужчины. Женщина так же способна на кровавое или жестокое дело, как и любой мужчина. Ты бы ведь никогда не назвал безумным мужчину, который пытками добывает информацию из другого мужчины?

— Дорогая моя злобная ведьма, конечно, назвал бы.

— И я тоже, — произнес низкий голос, а чья-то рука схватила Клодетту за руку, в которой она держала нож.

Дальше все происходило очень быстро. Хартли не смог бы рассмотреть все, даже если бы его глаза видели лучше и не были бы такими опухшими. Клодетта сопротивлялась, но Аргус в мгновение ока сумел связать ей руки. Троих ее пособников утихомирили Яго, Олдус, Джиффорд и еще три человека, которых Хартли не знал. Люди Аргуса, предположил он, и на душе стало легче.

Олдус разрезал ремни, которыми Хартли был привязан к креслу.

— Проклятие, старина, хорошо же они поработали над твоим красивым лицом.

— Так же они поступили с Роджерсом и Петерсоном, — сказал Хартли.

— Точно, хотя и не так тщательно.

Хартли посмотрел на Клодетту и, понимая, как по-детски это звучит, все-таки произнес:

— Я же тебе говорил.

— Приведите Алтею, — велел Аргус Джиффорду. — И что-нибудь, чтобы вынести отсюда Хартли, сам он идти не сможет. Еще нам понадобится помощь с арестованными. — Аргус передал Джиффорду записку, которую, очевидно, приготовил заранее. — Пусть кто-нибудь из моих людей доставит ее Уэрлокам — Уорренам.

Джиффорд ушел, а Модред выступил вперед и посмотрел на Клодетту.

— Это самая черная душа, в которую мне когда-либо доводилось заглядывать. Душа ее сестры была холодной и пустой. Эта же так изъедена ненавистью, завистью, алчностью, ревностью и злостью, как будто она гниет изнутри.

Хартли зашипел от боли, когда Олдус попытался смыть кровь с его лица.

— Модред, не пачкай свое сердце и разум, заглядывая в ее душу. Она достаточно наговорила мне, чтобы ее повесили. — Хартли посмотрел на сломанные пальцы рук, потом — на Клодетту. — Мне хотелось бы получить назад свое кольцо. Оно у нее.

— Да. Взяла как сувенир, — сказал Модред. — У нее есть и другие. Много. В каждом сувенире она видит знак своей победы над тем, кто, по ее мнению, чем-то унизил или оскорбил ее. — Он задумался. — Все эти сувениры находятся в ящичке, который она упаковала, готовясь сбежать из страны после того, как покончит с тобой. Спрятан ящик в каюте «Ворона». Судно отплывает завтра с вечерним приливом.

— Что вы болтаете? — возмутилась Клодетта. — Это ложь! Все ложь!

— Нет. Драгоценности, захваченные ею на берегу, тоже там. Если вы сможете определить, кому из убитых принадлежат какие драгоценности, у вас хватит доказательств, чтобы десять раз повесить ее. Ах, еще бумаги. У нее уже есть кое-что, что она хотела продать нашим врагам, Хартли. Она просто надеялась заполучить еще больше. И еще, она мстила тебе за твою женитьбу на Алтее. У нее было множество планов, как навредить Алтее.

По испуганному лицу Клодетты Хартли понял, что все, о чем говорил Модред, — правда. Было не очень приятно видеть, как он выкапывал из головы Клодетты все секреты, но Хартли радовался этой его жуткой способности. Теперь у них будет достаточно доказательств.

— Уберите его от меня! — завопила Клодетта, ища защиты у Аргуса, но тот постарался избежать ее прикосновения.

Модред посмотрел на ее приспешников:

— А знаете, вас она тоже собиралась убить. Чтобы не оставлять свидетелей. Лучше не пейте вино, которое она вам дала. Разве что захотите избежать виселицы, покончив с собой.

Все трое, раскрыв от удивления рты, смотрели на Модреда, было видно, как они напуганы. Потом все как один повернулись к Клодетте. Они попытались вырваться из плена, чтобы добраться до нее. Четверо людей Хартли ринулись на помощь, чтобы положить конец схватке. А за ними следом вошла Алтея.

Хартли не отрывал от нее взгляда. Она застыла в шаге от него и побледнела, значит, он действительно выглядит плохо. Руки, которые она протянула, чтобы обнять его, бессильно упали. Он увидел, как в ее глазах заблестели слезы.

— Я поправлюсь, Алтея, — пообещал он, в это время Олдус, наклонившись, освобождал от ремней его щиколотки.

Алтея с трудом кивнула:

— Конечно. Я знаю людей, которые помогут тебе быстро восстановить силы.

— За ними уже послали, дорогая, — сказал Аргус, подходя и обнимая ее за плечи. — Не сомневаюсь, скоро они все соберутся в вашем доме. — Он поморщился, когда уводили сопротивляющуюся Клодетту: в ее воплях смешались мольбы, ругательства, угрозы, от которых кровь стыла в жилах.

— Модред, — позвал он молодого герцога, который выглядел так, будто его сейчас стошнит, — сегодня ты оказал нам огромную услугу. У нас хватило бы доказательств, чтобы повесить ее вместе с сестрой, хотя бы из-за того, что она сделала с маркизом, но то, что тебе удалось выудить из нее и Маргариты, стало ответом на многие вопросы. Спасибо. И не приближайся больше к этой твари.

— Буду рад подчиниться приказу, кузен, — сказал Модред.

— Спасибо тебе, Модред, — поблагодарила его Алтея.

— Всегда готов помочь, Алтея. — Модред поклонился и медленно вышел.

— С ним все будет в порядке, — заверил Аргус Алтею, которая с тревогой посмотрела ему вслед.

Крик Хартли снова вернул ее к мужу. Она бросилась к маркизу, но Аргус удержал ее. Несмотря на всю осторожность, с какой друзья укладывали Хартли на носилки, боль была невыразимая, Алтея поняла это, и слезы потекли у нее по щекам. Его руки и лицо распухли и были сильно изранены. На груди и руках было столько ран, что при одном взгляде на них она чувствовала себя больной. Как только его уложили на носилки, Аргус отпустил ее и она подбежала к Хартли. Он был бледен, дышал с трудом, лицо блестело от пота. Вряд ли он долго будет в сознании, но это и к лучшему. Стараясь не задеть носилки и не касаться его израненного тела, Алтея встала на колени, наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Люблю тебя, — произнес он хриплым шепотом, лишь отдаленно похожим на его голос. — Боялся, что не смогу тебе это сказать.

Хартли застонал от боли и погрузился в беспамятство. Аргус подошел к Алтее и обнял ее за плечи, иначе она могла бы упасть.

— Она так издевалась над ним, — прошептала Алтея. — Мне кажется, у него на теле нет живого места. Он сможет поправиться?

— Он сильный и упрямый, — сказал Аргус. — И не забывай: о нем будут заботиться все целители нашей семьи. Раны неглубокие, и, насколько я смог рассмотреть, кости не раздроблены. Он жив, Алтея. Это самое главное.

Она постаралась запомнить его слова. Когда Хартли внесли в дом, необходимость успокаивать Жермен и Байяра помогла Алтее вернуть свои силы. Она оставила ребят с Аргусом, как только почувствовала, что они немного успокоились, и поспешила к Хартли. Даром целительства она не обладала, зато могла помочь промывать раны и перевязывать самые сильные ушибы, пока целители из ее семьи по очереди делали для него все возможное. Самым сильным целителем в семье был сводный брат Пенелопы Стефан, который работал в паре с Делмаром, сыном ее кузена Феликса.

Наконец они все покинули комнату, Олимпия поспешила следом, чтобы покормить их. Надежда Алтеи крепла. Хартли не очнулся, но спал спокойно, хотя им удалось влить ему в горло совсем немного снадобья, приготовленного Кейт. Алтея придвинула к постели стул и решила: если даже целителям удалось всего лишь уменьшить его боль, и это хорошо.

Было уже очень поздно, когда в комнату проскользнули Жермен и Байяр. За ними последовал Альфред, он поставил поднос с едой и напитками на маленький столик перед камином. Бросив на Алтею строгий взгляд, приказывающий поесть, Альфред вышел из комнаты. Алтея встала, потянулась и пошла к столику. Теперь, когда страх за Хартли стал понемногу утихать, к ней вернулся аппетит.

— Альфред понимает, что вы теперь маркиза? — спросила Жермен, садясь напротив Алтеи. Байяр остался у постели Хартли.

Алтея улыбнулась:

— Конечно, но для него я остаюсь девочкой, которую он знает с самого младенчества. Пью служили Вонам на протяжении столетий. Они уже стали членами семьи.

Жермен кивнула и посмотрела на Хартли:

— Теперь дядя выглядит гораздо лучше, чем два часа назад, несмотря на все эти кровоподтеки, перевязки и порезы. Он спит так, будто не чувствует боли. Разве это возможно после того, что с ним сделали?

— Это поработали целители, боюсь, я объяснить не смогу. Я даже не знаю, что именно они лечили. Но сейчас он не чувствует боли. Это очень хорошо.

— В вашей семье так много разных талантов. А есть в вашей большой семье хоть один человек, не имеющий никакого дара?

— У некоторых дар настолько слабый, что он почти бесполезен, но таких очень мало. У нас не приняты браки среди своих, это случается крайне редко, и не потому, что церковь это не одобряет. Мы не перестаем надеяться, что когда-нибудь появится поколение, у которого не будет никаких талантов, но пока этого не случилось.

— Я бы прекратила попытки. Большинству из вас дар приносит больше пользы, чем вреда. Даже бедному Модреду[8], которому не повезло даже с именем. — Жермен широко улыбнулась, когда Алтея рассмеялась. — Он был очень бледен, но выглядел довольным. Он помог, и это придало ему уверенности в себе.

— Да. Хлоя сказала, что ему нужно это сделать. Мне только жаль, что утверждаться ему пришлось на таких злобных фуриях. Он сейчас отдыхает? — Жермен кивнула, и Алтея облегченно вздохнула. — Надеюсь, ему не снятся кошмары после того, что он увидел в Клодетте.

— Я очень хочу, чтобы она умерла, мне даже страшно становится за такое желание. Все время, пока мы были во Франции, меня не покидала мысль: как заставить Клодетту страдать? А теперь? Теперь мне стыдно за это. Но она должна пострадать за то, что сделала дяде, моей семье и многим другим.

— Согласна, — сказала Алтея. — И мы должны верить в справедливое возмездие.

— В аду?

Алтея пожала плечами.

— Повесить ее мы можем только один раз. — Она внимательно посмотрела на Жермен. — Ты хочешь пойти на ее казнь?

— Не столько хочу, сколько должна. Она украла у меня семью, остались только дядя и Байяр. Я должна быть там ради отца, ради Терезы и малышей. Я хочу убедиться, что она действительно умерла.

Алтея только ласково похлопала Жермен по руке и вернулась к своему ужину. Они еще поговорят об этом, когда придет время. По настоянию Байяра и Жермен Алтея отправилась отдыхать. Ей хотелось остаться у постели Хартли, страх потерять его был все еще силен, но она понимала — нужно выспаться. Когда Хартли поправится, уход за ним потребует много сил и мужества. Он наверняка будет нелегким пациентом.

Алтея улеглась в постель, но сон не шел. В ее голове стучали слова Хартли, требуя, чтобы она об этом подумала. «Люблю тебя». Он определенно произнес эти слова, но она не знала, насколько можно им верить. Ему было больно, боль затуманила разум, к тому же он обрадовался спасению. Вот и вырвались эти слова. Возможно, он имел в виду совсем не то, что так хотелось услышать ей.

Алтея закрыла глаза и постаралась изгнать из головы все мысли, лишающие ее сна. Посмотрим, как Хартли поведет себя в ближайшие дни. Если не повторит свои слова, так тому и быть. Алтея примет это как сказанное в бреду. Конечно, она сделает все возможное, чтобы заставить его повторить эти слова в ясном сознании. Только тогда она поверит и отдаст свое сердце в его руки.