Настя
В детстве папа иногда называл меня маленькой манипуляторшей. Ну потому что порой я целенаправленно шла на хитрость, желая заполучить его присутствие и внимание. Мне ведь, как любому среднестатистическому ребёнку, жутко хотелось, чтобы он проводил со мной больше времени.
Это я к чему… Пришла пора применить ту же технику на Адекватном. Кажется, что такой подход может сработать, ведь исходя из наблюдений, Мистер Икс вполне себе человечен. Лекарства купил. Ступни обработал, причём дважды. Принёс кипяток. В общем, как минимум, он способен проявлять участие и сострадание. На том и будем играть.
Мне необходимо узнать, кто он такой. В последнее время эта навязчивая мысль просто не даёт покоя.
Внезапно меня осеняет. Надо поднять себе температуру. Точно! Парень заметно нервничал в ту ночь (или день), когда градусник показал тридцать девять и шесть. Сидел тут со мной, не отходил. Как раз это мне и нужно.
Без зазрения совести опускаю металлический наконечник термометра в кружку. Буквально на несколько секунд. Чай — как раз не кипяток, но достаточно горячий. Идеально для того, чтобы моя спонтанная идея сработала.
Слышу какие-то звуки за пределами комнаты. Возвращается, видимо.
Быстро вытираю градусник о рукав кофты, мельком оцениваю результат своих манипуляций и засовываю его под мышку. Укладываюсь на подушку лицом к стене. Ещё и одеяло по самые уши натягиваю.
Вскоре со скрипом открывается дверь.
Стоит на месте. Наверное, не может понять, почему я опять лежу. Только же спала недавно.
— Ты почему не поела? — слышу его голос.
Молчу, ощущая удары собственного сердца в ушах.
— И чай не стала пить…
— Не хочу, — отзываюсь тихо.
— Начинается? — выдыхает устало.
Хочу сказать, что чувствую себя плохо, но вместо меня пищит термометр.
Браво, очень вовремя! Твой выход!
— Дай мне градусник.
Лениво копошусь под одеялом, после чего, сморщив мордочку, передаю ему термометр. Даже не взглянув на цифры. Типа мне настолько дурно, что нет на это сил.
— Твою… Ни хера себе!
Угу.
Отчего-то хочется глупо засмеяться.
Ну не дура ли?
— Насть, тебе надо выпить те колёса, — шелестит коробками, лежащими на столе.
Блин. Об этом я как-то не подумала.
— Давай, поднимись.
Ладно, придётся. Надеюсь, что с настоящих тридцати семи температура под действием препарата упадёт некритично.
Трясущейся рукой забираю у него стакан и жаропонижающее. Щёки горят. Взгляд упирается в пол. Стыдно врать, но что поделать, это же часть моего плана.
— Поешь?
— Не сейчас, — глотаю таблетку, запивая её большим количеством воды. — Выключи свет. Раздражает.
— Ты же боишься темноты, — напоминает любезно.
— Торшер оставь, пожалуйста. Так не боюсь.
Исполняет мою просьбу, пока я организовываю себе кокон из одеяла и ложусь.
Навострив уши-локаторы, замираю.
Собирается уходить? Серьёзно?
— Если вдруг умру, скажешь родителям, где тело? — спрашиваю тихо.
— Чушь не говори.
— Никакая не чушь! У меня пневмония.
Прости Боже, если это не она. Накликать беду очень не хотелось бы.
— Пройдёт.
— Каждый год от пневмонии умирают семь миллионов человек, — невозмутимо озвучиваю печальную статистику.
— С чего ты взяла, что у тебя именно она?
Даже через балаклаву вижу, как хмурится.
Захожусь приступом кашля. Я не нарочно, если что. Оно само как-то.
— Чёрт… Это из-за того, что ты всю ночь пролежала на холодном полу?
Подмечаю, что мне-таки удалось значительно повысить градус его беспокойства. Он явно занервничал.
— Не знаю, — шмыгаю носом. — Мог партнёр заразить. Он больным пришёл на выступление.
Сейчас вот не лгу. Теперь уже сложно будет выяснить причину…
Переворачиваюсь на бок. Искоса наблюдаю за парнем. Тот зачем-то полез на книжную полку. Как оказывается позже, ему понадобился медицинский справочник.
Усаживается за стол и принимается листать этот толстенный талмуд, сохранившийся со времён моей бабушки. Читает, подсвечивая шрифт фонариком.
— Высокая температура, озноб, кашель. Скажи, а дышать тебе тяжело?
— Да. Болит в груди, — нагнетаю маленько.
— Тут про это тоже есть, да, — недовольно цокает языком. — Пульс ещё рекомендуют посчитать.
Встаёт, подходит ко мне, вместе с этой энциклопедией. Кладёт её себе на колени. Берёт меня за руку. Накладывает средний и указательный палец на запястье.
— Где тут у тебя артерия, Зарецкая? — нащупывает, прижимает. — Повыше держи кисть, на уровне сердца и не разговаривай, поняла?
Да, я как бы, итак дар речи потеряла… Слишком интимный и неожиданный жест.
Сосредоточенно что-то там считает, неотрывно глядя на ползущую стрелку своих наручных часов. Я же в это самое время чувствую, что стремительно краснею. Испытываю странные ощущения. И это совершенно мне не нравится.
— Пульс повышен, — заключает он тоном Айболита.
Да неужели?
Спешно высвобождаю руку и снова опускаю голову на подушку.
— Тебе надо в больницу, — выдаёт он, подумав.
— Отлично, отвезёшь? — даже не пытаюсь скрыть сарказм.
Он, по традиции, молчит.
— Ну ясно.
— Потерпи немного. Скоро для тебя всё закончится.
— Я очень надеюсь. Меньше всего на свете я хотела бы закончить свои дни под землёй, в этой бетонной коробке!
На глазах выступают слёзы. И это отнюдь не актёрская игра.
— Как тебя зовут? — решаю спросить именно сейчас.
— Это неважно.
— Как это неважно? Вот ты моё имя знаешь, а я твоё нет.
— Так и должно быть, учитывая ситуацию.
— Скажи хоть первую букву, буду гадать, — не отстаю от него я. — Только честно.
— Спи, хватит трещать.
Отвечать он явно не собирается. Ещё и к двери снова подходит.
— Она хоть симпатичная?
— Кто? — останавливается и оборачивается. Мой вопрос его явно озадачивает. Эффект неожиданности сработал.
— Катя.
— Какая ещё Катя?
— Девушка из аптеки. Фармацевт.
Ах, как жаль, что я не вижу его лица! Однако и без этого ясно, что он не понимает, откуда я владею подобной информацией. Отчётливо читаю в его глазах некое замешательство.
— Шарила по карманам? — подходит к стулу, на котором висит его худи, и сам воспроизводит озвученное действие.
Догадался. Смекалистый.
— Наивно полагала, что мне повезёт.
— Повезёт? — находит тот самый чек из аптеки. Разворачивает, рассматривает с двух сторон. Вроде даже удивляется.
Не увидел оставленный номер сразу? Да ладно!
— Вообще-то я рассчитывала обнаружить там телефон или ключи.
— Телефон в этом месте — всё равно, что кирпич. Абсолютно бесполезен. А ключей у меня нет. Так что расслабься, сыщик, — бросает он, забирая худи.
— Ну а вдруг…
Ключей у меня нет.
Я, наверное, раза три подряд прокручиваю в голове эту фразу.
— Стоп-стоп-стоп! — подрываюсь с кровати, обуваюсь и фактически бегу за ним. Во всяком случае, передвигаюсь так быстро, как могу, стараясь не обращать внимания на боль в израненных ступнях. — Постой-постой! Что значит у тебя нет ключей? — нагоняя, цепляюсь за его футболку.
— Уже не помираешь? — выходит из большой комнаты в коридор.
Такое впечатление, что насчёт ключей не врёт. Иначе не среагировал бы так спокойно на то, что я иду дальше следом. Эта реакция может означать лишь одно: та толстенная, дальняя дверь, ведущая к лестнице, закрыта. Причём, с обратной стороны.
— Кто-то, кроме твоего психа-подельника, в курсе того, что мы здесь? — с осторожностью осматриваю гудящую махину. Судя по идущим от устройства проводам, это тот самый генератор, благодаря которому у нас есть свет и кипяток. — В курсе, нет?
— А ты сама как думаешь?
Чёрт. Я в шоке!
— Ты вообще понимаешь, что это значит?
Лично мне становится очень страшно.
— Он вернётся.
— Вернётся? А если с ним что-то случится? Тогда что? — кричу на него. Желание подружиться стремительно уступает место бурлящему внутри меня негодованию.
Перспектива оказаться фактически погребёнными заживо, пугает меня до жути. И его спокойствие в данных обстоятельствах крайне раздражает. Неужели настолько доверяет Агрессивному?
— Возвращайся в комнату. Ты спать собиралась.
— Спать. Ты серьёзно?
Будто бы в свете последних новостей это представляется возможным.
— Не думал о том, что он может тебя кинуть? О том, что мы оба останемся в этом проклятом бомбоубежище? Навсегда. Эй ты! — толкаю его в порыве злости. — СЛЫШИШЬ МЕНЯ, НЕТ?
— Хватит истерить.
— Стоило догадаться о том, что в этом вашем тандеме ты — слабое звено! — бросаю язвительно.
— Всё сказала? — дёргает на себя рубильник, и свет в коридоре гаснет. Теперь только включённый фонарик освещает окружающее нас пространство. Мрачные серые стены, если выражаться точнее. — Иди укладывайся.
Голос ровный, но всё-таки есть ощущение, что мои слова его задели.
— Сколько его уже нет? Неделю? Больше? Что, если он уже сбежал куда-то, получив выкуп?
— Твой отец похож на идиота? Будет платить за пустые обещания?
— Идиот в этой ситуации один! Ты! — тычу пальцем ему в грудь. — Что это за место? Где мы? Как далеко находимся от города?
Молчит, а меня начинает нещадно бомбить. Нервы-то давно на пределе.
— ОТВЕЧАЙ!
— В комнату вернись, — продолжает стойко игнорировать мою непрошенную истерику, и это несказанно бесит.
— КАК МОЖНО БЫЛО ПОЗВОЛИТЬ ЕМУ ЗАКРЫТЬ НАС? — кричу, ругаясь. Дерусь. Что совсем на меня не похоже. Я ведь обычно не бью людей. — МЫ РИСКУЕМ ОСТАТЬСЯ ПОД ЗЕМЛЁЙ НАВЕЧНО! ПО ТВОЕЙ ВИНЕ! ПО ТВОЕЙ!
— По моей? — удерживая за плечи, припечатывает спиной к холодной стене. — Это из-за тебя нет ключей. Если бы не грёбаный поход в аптеку, они бы у меня были!
— Я не просила покупать лекарства! Ты сам проявил по отношению ко мне сострадание!
— Это не сострадание.
— Да? А что же? — резко сбиваю его руку своей.
— Рационализм. За мёртвую Настю губернатор платить не станет.
Обиженно поджимаю губы.
Ах, вон оно что. Значит, дело только в этом? Я-то думала, что речь о проявлении человечности!
— Наивно считаешь, что у вас всё получится? — интересуюсь, усмехнувшись. — Ты хоть представляешь, КТО мой отец и какие у него связи?
— Как видишь, связи ничем ему не помогли. Про это место никто не знает. Он не сможет найти тебя. Догоняешь?
— Сможет! — восклицаю упрямо.
— Надежда умирает последней.
— Вы ублюдки, — выталкиваю яростно. — Лёгкой наживы захотелось? Больше ничего не придумали? Напасть на девчонку — это же так по-мужски! Браво! Ваши семьи буду вами гордиться, когда принесёте домой выкуп! Если принесёте!
— Ты оказалась тут только благодаря своему папаше! — долбанув рукой по стене, цедит сквозь зубы.
— А ты и твой друг скоро окажетесь за решёткой! — шиплю в ответ. — Будете довольствоваться небом в клеточку!
— Посмотрим.
— Запросто получить деньги не выйдет!
— Кто знает, украсть тебя ведь получилось, — подмечает он ядовито.
— Вам просто повезло, я была без охраны.
— Ну вот видишь, сама судьба благоволит нам, — усмехнувшись, отходит к генератору.
Ещё и издевается!
— Включи свет.
— Обойдёшься. На сегодня лимит исчерпан.
Гад!
— Давай, шуруй в свои апартаменты, — подталкивает к тёмному коридору. — Отбой.
Выхожу из подсобки, буквально кипя от злости.
— А ну, градусник ещё раз засунь. Больно ты резвая для того, кто при смерти, — добивает меня уже в комнате.
— Сам его засунь себе, знаешь куда? — отзываюсь раздражённо.
— Легла и замолчала. От тебя сегодня слишком много шума, Насть. Накажу. Нарываешься.
И что-то в этом «Насть» опять меня настораживает.
— Ты человека украл! Ждёшь после этого от него смирения? — делаю пару шагов по направлению к кровати.
— Чего я жду, так это того момента, когда мы распрощаемся. Ты невыносимая.
— Это почему еще?
— Потому что. Неблагодарная и капризная. Принимай горизонтальное положение, и чтоб ни звука больше.
— За что благодарить? За вот это вот всё? — Не дура. Понимаю, о чём речь, но не могу обойтись без колкого комментария. — Стой! Куда? Фонарик-то оставь!
— Поспишь сегодня без света.
— Вот ещё!
Такое положение вещей меня абсолютно не устраивает. Я же до трясучки боюсь темноты и всего, что с ней связано.
— Отдай! — между нами завязывается некоего рода борьба. Я пытаюсь отвоевать своё право на свет, но внезапно… Фонарик падает, катится в угол.
— Дура! — он наклоняется за ним. А я… Сама не знаю, откуда вдруг прилив храбрости берётся, однако уже в следующую секунду я делаю то, чего он от меня никак не ожидает. Да что там! Я и сама от себя этого не ожидаю.
Проявив потрясающую ловкость, сдёргиваю с его головы чёртову балаклаву, и в эту самую секунду мы оба перестаём дышать.
Бам-бам-бам.
Это моё сердце оголтело стучит в груди.
Всё происходит будто в режиме замедленной съёмки. Парень поворачивается лицом ко мне и встаёт, выпрямляясь во весь рост. Я, в свою очередь, инстинктивно подаюсь назад и прячу тканевую балаклаву за спину, когда он делает резкий выпад вперёд, пытаясь выдернуть её из моих рук.
— Ты спятила? — надвигается на меня скалой.
— Всё. Я тебя отлично вижу. Какой теперь в ней смысл? — бормочу, отступая.
— Понимаешь, что творишь? — интересуется недовольно.
— Понимаю, — отвечаю невозмутимо, всматриваясь в черты его лица.
Нет, ну я-таки слукавила немножко. Света от упавшего на пол фонарика недостаточно для того, чтобы рассмотреть его как следует, однако даже так я сразу неосознанно отмечаю про себя две вещи. Первое — на шее у него какая-то татуировка. Второе — он действительно молод, как я и думала.
— Сюда отдала! — нависая надо мной, произносит требовательно.
— А ты забери, — юркнув вправо, в несколько шагов быстро пересекаю комнату и ныряю под стул, чтобы поднять фонарик. — Ну-ка, ну-ка, — резко направляю пучок света прямо на него.
— Убери его в сторону, идиотка, — закрывает глаза рукой.
— Кто ты такой?
— Опусти, говорю.
— Мы знакомы, да? — спрашиваю, нахмурившись.
— Нет, — выдаёт после странной неоднозначной паузы. — Может, хватит светить мне в морду? — раздражается.
— Я тебя знаю, — упрямо стою на своём.
Где же я могла его видеть? И когда?
— Вот что… Ты меня достала своими выходками, — снова направляется ко мне.
Смотрю на него.
Смотрю неотрывно…
Скуластый. Ровные брови в разлёт. Нос с небольшой, едва заметной горбинкой. Чувственный контур губ. Недобрый, предостерегающий прищур.
— Вообще не соображаешь, глупая?
Предпринимает попытку выдернуть многострадальный фонарик, я же вцепившись в его руку, изо всех сил пытаюсь этому воспрепятствовать. Вдруг в тот же самый момент ощутив под пальцами глубокий вытянутый рубец от шрама.
Именно здесь и щёлкает что-то в воспалённом мозгу. У одного знакомого мне человека тоже был такой шрам. Более того, именно из-за меня он его и получил…
— Дань? — мои глаза, должно быть, становятся размером с пять рублей. Сказать, что я удивлена, — ничего не сказать. — Это ты?
Вижу, как застывает на месте и сжимает челюсти, поигрывая желваками от напряжения.
— Это правда ты? — выдыхаю изумлённо.
Чтоб мне провалиться на этом самом месте, но я вижу перед собой взрослую версию мальчика, которого знала в далёком детстве.
Точно! Он!
Господи, обалдеть! Изменился конечно, но, чёрт возьми, я просто не могла его не вспомнить. Были на то свои причины.
Отбирает балаклаву, глядя мне в глаза.
Сколько лет прошло?
Восемь?
С ума сойти!
— Ты…
Потрясённо замолкаю. В голове самая настоящая чехарда мыслей. На душе растерянность и смятение.
Вот оно! Вот почему я так на него реагировала! Вот почему подсознательно доверяла ему и знала, что не обидит! Теперь всё складывается.
Или нет?
— Зачем ты украл меня? — выпаливаю ошарашенно.
Я в шоке. Он молчит. Так и стоим в каком-то немом ступоре. До тех пор, пока он не стряхивает с себя мою ладонь.
— Ты вообще собираешься объясняться?
— Нет.
— Нет?
Отодвигает меня в сторону, чтобы уйти. Оставляет одну. В состоянии полнейшего недоумения. С десятком вопросов, не успевших слететь с языка…