Еврейское такси

Владимир Шуля-Табиб

ЕВРЕЙСКОЕ ТАКСИ

Рассказ Владимира Шуля-Табиб появился в разделе “Мишпохи”, который посвящен фамилии Шульман

совсем не случайно. Владимир Михайлович - Шульман. Всегда им был и остается до сих пор. А если точнее, то

он сын Михаила Иосифовича Шульмана, писателя, очерк которого опубликован в этом же номере “Мишпохи”.

За свою пока не очень продолжительную жизнь Владимир успел надышаться знойным воздухом Афганистана

и потерять друзей на войне (его несколько странный псевдоним навеян афганской строкой в биографии), глотнуть лиха в Чернобыле.

Он был военным врачом, потом работал на “скорой помощи”.

Сейчас живет в Соединенных Штатах. Вот такая у него жизненная география: Могилев - Кундуз -Чернобыль

-Полоцк - Нью-Йорк...

Журнал Мишпоха

№ 6, 2000 год

Это ведь нонсенс. Еврейского такси в Нью Йорке нет и быть не может: все равны, никто не смеет отказать в услуге другому из-за его расы и национальности. Тем не менее

еврейское такси в Нью Йорке есть, потому что аборигены-евреи предпочитают ездить на

евреях. Свобода: на чем хочу, на том и езжу.

Я из тех, на ком ездят.

О своей прошлой работе американцы говорят: I used to work as a doсtor. Дословно это

звучит так: я использовался на работе как врач. Я знаю, что дословный перевод всегда

неточен, но глагол "использовать" - здесь прямо в десятку. Меня всю жизнь как-то

использовали:: в молодости как врача, офицера-десантника, мужа наконец. Здесь в ходу

выражение "юзаный" - русский варваризм от английского USE - пользоваться, употреблять.

Юзаный - значит, использованный, б\у, бывший в употреблении. Так вот я - юзаный военный

врач, бывший майор медициннской службы, бывший врач "скорой помощи". Разумеется, ТАМ, здесь же на "скорой" врачи не работают. А сейчас я драйвер - юзаный еврей, таксист-

шоферюга, который живет от 8 утра до 8 - 10 вечера, остальное время спит. Живет - значит, вертится по нью-йоркским улицам в их бешеном ритме средь грозного урчания тяжелых

грузовиков, истерического рыка свермощных мотоциклов, воя сирен "скорой", полиции, пожарных. А вечером, едва добравшись до койки, рухнет в нее и, не донеся головы до

подушки, спит.

И снится ему один и тот же сон: машины - добрые и злые, красивые ( их тут называют

"секси") и с перекошенными оскаленными мордами. С ревом и рыком носятся они взад-

вперед, как пылинки в узком луче света, и я мечусь в бескрайнем железном стаде, ищу

спасения и не нахожу: справа и слева, сверху и снизу - бездонная темнота.

А ведь так недавно был я под крылышком доброй мамы НАЙАНЫ, и Америка

казалась мне благодушной богатой тетей, щедрой и ласковой. Но кончилась НАЙАНА, кончилась и щедрость. Тетушка показала зубы. Я пошел по торной дороге всех русских

эмигрантов - в кар-сервис. Я понятия не имел, с чем это едят, не знал ни языка, ни

городских дорог, а в нью-йоркском атласе аж 31 карта! Но я знал, что денег нет, их надо как-

то заработать. Что я умею? Двадцать лет лечил людей, это я умею. Но права на это занятие у

меня нет, и неизвестно, будет ли когда-нибудь. А еще что? Откроешь в газете раздел "спрос

труда" - взбодришься. Впечатление, что ты позарез нужен везде, тебя ждут не дождутся

фирмы и прочие работодатели. Потом высняется, что без языка и пресловутого

американского "экспириенса" (опыта работы именно в Америке) тебя ждут только в кар-

сервисе, ну еще и в уличной торговле. Торговец из меня никакой, таланта на это Бог мне не

дал, остается кар-сервис. Хозяину выгоден драйвер со своей машиной: он за тебя не

отвечает, за твою машину у него голова не болит, а 25 процентов выручки ему отдай и не

греши.

- Ты вот что уразумей, - просвещал меня опытный родич, - по твоей шоферской

квалификации тебе больше всего подходит кар-сервис в еврейском районе.

- Почему? Я ведь...

- Знаю, все знаю, сам через это прошел! Дело в том, что тамошние евреи, как правило, ездят постоянными маршрутами, ты их быстро изучишь, не придется тратить время и нервы

на поиски нужной улицы по картам Нью Йорка. И что еще немаловажно: религиозные евреи

- народ относительно спокойный, трезвый, наркоманов среди них практически нет. Тебя не

ограбят, бутылкой по башке не дадут, нож к горлу не приставят. Ни в Гарлем, ни в Южный

Бронкс, ни в Ист Нью Йорк они не ездят. Тем более вечером. Наконец, чтобы работать

законно, нужно купить права TLC.

- Это еще что за зверь?

- О, так ты и этого не знаешь?- засмеялся он. - Ставь бутылку за лекцию. Чтоб иметь

право возить пассажиров, ты должен иметь права TLC - они стоят недорого, около 60

долларов. Но чтобы возить пассажиров на своей машине, вдобовок к этим правам нужно

приобрести еще и номера TLC, а это уже пахнет двумя-тремя тысячами!

Я свистнул.

- Вижу, тебе это не больно нравится?

- Денег нет, вот и не нравится, - буркнул я.

- Значит, надо обходиться своей машиной и не попадаться на глаза патрулям TLC, не

то таким штрафом огреют, что тебе и в сорокаградусную жару холодно станет. Понял?

- Не-а. А если остановят?

- В Америке просто так не останавливают, не имеют права. Вот если ты нарушишь

правила движения, тогда остановят. И тут уж влепят за все сразу по совокупности: за

нарушение, за непристегнутый ремень, за незаконного пассажира - за все! Этого контроля

надо остерегаться главным образом при высадке: не приведи Господь, заметят, что берешь

деньги - пропал, не отмоешься.

- Понял. Но неужели не останавливают просто так, чтоб хоть документы проверить?

- Могут. Но если ничего противозаконного не обнаружат, ты можешь подавать на них

в суд: дескать, задержали, а я опоздал на деловую встречу или на самолет и из-за этого

потерял миллион. Твой адвокат это мигом докажет. Патрули это знают и побаиваются, зря не

трогают. Но и тебе надо быть осторожным, особенно в аэропортах, возле госпиталей.

-Убедил, - вздохнул я. -Веди.

Первый человек, с которым я познакомился на новой работе, диспетчер Иосси, оказался уникальной личностью: родился в Израиле, женился на русской, из-за этого

перебрался в Америку и уже лет двадцать живет в Нью Йорке. Этот коротенький кругляшок-

колобок неизменно весел и лихо болтает на идиш, иврите, русском, польском, английском и

еще на каких-то экзотических языках - словом, на всех , которыми пользуются евреи всего

мира.

- Ты не будешь жалеть, у нас хороший работа, да. Здесь живет ортодоксальные евреи.

Это люди спокойный, на наркотик не знают даже. Остальное сам увидишь...

Вот уже полгода смотрю. Полгода - как один день. И каждый день - как полгода.

Сегодня первый вызов - к Бухарику. Это кличка, по-иному здесь его никто и не

называет. Деньги-то будут, но машину после него придется проветривать, такое густое амбрэ

не враз и выгонишь. Тип - хоть сейчас в кунсткамеру. Еще бы: хасид-алкоголик, редкость, уникум. Он одинок: то ли вдовец, то ли вечный бобыль. Машину вызывает часто, причем

всегда почасово, двенадцать долларов в час, минимум на два часа. Возраста этот человек

неопределенного - то ли 45, то все 70, портрет достоин кисти Рембрандта. Невысок ростом, слегка прихрамывает, рожа красная, с характерным для алкаша синеватым оттенком, половины передних зубов нет, оттого и речь невнятная. Одет традиционно в черное, но

донельзя засаленное и измятое. Маршрут его знают все шоферы нашего кар-сервиса, Иосси и

не спрашивает. Сначала в Манхеттен, на Первую авеню, в Кэмикл-банк. Там он снимет со

счета деньги. Затем в Чайна-таун, к китайцам: он считает, что там водка и пиво дешевле.

Возьмет у них ящик "Бадвайзера", плоскую флягу водки или бренди, какой-то китайской

закуси и, облегченно вздохнув, усядется на заднем сиденье пировать. Разложит все свои

богатства и еще минуты две блаженствует, созерцая и предвкушая. Он уверяет, что знает

китайский кошерный ресторан в Чайна-Тауне- чудеса! Это, думаю, для успокоения своей

хасидской

совести. Впрочем, возможно, и не врет: в Нью Йорке можно встретить все, даже кошерную ветчину, особенно у китайцев.

Тронулись, не спеша, в Бруклин, куда-нибудь в район Флэтбуш , где черных больше, чем евреев, и, следовательно, меньше шансов, что его заметит кто-нибудь из знакомых.

По дороге он помаленьку отхлебывает из фляжки, запивает пивком и пытается

завести разговор - ну как же пить без разговора! Его английский великолепен:

- Ай воллен спик ту ю бикоз ду бист джуиш туу, барух хашем!

Мой английский не намного лучше, разве что вместо словечек из идиша и иврита в

нем будут отголоски русского.

Я слушаю вполуха и молчу - дорога ведь, еще ненароком нарушишь что-нибудь и

нарвешься на полисмена.

- Зэт ю ис а идише гой!

Ну и ладно, гой так гой. Эту песню я уже выучил наизусть: дескать, я знаю, что ты

еврей, только притворяешься, что не понимаешь, тебе это выгодно. Потому что ты русский, а

притворяешься евреем... И машина твоя притворяется еврейской... Бикоз ю ист ацлоха, донт

гоу ту синагога, ю зиест нихт, вери ис гут...

Мне смешно, я наконец не выдерживаю, пытаюсь втолковать ему, что и без синагоги

смог бы увидеть Бога, если б мог выпить столько, сколько он. Вру, конечно, могу и не

столько, я все же бывший офицер-десантник. Наш генерал, бывало, увещевал не знающих

своей нормы: "Не умеешь пить - выпей свой литр и уходи, не порти настроения другим!"

...Бухарик вперил в меня тупо-подозрительный взор, и я в зеркале заднего вида вижу, как постепенно стекленеют его глаза, бормотание становится все невнятнее, уже ни черта и

не разобрать, на каком это языке. Наконец голова его падает на грудь, раздается мощный

храп.

Все, сеанс окончен, можно везти домой. Там я вытащу его из машины, он немного

прочухается, поморгает глазками, силясь понять, где он и что с ним, я помогу ему добраться

до двери, а ввалится в нее он уже сам. Рассчитается завтра, отдаст столько, сколько скажешь, спорить не будет. Но мы его никогда не обманываем - вероятно, по нашей российской

слабости к пьющим.

Я доезжаю до ближайшего мусорного бака, вытряхиваю из машины всю оставшуюся

дрянь, открываю все окна, включаю вентилятор, помалу ползу в кар-сервис и с грустью

думаю, что так уж, наверное , мне записано в книге судеб: возить пьянь, большего не стою.

Да и пьянь-то здесь...Видели б они Серѐгу Тимофеева - их бы точно кондратий хватил!

Познакомились мы с ним случайно. Мне позарез нужен был аптекарь.На аптекарей

мне не везло: одного убили, второго ждал два месяца, а он в первой же колонне за

медикаментами подорвался на мине и остался без ноги. А я, только что став начмедом

бригады, остался без аптекаря! Т.е. за медикаментами отправился сам. Нет, конечно, не то, чтобы одиноким героем - дальше ближайшего кишлака не прошел бы - а в составе колонны, под охраной БМД. Но и те два аптекаря тоже были под охраной...

Вообще- то те, кто по привычке думают, что на передовой воюют, а тыловики лишь

воруют и баб трахают, про Афган ничего не понимают. Как и вообще про партизанские

войны. Т.е. , конечно, партизаны должны воевать со спецназом ( или с зондеркомандами, если так понятней). Но они почему-то не хотят! А предпочитают бить тыловые колонны.

Оно и безопаснее, и прибыльней. Тылы - они на то и тылы: то топливо везут, то жратву, то

боеприпасы, то шмотки - в партизанском хозяйстве всѐ пригодится. Ещѐ во времена Дениса

Давыдова партизаны налетали, в основном, на обозы.

Вся беда в том, что в этой войне оккупанты - мы, а партизаны-герои - они!

Короче, пока что в тылу у нас больше потерь, чем в разведроте. А вот наград -

меньше. Комбриг сказал: " Тыловиков к наградам представлять только посмертно! При

жизни они и сами себя неплохо поощряют!"

И вот сегодня я отправляюсь в Пули Хумри на армейские склады за медикаментами.

Дурь, конечно, любой прапорщик-фельдшер справится с этим не хуже меня. Но

прапорщикам начальство не доверяет.

Туда прибыли благополучно, даже не запылились толком.

Пули Хумри находится как бы в котловане, вокруг - горы, жара, и даже листок не

шелохнѐтся - нет ветра. Взлетающий вертолѐт поднимает пыль, и она стоит часами.

Возде палаток армейских медицинских складов на подставке из кирпичей стоит

железная 200-литровая бочка, из заливного отверстия торчит резиновый шланг. Рядом, слегка покачиваясь, стоит плотный коренастый майор с широким, красным потным лицом.

Его голубые глаза несколько мутноваты, в них отражается лишь одна мечта - о маленьком

соленом огурчике.

- Что скажешь капитан? Где-то я тебя видел? Но ты не аптекарь точно, наших я знаю

всех.

- Я - новый начмед 56-ой ДШБР. Прибыл за получением медикаментов.

- Медикаменты тебе мой прапор подготовит, я выдаю только спирт и наркотики. Тебе

надо? Хотя... Если мне покажут хоть одного мудака, которому в в этом долбаном Афгане не

нужен спирт, сразу уйду в отставку. Меня зовут Серѐга, майор Сергей Тимофеев, можно на

"ты".

- Хер с тобой, уговорил! Давай спирт и служи дальше!

- Насасывай! - Майор протянул мне свободный конец шланга.

Вспомнив, как шоферы переливают бензин из бака, я сунул конец шланга в рот и...

Ощущение описать не берусь! Спирт был горячий, часть его проскочила прямо в глотку, дыхание перехватило, из глаз и носа потекло... И что самое интересное - из шланга не

потекло ничего.

- Во, блин, капитан, да ты даже этого не умеешь! Наприсылают тут сосунков...

Ладно, не обижайся, а то вон уже за автоматом потянулся! Давай сюда!

Он выдохнул, посмотрел на меня с усмешкой, сильно потянул ртом и резко опустил

конец шланга в 20-и литровую бутыль. Чистая прозрачная струя ударила в дно бутыли.

Майор постоял с полным ртом, слегка пополоскал спиртом во рту и медленно, с

наслажденим проглотил. Запивать не стал - нечем было, а идти за водой хоть и недалеко, да

лень. Достал из кармана рубашки мятую пачку "Примы", закурил и стал внимательно

разглядывать колечки дыма, вылетающие из рта.

- Ну, Серѐга, теперь я понимаю, почему именно ты здесь служишь! Я бы дня не

выжил...

- Вот-вот, блин, то-то и оно! Ты в Кабуле, в штабе армии будешь? Вот и расскажи

этим мудакам - начмеду да зам. по тылу, а то они говорят, что раз я все время на поддаче, значит, спирт ворую! Да на хрена ж мне его воровать, если ты у меня сегодня - двадцать

третий! Кстати, тебе там на год положено 186 кг спирта, т.е. на полгода - 93 кг. Так? Но у

тебя - особые условия, ДШБР всѐ время воюет, расход увеличен, я могу на моѐ усмотрение

дать больше, скажем, 130 литров.

- Постой-постой! Удельный вес спирта, по-моему, 0,8, так что это всего лишь почти

те же те же 100 кг!

- Да, но я тебе дам еще в придачу резиновую ѐмкость на 50 л. Ты по дороге из

парочки бутылей спирт перельѐшь, а в Баглане, где вас один хрен обстреляют, дашь пару

очередей в борт машины, в том месте, где пустые бутыли стоять будут. Понял, мужик? А

потом запросто спишешь - и у тебя личных 40 кг! Хошь, сам жри, хошь - начальство трави!

Впрочем, тут уж хошь - не хошь, а дашь! Думаешь, я его у тебя для себя беру? Знаешь, сколько их, козлов озвездѐнных, ходит? И всем дай! А потом они же проверят и тебя же за

перерасход и... За что ты им должен будешь опять же выдать! В армии - это же как в

публичном доме: не знаешь, кто, не знаешь, когда, но вые...т точно! Пойдѐм ко мне, замочим

это дело!

Как мы выезжали из Пули Хумри, помню весьма смутно...

...Ровно семь. Я приехал точно к открытию. Заказов еще нет. Мы покуриваем у

дверей, лениво чешем языки "за жизнь" - у всех она здесь не сложилась. Мои товарищи -

тоже шоферы поневоле: все они музыканты, кроме меня, и ,кроме Иосси - все "русские", то

бишь советские евреи. Шломо и Вадим - простые лабухи, Леша и Сергей - музыканты рангом

повыше. Леша - умный интеллигент лет пятидесяти, преподавал музыку в Киеве, Серега

играл в каком-то сильном оркестре, ездил на гастроли в Голландию и Австрию, рассчитывал

играть и в Америке, но, увы, музыкантов здесь переизбыток, пробиться необычайно трудно, а посему - кар-сервис, больше некуда.

Сначала думается, это временно. Де, немного подзаработаю, хотя бы на хлеб и жилье, а со временем нащупаю свое, где-то ведь оно, место мое, есть, надо только поднатужиться, набраться терпения, упорства и найти. Но кар-сервис засасывает. Во-первых, ты ежедневно

зарабатываешь наличные. Они нужны всегда, и ты их реально видишь. А у кого к тому ж

есть и вэлфер , того вообще убаюкивает: заработки плюс вэлфер - и уже нет вечной

напряженки, нет беспокойства, как дотянуть до получки. Во-вторых, после 12-14 часов

работы тебя хватает лишь на то, чтобы доползти домой, плюхнуться в постель. Где уж там

думать о чем-то другом вроде музыки, медицины и прочих возвышенных предметах. Не зря

опытные мужики говорят: кар-сервис - дорога в никуда.

Но у меня-то вэлфера нет, мне

надо брать себя за шиворот и, превозмогая тупую усталость, тянуться к чему-то своему, к

медицине, продираться сквозь нагромождения всяких мыслимых и немыслимых рогаток.

- Срочно мини-вэн в Манхэттен! - орет диспетчер Иосси. - Плиз, быстренько!

Мини-вэн только у Леши, он взял адрес и укатил. Вернулся часа через полтора, веселый и злой.

- Приехал, а там женщина рожает! Роды идут вовсю, она, бедная, кричит, корчится, а

муж хладнокровно подсчитал, что кар-сервис обойдется дешевле, чем автомобиль "скорой", и не стал этот скорый амбуланс вызывать! И ведь не бедняк, я этого типа знаю!

- Американцы все очень хорошо умеют считать доллары, - рассудительно вставил

Шломо.

- Умеют, умеют! - отмахнулся Леша. - А обитатели Боро-парка и Вильямсбурга

любому в этом деле фору дадут!

-- И правильно! - гудит свое Шломо. - Доллар-то и богатым нелегко достается!

- Чтоб им так елось! - всердцах плюется Вадим. - Давай, Леша, ври дальше!

- Ну вот, сели они, едем. Она, конечно, кричит, он, естественно, давит на меня -

быстрей, быстрей! Я нажал сигнал, лечу как с сиреной, на светофоры не смотрю, аж пока

полицейский не остановил!

-Штрафанул?

- Ты слушай! Как узнал, в чем дело, включил у себя мигалку, сирену и погнал перед

нами, расчищая дорогу! Аж до самого Бет-Израиль-госпиталя гнал! Убедился, что все в

порядке, откозырял и уехал!

- Смотри ты! - изумленно крутит головой Шломо. - И в полиции бывают люди!

- Ну, а дальше - сплошной цирк! - смеется Леша. - Женщина, значит, уже там, муж

рассчитывается со мной, но у него нет четырнадцати долларов, дает пятнадцать и просит: подожди, мол, я сейчас.

- Ага, а стоять возле госпиталя нельзя! - догадался Вадим.

- В том-то и дело. Но я решил рискнуть: раз просил подождать, значит, чаевые будут, может, и немалые - такое ведь событие! Минут через 25 муж возвращается, кричит радостно

"Сын!" Я поздравляю его, он меня благодарит и вдруг: " Да, кстати, ты мне должен один

доллар сдачи".

От хохота даже стекла звякнули, Иосси заливается, прыгает на своем кресле, вытирает

слезы и никак не может остановиться.

- Плюнул я,- продолжает Леша, когда хохот поутих, - развернулся, а тип тот кричит

вдогонку: "Если у тебя сейчас нет, я зайду вечером!"

- Иосси, - говорит Шломо, - ты подскажи этоу счастливому папаше, что за полчаса

стояния тот должен заплатить еще пятерку!

- Что ты, его сразу понос прохватит! - смеется Иосси. - Еще пожалуется, что мы его

дурим!

Лешу мне от души жаль. Здесь, в Америке, чаевые не есть что-то зазорное и

унизительное, а обычная форма доплаты, если клент доволен услугой. Леша старался, даже

рисковал нарваться на крупные неприятности, клиент поблагодарил и... показал кукиш! Ну, свинья, что тут скажешь...Впрочем, скупердяи живут не только в Вильямсбурге: со мной в

Академии учился некто Курощук, по кличке" Курощуп". Он был при деньгах (по нашим

понятиям 70-х годов, т.е. всегда имел в кармане десятку-другую). У него можно было

одолжить немножко, он хоть и хмурился, и даже бледнел слегка,но обычно не отказывал, однако, извинившись, тут же записывал в свой блокнотик, потом просил расписаться там же.

Если ты забывал, он мог подойти через год, показать блокнотик с росписью и сказать:" А

помнишь 12-го января 1971 года ты одолжил у меня 8 копеек, тебе не хватало на булочку?"

Причем делал он это всегда при свидетелях. Так, на всякий случай...

Какой-то невезучий сегодня денек: с утра четыре вызова, да все мелочевка, по три-

четыре доллара, не больно зажиреешь.

Наконец от Иосси доносится:

- Хэлло! Кэн ай хэлп ю? Ху? Раби Нохэм?

Этого рабая я знаю, возил не раз. Ему где-то под 70, но старик крепкий, рослый, немного грузноват, белоснежная голова и такая же окладистая борода, а посередке красное

пятно лица - ни дать ни взять наш бело-красно-белый белорусский флаг. Впрочем, флаг уже

отменил президент-колхозник.

- Сколько человек? - кричит в трубку Иосси. - Два? А коробок сколько? Четыре? Вы

хорошо сосчитали? Ага, шесть.

Иосси хорошо знает клиента, все его привычки выучил назубок, черта с два его

проведешь.

- Реб Нохэм, вы не ошиблись, точно шесть? Ах, девять? Ладно, записываю. А еще что

есть? Что? Пара сумок, понятно. А пара - это сколько? Нет, кроме шуток? Ага, восемь. Итого

семнадцать мест. Так вам же грузовик надо. Что? Стэйшен-ваген? Рэбе, хотел бы я знать, какой идиот повезет тебя в стэйшен-вагене?! Сколько, сколько? За сорок пять я могу

прислать тебе велосипед, за такие деньги только на велосипеде и ездить! Да, да, обычно 65, а с твоим грузом все 75 и ни цента меньше!

Рабби не согласен, они еще долго торгуются: наконец усталый Иосси сдается:

- О"кей! Хорошего дня!

Положил трубку, ругнулся всердцах:

- Fucking idiot!

Все понятно. Стэйшен-ваген - это я, остальные два - на выезде. Ехать далеко за

город и всего за 60 долларов, рабай не из тех, кто может прибавить. Бензина уйдет долларов

на 15, хозяину 15, мне, стало быть, тридцать . Не густо. Но учитывая сегодняшний

заработок... Ладно, рабай, я тебе каждое лычко поставлю в строчку, никуда не денешься...

Загружаемся в трех местах. Коробки набиты религиозными книгами, сумки - всякой

всячиной: от будильников до детских игрушек. И все на продажу. Мне ни радости, ни

корысти таскать эти чертовы коробки, но не могу же я стоять и смотреть, как старый хрен

таскает их сам и пуп у него трещит. Ну, не привык я так, не так, черт бы его подрал, воспитан. И, проклиная все на свете, тоже таскаю эти тяжеленные коробки, хотя более чем

уверен, что рабай за это не заплатит.

Машину забили доотказа, до крыши, зеркало заднего вида закрыто коробками, а ехать

через весь Нью Йорк. Наконец он сажает свою старуху, и мы трогаемся.

Я всегда, проезжая Бруклинский мост, которым так восхищался Маяковский, мысленно молюсь господину Богу и господину Манхэттену, чтоб по дороге не было

трафика , чтоб пропустили меня по-доброму, потому как я хороший, даже очень. Но то ли

Бог уже несколько глуховат, то ли рабай перешибает мои молитвы своими, но трафик есть, мы вливаемся в железный поток и ползем со скоростью три мили в час. Конечно, где уж Богу

услышать мои молитвы, рабай к нему ближе.

Ползем через весь Манхэттен, к мосту Джорджа Вашингтона. Жарища - 36 по

Цельсию, влажность 92 процента. Это все равно, что сидеть в кастрюле с закрытой крышкой

и вариться на медленном огне. Майка и шорты - насквозь, пот заливает глаза, а рабай сидит в

своем черном сюртуке, черной шляпе, что-то бормочет под нос, тоже обливается потом, но

кондиционер просит не включать : как же, за него ведь надо доплатить аж два доллара, лучше уж рискнуть и получить тепловой удар.

В конце концов я не выдерживаю, в душе посылаю скрягу рабая ко всем чертям и

включаю кондиционер за свой счет. Бензина он сожрет еще на пять-семь долларов, да и

движок греется, но я по горло сыт и афганской жарой, и чернобыльской, мне до полной

кондиции только теплового удара и не достает.

Но вот уже и мост позади, и мы в Нью Джерси.

Палисайд-парквэй - великолепная дорога, вся в зелени, перечеркнутая арками

мостов, кое-где встречаются мощные скалистые обнажения. Это уже не Нью Йорк, это

гораздо лучше, это Америка. Мы едем в Нью Сквер.Маленький дачный городок в море

зелени, симпатичные коттеджи, тишина. Надо отдать должное американцам: они умеют не

гадить на природе. Видимо, они как-то меньше, чем мы, любят родное правительство и как-

то больше - родную землю.

Вздремнувший было старик встряхнулся и вдруг запел веселую еврейскую песенку.

Смирная его жена тоже встрепенулась и немедленно приняла меры: стала совать ему в

бороду какие-то булочки, колу. Не помогло: он активно зачавкал и одновременно пел -

носом, без слов, но достаточно громко. Возможно, даже что-то религиозное. Я как-то

побывал в синагоге у хасидов, и там звучали такие вот бодренькие мотивчики. А мне господа

хасиды не позволяют включать магнитофон в моей машине: джаз им, видите ли, противопоказан. Меня это бесит, но не терять же из-за этого клиента, хозяин предпочтет

потерять таксиста.

Однако вот синагога, приехали. Рабай, кряхтя, выбирается наружу, разминает

затекшие ноги, начинается разгрузка. Разумеется, разгружаю я, старик только топчется

рядом и бормочет, как заведенный: не беспокойся, я заплачу.

Все наконец. Рабай отслюнявил 60 долларов, повернулся было уходить, но я начеку:

- Уважаемый, с вас еще 18 долларов.

- Как? - округлил он глаза. - Я ведь договорился за 60! Разве не так?

- Это за дорогу, но вы забыли про остановки.

- Какие остановки, какие остановки? - хитрит старик. - Ты это о чем?

- Три остановки по полчаса каждая, - я не намерен отступать. - Вы у нас не первый

раз, и наши расценки вам известны: время ожидания стоит 12 долларов в час. С вас за

полтора часа.

- Ого, ты с ума сошел! - все еще хочет открутиться рабай, но видно, что он давно уже

все просчитал, а этот спектакль - просто так, ради удовольствия и на всякий случай. - Ты с

ума сошел, такие деньги!

Однако кошелек уже в руке, и 18 долларов тоже давно отложены отдельно у хитреца.

Вынул, пересчитал и, подумав, добавил квотер - 25 центов.

- Это тебе за то, что грузил, - важно поясняет он и роняет квотер на землю. Скорее

всего, не случайно.

Я сажусь в машину.

- Ты забыл свой квотер! - кричит он.

- Я не забыл. Просто я считаю, что мое нагибание за ним стоит дороже. Мне

невыгодно.

- Ты самодовольный русский дурак, у которого никогда не будет денег! -

презрительно бросает он мне на прощанье.

Может, он и прав. Но кланяться квотеру я не стану.

Возвращаюсь уже в темноте. Я люблю загородный ночной хайвэй, мелькание

встречных огней, причудливые тени на асфальте. Но еще больше люблю, когда перед

глазами вдруг возникает громада моста Джорджа Вашингтона. Оконтуренный огнями мост

кажется парящим в воздухе - вознеслась над широченным Гудзоном двухэтажная стальная

многополосная громадина. Что там висячие сады Семирамиды! Бред, легенда, а это - вещь!

Это творение рук человеческих, и я человек - следовательно, сопричастен и горжусь.

Впереди у меня ночной Манхэттен, но это уже отдельная сказка.

Не помню, кто это сказал, но сказано точно: «Финансы бывают в двух состояниях: а) денег нет,

б) денег нет совсем».

Сегодня у меня состояние номер два, т.е. не хватает даже на оплату техобслуживания

машины. Посему, не глядя на субботу, придѐтся поработать, а так как наша контора сегодня

закрыта, да и вообще сейчас что-то с работой туговато, придѐтся поработать на друзей, обслуживающих страховые компании. Дело в том, что при заключении договора о

страховании жизни, компания хочет знать степень риска. Поэтому проводится

предварительное обследование, которое зависит от возраста, предистории заболевания, вредных привычек и т.д. Но главное - от суммы страховки. Если это - 10 000 - 15 000$, то

обойдѐмся парочкой простых анализов. Но если это 500 000 и более...

Вот этим мы и занимаемся: едем к клиенту, проводим опрос, осмотр,( рост, вес, давление, анализы крови, мочи, а, по спецзаказу, и ЭКГ). Всѐ было бы просто, если бы это

нужно было клиенту! Но клиенту это не нужно, ибо, если мы найдѐм что-либо, его выплаты

возрастут. Это нужно компании, но клиента нельзя спугнуть, его и так с трудом уговорили!

А как они уговаривают!

Месяц назад один такой кадр заявился в наш кар-сервис. Элегантно одетый мужик лет

около пятидесяти, с благородной сединой на висках, с тонкими ухоженными руками

пианиста или хирурга. Он не был похож на страхового агента. Он и не должен был походить

на страхового агента, иначе с ним никто не захотел бы разговаривать: все знают, что агент

тебя наколет обязательно! А этот интеллигентный, достойный человек - не, этот не может!

Он же день и ночь думает, как тебе помочь! Это целое искусство - заставить человека

ДОБРОВОЛЬНО отдать так необходимые ему деньги за то, без чего он вполне может

обойтись!

Первая фраза, которую он произносит, звучит несколько неожиданно: " Если вам кто-

то скажет, что без страховки нельзя прожить - не верьте! Можно, и очень даже хорошо!".

Потом, выдержав паузу, как опытный актѐр, добавляет:

"Без страховки умирать плохо...Да нет, не вам, вам-то уже всѐ равно! А вот вашим

близким..."

После чего извлекает из кармана пиджака фотографию симпатичного мужчины

средних лет: "Это - мой двоюродный брат. Как я его уговаривал! А когда уговорил - было

поздно: у него обнаружили неоперабельный рак, компания в страховке ему отказала, так и

умер! Он-то отмучился, а его жена и сын ещѐ три года долги после похорон возвращали!"

Все почувствовали себя полными подлецами, забывшими о долге и о близких. Тем

паче, работа такая, целый день за рулѐм в Нью Йорке! Мало ли что... Чего-чего, а идиотов на

дорогах Нью-Йорка даже некоторый переизбыток!

Позже мой приятель Боря, страховой агент, долго смеялся над моим проникновенным

рассказом: " Да этому фокусу с фотографией у нас на трейнинге перед работой всех обучают.

Действует безотказно! А если кто-либо не захочет использовать свои фотографии, ну мало

ли, из суеверия, например, так ему компания выдаст. Так что, если встретишь у китайца и

индуса одного и того же белого родственника, не удивляйся!"

Но вот наконец, очередного ... ну, вы знаете кого, да? ... уломали, теперь компания

хочет знать, какова степень риска того, что платить придѐтся в самом деле! Вот тут-то

вступаем в дело мы. Первый город, куда я должен ехать - Эдисон, не такой уже и

маленький! Мне надо найти некоего Рубина Семѐна Марковича, какого-то допотопного года

рождения.

На первой же бензоколонке покупаю карту графства - и вперѐд! Правда, можно было

бы спросить дорогу у клиента, но, во-первых, это - непрофессионально, во-вторых, клиенты, особенно женщины (да простят меня феминистки), нередко дают такой дирекшн!.. Ну, например: « Берѐшь экзит 9 с 95-ой на 18-ую, едешь примерно минут десять, потом налево до

магазина толстого Джефа, там направо, потом прямо и ищи ! Там номеров, правда, нет, но

мой дом - зелѐный.» Она прожила в этом доме всю жизнь, это был еѐ мир, и она искренне

считала, что все остальные живут там же. А, значит, невозможно не знать, кто такой

толстый Джеф, невозможно перепутать поворот налево (хотя все ездят с разной скоростью, за те же 10 минут я уеду минимум на две мили дальше, чем она. А если - пробка, то можно

вообще 10 минут простоять практически неподвижно!) Короче, я предпочитаю работать с

картой. Итак,

36 Харрисон стрит, где же ты, родненький? Сюрприз номер один: в городе Эдисон нет

Харрисон стрит! Есть Харрисон авеню, есть Харрисон роуд, а вот стрит - нету! Спокойно, без паники, сейчас мы ему позвоним и уточним! Никто не берѐт трубку? Он что, забыл про

встречу и ушѐл? Запросто, в его возрасте некоторые забывают даже собственное имя!

Впрочем, возможно он просто глуховат, или сидит на крылечке и не слышит, или туалет

далеко от телефона. Что ж, будем считать, что он просто перепутал стрит и авеню, или стрит

и роуд. И проверим.

На Харрисон авеню дверь никто не открыл, но по соседям было видно, что Рубин

здесь живѐт вряд ли! Что одна из соседок, на несколько мгновений выйдя из наркотического

транса, и подтвердила. На Харрисон роуд дверь открыла пожилая китаянка, которая ни

бельмеса не волокла ни в английском, ни в русском, а у меня ещѐ с детства были проблемы

как с кантонским, так и с пекинским диалектами. В конце концов мы всѐ же выяснили,что

Семѐн Маркович - не еѐ сын, и вообще еѐ фамилия - Ли.

Повторный звонок ничего не дал: Семѐн Маркович продолжал существовать где-то в

своѐм, недоступном для меня, мире. Но ещѐ не всѐ потеряно: можно перепутать не только

стрит и роуд, но и само название( скажем, не Харрисон, а Гаррисон или же что-то похожее).

Так и есть! Вот - Хорайзон стрит( т.е. улица - горизонт, или имени горизонта). Правда, это

уже не Эдисон, а деревушка рядом с Эдисоном, под названием Милбрук Вилледж. Что же, он

не знает даже город, где он живѐт? Оказалось - да, он думал, что это - Эдисон! Уже 6 лет

думал! Хотя и получал почту на адрес " Милбрук Вилледж"...И пожалуйста, не говорите мне

больше, что все американцы - тупые!

Работа простая: кровь, моча, рост-вес, несколько вопросов. Страховка небольшая, $10

000, на похороны, если что...

Со вторым адресом всѐ было проще: проехал двадцать пять миль, легко нашѐл, и..."поцеловал" запертую дверь! Ни записки, ни привета! Ладно, бывает, потом позвоню и

узнаю. А пока - вперѐд, на третий адрес, благо - недалеко. К тому же там работа посложнее: кровь из вены плюс ЭКГ - там страховка $450 000, а за это и мне перепадѐт маленько

побольше...

Открывшая дверь американка посмотрела на меня так, будто я принѐс ей живую змею

на продажу!

-Сорри, мистер, это вы приехали делать мне ЭКГ? Я просила прислать мне

сотрудника-женщину!

- Извините, миссис Томпсон, но в этом районе сегодня женщин-сотрудниц нет. Но я...

- Меня это не волнует! Я не должна раздеваться при постороннем мужчине! Вы и так

отняли моѐ время!

- Но...

- Если Вы немедленно не уберѐтесь отсюда к чѐртовой матери, я вызову полицию и

обвиню вас в сексуальных домогательствах! А с компанией вашей я ещѐ разберусь. Чѐрт-те

что!

Она хлопнула дверью так, что в соседнем дворе собака со страху захлебнулась лаем...

Так, подсчитаем. За первый вызов я получу $20. Толлы за мосты мне оплатят. За

бензин я заплачу около $10. Затратил я на всѐ про всѐ примерно 4 часа. Итого - 2,5 доллара в

час! Почти как китаец-уборщик в китайском ресторанчике...Крепко заработал!

Когда я рассказал об этом Йосси, он только головой покачал:

- Судьба! - Потом подумал, почесал затылок и добавил: -Но с судьбой можно

договориться, да! Только это - не чип контракт, не дешѐвый! Бог тоже подарка любит!

- Договориться с судьбой? Сомневаюсь: очень уж несговорчивая дама! Я, знаешь, в

Афгане не раз убеждался, что от судьбы не уйдѐшь. Вот, например, был у меня в бригаде

начальник медснабжения или попросту - аптекарь, старший лейтенант Володя Круглов.

Среднего роста, крепенький такой блондин, приятной интеллигентной наружности. Уж не

знааю точно, как он к нам в десантно-штурмовую бригаду попал, но десантного в нѐм не

было абсолютно ничего, кроме погон да петлиц. Впрочем, это всех устраивало: десантники -

те же гусары, а из гусар снабженцы получаются, увы, никудышные. Я это на себе

почувствовал: побыл, учась в Академии, каптѐром всего-то полгода, заведовал всего-то

подштанниками да постельным бельѐм, а расплачиваться пришлось... Спасибо, родители

выручили!

Так вот, он-то и пытался договриться с судьбой, улещал ее изо всех сил! Был этот

Володя педантом не только в своѐм аптекарском деле, но и по жизни. Вокруг постоянно

свирепствовали всяческие инфекции: гепатит, брюшной тиф, дизентерия, всевозможные

энтероколиты, какие-то непонятные лихорадки. Мы, в общем-то, на них плюнули, и, хотя и

продолжали всевозможную профилактику , считали, что единственное эффективное средство

- спирт внутрь, сколько влезет плюс еще сто грамм. И потихоньку все переболели, по

крайней мере медики: куда же ты денешься, принимая десятки больных ежедневно!

Володя же соблюдал всѐ педантично по пунктикам: ел только из своей посуды, сам еѐ

мыл, после чего держал в хлорке, воду пил только хлорированную, да ещѐ и прокипяченную, ни с кем за руку не здоровался, кроме комбрига да начпо. Этим отказать в рукопожатии -

себе дороже, но на этот случай он имел в кармане маленькую(из-под пенициллина) бутылочку спирта и пару салфеток. И немедленно протирал руки при первой возможности.

Короче, берѐг себя человек! Ну и разумеется, на боевые действия не ходил: во-первых, аптекарю там делать и в самом деле нечего, а во-вторых, не любил он это дело - с автоматом

бегать, и не скрывал этого:

- Кому-то надо подвиги совершать, а кому-то - снабжать медикаментами тех, кто уже

совершил, попутно обнаружив, что противник тоже умеет стрелять!

Впрочем, мужик он был безвредный, нежадный, когда мог - выручал, поэтому

относились к нему неплохо, хотя и не сильно уважали.

Так бы и прожил он тихо, да была одна загвоздка: медикаменты периодически

подходили к концу, нужно было пополнять их в Пули Хумри, на армейских складах.

Доверить это никому другому Володя не мог, и правильно делал: спирт и наркотики не

довезли бы точно!

Обычно он старался попасть на вертолѐт вместе с машиной, ГАЗ-66 в МИ-6 как раз

помещался, а за спирт с летчиками можно было договориться на что угодно! Но только если

им по пути.

В этот раз, как назло, никто не летел! А приказ комбрига был однозначным: медикаменты нужны немедленно! И Володя пошел в колонне.

При проезде через кишлак Баглан обстреливали всегда. Это был легендарный кишлак: его мимоходом расстреляли ещѐ в первый день пребывания наших орлов в этом районе, т.е.

на четвѐртый день войны. Оттуда был один выстрел, погиб один солдат. В ответ по кишлвку

врезали всей артиллерией бригады, даже зенитчики постарались! От кишлака осталась

только пыль. И вот уже год эта пыль обстреливает наши колонны. Туда ходила танковая

рота, проутюжившая место бывшего кишлака вдоль и поперѐк. Дважды вертолѐты бомбили и

расстреливали НУРСами . Пусто! Т.е. - никого. Ни живого, ни мѐртвого! Никаких даже

следов пребывания живых существ. Однако стоило появиться колонне - и оттуда начиналась

стрельба. Не так, чтобы очень - 8-10 выстрелов, и всѐ. И пара трупов или раненых с нашей

стороны. И никого - с той!

В этот раз выстрел был всего один. Да и то - стрелял явно не снайпер, пуля попала в

дверцу ГАЗ-66 на уровне колена со стороны пассажира. Кто ж мог знать, что именно в это

время Володе приспичит завязать ботинок! Пуля попала чуть выше виска... А ведь он

единственный из нас медиков ни разу не был на боевых выходах! Вот его-то единственного

из нас и убили. А ты говоришь, с судьбой можно договориться!

Самый главный еврейский праздник Иом-Кипур. Он проходит на удивление тихо, в

постах и молитвах. Ну, а у меня это обычный выходной. В этом году на праздник выдался

солнечный и мягкий денек грустной осени. У меня в кармане сорок долларов, я гуляю по

Квинсу.

На углу Квинс-бульвара и 90-й стрит стоит ларек, а в нем орехи, фисташки, газеты.

Много ли нужно праздношатающемуся? Продавец в белой полотняной рубахе до колен, белых, похожих на солдатские кальсоны, штанах. Он доброжелателен и учтив, лучезарная

улыбка под черными, как смоль, усами, такие же густые волнистые волосы, сильно горбатый

нос - где-то я уже видел его.

Купил у него мешочек очищенного арахиса, остановился рядом, благо других

покупателей не было, и мы постепенно разговорились.

По одежке признал я в нем афганца и не ошибся: он родом из Кундуза, сбежал оттуда

в 1983 году. А за три года до того, в 80-м, пришли в Кундуз шурави-аскеры, убили его отца и

брата, а ему удалось убежать.

Шурави-аскеры - это мы, советские солдаты. Восьмидесятый год, Кундуз - да, это

были мы. Десантно- штурмовая бригада, мы опекали этот район. И вдруг вспомнил, где мог

видеть этого парня.

... Лунная ночь в Кундузе. Тишина. Разведвзвод окружает два дома: по агентурным

сведениям, там душманы. Ведет нас афганец-активист (я их про себя называл полицаями -

очень похожи).

Кроме разведчиков, начальство добавило во взвод меня как доктора и Семку

Файнштейна, молоденького прапорщика-связиста. Впрочем, Семка сам напросился: надоело

сутками сидеть на центральном КП и выслушивать бесконечные подколки насчет успешной

войны в тылу.

Мы с Семкой обходим дом слева, а разведчики уже ворвались в центральные ворота, слышны крики, стрельба.

Вдруг из-за угла выскочил парень лет восемнадцати, в чалме, весь в белом, с

пистолетом в руке. Он с ходу пальнул по нам и лихо перепрыгнул через двухметровый

дувал. От неожиданности мы чуть промедлили, уже вдогонку послали несколько очередей и, конечно же, промазали - слышен был удаляющийся стук каблуков. Ну что тут поделаешь, если я не Сталлоне, а Семка даже отдаленно не напоминает Шварценеггера. Лезть на дувал

не очень-то хотелось: черт с ним, одним "духом" больше, одним меньше.

Я всматриваюсь в лицо афганца: он или нет? Черт его знает, было ведь 14 лет назад, да еще ночью. И видел-то я его секунд пять, не больше. Если бы больше - одному из нас не

жить! Он безмятежно улыбается, я улыбаюсь ему - ну до чего ж похож!

На следующий день мы с Иосси сидим в офисе, ребята дремлют в своих машинах.

Звонков нет. Видно, евреи после Иом-Кипура и сурового поста наелись и спят, им не до

поездок.

- Иосси, как же так? А, Иосси? Я стрелял в него, он стрелял в меня, а теперь он

продает мне фисташки и улыбается! Что за неразборчивая страна! Вот, скажем, вьетнамцы и

корейцы - они ж воевали с Америкой ! А в Нью Йорке полно и тех и других. И черт знает, кого здесь только нет! Это ж пороховой погреб, а не страна!

- Май фрэнд! Это фри кантри, свободный страна! Ты удрал от своѐ правительство, он

удрал от тебя и твоих друзей. Вы оба беженцы - ферштейн? Если б ты приехал одновременно

с ним , могли в одном классе учить английский и даже сидеть на одной парте, и был бы у

вас один на двоих учебник английского! Как у меня когда-то: я ходил в эту школу вместе с

арабами. Это фри кантри, май фрэнд. Все есть равны. А когда кто-нибудь чуть-чуть равнее

других - это уже есть социализм, мой друг. Он продал тебе фисташки - все о’кей. Если он

вдруг убьет тебя, будут разбираться и, скорее всего, его посадят. Но учтут, что ты и твои

друзья убили его родных. Это фри кантри, май фрэнд, и к этому надо привыкнуть.

Ты прав, Иосси. Ты мудрец, а я хоть в сто раз образованнее тебя, но тупица, стьюпид.

Фри кантри!

Сегодня у нас с Иосси горе: «Нью Йорк Никс» позорно проиграл « Бостон Селтикс»!

Господи! Было бы кому... Никому, кроме нас с Иосси, это неинтересно: музыканты, даже

бывшие, народ утончѐнный, и смотреть на десять двухметровых горилл, с треском

вколачивающих мяч в корзинку сверху вниз, считают слишком примитивным развлечением

для умного человека. Правда, «умник» Изя ещѐ вчера был уверен, что анапест и амфибрахий

- древние то ли поэты, то ли философы! Причѐм, как он выразился дословно: « то ли из Рима, то ли из Греции - точно не помню, но откуда-то оттуда, из Междуречья». Но мы с Иосси

баскетбол просто обожали, поэтому долго ещѐ обсуждали, как глупо раз за разом

промахивался с трѐхочковой линии Чарли Уорд, как не шѐл бросок у Хьюстона, как

«сломали» Кэмби, как удалили за грубость Лэрри Джонсона - короче, пытались, если не

оправдать, то хоть понять! - тема хотя и вечная, но не бесконечная, а вызовов всѐ нет.

Посему Иосси начал говорить о бейсболе, но тут уж - извините! Смотреть, как здоровенные

мужики бьют тяжѐлой дубиной по маленькому мячику, а потом бегают, как сумасшедшие, неизвестно зачем ...

- Эй, Володья, ехай на Хьюз-стрит, угол Бедфорд-авеню. Там тебе будет стоять

молодая полиятычка, хоуматтендант, везешь в Краун-Хайтс, адрес она скажет. Там 6 доллар.

И смотри в боки, туда-сюда, там ТЛС-патруль сегодня, Лѐша звонила.

Только этих ещѐ б......й и не хватало! Заработаешь 6 долларов, а штраф - минимум

500! Да ещѐ попадѐшь на компьютер - пиши пропало! Но и отказаться не получится: все мы

здесь такие, а клиента терять нельзя, кому-то всѐ равно ехать. А очередь - моя! Ладно, Бог не

выдаст, ТЛС не съест!

Нет, день сегодня явно не мой. Только взял клиентку, смотрю - сели на хвост!

Машина у них - без опознавательных знаков, потому сразу и не заметил. И ошибки нет, оба в

полицейской форме, ведут внаглую. А чего им бояться? Но не останавливают, ждут момента

расплаты с клиентом.

- Пшепрашем, пани! - На этом мои знания польского языка почти исчерпаны, но

неважно, она смотрит с симпатией, значит, договоримся. - Пани розумеет по-русски?

- Да, хотя я не очень люблю русских. Но американскую полицию я не люблю ещѐ

больше: я пять годов была нелегалкой, пока не вышла замуж за американского поляка. Что я

должна помочь тебе?

- Ничего сложного, только не плати мне, скажешь, если спросят, что мы - друзья, я

просто подвозил тебя по пути. Меня зовут Володя, фамилия - Гольдин, я живу в Бруклине, на Кони-Айленд, мне - 48 лет.

- O’кей, я - Малгожата Яворска, мне - 40, живу в Краун-Хайтс, мы едем ко мне

домой. Давай, поверни на Кингстон-стрит, прямо, теперь направо и стоп.

Мы оба вышли из машины, полицейские тоже остановились, приготовились. На их

лицах было написано полное удовлетворение: они даже в мыслях не держали, что я могу

отказаться от оплаты уже сделанной работы! И тут Малгожата весело улыбнулась, прыгнула

мне на шею и впечатала такой поцелуй, что я с трудом удержался на ногах!

- Пока, оккупант, это тебе - вместо 6-и долларов! Сдачи не надо!

Она весело засмеялась, взбежала по лестнице небольшого двухэтажного домика, махнула мне рукой и скрылась за дверью, оставив полицию в полном недоумении.

Я сел в машину и тихо тронулся с места. Полицейские резко развернулись и исчезли.

Я внутренне перекрестился (хотя вообще-то надо было перезвездиться?) - пронесло!

...Занятная штука - еврейские праздники. Я только здесь их и увидел, на родине их не

отмечали. Нет, кто-то, конечно, и отмечал, но только дома, втихую, без каких бы то ни было

внешних проявлений. Ну, на Песах бабушка и мама покупали в какой-то полуподпольной

пекарне мацу, но в нашем доме маца мирно соседствовала с обычным хлебом, а покупалась

скорее для всяких вкусных вещей, которые из той мацы делаются. Бабушка мастерски делала

хрэмзлэх, мама - имберлэх и кнейдл. Вот, пожалуй, и все. Не припомню, чтоб отмечались

другие праздники.

Нам, кар-сервисным таксистам, в предпраздничные дни всегда работы по горло. Мы

катаемся по 14 часов, доставляя подарки, мелкие грузы, кошерные продукты по религиозным

семьям. Заказов много. Мешки по 20-30 килограммов, в каждую семью по два-три мешка.

Впрочем, и семьи не как у нас: только детей по восемь-десять, плюс гости.

Мы заранее распределяем районы работы. Мне, скажем, Боро-парк и Квинс, Игорю -

Нью Джерси, Изе - Лонг-Айленд. Другой раз наоборот, чтоб не было обиды.

С Боро-парком проще, этот еврейский район я знаю вдоль и поперек, все авеню и

пересекающие их стриты под номерами, заблудиться невозможно. Адреса просты, как

помидор. Зато ездить по Боро-парку в праздничные дни, особенно вечером - сплошной

кошмар. Улицы узкие, запружены с обеих сторон машинами, а правила движения и парковки

аборигены не то чтобы не признают, но по возможности игнорируют, если им эти правила

мешают. Когда ночью хасид в своем черном одеянии вдруг вынырнет из-за машины или же

вздумает вылезти из нее, то его замечаешь в самый последний момент. Я и сам удивляюсь, как еще никого не задавил. Так вот, развозим мы подарки. Подъезжаю к красивому

двухэтажному дому, затаскиваю мешки с провизией. Холеная молодая хозяйка дальше

прихожей меня не пускает, но дверь открыта, и я вижу сверкающий паркет, ковры, великолепную мебель. Хозяйка достает пачку фудстемпов - продуктовые талоны для

бедняков, отсчитывает 250, заклеивает в конверт, пишет имя мясника и передает мне. Потом

достает доллар - надо дать шоферу на чай за то, что таскал мешки, и, покрутив его в руках, прячет обратно, а мне отрывает однодолларовый фудстемп.

Неужели и она стояла в очереди за фудстемпами? И холеной белой рученькой в

золотых кольцах принимала это государственное подаяние?

Господи, сколько сволоты на свете!

Нет, аборигены этих районов, конечно же, не все такие. Я знаю немало честных

религиозных трудяг, интеллигентных, добрых и интересных, но вспоминаются почему-то

другие - жадные, хитрые, самодовольные. Может, оттого, что мы привыкли иметь дело со

жлобами и жлобством? Не только они меня раздражают, но и я их. Их злит, что я не такой

еврей, как они. И одеваюсь не так, как они, и по субботам езжу на машине, разговариваю по

телефону, продукты покупаю некошерные, не хожу в синагогу, не знаю ни идиш, ни иврита -

словом, не еврей, а всего лишь название, вроде как спер где-то чужой костюм и напялил на

себя. Единственное, что нас роднит, это то, что в случае чего нас расстреляют в одном

овраге. Но до них это не доходит.

Недавно я прочел, что в Японии, где никогда не было евреев, появился антисемитизм.

Какая прелесть: антисемит-заочник!

Обо всем этом я думаю по дороге из Боро-парка в Квинс. Размышления мои внезапно

прервал радиовопль: один из наших шоферов-музыкантиков заблудился. Парень тот

вообще легко теряется в экстремальных дорожных ситуациях, к тому же плоховато видит и

еще хуже ориентируется.

- Ребята! Я в Лонг-Айленде, но дальше дороги не знаю, и карты нет!

- Спроси у кого-нибудь.

- Не могу, я на хайвэе.

- Сойди на ближайшем экзите, - басит Шломо, - и спроси.

- Я ж тогда не смогу обратно попасть на хайвэй! - чуть не плачет Изя.

- О"кей! - вмешался Иосси. - А на каком ты хайвэе?

- А хер его знает!

- Какие сайны тебе попадаются?

- Номер 38, 39.

-Дурак, что мне твои номера, когда ты не знаешь, какой хайвэй!

- Названия какие? - уточняю я.

- Не успеваю читать на такой скорости! Не знаю! - вопит Изя.

- Поц, хайвэй свободный, машин немного?

- Да.

- Так езжай медленней, чуть притормози перед сайном и читай!

- Понял... Хайтингтон!

-Твою мать! - взрывается Шломо. - Это же Лонг-Айленд-экспресс-вэй, а тебе надо

Норзерн Парквэй!

Начинается коллективный вывод Изи на нужную ему дорогу. Изя окончательно

запутывается, посылает всех подальше и начинает самостоятельный поиск. Выехал он в 10

утра, добрался до цели к пяти вечера. Он горд и счастлив, но не понимает, почему

недоволен клиент. А клиент недоволен тем, что куры, привезенные Изей, за время его

путешествия приобрели несколько несвойственный свежему мясу запашок.

На следующий день Иосси долго объяснялся по телефону с клиентом, наконец, сморщившись,сообщил, что мясник на этом деле потерял 500 долларов и хорошего

постоянного покупателя, в наших услугах больше не нуждается. Хозяин тоже велел

передать, что не нуждается в услугах Изи. Бедный Изя в расстройстве так рванул, что забыл

о светофоре и врезался в новенький "бьюик"...

Самый яркий еврейский праздник, по-моему, Пурим. Хотя, говорят, и не самый

главный. На Пурим евреи пьют не слабее русских. Вильямсбург выглядит как

рождественная елка, по улицам толпами ходят ряженые, шумит развеселый еврейский

карнавал. "Арабы", "римские воины", "ковбои" - и у всех развевающиеся пейсы. Впрочем, это развлекается молодежь, тинейджеры. Взрослые в традиционных черных костюмах, но все

веселые, нарядные, крепко поддатые. Костры, много костров на тротуарах, прямо посреди

улиц: евреи с торжествующим хохотом жгут чучела своих заклятых врагов - не сегодняшних, а еще библейских. Во злопамятные!

Серьезные лица только у полицейских, их главная забота сегодня - следить, чтоб

празднующие евреи по пьянке не спалили сами себя, бывает и такое.

Мы с невероятным трудом проползаем меж гуляющих толп, возим одних евреев

поздравлять других. Они заказывают машину на 2-3 часа, и мы возим их по друзьям и

знакомым, к родственникам в Боро-парк, Сигейт, по Вильямсбургу, в Краун-Хайтс, Вашингтон-Хайтс...

Я уже три часа вожу двоих - одному лет тридцать, другой белоснежный старец. И с

каждым визитом они все пьянее, молодой все пытается меня в чем-то убедить, но поскольку

все время сбивается с английского на идиш, я его плохо понимаю. Главное все же уловил: да, если я еврей, то почему не пьян и не весел, почему работаю в такой день. Мне нечего ему

ответить, и я молчу. Хотя и начинаю злиться: кто бы тебя возил, если не я? Ты зачем

заказывал машину именно в еврейском кар-сервисе? Знал ведь, что все шоферы в нем евреи.

Какого черта ты мне травишь душу? Садись на негра или испанца, коли хочешь, чтоб и я

праздновал!

Сорок долларов они уже наездили, уже полночь, а конца не видать. Они заходят в

очередной дом, бросив мне: "Пожалуйста, подождите".

Жду их час, другой, потом, не выдержав, связываюсь с диспетчером:

- Иосси, клиенты не выходят третий час. Что будем делать?

- Где ты их взял, помнишь?

- Марси-авеню, угол Пенн-стрит.

- Завтра разберемся, ехай домой. Бай-бай!

На Бруклин-Квинс экспресс-вэй машин почти нет, полиция уже давно спит, я лечу

под 70 миль в час. Триста лошадей моего "танка" работают так тихо, что слышно шуршание

покрышек по шоссе.

И растет во мне горечь.

Кто я? Почему мне невесело среди общего веселья? Где мои праздники? Раньше были

1 мая, 7 ноября, 23 февраля. Их теперь не празднуют даже на родине - да и где она, моя

родина? Там, где родился, где похоронены моя мама, бабушка, дед? Почему один дед?

Потому что второго родина расстреляла в в 38-м году, и никто не знает, где его могила. Был

он шорником, делал хомуты для лошадей. Родине же нужен был один огромный хомут на

всех, а он этого не умел. И родина не скрывала своей нелюбви ко мне.

Так где же она? В Израиле? А там разве не то же, что и здесь? Чужие люди говорят

на чужом языке, молятся чужому богу и не любят меня не за то, что я еврей, а за то, что, по

их мнению, недостаточно еврей.

Или родина здесь, в Нью Йорке, где собрались отовсюду дети разных народов, которых не любит их родина, и потому они все равны? Впрочем, и те из наших, кто приехал

лет на 30 раньше нас, считают себя куда РАВНЕЕ и уже бурчат: "Понаехали тут"...

Праздничная ночь. Шумят, никак не угомонятся еврейские районы.

Я сижу один после тяжелого рабочего дня, молча гляжу на опустевшую бутылку

джина - праздную не мой праздник. Скоро утро.

Господи, прости мне мою бессильную злость. Впрочем, если я никто, то кто же мой

Господь?

...Утром мои клиенты пришли в офис, без споров, не торгуясь, расплатились за

вчерашнее, извинились:" Прости, брат, мы забыли про тебя, ведь был Пурим!"

В этот славный, на редкость прохладный денек с утра не было ни одного стоящего

заказа - так, мелкие трехдолларовые поездочки. От нечего делать я рассказал Иосси хороший

английский анекдот. Иосси долго смеялся, даже записал его в свой блокнот. И не забыл

отблагодарить: первая же поездка за город, в Монтиселло, досталась мне, хотя и не совсем в

очередь. Мало того, что этот маршрут выгоден - там красивейшие места в горах. Скалы, лес

наверху, изумительные озера - Америка времен Фенимора Купера, только крест-накрест

перевитая хайвэями, как пулеметными лентами. Вот туда я везу молодую американскую

семью ортодоксальных евреев. Им лет по 27-28, с ними гора чемоданов и четверо "идэлэ" от

2 до 6 лет. Родители - славные ребята, веселые, образованные и не слишком

закомплексованные религиозными догмами. Мы быстро разговорились. Их предки оказались

моими земляками, но сами они родились в Америке, и о Белоруссии не имели ни малейшего

представления, для них это терра инкогнита, земля неведомая.

К моему удивлению, посыпались вопросы - я как-то уже успел привыкнуть к тому, что молодых евреев земля их предков особенно не интересует, а тут - рой вопросов!

Задавала их, главным образом, она - очень миловидная женщина. В зеркале заднего

вида прямо-таки полыхали прекрасные черные глазищи, словно она только что сошла со

страниц Библии. Муж больше посмеивался в бороду, накручивал на палец пейсы, изредка

вставлял словечко-другое.

- Беларусь далеко от России? Это большая страна? Что, девять миллионов населения?

Ага, это немного больше, чем в Нью Йорке... Как весь штат Нью Йорк? А как там живут

евреи? А русские, то есть белоруссияне? Сколько получает врач? А хороший адвокат? У

тебя в этой Белорашен была своя машина? Что, мотоцикл? Так ведь он дороже машины, ты, наверное, был богатым человеком? Что ты говоришь - в сорок раз дешевле? Постой, постой, у вас там мотоциклы дешевые или машины дорогие? А бензин? А образование? А еда? А

кошерная еда? Как так нет кошерных магазинов? Что же ты ел? Понятно. А в больницах как

кормят?

Я не выкручивался, отвечал честно, хотя должен признаться, подчас противно было

ощущать себя папуасом из племени мумбо-юмбо.

Муж дал жене выговориться, и когда ее вопросы иссякли, сказал:

- Если тебе верить, у вас не просто плохо, а кошмар какой-то! И такая дикость при

высочайшей космической технике! Что-то не сходятся концы с концами. Может, ты еще

скажешь, что у вас в общественных туалетах пипифаксов нет?

Я молча кивнул. А что тут объяснять - это надо видеть. Вот съездил бы ты, приятель, в отпуск не на Багамы, а, скажем, в Белыничи, в Лепель, Полоцк, да в любой наш райцентр

или даже областной город, посетил бы так называемые места общего пользования на

базарах, автобусных и железнодорожных станциях, поискал бы, куда поставить ногу в

твоем изящном итальянском башмаке: то ли в лужу мочи, то ли в дерьмо, потом бы спросил

насчет пипифаксов.

- Знаешь, я до сих пор тебе верил. Сомневался, но верил. А сейчас вижу: ты просто

врешь. Все может быть, но без бумаги в туалете?!

Я не ответил. Я ни на какие вопросы больше не отвечал. Когда она очень уж пристала, буркнул не слишком любезно:

- Пожалуйста, не отвлекайте меня от дороги, мы все-таки на хайвэе.

Они разом замолкли. Настроение окончательно испортилось. Хотя в чем же их

винить? В том, что обозвали меня лжецом? Оно, впрочем, неудивительно: многие из нас

зарекомендовали себя не слишком честными и, скажем так, чистоплотными. Да и потом, мы

ведь приехали из страны, где вранье - норма. На всех уровнях - от президента до школьного

учителя, от генерала до сержанта - лгут...

Вот и Монтиселло. Я помог пассажирам разгрузиться, высадить ребятню.

Рассчитываясь, она вдруг спросила:

- Мы тебя обидели?

- Ну что вы! - кисло улыбнулся я. - Какие обиды! Я ведь профессиональный трепач, барон Мюнхгаузен!

Учтиво, как и подобает барону, поклонился и слегка подначил:

- А вы попросите мужа свозить вас на экскурсию на родину предков, сами увидите, как там живут евреи и неевреи, зачем слушать всяких брехунов вроде меня! Гуд бай, леди!

И всю обратную дорогу грезился мне Чернобыль, черт бы его побрал! Порой я уже и

сам не верю тому, что видели мои глаза и слышали уши: такой бардак трудно осмыслить

нормальному человеку. Что ж говорить об американце, который мне не поверил!

Суббота - наш выходной, наши религиозные клиенты по субботам не ездят. В

середине дня пришел Юра, такой же, как я, врач-таксист. Он с Колымы, там и родился в

семье ссыльных. Пришел прощаться: после трех лет Америки решил вернуться в Россию.

- Лучше быть голодным врачом, чем сытым таксистом, - хмуро заявил он.

- И Галя с сыном тоже так думают?

- Они остаются, - он отвернулся, помолчал и добавил: - Галя неплохо зарабатывает, и

ничего ей от жизни больше не надо. И никто не нужен.

- То-то будет радости всякой черносотенной шпане: одной жидовской мордой в

России станет больше!

- Я домой, на Север. Знаешь, мне сорокаградусный мороз как-то милей

сорокаградусной жары. И у нас, на Севере, прежде всего смотрят на голову и только потом

уже на нос.

- Ну-ну, блажен, кто верует. Во всяком случае желаю удачи.

Черт, разбередил мне душу. Нет, для меня, конечно, вечная мерзлота ничуть не

роднее Америки, но с кар-сервисом пора завязывать. Это однозначно. Надо искать

нормальную работу.

Одна знакомая давно советовала: заканчивай курсы хоум хэлз эйд - уход на дому за

тяжело больными и стариками.. Платят терпимо, плюс медицинская страховка. - это уже

нечто, достойное внимания. И ближе к основной профессии, нежели такси.

Объявление в газете "Курьер" напечатано жирным шрифтом. Звоню. Отвечает

серебристый голосок:

- 300 долларов, плата вперед. По окончании устраиваем на работу - 7 долларов в час.

Наш адрес...

Адрес шикарный: Манхеттен, Бикман-стрит. И офис солидный - новенькая мебель, компьютеры японских марок, такое же оборудование.

Я заполнил анкеты, заплатил, мои данные тут же занесли в компьютер, выдали

квитанцию на красивейшем бланке. Обаятельный и элегантный молодой человек

представился Алексеем из Ленинграда, мы побеседовали на русском и английском, и он

сказал, что моего английского вполне достаточно, чтобы работать в американских семьях.

Это выгодно во всех отношениях.

Мы сердечно попрощались, я ушел умиротворенный и почти счастливый: заработаю

не меньше, чем на такси, зато будет время для подготовки к экзамену на врача.

Через две недели я позвонил, мне тот же ангельский голосок сообщил, что занятия

откладываются на две недели в связи с недоговоренностью о медицинской страховке для

курсантов.

Из кар-сервиса я уже ушел, деньги кончались, а тут еще две недели - придется

поджаться.

Через две недели ангельский голосок пропал, работал только автоответчик: мол, все

в порядке. А еще через две недели замолк и он. Бесстрастный голос оператора сообщил, что

телефон отключен. Я помчался в Манхеттен, у входа в офис встретил еще таких же олухов, как я - офис исчез. В бюро регистрации бизнесов ответили, что такой бизнес никогда

зарегистрирован не был. Часа полтора я кружил по улицам великого города, не зная, куда

себя деть, и незаметно для себя оказался у своего карсервиса.

Иосси неизменно восседал у телефона, все остальные - в разъездах. Покурили, я

поплакался на невезуху, Иосси сочувственно покачал головой и тут же принял меня крыть

всеми известными ему ругательствами на семи языках.

- Ты есть стьюпид, зеленый русский крэйзи идиот! Во-первых, если агентство по

труду берет деньги вперед, это значит, что на работу они тебя устраивать не собираются.

Нормальные агентства берут за услугу твою недельную зарплату ПОСЛЕ трудоустройства.

Во-вторых, когда с тебя требуют 300 долларов, уже сразу ясно, что это не американцы: американец бы попросил 299 - и налогов меньше, и клиенту приятнее. Триста и двести

совсем неодинаково звучат. А твои красивые квитанции в магазине за углом стоят три

доллара пачка! Ты же не узнал фамилии, не проверил их лайсенс на право открыть бизнес!

Да тебя просто грех было не обокрасть!

Я все же решил не сдаваться. Накупил газет, на два дня зарылся в столбцы

объявлений и все же нашел такие курсы, которые отвечали всем требованиям: и лайсенс был, и оплата ПОСЛЕ, две недели занятий и четырехнедельная практика - все как положено.

Плата за учебу в объеме недельного заработка, около 300 долларов. Я уже усвоил: бесплатным в этой стране бывает только сыр в мышеловке.

Итак, на занятия нас собралось 21 человек - пятеро мужчин, остальные женщины.

Трое из нас русские врачи, одна медсестра. Все преподаватели - черные. Первое

шестичасовое занятие посвящено сложнейшей и уму непостижимой теме: перестилание

кроватей. Сначала нам показали учебный фильм, в коем очень умная негритяночка аж сорок

минут обучает очень глупую белую этой премудрости. Белая задает идиотские вопросы, негритянка снисходительно-ласково на них отвечает.

Вдохновленные этим шедевром киноискусства, мы приступаем к непосредственному

обучению. Наша черная учительница важно произносит названия простыней, а мы вслед за

ней повторяем хором:

- Баттон шиит! Дроу шиит! Топ шиит! Пилой кейс!

Потом персонально по 5-6 раз перестилаем постель. А врачи - по 8-10 раз!

Мне удалось поймать на физиономии нашей преподавательницы торжестующе-

ядовитую ухмылочку: она ловит кайф - в кои-то веки медсестре низшего ранга из Тринидада

можно всласть поиздеваться над врачами! О таком она и мечтать не могла. О мой бедный

ротный старшина! Ты был грубым матерщинником, но и только, такое утонченное

издевательство тебе и не снилось.

- А теперь, доктор, назовите еще раз подряд снизу вверх все простыни!

- Баттон шиит, дроу шиит, булл шит, топ шиит! - бодро отвечаю я.

Она важно кивает после каждого слова и не сразу врубается, что я сказал "булл шит", то есть "бычье дерьмо", и это там, где речь идет о месте возлежания пациента. Но когда до

нее дошло - взрыв негодования, ураган африканских страстей! Минут 20 длился шторм.

- Как вы можете так называть пациента?! В ННА должны быть только добрые люди, самые добрые люди!

- Синди, это ведь шутка.

- Это недобрая шутка. Вы недобрый человек, доктор?

Может быть, Синди. Может, я и недобрый. Трудно быть добрым после Афгана и

Чернобыля. Я ведь не только лечил, я еще и стрелял, Синди. В людей. Вот так. Однако и ты

не очень-то добрая, Синди.

Тем не менее она мне ставит зачет по теории постельной науки. Она отыграется

завтра.

На следующий день мы учимся мыть в постели резиновый манекен. Между ног у

манекена дыра в два кулака. В эту дыру вставляется резиновый агрегат: с одной стороны

мужские половые органы, с другой - женские. Вынул, перевернул - и бабушка стала

дедушкой. О, мытье больного в постели - искусство да еще какое!

В процессе мытья пациент ни на секунду не должен быть открыт целиком. Для

каждого места своя махрушка, три полотенца. Дважды ты моешь руки и дважды меняешь

резиновые перчатки. И такая тренировка как минимум раз в день.

Господи, где же ты, милая российская больница с серыми двухнедельными

простынями, вонючими бабками и вечно пьяными санитарками, которые если раз в неделю

помоют больного, то лишь тогда, когда его родичи сунут в карман что-нибудь!

Неудивительно, что один день пребывания в госпитале Кони-Айленд (самом дешевом

в Нью Йорке, рассчитанном на бедняков) стоит более 1000 долларов. На такие деньги в

Беларуси та же бабка могла бы безбедно жить два года.

Капитализм - это дорого, но чисто. Или наоборот: чисто, но дорого.

Потом мы изучали азы анатомии, физиологии, нормальную и патологическую

психологию стариков, тяжелых больных. Это нам преподавал бывший хирург - невысокий

седой умный негр Бен Томпсон, большой любитель бренди и женщин. Для нас, врачей, это

действительно интересно: можно сравнить подходы к врачеванию у нас и у них, они

серьезно отличаются. Остальным это до лампочки. И в самом деле трудно понять, почему

для того, чтоб подтереть бабке задницу, надо непременно знать, из чего эта задница состоит, как функционирует. Многие сведения вообще никому не нужны, например, о типах и работе

кислородной аппаратуры, которой на дому у больных нет и быть не может.

Потом я понял, что все это придумано для того, чтобы растянуть время занятий: платим-то мы долларами не за программу, а за каждый час занятий. Всю эту премудрость

можно было бы уложить в два, от силы три дня, но тогда что же они заработают?

Но все имеет конец. Последние испытания - 100 вопросов - позади, на следующий

день медкомиссия.

И вот она-то меня обухом по голове: по состоянию здоровья к такой работе я

непригоден - высокое артериальное давление. Черт возьми, я ведь его совершенно не

ощущаю, у меня абсолютно нормальное самочувствие, тем не менее это факт. Афганистан и

Чернобыль бесследно не проходят.

Два месяца без работы, я задолжал всем, кому только можно. И кому нельзя - тоже.

И я снова иду к Иосси, куда же еще. Он встречает меня, словно я никуда не уходил.

Не я первый такой.

- Завтра к семи, - улыбается Иосси. - O’ кей?

- О'кей.