Фаэты. Рассказы о необыкновенном

Глава третья
МОРЕ СМЕРТИ

Космический корабль, в котором мы с Эрой летим, «МАРЗЕМ-119» («Марс-Земля, сто девятнадцатый») идет на посадку, и нет сил сдержать сердцебиение, которое начинается у меня всякий раз при посещении родной планеты. Что же ощущает тогда моя Эра, сидящая рядом?

В иллюминаторах мелькают огненные полосы - знак торможения в новой марсианской атмосфере. Внизу беспредельным океаном расстилается зеленая равнина с голубыми кружками озер, в которых на миг отражается маленькое наше солнце, и тогда они вспыхивают рассыпанными внизу зеркальцами.

- Горы! Наши горы! - взволнованно узнает Эра.

- Да, родная, знакомые места,- отзываюсь я и с улыбкой добавляю:- А пустыни больше нет.

Эра жадно смотрит в круглое окно.

После посадки видно, что привезенные с Земли деревья и кустарники всюду привились в углекислой атмосфере и благодаря ей и половинной тяжести вымахали вдвое по сравнению с земными сородичами.

- Какие исполины! - любуется ими Эра.

Я помогаю ей надеть маску и заплечные баллоны, как аквалангистке.

Земные космонавты радушно провожают нас до шлюза корабля.

Итак, мы дома! Но…

Мы идем друг за другом по пояс в траве. Озеро вблизи - зеленоватое, местами прикрытое туманом. Оно выглядит как зацветший пруд благодаря водорослям хлореллы, которые вместе с новыми лесами и травами трудятся сейчас по всей планете, насыщая ее атмосферу живительным кислородом.

Так хотелось бы снять маски, вдохнуть его, но пока еще рано…

- Здесь был кратер войны распада Деймо и Фобо,- напоминаю я.

- Значит, перед нами скала шлюзов Города Долга,- догадывается Эра.- У меня кружится голова. Не пугайся. Не только кружится, но и полна света и радости. Мы возвращаемся в родной дом, а он перенесся на планету щедрую и цветущую, о которой мы мечтали. - И она счастливо смеется.

Ее смех вспугивает стайку птах, первых обитателей преображенной планеты, не боящихся излишков углекислоты. Они вспорхнули и с звенящим шелестом полетели над приозерной дымкой тумана.

Нам обоим хочется сесть и смотреть в озеро, на отражение ближних березок, полюбившихся нам еще на Земле.

Но извилистая тропка зовет нас дальше.

Темный утес, к которому мы идем, отражается в воде и кажется подводным. Над ним небо, уже не марсианское фиолетовое, а синее, земное!

… За шлюзами нас приветливо встречают обитатели древнего Мара. Далекие потомки наших собратьев. Они кажутся Эре робкими, застенчивыми, болезненными. Это, конечно, после привычного облика бодрых, сильных, энергичных людей.

Итак, мы в родном Городе Долга.

Как неизменно все здесь - те же затхлые галереи, угрюмые пещеры, - и вместе с тем как все переменилось!

Уже после нашего ухода в холодный сон глубоко в недрах планеты обнаружили глобальные запасы аммиака, прежде насыщавшего атмосферу первозданного Марса, который в этом отношении был похож на остальные планеты Солнечной системы. В небольших количествах аммиак встречался в недрах и прежде. Еще наши далекие предки, последние фаэты, получали из него азот для своих первых глубинных городов.

Однако Море Смерти, пронизывающее поры планеты, плотность которой, как известно, меньше земной, собрало в себя все запасы аммиака, составлявшего ранее атмосферу. Оказавшись в силу какого-то катаклизма под поверхностью, аммиак уже не способствовал созданию азотной атмосферы, как на Земле или на Фаэне.

Когда люди взялись за преображение Марса, они заручились содружеством марсиан. Те должны были превратить весь аммиак глубин в азот и водород, создав искусственные вулканы, в жерлах которых аммиак распадался бы на водород и азот. Постепенно содержание углекислоты, частично поглощаемой растительностью, станет в океане азота приемлемым для дышащих организмов.

Нас с Эрой представили Первой Матери Роне, спустя несчетные поколения занявшей место моей матери Моны.

Это была необычно высокая для подземелий марсианка, седая, стройная, с точеными чертами лица и строгими, пронизывающими глазами.

- Так вот какова ты, проснувшаяся от холодного сна! - приветливо сказала она, разглядывая Эру. - Будь с нами. Мы рады тебе.

Эра призналась, что хочет увидеть Море Смерти. Марсианка удивилась:

- Зачем тебе это надо, дочь моя, которая могла бы быть моей праматерью?

- Я видела, как люди шлют к нам живительные снаряды жизни с ледяного материка Земли. Я хочу видеть, как мариане (она выговорила мариане, как в древности) вносят свою долю.

Рона улыбнулась Эре:

- Ты - наша легендарная героиня. О тебе сложены сказки, и дети бредят тобой, восставшей ото сна. Я не могу тебе отказать, хотя испарения Моря Смерти ядовиты и тебе придется надевать специальный скафандр.

- Мы привыкли к скафандрам,- бодро отозвалась Эра.

И вот мы спускаемся по бесконечным переходам, пройдя мимо знакомых, тысячелетия назад заброшенных пещер.

- Я вижу в тебе, проснувшейся красавице, символ нашей расы,- в пути говорит Первая Мать Рона.- Раса марсиан словно спала несчетные циклы в глубинах планеты. Но скоро она проснется, как проснулась ты.

Я радуюсь, слушая эти слова. Почтительно иду сзади и размышляю. Все-таки не символично ли то, что марсиане насыщают атмосферу Марса нейтральным газом азотом, а люди - водой и живительным кислородом.

Проводники с холодными факелами освещают нам путь.

Я не знал в прежнюю свою жизнь, что марсиане могут так глубоко спускаться в недра планеты. Но за миллионы лет существования несчетные поколения все глубже и глубже вгрызались в чрево Марса. Вот тогда и был открыт глубинный аммиачный океан, получивший название Моря Смерти, ибо никто тогда не подумал о превращении его в Поток Жизни.

Я слышу, как беседуют между собой две марсианки: древняя, но молодая и старая, мудрая.

- Ты видела, Проснувшаяся, - Мать Рона неплохо владеет древним языком мариан, говоря с Эрой, - как с Земли посылают нам замерзшую воду. Религия страха, к счастью, у нас забыта, но последние жрецы грозили нам, что люди хотят переделать Марс для того, чтобы на нем можно было им же самим поселиться, не выпустив нас из пещер. Что ты думаешь об этом?

- Я видела людей и сейчас, и тринадцать тысяч земных лет назад. Ныне на Земле живут иные люди. Они по всей планете стремятся утвердить те принципы, которые мы с Инко старались заложить в одно из первых их древних государств. Если они помогают нам, то только из добрых побуждений.

- Добро? - переспросила Мать Рона. - У нас после религии страха, ушедшей в прошлое, остались еще суеверия. Помоги вместе с Инко справиться нам с ними. Скажи, зачем людям творить Добро? Неужели это выгодно?

- Выгодно!

- Вот как?

Эра радует меня. Она прекрасно усвоила все, что я ей рассказал:

- Если смотреть далеко вперед, можно понять, что для людей избавиться от излишней воды будет выгодно. Они отправляют ее на Марс с большого острова Гренландия и с ледового материка Антарктиды. Если бы лед Гренландии растаял, он поднял бы уровень океанов на четыре моих роста. А если бы растаял антарктический лед, океан поднялся бы в семь раз выше, затопив многие цветущие страны и города.

- Но почему замерзшая вода Земли должна таять?

- Я заглядываю в отдаленное будущее. Люди очень активны и расходуют уйму энергии. Они получают ее не только от Солнца, но и от распада вещества и, что особенно значимо, от сжигания запасов топлива миллионолетней давности. Это не только повышает на Земле уровень тепла, но и увеличивает содержание углекислоты в атмосфере. А она, как известно, пропускает солнечные лучи, но удерживает тепло почвы, как в наших былых оранжереях. И в результате люди неизбежно столкнутся когда-нибудь с перегревом Земли и катастрофическим таянием льдов. Людям все равно пришлось бы выбрасывать излишки льда, если не на Марс, то просто в космос.

- Ты мудра, Проснувшаяся. Недаром на твоем прекрасном лице я вижу морщины забот и знаний.

Я холодею. Мне все думалось, что это мне лишь кажется. Теперь же Первая Мать Рона подтверждает мои самые тревожные опасения.

- Мудростью этой я обязана своему Инко, только ему.

Первая Мать Рона оглядывается на меня. Я почтительно склоняю голову и говорю:

- Земляне не забыли своего Долга марсианам, которые предотвратили столкновение Земли с Луной. Но подлинное Добро обернется добром для тех, кто его делает.

- Вот как ты думаешь!

- Эра недаром говорила о предотвращении грядущего потопа на Земле.

- Она вполне может сменить меня на посту Первой Матери, когда совсем вернется к нам на Марс.

И Первая Мать дала сигнал надеть скафандры.

Нависавшие своды в каменных подтеках терялись в темноте. Под ними размеренно, лениво, но могуче колыхалось, наступая и отступая, Море Смерти. Испарения над ним были ядовиты.

Но их не было видно, сама же жидкость казалась темной в свете холодных факелов.

Мы с Эрой уже знали, что нескончаемым потоком эта «мертвая влага» выбрасывается из новых вулканов, где превращается в летучий газ водород и устойчивый азот, основу будущей атмосферы нового Марса.

Пятьдесят лет и день и ночь из Моря Смерти через неисчислимые жерла под огромным давлением извергались струи этих газов.

- Поток Жизни, - говорит про них Эра Матери Роне и поступает совершенно неожиданно, и уж совсем не как будущая преемница руководительницы марсиан. Она вдруг сбрасывает герметический шлем, ее волосы рассыпаются по плечам, и я с ужасом вижу в свете холодных факелов и отблеске аммиачного моря седые пряди.

Мне не хочется верить глазам.

Эра снова надевает шлем и говорит:

- Таков был обычай моей юности. Первая Мать Рона. Инко подтвердит. Не было у нас более любимого упражнения, чем ныряние в отравленную атмосферу Мара и бег в пустыне. Здесь, на берегу Моря Смерти, я хотела отдать дань этому смелому спорту, на который не решалась в молодости. Иначе как же мне стать тебе помощницей?

Первая Мать Рона была настолько ошеломлена поступком Эры, что ничего не возразила ей.

Тяжел был подъем из невероятных глубин, занявший не один день. Я вдруг почувствовал весь груз лет. Как я хотел бы сбросить его ради юной Эры, у которой морщины забот и знаний появились здесь в марсианской глубине.

Встревоженный, поднимался я, по-прежнему идя следом за Эрой и Первой Матерью Роной, стараясь размеренно дышать, как во время физических упражнений.

Так началась наша с Эрой жизнь среди марсиан. Нам отвели одну из каменных келий, где мы оставались одни.

- Ты знаешь, Инко, я так хотела бы дожить до мига, когда мариане смогут без скафандров выйти наружу. И поселиться на поверхности не в пещерах, а в домах, как на Земле.

Я понимал, слишком хорошо понимал свою Эру. Она заметила в себе то, что я лишь начал подозревать. Недаром подолгу просиживала она при свете холодного факела перед зеркалом.

Она старела у меня на глазах. Старела с непостижимой быстротой. Боюсь, что наши друзья Земли, Неон, Даль и другие, помня прекрасное лицо спящей в саркофаге, не узнают ее.

Конечно, она и теперь казалась прекрасной, но ее красота стала зрелой.

- Не расстраивайся, мой Инко, - говорит она с улыбкой. - Ты боялся, что вставшие между нами полвека будут барьером. Видишь, сама Природа уничтожает этот барьер. Я просто приближаюсь к тебе по возрасту, чтобы быть счастливее.

Эти слова звучат для меня угрозой.

Я решаю, что жизнь в глубинном городе с его затхлой искусственной атмосферой губительна для Эры. Надо тотчас увезти ее назад на Землю.

Первая Мать Рона, выслушав мои опасения, соглашается.

- Я хотела, чтобы она сменила меня, - говорит она, и в ее словах я угадываю страшный для меня смысл.

Одновременно это звучит и разрешением увезти ее.

Я даю радиограмму на Землю Далю и получаю ответ: корабль «МАРЗЕМ-119» вылетает за нами.

В назначенный день мы видим через перископы, как опускается на зеленую равнину серебристая башня корабля.

Первая Мать Рона с печальной улыбкой провожает нас.

- Боюсь, что двойная тяжесть скорее повредит, чем поможет Эре,- на прощание говорит она тихо только мне.

Эра держится бодро. Обнимает Рону, прощается с дежурными шлюзовыми марсианами, и мы вместе с нею в легких земных аквалангах выходим из шлюзов на берег знакомого озера. До корабля отсюда не так далеко. Солнце слепит с непривычки.

Эра оглядывается вокруг,словно впитывая в себя красоту нового, рожденного здесь мира и замечает в небе темную тучу, скрывшую вдруг солнце. Стаи белых птиц мечутся перед нею, как подхваченные вихрем хлопья.

И сразу же мутные космы дождя преграждают нам путь. Еще мгновение, и они уже бьют нас по лицу, стекают струями по плечам и одежде. Мою бороду хоть выжимай.

Дождь на Марсе! То, что на Земле казалось бы угрюмым, непогожим, здесь вселяет веселье.

Эра, очевидно, поддается этому настроению. Она скачет под дождем на одной ноге, потом бежит вприпрыжку к кораблю.

Но что это? В приступе восторга или безумия срывает она с себя маску, забыв, что она не на Земле! И она бежит к кораблю от того же самого, теперь залитого водой кратера, от которого полвека назад бежал я без скафандра по песчаной пустыне.

Я никогда не переставал бегать,несмотря на свой возраст.Напрягая все силы, я гонюсь за нею, но отстаю, задыхаюсь, и тревога сжимает мое колотящееся сердце.

Она не может бежать без дыхания, как я когда-то. И по мокрой траве бежать труднее, чем по песку, ноги запутываются в ней.

И я вижу, как она падает сломленной тростинкой.

Задыхаясь, изнемогая от усталости, со слезами, смешанными со струями дождя на лице, я добегаю до нее.

Она лежит в изумрудной влажной траве. Наше маленькое, но яркое солнце снова выглянуло из-за туч и заставило засверкать капельки влаги на ее полуседых волосах. По ее осунувшемуся лицу текут не дождевые струи, а слезы!…

С трудом став на колени, надеваю на нее маску и приступаю к искусственному дыханию.

Зачем она сделала так? Зачем?

Кто поймет женщину или марсианку до конца?

Космонавты в скафандрах подбегают к нам, и мы втроем несем ее к кораблю.

И, несмотря на половинный земной вес, она кажется тяжелой.

Только в корабле Эра приходит в себя, оглядывается, плачет и говорит:

- Инко, родной мой Инко! Как хорошо!

Это становится сигналом к старту.

Состояние невесомости приносит ей облегчение. Но ничто не может изменить ее усталое, увядшее за время пребывания на Марсе лицо.

Я надеюсь только на Землю, на нашу вторую родину.