Фантастика и Детективы, 2014 № 12 (24)

По ту сторону снега

Снежный сейнер барахтался среди нагромождения волн, обходя наиболее высокие из них, задирая нос к небу, а после скользя с очередного гребня вниз. Паруса, то ловившие, то теряющие ветер, трещали и выли, под стать вьюге, кружащей до самого горизонта. Ещё немножко, и тройная ткань, нашитая поверх выдубленных шкур, могла не выдержать, и тогда команде пришлось бы несладко.

— Лево руля! Ещё левее! Право! Ещё правее! — кричал осипшим голосом помощник шкипера, висевший с линзовой лампой в штурманской люльке над самой поверхностью моря.

Сам шкипер, ставший за штурвал, не пытался угадывать, что там, впереди, в свистопляске снега и ветра, всё было тщетно, он не мог различить даже фигуры матросов, которых швыряло от борта к борту. И ловцы снейков тоже выскочили на палубу, помогая команде управлять парусами.

— Лево! На пятке влево! — срывая голос, будто лопались струны мандолины, фальцетом взвился помощник.

На пятке — это значит разворот на месте, резкий, до стона парусной оснастки, до вскрика обшивки. Рискуя поломать опорные дуги, соединяющие корпус сейнера с корабельными сноубордами, шкипер крутанул штурвал, понимая, что просто так помощник не завизжал бы, будто резаный подсвинок. Наверняка там, в двадцати-двадцати пяти шагах перед ними, — дальше помощник вряд ли мог что-либо увидеть, — оказалось непреодолимое препятствие, волна, на которую нельзя вскарабкаться, и которую не получится взрезать форштевнем. Ведь сейнер — не торговый галеон, прокладывающий широким лбом дорогу там, где застрянут другие суда. Хотя, конечно, ближе к краю света, где волны встают высотой до неба, а после рушатся за край, не пройдет ни галеон, ни сам морской дьявол, там заканчивался мир, и начиналась Великая Бездна.

— Что у тебя, Вейвул? — крикнул шкипер, желая узнать, какой беды они избежали.

Ведь в море встречается разное. Большие волны опасны, но есть вещи и похуже. Провалы, — когда посреди морской глади вдруг открывалась ложбина, уходящая вниз и вниз, выкарабкаться из которой потом очень непросто. Движущиеся волны — а такое шкипер видал не раз на своём веку, — когда море вдруг приходит в движение, и волны начинают гулять, будто ожившие белые существа, и тогда — кричи — не кричи, ворочай штурвал или нет, а главным окажется везение, у кого побольше — тот и выкарабкался. Везение, да корабельная прочность. А ещё близость берегов.

Шкиперу доводилось узнать движущиеся волны дважды. Первый раз при перевозке строевого леса, но тогда их лишь задело неожиданное пробуждение моря, и вышло даже лучше, потому что пришли в порт на день раньше. Правда, страху натерпелись, но это ничего. А второй раз испугаться не успели. Шхуна перевернулась набок, и стала тонуть, погрузившись в море вначале наполовину, затем на три четверти, удержавшись на втором сноуборде, а первый под тяжестью корабля ушел вниз. До земли была верная неделя пути, но шкипер предпочел провозиться две недели, вызволяя шхуну из морского плена, и старания его увенчались успехом. Дождавшись устойчивого свежего ветра, они запустили вспомогательный парус — огромного воздушного змея, и кое-как сумели вытащить увязший корабль и отправиться домой. В общем, разное происходило на море, и не все могли похвастать удачей.

В конце-концов, когда годы тяжким балластом накопились в душе и в сердце, шкипер решил найти местечко поудобней, и нанялся во флотилию снежных сейнеров, добывать снейков и зеленелу, и всё прочее, что случается добыть в море. Казалось, здесь спокойней. Кораблик ему достался что надо, — не норовистый новик, которому ещё притираться и притираться бортами к морю, и не старая лохань, плохо слушающаяся штурвала и постоянно жалующаяся на судьбу, а вполне проверенный, зацелованный штормами и морем «Пеликан». С высокой мачтой, хрустящими парусами, добротными бортами, проклепанный медными скобами, и полуторными сноубордами, способными не только нести сейнер по морю, но и служить запасниками для улова. Вот только и здесь спокойной жизни не оказалось. Потому что стаи снейков постоянно мигрировали, вынуждая рыболовов уходить вслед за ними всё дальше и дальше от берега.

— Вернусь с лова, брошу всё, уйду на покой! — в сердцах говорил шкипер каждый раз, когда сейнеры снаряжались для выхода в плавание.

Он уже и местечко присмотрел — на вершине холма, что возвышался над грузовой гаванью. Там, в окружении высоких сосен, можно поставить крепкую хижину, не боящуюся ни вьюг, ни града. А в погребке держать наготове пару бочонков темного эля, который приятно потягивать из высоких глиняных бокалов у горящего очага, травя байки со старыми моряками, сошедшими на сушу, или же просто слушать завывание ветра в трубе. И вот тогда пусть стучат в закрытые ставни хоть все-все ветра и все снега мира, но он им не откроет. А возьмет потеплее плед, укроет старческие натруженные в долгих вахтах колени, и будет дремать, пока его песок в незримых часах жизни не перетечет на самое дно.

Вот только все понимали, что последний сезон у шкипера, которого за чуткость к молодняку прозвали в порту Папашей Ло, случится не скоро. Да и — настанет ли он, этот последний сезон? Ведь чаще моряки заканчивали век не в уютной постели, а где-то там, в глухой морской ночи, когда не видно и не слышно ничего и никого, когда помощник не успеет вот так, как сейчас, выкрикнуть: «на пятке!». И сейнер, набравший ход, переломится, как сухая ветка, и те, кто будет барахтаться после в море, не успев надеть мореступы и тулупы на гусиных перьях, станут завидовать другим, — которые ушли на дно вместе с кораблем.

Молодым да вертким иногда удавалось вынырнуть и с двадцатиметровой глубины, ходила легенда о матросе, спасшемся с корабля, который ушел на верную сотню метров. Да только легенды тем и примечательны, что все их слыхали, да никто произошедшего не видал. Это как байки о путешествиях в Великую Бездну.

На этот раз испытывать судьбу и корабль на прочность не пришлось. Помощник, теряя последний голос, успел выкрикнуть спасительное предупреждение, а Папаша Ло, вывихнув кисть, успел налечь на штурвал и увести «Пеликан» от опасности.

Дрожа от натуги, перемешивая с песней вьюги свой стон, сейнер останавливался, разворачиваясь бортом, продолжая двигаться по инерции боком. А потом раздался отчетливый удар, правый сноуборд воткнулся во что-то твердое, и сейнер замер.

— Убрать паруса! — настала пора не жалеть связок и Папаше Ло. — Вейвул? Ты как, старина?

По палубе прокатился дробный топот парусной команды и ловцов.

— Я в порядке, но вот «Пеликан»… — донесся изменившийся, ослабленный долгим трудом голос помощника.

— А что с ним?

— Во что-то мы упёрлись. Как будто скала, которой здесь быть не должно.

Помощник покинул штурманскую люльку и брел по палубе, цепляясь за леера. От двухчасовой игры с волнами его шатало. Остановка корабля во время вьюги всегда означала крупные неприятности, именно потому и пришлось Папаше Ло со своим помощником рисковать, устраивая гонки с Судьбой, рискуя нарваться на неприятности. Но, кажется, миновать их полностью не удалось. Единственное, что хоть как-то успокаивало — «Пеликан», столкнувшийся с препятствием, не развалился на куски, а всего лишь зацепился за что-то и замер в неподвижности, будто став на якорь.

Моряки, усталые и встревоженные, всё же воспользовались внезапной передышкой, привалившись кто к чему, ловя воздух открытыми ртами, опустив шарфы-матроски с раскрасневшихся щек на шеи. Хотя им было интересно, что же произошло, и во что это выльется, доверие к Папаше Ло пересилило, и они просто дожидались, когда шкипер с помощником во всём разберутся.

— Вейвул, дружище, вот, держи, как раз для такого случая. Хлебни, и пойдем, поглядим, что там у нас за приключение. — Папаша Ло достал из широкой муфты, болтающейся на объемном его животе, фляжку с еловым ликером, сделал сам пару глотков и протянул её помощнику.

— Спасибо. То, что надо. Но приклеились мы тоже — будь здоров! — возвращая флягу шкиперу, а голос себе, ожил помощник. — Успел заметить в последний момент. Скала — не скала, но что-то черное… И очень большое. Если бы прямо в неё, то всё, привет снежным девам, что поют прощальные песни.

— Не вовремя ты снежных дев вспомнил. До берега отсюда дней десять пути. В такую вьюгу ни за что не выбраться. Опасно сейчас в море, разве что снять сноуборды и попытаться на них… Эх, да что я и сам раньше времени-то, почище снежных дев причитаю! Старею, никак.

— Старость? Ну, нет. Как-то сложно представить тебя без штурвала и капитанской муфты, просиживающим задницу у камина.

— Вот прямо сейчас я бы предпочел просиживать задницу, а не торчать посреди вьюги на остановившемся корабле… И темень такая, ничего не видать. Пошли уже, — дождавшись, пока помощник заново разожжёт фонарь и протрет запотевшие линзы, сердито сказал шкипер.

Матросы и рыбаки, поняв, что сейчас толку от их ожидания ровно ноль, упрятались под палубу. Команда сейнера — всего десять человек, шесть матросов и четыре ловца. Да ещё — капитан с помощником. Одна семья, одна судьба. Вышагивая по палубе, шкипер знал, что там, внизу, десять настороженных пар ушей вслушиваются, каковы они — шаги капитана? Уверенные, твердые, может быть даже, с пристуком досады из-за вынужденной задержки. Или — тягучие, обреченные, как у человека, идущего сообщить недобрую весть. В любом случае, что бы ни случилось, он решил держаться уверенно. Что толку от жалости к самому себе? Уныние — тяжкий грех в море и на суше. Нельзя о том забывать никому. И он отбил чечетку, которая звучала всякий раз, когда улов был хорош, или же когда показался берег, или просто, от других каких-нибудь приятных причин. Пусть думают, что всё в порядке. И на мгновение шкиперу показалось, что он слышит облегченный выдох из десяти глоток, и слышит, как десять сердец забилось ровно.

Шаг. Другой. Третий. Снег валит стеной, ещё немного, и придется отдать приказ чистить палубу. Но пока — вцепившись в шторм-леер, шкипер шел вслед за помощником, держащим фонарь, и молил всех богов, какие только есть на свете, чтобы там оказался какой-нибудь пустяк, какая-то неотмеченная на карте небольшая скала, обросшая снежным мхом, словно барашек шерстью. Впрочем, толку от фонаря было мало. Пятно света держалось на расстоянии вытянутой руки, а после сливалось с нитями пляшущего снега, выхватывая крупные хлопья и заставляя их на мгновенье превратиться в блестящие самоцветы. Но сразу за пятном начиналась фиолетовая темнота. А море постепенно подкрадывалось снизу, уже дотянувшись до половины борта.

— Отсюда ничего не понять. Придется лезть на сноуборд! — сказал шкипер.

— Да, так будет лучше, — ответил помощник.

И они вернулись обратно, а после полезли по широкой несущей дуге, цепляясь за спасительные поручни, к правому сноуборду, тому самому, который врезался во что-то и намертво сцепился с преградой.

Ширина дуги — четыре руки, больше двух метров. Вроде бы достаточно, чтобы по ней пробираться, но только не в сильный ветер. Скобы выскальзывали из рук, меховые перчатки покрылись снежной коростой, и ухватиться становилось всё тяжелее и тяжелее, а всего в двух-трех руках под ними шипело и искрилось подернутое поземкой море. Сколько там, внизу? Сто? Двести? Пять тысяч? Или даже десять тысяч метров снега, который в самом низу, в глубине, становился тверже и тяжелее стали?

Рыбаки не раз кидали ловчие драги на тысячу метров, и доставали причудливых рыбин, которые, едва попав на поверхность, тут же лопались изнутри, будто петарды, начиненные порохом. Там, где жилось привольно и хорошо, их со всех сторон сдавливал совсем другой снег, больше похожий на мел, или даже гипс, а может — каменную крошку. А ещё те чудные рыбы не имели глаз. Значит, там совершенно темно, внизу, раз глаза им совершенно не нужны. Но вот зубы у глубинной добычи всегда оказывались ого-го! Не такая уж, видать, привольная жизнь у них. Что же жаловаться тем, кто живет на суше и движется на двух ногах? И шкипер не жаловался, а стиснув зубы, лез вперед, оттолкнув помощника, пытавшегося поддерживать своего капитана под руку.

Вот и конец дуги. Сразу за ним виднелся огромный поплавок сноуборда, — горбатая конструкция, снизу представлявшая широченную и прочную лыжу, покрытую шкурой Кога, — самого страшного хищника, водящегося в море. Эта шкура при движении заполнялась пузырьками воздуха, и позволяла скользить без всякого трения, наращивая скорость и поднимая корпус сейнера над морем. Даже сейчас, когда корабль застыл в неподвижности, сноуборды держали его на плаву, не позволяя осесть в морскую пучину. Значит, сноуборд в порядке. И нужно всего лишь высвободить его из плена, в котором он очутился.

Осторожно переступив на поплавок сноуборда, шкипер пополз на животе к самому его краю. И там увидел…

Нет, вначале он не увидело ничего. Только неясное темное пятно, которое могло оказаться просто игрой света от фонаря. Потом темное пятно обрело очертание какого-то округлого валуна, и шкипер решил, что это скала. Пусть не в порослях снежного мха, а просто черный камень, не успевший причинить сейнеру большого вреда. Просто скала и ничего необычного. А затем ветер неожиданно стих. Вьюга закончилась, будто небесное божество устало раздувать щеки, и в ясной ночи, при свете выглянувшей из туч Луны, шкипер увидел то, чего не видел никогда в жизни, и о чем не слышал ни единой легенды, хотя переслушал на своём веку разных небылиц.

Это была не скала. И не огромная снежная волна. Не кочующий островок, какие иногда образуются в сезон дождя и града, когда выход в море просто невозможен.

Это был огромный корабль. Самый огромный из тех, что шкипер видел на своем веку. И самый необычный. Но чтобы понять, что это именно корабль, и оценить его истинные размеры, шкиперу пришлось потратить долгие три-четыре минуты, обшаривая взглядом темные в белых разводах борта высотой с большущий дом, метров в десять-двенадцать, а после понять, что высокие шпили, возвышающиеся над бортами, это не что иное, как мачты. Только другие, не такие, как на снежных кораблях. И ещё. У этого гиганта не было сноубордов. Он не мог скользить по морю. И не было никаких следов, что что-то подобное сноубордам крепилось к этим гигантским черным бортам.

— Призрак из Великой Бездны! — помощник сказал то, о чем подумал шкипер.

Отдернув руку, и облизывая пересохшие губы, Папаша Ло впервые в жизни ощутил чувство, которое называют ужасом. Кровь отхлынула от лица, в висках застучало, и у самой головы будто бы ударил тяжкий колокол.

Да, это был Призрак из Великой Бездны. Самое страшное, что могло повстречаться в полном опасностей море. Корабль существ, живущих по ту сторону мира. Легенд о другом мире не слагали, только старое-престарое предание говорило, что когда-то, много сотен лет назад, в их мире появилась Лодка из Великой Бездны. И в ней якобы были какие-то иные люди. Будто бы они принесли в их мир страшные болезни и несчастья, и потому их сожгли как злых колдунов вместе с лодкой. И была одна деталь, которая заставила шкипера поверить теперь в ту легенду. Лодка из Бездны не могла плыть по морю. Вот только она была маленьким суденышком, в котором им явилось всего несколько человек. В этот корабль мог уместиться весь поселок Папаши Ло.

Вьюга уходила, а шкипер с помощником застыли, боясь шевельнуться, чтобы не пробудить злые силы, скрытые в темном брюхе пришельца. И так продолжалось долго. А потом шкипер понял, что экипаж вот-вот выползет на палубу, и увидит это чудовище. И вот тогда возможно всё. Потерять кого-то из своих матросов он не желал. Мало ли, кто-то нырнет от страха головой в море, и поминай, как звали. А потому нельзя давать ни единого шанса панике завладеть умами команды.

— Эй, там! На сейнере! Всем сидеть тихо, пока мы чиним дугу. На палубу пока не выходить. Холод просто собачий. Фриго! — так звали корабельного кока, — а приготовь-ка к моему возвращению горячего чая.

— Да, шкипер! — донесся из-под палубы радостный ответ кока, а вслед за ним — оживленное гудение прочих голосов.

Что ж. Первый шаг сделан. Теперь нужно подготовить всех к этому зрелищу.

— Ну, что, старина… — вполголоса обратился он к помощнику, — возможно, настал наш час, а может, и нет. Пока мы живы. Возможно, всё обойдется, и это будет самым великим открытием на нашем веку. Хлебнем по чуть-чуть?

Он потянулся за флягой, оглядывая гигантский борт чужого корабля уже без суеверного страха, хотя и с почтением. Его «Пеликан» рядом с кораблем из Бездны выглядел так, как выглядит мелкая собачонка рядом с мохнатым мамонтом. Или того меньше.

— Ш-ш-ш-ш… — успокаивающе шипело море.

— Ув-ууув! — пела уходящая вдаль вьюга.

На «Пеликане» чему-то смеялась команда.

И только чужой корабль молчал, возвышаясь глыбой над снежным сейнером, будто холм над рыбацкой гаванью.

Вернувшись на «Пеликан», шкипер отправился вниз, в кают-компанию, где его ожидал чай и любопытные взгляды команды.

— Что там, шкипер?

— Крепко влипли? Или всё в порядке?

— Да-да, во что это мы врезались?

— Когда пойдем дальше?

Команда волновалась, потому что неопределенность иногда хуже любых даже самых плохих вестей.

— Ну, влипли мы не слишком. А вот дальше пока не пойдем. И знаете почему? Потому что врезались очень удачно. А во что — попробуйте отгадать. Кому получится — даю три гульдена.

Вот теперь в глазах команды мелькнул азарт. Три гульдена, или тридцать талеров, столько простой моряк зарабатывал за целый сезон ловли. Понятное дело, каждый желал попытать счастья, и со всех сторон наперебой посыпались версии. Шкипер прикрыл ладонями уши, давая понять, что не намерен слушать всех разом, и добавил условие:

— От одного человека — одна попытка. Начнем с того, кто по левую руку, и дальше по порядку, а то начинает казаться, будто я гуляю по рынку в воскресный день, и меня окружают галдящие торговки. Давай, малыш, — обратился он к самому молодому матросу, — попытай счастья.

В общий кубрик ввалился помощник, слышавший весь разговор. Ему казалось, что шкипер ничем не рисковал, предложив такое пари.

— Ну, не знаю… Если это не скала, то, может быть, просто камень?

— Во-первых, скалы — те же камни. Во-вторых, просто камень не может удержаться на поверхности. В общем, не твоя сегодня удача. Следующий!

— Не камень, не скала, тогда, может быть, суша? Какой-то берег, к которому нас прибило ветром?

— Следующий!

— Дрейфующий ледяной остров?

— Дрейфующий бараний хвост. Следующий.

— Огромное дерево?

— А разве деревья могут расти не на суше?

— Ну, я имел в виду, что налетели на сушу, а врезались в дерево. Которое на самом краю… А что?

— Ничего. Дальше давай…

Помощник усмехнулся, но тут прозвучало:

— Мы врезались в другой корабль?

Всё же не зря говорят, что у ловцов снейков звериное чутье, иначе — как обнаружить косяк под слоем снега? А старшина ловцов на «Пеликане» был как раз из таких, — старых, опытных, привыкших доверять чутью. Можно сказать, он даже не раздумывал над ответом, слова сами соскочили у него с языка.

— Верно, Боно! Другой корабль. Свои монеты получишь у Вейвула, как только закончим тут все дела.

— А какие у нас могут быть дела? Отцепляемся и идем дальше… Постой-ка! Папаша Ло, что это за корабль, если вокруг ни звука? Его покинула команда? Он наш? Рыболов? Или торговец? Или вообще из страны Рагнан? Только как он сюда добрался… Разве что буря…

— А вот такой корабль. И даже не из Рагнана, а из более далекого края… Вот только что он и как называется — не понятно. Предлагаю тому, кто укажет его название, ещё два гульдена, да ещё пять — если кто-то пояснит, откуда он, и что произошло с командой. Правда, для этого вам придется взойти на борт. А борта у него высокие. Вы таких и не видели.

Помощник только и мог, что часто моргать, слушая, как мастерски уводит команду от черты паники капитан.

— В общем, ребята, решайтесь. Дело верное. Мы осмотрели сноуборд, он в порядке, можем отцепиться хоть сейчас, но любопытство сгубило ворону, а я любопытен как три вороны сразу. Семь монет на кону.

— Дело верное? — нервно играл пальцами кто-то из матросов, — тогда отчего вы сами не прочли названия и не влезли на борт?

— Я же говорю, борта у него высокие. Нужно брать кошку и закидывать. А с названием… Ну, как увидите, сами поймете. Только, чур, как на палубу выйдем, не пищать, как крысы, будто я вас обманул. Всё по-честному. Есть корабль. Нет названия. И нет понимания — откуда он, и что с экипажем. Как?

— Идёт!

— Готовь монеты, за кошками дело не станет! — понеслась моряцкая бравада.

— Вот и славно. Отправляйтесь, ребята, наверх, а я пока чайком побалуюсь. Стар я карабкаться по высоким бортам.

Матросы, опережая один другого, кинулась из кубрика на палубу. А Папаша Ло уселся основательней за осиротевший стол, принявшись, как и обещал, тянуть чай, заодно прислушиваясь, что происходит наверху.

А там было чего послушать. Вначале всеобщий стон. Он непроизвольно вырывался у всех, кто выходил на палубу. Затем нерешительное топтание и нестройные голоса, потом команда отправила вниз старшину ловцов. Он явился, слегка побледневший, но держался молодцом.

— Что, Боно? Решили, Папаша Ло умом тронулся, монеты раздает налево и направо? Легкого серебра захотелось? Нет уж, давайте, покажите, чего стоит слово моряка. И торопитесь, управиться нужно до вечера.

— Но это не корабль, — протянул Боно. — Это какое-то чудовище! Оно совсем не из нашего мира. Явилось из-за края Великой Бездны!

— Я тоже так думаю, — запросто согласился с ним шкипер. — Но если ты не считаешь его кораблем, то свои три гульдена не получишь. Смекаешь?

— Смекаю, — поскреб затылок рыболов, взвешивая, чего ему больше нравится — получить прибавку к заработку, или уйти подальше от вещи, вселявшей страх. Золото перевесило. — Мы поднимемся и узнаем, что там да как.

— Вот и замечательно. А чтобы и других подзадорить, схожу с вами. И если название и всё остальное удастся открыть мне самому, то плакали ваши денежки, остальные семь гульденов, ясно? Поднимайся и передай команде, о чем мы толковали.

Ещё через несколько минут шкипер с помощником поднялись на палубу, вторично восхищаясь и страшась одновременно размерами и формами гигантского корабля из иного мира. Команда сбилась в кучу возле мачты и думала, как же им поступать дальше. Похоже, мысль о предстоящей награде никого не согрела. Зато и для страха осталось мало места.

— Давайте сюда кошку и топор, — нарочито небрежно сказал шкипер, — пока вы тут топчитесь, схожу, гляну, что там и как.

Как ни странно, но этим он приободрил и сам себя, неожиданно почувствовав, как уходят тревоги и суеверный страх. Ну, корабль. Ну, огромный. Ну, может быть из каких-то очень дальних земель. Мало ли чего на свете случается? Мир велик, и вполне может быть где-то там, ближе к тому его краю, где рождается Снег, есть неизведанные земли, где строят такие вот корабли. А то, что он без сноубордов… Может, они там, на краю Снега, как-то по-другому умеют по морям передвигаться?

С детства шкипер, как и любой другой житель Снега, знали, что мир начинается с Великой Темени, откуда приходят снежные валы, которые наполняют затем море, текут по миру, а после проваливаются за край Великой Бездны, которой мир заканчивается. К Темени он не ходил, но знал, что до неё больше, чем сотня дней пути. Экспедиции, отправленные туда, возвращались крайне редко. На десяток ушедших кораблей приходилось один-два, вернувшихся обратно. И выжившие матросы рассказывали про ужасы голодного плавания, про то, как постепенно тускнеет свет и воздух наполняется таинственным гулом и свистом, который присутствует в пространстве день и ночь. И то, как ночь становится неодолимой, потому что из Темени на снежный простор вырываются настолько сильные ветра, что движение вперед становится невозможным. На картах это выглядело как неровная линия, очерчивающая границу мира с одной стороны.

Зато шкиперу удалось в молодости попасть в экспедицию к Великой Бездне, к другому краю мира. Палубным матросом ушел он в то плавание, а вернулся мачтовым старшиной, потому что именно его отвага и смекалка спасли корабль от верной гибели, когда ветер занес их на такую волну, откуда открывалась страшная пропасть, в которую падали и падали снежные валы. Папаша Ло, которому в ту пору это имя совершенно не подходило, первый вышел из оцепенения и пошел наверх, снимать паруса, а за ним потянулись другие. В итоге, поломав два из четырех сноубордов, корабль удалось развернуть и отвести от пугающей бездны. Но он запомнил её на всю жизнь. Огромный, от горизонта до горизонта, голодный рот, распахнутый в вечном зеве, поглощающий весь снег их мира, а может быть, и сам мир заодно. Ведь всему рано или поздно настаёт конец.

Накинуть трос с трехлапым якорьком на фальшборт таинственного корабля ему удалось лишь с третьего раза. Всё же высота в пять этажей — если кому вздумалось бы строить такие высокие здания — это вовсе не ерунда. Хотя там, куда он добросил кошку, расстояние оказалось меньше, метров девять.

Первым взобрался самый молодой матрос, и скинул сверху веревочную лестницу, используемую на сейнере как шторм-трап. Шкипер пошел вторым, за ним старшина ловцов, потом уже остальные. Внизу остались лишь помощник и двое матросов, на случай всяких неожиданностей.

Когда они вскарабкались наверх, и собрались у борта, оглядываясь на кажущуюся отсюда игрушечной скорлупку «Пеликана», шкипер поднял руку и сказал:

— Не думаю, что нас бы пустили сюда, если бы желали зла. Мне представляется, это просто корабль, поэтому — меньше страха, больше любопытства, держитесь настороже, но не теряйте возможности узнать то, чего никто больше не узнает. Трое на бак, трое на ют, и двое со мной в трюм. Поднимите сюда три фонаря, по одному на каждую группу.

Уверенные и понятные всем распоряжения сделали своё дело. Люди перестали дрожать и ожидать каждую секунду какой-то страшной каверзы. Как только помощник отправил им полностью заправленные керосином фонари, они отправились в поиск. Возможно, в жизни матросов это был самый захватывающий со времен детства, — когда на чердаках покинутых прибрежных хижин они искали сокровища морских кочевников. Или когда лезли, пугаясь каждого звука и даже собственного дыхания, в каменные пещеры, где на стенах углем и сажей были нарисованы странные фигуры.

Корабль был одновременно и чердаком и каменной пещерой. Тем миром грёз, который приходит во снах, когда страх переходит в любопытство, любопытство — в искус, а искус — в ощущение счастья.

Здесь отсутствовали запахи. Будто всё вымерзло много лет назад. Люди тоже отсутствовали. Хотя когда-то явно пребывали на корабле, о чем сообщала то оброненная курительная трубка странной формы из странного красного дерева, то длинный рыбацкий нож, воткнутый в разделочную колоду, да там и оставленный. Ещё — следы рук на якорном вороте, точно такие, какие образуются на колодезных воротах. Гладкие, отполированные множеством прикосновений. Шкипер представил себе эту картину — десятка два матросов, вертящих ворот, чтобы поднять гигантский якорь. Только цепь обрывалась, и никакого якоря теперь не имелось и в помине, что было к лучшему, иначе корабль давно ушел бы на дно. То с кормы, то с носа корабля доносились короткие восклицания. Матросы постепенно обрастали уверенностью и деловитостью.

— Смотри! Что это за инструмент? Хитрая штука! — восклицал кто-то, подняв над головой странный прибор, состоящий из зрительной трубы и прикрепленной к ней полукруглой шкалой.

— А это что? Оружие? — недоверчиво тянул хитрое приспособление, напоминающее длинный деревянный шест с широкой лопастью на конце другой матрос.

— Сабля! Ну, и хороша же! — третий со свистом рассек воздух потускневшим клинком с наборной рукоятью.

Всё новые и новые находки будоражили. Все втайне начинали думать о таинственных сокровищах, находящихся в недрах корабля. Эта мысль легко читалась в глазах матросов и в их всё более уверенных жестах. Но шкипер искал нечто иное.

Крюйт-камера. Орудийная палуба. Пушки с горками ядер и с банниками, уложенными на специальные полки вместе с ветошью и сосудами с притиркой. Он видел такое лет двадцать назад, во время войны с Полосатыми Островами. Ему пришлось участвовать в той войне в должности младшего канонира. Вот и ещё доказательство, что экипаж тут, несомненно, был. И это никакие не демоны, а простые люди, сродни его матросам. Промасленная тряпица с отпечатком чьей-то пятерни. Шкипер приложил свою пятерню и усмехнулся:

— Моя-то побольше будет!

На полу — ни одной царапины от орудийных полозьев. Значит, корабль не принимал участия в боях. На стене — какая-то картинка, чьё-то лицо в обрамлении белого сияния, какие-то слова. Странно, но слова казались знакомыми, просто написанными какими-то невероятными буквами.

— Эй, Боно, ты у нас ученный, частенько забегаешь в хранилища редкостей. Иди-ка сюда! — позвал он старшину ловцов. — Как, по-твоему, что это такое?

— Ого! Старые письмена! Так писали предки, морские кочевники. Сейчас, попробую разгадать…

Некоторые буквы были знакомы, а вот некоторые представляли собой странные закорючки, тем не менее, спустя время, они смогли прочесть первое слово.

— Хранитель! Наверное, это их Бог, или Ангел, которого моряки просили о заступничестве в долгом плавании!

— Смотрите, Папаша Ло! А это морские карты!

Ловец высыпал на широкий стол несколько бумажных свитков, где изображались очертания суши, расчерченные на квадраты. Вот только очертания были совсем незнакомыми.

— Так они что же? Действительно приплыли из другого мира? И это их земли, их острова, их моря?

— Наверное. Прихвати с собой. Идем дальше.

— Я-то прихвачу. Но только что-то мне не нравится, — неожиданно насторожился ловец.

— А кому тут может понравиться? Это ведь как попасть в страшную сказку и побродить по ней, пока не вернулись чудовища. Хотя лично я убедился, что никакие они не чудовища, а такие же, как мы с тобой, люди…

— Не в этом дело, капитан. Корабль. Он шевелится, он оживает. Слышите? За бортом поднялся ветер. Его паруса спущены, вернее, там остались какие-то лохмотья, но всё равно, корпус слишком большой, ветер сможет вмять его в снег.

— Хорошо, пойдем быстрее. Если он провалится в море, я никогда себе не прощу, что не попытался понять все его тайны. Мне кажется, здесь мы найдем ответы на многие вопросы. А вот и то, что я искал. Капитанская каюта.

— Вы думаете, там сокровища?

— Я в этом уверен! — воскликнул шкипер, выковыривая замок широким рыбацким тесаком. А когда дверь распахнулась, благоговейно выдохнул, — вот они!

— Что? Что там? Украшения? Монеты? Камни? — протиснулся вслед за капитаном третий участник их маленького отряда, услыхав слово «сокровища».

— Нет. Книги.

Шкипер обвел каюту взглядом. На стене висел портрет — на этот раз не Бога, не ангела, а простого смертного, вероятней всего — портрет капитана корабля. Это был человек, чем-то похожий на шкипера. Такой же прищуренный чуть уставший взгляд, такие же выцветшие брови. Вот только цвет лица темнее. Капитан был изображен сидящим в кресле посреди цветущего сада. А вот сад был под стать райскому. Солнце заливало зеленую лужайку, на которой выставили круглый стол с резными ножками. С пушистого остролистного дерева свисала ветка, на которой сидела раскрашенная во все цвета радуги птица с длиннющим хвостом и хохолком на голове. Шкипер никогда в жизни не встречал ни таких деревьев, ни таких птиц. Ни такого яркого солнца.

— Это их мир, — положил на плечо руку старшина ловцов. — Наверное, там всегда тепло, и вьюги не рыщут в поисках жертв круглый год.

— Да, это их мир. Но где он находится? И отчего так отличается от нашего? Ведь не могли же они упасть с неба?

— Они могли прийти вместе с рождающимся снегом. Из-за края мира. С другой стороны Бездны.

— Гляди, Боно! Тут целый альбом!

Под руки шкиперу попалась толстая скатка рисунков, бережно обернутых в парчовую ткань. Каждый рисунок открывал кусочек странного и далекого мира, такого непохожего на мир Снега.

— Гляди, это их корабль! Вот, черные борта и три мачты! Только он…

На очередном холсте уверенной талантливой рукой был нарисован корабль, который плыл совсем по другому морю. Синему, живому, наполненному движением совершенно других волн — тягучих, плавных, с пенными гребнями. Вокруг корабля была вода. Много воды. Столько, что её хватило бы, чтобы полностью залить мир Снега.

— Им не нужны сноуборды. Они скользят по воде. У нас дети пускают корабли в лужах в теплые деньки. А у них, наверное, дети катаются по снегу на полозьях, как наши корабли. Мир наоборот!

— Но как это случилось? Отчего их мир — такой, а наш — совсем другой? Они что, живут прямо у нас под ногами? И ходят вниз головой? Ведь мир — плоскость, под которой пустота… — высказался матрос. — Все знают — с одной стороны Великая Темень, с другой — Великая Бездна…

— Возможно. Всё возможно, — задумчиво протянул шкипер, вглядываясь в следующий альбомный рисунок.

Группка детишек лепила из снега какое-то странное существо, похожее на снейка, — на двух больших шарах третий, маленький, только вместо зубастого рта и огромных глазниц маленькие глаза-пуговицы, палка-нос и вычерченная детской ручонкой улыбка. А на голове веселого существа — жестяной горшок. Ещё вместо длинных плавников — две короткие руки, в одной из которых метла. Дети смеются. Снег идет. Но это всё равно другой мир и другой снег. Не такой, что способен замести дом до крыши всего за минуту. И в небе уже светлеет в разрыве туч солнечный диск.

А потом шкипер наткнулся на другие книги. Только книги те были странными: страницы зажаты тяжелыми кожаными переплетами, которые инкрустированы разными узорами и прошиты медными нитями. Вдобавок ко всему, книги были прикреплены прочными стальными кольцами к стальной же цепи из достаточно крупных звеньев. Шкипер ковырнул ножом, но понял, что разрезать стальную цепь не получится. А она запиралась на массивный замок, ключа от которого нигде не было видно.

— Надо же, капитан берег свои книги лучше, чем прочие сокровища каюты, — усмехнулся Боно.

А шкипер замер. Потому что ему враз открылись все тайны мира. Рисунок был настолько четким и доходчивым, что дал ответ на все вопросы.

— Что это? — Пока матрос рыскал по каюте, проверяя каждую щель в поисках драгоценностей, и уже умыкнул в карман завалявшийся под столом перстень с кроваво-красным камнем, Боно распахнул глаза, вкушая вместе со шкипером невероятный плод тайных знаний.

— Это как печенье в форме ореха, жена моего помощника их печёт по праздникам. Вначале выпекают две скорлупки, затем вливают внутрь сладкую патоку и соединяют вместе. Получается подрумяненный орех. Только тут одну скорлупку сдвинули на треть, и получилась фигура… Фигура нашего мира! Смотри, Боно! Если бы мир был целым, он был бы похожим на шар. Но его половинки отчего-то сдвинулись! Если мы вверху, и у нас мир Снега, то он движется к краю, и падает с огромной высоты вниз, и там превращается в воду! И в мир той, другой половинки, он попадает в виде воды. Представляю, какой там водопад. Это похуже нашей Великой Темени. У нас просто лезет и лезет снег, подгоняемый ветром, а у них — вода…

— Страшно даже представить!

— Ты подожди, это не всё… Смотри дальше! Вот, вода, попадая в их мир, движется к другому краю…

Рядом раздался отчетливый скрип. Корпус гиганта дрогнул и поехал в сторону. Сразу же послышались крики поисковой команды.

— Шкипер! Корабль движется! Он оседает в море! Пора уходить!

Матрос, быстро поняв, что за опасность им угрожает, тут же выскочил из каюты, прихватив первое, что попалось под руку. Какую-то большую кружку с изогнутым тонким носиком. Старшина ловцов ухватил шкипера за руку и пытался вывести наружу. Но шкипер уже был зачарован тем, что ему открылось, и продолжал листать книгу, вышептывая слова и фразы.

— Пора уходить! Мы проваливаемся в море!

— Сейчас, сейчас, — словно в горячечном бреду частил Папаша Ло. — Смотри! Море движется, и доходит до края, это их Великая Бездна. И там рушится вниз, и пока летит к нам, превращается в снег. Потому он и рождается в Великой Темени. Только отчего снег и вода не залили и не засыпали пространство между сдвинутыми половинками… Ах, вот что! Они нарисовали, будто мир вращается! Что за ерунда… Неужели это всё взаправду? Снег не просто валится, его сдувает движением… Ага. Вот ещё. Внутри сдвинутых скорлупок мира какой-то огонь. Мы будто подогреваемся изнутри… Ну, точно, шахтеры говорили, что под землей становится всё теплее и теплее, а мы думали, что это близость ада. Если их половинка изнутри подогревается сильнее, то…

— Уходим, капитан! — Ловец перевязал талию шкипера веревкой, распахнул окно каюты и с ужасом увидел, как приближается поверхность моря. Из того, что говорил шкипер, он ничего не слушал и не понимал.

Море подступало, стало видно, как помощник шкипера отвел сейнер от обреченного корабля, и теперь, распластавшись по поверхности, цепляясь за раскиданные во все стороны шторм-трапы, к сейнеру ползут матросы и ловцы.

— Вот оно как… Дневник капитана. — Шкипер нашел следующее сокровище, и раскрыл его наугад. — Двадцать седьмой день пути. Течение ускоряется, ветер стих. На море штиль. Есть опасность, что мы совершенно собьемся с курса…

Ловец, обвязав вокруг себя другой конец веревки, выполз из иллюминатора на снег и тоже пополз. Оседание корабля замедлилось, но было ясно, что это ненадолго, и вскоре всё закончится.

— Эй, на сейнере! Шкипер остался в каюте, сам я не могу его вытащить. Поскорее несите все-все веревки!

Умничка Вейвул, — недаром Папаша Ло каждый раз брал его помощником, чувствуя, что из того выйдет добрый капитан, — подвел снежный сейнер впритирку к борту корабля и принялся отчаянно звать шкипера. Но ответа не было.

— День сороковой. Оправдываются самые худшие опасения. Корабль несёт к Великому Водопаду. По моим подсчётам, осталось всего пару дней, чтобы исправить ситуацию, я приказал спустить шлюпки и тащить корабль на мускульной тяге…

Команда сейнера собрала веревки и канаты. Помощник порывался кинуться в иллюминатор в каюту корабля-пришельца, но Боно его удержал. Потому что успел увидеть блеск в глазах шкипера, когда тот читал записи о другой стороны мира.

— Это не поможет. Будем надеяться, что нам хватит длины веревки вытащить Папашу Ло.

— Но отчего вы просто не захватили с собой все эти книги?

— Они сделали это раньше. Можно сказать, книги захватили нашего шкипера. Сейчас он пьянее всех пьяных и не управляет собой… А ещё, их просто невозможно вытащить… И знаешь, Вейвул, я понимаю нашего старика. Потому что там…

— Что там? Что? Он же погибнет!

— Значит, там есть то, ради чего можно погибнуть.

Корабль ещё на полметра ушел в море, и снег наполовину закрыл иллюминатор.

— Взялись! — скомандовал помощник. — Разом! Разом! Разом!

Но шкипер этого не слышал, он читал и читал, даже не понимая, что его только что протащило сквозь снег, и отломки деревянной рамы впились в широкие плечи, что он оказался снаружи каюты, а корабль вместе со всеми тайнами навсегда исчез с поверхности.

Единственное, что он смог прихватить с собой, — свиток с рисунками чужого мира. И горсть вырванных косо листов из капитанского дневника. Вот только ему всё равно никто не поверил. И прочие капитаны долго смеялись над историями про сдвинутые скорлупки мира, про мир, где в морях вместо снега вода. Про мир, который находится по ту сторону Снега. Мало ли, чего только не выдумает старый моряк, ушедший на покой.

И только дети верили Папаше Ло, когда собирались поиграть на снежной поляне перед его домиком. Ведь старик научил их делать смешного снежного человечка с метлой в руке и глазами-пуговицами. А сам в это время сидел у камина, укрыв пледом колени, рассматривая большой корабль, мчащийся по бесконечному лазурному морю. И даже не понимал, отчего же вдруг по щекам его нет-нет да и катилась старческая скупая слеза. Ведь это тяжко — быть единственным, кто знает, как устроен мир, и что он намного больше, чем думают все-все остальные.

Дети всё играли. Им было весело. И ещё они мечтали.

— Когда я вырасту, стану капитаном! И поплыву далеко-далеко!

— А я поплыву ещё дальше!

— А я дальше дальшего!

— А я до Края Мира!

А потом старик услышал волшебную фразу.

— А я поплыву за Край! В другой мир, пор ту сторону Снега!

И слёзы его исчезли…